Рафиков Сагид Рауфович

Мне посчастливилось работать с Сагидом Рауфовичем	5 1

С.В.Вонсовский, БФАН – С.Р.Рафиков, Коми филиала – В.П.Подоплелов. По поручению заведующего ОЭИ БФАН СССР М.И.Такумбетова в составе делегации БФАН СССР в выездных заседаниях Координационного совета приходилось принимать участие мне.

В начале 1980г. С.Р.Рафиков поставил перед ОЭИ БФАН СССР задачу подготовки оче- редного заседания Координационного совета, проведение которого намечалось в г.Уфе. Сагид Рауфович по этому вопросу пригласил М.И.Такумбетова и меня в свой кабинет. Речь шла о необходимости организованной подготовки и проведения выездного заседания Координационного совета, о структуре будущего доклада, о круге рассматриваемых в нем проблем, о важности обоснования приоритетных направлений развития отраслей промышленности Башкортостана и Урала.

Я попытался обосновать необходимость рассмотрения в докладе проблем развития лесной и деревообрабатывающей промышленности Башкирии в структуре лесопромышленного комплекса Уральского экономи-

ческого района, а также вопросов социаль- но-экономического развития лесных районов республики. Сагид Рауфович, согласившись с моим предложением, долго говорил о проблемах развития лесной и деревообрабатывающей промышленности в республике. Приводил конкретные факты из производственной деятельности ряда леспромхозов и лесхозов, особо подчеркивая бесхозяйственное использование лесных ресурсов. Он хорошо представлял Башкортостан, его регионы, отрасли экономики, в том числе лесную и деревообрабатывающую промышленность.

В конце беседы С.Р.Рафиков поручил М.И.Такумбетову создать в ОЭИ рабочую группу для подготовки доклада. Предложил включить в группу доктора биологических наук, профессора Ю.З.Кулагина. По моей просьбе в рабочую группу включили министра лесного хозяйства республики М.Х.Абдулова. Началась упорная работа над докладом. Сагид Рауфович регулярно приглашал нас к себе, интересовался ходом работы над докладом, делал замечания, ставил новые задачи.

На встрече с руководителями северных районов Башкортостана

, 2002, 7, 2

5 2	М.Н. Исянбаев
	Выездное заседание Координационного со-	нем течениях р.Белой, в связи со строитель-
вета подготовили в срок. Оно состоялось 20–		ством Иштугановского водохранилища»
21 ноября 1980 г. В работе совета приняли уча-		(ныне Юмагузинского), «Проблемы социаль-
стие большое количество ученых из Уральско-		но-экономического развития Северо-Запад-
го научного центра, Коми и Башкирского фи-		ного региона Башкирии в связи с созданием
лиалов АН СССР, представители Башкирско-		тракторного комплекса в г.Нефтекамске»
го обкома КПСС, Совета Министров, различ-		(был такой проект, но из-за недостаточности
ных министерств и ведомств БАССР. Заседа-		мощностей строительных организаций ком-
ние совета прошло на высоком научном уров-		плекс разместили в другом регионе страны),
не, председательствовал на нем С.Р.Рафиков.		«Схема развития и размещения производи-
Было принято развернутое постановление по		тельных сил Башкирской АССР на период до
приоритетным направлениям развития лесной		2005 ãîäà» è äð.
и деревообрабатывающей промышленности		Сагид Рауфович внимательно слушал
Башкирской АССР, которое представлено в		меня. После моих объяснений сидел минуты
Советы Министерств СССР, РСФСР, БАССР,		две без единого слова. Потом сказал: «Зна-
в союзные, союзно-республиканские и респуб-		чит, Вы не хотите работать со мной». Я, ко-
ликанские министерства и ведомства.		нечно, не ожидал такого оборота, сидел мол-
	Сагид Рауфович в моем представлении	ча, опустив глаза. Потом решился и сказал,
был человеком мягким, с юмором, но в ряде		что попробую.
случаев и резким. Осенью 1983 г., узнав, что		Меня избрали председателем профкома.
на отчетно-выборном собрании намечается		Сейчас приятно вспоминать, как легко было
выдвижение моей кандидатуры на председа-		работать с Сагидом Рауфовичем: каждую не-
теля объединенного профкома филиала, я		делю по вторникам он приезжал в свой каби-
стал готовить доводы для вежливого отказа.		нет на Проспекте Октября, 71. В 9 утра звонил
	В начале октября Сагид Рауфович пригла-	мне по внутреннему телефону: «Мазгар Наси-
сил меня в свой кабинет. Начал разговор с		пович, это Я, вы зайдете ко мне или я к вам?».
того, что БФАН СССР – многонациональная		Я ждал этого звонка в «боевой» готовности и
научная организация. В связи с этим намеча-		за минуту приходил с профсоюзными папками
ется избрать секретарем парткома филиала		в его кабинет. В течение двух часов он никого
русского Ю.И.Муринова, председателем		не принимал, его ни с кем не соединяли по те-
объединенного профкома меня, башкира. Я		лефону. Занят был только профсоюзными де-
был готов для такого разговора и начал пе-		лами. В спокойной обстановке мы согласовы-
речислять доводы для самоотвода. В качестве		вали все вопросы, накопленные за неделю.
важнейшего аргумента назвал сильную пере-		Были спорные вопросы, особенно в периоды
груженность заданиями от партийных и со-		составления и принятия коллективных догово-
ветских органов республики. Действительно,		ров. Но Сагид Рауфович умело решал их…
в то время под моим руководством и при не-		Прошло уже 10 лет, как не стало Сагида
посредственном участии в ОЭИ БФАН раз-		Рауфовича. Я часто вспоминаю о нем, и каж-
рабатывались научные программы: «Основ-		дый раз возникает у меня чувство удовлетво-
ные направления социально-экономического		ренности тем, что мне посчастливилось об-
развития г.Уфы на период до 2005 года», «Ги-		щаться с Сагидом Рауфовичем, принимать
потеза социально-экономического развития		участие в решении вопросов развития науки
регионов, расположенных на верхнем и сред-		в нашей республике.

М.Н.Исянбаев член-корреспондент АН РБ, доктор экономических наук, профессор

, 2002, 7, 2

СИЛЬНАЯ ЛИЧНОСТЬ

С.Р. Рафиков стал председателем Президиума Башкирского филиала АН СССР в 1967 г., сменив на этом посту профессора Р.Д.Оболенцева, тоже химика, уехавшего в Киев. Одновременно Сагид Рауфович возглавил Институт химии, который к тому времени стал самым крупным учреждением филиала. Помню, как геологи с обидой рассказывали о том, что химики еще при Р.Д. Оболенцеве отобрали у них здание на проспекте Октября, специально построенное для Института геологии. Там до сих пор сохранились на стенах лепные украшения отражающие геро- ический труд нефтяников.

Институт геологии в те годы занимал второй этаж дома ¹10 по ул. Октябрьской революции, первый этаж которого также принадлежал химикам. Это было довольно обветшалое здание дореволюционной постройки, плохо приспособленное для проведения лабораторных исследований. В небольших комнатах сидело по 5–6 человек.

В конце 60-х гг. стараниями Сагида Рауфовича Институту геологии выделили небольшой двухэтажный кирпичный дом по улице К.Маркса, куда переселилась и администрация института во главе с директором Белялом Магтасимовичем Юсуповым. В этом доме на первом этаже располагалась лаборатория геофизики, куда я в 1969 г. прошел по конкурсу старшим научным сотрудником.

Работая в Стерлитамакской геолого-поис- ковой конторе, я собрал большой фактический материал, доказывающий шарьяжное строение Урала. Считая своим долгом обратить И.С. Огаринова, заведующего лаборато-

Худший из худших – человек невежественный, Лучший из лучших – муж многоученый.

Пророк Мухаммед

рией геофизики, в мобилистскую «веру», я стал знакомить его с многочисленными геологическими разрезами и результатами детальных геологических съемок, которые, как мне казалось, не оставляют сомнений в покровной структуре Урала. Просмотр материалов, длившийся около двух недель, завершился самым неожиданным образом: Иван Степанович позвонил в Москву геофизику Борисову и попросил у него совета как быть. Борисов ответил, что не следует возрождать старые, давно развенчанные идеи о шарьяжах на Урале. Об этом мне рассказал И.С. Огаринов, который согласился с мнением Борисова и навсегда остался верным фиксизму. Впрочем этому содействовала и общая обстановка тех лет в нашем институте и в стране в целом, где фиксистская доктрина прочно удерживала свои позиции. Лишь молодой научный сотрудник нашего института В.А. Романов в одиночку проводил палинспастические построения на мобилистской основе.

В 1971 г. И.С. Огаринов успешно защитил докторскую диссертацию в Новосибирске, в Институте геологии и геофизики СО АН

СССР. Строение земной коры Башкортостана он рассматривал на основе фиксистских взглядов. В следующем 1972 г. в Геологическом институте АН СССР в Москве я также защитил докторскую диссертацию, в которой строение Урала объяснил как обширный аллохтонный (шарьяжный) комплекс. В результате в Институте геологии сложились две противоположные и взаимоисключающие точки зрения на строение Урала и Волго-Уральской области в целом.

, 2002, 7, 2

5 4	М.А. Камалетдинов
	В начале 70-х гг. в связи с реконструкци-	век энергичный, деловой и влиятельный в
ей центра Уфы здание института по улице		партийных и советских кругах. Он куриро-
К.Маркса было снесено, и нам выделили доб-		вал Институт геологии.
ротный трехэтажный дом (¹16) старинной		Замечу, что в глазах республиканского ру-
постройки на той же улице, существенно		ководства у Сагида Рауфовича был один су-
улучшив условия работы. Надо сказать, что		щественный недостаток – он был беспартий-
дом этот был кучно заселен большим коли-		ным. Говорили, что у него непростые отно-
чеством семей и им требовалось предоста-		шения с первым секретарем обкома КПСС,
вить квартиры. Переселение жильцов было		что сильно усложняло его жизнь. Сам он на
сложной проблемой, которой занимались		эту тему не высказывался. Решение многих
как С.Р. Рафиков, так и его заместители, в		вопросов, требовавших согласования с
особенности Раиль Гумерович Кузеев, чело-		партийными и советскими органами, легло на

Г.А.Толстиков и С.Р.Рафиков

, 2002, 7, 2

Сильная личность	5 5

плечи Р.Г. Кузеева, а Сагид Рауфович решал

ñМосквой наиболее сложные «стратегические» вопросы, к которым относилось в первую очередь финансирование работ по ремонту полученного здания.

Â1972 г. я впервые предстал «пред очи» С.Р. Рафикова, который заинтересовался моей персоной по двум причинам. Во-первых, на годичном собрании АН СССР в Москве академик А.В. Пейве – директор института, в котором я защищал диссертацию, при беседе

ñним охарактеризовал мои исследования как важные и актуальные. Во-вторых, он знал отрицательное мнение о них моих оппонентов, считавших их вредными и абсурдными.

Сагид Рауфович произвел на меня хорошее впечатление. Среднего роста плотного сложения с крупной сократовской головой и простым лицом. Доброжелательный. Лысина была прикрыта татарской тюбетейкой, какие носят аксакалы. Держался он уверенно и вместе с тем просто, весь облик его источал уче- ность и житейскую мудрость. Манера разговора со мной у него была по-отечески покровительственной. Позже, когда я стал членом Президиума БФАН СССР, увидел, что он пользуется большим авторитетом. Многие его даже побаивались. Сказанное Сагидом Рауфовичем принималось как само собой разумеющееся и не подлежало сомнению.

Разговор у нас с ним длился около двух часов. Я рассказывал о шарьяжах, о необходимости поисков нефти на Урале и других проблемах, он внимательно слушал и задавал множество вопросов, иногда неожиданных. Я чувствовал себя, как на экзамене. Мне казалось, что ко всему, сказанному мной, он относится с какой-то настороженностью. Вдруг он рассмеялся сказав, что понимает все науки, кроме геологии, где слишком много различ- ных предположений и противоречивых мнений. На трезвую голову понять невозможно. «Не даром говорят, что геологи много пьют», – пошутил он.

Он напомнил мне, что президент АН

СССР академик М.В. Келдыш геологию вообще не считал за науку. «Сам я так не думаю, – успокоил он меня, – все науки когда-

то были описательными, пока не появлялись ньютоны, менделеевы и эйнштейны. Общество не сразу их понимало. Коперника не признавали 300 лет. В.И.Вернадский справедливо считал, что науку делают личности, а не коллективы. Но без коллективов, собирающих по крупинке факты, не было бы и личностей. Геология, вероятно, не доросла до своих законов. Это архиважная задача высокой академической науки. Может быть, Башкирия даст собственных платонов?»

Затронутый С.Р. Рафиковым вопрос был одним из самых старых и болезненных в геологии. Большинство специалистов действительно считало геологию наукой чисто описательной и исторической. Многочисленные попытки применить математический аппарат для описания геологических событий оканчи- вались неудачей, что укрепило мнение геологов о неопределенности и «нелинейности» области знаний о Земле* . Я пытался объяснить Сагиду Рауфовичу, что это происходит из-за ошибочного понимания структуры земной коры, отрицания главной роли в геологии шарьяжных дислокаций и т.д. Он молча слушал и испытующе на меня поглядывал. Я думаю, что согласиться со мной ему не позволяла антишарьяжная оппозиция, возражения которой на слух могли казаться вполне резонными. В конце встречи он спросил, действительно ли я выделяю шарьяжи там, где академик Н.С. Шатский строго доказал их отсутствие. Я ответил, что Н.С. Шатский ошибался. На этом наш разговор завершился. Я же понял, что кто-то из моих оппонентов побывал у него раньше, иначе откуда ему было знать о работах Шатского на башкирском Урале?

Спартак Габдрахманович Фаттахутдинов (ученый секретарь БФАН СССР), присутствовавший при нашем разговоре с С.Р. Рафиковым, сказал мне позже, что Сагид Рауфович в общем беседой остался доволен.

Крупные ученые, в какой бы области науки не работали, интуитивно понимают справедливость или ошибочность рассуждений и посылов представителей других наук. Мне кажется, таким был Сагид Рауфович, который, не зная

* В последние годы академику АН РБ Т.Т. Казанцевой удалось обосновать несколько общегеологических законов эволюции.

, 2002, 7, 2

5 6	М.А. Камалетдинов

геологии и, несмотря на суждения моих оппонентов, посчитал мои доводы более убедительными. Из-за сильной занятости Сагида Рауфовича как организационной, так и научной работой на обсуждение и обдумывание геологи- ческих проблем времени у него не оставалось. Договоренность о его поездке на Урал для осмотра геологических объектов также не реализовалась. Исключение составляли вопросы происхождения нефти и газа, которые всегда его волновали и к которым он неоднократно возвращался при встречах со мной. Он считал, что генезис углеводородов – это в первую очередь геологический вопрос. «В химических лабораториях нефть можно получить с помощью бесконечного множества реакций, – говорил он, – я могу получить нефть даже из Вас, – пошутил он, – весь вопрос состоит в том, какие из хими- ческих реакций протекают достаточно масштабно в природных условиях».

Â1973 г. Сагид Рауфович предложил нашей семье переехать из двухкомнатной квартиры в трехкомнатную в доме по улице Ново-Мосто- вой, в котором жил сам. Для меня это предложение было неожиданным, поскольку я не обращался с просьбой об улучшении жилищных условий. Это была инициатива самого Сагида Рауфовича. В данном эпизоде, как и в других, речь о которых ниже, проявилась его характерная черта – постоянная забота об улучшении условий жизни и работы ученых. С самого на- чала работы в БФАН СССР, сколько я помню, он постоянно добивался строительства в Уфе жилых и производственных помещений. При нем были построены крупный библиотечный корпус и жилой дом для сотрудников филиала на проспекте Октября.

Большое внимание он уделял росту молодых кадров. Именно при нем аспирантура стала крупной и важной составной частью филиала. Моя бывшая аспирантка Суфия Газизова рассказала, как Сагид Рауфович был на конференции аспирантов, которые делали доклады на немецком и английском языках. Сам он названными языками владел свободно. Суфие он задал вопрос понемецки, какой она придерживается геологической концепции: фиксизма или мобилизма. Ответ Суфии, что мобилизм – это авангардное направление в современной геологии, он одобрил.

Â1974 г. Б.М. Юсупову исполнилось 70 лет

èон оставил пост директора Института геоло-

гии. С.Р. Рафиков на эту должность назначил меня с последующим избранием в АН СССР. В то время директоров избирали в Москве, в на- учных отделениях, а затем утверждали на Общем собрании АН СССР, т.е. в этом процессе коллективы институтов не участвовали, как сей- час. Учитывая засилие в те годы фиксизма, я думаю, рассчитывать, быть избранным науч- ным коллективом института, мне было бы проблематично.

С этих пор я стал встречаться с Сагидом Рауфовичем значительно чаще. Не могу сказать, что наши отношения были всегда безоблачными. Между геологами и химиками первая «черная кошка» пробежала еще тогда, когда у геологов отобрали производственное здание. В дальнейшем взаимопонимание временами нарушалось из-за проблем материального снабжения. Снабжение не только Института геологии, но и всего Башкирского филиала оставляло желать лучшего, поэтому каждый институт старался перетянуть одеяло на себя. Институт химии был самым большим и ресурсоемким, и нам казалось, что он забирает себе все, что поступает в филиал. Особенно сложно обстояло дело с экспедиционным транспортом. Новые автомашины, получаемые по разнарядке Института геологии, часто передавались химикам, использовавшим их на строительных работах и перевозке грузов. Геологам же приходилось выезжать на Урал на старых машинах, которые постоянно ломались и их приходилось ремонтировать в полевых условиях.

В одну из наших бесед Сагид Рауфович прямо объяснил мне, что он вынужден так поступать, потому что Институту химии грузовой автотранспорт не положен, а строительные работы требуют транспортных средств. Кроме того, бутыль сильно ядовитого вещества, необходимого для лабораторных исследований, химики могут привезти только на автомашине, так как провоз на самолетах и поездах запрещен. Вот и приходиться посылать грузовые автомашины в разные концы страны то в Москву, то в Алма-Ату – за небольшим количе- ством опасного реагента.

«К сожалению, все филиалы АН СССР снабжаются по остаточному принципу, – продолжал Сагид Рауфович. – В академии слишком много консерватизма и косности. Слишком жестко и мелочно мы привязаны к центру. Многие ду-

, 2002, 7, 2

Сильная личность	5 7

мают, что в этом заключается порядок. В действительности этот диктат облегчает жизнь и бережет покой центральной власти, которая приспосабливает к себе науку, подчиняет ее. Это тормозит развитие самой науки. Вместо того, чтобы дать больше прав регионам, нас заставляют идти на всякие нарушения в интересах дела, хитрить, обманывать. Центр сам нарушает права регионов. Во всем. Вы думаете московские специалисты и ученые лучше уфимских? Совсем нет. Между тем все академические звания они делят между собой. Считают, что это московские вакансии». Эти откровения, услышанные от него, меня удивили. Вместе с тем я был рад, что он мне доверяет.

В свою очередь я рассказал ему, что в нефтяной промышленности такая же ситуация. Из-за отсутствия гибкости в государственном планировании геолого-поисковым организациям невыгодно открывать нефтяные месторождения, так как такое открытие влечет за собой остановку бурения на время испытания скважины на приток нефти. Срывается главный показатель – план бурения, который спускают в погонных метрах проходки.

Со стороны Сагид Рауфович казался сухим, сугубо официальным и недоступным человеком. В действительности это было не так. В узком кругу он был компанейски веселым, остроумным и находчивым. Любил шутку.

Однажды, мы с Р.Г. Кузеевым пришли к Сагиду Рауфовичу домой, чтобы пригласить его в гости. Мы позвонили в дверь, она открылась и показалась страшная неузнаваемая рожа. От неожиданности мы отпрянули, но через секунду уже смеялись вместе с Сагидом Рауфови- чем, снявшим с лица испугавшую нас маску.

Некоторое время, еще в доуфимский период, Сагид Рауфович работал в Китае, где принимал участие в создании Китайской академии наук. Иногда он вспоминал курьезные случаи из китайской жизни и рассказывал о них нам.

Когда по какому-нибудь поводу за столом собиралось общество молодых людей, он, чтобы оживить разговор, вспоминал подробности китайского кулинарного искусства, наводившие ужас на женщин. «Богатые китайские мандарины, – говорил он нарочито спокойным голосом, – любили лакомиться мозгами живых обезьян. Обезьянам брили головы и привязывали снизу к столу таким образом, что в специ-

альных отверстиях столешницы торчали их лысины. Кельнер молоточком разбивал черепа и гости ложечками черпали мозги». Сразу начи- налось шумное обсуждение рассказа, а Сагид Рауфович молча наблюдал.

С некоторых пор Сагид Рауфович стал приглашать меня в поездки на природу вместе с приезжавшими из Москвы крупными учеными и чиновниками. Подбиралась небольшая компания надежных, с точки зрения Сагида Рауфовича, людей. С собой брали много кумыса, горячительные напитки и всякие закуски. Поездки эти преследовали важную цель: с московскими чиновниками решались проблемы снабжения, финансирования и другие вопросы. Несколько раз к нам приезжал начальник плано- во-финансового управления АН СССР Л.Я.Гервиц. Это был симпатичный, простой и очень влиятельный человек. Он мог очень многое. Так, однажды он выделил Башкирскому филиалу сверх лимита сто штатных единиц. В одну из загородных поездок Сагид Рауфович посоветовал мне поговорить с Л.Я. Гервицем о выделении нашему институту дополнительного финансирования под новых сотрудников. Пока готовился шашлык, мы прогуливались с Гервицем вдоль берега реки, и я ему рассказал, что в институте создано перспективное научное направление, для развития которого необходимо создать лабораторию из 20 сотрудников. Он выслушал меня и спросил, есть ли человек, который может возглавить это направление. Я ответил, что собираюсь пригласить из Стерлитамака Ю.В. Казанцева и Т.Т. Казанцеву, очень талантливых ученых, в настоящее время работающих на производстве.

Лев Яковлевич рассказал, как в свое время он выделил 20 единиц Владивостоку на разработку очень важной научной проблемы. Лидера там не было, в лабораторию набрали молодых людей с десятиклассным образованием, а когда через 10 лет проверили результаты работ, они оказались равными нулю. «Поэтому, – завершил он, – когда приедут Ваши Казанцевы, будут и единицы. Выделять деньги под проблемы нельзя, можно только под лидеров».

Однажды Сагид Рауфович сообщил мне, что из Уфимского горкома КПСС ему переслали очередную жалобу. «В этом письме, – сказал он, – вновь отрицаются шарьяжи и нефтеносность Урала. «Как же можно отрицать очевид-

, 2002, 7, 2

5 8	М.А. Камалетдинов

ные, надежно доказанные вещи?» – воскликнул я. «Вы помните заморского светилу из Кандида?» – спросил он меня в свою очередь. «Даже Каникунду помню», – ответил я. «Молодые люди всегда помнят только женщин, а в Вашем случае интересен заморский светила», – полушутя заметил он* .

«Вот и Ваши светила возмущаются истиной

èотстаивают свои заблуждения. Подобных примеров в науке можно привести множество. К сожалению, бороться с доносами невозможно: у нас существует закон, охраняющий доносительство.Это один из самых гнусных и вредных законов, пришедших из средневековья. Он на руку только негодяям. Впрочем не огор- чайтесь, – продолжил он, – пусть лучше пишут на нас, чем нам писать на них». Из этих слов я понял, что пишут и на Сагида Рауфовича и что не следует принимать это близко к сердцу.

Â1975 г. из Стерлитамака в Уфу для работы в институте переехали Тамара Тимофеевна

èЮрий Васильевич Казанцевы. Они были моими единомышленниками, мобилистами и, хотя по этой причине не могли рассчитывать на радушный прием геологической общественности, не освободившейся еще от пут фиксизма, мне работать стало легче. С Казанцевыми мы решили заняться сравнительным анализом тектоники горно-складчатых областей и выезжали в экспедиции на Кавказ, Киргизский хребет, в Горный Крым, Карпаты и другие районы. Горный Крым оказался наиболее доступным для исследований, и туда Ю.В. Казанцев выезжал с экспедиционным отрядом несколько лет подряд. Результатом работ явилась книга о тектонике Горного Крыма с доказательствами его шарьяжно-надвиговой структуры. Книгу встретили «в штыки» профессора московских геологических вузов, проводивших там учебную практику студентов. Появился ряд критических статей в «Известиях ВУЗов», в которых существование шарьяжей в Крыму категорически отрицалось.

Как-то, увидев меня в Президиуме, Сагид Рауфович пригласил зайти к нему. «У меня

были Ваши оппоненты, показывали критику московских профессоров против Казанцева, – сказал он. – Я им заявил, что после этих статей я только укрепился в справедливости научных взглядов Казанцева. Не ожидая такой реакции с моей стороны, они сильно опешили. Я им объяснил, что профессора, читающие лекции студентам, будь они в Москве или Уфе, – это чисто книжные ученые. В большинстве своем. По этой причине они догматики. И если геолог собрал во время своих экспедиций фактический материал, противоречащий старым догмам, он не должен бояться авторитетов. Иначе наука не станет развиваться». Забегая вперед, скажу, что сейчас все выделенные Ю.В. Казанцевым в Крыму шарьяжи признаны как местными, так и московскими геологами.

Â1977 г. Сагид Рауфович предложил мою кандидатуру делегатом на XVI съезд профсоюзов СССР в Москву. На весь БФАН СССР

тогда было выделено только одно место. Желающих поехать профсоюзных активистов было много. Я подумал, что такое решение Сагида Рауфовича может явиться поводом для новых жалоб не только на меня, но и на него самого. Своими сомнениями я поделился с ним. Он меня заверил, что волноваться нече- го. «Съездите с семьей, покажите им Москву, сами посмотрите на знаменитых людей, отдохнете от работы, потом все мне расскажете. А Ваши оппоненты пусть видят, что Вас ценит руководство республики».

Съезд проходил во Дворце Съездов в Кремле и был обставлен чрезвычайно торжественно

èпомпезно. По возвращению понимал, что Сагид Рауфович ждет от меня увлекательного рассказа. На профсоюзном собрании я отчитался. Получилось неинтересно, по-казенному скучно. Сагид Рауфович спросил о впечатлении, которое произвел на меня съезд. Я ответил, что самое большое впечатление – это строгий порядок, который там царил. И больше ничего. Моим докладом он остался недоволен.

Â1982 г. Ю.В. Казанцев защитил докторскую диссертацию по геологии предгорных

* На всякий случай напомню читателю сюжет из повести Вольтера.

Благородный молодой человек Кандид, отстаивая честь своей невесты Куникунды, дрался на шпагах с соперником. Последний повредил ему глаз. Заморский медицинский светила, выписанный богатыми родителями Кандида, осмотрев последнего, заключил, что тот непременно окривеет. Куникунда, заявив, что терпеть не может кривых, ушла к сопернику. Но нарыв на глазу Кандида вскоре прорвался, и он стал видеть. Узнав об этом, заморский светила был сильно возмущен и написал две толстые книги, в которых доказывал, что Кандид непременно должен был окриветь.

, 2002, 7, 2

Сильная личность	5 9

прогибов в Институте геологии и геофизики Сибирского отделения АН СССР. По сути, это была первая работа, доказывающая чешуйча- то-надвиговое строение всех предгорных прогибов мира. Ранее считалось, что предгорные прогибы в зависимости от их возраста и географического положения имеют разное строение и происхождение. Защита Казанцева прошла блестяще. Тем не менее в ВАК поступило несколько писем. В результате были устроены дополнительные проверки, и утверждение работы сильно затянулось. Обеспокоенный такой ситуацией, я зашел к Сагиду Рауфовичу за советом. Выслушав меня, он сказал, что положение в нашем институте как в анекдоте. А анекдот следующий. Некая туристическая фирма организовала экскурсию в ад. Туристы увидели большие чаны, заполненные грешниками, которых поджаривали на огне. Вокруг чанов была выставлена усиленная охрана на случай побега. Лишь один чан не охранялся. На недоуменные вопросы туристов экскурсовод пояснил, что там помещены завистники, которые сами строго следят, чтобы никто не сбежал. «У Вас похожая ситуация», – сказал Сагид Рауфович. Оказалось, что он знаком с председателем ВАКа. «Я конечно могу у него узнать о причи- не задержки утверждения диссертации Казанцева, но вначале попытайтесь выяснить через геологов – членов ВАКа», – посоветовал он. Я позвонил руководителю геологической секции ВАКа Н.А. Богданову и узнал, что работа находится на рассмотрении экспертной комиссии Министерства нефтяной промышленности

СССР. Я сразу же сообщил об этом Сагиду Рауфовичу, а вскоре пришло извещение из ВАКа об утверждении защиты Ю.В. Казанцева. Не знаю точно, но думаю, что Сагид Рауфович принял для этого меры. В бюллетени ВАКа за 1983 г. работа Ю.В.Казанцева была отмечена как лучшая докторская диссертация года. Напомню, что за все время существования нашей академии еще лишь диссертация У.М. Джемилева была оценена таким же образом.

Со временем Сагид Рауфович, мне кажется, окончательно утвердился в справедливости шарьяжной теории строения литосферы. Президиум БФАН СССР неоднократно выдвигал меня в члены-корреспонденты АН СССР, а один раз по инициативе вице-президента АН СССР академика А.Л. Яншина – в академики. Но каж-

дый раз безуспешно – фиксизм не уступал своих позиций.

Сагид Рауфович хорошо знал академические порядки и всегда давал советы, как поступать в той или иной ситуации. Например, он настоятельно советовал мне добиться организации в Уфе заседания выездной сессии Отделения геологии, геофизики и геохимии АН

СССР. «Такая сессия означала бы признание исследований Вашего института по шарьяжной тематике», – говорил он. Вице-президент АН

СССР, академик А.Л. Яншин поддержал эту идею, приняв активное участие в ее реализации.

Летом 1983 г. такая сессия в Уфе состоялась. В ней участвовало большое число членов академии во главе с А.Л. Яншиным и академикомсекретарем ОГГГН АН СССР Б.С. Соколовым: А.В.Пейве, А.А. Трофимук, В.Д. Наливкин, П.Н.Кропоткин, В.Е. Хаин, Н.И. Хитаров, Е.Е.Милановский, Р.Г. Гарецкий, А.М. Дымкин и другие ученые из Москвы, Ленинграда, Свердловска, Уфы и других городов. Всех интересовали шарьяжи, в связи с чем был организован специальный выезд на Урал – в Мурадымовское ущелье Кугарчинского района Башкортостана. Здесь обнажаются светлые рифогенные известняки нижнего девона, залегающие в виде крупного шарьяжа на среднекаменноугольных песчаниках и аргиллитах с характерной флишевой ритмичностью. Благодаря перебуренности Мурадымовского шарьяжа двумя глубокими скважинами, в его существовании здесь могли убедиться все геологи.

Сагид Рауфович поехать на Урал не смог, поручив решать все организационные вопросы своему заместителю Р.Г. Кузееву. Опытный организатор, Раиль Гумерович продумал все до мелочей и согласовал все детали поездки с тогдашним руководством республики. В результате экспедиция, состоящая из 70 человек, прошла успешно. После этой поездки в решениях сессии было отмечено, что шарьяжное строение складчатой области – научно установленный факт, а наш Институт геологии был объявлен головной организацией АН СССР по изу- чению проблем шарьяжной тектоники. Это было официальным признанием наших исследований самым высоким в стране сообществом ученых.

Когда я зашел к Сагиду Рауфовичу с докладом о состоявшейся экспедиции, он сказал, что

, 2002, 7, 2

6 0	М.А. Камалетдинов

академики А.Л. Яншин, Б.С. Соколов, А.В.Пейве и А.А. Трофимук, с которыми он беседовал, результатами работ выездной сессии остались довольны.

Â1983 г. в Уфе, в районе горсовета был построен жилой дом для сотрудников БФАН

СССР. Председатель профкома А.А. Панасенко рассказал мне, как Сагид Рауфович, просматривая списки будущих жильцов, рассердился, увидев, что против фамилии Казанцевых стоит однокомнатная квартира. «Как двум докторам наук можно давать однокомнатную квартиру?» – спросил он у Панасенко. В результате Казанцевы получили двухкомнатную квартиру.

Сагид Рауфович был сильной личностью, не поддающейся ни общественному ажиотажу, ни модным течениям, ни ложному урапатриотизму. Когда в 1979 г. советские войска были введены в Афганистан, он сказал, что это очередная ошибка нашего правительства. «В войнах нуждаются военные, подобно тому, как уче- ные – в лабораторных опытах. Разница в том, что ученые исследуют мышей, чтобы спасать людей, а генералы учатся убивать людей. А.Д.Сахаров справедливо назвал советских «миротворцев» агрессорами, а афганских «душманов» – защитниками своей страны. За эту горькую правду его сослали в Горький. Большая армия, – продолжал он, – способна унич- тожить все человечество на Земле. Безмерный карательный аппарат в СССР погубил столько невинных людей, что до сих пор сосчитать не могут. Без насилия и обмана мы не научились жить, вот и придумываем себе «душманов», то внутренних, то внешних, тогда как главный «душман» – невежество сидит в наших головах

èдушах. Ложь всегда агрессивна и подчиняет себе правду. Помните: «Юпитер, ты сердишься, значит ты не прав». Вот и на Вас сердятся за инакомыслие».

Â1984 г. в семидесятидвухлетнем возрасте Сагид Рауфович оставил пост председателя Президиума БФАН СССР и переехал в Москву. Он был полон сил и энергии и смог бы руководить академической наукой республики еще многие годы. Уход С.Р. Рафикова, человека доброго, справедливого и мудрого будил в моей душе смутное чувство тревоги за буду-

щее. Было грустно от сознания, что нашу академию покидает человек из плеяды ученых, главная цель жизни которых – самозабвенное служение науке и людям науки. При нем всегда существовала уверенность в том, что любой вопрос будет решен справедливо. Что нам грядущее готовит?

Перед своим отъездом в Москву Сагид Рауфович устроил небольшой прощальный вечер, на который пригласил и меня. К этому мероприятию я подготовил тост, сюжет которого взял из рассказа Козьмы Пруткова. Привожу его в сокращенном виде. Молодой офицер в жестоком бою показал чудеса храбрости. В пылу сражения он не заметил, как ему в нос попала пуля неприятеля, которая там застряла и заросла. Пришла пора офицеру жениться. На свадьбе под возгласы «горько» он повернулся к невесте, чтобы ее поцеловать, но вдруг чихнул. Пуля вылетела из носа и убила невесту. Мораль: никогда не чихайте друг на друга. После моих слов воцарилось короткое молчание, сменившееся взрывом смеха уже слегка разгоряченной к тому времени компании.

Сразу после освобождения квартиры в Уфе Сагид Рауфович пригласил к себе и предложил мне ее занять. «Возьмите ключи у Беньковских (соседей) и немедленно переезжайте. С профсоюзом я договорился», – сказал он. Занять квартиру мы не успели. Новое руководство отдало

ååпредседателю Кировского райисполкома. Первое время Сагид Рауфович часто приез-

жал из Москвы, затем – все реже. Поговаривали, что ему уже не оказывают тот радушный прием в Уфе, на который он был вправе рас- считывать. За него было обидно.

Последний раз я встретился с ним в Уфе, на годичном Общем собрании. Башкирский филиал в то время уже назывался Башкирским науч- ным центром Уральского отделения АН СССР.

Был перерыв. В фойе выходили участники собрания. Сагид Рауфович стоял один. Я подошел к нему. Видно было, что он рад нашей встрече. Я ему сказал, что вместо себя в Уфе он оставил не того человека. «Не в том дело», – ответил Сагид Рауфович и задумался, подбирая слова. В это время к нему подошел, широко улыбаясь, гость из Москвы и увел от меня, как оказалось, навсегда.

М.А. Камалетдинов академик АН РБ

, 2002, 7, 2