Текст к 8.03 по Сибири

НКВД, по материалам которого рассматривалось дело, направлялась копия протокола, заверенная подписью сотрудника ГУГБ и печатью НКВД СССР.

Комиссия Наркома внутренних дел СССР и Прокурора СССР работала до начала сентября 1938 г. Затем приказом НКВД СССР

№00606 от 17 сентября 1938 г. рассмотрение дел на арестованных в рамках национальных операций было возложено на специально создаваемые Особые тройки в составе первого секретаря крайкома (обкома) партии, начальника управления НКВД и прокурора края (области), т.е. в том же составе, в котором они существовали до этого приказа. Рассмотрение дел на Особых тройках заменило списочный «альбомный» порядок, установленный в августе 1937 г.

На особые тройки возлагалась задача расследовать дела в отношении лиц, арестованных до 1 августа 1938 г., решения троек по первой категории предписывалось приводить в исполнение немедленно. Работу троек планировалось закончить в двухмесячный срок.

Решения Особой тройки принимались на заседаниях и оформлялись протоколами, в которые записывались вынесенные ими решения в отношении каждого осужденного. По каждой национальности (польской, немецкой, латышской и т.д.), как правило, велись отдельные протоколы, которые подписывались всем составом тройки. К следственным делам приобщались выписки из протокола в отношении каждого осужденного в отдельности.

Циркуляр № 189 от 21 сентября 1938 г. разъяснял, что рассмотрению Особых троек на местах подлежали дела в отношении лиц, арестованных в рамках национальных операций, а также участников белогвардейских организаций (РОВС), арестованных до 1 августа 1938 г. и изобличенных в шпионской, диверсионной, террористической и антисоветской деятельности. Особые тройки не рассматривали дела на специалистов высокой квалификации, работников органов и войск НКВД, дела на которые подлежали рассмотрению Военной коллегией Верховного суда СССР, Особым совещанием при НКВД СССР, краевыми судами и военными трибуналами.

Деятельность Особых троек была приостановлена 15 ноября 1938 г., было строго приказано приостановить приведение в исполнение всех не исполненных к этому дню расстрельных приговоров. Совместное постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР от 17 ноября объявило о прекращении всех массовых операций, а последовавший за ним приказ НКВД отменил все оперативные приказы 1937-1938 гг. и директивы, изданные в их развитие. Однако, как совершенно справедливо отмечают Н.В. Петров и А.Б. Рогинскийxlvii, несмотря на строжайший приказ приостановить приведение в исполнение приговоров к ВМН, они все же были исполнены. Например, вынесенные алтайской тройкой УНКВД 13 ноября 1937 г. расстрельные приговоры в отношении группы «польских шпионов» (приказ №00485) были приведены в исполнение 20 ноября 1938 г.xlviii, а китаец

«шпион Восточных Иностранных стран» Чжей-Лян-Су (приказ №00593) был расстрелян 5 декабря 1938 г.xlix

* * *

По материалам УНКВД по Алтайскому краю Комиссией НКВД и Прокурора СССР в период с 16 ноября 1937 г. по 5 сентября 1938 г. в рамках национальных операций были осуждены:

4354 человека (приложение 1), в том числе: к высшей мере наказания 3430 (78,78 %), лишению свободы на срок 8-10 лет – 790 (18,14 %), на срок 3- 5 лет – 10 (0,23 %). В отношении 124 человек (2,85 %) дела были переданы либо на рассмотрение в другие судебные органы (Верховный и Алтайский краевой суды), либо на доследование.

Самое большое число осужденных в крае Комиссией НКВД и Прокурора СССР (приложение 2) составили осужденные в рамках «немецкой» операции – 2175 человек (49,95 %), что вполне объяснимо довольно большим количеством проживавших в крае немцев, затем следуют осужденные по «польской» операции – 1266 человек (29,1 %), «харбинцы» – 639 (14,7 %) и еще 4,96 % составляли «латвийские и румынские шпионы».

По всем операциям приговоры к ВМН в ноябре 1937 – мае 1938 г. составляли от 83 до 100 %. Наиболее жестокими были приговоры, выносимые Комиссией в отношении осужденных в рамках «немецкой» операции, где приговоры к ВМН составили в среднем 80,9 %. Затем следует «польская» операция – 79,4 % приговоров к высшей мере наказания, и операция по «харбинцам» - 66,4 %. Для осужденных в рамках операции по «харбинцам» характерно и большее по сравнению с осужденными по другим операциям приговоров к небольшим срокам лишения свободы (3-5 лет) – 0,47 % (по «польской» и «немецкой» соответственно 0,32 и 0,18 %). Больший процент решений Комиссии о передаче дел на доследование или рассмотрение в другие судебные органы также характерен для операции по «харбинцам» – 3,8 % (по «польской» и «немецкой» соответственно 2,9 и 1,9

%).

Рассмотрение дел по национальным операциям тройками начало практиковаться уже осенью 1937 г. наряду с делами по «кулацкой» операцииl. Например, на первом же заседании алтайской тройки 30 октября 1937 г. (протокол № 1/1) рассматривалось дело на участников «контрреволюционной шпионско-диверсионно-повстанческой группы», созданной «агентом польской дефензивы Пржигодским И.К.»li. 24 ноября 1937 г. тройка рассматривала дело другой «шпионской диверсионнотеррористической группы, созданной германской разведкой»lii и состоящей как из «иноподданных», так и из русских – граждан СССР. Эта «вскрытая» 3-м отделом УГБ УНКВД по Алтайскому краю в начале ноября 1937 г. организация, вообще представляет собой редкий конгломерат, поскольку включает: 1) шпионов немцев, чехов, румын, венгров и поляков, 2) имеющих уголовное прошлое русских и евреев, 3) кулаков всех национальностей, 4) одного перебежчика их Манчжурии. Т.е. это дело можно отнести сразу к

нескольким операциям – «немецкой», «польской», «кулацкой» и «харбинской».

Все же подавляющее большинство осужденных тройкой до марта 1938 г. составляли репрессированные в рамках «кулацкой» операции (по приказу № 00447). К тому же цифры всех осужденных в период с 30.10.1937 по 15.03.1938 (в т.ч. и «инонационалов») включались алтайской тройкой в отчеты и сводки, направляемые в центр, по «кулацкой» операции. Поэтому в случае были использованы и учтены только протоколы заседаний тройки за 27 сентября – 13 ноября 1938 г., т.е. того периода, когда тройка рассматривала почти исключительно дела по «национальным операциям».

Впериод с 27 сентября по 13 ноября 1938 г. тройкой при УНКВД по Алтайскому краю (приложение 3) в рамках национальных операций было привлечено 1889 человек, из которых 1829 были осуждены: к ВМН – 1207 (63,89 %), к 8-10 годам лишения свободы – 613 (32,45 %), к 3-5 годам лишения свободы – 9 человек (0,48 %). В отношении 28 человек (1,52 %) дела по решению тройки были переданы на доследование и еще 32 (1,74 %) – на рассмотрение судебных органов.

Тройка начала свою работу в конце сентября 1938 г. с рассмотрения дел на немцев, осуждаемых по приказу № 00439, а также дел по линии «латвийского шпионажа». В ноябре 1938 г. к окончанию национальных операций тройка «добирала» дела на «харбинцев» (приложение 4).

Вцелом более 56 % осужденных тройкой составляли обвиняемые по приказу № 00439, 14,7 % - по «польской линии», почти 13 % - «харбинцы» и остальные 15,9 % - по обвинению в шпионаже в пользу других иностранных государств.

Вцелом итоги работы Комиссии и тройки по проведению национальных операций в крае несколько различаются. Приговоры, вынесенные Комиссией, были в целом более суровыми: к ВМН ею были приговорены 78,8 % осужденных, тройкой – 63,9 %. Передача дел на рассмотрение судебных органов тройкой практиковалась несколько чаще, чем это было в практике работы Комиссии: 1,7 % и 1,06 % соответственно. В отдельных случаях процентные показатели приговоров к ВМН Комиссии и тройки имеют значительные различия, например, по приказу №00439 – 80,9

%и 62,03 % соответственно, по «латвийской линии» - 98,5 % и 53,06 %.

Вработе Комиссии в Алтайском крае в начале операций (16 ноября 1937 г.) и к концу работы Комиссии (5 сентября 1938 г.) прослеживается следующая закономерность: снижение числа приговоров к ВМН (с 97 до 41 %), увеличение числа приговоров к лишению свободы (с 1,8 до 52,6 %), в том числе к небольшим (3-5 годам) срокам (с 0,05 до 0,79 %), а также – к передаче дел на доследование (с 0,18 до 3,66 %) и рассмотрение судебных органов (с 1,3 до 1,66 %). В работе краевой тройки УНКВД, которая включилась в операцию ближе к ее завершению (27 сентября 1938 г.), прослеживается тенденция к ужесточению приговоров: число приговоров к ВМН выросло с 40,4 % в сентябре 1938 г. до 75,3 % к концу октября 1938 г.

Подобная динамика в вынесении приговоров прослеживается и по

«кулацкой» операции по приказу НКВД № 00447. Поэтому можно говорить о существовании общей тенденции в проведении массовых операций 19371938 гг. – большее число расстрельных приговоров в начале операции и на этапе ее завершения.

* * *

Согласно протоколам заседаний Комиссии НКВД и Прокурора СССР

за 16.11.1937–05.09.1938 и протоколам заседаний тройки при УНКВД по Алтайскому краю за 27.09–13.11.1938 всего в крае (без Горного Алтая) по национальным операциям были рассмотрены дела на 6241 жителя края, из которых 6061 были приговорены к различным мерам наказания: к ВМН – 4637 (74,3 %), к лишению свободы – 1424 (21,9 %). В том числе по операциям:

Таблица . Распределение осужденных				с	16.11.1937		по 13.11.1938 по
«национальным операциям» и мерам наказания
	Всего		Приговоры/решения
№ приказа,	по про-	ВМН	10 лет	8	лет	3-5 лет	Дело в	Дослед-е
«нац. линия»	токолам		л/с	л/с		л/с	суд, ВТ
№ 00439	3239	2420	744	12		7	30	26
(немецкая)	(51,9 %)	(74,7 %)	(22,9 %)	(0,4 %)		(0,2 %)	(0,9 %)	(0,8 %)
№ 00485	1544	1210	280	13		4	16	21
(польская)	(24,7 %)	(78,4 %)	(18,1 %)	(0,9 %)		(0,3 %)	(1,1 %)	(1,4 %)
№ 00593	884	576	249	6		4	14	35
(харбинская)	(14,2 %)	(65,1 %)	(28,2 %)	(0,7 %)		(0,5 %)	(1,6 %)	(3,9 %)
латвийская	347	275	40	7		5	9	11
	(5,6 %)	(79,3 %)	(11,5 %)	(2 %)		(1,4 %)	(2,6 %)	(3,2 %)
эстонская	133	97	35	-		-	-	1
	(2,1 %)	(72,9 %)	(26,3 %)					(0,8 %)
румынская	21	21	-	-		-	-	-
	(0,3 %)	(100 %)
шпионаж в поль	73	38	16	1		1	8	9
зу иностр. гос-в	(1,2 %)	(52,1 %)	(21,9 %)	(1,4 %)		(1,4 %)	(10,9 %)	(12,3 %)
(без указания
нац-ти)
ИТОГО	6241	4637	1364	39		21	77	103
		(74,3 %)	(21,9 %)	(0,6 %)		(0,3 %)	(1,2 %)	(1,7 %)

Протоколы заседаний Комиссии НКВД и Прокурора СССР за 16.11.1937-5.09.1938 и тройки при УНКВД по Алтайскому краю за 27.09.1938-13.11.1938. ОСД УАДАК. Ф.Р-2.

Оп. 5. Д. 355-382, 384-422.

Более половины репрессированных в крае в рамках национальных операций – 51,9 % - были осуждены по «немецкой линии» в соответствии с оперативным приказом НКВД СССР №00439, 24,7 % - по «польской» (приказ №00485), 14,2 % - по «харбинской» (приказ №00593), 5,6 % - по «латвийской», 2,1 % - по «эстонской линии», 0,3 % - по «румынской» и еще 1,2 % - по обвинению в шпионаже в пользу «иностранных государств».

Средний процент приговоров к ВМН по нацоперациям в крае составлял 74,3 %, но по отдельным операциям этот процент был разным. Были приговорены к расстрелу все 100 % обвиняемых по линии «румынского шпионажа». Большее число приговоров к ВМН было вынесено и обвиняемым по линии «латвийского шпионажа» - 79,3 % и «польской линии» - 78,4 %. Меньшее число приговоров к ВМН было вынесено в отношении осужденных по «немецкой операции» - 74,7 %, «харбинцев» - 65,1 %, а также обвиняемых в шпионаже в пользу других «иностранных государств» - 52,1 %, дела в отношении которых также чаще передавались на доследование (в 12,3 % случаев) или на рассмотрение судебных органов (10,9 %).

По всем национальным операциям более 90 % приговоров к лишению свободы составлял срок 8-10 лет. Приговоры же к небольшим срокам лишения свободы (3-5 лет) не превышали 1,5 %. Исключение составляют осужденные по линии «латвийского шпионажа», 9,6 % которых были приговорены к 3-5 годам лишения свободы.

Формулировки обвинительных заключений в делах по «национальным операциям» достаточно однообразны и шаблонны: участник «контрреволюционной шпионско-диверсионно-повстанческой организации» (группы), действовавшей по заданию «германской (польской, японской, румынской, латвийской и т.д.) разведки», организация ставила задачей «подготовку к вооруженному восстанию», «подрыв экономической мощи

СССР», «проведение вредительско-диверсионных актов» (вредительскоподрывной деятельности), «занимался сбором шпионских сведений», «клеветал на руководителей партии и правительства», «распространял провокационные слухи о скорой войне с Германией» (Польшей, Японией) и т.д.liii Соответственно и квалифицировались обвинения чаще всего пунктами

2,6,7,9,10 и 11 ст. 58 УК.

Для всех «национальных операций» 1937-1938 гг. были характерны провокационные методы «расследования» и фальсификация материалов следствия сотрудниками НКВД. Об этом говорили на допросах практически все арестованные после 1939 г. бывшие сотрудники краевого управления НКВД. Приведу показания лишь одного из них – бывшего оперуполномоченного 3-го отдела УГБ УНКВД, который был арестован как «агент румынской разведки» и на допросе 1 февраля 1940 г. показал, что сотрудники УНКВД «в декабре 1937 г. взяли с фабрик, заводов и других предприятий списки личного действующего состава рабочих, инженернотехнического персонала и служащих. Из этих списков с полными установочными данными и даже не полных данных, просто без наличия каких бы то ни было компрометирующих данных, выписывались на выбор фамилии, имя и отчества лиц с иностранным происхождением фамилий, именем и отчеством по принципу с окончанием на «ский», «вич», «Адольф», «Генрих» и т.п. Из таких списков составлен один общий список… на человек больше 100… По этим спискам были произведены массовые аресты. Перебежчики и эмигранты из других стран арестовывались ими (сотрудниками УНКВД – Г.Ж.) только лишь по одному признаку, что они

перебежчики или эмигранты, без наличия каких бы то ни было компрометирующих материалов»liv.

Реализация той или иной из «национальных операций» в крае имела свои определенные особенности и отличия.

«Немецкая операция» по приказу НКВД № 00439.

В числе осужденных по «немецкой операции» жители национального Немецкого районаlv составили порядка 19 %, еще порядка 9 % – жители других районов края – рабочие и служащие железной дороги, районных электростанций, Чуйского военизированного тракта, Змеиногорского приискового управления, т.е. тех учреждений и предприятий, которые имели оборонное значениеlvi. Кроме того, немцы были «вычищены» с руководящих постов в колхозах и совхозах края, ряда промышленных предприятий и краевых ведомств (например, крайзо и крайпо). Более половины – 56 % – осужденных по «немецкой операции» в период с 16 ноября 1937 г. по 13 ноября 1938 г. составляли рядовые члены колхозов и совхозов края.

Согласно базе данных ОСД УАДАК в числе осужденных Комиссией НКВД и Прокурора СССР до образования Алтайского края, т.е. с 20 июля по 15 ноября 1937 г., нет ни одного немцаlvii. Все 111 человек, осужденные в этот период, проходят по делам, как участники «шпионско-диверсионных организаций», действующих по заданиям «польской разведки», т.е. по «польской операции»lviii. По протоколам заседаний Комиссии за 16.11.1937– 5.01.1938 проходят только осужденные по приказам НКВД №00485 и №00593lix.

Первые осужденные «в порядке приказа НКВД №00439» встречаются в протоколе Комиссии от 7 января 1938 г.lx Из шести проходящих по протоколу лиц, четверо – немцы, двое – русские, жителей Немецкого района среди осужденных нет. Всем им ставилась в вину «шпионско-диверсионная деятельность», а немцам, кроме того – связь с германским консульством в Новосибирскеlxi и нелегальный переход границы «под видом политэмигранта»lxii, одному из русских обвиняемых то, что он в прошлом был «крупным агентом «Зингера»»lxiii. Ни один из осужденных не имел никакого отношения ни к важным отраслям промышленности, ни к транспорту, и не занимал сколько-нибудь высоких постов (врач, учитель, механик элеватора, продавец магазина и т.д.). Таким образом, до конца января 1938 г. ни проживание в национальном районе, ни служба в важных отраслях промышленности еще не относились к факторам риска. Под удар попали прежде всего те, кто имел связи с Германией или ее представителями.

Среди осужденных Комиссией по приказу №00439 зимой 1938 г. жители Немецкого района составляли 10,6 %, весной того же года – уже 48,6 %lxiv. Проживание в национальном районе, таким образом, на этом этапе операции становится весьма важным (если не определяющим) фактором для осуждения. Летом 1938 г. жители Немецкого района составили 27,2 % от числа осужденных Комиссией по «немецкой операции», в числе же осужденных тройкой УНКВД осенью 1938 г. они составляли уже только 14,5

%lxv.

С другой стороны, среди осужденных тройкой УНКВД по «немецкой операции» осенью 1938 г. появляется большее число рабочих и служащих железной дороги и промышленных предприятий (тресты «Бурсоль» и «Колыванстрой», Змеиногорское приисковое управление «Запсибзолото»), военнослужащих, заключенных Сиблага НКВД, а также руководителей разного ранга (начальник вокзала, председатели колхозов и сельпо, заведующий гостиницы, зав. базой райпо) и служащих (райисполкомов, сельских советов и т.д.). Все эти категории составили не менее 17 % от числа осужденных (весной и летом 1938 г. – не более 10 %)lxvi. Таким образом, можно говорить о возросшей значимости такого фактора, как социальный статус обвиняемого и место его работы или, как его называют Н.Г. Охотин и А.Б. Рогинский, «производственного» фактораlxvii.

Национальный состав осужденных по «немецкой операции» достаточно однороден: 81,1% составили немцы, 10,4 % – русские и украинцы, еще 8,5 % - австрийцы, поляки, эстонцы, латыши и финныlxviii.

К особенностям «немецкой операции» можно отнести тот факт, что у властей против немцев был универсальный компромат, который они активно использовали в ходе следствия. Это было участие в эмиграционном движенииlxix и получение ими «гитлеровской помощи», что, как отмечает В.И. Бруль, рассматривалось властями как особая форма классовой борьбы немецкого кулака против советской властиlxx. Впрочем, эмиграционное движение действительно имело ярко выраженную антисоветскую направленность, поскольку в обобщенном виде требования сибирских немцев сводились к противодействию коллективизации и планам пятилетки, против больших налогов и хлебозаготовок, а также свободе религиозного воспитания.

В подавляющем большинстве обвинительных заключений по делам разного рода контрреволюционных «фашистских, повстанческих, диверсионных» организаций и групп, членами которых «являлись» немцы, присутствуют формулировки: «участник к.р. эмиграционного движения немцев за границу», «получал гитлеровскую помощь», «организатор распространения гитлеровской помощи»lxxi, «получал гитлеровские вознаграждения за организацию эмиграционного движения и саботаж», «привлекался за организацию эмиграционного движения в 1930 г.»lxxii и т.д. Следователей НКВД не смутило даже то, что одному из «получателей гитлеровской помощи» было на тот момент всего 14 летlxxiii, а другому «участнику эмиграционного движения» – едва исполнилось 12lxxiv.

«Польская операция» по приказу НКВД № 00485.

Рассмотрением дел по приказу № 00485 начинается первый же протокол Комиссии НКВД и Прокурора СССР, основанный на материалах УНКВД по Алтайскому краю и датированный 16 ноября 1937 г. Всего по «польской операции» Комиссией НКВД и Прокурора СССР и тройкой при УНКВД в крае в период с 16.11.1937 по 13.11.1938 были осуждены 1544 человека. Приговоры к ВМН среди данной категории осужденных были выше, чем среди осужденных, например, по «немецкой операции» и

составили 78,4 %. Подавляющее большинство репрессированных в рамках «польской операции» были осуждены как участники «контрреволюционной шпионской диверсионно-повстанческой организации «Польской организации войсковой» (ПОВ)», которая якобы в 1937-1938 гг. имела свои «комитеты» в Бийске, Барнауле и целом ряде районов края.

Среди осужденных осенью 1937 г. – зимой 1938 г. в рамках данной операции поляков и белорусов преобладает такая категория граждан, как «перебежчики» – бывшие поданные Польши, нелегально перешедшие границу в 1920-х–начале 1930-х гг. и проживавшие на территории СССРlxxv. Некоторые из них уже имели советские паспорта, другие фактически никаких документов не имели. Например, у арестованного в конце августа 1937 г. Е.Л. Мичко из документов имелась только «метрическая выписка из Польши»lxxvi, а арестованный В.В. Шеманович «никогда никаких документов не получал, жил безо всяких документов»lxxvii.

Весной и летом 1938 г. среди осужденных по приказу № 00485 появляется чуть больше граждан других национальностей – русских, украинцев, немцев, уроженцев Прибалтики, которые «проводили» диверсионную работу по заданию «польских шпионов». В обвинительных материалах дел этого период реже встречаются «члены ПОВ» и чаще – члены «шпионско-диверсионных организаций, созданных по заданию одного из иностранных государств»lxxviii. Правда в протоколах Комиссии НКВД и Прокурора СССР подобные дела проходят все-таки по определенной «национальной линии», причем в подавляющем большинстве – «в порядке приказа НКВД №00485». Например, члены одной из подобных «к.р. групп», сформированной «перебежчиком со стороны Румынии», в которую вовлекались «преимущественно перебежчики и бывшие военнопленные независимо от их национальной принадлежности», были осуждены Комиссией в июле 1938 г. «в порядке приказа № 00485»lxxix. Это подтверждает высказывание Н.В. Петрова и А.Б. Рогинского о том, что приказ № 00485 стал «модельным» для директив НКВД по всем другим «национальным операциям» и занимает особое положение в их рядуlxxx.

По делам, которые рассматривались тройкой УНКВД осенью 1938 г., проходят большей частью советские поляки, проживавшие в СССР давно и на вполне легальных основаниях.

Национальный состав осужденных по приказу № 00485 более разнообразен, чем, например, по «немецкой операции»: 41 % составили поляки, 33,3 % - белорусы, 16,7 % - русские и украинцы и еще 9 % - немцы, латыши, китайцы, эстонцы и евреи.

«Харбинская операция» по приказу НКВД № 00593.

Вышедший 20 сентября 1937 г. приказ № 00593 предусматривал арест и осуждение ««харбинцев» («бывших служащих Китайско-Восточной железной дороги и реэмигрантов из Манчжоу-Го»), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза». Приказ разъяснял состав «харбинцев»: «бывшие белые офицеры, полицейские, жандармы, участники различных эмигрантских шпионско-фашистских

организаций», «члены антисоветских политических партий (эсеры, меньшевики и др.)», лица «служившие в иностранных фирмах» (японских и белогвардейских), «владельцы различных предприятий в Харбине», «бывшие контрабандисты, уголовники» и т.д. lxxxi В первую очередь подлежали аресту «харбинцы», служившие в Красной Армии, работавшие в НКВД, на транспорте, военных заводах и оборонных цехах всех других заводов, предприятиях химической промышленности, во вторую очередь – все остальные харбинцы, работающие в советских учреждениях, колхозах и совхозах.

Первый из протоколов заседаний Комиссии, на котором рассматривалось дело по приказу № 00593, датировано 15 декабря 1937 г. По обвинительному заключению, составленному сотрудниками Бийского оперсектора УНКВД в начале ноября 1937 г., все 73 обвиняемых проходили как участники «контрреволюционной шпионско-диверсионной повстанческой организации «Сибирский союз Дальневосточников»». Поскольку подавляющему большинству осужденных в крае в 1937-1938 гг. по приказу № 00593 было предъявлено обвинение в участии именно в этой организации, остановлюсь на этом деле подробнее.

В июле 1937 г. в Барнауле был арестован В.П. Войнич-Сяноженский, как участник «кадетско-монархической организации Союз спасения России». Согласно обвинительному заключению обвиняемый в 1914-1918 гг. проживал в Японии в г. Токио, служил «при военном агентстве по приему снаряжения для русской армии», затем был отозван в г. Владивосток и служил «приемщиков оружия и снарядов, поступающих из Японии для армии Колчака». В 1927 г. во Владивостоке установил связь с бывшим белым генералом Михайловым, по предложению которого «вошел в офицерскую военную организацию» и установил связь с харбинским отделением «РОВС»lxxxii. В 1932 г. В.П. Войнич-Сяноженский был арестован и в том же году по решению ПП ОГПУ по ДВК осужден по ст. 58-13 УК РСФСР к трем годам высылки в Западную Сибирь. Уже проживая в Барнауле, вновь увязался с «ровсовцами» и вошел в Барнаульский повстанческий штаб «РОВС». В начале октября 1937 г. по решению тройки УНКВД по ЗападноСибирскому краю В.П. Войнич-Сяноженский был расстрелянlxxxiii. В материалах дела – документах следствия, обвинительном заключении – он проходит исключительно, как член «РОВС» и «японский шпион», ни о каких других организациях в деле речь не идет.

Спустя несколько дней были арестованы те самые 73 человека – члены «штаба бийского филиала шпионско-диверсионной повстанческой организации «Сибирский союз Дальневосточников»», который был тесно «увязан» с главным штабом организации в г. Барнауле под руководством «японского эмиссара Войнич-Сяноженского»lxxxiv. Вероятно, решающую роль сыграла связь этого человека с Японией, благодаря которой он и был поставлен следователями НКВД во главу крупной контрреволюционной организации. Согласно следственным материалам организация эта ставила задачей «подготовку к вооруженному восстанию на случай войны Японии с

СССР», «подрыв экономической мощи Советского Союза путем проведения диверсионных актов и вредительской деятельности». В состав организации входили «харбинцы, бывшие белые офицеры, монголисты и дальневосточники»lxxxv. Определяющим фактором, таким образом, становилась любая причастность к Дальнему Востоку – рождение и проживание там, родственные связи, нахождение в ссылке или на поселении, знакомство или совместная работа с дальневосточниками. В этом была главная особенность «харбинской операции» (по крайней мере, в начальной ее стадии) – национальная принадлежность осужденных по приказу № 00593 была далеко не главной, поэтому столь разнороден их состав: в базе данных ОСД УАДАК встречаются представители не менее четырнадцати национальностей, осужденные как «японские шпионы» и члены организации «Сибирский союз Дальневосточников»lxxxvi. Именно эта категория осужденных преобладает в протоколах Комиссии осенью 1937–весной 1938 г.

Участники «главного штаба» организации «Сибирский союз Дальневосточников» в Барнауле были арестованы в начале октября 1937 г. Обвинительное заключение во многом повторяет положения приказа № 00593, немного подкорректированные местной спецификой: состоял «главный штаб» из «бывших харбинцев, перебежчиков, переброшенных на территорию СССР со стороны Китая со шпионско-диверсионными заданиями», для чего ими создавались «диверсионно-повстанческие группы на Текстилькомбинате, в пищевой промышленности, в торговых организациях, предприятиях оборонного значения Барнаула, железнодорожном транспорте и в совхозах»lxxxvii. Т.е. где приказ предписывал найти врагов и диверсантов, там они и «нашлись». Во главе «штаба», согласно обвинительному заключению по делу, стояли трое харбинцев – один уроженец г. Харбина и двое, проживавшие в разные годы на Дальнем Востоке (Владивосток, Манчжурия). Из числа остальных привлеченных по делу 47-ми человек к указанным в приказе категориям «харбинцев» относились 42, в том числе: уроженцы ДВК, бывшие рабочие и служащие КВЖД – 22, перебежчики из Китая – 16, высланные из ДВК за антисоветскую деятельность – 3 и уголовник – 1. Правда, пятеро из шестнадцати перебежчиков стали таковыми только в обвинительном заключении, ни в анкетах арестованных, ни в протоколах допросов этот факт биографии обвиняемых не отражен. Поэтому речь здесь идет, вероятнее всего, о фальсификации и подтасовке фактов.

В последующем «харбинцы» встречаются в делах все реже и большая часть осужденных за участие в разного рода «диверсионно-повстанческих» и «шпионско-диверсионных» организациях и группах, созданных «японскими разведорганами», это «завербованные» работники все тех же Барнаульского текстильного комбината, ряда торговых и транспортных предприятий, учреждений пищевой промышленности и т.д. Например, среди 125-ти осужденных в январе-феврале 1938 г. участников «шпионско-диверсионной