Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

kafedralnye / 4-2. Историография / Лекции / 3. Историография 27.02.08

.doc
Скачиваний:
43
Добавлен:
16.04.2015
Размер:
120.32 Кб
Скачать

13

Лекция № 3

ИСТОРИОГРАФИЯ

27 февраля 2008 год

Информация по историографии отечественной, т.е. славистике, которая будет переживать после Второй мировой войны, с которой дело не так просто обстояло из-за участия в ней Балканских стран. И естественно будет идти речь о том, что же происходило в национальных историографиях. Понятно, это не новость, что каждый этап, каждое время накладывает отпечаток на издание печатной продукции. Для наших исторических исследований, которые привлекают наше внимание, что касается уровня выполнения работ, то его пока оставим в стороне.

Для военных и первых послевоенных лет, показателен научный аппарат всё той же книги упоминавшегося и в прошлый раз, автора Н.С. Державина «Славяне в древности», культурно-исторический очерк. Помните, что в прошлый раз упоминала о его книге, вышедшей в годы войны 1943 года, книга-брошюрка. А это монография «Славяне в древности» культурно-исторический очерк 1947 года. Так если посмотреть на это издание, что обращает на себя внимание? Содержащиеся отсылки к литературе, библиографические справки можно разделить на два раздела, две категории. В первую категорию книг, на которую ссылается Державин, это дореволюционные книги, нередко компилятивные. Даже в своё время, как принято считать, не делавшая погоды в науке эта Державинская монография в большей мере опиралась на научно-популярную не притязавшую ни на какую концептуальную оригинальность историю польского народа, того же, о котором говорила Смоленского. Вообще-то в скобочках надо писать Грабенского, или наоборот. Когда он не пояснил в своей предыдущей работе, которая в русском переводе появилась в начале 20 века в 1910 году.

Примерно аналогичном образом, изданном Гополитиздатом в 1947 году в славянском сборнике, фактически материал о возникновении западно-славянских государств был почерпнут в славянский сборник 47 года, и там присутствуют статьи тех же известных авторов, и того же Зденека Ниедле.

Фактически материал о возникновении западно-славянских государств в большей мере опирался на книгу Успенского Фёдора Ивановича «Первые славянские монархи на западе». Но почему о них говорю, поскольку свет увидела эта монография «Первые славянские монархи на северо-западе» в 1872 году. Славянский сборник у нас появился в 1947 году. Кроме того, здесь небезынтересно упомянуть о том, что вообще-то эта книжка первая «Первые славянские монархи на северо-западе», которую в далёком 1872 году 19 века издал в будущем ставший известным византинистом Успенский, писал он её будучи студеном 3-4 курса. Книжка была хороша, особенно для своего времени и для возраста автора.

Возникает вопрос, чем можно объяснить предпочтения наших славистов, если они привлекают для своих будто бы новых трудов такую литературу? Здесь ничего не должно удивлять. В межвоенные годы, как я уже говорила, каких то серьёзных трудов на славянскую тему практически не появлялось.

Новые издания 1920-30 годов зарубежные, в том числе чехословацкие, польские, за редким исключением в наши библиотеки не попадали. А если и попадали, то отношения к ним было, мягко говоря осторожным, двойственным. Поскольку можно было оказаться в не очень приятной ситуации. Если этот автор или сказал уже что-то не очень благовидное о Советском Союзе или его руководителях, значит тому, кто использует эту книжку, не поздоровится. С большой опаской воспринимали литературу, которая могла появиться в наших библиотеках. Поэтому выходило так, что ссылаться и использовать литературу старую, далёкую от современной политики, спокойней, безопасней.

Вторую категорию библиографических справок, представленных в тогдашних советских работах, составляли ссылки на официальные советские издания, в первую очередь на произведения классиков марксизма-ленинизма, на партийные и правительственные документы. Без таких ссылок практически было не возможно представить себе работу тех лет.

Конечно, цитаты необходимо было подвергать селекции, поскольку здесь тоже надо было очень чётко отслеживать политические перемены. Тогда уже никому не приходило в голову ссылаться, допустим на тост за здравие Гитлера, произнесённый Сталиным в 1939 году. И Сталинские слова насчёт того, что немецкий народ любит своего фюрера. Но раньше не только приходило в голову, но считалось даже обязательным.

Если цитата не утрачивала своей политической значимости, то не следовало задумываться над её смыслом, а лучше было бы ею руководствоваться и на неё ссылаться. А доказательств по этому поводу от вас никто бы не потребовал. Тут возникали конечно курьёзы с этими цитатами. Примером того как “классическое”, принадлежащая классикам марксизма-ленинизма высказывание решительно перевешивало всю существующую информацию, служит казус с рабочими советами как органами народной власти, которые якобы в польском Домбровском угольном бассейне возникли в ходе революции 1905 года. Дело в том, что в своё время об этой рабочей инициативе, о создании этих советов в Домбровском угольное бассейне написал в одной из своих статей Владимир Ильич Ленин. Написал, как он обычно это делал по горячим следам, очень широко распространив эту информацию, и к ней естественно все прислушивались. Но когда потом, не знаю кому это в голову пришло, исследователи попробовали выяснить подробности как всё это происходило и развивалось в Домбровском угольном бассейне по части создании Советов, вообще не нашли никаких сведений о том, что был такой опыт. Никаких Домбровских советов, ни в источниках, ни в другой литературе не нашлось, за исключением этой ленинской цитаты.

Возникает вопрос, а где нужно искать истоки, откуда Ленин почерпнул эту информацию? Похоже на то, что, учитывая ситуацию, Ленин просто доверился какому-то слуху, и тут же этот слух, поскольку этот слух удовлетворял его по степени важности, решил эту выдумку включить в свою статью, и дальше она получила своё распространение. Но в такую ситуацию при этом попали все историки, которым приходилось сначала ссылаться, а потом убедившись, что не существует в природе источника информации об этих советах, приходилось как то замалчивать или не обращать внимание.

Вот такое бывало: раз так сказано в ленинской статье, значит сомневаться не позволительно. Усомнился – не подавай виду. Тут, к сожалению, не приходится как-то скрывать, что партийные документы и ссылки на суждения марксизма-ленинизма ещё долгое время в нашем славяноведении оставались нормой. Но и не только у нас. Но что касается ссылок на устаревшие “буржуазные” труды, то постепенно крепло понимание того, что это не солидно и что пришло время самим браться за работу более серьезную и разрабатывать собственные подходы и свои исследования.

Одним из первых шагов на пути к этому стала развёрнутая с конца 1940-х работа, развёрнутая сотрудниками института славяноведения, университетскими славистами по подготовке академических очерков по истории отдельных славянских стран. Первая публикация о чём я говорила, стала История Польша. Несмотря на то, что у нас история Польши и Болгарии помечены годом выхода 1954-м, все-таки первенствует История Польши. Вообще работа над этим томом была довольно трудной, нелегко удавалось собрать и обобщить обширный материал. Мало того, что такая работа требовалась, необходимо было осмыслить собранный материал под определённым углом зрения, под углом зрения марксистко-ленинского учения. Подготовка этого первого тома Истории Польши рассматривалось руководством института славяноведения как своего рода эксперимент, и поэтому налагала особую ответственность на исполнителей.

Потом опыт полонистов при работе над этим начальным томом Иистории Польши был учтён славистами при выпуске следующих томов истории славянских стран. Поэтому не ограничились составлением проспекта, и обсуждением в авторском коллективе, как можно было предположить, это обычная практика.

Осенью 1950 года в институте славяноведения было созвано большое представительное совещание, на которое пригласили польских историков-марксистов или тех, кто декларировал преданность марксизму. Совещание длилось на протяжении двух дней, тогда руководил этим тогдашний директор института Греков Борис Дмитриевич. В его выступлении содержалось, что- то об отчёте о работе вверенного ему Института славяноведения (Инслава). А пригашённые, Жанна Карманова и др.поляки в ответ рассказывали о том, как в народной Польше марксистко-ленинская идеология развивается, приживается, и как развивается в новых условиях историческая наука в дружественной славянской стране. Этот взаимный обмен любезностями не исключал всё таки ощутимого сторонами, в большей мере стороной польской неравенства этих сторон. Подразумевалось, несмотря ни на что, что польские историки, даже приняв участие в этом совещании высокого ранга, учатся у своих более идеологически подкованных советских коллег. Задача советских славистов была в том, чтобы помочь коллегам стран народной демократии перевести их историческую науку на рельсы новой для них идеологии.

Затем выступил тогда молодой ещё Илья Соломонович Миллер, после выступления Грекова, как раз от лица составителей этого проспекта, и познакомил собравшихся с основными идеями этого проспекта по созданию истории Польши. Тогда Миллер занимался преимущественно ранним новым временем, специально остановился по этой причине на барщинно-крепостнической системе 16-17 веков. Надо подчеркнуть, что эта проблематика и тогда, и сейчас до 21 века вызывает очень острые дискуссии. Чем отличается нынешнее время от времени тогдашнего, от подходов второй половины 50-го года? Тогда вопрос не казался докладчику Миллеру столь сложным и спорным. По его словам существо барщинно-крепостнического строя: нашло чёткое раскрытие в трудах классиков марксизма-ленинизма.

Представьте себе, что вот эта сложная проблема над которой бились не одно десятилетие историки марксисты и наследующие им нынешние историки, вот тогда она была сформулирована так элементарно. Этого оказалось достаточно для уровня 50-го года.

Без тени сомнения Миллер объяснял слушателям, что именно процесс развития базиса феодального общества в конечном счёте предопределил собой упадок польского города, слабость центральной власти и прочие неприятности. И что как раз здесь лежали предпосылки будущего падения Речи Посполитой.

И дело здесь пожалуй было не в самоуверенности Миллера, тогда еще молодого ученого. Дело в том, что среди большинства тогдашних славистских историков в то время царила уверенность в том, что с помощью марксистко-ленинских установок и методологии, в частности на основе учения о базисе и надстройке, можно с легкостью решить самые запутанные проблемы. И главное и печальное, что не требуется дальнейшей конкретизации и подтверждение выдвинутых ими тезисов. В результате на основе обсуждения в проспект были внесены какие-то поправки, ну а сам проспект вынесен на суд широкой учёной публике, опубликован в Кратких сообщениях. Затем развернулась работа над реализацией этого проекта. И в конце концов этот первый том выходит в 1954 году.

К тому времени выхода первого тома стало ясно, что материал уложить в два тома, а поначалу планы были таковы, что этот обширный материал в этом первом фундаментальном издании академического института славяноведения, этот материал в два тома уже не помещается. Так, издание из-за думанного двухтомника превращается в трёхтомник. Тех, кто занимается историей Польши, наверняка больше знакомы с трёхтомником. Но трёхтомник, как покажется странным, обрывается июлем 1944 года. Если вы помните историю Польши, это как раз в преддверии Варшавского восстания. Тут сыграли свою сложную роль чисто политические соображения.

Дело в том, что пока шла работа над этим изданием, в стране произошли большие перемены. Умирает Отец народов - Сталин, а в 1956 году, как известно на 20 съезде партии, Хрущёв выступает с знаменитой речью о культе личности Сталина.

После этого очередное событие, встряска во всём славянском мире, события в Венгрии. События в Венгрии имели больший резонанс, нежели события 1956 года в Польше. Но, невзирая на это, тема уже достаточно далёкого июля-августа 1944 года, то есть тема Варшавского восстания оставалось злободневной, с другой стороны весьма щекотливой. В проспекте можно было даже не упомянуть о восстании, а от выступления советской армии в июле 1944 года, в результате которого от гитлеровцев была освобождена значительная часть Польши, можно было сразу переходить к построению основ социализма в Польше. Но одно дело проспект, другое дело книга. В тексте книги обойти молчанием Варшавское восстание, его характер, причины, причины поражения было просто немыслимо. Поэтому завершение инславовский трёхтомник истории Польши победоносным наступлением июля 1944 года.

Конечно, с научной точки зрения вот так оборвать, по сути выглядело нелепостью. Чтобы как-то сгладить эту явную недороботку, страусиную в чем-то политику, решили позднее доработать, и в 1961 году появляется продолжение трёхтомника, 4й том, вышедший под другим названием «Очерки по истории народной Польши». Где, понятно уже с учётом нового времени всё было подано чрезвычайно политизировано, тенденциозно, но всё же освещались события конца 1944 года и последующих лет.

Но что касается Варшавского восстания, как ни поразительно, оно и туда не попало. Это восстание выпало из фундаментального академического издания истории Польши. Варшавское восстание как бы оказалось между 3 и 4 томом. В 3 о нем еще не сказали, а в 4 томе уже не сказали. Вот так ловко извернулись. В 3 томе закончили наступлением Советской армии. А в 4 томе начали сразу с построения основ социализма.

Что касается истории Чехословакии, вышла она в период 1956-61 годов, но оказалось только 3-х томником. История Польши такая 3+1. Здесь уже работа шла уже легче. Здесь опыт с историей Польши помог. Кроме того, тогда на заре становления института славяноведения Владимир Иванович Печета написал «Краткую историю Чехии», и это тоже подготовило плацдарм для работы над историей Чехословакии в середине 1950-х годов.

Вышедшие тогда в середине 1950х годов истории Польши и Чехословакии, Болгарии несли на себе очевидный отпечаток времени. По прошествии полустолетия были пересмотрены многие оценки, подача материала изменилась, но все таки до сих пор, когда мы говорим о таких обобщающих трудах, мы не сбрасываем со щитов эти как принято считать фундаментальные исследования, поскольку там фактический материал собран воедино, и это как хорошо разработанный и собранный справочник. Также как мы обращаемся ко многим справочным материалам типа энциклопедии, где многие статьи по объему своему соответствуют монографии. Если помните, в исторической библиографии я говорила, что было незавершенное у нас издание энциклопедия «Гранта», где некоторые статьи действительно представляли собой отдельный том.

С другой стороны понятно, что эти фундаментальные издания института славяноведения в то же время демонстрировали уровень исследований периода 1940-50 годов. Пусть там были ошибки и недочёты, но это было то, что единственное было накоплено тогда. Тогда новые статьи и книги можно было сосчитать по пальцам, что касается истории чешской, словацкой или польской.

Приходится признать, что западные славянские студии в Советском Союзе развивались довольно сложно. Были тогда свои трудности и провалы. По большей эти трудности, ни что иное как производная от того грубого вмешательства политики и идеологии в науку. Как быть в таком случае историкам? Ну что есть, то есть. Каким бы ни было состояние отечественной исторической литературы, именно с ней нам приходится иметь дело, а начинающим славистам тем более.

Во-вторых, общий баланс наших тогдашних западно-славянских изысканий, при всех имеющихся огрехах и недостатках, всё-таки представляется наиболее положительным. В качестве такого примера хотелось бы сослаться на цикл работ, посвященных трансформации феодального общества в общество буржуазное. Хронологически цикл охватывает примерно полтора столетия, от 18 века включая первые две трети 19 века. Сюда входили исследования социально-экономического характера, и политического, и исследования, разрабатывающие историко-культурные проблемы. Появилась эта серия с 1974 года, ее стал выпускать Институт славяноведения под названием «Центральная и юго-восточная Европа в эпоху перехода от феодализма к капитализму. Проблема истории и культуры». И судя по названию, можно понять, что здесь подразумевается всё вместе взятое.

Что нам подсказывает это название? Что сюда входили исследования, касающиеся не только западного славянства. Здесь всё-таки юго-восточная Европа. Исследования польской, чешской, словацкой тематики выходили в этой серии на первый план, они доминировали в этом издании. Некоторые из сборников были специально посвящены этой тематике, как например освободительное движение народов австрийской империи. Причём два выпуска под этим общим названием вышли в 1980 и 1981 году.

Также «Польша на путях развития утверждения капитализма» этот сборник вышел в 1984 году.

В этой же серии опубликована монография нашего ленинградского-петербургского специалиста по истории Чехии Александра Сергеевича Мыльникова «Эпоха просвещения в чешских землях. Идеология, национальное самосознание и культура» вышла в 1977 году.

К этой же книге примыкают и его книги о деятелях этого самого чешского просвещения, как мы чаще говорим национального возрождения чешского, о Йозефе Юнгмане, о Павле Йозефе Шафарике, это всё Мыльников, там где Чехия там Мыльников.

Та же проблематика анализировалась в ряде других российских изданиях. В их числе книга Ларисы Акимовны Обушенковой. Когда говорят Обушенкова, тут иногда по звучанию фамилию несколько сокращают, и Лариса Акимовна превращается в Обушенко. Я даже видела Абушенко. И примерно название книги, называется «Королевство польское в 1815-1830 годах. Экономическое и социальное развитие». И я гадала: неужели две похожие фамилии, и книжка судя по всему та же, потому что там не было указано расшифровки на такую ссылку.

Интересна книга тем, что там на материале польских земель, вошедших по решению Венского конгресса в состав Российской Империи рассмотрена хозяйственная и прочая ситуация накануне восстания 1830 года. Действительно подход весьма любопытный, такой не совсем традиционный для предшествующей нашей отечественной историографии.

Ещё одним достоинством этой книги Обушенковой было то, что автор не замыкалась в рамках этого указанного ею довольно небольшого хронологического отрезка, а постаралась проследить динамику первоначального накопления капитала и других социальных процессов предшествующей эпохи. Так что, когда мы видим такие непродолжительные годы, не будем обманываться, что автор может себе позволить выходы за пределы рамки. И здесь со стороны читателя, скорее всего должны быть не претензии, а именно отмечен плюс, поскольку мы получаем такой материал, рассмотренный в процессе.

Безусловного внимания заслуживает также монография Иван Ивановича Костюшко «Прусская аграрная реформа. К проблеме буржуазной аграрной эволюции Прусского типа», это уже 1989 года книга. Если вспоминать историю Польши, прусский вариант там освобождения крестьянства, как быть с несчастной шляхтой, которая лишается этих крестьян, и отдавать ли землю безвозмездно или за какие-то деньги?

Вы смотрите на название, и думаете, что делает здесь эта книжка, если речь идёт о прусской аграрной реформе? Это обманчивое впечатление. И первое, не напрасно эта книга выпущена под грифом института, тогда уже славяноведения и балканистики. Тогда уже переименовали в 1969 году. Речь в книге идёт прежде всего об отмене личной зависимости крестьян, о порядке выполнения крестьянами феодальных повинностей в Силезии, в Великой Польше, Восточном Поморье, то есть тех польских землях, которые оказались под властью Пруссии. Вот поэтому Пруссия у нас ключевое слово. В данном случае читаем Пруссия, а понимаем, что Польша там присутствует. И это определяет наш интерес.

В процессе изучения конкретных форм, какие на этих территориях приобрело развитие, капитализма по так называемому прусскому пути, когда господствующее положение крупному юнкерскому хозяйству, Иван Иванович Костюшко сделал упор на тех общих закономерностях, которым было подчинено аграрное развитие стран к востоку от Эльбы. Проблема сложнейшая, поскольку на протяжении всех лет, если не сказать десятилетий, существования и деятельности отечественной славистики, но дело в том, что советская славистика была шире. Были захвачены наши союзные республики, ныне независимые государства или страны содружества, и в том числе страны дружественные социалистические. Выходил тогда под другим названием ежегодник «Аграрная история восточной Европы».

Эта проблема второго закрепощения, и эта проблема пути аграрного развития стран восточнее Эльбы являются одной из ключевых для понимания объяснений для себя того исхода, к которому пришли многие славянские страны в новое время. Точка здесь отнюдь не поставлена. Пишут много, но понять оказывает непросто. И я тоже ухожу от этой темы в курсе истории Польши, хотя при новом заходе, по нынешнему учебному плану на историю Польши выделено больше времени.

Чтобы не вдаваться в перечень других отечественных работ на тему формирования буржуазного общества, скажу о другой проблематике. Монография Иван Ивановича Удальцова «Историография чешского национального возрождения. Новейшие чехословацкие и советские исследования (1950-80 годов)». Книга вышла в 1984 году.

Аналогии: говорим Мыльников, подразумеваем Чехия, но у него эпоха просвещения в чешских землях. А у Удальцова – историография чешского национального возрождения.

Основательность труду Удальцова придавало то обстоятельство, что автор сам не одно десятилетие изучал проблематику чешского национального возрождения. Еще в 1951 году он выпустил книгу «Очерки по истории национально-политической борьбы в Чехии».

Перу Удальцова принадлежали соответствующие разделы в «Истории Чехословакии», которая вышла в период с 1956 по 1961 годы в Институте славяноведения (инславское издание).

Второе достоинство в том, что Удальцов как никто другой знал литературу вопроса. Он не один год был советником при советском посольстве в Праге, и по долгу службы, знакомясь с тамошней прессой, внимательно учитывал все то, что никому другому было попросту недоступно, и тем же нашим славистам, которые заседали в самом важном учреждении – в Московском Институте славяноведения (Московский Инслав).

В том числе, Удальцов мог пользоваться и изучать малотиражные и провинциальные публикации на возрожденческую тематику, которые до наших библиотек попросту не доходили.

Сейчас совсем худо обстоит дело с пополнением наших библиотек новейшей и хотя бы новой литературой. Разорваны контакты.

Поэтому Удальцову повезло.

В Кракове можно прийти в библиотеку со своим паспортом, и тебе выдадут читательский билет. Правда это платно. Последний раз платила 8 злотых. 100 злотых примерно 1 тыс. рублей. 10 злотых – 100 рублей, 1 злотый – 10 рублей, 8 злотых – 80 рублей.

У нас легче налаживаются отношения с Польшей, чем с Чехией.

Удальцов был в Чехословакии и в 1968 году. Он приветствовал ввод войск стран Варшавского пакта в Чехословакию, когда был поставлен крест на Пражской весне. Это его характеризует отчасти и положительно, потому что он отрекся от своих убеждений и в 1980е годы, считал правильным отношение советской политики к чехословацким «ревизионистам и контрреволюционерам». Эти политические свои собственные оценки Удальцов перенес и на научную деятельность видных чехословацких историков, которых он характеризовал в своей монографии. Таким образом он подходил к книгам Йозефа Вацека и Франтишка Грауса. Т.е. мы лишний раз убеждаемся, что даже такие великолепные по уровню исполнения научные историографические труды не свободны от субъективизма. И всегда приходится об этом помнить.

Вскоре после выхода этой книги, последовала очередная книга Удальцова «Историография революции 1848-49 годов в чешских землях». Вышла в 1989 году.

Основное место в книгах Удальцова доминирует разбор чешских статей, публикаций и источников. Для чехов деятельность Йозефа Добровского, Франтишка Палоцкого и других будителей – это свое национальное прошлое. Именно они этим прошлым более активно занимаются, чем исследователи других стран, в том числе и наши отечественные слависты.

Но такая констатация отнюдь не означает, что нашим славистам уготовано быть историками второго сорта в том случае, если они занимаются историей какой-либо страны. Напротив, при изучении тех или иных проблем, тех или иных источников нередко удается существенно дополнить, скорректировать те наблюдения, которые были сделаны национальной историографией. И здесь вполне выигрышно выглядит пример Мыльникова, Удальцова, Лацевой. Эти исследователи пользуются большим авторитетом, их воспринимают с большим почтением в Чехии. Мыльников к сожалению умер. Удальцов и Людмила Павловна Лацева здравствуют.

Не лишена оснований мысль о том, что взгляд со стороны имеет свои преимущества. В любой национально-историографической традиции обнаруживают себя стереотипы, от которых обычно иностранец более свободен. Это как со свидетельствами иноземцев, которые мы разбирали. Бесспорным остается наблюдение: отделять послевоенное развитие в нашей стране от исследований по истории западного славянства, от развития исторической науки в самих западно-славянских странах если и допустимо, то только с большими оговорками. Предпочтительнее было бы рассматривать эти процессы в их неразрывном единстве.

Важно не упускать из виду тот факт, что в СССР, а под его воздействием и в Чехословакии и Польше, движение исторической мысли осложнялось, затруднялось на каждом шагу существованием авторитарного политического строя. Поэтому такие политические потрясения как разоблачение культа личности Сталина в 1956 году, разгром Пражской весны в 1968 году, введение чрезвычайного военного положения в Польше 13 декабря 1980 года оказывались важными рубежами динамики историографического процесса.

Что касается введения военного положения в Польше. 1980 год. Уже прошло 28 лет. А разработка этой проблематики разворачивается именно сейчас. Публикуется первый толстенный том источников, касающихся этих событий 13 декабря 1980 года. Разработка проблематики велась подспудно давно. Для того, чтобы такой том выпустить, нужно было проделать огромную работу.

Что касается общего контура перемен в национальных историографиях и в историографии Советского Союза, то он довольно четко обрисован в нашем учебнике. Придется вам заглянуть в него. Обратите внимание на сложное взаимодействие науки и политики, взаимодействие различных научных тенденций на материале некоторых наиболее ярких с этой точки зрения проблем. Иллюстрацией такого рода может служить Гуситская проблематика.

Ян Гус и вообще гуситское движение – краеугольный камень в чешской истории, эта проблематика всегда вызывала интерес. Если посмотреть на традиции чешской историографии, то это нас возвратит к опыту Франтишка Палоцкого, поскольку традиция Палоцкого акцентировала в гуситской истории конфессиональные и национальные аспекты. Но тут возникает вопрос терминологии. Как обзывать это? То ли гуситская революция, то ли гуситское движение. Гуситская революция в том случае, если мы ее понимаем как политический переворот. Все зависит от того, какой смысл мы вкладываем в избираемый нами термин.