Семененко_Образ России в мире для Стреловой

8

Семененко Ирина Станиславовна, доктор политических наук,

ведущий научный сотрудник ИМЭМО РАН

Образ России в современном мире

Формирование положительного образа России в мире неслучайно декларируется сегодня в числе важных политических задач. Развертывание к середине текущего десятилетия многочисленных инициатив по формированию имиджа страны при участии или под патронажем государства можно рассматривать в контексте осмысления итогов и подведения черты под периодом радикальных трансформаций в российской социальной и политической истории. Этапной вехой на пути целенаправленного вовлечения ресурсов государства в такую деятельность принято считать появление в июне 2000г., в начале первого президентского срока В.В.Путина, «Концепции внешней политики РФ», в которой была сформулирована задача «содействовать позитивному восприятию России в мире, популяризации русского языка и культуры народов России в иностранных государствах»¹. Под эгидой Российского гуманитарного научного фонда проводятся исследования различных аспектов образа России в мире и механизмов его формирования², а также представлений самих россиян о своей стране и о своей национально – цивилизационной идентичности.

«Образ», согласно словарю Даля, означает вид, очертание предмета либо его изображение, портрет, подобие; «образ» может трактоваться и как сущность, порядок, расположение, устройство вещей. Многозначность понятия предопределяет настоящее богатство однокоренных слов и производных словосочетаний и выражений разного смыслового и эмоционального содержания – от положительного (образцовый, образный, образование и т.п.) до сугубо отрицательного (образина, образчик). Так и понятие образа страны отмечено многозначностью содержания, и далеко не всегда оно соответствует реальному положению дел и объективным характеристикам национального развития. Характер представлений о себе и о своем месте в мире («внутренний» образ страны) оказывает неоднозначное влияние на восприятие страны за ее пределами («внешний образ») и формирует оценки жизнеспособности нации и государства. В то же время позиционирование по отношению к «иному» и соотнесение себя с другими национально-государственными общностями всегда было и остается одной из основ утверждения собственной национальной идентичности.

Употребление как синонимов понятий «образа» и «имиджа», принятое в российской научной литературе, в публицистике и в политической дискуссии, не всегда оправдано. Под первым понимаются скорее представления о стране, существующие в сознании соприкасающихся с ее социокультурным полем групп населения. Они складываются в претендующую на целостность картину – своего рода «портрет». Имидж - англоязычное заимствование, получившее, как и многие другие термины международного политико–экономического лексикона, широкое хождение в условиях вступления России в глобальное информационное пространство. Это понятие описывает ту составляющую национального образа, которая формируется под воздействием направленных на его конструирование политических ресурсов и технологий, в первую очередь тех, что находятся в непосредственном распоряжении государства. В этом смысле имидж является важным, но отнюдь не единственным элементом образа страны.

Появление в российской политической лексике в контексте дискуссии о национальных интересах России и о путях популяризации отечественного культурного наследия понятия «русского мира» ³ свидетельствует о необходимости определения круга тех, кто находится или может находиться в российском культурном поле. Это понятие существует сегодня в разных измерениях – от безгранично широкого, тождественного российскому социокультурному пространству или исторической судьбе, до сугубо технологического, проектного (как поля коммуникации между Россией и российской диаспорой). «Русский мир» как «сетевая структура больших и малых сообществ, думающих и говорящих на русском языке» (определение П.Г. Щедровицкого), является и «способом адаптации России к глобализации⁴. Поиски возможностей укрепления и развития «русского мира» требуют четкой концептуализации его характеристик. Бесспорно, что состояние «русского мира» - неотъемлемая и одна из наиболее динамичных составляющих современного образа России. Разработка механизмов взаимодействия с ним становится вопросом текущей политической повестки дня, одним из перспективных направлений реализации национальных интересов России.

Динамика образа России в контексте мирового развития

В уровне интереса к России в мире на протяжении истекшего столетия наблюдались подъемы и спады, в характере которых можно проследить определенные закономерности. Положение страны, занимавшей «шестую часть обитаемой суши планеты» (фактор территории), обладавшей значительной долей мировых запасов полезных ископаемых и природных богатств (фактор естественных ресурсов) и мощным военным потенциалом, поддерживало, независимо от отношения к советскому политическому опыту, ее статус великой державы, и, соответственно, высокий уровень влияния в мире. Вместе с тем радикальная социальная ломка и реализация беспрецедентного по размаху политического и идеологического проекта позиционировали СССР как «иное» и чужеродное по отношению к основным тенденциям мирового развития образование.

Вместе с тем важным стимулом, поддерживавшим интерес к СССР, долгое время оставалась именно привлекательность провозглашенного советской властью социального проекта. Для многих симпатизировавших Советскому Союзу людей левых политических убеждений он предвосхищал будущее справедливое общество. Исчерпание потенциала развития страны в условиях кризиса мобилизационной модели усиливало восприятие СССР за его пределами исключительно или преимущественно как «чуждого иного».

Заметный рост интереса Запада к происходящему в России, который не раз наблюдался на протяжении истекшего столетия, пришелся на переломные периоды отечественной истории, определявшие выбор (реальный или ожидаемый) вектора развития. Немалую роль играли, как известно, показательные успехи в тех сферах, где шло соревнование за мировое первенство. Достижения в соответствующих областях подавались в СССР как свидетельство эффективности советской общественной системы, а по другую сторону «занавеса» воспринимались как угроза безопасности и поступательному развитию «мира демократии». В силу закрытости информационного пространства Советского Союза уровень интереса к советскому опыту определялся не столько реальными достижениями страны, сколько характером информации о них, транслируемой по специально созданным для этого информационным каналам (Коминформ, Совинформбюро, ТАСС и пр.).

Резкий взлет интереса наблюдался непосредственно после событий 1917г., когда под влиянием и при участии новой власти в ряде стран Европы и Азии появились идейно близкие политические силы, которые, объединившись в Коминтерн, уже к весне 1919 г. выступили своего рода «глобальной альтернативой буржуазному миропорядку». Следующий, хотя и меньший по интенсивности период роста интереса к России пришелся на рубеж 1920-1930х гг., когда были достигнуты первые ошеломившие Запад успехи в области форсированной индустриализации. Именно тогда по миру прокатилась т.н. волна дипломатических признаний СССР, засвидетельствовавшая прочность позиций новой власти и похоронившая надежды эмиграции на скорую реставрацию прежнего режима. Годы войны, особенно после Сталинградской битвы, отмечены ростом симпатий к стране, самоотверженно боровшейся с фашизмом.

В последующем внимание Запада к СССР (может быть, не столь интенсивное, как в годы революции и войны) поддерживалось целым рядом событий, амбивалентных по характеру воздействия на общественное мнение западных стран, таких, как смерть Сталина, «оттепель», кризис 1956 г. в Венгрии, скандал вокруг присуждения Нобелевской премии Б.Л.Пастернаку, полет Ю.А.Гагарина ( превратившего советского космонавта в самого узнаваемого человека планеты) и успехи СССР в освоении космоса и пр.

Брежневская эпоха отмечена заметными всплесками преимущественно негативного интереса, связанного с проблемой еврейской эмиграции и преследованием диссидентов. Удар по престижу страны, в том числе в левых кругах, нанесло силовое подавление «пражской весны» в 1968г. и, в конце следующего десятилетия, ввод советских войск в Афганистан. В свою очередь, власти пытались скомпенсировать это продвижением известных культурных брендов и использованием доступных имиджевых технологий, в первую очередь в работе с группами «друзей СССР».

Бесспорный пик интереса к нашей стране пришелся на последние годы перестройки и начальный этап периода радикальных социетальных трансформаций. За происходившим в России пристально следили не только представители политических элит, но и рядовые граждане за пределами тех адресных групп, которые в силу объективных причин традиционно находились в информационном поле СССР ⁵. Падение Берлинской стены было воспринято европейским общественном мнением как одно из наиболее значимых событий ХХ века, оно символизировало окончание «холодной войны». О заинтересованности в укреплении позитивных, с точки зрения западных интересов, тенденций развития в этот переломный для России период настойчиво напоминало западное экспертное сообщество. В новых условиях вступления России в глобальное информационное пространство и становления информационной экономики все большую значимость для формирования представлений о России на Западе стали приобретать фактор экспорта интеллектуального потенциала и попытки импорта зарубежного опыта. В результате на первую половину 1990-х гг. пришелся пик совместных проектов в науке, культуре и образовании, в деятельности западных НКО и экспертов в России, в изучении русского языка и политической истории страны. Как известно, этот подъем оказался кратковременным. Уже к середине истекшего десятилетия обнаружилась «усталость» Запада от масштабов стоявших перед страной проблем и от непредсказуемости (с точки зрения западного обывателя) ее политической эволюции. Это способствовало поддержанию представлений о России как об «инородной угрозе» стабильному «развитому миру».

Стереотипы и динамические компоненты восприятия России в мире

В складывающемся в мире образе России можно выделить устойчивую составляющую, которая представлена стереотипами массового восприятия, и динамическую компоненту. Эта последняя создается в информационном поле под воздействием тех адресных групп, которые поддерживают интерес к происходящему в нашей стране. На протяжении последнего десятилетия численность таких групп не росла пропорционально открывавшимся возможностям взаимодействия, и более того, на ряде направлений, таких, как изучение русского языка и культуры, наблюдалась устойчивая тенденция к сокращению числа вовлеченных, особенно за счет стран «ближнего зарубежья». Продолжало сужаться информационное пространство, ориентированное на русскоязычную аудиторию на бывшем постсоветском пространстве. Обозначился не только устойчивый вектор падения интереса к России, но и закрепился образ небезопасной и неудобной для повседневной жизни страны. Оказавшиеся за границей соотечественники (согласно данным МИД РФ, всего таковых около 25 млн. человек, в том числе 15 -16 млн. – в странах СНГ) из числа экономических эмигрантов первого поколения самим фактом своего присутствия во многом поддерживали эти представления. Значимым фактором влияния стала разобщенность российской диаспоры и демонстративное нежелание некоторых ее известных представителей поддерживать связи со страной, которую они оставили. На уровне обыденного сознания негативные представления о русских подпитывались регулярно появлявшимися в западных СМИ материалами о криминальном прошлом выходцев из России, о «российском следе» громких криминальных дел и о социальной напряженности в самом российском обществе. В качестве источника негативной информации широко использовались и сами российские СМИ.

Бытование известных и постоянно воспроизводимых в публицистике и научном дискурсе расхожих стереотипов связано с восприятием российской ментальности в присущей Западу системе координат. Поэтому столь устойчивым остается миф о «загадочной русской душе», под который подверстываются любые модели поведения, нерациональные или отклоняющиеся от нормы с точки зрения представителя европейской культуры. Осмыслению этих представлений посвящены труды ряда современных западных русистов, в которых воображаемые характеристики «русского мира» соседствуют с богатым эмпирическим материалом о русском менталитете и о жизни и психологии людей нынешней России. Сам объект анализа – « национальная душа»- не поддается четкому структурированию и бесконечно разнообразен в своих проявлениях. Эти и подобные исследовательские подходы и модели анализа русского национального самосознания неизменно выводят на ее (души) непознаваемость. Между тем пресловутая «загадочность» представляет проблему именно для представителей, протестантской и рационально достижительной западной культуры. Такое восприятие способствует поддержанию привычного образа непредсказуемой и непонятной, а часто и недоступной рациональному пониманию страны. Еще более заметное воздействие оказывают популярные в научной и политической дискуссии оценки трансформаций на постсоветском пространстве в русле, которые ориентируют политическую и экономическую модернизацию исключительно на институты западной демократии (т.н. транзитологическая парадигма). Вне пределов западного мира – в Китае, Индии - складывается иной образ России, основанный на более прагматичном понимании взаимных интересов.

Основные составляющие современного образа России

Национальная идентичность имеет, как известно, ярко выраженное культурное измерение, а образ страны в мире ассоциируется с представлениями о национальных особенностях поведения и мышления, с вершинными достижениями национальной культуры и с возможностями освоения широких пластов культурного наследия, в том числе традиций культуры повседневности и бытовой культуры ( кухни, элементов национального костюма, песенных и танцевальных традиций, народного искусства и др.) за пределами страны.

Согласно мнениям студентов – политологов одного из ведущих российских вузов, выявленным в ходе двухлетнего изучения автором проблемы в рамках фокус-групп, наиболее адекватной для описания место России в мире является метафора «моста» (или «буфера») между Западом и Востоком. Но одной из важнейших характеристик этого «моста» является кризис самоидентификации, отсутствие общенациональных символов и объединяющих общество ориентиров развития.

В числе устойчивых, стереотипных ассоциаций с Россией в ходе исследования упоминались преимущественно мороз, шапка–ушанка, балет, водка, Сибирь, Кремль. В политической сфере такими устойчивыми маркерами оказывались коммунизм, олигархи, коррупция. К позитивным составляющим образа России в первую очередь причислялись такие её устойчивые объективные характеристики, как природные ресурсы (в качестве основного фактора, поддерживающего интерес к России в мире) и богатое культурное наследие. В целом положительно оценивались наличие военной мощи и способность противостоять американскому влиянию. В качестве позитивного фактора в деле поддержания положительного образа страны на нынешнем этапе развития рассматривался авторитет ее политического лидера. Негативный вклад в формирование образа России связывался с проблемами становления демократических институтов и дисфункциями в их работе, с неудовлетворительным качеством социального климата в обществе. При этом, по мнению участников обсуждений, «положительные» и «отрицательные» характеристики образа России в основном уравновешивают друг друга.

Обобщая данные официальных документов (таких, как ежегодные послания Президента РФ Федеральному собранию), экспертных публикаций и интервью, фокус-групп, материалов СМИ, можно выделить наиболее значимые элементы позитивной национальной самоидентификации россиян. Это: - территория («русская земля»);

- природные богатства («кладовая мира»);

- язык;

- религиозные традиции и обычаи;

- духовное и культурное наследие, культурное многообразие и высшие достижения культуры;

- славные вехи российской истории, в первую очередь победа в Великой Отечественной войне;

- общие положительные представления о качествах национального характера (открытость, гостеприимство, нестяжательство и др.).

Содержательное наполнение этих «элементов» формирует «внутренний» образ страны. «Внешний» образ такой страны, как Россия, традиционно ассоциируется с известными культурными явлениями и именами, ставшими символами русского вклада в мировую цивилизацию. В этом смысле культурная составляющая оказывается едва ли не доминирующей в позитивном восприятии образа России в мире. Поэтому масштабные государственные инициативы по продвижению культурного наследия всегда использовались и продолжают использоваться сегодня в качестве проверенного ресурса формирования национального имиджа.

Большое значение приобретают инициативы в сфере образования и культуры. Перспективным механизмом для продвижения позитивной информации и национального культурного опыта может стать сеть культурных институтов, представляющих страну за рубежом ( такие институты успешно функционируют при поддержке государства во Франции, Великобритании, США, Германии и других странах). Не менее важна деятельность некоммерческих организаций, диалог заинтересованных в сотрудничестве представителей различных профессиональных сообществ, интенсивные контакты в сфере образования, расширение других сфер взаимодействия между людьми, в том числе через туризм. Уровень эффективности культурных проектов⁶ в создании позитивного образа страны во многом зависит от узнаваемости пропагандируемых культурных брендов. Но эксплуатация исключительно ( или даже по преимуществу) наследия прошлого чревата опасностью воспроизведения стереотипных представлений о том, что лучшее у России в прошлом. С другой стороны, в пространстве массовой культуры наиболее яркие национальные образцы современной культуры становятся глобальным достоянием, а попытки искусственно «удерживать» их в национальном культурном поле контпродуктивны для ее имиджа.

В ряде стран для создания узнаваемого национального образа успешно используется стабильно растущий в мире интерес к этническим традициям и к сфере этнической культуры. Известны, например, успехи на этом поприще такой страны, как Новая Зеландия: в рамках государственной политики бикультурализма ее культурное лицо определяют сегодня не только традиции белых переселенцев из бывшей метрополии, но и яркие, узнаваемые этнокультурные символы и традиции коренного народа маори (14% населения, 2002г.), чей язык стал вторым государственным. В политической дискуссии самой категории этничности сегодня нередко придаются универсальные объяснительные функции. Национальная идентичность зачастую сознательно подменяется этнической, поскольку с последней связаны более определенные и осязаемые культурные смыслы. Между тем этнокультурная составляющая образа России в представлениях Запада связывается почти исключительно с русской культурной традицией как с традицией государствообразующей нации, причем как в области классического искусства, так и народной культуры. В СССР в само понятие «национального» вкладывалось преимущественно этнокультурное содержание, и этот подход «по наследству» перешел в российскую политическую лексику. В результате историческое российское, советское и современное культурное наследие прочно ассоциируются в общественном сознании Запада с русской национальной принадлежностью. В системе сложившихся представлений о национальной культуре этнические характеристики занимают второстепенное по отношению к социальным место.

В свою очередь, стилевые особенности нашей культуры до сих пор рассматриваются за рубежом как вторичные по отношению к тем идеям, для воплощения которых использовался новый, революционный по форме стиль. Неслучайно самый узнаваемый на Западе период в истории отечественной культуры стал известен на Западе как «русский эксперимент в искусстве»⁷, утверждавший, как казалось, новую социальную роль художника. Он получил впоследствии название «великой утопии». Как считает известный исследователь русской культуры Дж.Биллингтон, директор Библиотеки Конгресса США, ее особенностью всегда была « некоторая перегруженность метафизическими смыслами», а для русского гения характерна «завороженность потусторонними глубинными аспектами бытия»⁸. При этом образы и смыслы, воплощенные в художественном творчестве, в первую очередь в литературе, напрямую отождествлялись и продолжают отождествляться сегодня с реальной российской действительностью. Это связано с особым статусом словесности не только в отображении, но и в формировании национального характера.

Образ России как страны христианской традиции и наследия представляет потенциальную основу для расширения общего с христианским Западом культурного поля. Религиозная составляющая российского культурного опыта рассматривается как восточнохристианская и «близкая», хотя и «иная» традиция. Видимые знаки ее присутствия – не только открытие новых православных приходов в связи с ростом численности российской диаспоры за рубежом, но и появление русских православных икон в католических и протестантских храмах Европы. Значимость религиозной идентичности для самого Запада – в числе тех вопросов повестки дня современной политической дискуссии, которые могут приобрести особое политическое звучание в связи с бурным ростом иммиграции из стран третьего мира и насущной для самого Запада проблемой интеграции инокультурных сообществ. Опыт сосуществования традиционных религий, который является неотъемлемой частью социальной истории России, может быть востребован при условии успешного регулирования проявлений этнической нетерпимости как в очагах потенциальной конфликтности на территории страны, так и в повседневном опыте.

Культура повседневности, бытовая культура - те элементы национального образа, которые оказывают неоднозначное влияние на восприятие России и русских в мире. Представления о «неудобной для жизни» стране с точки зрения принятых на Западе критериев качества жизни широко известны и получили отражение в исторических свидетельствах большинства посещавших ее в разные периоды истории европейцев. Не менее известны и восторженные отзывы об интенсивности и значимости человеческого взаимодействия, о сохранении подлинности и качества общения, обычаев, характера потребления, нетронутых природных пространств и т.п. Неслучайно самым действенным средством формирования положительного образа страны зарубежные собеседники автора в один голос и в первую очередь называли развитие туризма. Тем более что у России огромные неиспользованные возможности освоения таких популярных сегодня форм культурного опыта, как экологический, этнографический и иные формы туризма.

Особенно значимым фактором формирования образа страны представляется в свете таких перспектив повышение качества жизни россиян. Социальную составляющую образа России сегодня отличают показатели социального неравенства, сокращения продолжительности жизни, высокой смертности, деградации системы здравоохранения, распространения алкоголизма и наркомании. Однако негативные представления о качестве социального развития складываются не столько и не только на основании оценки объективного состояния качества жизни, сколько самого факта глубокой социальной дифференциации и стремительно растущего разрыва между низким уровнем жизни и возможностями ресурсного обеспечения качества жизни внутри страны. Не менее значим прочно закрепившийся за российской экономикой образ больного пресловутой «голландской болезнью», связанной с издержками бурного развития сырьевых отраслей национальной экономики. Эти представления возвращают к оценке потенциала инновационного развития как ключевой составляющей динамичного образа страны, которая во многом и определяет стабильно высокий уровень интереса к национальному опыту и позитивную динамику его восприятия. По сути, речь идет об оценке состояния страны в категориях современного, т.е. способного к активной адаптации своих институтов в соответствии с потребностями развития общества.

В политико – институциональном плане Россия обычно рассматривается как часть, хотя и периферийная, европейского культурного поля. Однако в априорно сложившиеся представления об универсальных признаках демократии российский опыт, как известно, не вписывается. Применительно к тем динамично развивающимся странам, которые воспринимаются на Западе в иной культурно-цивилизационной системе координат, таким, как Китай, Индия или Сингапур, такие различия не рассматриваются как непреодолимое препятствие на пути развития. В случае же российской трансформации несоответствия Западу по стандартам правового государства и свободы СМИ, партийного строительства и моделей управления формируют в массовом общественном мнении развитых стран неоднозначные и в основном негативные представления о происходящем.

Другая заметная часть политико-институциональной составляющей образа страны – институт политического лидерства. В глобальном коммуникационном пространстве лидер естественно воспринимается как «лицо» страны. Значимость этого института для формирования представлений россиян о своей стране, как известно, заметно выше, чем на Западе, а авторитет и популярность лидера рассматривается в России как эффективный ресурс продвижения положительного видения страны в мире. Такое представление не лишено серьезных оснований. Но отношение к лидеру внутри страны отнюдь не всегда коррелирует с его популярностью в мире, о чем особенно ярко свидетельствует пример М.С.Горбачева. В западном сознании критика лидера и института лидерства воспринимается как одно из свидетельств незыблемости демократических устоев. Как и в оценке геополитических аспектов образа и роли России в самой стране и за ее пределами, здесь обнаруживаются заметные расхождения с западными политико - культурными стереотипами.

В условиях глобализации вопрос об общем и особенном в развитии демократии и о её национальных характеристиках широко обсуждается в научном сообществе. Тем более актуальной и для России, и для других ведущих субъектов мирового развития становится задача явить миру, следуя изящно сформулированной известным социологом Г.Гачевым мысли, «взаимную дополнительность, как бы разделение исторического и культурного труда между странами и народами». Научное сообщество, со своей стороны, может « описать национальный мир и ум как инструмент с особым тембром в симфоническом оркестре человечества и так продемонстрировать богатый спектр в наличном достоянии современной цивилизации Земли. Возлюбленная непохожесть – этим дорожить надо, это наша общая ценность»⁹. Место России в пространстве межкультурного диалога позволяет выявить некоторые ориентиры на этом пути.