Арт-М ЗАО 2014 весенний семестр / Уч-к Галерейное дело / с142

142 Галерейное дело: Искусство в пространстве галереи

вкусе может быть речь, если галереи идут на поводу у потребителя. А потребитель сам не знает, что ему надо, поскольку приобретает карти­ну только с коммерческой целью.

Если художник не член Союза художников, он бесправен. Он не может контролировать галерейщика и не знает, кому и куда продана его картина, в чьи руки она попала и за какую цену. Если, например, ремес­леннику все равно, что будут держать в сделанном им кувшине — вино или яд, то художник остро чувствует отрезанность от своих работ и правовую незащищенность. Когда-то Матисс назвал Амбруаза Волла-ра, скупавшего картины импрессионистов, работорговцем. В подобное же рабство попадают художники к галерейщикам и сегодня. Конечно, всегда можно сказать: хочешь быть свободным — не связывайся с га­лереями. Но ведь каждый художник знает, что он не может идти на ры­нок и продавать свои картины. Стояние в очередях за хлебом вряд ли доставляет кому-нибудь удовольствие. Однако другого способа купить хлеб нет. Может быть, так и проявляется свобода рыночных отноше­ний? Может быть, так и нужно?

Я против того, чтобы галереи закрывать, но свобода должна быть всеобщей, а не только для ловких предпринимателей, случайных в сфере искусства, отмывающих деньги живописью. Надо разрешить все виды коммерческой деятельности, и тогда, может быть, многие галерейщики займутся, например, перепродажей недвижимости или начнут играть на бирже. Некоторые откроют бакалейную торговлю или уедут на ал­мазные прииски в Намибию. Теперь, когда дело налажено, трудно пе­реквалифицироваться снова в обычного авантюриста. В нашей стране парадоксов легче продать и купить душу, чем частную собственность. Заметим, что бизнес на картины у нас сразу стал легальным, а почти все торгово-закупочные кооперативы были закрыты. Галерейщиков спасла вуаль культурной деятельности, которой они прикрылись. Но надо помнить, что король по-прежнему гол. Вспомним, что в странах свободного рынка галереи опекаются государством, кое-где они не платят налоги. Европа прекрасно знает, что настоящее искусство да­леко не всегда и не сразу приносит доход. У нас же галерейщики все делают на свой страх и риск и ведут ежедневную жесткую борьбу за выживание любыми способами, но предпочтительно такими, которые приносят неплохие доходы. Вспоминаются слова из знаменитого рома­на М. Булгакова, сказанные Иешуа о Марке Крысобое: «С тех пор, как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств».

Складки поля искусства 143

КЕРАМИКА ЮРИЯ ПЕТРОЧЕНКОВА*

В шестом же часу настала тьма по всей земле, и продолжалась до часа девятого.

От Марка, 15, 33

Ветеран питерского андеграунда Юрий Петроченков хорошо изве­стен как график и керамист. Последнее время он полностью посвятил себя керамике, демонстрируя бесконечные возможности в окружности тарелки и в овале фарфорового яйца.

Таким образом, заняв круговую оборону, художник концентриру­ет в небольшом пространстве свой художественный императив, неза­висимый и критичный. Сам смысл тарелки предопределил некоторые темы творчества. На блюде подают еду — Петроченков преподносит острые и крепкие яства, сдобренные сочной и даже черной шуткой, не­аппетитный смысл которой вызывает у зрителя реакцию очищения.

Порой кажется, что материал не выдерживает такой адской кон­центрации, дает трещины и разломы. Во рту хрустят кости, ломая при этом зубы и вышибая челюсти. Тарелка пробивает череп, раздваивая сознание. Скрежет битого фарфора пробирает до костей (на одной из своих выставок Петроченков установил магнитофон с записью реаль­ного скрежета битого фарфора).

Зритель узнает себя среди разбросанных на тарелках черепков. Созерцание превращается в самоедство. Ритуальный каннибализм как преодоление самого себя — своего тела и сознания.

Афористичность художественного языка мастера иногда выглядит грубостью, но на самом деле — это лишь меткое попадание в смысл. Лихость слова, сказанного вовремя.

Изобретательный анатом, Петроченков создает достоверную вер­сию строения вещества. Нити и ленты материи в прихотливом струе-нии обозначают объемы. Ленточная память пространства как запечат-ление навечно бывшего в нем тела. Или как погребальное облачение евангельского Лазаря, сброшенное им при воскресении. Освобожден­ная душа прощается навсегда и прощает свое грешное тело.

Сумерки социального эксперимента, окружающие художника, как и временная смерть Лазаря, будут напоминать потомкам о себе много-

* Суворов Н. Керамика Юрия Петроченкова // Русская мысль. 1991.31 мая.