Древние языки / Старославянский, древнерусский и церковно-славянский язык / Церковно-книжное произношение в Древней Руси

Церковно-книжное произношение в Древней Руси


Одновременно со становлением древнерусского извода церковнославянского языка происходило формирование особой книжной орфоэпической нормы. На ее становление повлияло, с одной стороны, церковное произношение южных славян, отражавшее разные стадии в развитии южнославянских говоров X и XI веков, а с другой — оказала воздействие живая древнерусская речь. В результате взаимодействия этих двух языковых стихий было выработано особое книжное произношение, отличавшееся по ряду признаков как от южнославянской церковной дикции, так и от местной разговорной речи. Судя по сохранившимся языковым данным, особую роль в становлении и развитии книжной орфоэпической нормы играл Киев, политический и религиозный центр Руси, значение которого было велико при Владимире Святом и Ярославе Мудром. Сложившись в древнейший период, церковная орфоэпическая система оказала влияние на русское литературное произношение.
Древнее состояние этой системы было реконструировано в работах А. А. Шахматова, Н. Н. Дурново, Б. А. Успенского и других исследователей. Рассмотрим ее основные особенности.
§ 1. По говорам древнерусского языка до первой половины XIII века существовали две особые фонемы: редуцированное о <ъ>, передававшееся на письме буквой ер (ъ), и редуцированное е <ь>, для обозначния которого служила буква ерь (ь). В отличие от гласных фонем полного образования <о> и <е> редуцированные гласные произносились очень кратко. Это были самостоятельные сверхкраткие звуки типа о и е. В южнославянских говорах редуцированные гласные подверглись изменению уже к концу X века. В слабой позиции они утратились, а в сильной позиции прояснились в гласные полного образования: ъ изменился в о, а ь - в е.
Под влиянием южнославянских книжников, проповедавших христианство и распространявших грамотность на Руси, установилось искусственное чтение буквы ер как о, а буквы ерь как е в любом положении в слове. Как отмечает Б. А. Успенский, книжное произношение усваивалось при обучении чтению по складам. Так, например, склады бь и бе учили читать одинаково как [бе], а склады бъ и бо — как [бо]. Такой характер обучения закреплял книжную орфоэпическую норму. На Руси по крайней мере до середины XII века (а по говорам до первой половины XIII века) книжное произношение еров было противопоставлено живой речи восточных славян, отличавших редуцированные гласные от гласных полного образования.
На особое произношение еров во время богослужения указывают древнерусские кондакари — певческие рукописи с особым растяжным письмом, при котором повторение букв соответствует тянущемуся гласному при пении. Б. А. Успенский обнаружил, что в кондакарях еры при растяжении могут переходить в тянущиеся о, е и чередоваться с ними. Так, в Кондакаре 1207 года: Яаарость.е.еь (Ярость), в Троицком кондакаре начала XIII века или, возможно, конца XII столетия: ставилъ.оъъ.ъъъ (ставилъ), доухъ.ъ.ъ.ъо.ъ.ъ. (доухъ), ра.а.аа.жааHтьHть.е.ее (ражаHть, с повторением конечного Hть). По наблюдениям Б. А. Успенского, эта древняя орфоэпическая традиция сохраняется в хомовом, или наонном, церковном пении старообрядцев-беспоповцев. В зависимости от конкретного распева поется Сопасо, носимо, есте вместо Съпасъ, носимъ, есть и т. п.
Считается, что искусственное произношение еров отразилось в ряде древнейших рукописей в виде написания буквы о вместо ъ: кото вместо къто (Изборник 1073 года, Бычковская Псалтирь XI века), источьнико вместо источьникъ (новгородская Минея служебная 1095-1096 годов), буквы е вместо ь: ковечегъ вместо ковьчегъ (там же), а также в обратных заменах буквы е на ь: извлечь вм. извлече ‘ извлек? (там же) и буквы о на ъ: гръзна вместо грозна (Минея П. П. Дубровского XI века).
Однако, как установил А. А. Зализняк, в древнерусских бытовых графических системах были приняты замены буквы ь на е (или наоборот): коне, сьло вместо конь, село и замены буквы ъ на о (или наоборот): поклоно, четъ вместо поклонъ, чьто. Рассмотренные выше примеры могут свидетельствовать не об искусственном произношении еров, а о проникновении бытовых графических систем в книжное письмо, в котором смешение букв ъ и о, ь и е считалось ошибкой. Древнерусские правила правописания требовали последовательно различать эти буквы, причем в древнейший период (до падения редуцированных) книжники проверяли правильность написания с помощью своего живого произношения, противопоставленного в этом случае книжному.
§ 2. Фонема , обозначавшаяся на письме буквой ять (y), произносилась в старославянском языке как широкое открытое [е], близкое к [a ] (ср. ст-сл. дyдъ, хлyбъ и совр. болг. дядо, хляб). В диалектах древнерусского языка эта фонема имела иное качество: она произносилась как долгий узкий монофтонг [^ :] или как дифтонг [ие] (ср., например, в современных русских говорах [д? иед], [хл? иеб]).
Для орфографической нормы церковнославянского языка древнерусского извода было характерно последовательное различение букв ять (y) и естъ (е), обозначавших разные звуки: соответственно [e ] и [е]. Смешение этих букв считалось отклонением от грамотного книжного письма. Между тем такое смешение представлено в ряде памятников XI-XII веков: в Типографском уставе конца XI — начала XII века, Стихираре 1157 года, Софийских Минеях начала XII века и в других источниках. Некоторые из них происходят из новгородской диалектной зоны, другие — из южнорусской, но и там и там в древнейший период звуки [e ] и [е] произносились различно в разговорном языке.
Причину такого смешения объясняют влиянием церковной орфоэпической нормы. По мнению А. А. Шахматова и Н. Н. Дурново, древнерусские книжники воспринимали южнославянский открытый звук [e ] (y) как [е], потому что по произношению он был ближе к их звуку [е], чем к [e ]. В результате такого отождествления установилась церковная традиция читать букву y как [е].
Согласно другой точке зрения (Л. Л. Васильева и Б. А. Успенского), перед [e ] (y) согласный произносился мягко, а перед е — твердо. По наблюдениям Н. Н. Дурново и Б. А. Успенского, при богослужении старообрядцев-беспоповцев противопоставление звуков [e ] (y) и [е] связывается с различием предшествующих согласных по признаку твердости ~ мягкости. Н. Н. Дурново считал, что такое церковное произношение появилось в XIV-XV веках вследствие второго южнославянского влияния в России. Однако, как полагает Б. А. Успенский, эта орфоэпическая норма сложилась в первые десятилетия христианства в Киеве на основе местного диалекта, а оттуда распространилась на остальные древнерусские земли.
Заметим, впрочем, что смешение букв y и е в ряде древнейших памятников можно рассматривать и как орфографическую условность, и как влияние на книжное письмо бытовых графических систем, которые, как показал А. А. Зализняк, характеризовались заменой буквы y на е или даже на ь.
§ 3. В современных русских говорах существует два основных типа безударного вокализма, противопоставленных друг другу: оканье и аканье. Оканье в узком смысле — различение в безударных слогах после твердых согласных фонем <о> и <а>. Аканье в узком смысле представляет собой неразличение безударных фонем <о> и <а> после твердых согласных, их совпадение всегда или в части позиций в звуке [а]. Оканье — отличительный признак северновеликорусского наречия, оно свойственно также некоторым средневеликорусским говорам (владимирско-поволжским и новгородским). Аканье — яркая особенность южновеликорусского наречия, оно распространено в отдельных средневеликорусских говорах (центральных и псковских) и на большей части белорусского языка. Аканье является нормой русского и белорусского литературных языков, но его нет в украинском языке.
На происхождение аканья существуют разные точки зрения. По мнению Р. И. Аванесова, оканье древнее аканье, которое появилось в ареале современных курско-орловских, рязанских и тульских говоров после падения редуцированных, не ранее начала XII века. Первоначально аканье было ярким признаком русского диалектного произношения, противопоставленного книжному окающему произношению. В силу консервативности книжного письма аканье сравнительно поздно проникает в памятники письменности. Старейший источник со следами бесспорного аканье — Евангелие 1339 года, переписанное в Москве: дивна вместо дивно, въ апустyвшии земли (запись писца). Аканье известно в псковских рукописях второй половины XIV века. В двух списках псковского Пролога этого времени, созданных в одном скриптории, аканье отражено как в предударном (апyть), так и в заударном положении (воHводаю).
На протяжении своей истории аканье постоянно расширялось, подчиняя себе окающие говоры и литературный язык. Тем не менее оканье долго удерживало свои позиции в литературном языке и продолжает сохранять их в церковном произношении. Еще в начале XVIII века известный книжник Ф. П. Поликарпов-Орлов считал оканье основной фонетической особенностью, отличающей книжное произношение от разговорного. В XVIII веке оканье было яркой чертой высокого стиля, достоянием поэтических произведений, торжественной речи, богослужения и церковной проповеди. А. П. Сумароков строго различал в своей поэтической речи безударные [а] и [о], не допускал их рифмовки даже в баснях, которые по правилам классицизма писались низким стилем. Рифмовать заударные [а] и [о] не было принято даже в первой половине XIX века. Старая окающая норма последовательно выдержана в поэтическом творчестве И. И. Дмитриева, К. Н. Батюшкова, Е. А. Баратынского, Н. М. Языкова и др. Как показал М. В. Панов, первыми поэтами, которые стали более свободно применять рифму а-о, стали Ф. И. Тютчев и М. Ю. Лермонтов.
§ 4. Праславянские сочетания *tj и *kt?, *gt? (перед гласными переднего ряда) изменились в старославянском языке в сложный смычный звук [ш?т?], а в стандартном древнерусском языке — в аффрикату [ч?]. Так, например, из праславянской формы *sve tja образовалось свyuа в старославянском языке и свyча в древнерусском, а праславянская форма *noktь развилась в старославянское ноuь и древнерусское ночь.
Древнерусские формы с [ч?] считались ненормативными и проникали в церковнославянские тексты лишь как ошибки писца, допущенные под влиянием живой речи: хочю, скрьжьчеть вместо хоuю, скрьжьuеть (Архангельское Евангелие 1092 года), невечьствьнымь вместо невеuьствьнымь ‘ нематериальным, духовным? (новгородская Минея служебная 1096 года). В некоторых случаях церковнославянизмы полностью вытеснили из употребления соответствующие русизмы. В современном русском языке существуют церковнославянизмы пища, вещь, но их исконные восточнославянские варианты *пича, *вечь, которые можно реконструировать, не сохранились.
В древнерусской церковной практике буква шта u (oo), обозначавшая звук в соответствии с указанными праславянскими сочетаниями, читалась как [ш?т?ш?]. По мнению А. М. Селищева, такое чтение установилось под влиянием македонских книжников, распространявших грамотность в Древней Руси в конце X-XI веке и именно так произносивших этот звук в своем родном говоре. На Руси книжное произношение [ш?т?ш?] имело искусственный характер. Оно не совпадало ни со старославянской традицией, ни с древнерусским разговорным употреблением. На письме этот звук обычно обозначался буквой u (oo) по правилам старославянской орфографии или изредка сочетанием шч, например, в соответствии с *tj: имоушче, отвyшча (13 слов Григория Богослова XI века). Чтение буквы шта как [ш?т?ш?] сохранялось в русской церковной традиции вплоть до XX века.
§ 5. В старославянском языке заднеязычный согласный [г] был взрывным по способу образования. В древнерусском языке этот звук мог произноситься различно. Его качество было одним из важных признаков, отличавшим северные и южные говоры Древней Руси. На севере страны был распространен взрывной согласный [г], между тем как в говоре древнего Киева и его областей существовал фрикативный [? ]. Возможно, на фрикативное произношение [? ] указывают редкие случаи употребления буквы х вместо г в рукописях XI века, созданных на юге Руси: ходъ, слоухъ (13 слов Григория Богослова). В акростишном каноне Феодосию Печерскому, написанном в домонгольский период, использована форма Хригоров, отразившая фрикативное произношение [? ].
По мнению ряда исследователей (И. А. Бодуэна де Куртенэ, А. А. Шахматова, Б. А. Успенского и др.), под влиянием южнорусской диалектной речи фрикативный согласный [? ] вытеснил южнославянский звук [г] из орфоэпической нормы, установился в языка богослужения древнего Киева, а оттуда распространился на остальную территорию Руси. При этом на севере и северо-востоке страны (в новгородских, владимиро-суздальских и других землях) церковно-книжное произношение оказалось противопоставленным разговорному употреблению — взрывному [г].
В языке богослужения фрикативный согласный [? ] можно услышать и сейчас как в патриаршей церкви, так и у старообрядцев. Остатком старой книжной нормы в северновеликорусском наречии, средневеликорусских говорах и литературном языке, для которых исторически характерен взрывной согласный [г], является маленькая замкнутая группа слов, которые до сих пор произносятся с фрикативным [? ]. Все эти слова книжного, церковнославянского происхождения: Господь, Бог, господин, убог.
В XVIII веке и первой четверти XIX столетия произношение фрикативного [? ] было принято в высоком стиле литературного языка, в торжественной поэтических речи. Те же самые слова произносились в разговорном языке со взрывным [г]. Так, у Г. Р. Державина преобладает рифмы с фрикативным [? ], в позиции оглушения — [х]: книг — своих, вокруг — пух, бег — утех, шаг — сердцах, друг — дух и т. п. Пытаясь провести различие между « высоким» фрикативным [? ] и « низким» взрывным [г], В. К. Тредиаковский придумал для передачи последнего звука особую букву ? , дав ей выразительное название голь (очевидно, потому, что в этом простонародном слове произносился согласный [г]), а составители «Словаря Академии Российской» (СПб., 1789-1794. Ч. 1-6) ввели с этой же целью букву a .
Однако все эти попытки уже не могли спасти фрикативный согласный [? ]. С окончанием эпохи классицизма он был окончательно вытеснен на окраину литературной фонетики.



вернуться версия для печати обсудить на форуме написать отзыв
В. В. Калугин