Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
3.1.с / курс.3.1 / сорокин.человек.общество..doc
Скачиваний:
30
Добавлен:
17.05.2015
Размер:
5.56 Mб
Скачать

Интегральный синтез

В историко-социологической литературе традиционно принято, хотя, видимо, не вполне справедливо, разграничивать два периода творчества Сорокина — русский и американский. Конечно же, русский Сорокин и Сорокин-американец довольно не похожи друг на друга и по кругу анализируемых проблем, и по характеру использования матери­ала, и по степени зрелости и самостоятельности создаваемых теорий. Однако очевидно, чго интегральная сущность всех его работ всегда оставалсь неизменной. Более того, и все его мировоззрение было пронизано интегральным синтезом и на уровне сциентических про­грамм, и в политических взглядах, и даже на уровне жизненной философии. В этом смысле принципиальное отличие между ранним и поздним Сорокиным заключается лишь в глобализме его теории: если он начинал довольно традиционно для социальной мысли рубежа веков, то в гарвардский период превратился в могущественного макросоци­олога, рассматривающего цивилизацию в качестве атомарной единицы своего анализа.

В отечественной специальной литературе опубликованы работы, в которых довольно подробно анализируются сорокинские взгляды1. Нашу задачу мы видим в том, чтобы дать сейчас лишь краткую выжим­ку эволюции его общетеоретических взглядов, основываясь главным образом на самых значительных трудах Сорокина в их логической и диахронической целостности.

1 Сошлемся лишь на труды Голосенко И. А.: Социология Питирима Сорокина // История буржуазной социологии первой половины XX века. М., 1979; Социо­логия в дореволюционной России // Философские науки. 1988. № 1.

Первоначально теоретико-методологические построения Сорокина и их методологическое обоснование осуществлялись им в духе неопозитивистско-бихевиористического синтеза. В своей первой книге — "Пре­ступление и кара, подвиг и награда" — он определяет социальный феномен (сферу надорганики) как "социальную связь, имеющую психи­ческую природу и реализующуюся в сознании индивидов". Иными сло­вами, если всякое взаимодействие обладает психическим характером, то оно суть социальное явление. Однако социолог, по Сорокину, имеет дело лишь с внешней природой социального явления, то есть с символичес­кой, а посему в попытке генерализации он неизбежно приходит к утвер­ждению трех основных форм актов — "дозволенно-должные", "рекомен­дуемые" (они не противоречат представлениям дозволенно-должного, но представляют собой "сверхнормальную роскошь") и "запрещенные" (или "недозволенные"). Каждая из этих форм существует в связке с соот­ветствующей ей оппозицией — санкцией. Так, рекомендуемым актам соответствуют награды, запрещенным (преступление) — кары, а до­зволенным — "должные" реакции. Словом, вся социальная жизнь виде­лась ему в виде нескончаемой цепной реакции акций-реакций, а их взаимодействие составляет суть исторического прогресса.

Через каких-то несколько лет эта на вид довольно наивная схема быстро "разбухает" и обретает законченно логический вид. В "Системе социологии" Сорокин формулирует принципы, от которых он не отой­дет в будущем. Согласно Сорокину, теоретическая социология распада­ется фактически на три основных раздела: 1) социальную аналитику (социальные анатомия и морфология); 2) социальную механику (ее объект — социальные процессы); 3) социальную генетику (теория эволюции общественной жизни). Такое видение структуры социологического знания Сорокин почти безо всяких изменений сохранит на долгие годы. В этом смысле содержательно близкими являются его "Система социо­логии" и "Общества, культуры и личности" (1947). В их основе — квинт­эссенция структурного метода, а методологический базис — синтез неопозитивизма и умеренного бихевиоризма.

С этих позиций он формулирует свой исходный тезис о том, что социальное поведение основано на психофизических механизмах, а субъективные аспекты поведения суть "переменные" величины. Интегральным фактором всей социальной жизни он считал кол­лективный рефлекс. Эту установку ученого не трудно пронаблюдать на материале его "Социологии революции". "Все возрастающее по­давление основных инстинктов населения; их базовый характер и бес­силие групп, стоящих на страже порядка, — таковы три элемента адекватного описания условий революционного взрыва"1. Иными словами, в основе любых революционных движений в обществе лежит подавление базовых инстинктов — пищеварительных, сек­суальных, инстинктов собственности, самовыражения, самосохранения и многих других.

В "Системе социологии" взаимодействие Сорокин рассматривает в качестве простейшей модели социального явления. Его элементами он считал: индивидов, акты (действия) и проводники общения (они же — символы интеракции). Взаимодействующим индивидам свойственны наличность высшей нервной системы, потребности и способность реагировать на стимулы. Акты состоят из внешних раздражителей и внутренней реализации психологической жизни. Проводники — суть символы передачи реакций между субъектами интеракции (язык, пись­менность, музыка, искусство, деньги и т. п.). Взаимодействие может выступать как антагонистическое или солидаристическое, односторон­нее или двустороннее, шаблонное или нешаблонное. Социальные же группы, по Сорокину, делятся на элементарные, кумулятивные и слож­ные.

Намеченный в "Системе" синтез получает свое развитие в "Социаль­ной мобильности", которая, по единодушному мнению специалистов, считается классическим для западной социологии трудом по проблемам стратификации и мобильности. Но книга особенно "интересна благодаря теоретическому различию, проводимому между горизонтальной и вер­тикальной мобильностью, и глубокому анализу основных средств и ка­налов, при помощи которых индивидуумы могут достигнуть вертикаль­ной мобильности"2.

1 Sorokin P. A. Sociology of Revolution. Philadelphia, 1925. P. 370—371.

2 Беккер Г., Бесков А. Современная социологическая теория в ее преемствен­ности и изменении. М., 1961. С. 424.

Согласно Сорокину, социальная мобильность есть естественное и нормальное состояние общества. Она подразумевает не только социа­льные перемещения индивидов, групп, но и социальных объектов (цен­ности), то есть всего того, что создано или модифицировано в процессе человеческой деятельности. Горизонтальная мобильность предполагает переход из одной социальной группы в другую, расположенных на одном и том же уровне общественной стратификации. Под вертикальной мобильностью он подразумевал перемещение индивида из одного пла­ста в другой, причем в зависимости от направления самого перемещения можно говорить о двух типах вертикальной мобильности: восходящей и нисходящей, то есть о социальном подъеме и социальном спуске.

Вертикальную мобильность, по мнению Сорокина, должно рассмат­ривать в трех аспектах, соответствующих трем формам социальной стратификации, — как внутрипрофессиональную или межпрофессио­нальную циркуляцию, политические перемещения и продвижения по "экономической лестнице". Основным препятствием для социальной мобильности в стратифицированных обществах является наличие специ­фических "сит", которые как бы просеивают индивидов, предоставляя возможность одним перемещаться вверх, тормозя продвижение других. Это "сито" и есть механизм социального тестирования, отбора и рас­пределения индивидов по социальным стратам. Они, как правило, со­впадают с основными каналами вертикальной мобильности, то есть школой, армией, церковью, профессиональными, экономическими и по­литическими организациями. На основе богатого эмпирического мате­риала Сорокин делает вывод, что "в любом обществе социальная цир­куляция индивидов и их распределение осуществляются не по воле случая, а носят характер необходимости и строго контролируются раз­нообразными институтами"1. Однако Сорокин четко отличал мобиль­ность в нормальные периоды эволюции общества и в периоды обще­ственных потрясений и катастроф, когда "поступательность, упорядо­ченность и строго контролируемый характер мобильности существенно нарушаются"2. Правда, даже в периоды хаоса, по Сорокину, все равно сохраняются помехи на пути к неограниченной социальной мобильности как в виде остатков "сита" старого режима, так и быстрого роста нового "сита" зарождающегося порядка.

Для Сорокина, как, впрочем, и для многих исследователей до и после него, очевиден внеисторический динамизм социальной стратификации. Абрис и высота экономической, политической или профессиональной стратификации — вневременные характеристики и нормативные черты стратификации. Их временные флуктуации не носят однонаправленного движения ни в сторону увеличения социальной дистанции, ни в сторону ее сокращения. Социальная стратификация — "это постоянная харак­теристика любого организованного общества. Изменяясь по форме, социальная стратификация существовала во всех обществах, провоз­глашавших равенство людей. Феодализм и олигархия продолжают су­ществовать в науке и искусстве, политике и менеджменте, банде преступ­ников и демократиях уравнителей, словом — повсюду"3. Воистину ис­тория показывает, что нестратифицированное общество с подлинным и последовательно проведенным принципом равенства его членов есть миф, никогда не реализованный на практике и так и оставшийся лишь знамением всемирных уравнителей.

В гарвардский период творчества интегралистские тенденции и на- строения Сорокина окончательно оформляются в единую интегральную модель, что находит отражение прежде всего в его четырехтомной "Социальной и культурной динамике"4.

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Mobility. N. Y., 1959. P. 207.

2 Sorokin P. A. Man and Society in Calamity. N. Y., 1942. P. 113.

3 Sorokin P. A. Social and Cultural Mobility. P. 16.

4 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. N. Y., 1937—1941. Vol. 1—4.

Не претендуя на последователь­ное и системное описание когнитивной модели Сорокина, аккумулирова­вшей, как кажется, идеи почти всех отраслей гуманитарного знания, постараемся стилем "телеграфного конспекта" описать в общих чертах как саму модель, так и основные методологические принципы, на кото­рых она базируется. При этом мы будем преимущественно апеллировать к вводному разделу первого тома и четвертому тому "Динамики", а также к прецеденту "телеграфного изложения" модели, одобренному самим Сорокиным1.

1 Cowell F. R. Values in Human Society. The Contribution of Pitirim A. Sorokin to Sociology. N. Y., 1970.

Все люди вступают в систему социальных взаимоотношений под влиянием целого комплекса факторов: бессознательных (рефлексы), био­сознательных (голод, чувство жажды, половое влечение и т. п.) и социо-сознательных (значения, нормы, ценности) регуляторов. В отличие от случайностных и временных агрегатов (толпа), характеризуемых отсут­ствием ясных и пролонгированных связей, только общество способно продуцировать значения, нормы, ценности, существующие как бы внут­ри социосознательных "эго" — конституирующих общество членов. Поэтому любое общество можно описать и понять только лишь через призму присущей ему системы "значения, нормы, ценности". Эта систе­ма суть единовременное культурное качество.

Далее. Скрытые в социосознательных индивидах и обществах куль­турные качества обнаруживаются во всех достижениях человеческой цивилизации, сохраняются также и в дискретные периоды культурной истории (войны, революции, прочие общественные бедствия). Социо-эмпирические исследования культурных качеств (значений, норм, цен­ностей) позволяют выявить весьма длительные периоды истории, в те­чение которых проявляются относительно близкие и даже идентичные культурные образцы — виды деятельности, мысли, творчества, ве­рования и т. п. Эти продолжительные образцы культурной жизни, несмотря на всевозможные и случайные девиации, эмпирически уста­навливаются лишь потому, что сами они суть продукт логико-значимых культурных систем.

. При этом логико-значимые культурно-ценностные системы — детер­минанты культурного качества — формируются под воздействием "двойственной" природы человека — существа мыслящего и существа чувствующего. Преимущественное качество тем самым совпадает с од­ним из полюсов ценностно-культурной шкалы. Если основной акцент сделан на чувственной стороне человеческой природы, то соответственно детерминируется чувственный образец культурных ценностей; на вооб­ражении и разуме — нечувственный. Причем и в том и в другом случае не нейтрализуются полностью противоположные мотивы поведения, мышления. При условии же баланса чувственных и рациональных сти­мулов формируются идеалистические культуры.

Перегруппировка всех классов ценностей, значений и норм в этом ключе, их вскрытие в ходе исторического исследования показывают удивительное соответствие с ценностными классами, выработанными мыслителями античной классики: ценности, происходящие в результате когнитивной деятельности (Истина); эстетического удовлетворения (Красота); социальной адаптации и морали (Добро); и, наконец, кон­ституирующая все остальные ценности в единое социальное целое (Польза). Любую социально значимую человеческую активность можно объяснить посредством этих четырех поистине универсальных катего­рий. Игнорирование их или подмена другими объясняющими принципа­ми неизбежно ведет к сциентистской неудаче искусственного перевода этих категорий на язык других и менее адекватных терминов.

Интегральный подход в равной мере применим при описании ин­дивидуального типажа или культурных ценностей. В самом деле, любой индивид вписан в систему культурных ценностей, а его бессознательные мотивы и биосознательные стимулы контролируются и подчиняются его социосознательному "эго". Так и культура становится интегральной лишь тогда, когда общество добивается успеха, балансируя и гармони­зируя энергию людей, отданную на службу Истине, Красоте и Добру. Подобный "интегрализм" характеризуется логико-значимой взаимосвя­зью всех существенных компонентов личности или культуры. Модель "интегральной" культурной сверхсистемы — результирующая система­тического и гармонизирующего ценностного образца — дает значитель­но больше для полноценного и адекватного определения и понимания культуры, нежели традиционные социологические, антропологические или культурологические методы.

Вот почему дискриптивный анализ социальной жизни должен быть подчинен исходному примату культурных ценностей даже в таких аспек­тах социального бытия, где, как может показаться с первого взгляда, отсутствует прямое восхождение к культурно-ценностным системам. К примеру, понятия "группа", "класс", "роль", "стратификация", "со­циальное действие" и им подобные приобретают научную валидность, когда интерпретируются как переменные культурных сверхсистем, конг­руэнтных связей ценностей, , норм, значений.

В силу этого новая философия истории должна исходить из тезиса о том, что в пределах, заданных относительно константными физичес­кими условиями (климат, географическое положение), наиважнейшим фактором социокультурных изменений (то есть собственно динамики) становится распад той или иной доминантной культурной сверхсисгемы — "идеациональной" ("ideational"), "идеалистической" ("idealistic"), "чу­вственной" ("sensate"). Именно в этом смысле тождественны социология и философия истории, ибо они концентрируют свое внимание на пробле­матике генезиса, эволюции, распада и кризиса доминантных систем, в результате чего проясняются вопросы "как?", "почему?" и "когда?" происходят те или иные социокультурные изменения.

Каждая из культурных сверхсистем "обладает свойственной ей ментальностью, собственной системой истины и знания, собственной фило­софией и мировоззрением, своей религией и образцом "святости", со­бственными представлениями правого и недолжного, собственными формами изящной словесности и искусства, своими нравами, законами, кодексом поведения, своими доминирующими формами социальных отношений, собственной экономической и политической организацией, наконец, собственным типом личности со свойственным только ему менталитетом и поведением"1

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 1. P. 67. 22

Словом, если для Платона центральным понятием его системы были "идеи", для Аристотеля — "значения", для Бэкона — "эксперимент" и "индукция", для Дарвина — "естественный отбор", то для Сорокина, очевидно, таким понятием становится "ценность". Конечно же, многие мыслители и до него размышляли о природе ценностей, но, пожалуй, никому до Сорокина не удалось показать систематизирующую и мето­дологическую значимость ценностной теории в социологии.

"Таков в общих чертах "интегральный" синтез сорокинской макросо­циологии. Современное состояние западной культуры Сорокин диагносцировал как кризисное, которое, однако, вовсе не виделось ему в духе шпенглеровского субъективизма — конца ее исторического существова­ния, смертельной агонии всей западной цивилизации. Нынешняя "чувст­венная" культура, считал он, обречена на закат, поскольку именно она повинна в деградации человека, превращении ценностей в простые релятивные конвенции. Его главное пророчество на этот счет звучит так: "Мы живем, мыслим, действуем в конце сияющего чувственного дня, длившегося шесть веков. Лучи заходящего солнца все еще освещают величие уходящей эпохи. Но свет медленно угасает, и в сгущающейся тьме нам все труднее различать это величие и искать надежные ориентиры в наступивших сумерках. Ночь этой переходной эпохи начинает опускаться на нас, с ее кошмарами, пугающими тенями, душераздирающими ужасами. За ее пределами, однако, различим рассвет новой великой идеациональной культуры, приветствующей новое поколение — людей будущего"1.

1 Sorokin P. A. Social and Cultural Dynamics. Vol. 3. P. 535; Sorokin P. A. The Crisis of Our Age. N. Y., 1941. P. 13.

Провозвестник новой идеациональной будущности через очищение и воскрешение культуры, проповедник нравственного возрождения об­щества, основанного на принципах альтруистической любви и этике солидарности, — таков "нетипичный" для академического ученого об­лик Сорокина-социолога и Сорокина-пророка, на долгие годы запом­нившийся своим соратникам и ученикам. Таковым он начинает посте­пенно открываться, хотя и с печальным опозданием, своим соотечест­венникам.

Наследие Сорокина колоссально. Он автор более полусотни книг, не говоря уж о бесчисленных статьях, заметках, эссе и прочих формах малого жанра. Его книги переведены почти на все языки мира, но — увы! — не на русский язык. Настоящий однотомник отнюдь не претендует на полное отражение многогранного творчества Питирима Сорокина. И все же, монтируя книгу, мы старались придерживаться следующих основополагающих принципов.

Прежде всего нам хотелось пусть даже и неполно по объему и научной значимости, но все же более или менее равномерно пред­ставить русский и американский периоды его творчества, хотя такое хронологическое деление крайне нелогично, а возможно, и ошибочно. Стиль ранних работ Сорокина уникален и красочен. В нем содержится весь колорит "старорежимного" русского языка науки, дефицит которо­го с особой остротой мы испытываем сегодня. Во-вторых, при ком­поновании содержания перед нами стояла сверхзадача проследить динамику в развитии его научных взглядов, проиллюстрировать эволю­цию его систематического социологического видения. В-третьих, чре­звычайно важным представлялся и другой аспект — необходимость продемонстрировать всю палитру его творчества или по крайней мере значительную ее часть, от работ общегуманитарного и социально-прикладного характера до сугубо академических, в которых Сорокиным предпринималась попытка охватить весь социальный универсум. В-четвертых, в бытность еще русским подданным Сорокин значитель­ную часть своей энергии отдавал политической деятельности, много писал о революционном переустройстве России, что, как кажется, не потеряло своей актуальности и сегодня. Наконец, в-пятых, настоящее издание отличается еще и тем, что в содержание тома включены также работы Сорокина, которые ранее при жизни автора никогда не были опубликованы.

В настоящий сборник вошли крупные и тематически завершенные фрагменты из следующих его сочинений: русского периода — "Преступ­ление и кара, подвиг и награда", "Проблема социального равенства"; американского — "Социология революции", "Социальная и культурная мобильность", "Кризис нашего времени", "Общество, культура и лич­ность", а также небольшой отрывок из его воспоминаний "Долгое путешествие".

В настоящем издании подстрочно приводятся примечания П. А. Сорокина, обозначенные цифрами, а также примечания состави­теля, дополнительно обозначенные звездочками.

В заключение мне хотелось бы выразить глубокую признательность всем, кто содействовал изданию этой книги на всех этапах ее подготов­ки, и в особенности И. А. Альтману и О. В. Кузнецовой за помощь в работе с архивными материалами, Л. В. Никитиной за помощь в ра­боте с оригинальными текстами Сорокина. Хочется надеяться, что "дол­гий путь" Сорокина на родину наконец-то завершился и эта книга послужит стимулом для более вдумчивого знакомства читателя с твор­чеством крупнейшего социолога нашего столетия.

А. Ю. Согомонов

Соседние файлы в папке курс.3.1