Глава 5. Межэтническое взаимодействие

5.1.Уровни межэтнического взаимодействия – глобальный (мировой, государственный, конфессиональный), локальный (национальный, территориальный) и межличностный.

Межэтнические отношения могут быть проанализирова­ны с разных точек зрения, поэтому изучением проблем, ка­сающихся межэтнических отношений, занимаются многие науки – культурантропология, политология, социология, экономика, история, психология. Мы же ограничимся лишь их социально-психологическим анализом.

Как уже отмечалось в первой части учебного пособия, психология межэтнических отношений занимает особое ме­сто среди ветвей этнопсихологии, так как является состав­ной частью социальной психологии и лишь косвенно связана как с культурантропологаей, так и с остальными отраслями психологии. Не следует забывать, что не существует особых, свойственных исключительно межэтническим отношениям, психологических явлений и процессов: все они являются универсальными для межгрупповых отношений, на которые мы и будем ссылаться в этой части книги. В мировой науке нет четкости в обозначении рассматри­ваемой нами области: термины «межгрупповые отношения», «межгрупповое поведение», «межгрупловое взаимодействие» и даже «межгрупповой конфликт» употребляются почти как равнозначные. Термин «межгрупповой конфликт» не подхо­дит для обозначения всей изучаемой области: хотя конфликт­ные отношения между группами – неотъемлемое свойство человеческого общества, такое же неотъемлемое свойство – сотрудничество и даже интеграция групп. Некоторые иссле­дователи даже в самом конфликте выделяют две основные стадии – конфронтации и интеграции.

Не полностью отражают сферу наших интересов и тер­мины «межгрупповое поведение» и «межгрупповое взаимо­действие». Они подразумевают наблюдаемый компонент межгрупповых отношений, но не включают психологичес­кие процессы и явления, которые непосредственно не на­блюдаются, но играют важную роль в жизнедеятельности индивидов и групп. Например, предубеждения – негативные социальные уста­новки (аттитюды) – не обязательно сопровождаются диск­риминационным поведением. В социальной психологии давно установлено, что между аттитюдами и поведением сущест­вует расхождение, которое получило название «парадокса Лапьера» по фамилии автора знаменитого эксперимента, про­веденного в 1934 г. в США. Обнаруженное расхождение за­ключалось в том, что персонал гостиниц и ресторанов оказывал радушный прием китайцам, путешествовавшим вме­сте с Лапьером по США, но очень многие ответы на письма с просьбой принять китайцев, разосланные исследователем через полгода, были отрицательными.

Дело даже не в том, что предубеждения оказались более негативными, чем реальное поведение. Результаты некоторых исследований показали обратное соотношение. Итак, межэтнические отношения – это не только отно­шения между группами (соперничество либо сотрудниче­ство). В эту область нужно включить и отношения к группам, которые проявляются в представлениях о них – от позитивных образов до предрассудков. В наши дни значительный вклад в понимаемые таким образом межгрупповые отношения вно­сит информация, распространяемая средствами массовой ком­муникации и создающая своего рода «вторую реальность» в субъективном мире человека. Отношения между группами могут возникать и без непосредственного взаимодействия между ними, что не раз обнаруживалось в эмпирических ис­следованиях. Так, среди этнических стереотипов, выявлен­ных в США в начале 30-х гг., наиболее негативными у белых американцев оказались не образы афроамериканца или пред­ставителя какого-либо другого дискриминируемого мень­шинства, а турка, хотя сомнительно, что большинство респондентов были знакомы хотя бы с одним выходцем из Турции. Из всех близких по значению понятий мы выбрали наи­более широкий термин – «межгрупповые отношения». С точки зрения здравого смысла кажется достаточно очевидным, что межгрупповые отношения – это отношения между группа­ми, в том числе между этническими общностями, т.е. отно­шения, объектом и субъектом которых являются группы. Однако многие социальные психологи под межгрупповыми отношениями понимают прежде всего – и даже исключи­тельно – отношения между индивидами как представителя­ми конкретных групп. Такой точки зрения придерживался и британский социальный психолог А.Тэшфел (1919–1982), который все отношения между людьми располагал на кон­тинууме, полюса которого составляют межличностные отно­шения и межгрупповые отношения между представителями конкретных и ясно различимых групп.

Но при такой постановке вопроса практически все отношения между людьми окажутся межгрупповыми. Так как человек одно­временно является членом многих групп, то хотя бы одна из его групповых принадлежностей будет отличаться от групповой при­надлежности людей, с которыми он вступает в контакт: общаться могут люди одного возраста, одного пола, одной профессии, но если они идентифицируют себя с разными этносами, на их взаи­модействие большое влияние будут оказывать как особенности двух групп, так и взаимоотношения между ними. Даже семейный конфликт придется рассматривать как межэтнический, если муж и жена имеют разную национальность, и один из них в пылу ссоры прибегнет к последнему аргументу: «Все вы русские (татары, грузины и т.д.) такие – ленивые, глупые, жадные и т.п.» На самом деле любые отношения одного индивида как представителя группы к другому индивиду как представите­лю другой группы неизбежно приобретают «личностную» окраску, что и порождает такой предмет исследования, как межличностные отношения. Строго говоря, «чистые» меж­личностные отношения, на которые не влияет принадлеж­ность общающихся к каким-либо группам, можно представить лишь как полюс некоего теоретического континуума, на дру­гом полюсе которого располагаются тоже межличностные отношения, но в максимальной степени подвергающиеся вли­янию межгрупповых отношений. А подавляющее большин­ство случаев взаимоотношений между людьми находятся в разной степени отдаленности от полюсов. Одни и те же люди в одних обстоятельствах будут взаимодействовать в большей степени как индивиды, а в других – в большей степени как члены группы. Степень влияния межгрупповых отношений на отношения межличностные зависит от того, насколько включенные в них люди воспринимают себя и других (и/или воспринимаются дру­гими) прежде всего как членов какой-либо группы. Так, члены групп этнических меньшинств часто считают, и во многих слу­чаях совершенно обоснованно, что отношения к ним окружаю­щих основано на восприятии их группового членства, а не личностных характеристик. Например, подавляющее боль­шинство «нерусских» жителей Петербурга (71,6%), опрошен­ных в 1995 г., отметили, что сталкивались с антипатией к себе именно по национальным мотивам . В максимальной степени межгрупповые отношения про­являются в отношениях межличностных, если группы нахо­дятся в состоянии конфликта. Люди старшего поколения, бывавшие в Прибалтике в советские времена, могут вспом­нить, что иногда продавщицы в магазинах или прохожие на улицах «не понимали» обращенных к ним по-русски вопро­сов. Но приезжий из России осознавал, что продавщица, выросшая в многонациональном городе и окончившая со­ветскую школу, просто не могла не знать русского языка. Отказ его использовать отражал сложные межгрупповые отношения и мог рассматриваться как проявление граждан­ского неповиновения эстонцев, латышей или литовцев, стре­мившихся к восстановлению государственной независимости.

Отсутствие единодушия при разграничении межгрупповых и межличностных отношений не случайно. Вполне вероятно, что многие психологи рассматривают межгрупповые отноше­ния не как реальные отношения между группами, а как отно­шения между их членами из-за боязни «потерять» предмет исследования. Действительно, межгрупповые отношения, осо­бенно отношения между этническими и другими большими социальными группами, детерминированы политическими, эко­номическими, культурными процессами, идущими в обществе, и поэтому составляют предмет изучения прежде всего не соци­альной психологии, а других наук – социологии, политологии и т.п. Но и у социальных психологов есть поле для деятельно­сти, только их задача – изучение отражения реальных меж­групповых отношений в сознании людей, прежде всего анализ содержания и механизмов межгруппового восприятия. Исходя из определения межгрупповых отношений как от­ношений между группами, мы будем рассматривать и межгруп­повое восприятие как взаимное восприятие групп, а не отдельных их членов – как групповое образование, обладающее характе­ристиками, отличающими его от восприятия межличностного. Среди них следует выделить, во-первых, структурные харак­теристики: 1) согласованность – высокую степень совпаде­ния представлений членов какой-либо группы о ней самой или чужой группе; 2) унифицированность – высокую степень пере­носа представлений о группе на ее отдельных членов. Во-вто­рых, динамическую характеристику – большую устойчивость (ригидность, консервативность) межгрупповых социально-перцептивных процессов по сравнению с процессами межлич­ностными. И в-третьих, содержательную характеристику – тесную связь когнитивных и эмоциональных компонентов, боль­шую оценочность, чем при восприятии межличностном. Так, согласованными, унифицированными, устойчивыми и эмоционально окрашенными представлениями о группах являются этнические стереотипы, к анализу которых мы еще вернемся.

Феномены межгруппового восприятия детерминированы не только реальными межгрупповыми отношениями и шире – социальным контекстом. Существует и вторая – психологичес­кая – линия детерминации, поэтому необходим учет лежащих в их основе когнитивных процессов. Их рассмотрение следует начать с базового процесса категоризации, с помощью кото­рого люди интерпретируют окружающий мир и свое место в нем. Иными словами, это процесс, приводящий к порождению в сознании человека образа мира . А.Н.Леонтьев, отмечая, что «...проблема восприятия должна ставиться как проблема по­строения в сознании индивида многомерного образа мира, обра­за реальности», подчеркивал, что мерность или категориальность мира суть характеристика образа мира, не имманентная самому образу. Т.е. когнитивный процесс категоризации отражает ка­тегориальность объективного мира.

Пунктом согласия большинства исследователей, принад­лежащих к различным отраслям знаний и теоретическим ориентациям, является подчеркивание важности принципа биполярности, в соответствии с которым протекает категори­зация. Предполагается, что в архаическом мышлении поня­тия рождались парами, так как возникали из сравнения – понятие света появилось одновременно с понятием тьмы, покоя – с движением, жизни – со смертью. Древнейшая система категоризации, основанная на принципе биполяр­ности, сохранила поразительную устойчивость до наших дней. В соответствии с этим принципом происходит и категориза­ция общностей, членами которых люди себя воспринимают («мы»), и тех, которые они не воспринимают своими («они»). Распределение людей по группам, категоризация на «мы» – «они» происходит при построении образа социального мира, если вслед за А.Я.Гуревичем, выделяя универ­сальные, т.е. присущие человеку на любом этапе его исто­рии, но изменчивые по своему содержанию в разных культурах, категории, разделять их на «природный космос» и «социальный космос».

Этнические общности занимают важное место среди множест­ва социальных категорий – социальных классов, профессий, со­циальных ролей, религиозной принадлежности, политических пристрастий и т.п. При построении иерархии социальных катего­рий они оказываются на одном из верхних уровней, вслед за кате­горизацией людей как членов рода Homo sapiens. А по мнению российского историка Б.Ф.Поршнева, эт­нические категории и появились следом за этой глобальной категорией и ее противоположностью (люди – нелюди). Поршнев попытался вывести психологические детерминан­ты межгрупповых отношений из материалов человеческой истории и рассмотреть процессы, связанные с идентифика­цией индивида с группой, начиная с самых истоков станов­ления человечества как социальной общности. Согласно его гипотезе, субъективное «мы» появляется, когда люди по­встречались и обособились от каких-либо «они», т.е. осозна­ли бинарную оппозицию «они – нелюди, мы – люди»: «Первое человеческое психологическое отношение – это не са­мосознание первобытной родовой общины, а отношение людей к своим близким животнообразным предкам и тем самым ощу­щение ими себя именно как людей, а не как членов своей общи­ны».

По мере вымирания и истребления палеоантропов та же психологическая схема распространилась на отношения между группами людей: общинами, родами, племенами. Но и в этом случае «мы» – это всегда люди, а в принадлежности к людям членов чужой группы у первобытного человека могли возник­нуть сомнения . На это указывают и весьма многочисленные этнонимы со значением «люди», например, у многих народов Сибири и Даль­него Востока – нанайцев, нивхов, кетов и др. А самоназва­ние чукчей – луораветланы – «настоящие люди». Отзвук подобного отношения к чужим мы обнаружим и в русском названии народа, который сам себя называет deutsch . В древ­нерусском языке словом немец обозначали как человека, говорящего неясно, непонятно, так и иностранца: чужест­ранцы, не говорящие по-русски, воспринимались почти не­мыми, а значит, если и людьми, то достаточно ущербными.

В концепции Поршнева речь идет о процессах категориза­ции (на «мы» и «они»), социальной идентификации и соци­альной дифференциации, если использовать категориальную сетку британских исследователей А.Тэшфела и Дж.Тернера, получившую широкое распространение в мировой социальной психологии (см. Tajfel , Turner , 1986). Употребляя разные терми­ны, они выдвигают общий психологический принцип, соглас­но которому дифференциация (оценочное сравнение) категоризуемых групп неразрывно связана с другим когнитив­ным процессом – групповой идентификацией (осознанием при­надлежности к группе). Или, по меткому выражению Поршнева: «всякое противопоставление объединяет, всякое объединение противопоставляет, мера противопоставления есть мера объе­динения».

Межэтнические отношения могут быть проанализирова­ны с разных точек зрения, поэтому изучением проблем, ка­сающихся межэтнических отношений, занимаются многие науки – культурантропология, политология, социология, экономика, история, психология. Мы же ограничимся лишь их социально-психологическим анализом.

5.2.Основные межэтнические процессы (миграция, изоляция). Особенности межэтнического общения. Конструктивные и деструктивные пути развития межэтнического общения и взаимодействия. Использование проблем межэтнического общения и взаимодействия в идеологии и политике.

Основными межэтническими процессами являются миграция, которая определяется как, движение людей через границы тех или иных территорий с целью постоянного устройства, относительно длительного или краткого пребывания на новом месте жительства либо приложения труда, и изоляция, которая определяется как, нахождение человека в чуждой ему среде, которая его воспринимает отрицательно.

Что касается возможных форм взаимодействия принимающего этноса и мигрантов, то лучше всего этот вопрос решён в работах московского психолога Г. Солдатовой (Кцоевой). Она предлагает следующую типологию.

Геттоизация. Реализуется в том случае, когда мигрант, прибыв в чужую страну, избегает контактов с принимающей культурой. Это избегание может происходить как добровольно, так и вынужденно. В этом случае мигрант пытается создать свою собственную культурную среду, отгораживаясь от влияния иной культурной среды.

Ассимиляция. Мигрант полностью отказывается от своей культуры и стремится целиком усвоить багаж чужой этнической культуры. Удаётся это далеко не всем.

Промежуточный способ. Заключается в культурном обмене и взаимодействии. Для реализации этого варианта взаимодействия необходимы благожелательность и открытость с обеих сторон. На практике последнее отношение встречается редко, так как этносы изначально находятся в неравных условиях.

Частичная ассимиляция. Наиболее распространённый на практике способ. Мигрант жертвует своей культурой в пользу культуры чужого этноса в одной из сфер своей жизни. Обычно речь идёт о публичной жизни мигранта: работа, учёба. А в сфере частной жизни: на отдыхе, в семье, религии он продолжает придерживаться норм и ценностей своей этнической культуры.

Культурная колонизация. Представители чужого этноса, прибыв в страну, активно навязывают принимающему этносу собственные ценности, нормы, модели поведения.

После распада Советского Союза миллионы русских остались в новых государствах. Особенно много в этих государствах осталось пенсионеров. Не имеющие родных в России, без сил и средств, достаточных для переезда, они вынуждены доживать свой век в чужом окружении. В целом, по оценкам экспертов, в республиках Прибалтики, Закавказья, Средней Азии, живут от 25-ти до 30-ти миллионов русских. Число же русскоязычных оценивается цифрами от 45-ти до 50-ти миллионов. К слову, МИД Российской Федерации считает эти цифры завышенными. По его данным в ближнем зарубежье живёт чуть больше 22 миллионов человек. Если говорить конкретно по республикам, то официальные цифры таковы. Больше всего русских на Украине – 12 миллионов человек. Далее идёт Казахстан – 4 миллиона 480 тысяч русских, почти треть населения республики. В Узбекистане живёт 1 миллион 800 тысяч русских. В Белоруссии – 1 миллион 142 тысячи русских. В Латвии русские также составляют одну треть населения, и их численность составляет 800 тысяч человек. В Киргизии русские составляют 15% населения, и их численность составляет 650 тысяч человек. В Молдавии живет около 550 тысяч русских – 13% населения республики. В Эстонии русские также составляют треть населения, и их численность определяется цифрой в 420 тысяч человек. В Литве живёт 300 тысяч русских, а в Грузии – 200 тысяч. В Туркмении доля русских уже не велика, их около 185 тысяч человек. В оставшихся республиках ситуация аналогичная. В Азербайджане – 150 тысяч русских, в Таджикистане – 60 тысяч, в Армении – 15 тысяч русских. Считается, что в 1990-ые годы произошли интенсивные миграционные процессы. До этого доля русских в республиках бывшего СССР была больше. Из Азербайджана уехало 45%; из Армении – 59%; из Таджикистана – 56%; из Грузии -44% живших там русских. Из Казахстана уехало 28,6%; из остальных республик Средней Азии – 22,8%; из Белоруссии – 1,5% живших там русских. Данные по Прибалтийским республикам и Украине – отсутствуют. Понятно, что с оставшимися в республиках русскими можно и нужно работать. Многие из них возглавляют крупные банки, страховые компании, фирмы, предприятия. Некоторые из них являются членами республиканских парламентов, входят в руководство политических партий и движений.

Проблемами русской диаспоры в республиках бывшего СССР занимаются представители различных наук. В этнической психологии следует выделить развёрнутое и масштабное исследование Н. Лебедевой. В дальнейшем наша лекция будет строиться, прежде всего, на её материалах. Заметным явлением была также работа Т. Гавриловой.

Рассматривая проблемы русских, оставшихся в «братских республиках», эти авторы активно используют достижения зарубежной психологии. Так, считается, что у этих русских нарушена социальная идентичность. Подобное нарушение приводит к фрустрации базальной потребности в самоуважении. Поэтому-то представители русской диаспоры в ближнем зарубежье вынуждены предпринимать меры для восстановления самоуважения. Одним из примеров таких действий является борьба русских с проявлениями фашизма в Эстонии. Это и организация «Ночного дозора», добровольного движения за сохранение памятников советским солдатам в Таллине, это и акции протеста (ночные беспорядки, пикеты, автомобильные демонстрации) против приверженности эстонских властей ценностям фашизма. Нельзя сказать, что борьба русских за право на самоуважение идёт в прибалтийских республиках легко. Ведь именно в этих новоявленных государствах сформировались режимы фашизоидного типа. В науке так называются политические системы, активно заимствующие часть идей, аргументов и ценностей у классического фашизма. Так, у эстонцев существует термин «русская работа», применяемый для описания небрежно сделанной работы, с большими огрехами. В Прибалтике циркулируют идеи о неполноценности русских, об их мифической «вине» перед местным населением. Также, активному уголовному преследованию подвергаются русские, боровшиеся с местными фашистами в 1940-1990-ые года. Кроме Прибалтики, активно сопротивляются государственному национализму русские в Узбекистане и в Казахстане. Это трудно, так как ни узбекские, ни казахские элиты особой тяги к малейшим проявлениям настоящей демократии не испытывают.

Традиционно считается, что на ситуацию с русским населением в новых государствах влияют и конфликты между цивилизациями. Более «горячими» считаются следующие цивилизационные конфликты. Во-первых, это конфликт между православно-славянской и западной цивилизацией. Он начинается в Эстонии, проходит через Латвию, Литву, Западную Белоруссию, Центральную Украину и заканчивается в Молдавии. Во-вторых, это конфликт между исламской и православно-славянской цивилизацией. Он локализован в Средней Азии, на Северном Кавказе с продолжением в Азербайджане, в Поволжье. Что касается конфликта между православными и буддистами в Калмыкии, Тыве, Бурятии, то он считается не острым и не рассматривается как проблемный. Справедливости ради, следует вспомнить, что в той же Тыве лет 20 назад было сожжено 83 дома, в которых жили русские семьи. Были националистические выступления и в Калмыкии, направленные против дагестанцев, русских, украинцев.

Одним из способов восстановления самоуважения является миграция в Россию. Исследования Н. Лебедевой показывают существенные различия в психологических портретах русских, выезжающих из разных регионов. Так, из Прибалтийских республик едут русские с экстернальным локусом контроля, то есть едут люди, склонные приписывать ответственность за происходящее с ними на окружающих. Кроме того, из этого региона бывшего СССР мигрируют лица зрелого возраста. Те же русские, которые берут ответственность за происходящее на себя, то есть с интернальным локусом контроля, склонны оставаться в Прибалтике. Также не склонны мигрировать в Россию и представители молодого поколения, надеющиеся либо интегрироваться в республиках, либо выехать в «настоящую Европу».

В Средней Азии, Закавказье, Казахстане ситуация диаметрально противоположна. Мигрирует в Россию молодёжь и лица с интернальным локусом контроля. Остаются же в этих регионах лица зрелого возраста с экстернальным локусом контроля. Однако, в любом случае, миграция приобретает лавинообразный характер, как только становится известно о факте отъезда хотя бы одного знакомого или родственника. Кроме того, надо помнить, что сам факт миграции воспринимается русскими как личное жизненное поражение. Выявлена чёткая корреляция между ущемлением прав русских в республиках бывшего СССР и установками на миграцию. Вместе с тем, Н. Лебедева отмечает, что миграцию русских сдерживают страхи, часто преувеличенные, перед возможными трудностями адаптации в России. У тех же лиц, которые решили остаться, существует одна отчётливая корреляция. Она связывает позитивные аутостереотипы и частоту посещения русских культурных центров.

Наибольшей способностью к самоорганизации обладают русские, мигрирующие из Средней Азии и Казахстана. Они же и наиболее успешны в своей адаптации к российским условиям жизни. Помогает им адаптировать одна простая жизненная установка. Она гласит: «Мы в России никому не нужны, нас там никто не ждёт. Поэтому мы можем рассчитывать только на самих себя».

Отдельного разговора заслуживает проблема влияния религиозного фактора на проблемы межэтнического взаимодействия. Так, в Эстонии лютеранская церковь поддерживает мифические представления эстонцев о наличии некой «вины» русских перед титульным населением. Представители этой церкви желают отъезда русских, считают правомерными меры по наказанию русских. С другой стороны, они же стоят на позициях необходимости справедливой компенсации уезжающим за оставляемое имущество и боятся мести со стороны России. Православная церковь в Эстонии, напротив, отвергает все попытки навязать русским чувство вины, считает неправомерным новый статус русских в этой прибалтийской республике. В Литве католические священники, напротив, стремятся преодолеть отчуждение литовцев от русских, стремятся смягчить ситуацию межэтнического взаимодействия.

В регионах с мусульманским населением хуже всего складывается ситуация в Узбекистане и Туркмении. Строго говоря, в Туркмении этническая идентичность разрешена только для туркмен. Все остальные этносы обязаны иметь только гражданскую идентичность. Духовенство в этой республике несамостоятельно, их деятельность целиком и полностью контролируется государством. В Узбекистане же принята чёткая установка на отторжение русских. С точки зрения Н. Лебедевой перспектив у русских в этой республике нет. Они либо должны мигрировать, либо будут ассимилированы узбеками. Религия в Узбекистане поддерживает эти установки властей, отрицает узбекский национализм. Русская православная церковь в этой республике занимает примиренческую позицию, надеясь, что ситуация разрешиться сама собой. В Казахстане прослеживаются аналогичные тенденции, хотя они и запаздывают по отношению к Узбекистану. Поэтому ситуацию в этой республике можно было бы качнуть в обратную сторону, однако казахские власти жёстко и жестоко борются с коренным населением – яицким и семиреченским казачеством, которые первыми заселили многие территории, приписанные ныне к Казахстану. Казахи же стали заселять Уральскую, Гурьевскую, Усть-Каменогорскую области позже. Это переселение осуществлялось в расчете на защиту казаков от нападений уйгуров, калмыков, киргизов. В Азербайджане сложилась своеобразная ситуация. Тамошнее духовенство, находящееся под контролем светских властей, рассматривает русских как чуждый, но необходимый элемент азербайджанского общества. В этой республике отчётливо понимают необходимость наличия русских рабочих рук, как стабилизирующего фактора развития азербайджанской промышленности.

Проблемы супружеских конфликтов в многонациональных семьях активно исследовались московским психологом В. Левкович и её учениками. Суммируя эти работы можно сказать следующее. По числу межнациональных браков Советский Союз занимал первое место в мире – до 40% от общего числа браков заключались между представителями разных этносов. Поэтому число лиц смешанного происхождения в России очень велико. С другой стороны это были очень прочные браки. Число разводов в них не превышало 2% - это самый низкий показатель в мире. Во многом низкий процент разводов объясним, ведь заключая такой брак, партнёры разрывали связи со своим этносом. Вероятность вступления в брак с представителями титульного этноса, в республиках бывшего СССР, всегда была низкой. Исключением была ситуация в Восточной и Южной Украине, в Восточной Белоруссии. Во всех же остальных республиках межнациональные браки заключались между представителями иных этносов. Так, например, в Литве более вероятным был брак между поляком и русской, чем заключение брачного союза с литовцем или литовкой. В школе В. Левкович установлено, что мало конфликтов было в тех смешанных семьях, чьи этнические культуры близки. Так, практически не отмечено конфликтов в православных русско-украинских и русско-белорусских браках. Самыми проблемными оказались браки между представителями культурно далёких этносов. Таковых пар было обнаружено две: узбек и литовка; якут и молдаванка. Прогноз на сохранение этих браков исследователями оценивался как неблагоприятный.