2011_TvFolkPole2010

Строение и устроение фольклора	111

проявлений, и обрушивается на них с обвинениями, дышащими поистине классовой враждой: «Не нравится старым любителям песни и тот трактирный пошиб, каким часто дышит современная песня. <…> Кто же виноват, как не вы же сами? Кто, как не вы же, делили людей на черную и белую косточку? Много ли вы заботились о духовном преуспеянии народа, когда вы были хозяевами положения? Что вы давали народу, чтобы он не ходил в кабак, а был человеком и равным вам гражданином? Вы сами разъезжали по Ривьерам, а народу бросали самые последние объедки со своего барского стола. <…> Настроив на каждом углу кабаков и распивочных, как народу было не петь об этих кабаках, <…> когда только туда ему и свободен был доступ? Это его был парадный выход из своих грязных, вонючих берлог, где за стаканом пива или вина забывал он только свою нужду во всем и горе. И после этого вы кричите о кабаке, о разнузданности, когда вы это всё сами приготовили собственными руками»1.

Признает автор и влияние на сложение песенного репертуара крестьян переменчивой моды, падкой на всё новое: «мы по опыту знаем, что привезенная рыжая девка из Парижа кажется всегда гораздо интереснее своей рыжей девки, то, вполне естественно, деревня не могла остаться хладнокровной и не перенять у приезжего москвича все его новые новинки». Но из этих «новинок» далеко не всё закрепляется в крестьянской среде: пусть и новомодная, но не отвечающая вкусам и интересам исполнителей песня «так и умирает, не находя отклика у деревенского жителя»2.

Но главная причина вытеснения традиционной лирики песнями литературного склада, как считает В. И. Симаков, вовсе не в капризах моды и не в слепой тяге к новизне. Деревенский мыслитель стремится «добраться до самой сущности, почему эта [новая — В. К.] песня явилась, какие к этому были исторические или бытовые причины»3. По его мнению, основная причина того, что в русском фольклоре совершился «факт перехода от своей самобытной поэзии к литературной, к поэзии городского склада», — в том, что народная жизнь стала не та, что была прежде; изменилось и мировоззрение людей. Постепенно «хотя и незаметно, но меняется быт и самого народа. <…> Всё дальше и дальше уходят от него его вековые традиции, и ему уже становится тесен его дедушкин кафтан. <…> Расширился и его умственный кругозор, и в его голове уже никак не могут ужиться старые традиции, каковыми часто дышат старые песни. <…> Он уже теперь стал полуинтеллигент, а не тот ничего не видавший мужик, который слагал под треск лучины свою “Лучинушку”. Новый мужик вырос в иных историче-

1Там же. С. 21—23.

2Там же. С. 26—27.

3Там же. С. 24.

112	Тверское фольклорное поле — 2010

ских условиях. <…> Ему нужна была уже песня, дышащая иными настроениями, насыщенная современной действительностью»1.

В. И. Симаков согласен с тем, что многие из новых песен занесены в крестьянскую среду из города, — это оттого, что «деревенская жизнь близко стала связана с самим городом, с его интересами; не отставать стала деревня от города и во вкусах». Подкрепляя свою мысль ссылками на Л. Н. Толстого и Т. И. Филиппова, Симаков утверждает, что с определенного времени средоточием культурной жизни России стал именно город, «всё более-менее даровитое неудержимо уходит в города» и поэтому «пора самобытного песнотворчества [крестьян — В. К.] прошла, <…> прошла, нужно добавить еще, и самобытная жизнь, а раз сама самобытная жизнь прошла, то было бы истинное чудо, если бы жило самобытное творчество». Но при этом, подчеркивает Симаков, в современной ему деревне песня «творится, может быть, больше, чем в старину, и с не меньшей творческой силой» — только это песня новая, литературного склада, ориентированная на пришедшие из города образцы, и ее распространение он воспринимает как закономерное развитие, а вовсе не порчу или угасание народного творчества2.

Очевидно, что Ю. М. Соколов, написавший предисловие к книге «Народные песни, их составители и их варианты», не мог согласиться со всеми утверждениями В. И. Симакова и принять песни нового склада как равноценные с традиционными (это видно хотя бы по приведенным выше цитатам из его учебника, вышедшего позже); тем не менее он признавал, что тверской крестьянин-фольклорист, несомненно, входит в число тех «подлинных знатоков народного творчества», которые с полным знанием дела могут судить «о смене настроений поэтических вкусов деревни, об изменении песенного репертуара в деревне», т. к. они «сами представители той среды, в которой народная песня живет полною жизнью». Соколов не считал Симакова лишь сторонним наблюдателем фольклорной традиции, к каковым, без сомнения, относилось большинство фольклористов начала XX в., и поэтому полагал его мнения и выводы вдвойне важными: «Размышления и наблюдения В. И. Симакова особенно ценны потому, что он вот уже три десятка лет пристально следит за жизнью народной песни не по одним только книгам, а главным образом непосредственно в бытовой обстановке»3.

1Там же. С. 27—28.

2Там же. С. 28—29.

3Там же. С. 5.

Строение и устроение фольклора	113

М. В. Строганов

ЖАНРОВАЯ ТИПОЛОГИЯ ФОЛЬКЛОРНОЙ ПЕСНИ ИНДУСТРИАЛЬНОГО ОБЩЕСТВА1

Индустриальным обществом я буду называть, вслед за С. А. Аверинцевым, общество, сложившееся в буржуазное время, в России — начиная с 1861 г., то есть сто пятьдесят лет назад. Соответственно, фольклорной песней этого времени следует называть ту жанровую систему, которая сформировалась первоначально на городских окраинах, в фабрично-завод- ских поселках, а потом проникла в сельскую среду, где и сохранилась практически до нашего времени. Научное сознание всегда отстает от общественного сознания и осмысляет новые явления в старых, архаических категориях. Это касается и современной фольклорной песни в ее жанровых параметрах. Сначала фольклористы упорно не хотели признавать эти новые песни фольклорными, потом стали третировать их снижающими квалификациями: мещанские, пошлые. Поскольку народ труды фольклористов не читал и на конференции заседать не ходил, он не знал об этом и продолжал петь эти песни. Тогда фольклористы вынуждены были немного уступить и те песни, для которых не было прямых параллелей в современном нефольклорном бытовании, были признаны фольклорным жанром жестокого романса. Но те, которые вошли в народный обиход на фольклористических глазах, продолжали числиться песнями литературного происхождения. К

этой типологии были прислонены еще любовные и шуточные песни.

Если стать на строго научную точку зрения, то вся эта типология не выдерживает критики. Почти все песни, которые мы именуем жестокими романсами, имеют литературный источник, только в одних случаях он хорошо известен, а в других принципиально не установим. Например, ни один фольклорист не сможет указать на какую-то ни было разницу между песней «Над серебряной рекой», восходящей к стихотворению Ф. Н. Глинки, и «На Муромской дороге», прототекст которой не известен. Это совершенно равноправные явления. Однако мы выводим за пределы фольклорных песен песни «Куда бежишь, тропинка милая», «Белым снегом», «Расцвела под окошком белоснежная вишня», «Дан приказ ему на запад», «Деревня моя» и называем их песнями литературного происхождения. Мы путаем понятия, потому что «Вдоль крутых бережков» и «За грибами в лес девицы» тоже имеют литературное происхождение, хотя оно давно забыто.

Если не считать себя умнее народа и не пытаться учить его жить, можно легко заметить, что для народа песни «Бедная девица, горем разбитая», «Когда б имел златые горы», «По диким степям Забайкалья», «Васильки», «Поручик парус гонит», «В саду при долине громко пел соловей»

1 Исследование выполнено при поддержке РНГФ и администрации Тверской области в рамках научно-исследовательского проекта «Жестокие романсы Тверской об-

ласти», № 11-14-69003а/Ц.

114	Тверское фольклорное поле — 2010

никакие не жестокие и не мещанские романсы. К тому жанру, который мы называем жестоким романсом, народ отнес бы и песни из кинофильма «Кубанские казаки» — «Ой, цветет калина» и «Каким ты был, таким ты и остался», а также «Неприятность» («Закурю-ка, что ли, папиросу я») и «Темную ночь» из кинофильма «Два бойца». И спроси мы у какой исполнительницы этих песен, старинные ли они, она непременно усиленно закивает головой: старинные, мол, старинные. Да почему же и не старинные, когда им уже более пятидесяти лет и происхождение их уже никто не помнит? Да почему ж и не народные, когда в тех же «Кубанских казаках» песню про калину поет на колхозной сцене хор девушек, наряженных в псевдорусские национальные костюмы, которые я давеча в районном доме культуры видала? И чего эти руководители фольклорной практики требуют от восемнадцатилетнего студента, заставляя его исправлять квалификацию песни народная (необрядовая) на песнь литературного происхождения, а то еще и склада? Ему-то откуда это знать?

Вообще наше узкое понимание генезиса фольклорного текста в авторе порочно. У каждого текста был сочинитель, хотя его и не стоит называть автором, потому что он еще и не понимал себя автором, а в лучшем случае почитал сошедшее на него вдохновение сумасшествием, прямым следствием выпитого на пиру меда или, наконец, внушением Музы. И всё то же самое можно сказать о современных создателях фольклорных текстов, если их еще не испортила авторская культура. В этом отношении между хорошо известным Ф. Н. Глинкой, малоизвестным А. Е. Разореновым (автором стихотворения «За грибами в лес девицы…») и никому не известным сочинителем песни «Окрасился месяц багрянцем» нет совершенно никакой разницы. Но если мы будем искать генезис жанра в его социальных истоках, мы не много приблизимся к истине. Исторический генезис тех песен, которые мы по традиции называем жестоким романсом, лежит в разложении традиционной крестьянской семьи. Но установление этого генезиса нисколько не проясняет вопрос о соотношении этих песен с песнями литературного склада и происхождения, с песнями из кинофильмов, радиопередач и эстрады.

Как же следует классифицировать современные песни? Песенный фонд, сформировавшийся на догосударственном и государственном этапах развития фольклора, делится на жанры по функции бытования. В обрядовом календарном и семейно-бытовом (преимущественно свадебном) фольклоре (догосударственный этап) песни делятся на группы по тем функциям, которые они выполняют в обряде: заклинательные, гадальные, корильные, обережные. Необрядовые песни (государственный этап) делятся на группы по тем функциям, которые они выполняют в повседневном ритуале: частые, то есть игровые, хороводные и плясовые, и протяжные, то есть трудовые и посиделочные (не от слова, однако, посиделки, а от слова

Строение и устроение фольклора	115

посидеть). Современный песенный фонд практически полностью сохраняет эту типологию.

В настоящем сообщении мы использовали в качестве примера весьма репрезентативное рукописное собрание Марии Сергеевны Цветковой (1925 г. р., д. Тимолино Торжокского р-на, проживает в д. Коробово Кашинского р-на). В настоящее время собрание представляет собой отдельные разрозненные листы без обложек и из разных тетрадей, которые мы постарались собрать по ряду внешних признаков. Записи были сделаны в конце 1950-х — начале 1960-х гг. в нескольких ученических тетрадях, в одних фиолетовыми и синими чернилами, а в других простым карандашом. В собрании представлены разные жанры: песни, частушки, альбомные и формульные стихи. Нас интересуют в данном случае только песни, которых в этом сборнике всего 59. Они достаточно четко делятся на две большие группы: песни авторские, созданные советскими поэтами и композиторами, и песни собственно народные.

Песен советских поэтов и композиторов в сборнике 24. Вот их перечень; мы приводим названия песен так, как они сделаны в собрании; если название недостаточно для полной атрибуции, мы дополняем его первой строкой, набранной курсивом; число в скобках — порядковый номер текста в описании собрания:

1(9). Песня «На Волге широкой».

2(14). Песня «Огонек». На позицию девушка провожала бойца.

3(26). Песня «Ой, цветет калина».

4(27). Песня «Конармейская». По военной дороге.

5(34). Песня «Вьется вдаль тропа лесная».

6(35). Песня «Где ж вы, очи карие».

7(37). Песня «На солнечной поляночке».

8(39). Песня «Матросские ночи». Ой, за волнами, бури полными.

9(41). Песня «Неприятность». Закурю-ка, что ли, папиросу я.

10(46). Песня «У окошка». Солнце догорает, наступает вечер.

11(47). Ой ты, сердце, сердце девичье.

12(58). Песня «Идем, идем, веселые подруги».

13(61). Где ж ты, мой сад.

14(63). Песня из кинофильма «Небесный тихоход». Мы, друзья, пе-

релетные птицы.

15(66). Играй, мой баян. С далекой я заставы

16(67). Песня Вари (из кинофильма «<В> 6 ч.<асов> вечера после войны»). За синим за Доном в далеких краях.

17(68). Песня из кинофильма «Свинарка и пастух». Хорошо на мос-

ковских просторах.

18(69). Песня из кинофильма «Два бойца». Темная ночь.

116	Тверское фольклорное поле — 2010

19(72). Песня «Каким ты был».

20(80). Песня «Тучи над городом встали».

21(113). <Прощайте, скалистые горы>.

22(114). Песня «Возвращение». Иду по знакомой дорожке.

23(116). Песня «Орленок». Орленок, орленок взлети выше солнца.

24(127). <Одинокая гармонь>.

Как видим, третья часть этих песен вошла в обиход из популярных кинофильмов (3, 12, 14, 16, 17, 18, 19, 20), остальные — из репертуара советской эстрады. Содержание всех песен одинаково, они рассказывают о счастливой, верной любви или любви, которая должна разрешиться непременно благополучно, в них никогда нет конфликтов и противоречий. Единственная песня с прямо трагическим звучанием — это «Орленок».

Народных песен в сборнике 29. Вот их перечень:

1(1). Песня «Два друга». Стоит над рекою береза.

2(4). Песня «Алочка». Вот послушайте, расскажу я вам.

3(10). Песня «Сорву я веточку». Сорву я веточку, сорву витую.

4(11). Песня «Голубые глаза». Жил на свете веселый мальчишка.

5(16). Песня «Окрасился месяц багрянцем».

6(25). Песня «Зоя». Нету голосу петь цыганочку.

7(28). Прокурор и сын его. В квартире сухой и холодной.

8(29). Песня «Инженер». Этот случай был совсем недавно.

9(30). Песня «Катюша». Этот случай был в жаркое лето.

10(32). Песня «Тройка». Что так жадно глядишь на дорогу.

11(33). Песня «Таня». Между гор между Кавказских.

12(36). Песня «Клавдя». На Украине за заставою.

13(38). Песня «Одесса». Одесса, город черноморский.

14(40). Сибирская песня. По диким степям Забайкалья.

15(42). Песня «Ветер свищет, а волны играют».

16(43). Песня «Осень черные очи нахмурила».

17(44). Песня «Полина». Мне никогда не забыть.

18(48). Песня «Тамара». В глубокой теснине Дарьяла.

19(59). Вечер. О чем ты, товарищ, тоскуешь, родной?

20(60). Огонек. Напозициюдевушкапровожалабойца. Переделка.

21(62). Пилот. <Они> любили друг друга крепко.

22(64). Чайка. Вот вспыхнуло утро, туманятся воды.

23(70). Три сосны. По мурманской дорожке.

24(71). Окрасился месяц багрянцем.

25(73). Песня «Коломбина». Где-то в дальнем одном городишке.

26(103). Песня. Как за той за рекой паслось стадо овец.

27(106). По мурманской дорожке.

28(128). Песня «Могила». Пускай могила меня накажет.

Строение и устроение фольклора	117

29 (129). Песня «Лида». Поздно вечером со спектакля.

За пределами нашего анализа остаются четыре песни. В отношении двух из них невозможно определить происхождение; это могут быть и «народные» песни, и песни, пришедшие с литературы: 1 (31). Песня «Гру-

стные ивы». Грустные ивы склонились к пруду; 2 (65). Черные ресницы,

черные глаза. Ты стояла молча ночью у вокзала. В отношении двух других песен у нас другого рода сомнения. Первая из них представляет собой юмористическую переделку известной эстрадной песни, а вторая — частушечный спев, который можно рассматривать и как цепочку частушек, и как самостоятельную песню: 1 (45). Песня «Моя любимая». Ох! Вызыва-

ют, я пропал, урок не знаю я; 2 (57). Разговор двух подруг. Эх, подруга дорогая.

Кроме того, ряд песен, восходящих к дореволюционному времени, исполнялись и в народной среде как жестокие романсы, и с эстрады: «Варяг» («Наверх вы, товарищи, все по местам»), «По диким степям Забайкалья», «Окрасился месяц багрянцем», «Тройка». Поэтому однозначная квалификация их невозможна.

При описании обеих групп текстов следует обратить внимание на то, как их характеризуют сами исполнители. В нашем случае это проявляется очень ярко: наиболее типичным названием текста обеих групп является название, включающее в себя сначала жанровую квалификацию, а потом собственно название, представляемое в кавычках; например: Песня «Два друга»; Песня «Тучи над городом встали». Названий такого типа 38. Толь-

ко в двух случаях в названии остается только жанровое обозначение: Сибирская песня («По диким степям Забайкалья»), Песня («Как за той за рекой паслось стадо овец»). В четырех случаях в заглавии указан источник текста: Песня из кинофильма «Небесный тихоход» («Мы, друзья, перелетные птицы»), Песня Вари (из кинофильма «6 ч.<асов> вечера после войны»

(«За синим за Доном в далеких краях»). В заголовках девяти песен мы видим только название, не совпадающее с первой строкой: Прокурор и сын его («В квартире сухой и холодной»), Черные ресницы, черные глаза («Ты стояла молча ночью у вокзала»). Наконец, в четырех случаях песни не имеют заглавия, и его приходится давать условно, по первой строке: Ой ты, сердце, сердце девичье, По мурманской дорожке1. Никаких законо-

мерностей здесь нет. Сейчас невозможно абсолютно уверенно говорить о том, что все записи песен сделаны одним человеком. Поэтому можно предположить, что заглавия типа Песня «Окрасился месяц багрянцем»

принадлежат одному человеку, а заглавия типа Окрасился месяц багрянцем

1 Тексты двух песен сохранились не полностью, поэтому названия их мы восста-

навливаем из известных источников: <Прощайте, скалистые горы>, <Одинокая гармонь>.

118	Тверское фольклорное поле — 2010

или Прокурор и сын его другим лицам. Но не менее того вероятно, что это просто разновременные записи, поскольку различия в почерках не существенны. Для нас важнее всего здесь иное: то, что для одного человека или для группы лиц все эти песни — и пришедшие буквально вчера из кинофильма или из радиоприемника, и перенятые от мамки и бабки — воспринимались одинаково, как песни, и внутри этой группы они фактически не делились.

Конечно, тематически они различались. Песни советских поэтов и композиторов были, как правило, оптимистичны. Песню «Каким ты был, таким ты и остался» можно воспринимать как жестокий романс, потому что между его героями очевиден неразрешимый конфликт, но в контексте фильма «Кубанские казаки» в целом эта песня является только завязкой, которая после множества перипетий получает благополучное разрешение. Немногочисленные случаи безысходно трагических авторских песен, разумеется, тоже известны, но известно, что они очень долго добирались до своего слушателя, преодолевая цензурные препятствия. Такова судьба песни М. Исаковского «Враги сожгли родную хату», написанную целиком в манере жестокого романса и потому запрещенную к исполнению.

Сам народ испытывал, однако, крайне острую потребность именно в трагических песнях, и если их ему не хватало, он сочинял их сам. Так, например, в нашем собрании есть Песня «Огонек», без изменений повторяющая песню К. Шульженко. Но народу было очевидно, что в реальной жизни подобного рода ситуации решаются вовсе не так просто, что подобные ситуации чреваты не разрешимым конфликтом. Поэтому народ и переделывает песню «Огонек» следующим образом:

На позицию девушка провожала бойца, Темной ночью простилися на ступеньках крыльца. Не успел за туманами скрыться наш паренек, На крылечке у девушки был другой паренек.

В золотых он погончиках, с папиросой в зубах, И с веселой улыбкою на счастливых устах.

Не прошло и полмесяца, парень шлет письмецо: «Оторвали мне ноженьку и порвали лицо. Если любишь по-прежнему и горит огонек, Приезжай забери меня, мой любимый дружок».

И подруга далекая парню шлет свой ответ:

«Я с другим познакомилась, и любви больше нет. Коваляй понемножечку, про меня ты забудь, Если вылечишь ноженьку, проживешь как-нибудь».

Строение и устроение фольклора	119

Иобидно, и горестно на душе у бойца От такого несчастного от ее письмеца.

Иврага ненавистного крепко бьет паренек, Но не думает больше он, что горит огонек.

Рано утром на зорюшке, где горел огонек, Из боев возвращается молодой паренек. И лицо то же самое, и вся грудь в орденах, Шел походкою твердую на обоих ногах.

Поздно вечером повстречалися на ступеньках крыльца, Говорит она: «Милый мой, и целует меня.

Написала по глупости, но по-прежнему я Очень сильно люблю тебя и навеки верна».

И ответил ей с гордостью молодой наш боец: «Между нами всё кончено, и любви больше нет. Ты любовь настоящую променяла на ложь, Ковыляй потихонечку, как-нибудь проживешь».

Первые четыре строфы буквально воспроизводят текст популярной песни М. Исаковского1. В авторской песне всё обстоит легко и благостно: девушка ждет любимого, любимый уверен в этом и ему легко сражаться за родину и любимую, «за родной огонек». В жестоком романе сохраняются первые четыре строфы источника, на фоне которых гораздо более откровенно проступает новый поворот сюжета. Когда герой получил ранение в бою и возникло подозрение, что он лишится ноги, он написал об этом любимой девушке, чтобы она приехала и забрала с собой. Однако она отказалась от него (такой же сюжет в жестоком романсе «Этот случай был совсем недавно…»), но когда он вернулся домой, полностью выздоровев, «на обеих ногах», девушка подошла к нему как ни в чем не бывало. Герой, разумеется, гордо отверг ее.

Иначе сказать, народ не удовлетворяется только той песней, которую сочинил профессиональный автор, поскольку эта песня рисовала приглаженную картину современности, наводя некоторый лоск на темные стороны жизни, облагораживая ситуации и события. И там, где он только может, он добавляет свои песни, в которых представлена, что называется, горькая правда жизни.

Народ, таким образом, признает существование и той, и другой песни. Они для него равноценны, как равноценны для него и все остальные

1 Согласно одним источникам, автором музыки был М. Блантер, но вскоре песня стала распространяться с указанием «музыка народная». Согласно другим источникам, народную музыку песни обработал Б. Мокроусов. К сожалению, ни одна группа источников не учитывает другую, поэтому верифицировать данные не представляется возможным.

120	Тверское фольклорное поле — 2010

авторские песни, и все остальные неавторские по происхождению песни. Народ, конечно, признает, что авторские песни имеют авторов, и указывает, в каких кинофильмах они появились, но авторство связывается не с поэтом и композитором, а с тем персонажем, который эту песню исполняет. В этом отношении весьма показателен заголовок песни «За синим, за Доном, в далеких краях…» — «Песня Вари из кинофильма „<В> 6 часов вечера после войны“». Народу, таким образом, всё равно, кто сочинил песню. Главное, чтобы песня удовлетворяла народные представления о смысле жизни.

Так как же их классифицировать?

Я бы повторил ту классификацию, которую мы применяем к необрядовым песням государственного периода. Частые песни индустриального общества — это частушки, которые заменяли собой все плясовые жанры, пока их самих не вытеснил магнитофон и затем компакт-диск. Протяжные песни — это, как и в старое время, семейно-бытовые нового типа (те, о которых мы только что говорили), и песни малых социальных групп (туристские, студенческие, бардовские, зэковские, пионерские — везде, где обеспечена замкнутость существования известного коллектива, возникают такие песни). Все протяжные песни мы уже назвали посиделочными в том смысле, что их исполняют во время совместного сидения: в застолье, у костра, в палате, в лагере (любом лагере).

Л. С. Быша, А. А. Петров

«СЕМНАДЦАТЬ ЛЕТ МНЕ МИНОВАЛО, Я ПОЛЮБИЛА СТАРИКА»:

ПОЛОВОЗРАСТНЫЕ ОТНОШЕНИЯ В ФОЛЬКЛОРЕ

На фольклорной практике в 2009 г. в Бельском районе Тверской области одним из записанных текстов был жестокий романс «Я в том саду гуляла», который нам сообщила Татьяна Филипповна Хоченкова, 81 года. Вот текст этого романса:

Яв том саду гуляла, Цветочки алые рвала. Семнадцать лет мне миновало,

Яполюбила старика.

Старик высокий, чернобровый, А я, как розочка цвела, Дарил мне кольца, брошки, серьги, А я по глупости брала.