Литература / 31
.docxОтвет на 31 вопрос
В эллинистическую эпоху наступает разрыв между «низовыми» жанрами, рассчитанными на массового читателя, и литературой образованных верхов, предназначенной для сравнительно узкого круга ценителей. При этом как «низовая», так и «высокая» литературы космополитичны, обращены ко всему эллинистическому миру. Литература окончательно становится книжной, за исключением лишь некоторых «низовых» жанров полуфольклорного типа.
Резко меняется и содержание литературы. Политическая тематика или совершенно устраняется или мельчает, вырождаясь в придворное прославление монархов. Это обеднение маскируется нередко пышностью, пафосом, стремлением к торжественной позе. С другой стороны, взамен былого патриотизма мы находим лишь учено-антикварный интерес к местным древностям. От вопросов большого общественного захвата литература переходит к более узкой сфере, к семейным и бытовым темам, от социальных чувств к индивидуальным. В буржуазном литературоведении часто говорят даже о «реализме» как специфической особенности эллинистической литературы. Однако «реализм» понимается при этом только как накопление характерных деталей быта и человеческого 'поведения. Такая тенденция в эллинистической литературе действительно имеется, как она имеется и в искусстве этого времени, которое, наряду с тягой к патетическому, к волнующему, скорбному и страдальческому, уделяет много внимания жанровому изображению, ландшафту, портретности; но быт подается главным образом в плане сатирического или по крайней мере иронического отношения к низменному и мелкому.
Рабовладельческое общество, находившееся в процессе упадка, уже неспособно было художественно отобразить смысл совершавшегося процесса, и бытовые зарисовки эллинистов в гораздо меньшей степени раскрывают действительность, чем героические образы гомеровского эпоса или аттических трагиков V в. В изображении внутреннего мира личности, ушедшей в частную жизнь, основное место принадлежит ее интимным переживаниям — семейным и дружеским чувствам, жалости и особенно любви. По эллинистической литературе разлита атмосфера гуманного отношения к людям и мягкой чувствительности, но переживания не отличаются ни глубиной, ни разнообразием; когда поэт желает выйти за пределы мелких обыденных чувств, он по большей части переносит своих героев в необычную обстановку, утопическую или идиллическую, в отдаленные страны или в далекое прошлое, наконец в привычную для греческой литературы сферу мифа. Реалистически схваченные детали становятся материалом для идеалистического художественного синтеза.
Отсутствие больших социальных тем делает творчество верхов эллинистического общества бесперспективным. Низовые идеологические движения редко проникают в официальную литературу. Здесь распространено любование стариной. Традиционная мифология, потерявшая уже свое религиозное значение, воспринимается теперь как одна из культурных ценностей прошлого. Возникает «ученая» поэзия, основанная на изучении малоизвестных древних памятников, доступная лишь немногим образованным читателям, — яркий показатель отрыва литературы от народа. Направление это особенно характерно для Александрии, где оно сочетается с филологическими работами деятелей Музея. «Ученые» поэты зачастую пытаются воскресить старые жанры, оттесненные литературным развитием аттического периода и приспособить их к новому мироощущению, однако наибольшего своеобразия они достигают в области малых форм, как то: малый эпос (эпиллий), элегия, эпиграмма, идиллия.
Новые литературные тенденции различно проявляются в разных эллинистических странах. В полисах собственной Греции, с их культурным центром Афинами, дольше всего сохраняются старые традиции, стремление к известной содержательности, хотя и обедненной, связь литературы с философскими течениями. Преобладающими литературными формами здесь остаются, как и в аттический период, драма («новая комедия») и проза, историческая и философская. В сфере культурного влияния Александрии распространены «ученая» поэзия и тяготение к малым формам.
Пышный, патетический стиль получает особенное развитие в Малой Азии («азианское» красноречие). Государство Селевкидов принимает, по-видимому, наименьшее участие в литературном движении; следует, впрочем, оговориться, что наши сведения о культуре этой страны очень незначительны.
Расцвет эллинистической литературы падает на самое начало периода, первую половину III в. Затем наступают застой и подражательность. В теории литературы господствует представление о незыблемости «жанров», однажды уже «открытых»; задача поэта — воплотить в своем произведении «законы» жанра, путь к этому — «подражание» предшественникам в надежде «превзойти» их. Особенно усиливается застой с римским владычеством, когда наступает так называемая «аттикистическая» реакция, ориентация на ставший уже архаическим литературный язык аттической прозы. Гораздо более интенсивной жизнью живут «низовые» жанры, но о процессах, происходивших здесь, можно лишь догадываться по результатам, которые обнаруживаются уже в следующий период, в эпоху римской империи.
Эллинистические писатели не приобрели у греков значения «классиков» и были отвергнуты возобладавшей в римскую эпоху аттикистической реакцией. В результате этого от эллинистической литературы, количественно весьма обширной, дошло до нас очень мало цельных произведений. О крупнейших представителях этого периода приходится судить по фрагментам, античным сообщениям, по подражаниям римских поэтов.
Папирусные находки недавнего времени несколько расширили наше знакомство с памятниками, все же многие вопросы, связанные с возникновением и распространением различных литературных школ и стилей, продолжают оставаться неясными.
Периодизация эллинистической литературы и различия местных стилей могут быть в настоящее время указаны только в самых грубых чертах. Далее, есть все основания полагать, что в эллинистическое время устанавливаются глубокие и значительные связи между греческой литературой, особенно в ее «низовом» ответвлении, и литературной продукцией народов Востока, однако и этот чрезвычайно важный вопрос еще очень далек от окончательного разрешения
Алесксандрийская поэзия
Расцвет александрийской поэзии относится к первой половине III в. до н. э.; крупнейшие представители ее, хотя и разбросанные по разным уголкам эллинистического мира, составляли единую группировку, прославляли и цитировали друг друга в своих произведениях.
Александрийская поэзия сложна, и в ней переплетаются разные тенденции.
В основном — это поэзия культурной верхушки греческого общества, как оно складывалось в обстановке эллинистических монархий; старый центр, Афины, не принимает участия в этом литературном течении. Поэты — любители и знатоки старой письменности; многие из них сочетают поэтическую деятельность с филологическими занятиями, иногда со службой в александрийском Музее. Они выставляют напоказ свою «ученость», т. е. начитанность в старых авторах и знакомство с забытыми и малораспространенными преданиями. Произведения их обращены к узкому кругу образованных читателей.
Как это естественно для литературы эллинистического общества, большие социальные проблемы у александрийцев отсутствуют. Политическая тематика попадает в их кругозор только в форме прославления царей или их приближенных; им чужды общественные интересы хотя бы в той суженной форме вопросов семьи и воспитания, которую мы встречали у Менандра. К спорам афинских философских школ новые поэты в большинстве случаев равнодушны. Было бы неверно усматривать у александрийцев одно только тематическое обеднение. У них появляются свои, новые темы, характерные для эллинизма; растет интерес к интимным чувствам индивида, к картинкам быта, нарождается чувствительное восприятие природы. В литературной фиксации детали, момента, мимолетного настроения александрийцы достигают большого мастерства. Возможности изображения субъективных чувств и быта оставались, однако, ограниченными. Например, в эллинистической поэзии занимает много места любовная тема. Но если эту любовную тему желали вывести за те тесные рамки, которые создавал для нее античный быт и не изображать при этом комического «влюбленного юношу», приходилось выбирать носителя любовного чувства уже вне обычного общества, переносить его в сферу мифа или облекать в фольклорную маску «пастуха». Самая задача изображения субъективного чувства толкала, таким образом, к внебытовому оформлению. Как мы уже видели в «новой» комедии, быт изображался обычно либо в аспекте низменного и смешного, либо в аспекте трогательного. У александрийцев мы находим оба варианта; в обоих случаях персонажи выбираются из низших слоев общества или переносятся в область мифа. Новая школа много сделала для создания трогательных образов «маленьких людей»; «ученый» поэт рисует их сочувственно, но не без сознания собственного превосходства.
Творчество Каллимаха.
Центральная фигура александрийской поэзии — Каллимах из Кирены (около 310 — 240 гг.). В молодости школьный учитель в одном из предместий Александрии, Каллимах достиг высокого положения в Музее и стал придворным поэтом Птолемеев. Несмотря на огромную популярность этого писателя в эллинистическое время, важнейшая часть его литературного наследия была впоследствии утеряна, но папирусы принесли и продолжают приносить многочисленные фрагменты, и недавно было найдено античное изложение содержания целого ряда его произведений. Каллимах дает четкую формулировку своей литературной программы. Она сводится к трем основным принципам: малая форма, борьба с банальностью, тщательная отделка деталей. Полемизируя со своими литературными противниками, он вкладывает в уста Аполлону следующее наставление: «Певец, жертвенное животное для нас надо растить пожирнее, а Музу потоньше. Я повелеваю тебе не ходить по путям, протоптанным телегами, не гнать колесницы по обычным чужим следам и по широкой дороге, а выбирать более новые, хотя и узкие пути». Особенно восстает он против большого эпоса, «циклической поэмы», «единого непрерывного песнопения», не допускающего «тонкой» обработки. Не распространяя своего отрицательного суждения на гомеровские поэмы, Каллимах возражает против попыток обновления большого эпоса; ученый александриец чувствует себя ближе к дидактическому стилю Гесиода. Вызывают у него возражения и каталогообразные произведения типа «Лиды». Он предпочитает разработку отдельного эпизода в виде самостоятельного стихотворения.
Выдвигая требование малой формы, Каллимах правильно оценивал как основные тенденции всего александрийского направления, так и свои личные возможности. Для изощренной, но безыдейной и бесстрастной поэзии александрийцев малая форма была наиболее уместна. Сам Каллимах, помимо исключительной своей «учености», был блестящим мастером стиха, остроумным, изобретательным рассказчиком; но у него не хватало поэтической силы. Как почти все александрийцы, он блещет искусством изысканной эпиграммы; перекликаясь с современными ему сатириками кинической школы , он составляет сатирические холиамбы по образцу Гиппонакта , но поэтическая слава его основана была на «ученых» стихотворениях. Важнейшее его произведение — «Причины» (Aitia), сборник повествовательных элегий в четырех книгах, содержавший сказания о возникновении различных празднеств, обрядов, наименований, об основании городов и святилищ. Были ли отдельные стихотворения связаны между собой, неизвестно; если такая связь имелась, она была только внешней. По существу каждая элегия представляла собой небольшую самостоятельную повесть. Каллимах собрал большое количество малоизвестных преданий различных греческих областей; в поле его зрения попал уже и Рим. Сюжеты привлекали автора новизной, но важнее всего для него была оригинальность трактовки.
Из повествовательных элегий, вошедших в состав сборника, наибольшей известностью пользовалось в античности сказание об Аконтий и Кидиппе. Сюжет этот coxpaнился в пересказах позднейших античных писателей, а в начале нашего века найден большой фрагмент, содержащий конец элегии. Простенький рассказ расцвечен у Каллимаха блестками редчайшей эрудиции, неожиданными отступлениями, лукавыми намеками. Автор старается быть разнообразным; он ежеминутно меняет тон повествования, переходя от наивности к иронии и внезапно ошеломляя читателя грудой ученых справок. Разнообразит Каллимах и самые сюжеты и способ их подачи. «Причины» открывались сновидением, которое уводило поэта на Геликон, гесиодовскую гору Муз; здесь Музы давали любознательному Каллимаху ответы на его ученые недоумения. Другой раз материал вводится непринужденным рассказом о пире, во время которого случайный сосед-чужеземец информирует автора об обычаях своей родины; в конце Кидиппы Каллимах прямо ссылается на свой книжный источник и приводит из него другие предания, более близкие к основной тематике «Причин», чем рассказ о любви Аконтия. Личность поэта все время вводится в повествование — это один из тех моментов, которые, с точки зрения античного литературного сознания, отличают повествовательную элегию от безличного эпического рассказа.
Атмосфера монархии сильно дает себя чувствовать в произведениях Каллимаха. Он — верноподданный династии Птолемеев. Специальное стихотворение посвящено «обожествлению» умершей царицы Арсинои; в «гимнах» (сохранившихся) олимпийские боги тесно переплетены с «богами» — монархами Египта, династические интересы которых поэт защищает. Интересна элегия о «локоне Береники», составлявшая, по-видимому, заключительное стихотворение сборника «Причины». Элегия эта известна нам, помимо фрагментов подлинника, в переводе римского поэта Катулла. Элегия представляет собой монолог локона, который рассказывает о своей судьбе в преувеличенно-патетическом стиле, с многочисленными учеными украшениями, но не без обычной для Каллимаха лукавой иронии. Локон скорбит о том, что ему пришлось расстаться с головой царицы; он уступил лишь непреоборимой силе «железа» (т. е. ножниц) и заканчивает пожеланием вернуться на старое место, хотя бы строй светил оказался при этом нарушенным.
Мифологическим темам посвящены также «гимны» (в гексаметpax). Религиозного значения мифы для Каллимаха не имеют. У александрийца миф есть предмет ученого собирательства, остроумной игры и, как сфера наивного, может стать материалом иронического интимно-бытового изображения. Так, в гимне «К Артемиде» маленькая Артемида, сидя на коленях у Зевса, просит у «папы» подарков, богини стращают своих капризничающих девочек «киклопами», роль которых исполняет вымазавшийся в золе олимпийский прислужник Гермес. Таких же эффектов он достигает в гимне «К Деметре», вкладывая мифологическую часть в уста поклонниц богини из простого люда: рассказывая друг другу о мощи Деметры, они наивна вводят в предание бытовые моменты, превращающие его в мифологический гротеск.
Трогательная фигура простой бедной старушки нарисована была в эпическом произведении «Гекала», от которого сохранились лишь фрагменты. Противник больших поэм, Каллимах создает эпиллий, т. е. малый эпос, отвечающий требованиям его литературной программы. Небольшие размеры, новизна сюжета, оригинальность разработки — все это имеет место в «Гекале». Сюжет — малоизвестное аттическое предание. Каллимах и в этой поэме остался верен своему принципу неожиданных отступлений.
Проблема большого эпоса была предметом литературной борьбы. Большие поэмы, мифологические и исторические, составлялись в это время преимущественно поэтами старых греческих областей, сравнительно далекими от чистого александринизма. Основным противником Каллимаха оказался, однако, его собственный ученик, такой же «ученый» поэт, как и сам Каллимах. Это был Аполлоний.