Религии Востока_Учебные материалы_Словари / Накорчевский Синто
.pdf60 |
А.А.НАКОРЧЕВСКИЙ.Синто |
Тоётама-химэ (Дева Обильных Жемчужин, или Богатая Душой) и, как Одиссей на острове нимфы Калипсо, забывает в объятиях прекрасной супруги обо всем. Лишь через три года он вспоминает о цели своего путешествия. По приказу морского царя рыбы находят крючок, а крокодил (sic!) в целости и сохранности доставляет Хоори-Ямасати-Сора-цу хико на берег. С собой он привез крючок, который после наложенного на него морским царем проклятия должен принести несчастье старшему брату, и две волшебные жемчужины, одна из которых вызывает прилив, а вторая отлив. Как и говорил морской повелитель, старший брат после получения крючка обратно становился все беднее и беднее. Считая причиной своих несчастий младшего брата, он напал на того. Тогда Хоори-Ямасати-Сора-цу хико сначала чуть не утопил Ходэри-Умисати с помощью волшебной жемчужины, вызывающей прилив, но когда тот взмолился о пощаде, спас его, воспользовавшись жемчужиной, отгоняющей воду.
Тут пришло время рожать жене Хоори-Ямасати- Сора-цу хико. Для этого она выходит на берег, ибо, по ее словам, негоже сыну небесного божества быть рожденным в море. Для родов тут же на берегу поспешно строится хижина, но закончить крышу из перьев баклана не успевают — принцесса уже вот-вот родит. Перед тем как войти в недостроенную хижину, она просит своего супруга не смотреть на нее во время родов: «Повсюду в чужих странах люди, когда приходит время родить, приняв облик своей страны рожают. Поэтому я сейчас в прежнем облике собираюсь родить. Просьба моя: не изволь смотреть на меня».
Естественно, супруг нарушает свое обещание не подглядывать и с ужасом видит, как его прекрасная
ГЛАВА 1. Мифология |
61 |
жена превращается в огромного крокодила. Заметив, что супруг подсматривает за ней, принцесса чувствует «ужасный стыд» и скрывается в море, оставив мужу ребенка. Этот ребенок, отец первого японского императора Дзимму, получает незамысловатое имя Амацу хико-Хиконагисатакэ-Угаяфукиаэдзу-но микото, что в полной мере отражает не только его происхождение от «небесного божества», но и обстоятельства самих родов. Имя его в переводе звучит как Небесный Отрок Доблестный Бог Баклановой Крыши, не Настеленной на Морском Берегу.
В завершение этой истории сообщается, что Хоори (Ямасати) Сора-цу хико, который теперь получает имя Хикохоходэми (Явившийся из Огня), прожил 580 лет.
Его сын, женившись на своей тете (sic!), производит на свет пятерых сыновей, последний из которых — Камуямато-иварэ-бико (Божественный Отрок Ямато-Иварэ) и становится в будущем родоначальником императорской династии Ямато — легендарным императором Дзимму.
Стоит обратить внимание, что главным наследником становится не старший из сыновей, а, наоборот, самый младший. Впрочем, это широко распространенный сюжет, известный нам, в частности, по многим русским сказкам.
На этом заканчивается первый свиток Кодзики, посвященный «эре богов». Во втором свитке излагаются уже перипетии «земной» полулегендарной истории (до правления государя Оодзин, 270—310), но по-прежнему божества принимают активное участие в земных делах. Третий свиток, начинающийся с правления государя Нинтоку (313—399) и заканчи-
62 . |
А.А.НАКОРЧЕВСКИЙ.Синто |
вающийся царствованием государыни Суйко (592628), уже можно с большей уверенностью назвать собственно исторической хроникой. Описанные в этих свитках события, несомненно интересные сами по себе, не относятся напрямую к теме нашего рассказа, поэтому желающие могут обратиться непосредственно к первоисточнику, тем более что в последнее время мы получили хороший русский перевод и «Кодзики», и «Нихонги».
В последующих главах мы не раз вернемся к японской мифологии, к текстам этих двух императорских хроник за примерами, иллюстрирующими особенности синтоистского мировоззрения. Следующая же часть нашего рассказа будет посвящена главному понятию синто — нами.
ГЛАВА 2
Японские божества
ками
Теперь, познакомившись с основными сюжетами японской мифологии, к которым мы будем возвращаться на протяжении всей книги, поговорим о действующих лицах этих противоречивых, но тем не менее увлекательных историй — о «божественных сущностях», называемых в синто ками.
Сразу отметим, что в изложенных в первой главе мифах мы познакомились лишь с частью японских ками. Вне сферы нашего внимания остались не только второстепенные персонажи, но порою и гораздо более популярные, чем упомянутые в мифологических сводах «Кодзики» и «Нихонги» божества. Рассказу о них и будет в основном посвящена эта глава.
Мы также попытаемся разобраться, что подразумевали японцы под понятием ками, насколько оно отличается от представлений о божественном в других религиях и что составляет истинные и мнимые особенности японских божеств.
• Мнимые и истинные особенности японских ками
Вернувшись к теории, определим, что синто является по своему субъекту религией общинной, по ко-
64 |
А. А. НАКОРЧЕВСКИЙ. Синто |
личеству почитаемых богов — политеизмом («многобожием»), а по типу отношений между людьми и божествами — религией теантропической («человекобожной»).
Все эти черты объединяют множество религий, существовавших и существующих в разных уголках земного шара в разных культурах. Их часто совокупно именуют религиями «природными» («натуральными») или «примитивными». Я бы не принял эти термины, так как в первом случае мы должны признать, что противоположностью «природных» («натуральных») религий будут религии «искусственные» («ненатуральные» или «сверхъестественные»?), а второй явно имеет уничижительный оттенок, которого я предпочел бы избежать.
Представления о коми в синто как общинной религии
Особенностью общинных религий, как мы говорили в предисловии, является то, что в них нет официально утвержденного и сведенного воедино подобия катехизиса («кредо»). Соответственно, нет и ясных определений отдельных понятий, что позволило бы нам (и прежде всего самой традиции) выстроить их в четкую систему. Поэтому мы не находим в синто «канонического» определения тому, что есть коми. Условно принимаемое в качестве такового и потому широко цитируемое мнение филолога и мыслителя Мотоори Норинага относится лишь к XVIII в. и, по сути, является просто общепринятым истолкованием, а не официально утвержденной догмой.
На эту общую для религий такого типа особенность накладывается еще и японское своеобразие. Во-первых, практически вплоть до XIX в. синто не
ГЛАВА 2. Японские божества нами |
45 |
только не было объединено в единое подобие церкви, но и не имело общенационального культового центра, существуя в виде отдельных локальныхтрадиций, часто весьма слабо связанных между собой. Во многом это определялось особенностями политической истории страны.
Дважды предпринимались попытки создания |
еди- |
||
ного, поддерживаемого |
государством |
подобия |
цер- |
кви — в X в. и в конце XIX в. Оба раза |
синто исполь- |
||
зовалось в политических |
целях в качестве идеологии, |
призванной обосновать право на власть императорской фамилии. Оба раза существование синто как единого культа было очень недолговечным для того, чтобы оказать серьезное влияние на формирование единых подходов.
Когда же — ив том и в другом случае — императорская система правления терпела крах, тут же распадалась и искусственно созданная по идеологи-
ческим мотивам |
система государственного |
культа |
на основе синто. |
Само же синто возвращалось |
в свое |
естественное состояние общинной религии, |
которому |
||||||
не были свойственны какая-либо |
систематизация и |
||||||
организационная |
иерархия, |
вся же официальная |
регу- |
||||
ляция |
сводилась |
к церемониям, |
проводившимся при |
||||
дворе |
(так |
называемое |
«императорское |
синто»}. |
|||
В этом несистематизированном |
состоянии |
синто |
|||||
продолжает |
существовать |
и поныне, образуя |
при- |
чудливый конгломерат культов местных и заимствованных божеств с достаточно условным признанием главенства родоначальницы императорского рода богини солнца Аматэрасу.
Во-вторых, несомненным препятствием для однозначного истолкования синто в целом и отдель-
3 Синто
66 |
А.А.НАКОРЧЕВСКИЙ. Синто |
ных его понятий является, в частности, общая для японской культуры нелюбовь к абстрактному философствованию, неоднократно в той или иной форме отмечавшаяся и самими японцами, и иностранными исследователями. По сравнению, например, с Индией тяга к религиозно-философским построениям в японской культуре гораздо слабее. Из уст в уста уже как легенда передается случай, когда синтоистский священник в ответ на вопрос изощренного в теологии католического прелата о том, как в синто думают о Боге, сказал: «А мы танцуем».
С этой особенностью также связана характерная для японской культуры в целом и возведенная в эстетический принцип недосказанность, незавершенность, намек. Это стремление избежать однозначности истолкования, оставляя тем самым возможность для бесконечного перелива смыслов и значений, столь ценимая поклонниками японского искусства, имеет и свой минус — препятствует ясному пониманию и истолкованию тех или иных понятий. В то же время отсутствие четких границ между, скажем, «своим» и «чужим» намного облегчает процесс заимствования, который сам по себе стал неотъемлемой чертой японской традиции.
Представления о нами в синто как политеистической религии
Вторая особенность синто как религии политеистической связана с тем, что здесь, в отличие от монотеистических религий, божеств коми множество. И если эта многочисленность коми сама по себе редко вызывает удивление, то многие книги западных авторов о японских религиях начинаются с констатации того необычного факта, что в сознании ря-
ГЛАВА 2. Японские божества коми |
67 |
дового японца сосуществуют боги различных конфессий.
Иногда такая эклектика провозглашается уникальной особенностью Японии. Несомненно, по сравнению с современным Западом или Ближним Востоком ситуация весьма необычная. Однако стоит отвести завороженный взгляд от Японии чуть в сторону, как обнаруживается нечто сходное. В Китае на домашнем алтаре вы увидите изображения даосских, буддийских и конфуцианских божеств. То же самое
ив Корее. Однако не спешите с выводом, что это — особенность дальневосточной культуры. Двинувшись на восток или юг от этого ареала, вы будете все время встречаться с чем-то подобным. Если в Китае вам скажут, что «три учения (даосизм, буддизм, конфуцианство) суть одно», то в Непале вас будут уверять, что индуизм и тантризм (мистическая разновидность буддизма) одинаковы, в Индонезии на острове Ява Аллаха почитают наряду со всеми богами индуистского пантеона, а во Вьетнаме христианство смешалось с культом местных божеств. И никто в этом никаких противоречий не видит, как не усматривает их
ияпонское религиозное сознание. Вот только добравшись до Европы и Ближнего Востока, мы обнаруживаем четкое деление на «своих» и «чужих», да и то не всегда.
Так что же, перед нами региональная специфика всей Евразии за исключением стран Средиземноморья и тех, кто находится под их непосредственным влиянием? Попробуем проверить эту гипотезу и совершим мысленное путешествие во времени, скажем,
вэллинистические времена. И что же, в городах Греции и Италии мы видим храмы, посвященные сирийской богине Атаргатис, персидскому Митре, египетской Изиде, которые стали почти такими же
68 А.А.НАКОРЧЕВСКИЙ. Синто
«своими», как Зевс и Юпитер, Афродита и Венера. Так что легкость заимствования иностранных богов объясняется не загадочностью азиатской души, а типом доминирующей религиозной традиции. Если это монотеизм («единобожие»), наиболее последо-
вательно |
воплотившийся |
в иудаизме, христианстве |
и исламе, |
то в них нет |
места не только «чужим», |
но и «своим» богам — возможен только один, все остальные суть «демоны». Религии же политеистические в принципе открыты — если появляется божество, особо умелое в контролировании какой-либо сферы, а следовательно, и способное оказывать эффективную помощь в ней, то оно признается и охотно почитается.
Позволю себе длинную цитату из отличного эссе Ф. Блумфилд «Книга китайских верований» (F. Bloomfield. The Book of Chinese Beliefs), в котором очень хорошо передается отношение к богам в политеистических религиях:
Предпочтение, отдаваемое почитаемым божествам, является абсолютно личным. Бывает так, что семья имеет своего собственного любимца или что в какойто местности есть божество, считающееся особо влиятельным. Некоторые считают, что лучше несколько расширить круг почитания с тем, чтобы в особых случаях иметь возможность обращаться к более широкому кругу божеств, тогда как другие рекомендуют ограничиться одним или двумя и установить с ними что-то вроде постоянных клиентских-отношений. Выбор может зависеть и от того, что происходило раньше. Если одно божество оказалось полезным в моменты кризисов в прошлом, то, несомненно, к нему обратятся и в следующий раз. Если же оно не смогло помочь, то не сомневаются, что эту работу выполнит какой-нибудь другой бог.
ГЛАВА 2. Японские божества ками |
69 |
А вот слова известного актера театра кабуки Накамура Китиэмон (1886—1954):
Я верю, что каждый ками имеет свои уникальные способности. Поэтому я хожу на поклонение богине Бэндзайтэн1, моля о хорошем голосе, к Киёмаса-ко2 для обретения несгибаемости духа, и если заболеваю, я поклоняюсь либо синтоистскому ками, либо буддийскому божеству в зависимости от характера недомогания.
Синто-буддийский симбиоз
Так что, как мы видели, присутствие «иностранцев» среди ками отнюдь не уникальная черта синто, казавшаяся бы удивительной, если бы мы сравнили эту религию с христианством или исламом. Но вот особые отношения синто с буддизмом действительно необычны, и их уже нельзя объяснить типичными свойствами синто как общинной или политеистической религии. И дело не только в количестве заимствованных буддийских божеств, ставших весьма популярными в Японии наряду с местными ками, а в том, что буддизм заполнил собой целую лакуну в мировосприятии японцев, взяв под свой контроль все, что было связано со смертью и загробным существованием.
О конкретных причинах происшедшего, обусловленных неприязненным отношением синто ко всему, что связано со смертью, мы поговорим чуть позже. Здесь же отметим, что это объединение отнюдь не было механическим смешением, а настоящим симби-
! Божество индо-буддийского пантеона, ставшее в Японии одним из так называемых «семи богов счастья» (см. ниже).
2 Реальное историческое лицо, известный своим мужеством князь Като Киёмаса (1562—1611), впоследствии обожествленный.