Культурология - экзамен

ТИЛЛИХ. МУЖЕСТВО БЫТЬ.

Пауль Тиллих, в своей работе «Мужество быть» дает развернутую концепцию тревоги, отмечая, что «тревога – это состояние, в котором бытие осознает возможность своего небытия», «тревога – это экзистенциальное осознание небытия», «это конечность, переживаемая человеком как его собственная конечность». Тиллих подчеркивает связь между онтологией тревоги и онтологией мужества, которое есть «способность души преодолевать страх». Тревога в отличие от страха беспредметна, она не имеет своего объекта, «ее объект – абсолютная неизвестность состояния «после смерти». «Человек, охваченный тревогой, до тех пор пока это чистая тревога, полностью ей предоставлен и лишен всякой опоры». Тревога и страх, по Тиллиху, различимы, но неразделимы, «тревога стремится стать страхом», который есть «боязнь чего-либо», т.е. страх имеет свой объект, а «мужество может встретить любой объект страха именно потому что он объект, а это делает возможным соучастие». Т.е. объект можно встретить, проанализировать, побороть либо вытерпеть. Тиллих различает 3 типа тревоги, в которых небытие угрожает бытию:

1. Онтическому самоутверждению человека относительно угрожает судьба, абсолютно – смерть; 2. Духовному самоутверждению – относительной угрозой является пустота, абсолютной – отсутствие смысла; 3. Нравственному самоутверждению: относительно – вина, абсолютно – осуждение.

Тревога судьбы и смерти, тревога пустоты и утраты смысла, тревога вины и осуждения. Исследуя природу тревоги, Т. предлагает пути ее преодоления, преодоления отчуждения и обретения идентичности посредством "мужества быть". Мужество коренится в опыте Бога - опыте, принимающем тревогу отсутствия смысла и тревогу сомнения в ситуации разрушения традиционных символов и институций (эпоха "кайроса") - ситуации на границе человеческих возможностей, которая определяется Т. как "безусловная вера" или состояние захваченности Богом, "который по ту сторону Бога", и где нет ни церкви, ни культа, ни теологии, но которая движется в глубине всего этого.

П.Тиллих связал мужество с дерзанием и *риском веры, с противодействием силам небытия, наступающим отовсюду на веру, противодействием сомнениям и ненадежности, которые могут проявиться в самой вере: "Этот элемент ненадежности в вере невозможно устранить, его необходимо принять. И элементом веры, который принимает это, является мужество".

Разработанная Т. категория  "мужество быть" соединяет этическую проблематику с онтологической, охватывая их и открывая путь к новому философскому синтезу. Мужество, хотя и относится к сфере этики, по мнению Т., коренится "во всем многообразии человеческого существования и, в конечном счете, в структуре самого бытия". Будучи убежденным в том, что для того, чтобы понять мужество этически, необходимо осуществить онтологический анализ этого понятия, Т. говорит о мужестве как онтологической категории,  как утверждении жизни во всех ее аспектах. Этический вопрос о природе мужества неизбежно приводит к онтологическому вопросу о природе бытия, и наоборот: онтологический вопрос о природе бытия может быть задан как этический вопрос о природе мужества. Поэтому Т. считает, что в категории "мужество быть" объединены оба этих значения мужества: как человеческое действие,  которое подлежит оценке, мужество - понятие  этическое, а как универсальное и сущностное самоутверждение бытия - понятие онтологическое. "Мужество быть" - это этический акт, в котором человек утверждает свое бытие  вопреки тем элементам существования, которое противостоит его сущностному самоутверждению". Трактовка мужества у Т. основана на понимании того, что такое человек и его мир, на понимании структур и ценностей этого мира. Современному человеку мужество в первую очередь нужно для преодоления глубокого сомнения, поразившего 20 ст. и подрывающего стремление к смыслу. Ситуация нашего времени определяется крушением автономной культуры, которое вновь показало, что все существование человека подвержено страшной угрозе. Лейтмотивом концепции Т. является поиск связи между христианской верой и актуальными социальными проблемами современности. Это объясняет то, что в рамках его творчества значительное место отводится социально-этической проблематике. Мораль  рассматривается Т. в ее соотношении с религией и культурой и их взаимодействия как трех глубинных составляющих человеческого духа. "Мы должны различать три основные функции человеческого духа: моральность, культуру и религию - подчеркивает Т. В каждую функцию духа вовлечена цельная личность,  а не просто часть ее или элемент" . Исходным положением для Т. является та мысль, что в основе всех социальных ценностей лежит общая субстанция культуры вообще - религиозное основание человеческого существования. Причину же современного "почти шизофренического" раздвоения сознания между религиозным и светским Т. видит в игнорировании того многогранного, но тем не менее общего поля культуры, внутри которого оба аспекта существуют. Религиозно-философское осмысление культуры является важнейшим аспектом всей теологической системы Т., главная цель которой - сделать все области культуры предметом христианской теологии. Культура  в самом широком понимании этого слова, в качестве объекта  социальной философии, может быть определена как социальное  бытие. Экзистенциально-религиозное понимание  социального бытия у Т. обусловлено его "онтологическим" подходом к трактовке культуры. Социально-этическая проблематика  не может быть рассмотрена вне онтологического основания культуры, которая у Т. сводит вместе экзистенциальную человеческую заботу с ее божественным основанием. Человек, по его мнению, не в состоянии разрешить ни одну из своих главных забот, если он не рассматривает их в свете собственного бытия и самобытия. Основополагающими для теологии культуры Т. служат два основных постулата. Первый - это критика современной европейской культуры, которая все более теряет связь со своими христианскими корнями и становится все более опустошенной и бессмысленной. Вторым является поиск религиозного измерения во всякой культуре, равно как и в бытии человека, морали и истории. Относя культуру к сфере рационально постижимого, Т. отстаивал идею "присутствия божественного смысла в культурном творчестве". Он одним из первых протестантских теологов стремился установить гармонию секулярной культуры с божественным основанием бытия. Т.о. им намечен новый в протестантской доктрине ориентир для религии - корреляция ее с культурой. Т. стремится показать, что культура по своему характеру может быть только религиозной, т.к. она производна от религии и что отрыв ее от этой основы порождает все социальные пороки. Религия  как абсолютное отношение  человека к безусловному в человеческой ситуации составляет содержание, делающее возможным собственно культуру. Культура же представляет собой всю совокупность  форм активности, в которых безусловное себя выражает. Одна из причин современного кризиса религии, по Т., заключается в ее противопоставлении светской культуре. Проблема заключается в том, что и религия и культура имеют тенденцию к обособлению друг от друга в качестве самостоятельных областей, которая усиливается в 20 в. Однако в культурной истории человечества находит выражение и глубокая внутренняя связь и единство религиозных и культурных элементов. И нынешнее противостояние религии и культуры не отменяет их сущностного единства, поскольку религия всегда есть субстанция культуры, а культура - форма  религии. Т. выделяет три типа культур: теономную, автономную и гетерономную. Последние два типа являются профанирующими: в одном из них содержание подчинено форме, в другом - наоборот. Первый тип - это тип классической культуры, в котором прослеживается единство формы и содержания. В каждой форме культуры, по Т., представлен дуализм  профанирующей и религиозной культур. Этот дуализм выражается во множестве оттенков. В чистом виде в истории эти типы не существуют, в каждую эпоху имеются все три типа, при доминировании одного из них. С помощью понятия теономии Т. пытается решить все проблемы современности. Теономия - это "общество духовного возрождения", в котором религия и светская культура совместно будут решать общие задачи,  это общество, которое не будет знать различия духовного и мирского. При этом религия не становится особой формой жизни или культуры, внешне управляющей другими формами, но пронизывает изнутри все мысли, действия и переживания человека. Однако такая гармония двух начал не может быть полностью реализована в границах земной истории. Любой тип социального устройства несовершенен и поэтому только финальное торжество "града Божия" после завершения земной истории представляется Т. устраняющим все противоречия.

ШПЕНГЛЕР (1880-1936), ЗАКАТ ЕВРОПЫ (1918-1922).

Критикует традиционное «линейно-прогрессистское» понимание развития культуры. Рассматривая её как совокупность самобытных культурных организмов, развивающихся от рождения к смерти, Шпенглер предлагает вместо единой общечеловеческой культуры 8 локальных типов культур, каждый из которых имеет свою «душу». Культуры изолированы и сходны лишь логики их изменения, по которой каждая индивидуальная культура неожиданно рождается, расцветает и умирает, не оставляя после себя ничего. Жизненный цикл культур – это жизненный цикл любого живого организма Смерть каждой культуры и её изолированность от других культур не могут обеспечить единства культурной и в целом исторической жизни человечества. Ш. выделяет 8 типов культур, достигших своего завершения: КИТАЙСКАЯ, ВАВИЛОНСКАЯ, ЕГИПЕТСКАЯ, ИНДИЙСКАЯ, АНТИЧНАЯ(ГРЕКО-РИМСКАЯ),ВИЗАНТИЙСКО-АРАБСКАЯ, ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКАЯ, МАЙЯ. На стадии возникновения находится РУССКО-СИБИРСКАЯ культура. Критерием типологизации культур выступает внутренний, психологический строй коллективной души народа. Суть культуры в этом плане – это стремление коллективной души народа к самовыражению. Каждой коллективной душе (народу) присущ свой мир переживаний, своё мироощущение, свой психический первосимвол, из которого происходит всё богатство культурных форм, на основе которых коллективная душа живёт, чувствует, творит. «Каждая из великих культур обладает тайным языком мирочувствования, вполне понятным только тому, кто к этой культуре принадлежит.

Культура в рамках историко-культурного типа сущ. изолированно от других, ничего не воспринимая, не заимствуя от них – культурный диалог невозможен. Жизненный цикл: юность, расцвет, увядание – 3 стадии: 1 – докультурная или этнографическая стадия, основы; 2 – Собственно культурный расцвет – расцвет всех культурных форм; 3 – ЦИВИЛИЗАЦИЯ – умирание культ-х сил, кризис и распад культуры. Цивилизация – последняя стадия любой культуры. К. характеризуется внутренними силами, а ц. – внешними.

В период зарождения к. – особое значение получает религия, мифы – душа культуры. В период зрелости – рождаются филосовские системы, наука, искусство. Последний этап – рост индивидуальности, распространение технических изобретений, атеизация, зрелищность, шоу. Нет общей истории развития, есть плюральность.

На ступени старения культура перерождается в свою противоположность – ЦИВИЛИЗАЦИЮ. В ней господствует голый техницизм, душа замещается расчётом, героические деяния – механической работой, на смену творчеству и развитию приходят бесплодие и окостенение. Превращение культуры в цивилизацию есть признак предстоящей вскоре смерти данного «организма». Не достигшие зрелости культуры: ПЕРСИДСКАЯ, ХЕТСКАЯ и КУЛЬТУРА ХЕЧУА.

ШПЕНГЛЕР. ЧЕЛОВЕК И ТЕХНИКА (1932).

Чтобы понять сущность техники, нужно исходить не из машинной техники, по крайней мере не поддаваться  искушению видеть цель техники в создании машин и инструментов. В действительности техника принадлежит древнейшим временам. Она простирается за пределы человека, назад, к жизни животных. Свободно передвигающаяся жизнь животных есть не что иное, как борьба, и в истории этой жизни решающую роль игpaeт тактика жизни. Техника есть тактика всей жизни в целом. Она представляет собой внутреннюю форму способа борьбы, который равнозначен самой жизни. технику нельзя понимать  инструментально. Речь идет не о создании инструментов-вещей, а о способе o6paщeния с ними,  нe об оружии, а о борьбе. При всякой борьбе наличие проблемы предполагает логическую технику. Есть техника живописи, скачек, управления самолетом. Речь идет повсюду не о вещах, но о целенаправленной деятельности. Любая машина служит лишь одному методу и возникла из его замысла. Все средства передвижения родились из мысли о езде, гребле, хождении под парусами, полете, а не из пред­ставления о вагоне или лодке. Сам метод является оружием. путь ведет от первобытного оружия, хитрости, к конструированию машин, при помощи которых ведется нынешняя война против природы, с помощью которых ее удается перехитрить. Это называется прогрессом.

Человек является хищником! Хищник — это высшая форма свободно движущейся жизни. Это означает максимум свободы от других и свободы для себя самого, ответственность перед самим собою, одиночество, предельную нужду в самоутверждении — в борьбе, в победе, в уничтожении. Высокий ранг типу человека придает то, что он является хищником. Травоядное по самой своей судьбе является добычей, оно пытается спастись от этого проклятия путем бегства без борьбы. Хищник делает другого добычей. Одна жизнь по глубочайшей сущности оборонительна, другая наступательна. Травоядные, помимо слуха, направляются чутьем, правят посредством глаза. Чутье есть истинное чувство защиты. Глаз хищника, напротив, задает цель. Уже в этом заключается идея господства. Бесконечное чувство власти заключено в этом взгляде, уверенность в том, что он не станет ничьей добычей. Мир есть добыча, — в конечном счете из этого факта вырастает человеческая культура. этот факт прирожденного превосходства простирается и вовнутрь, в душевную организацию сильных животных.

Тактика жизни относит человека к великолепным, отважным, хитрым и жестоким хищникам. Он живет атакой, убийством, уничтожением. С тех пор как он существует, он хочет быть господином. Видовая техника неизменна, не имеет ничего общего с человеческой техникой. Техника жизни человека сознательна, умышленна, изменчива, личностна, изобретательна. Человек стал творцом своей тактики жизни. В ней заключается его величие и его проклятие. С какого времени существует этот тип изобретательного хищника? Благодаря появлению руки, несравненного оружия в мире свободно передвигающейся жизни. Возникли одновременно рука и орудие, невооруженная рука сама по себе ничего не стоит. Она требует оружия, чтобы самой быть оружием. Ни, один другой хищник не избирает себе оружия. Человек же его не только избирает, он его изготавливает согласно своим собственным соображениям. Тем самым он обрел ужасающее превосходство в борьбе с себе подобными, в борьбе против других животных, против всей природы. Рука работает по принципам средства и цели, рука является выражением воли. Деятельность мыслящей руки мы называем деянием. Деятельность присуща животным, деяние возникает только с человеком.

Душа человека идет по пути растущего отчуждения от всей природы. Начинается «искусство» как противоположность, природы. Всякий технический метод человека представляет собой искусство: искусство стрельбы из лука, военное искусство… Творческий человек выходит из союза с природой и с каждым своим творением он уходит от нее все дальше, становится все враждебнее природе. Такова его «всемирная история», история неудержимого, рокового раскола между человеческим миром и Вселенной, история мятежника, переросшего материнское лоно и подымающего на него руку. Трагедия человека начинается потому, что природа сильнее. против природы безнадежна и все же она будет вестись до самого конца.

Затем трансформировались не инструменты, а человек. темп истории трагически ускоряется. Раньше тысячелетия играли малозаметную роль, теперь важность обретает каждое столетие. Наступает период деятельности многих. Такие целостные методы, однако, предполагают в качестве неотъемлемого средства слово, язык. Речь - это метод, имеющий своей целью сообщение — деятельность, которая осуществляется совместно многими людьми. Язык - форма речи. Всякая речь по своей природе практична, она происходит из «мышления руки».

Осуществляемое многими деяние мы называем предприятием. Речь и предприятие предполагают друг друга подобно тому, как ранее рука и орудие. Переход от употребления личных орудий к организации многих означает неслыханно возросшую искусность методов. возникновение руки имеет своим следствием логическое разделение двух методов: создания. И применения оружия. Точно так же теперь из направляемого языком предприятия следует разделение деятельностей мысли и руки. Во всяком предприятии различаются замысел и осуществление: отныне первейшим и важнейшим является успех практического мышления. Есть работа вождя и проводимая работа: это стало основной технической формой всей человеческой жизни на последующие времена. Во всяком методе есть техника  вождя и техника исполнителя, а потому от природы есть безусловно приказывающие и подчиняющиеся, субъекты и объекты политических или хозяйственных методов.

«Культура» вооруженной руки существовала долгое    время и охватывала весь человеческий вид. «Культуры речи и предприятия» уже четко между собой различаются, - их много. В этих культурах начинается противостояние личности и массы. Только часть человечества входит в эти культуры с маниакально рвущимся к господству «духом».

На этой почве с III тыс. до н.э. тут и там вырастает высокие культуры, культуры в узком и великом смысле слова. Каждая из них заполняет уже совсем небольшое пространство земной поверхности и длится едва больше тысячелетия. Это время последних катастроф. Каждое десятилетие что-нибудь значит, чуть ли не всякий год имеет «свое лицо». Такова мировая исто­рия в подлинном и взыскательном смысле слова. Эта группа страстных потоков жизни нашла свой символ и свой «мир» в городе — против деревни на предшествующей ступени: каменный город, как обиталище искусственной, оторванной от матери-земли, совершенно противоестественной жизни; Город оторван от корней мышления, он притягивает к себе и потребляет потоки жизни, идущие от страны. Туг возникает «общество» с его рангами — дворяне, священники, бюргеры — против «грубой деревенщины». Такие ступепи жизни искусственны, естественно деление на сильных и слабых, умных и глупых. «Общество» становится местом культурного развития, которое целиком пронизано духом. Здесь царствуют   «роскошь» и «богатство».

Самому построить мир, самому быть Богом — вот фаустовская мечта, из которой проистекли все проекты машин. Не что-то одно, вроде огня, украденного Прометеем, но сам мир со всеми своими тайными силами стал добычей, привносимой в постройку этой культуры. Множество изобретений… Последствия чудовищны. Маленькая горстка прирожденных вождей, предпринимателей и изобретателей заставляет природу выполнять работу, исчисляемую миллионами и миллиардами лошадиных сил. В сравнении с нею физическая сила человека уже ничего не значит.

Вместе с изобретением машины, хитрейшего из оружий в борьбе против природы, предприниматели и изобретатели получают необходимое им число рук для изготовления машин. Угрожающе растет душевное напряжение между вождями и ведомыми, пробуждает ожесточенность — против жизни одаренных, против рожденных творцами.

В действительности ни головы, ни руки ничего не могут изменить в судьбах машинной техники, развившейся из внутренней, душевной необходимости и ныне приближающейся к своему завершению, к своему концу. Мы стоим, сегодня на вершине. Трагедия завершается. Каждая высокая культура есть трагедия; трагична история человека в целом. Творение поднимается на творца. Властелин мира сделался рабом машины. Она принуждает его идти по проложенному пути.

Трагизм нашего времени заключается в том, что лишенное уз человеческое мышление уже не в силах улавливать собственные последствия. Механизация мира оказывается стадией опаснейшего перенапряжения. Меняется образ земли со всеми ее растениями, животными и людьми. За несколько десятилетий исчезает большинство огромных лесов,  превратившихся в газетную бумагу. Это ведет к изменениям климата, угрожающим сельскому хозяйству целых народов и т. д., искусственный мир пронизывает и отравляет мир естественный. Сама цивилизация стала машиной, которая все делает или желает делать но образу машины. Мыслят теперь исключительно лошадиными силами и т. д.

Фаустовское мышление начинает пресыщаться техникой. Чувствуется усталость. Противостояние между работой вождей и работой ведомых достигло катастрофического   уровня. Цену теперь имеет лишь количество. ). Этот бунт принимает бесчисленные формы — от покушений или забастовок до самоубийств — бунт рук против своего удела, против машины, против организованной жизни. Этот бунт грозит уничтожением технико-хозяйственной работы на всей Земле. Вожди могут удалиться, но тогда погибнут и сделавшиеся ненужными ведомые. Их обрекает на смерть самое их число.

Третий и самый серьезный симптом начинающегося крушения я назвал бы предательством техники - «рассеивание промышленности» - ошибки решающего значения. Машинная техника кончится вместе с фаустовским человеком, однажды она будет разрушена и позабыта. . История этой техники приближается к скорому и неизбежному концу. Она будет взорвана изнутри, как и все великие формы всех культур. Но для цветных — а в их число входят и русские — фаустовская техника не является внутренней потребностью. Только фаустовский человек мыслит, чувствует и живет в этой форме. Ему она душевно необходима — не ее хозяйственные последствия, но ее победы. Для «цветного» она лишь оружие в борьбе с фаустовской цивилизацией, что-то вроде времянки в лесу, которую оставляют, когда она выполнила свою роль.

КАССИРЕР. ФИЛОСОФИЯ СИМВОЛИЧЕСКИХ ФОРМ

«Символ — ключ к природе человека». «У человека между системой рецепторов и эффекторов, которые есть у всех видов животных, есть и третье звено, которое можно назвать символической системой. Это новое приобретение целиком преобразовало всю человеческую жизнь. По сравнению с другими животными человек живет не просто в более широкой реальности — он живет как бы в новом измерении реальности». «Человек, — пишет Кассирер, — живет отныне не только в физическом, но и в символическом универсуме. Язык, миф, искусство, религия — части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, сложная ткань человеческого опыта. Весь человеческий прогресс в мышлении и опыте утончает и одновременно укрепляет эту сеть. Человек уже не противостоит реальности непосредственно, он не сталкивается с ней лицом к лицу. Физическая реальность как бы отдаляется по мере того, как растет символическая активность человека». По Кассиреру человек, вместо того чтобы обратиться к самим вещам, постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника. Так дело обстоит не только в теоретической, но и практической сфере. Даже здесь человек не может жить в мире строгих фактов или сообразно со своими непосредственными желаниями и потребностями. Он живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и их утрат.

Определение человека как разумного животного ничуть не утратило силы. «Рациональность, — пишет Кассирер, — черта, действительно внутренне присущая всем видам человеческой деятельности. Даже мифология не просто необработанная масса суеверий или нагромождение заблуждений; ее нельзя назвать хаотичной, ибо она обладает систематизированной или концептуальной формой. С другой стороны, однако, нельзя характеризовать структуру мифа как рациональную». Традиционная ошибка, по Кассиреру, состоит в том, что язык обычно отождествляют с разумом, хотя в таком определении часть предстает вместо целого. Ведь наряду с концептуальным языком существует эмоциональный язык, наряду с логическим или научным языком существует язык поэтического воображения. Первоначально же язык выражал не мысли и идеи, но чувства и аффекты. И даже религия — это тоже всего лишь абстракция. Она дает только идеальную форму того, что представляет собой действительная конкретная религиозная жизнь. . Поэтому, по его мнению, «разум» — очень неадекватный термин для всеохватывающего обозначения человеческой культурной жизни во всем ее богатстве и многообразии, причем все это символические формы. «Вместо того, чтобы определять человека как animal rationale, — заключает Кассирер, — мы должны, следовательно, определить его специфическое отличие, а тем самым и понять новый путь, открытый человеку — путь цивилизации».

Основные понятия всякой науки, по Кассиреру, рассматриваются уже не как пассивные копии данного бытия, а как самосозидающие интеллектуальные символы. Значит, каждый предмет «природы» — химический, биологический и т. п. — только особая точка зрения на действительность, а «понять различные методические направления знания при их признанном своеобразии и самостоятельности в единой системе — новая задача философской критики noзнания». Аналогично равнозначимые содержания возникают в искусстве, мифе, религии — своеобразных символических образованиях. Необходимо понять, по Кассиреру: наряду с функцией чистого познания, равным образом функции языкового мышления, функции мифически-религиозного мышления и функции художественного созерцания. «Критика разума становится с этим критикой культуры, — заключает Кассирер. — Она пытается понять и показать, как всякое содержание культуры, поскольку оно является большим, чем чистое отдельное содержание, и основано на всеобщем принципе формы, имеет своей предпосылкой изначальный акт духа». «Бытие» понимается здесь поэтому не иначе, чем «деяние». Такова «реальность» эстетическая, мифологическая, религиозная, как и естественнонаучная. При «критическом» рассмотрении бытие никогда не дано, а есть только задача. Различные продукты духовной культуры, язык, научное познание, миф, религия, искусство при всем своем внутреннем различии включены в единую великую проблематическую взаимосвязь и отнесены к общей цели — «пассивный мир простых впечатлений, которыми сначала пленен дух, переформировать в мир чистых духовных выражений». Кассирер предлагает ввести в философию новый «логос» — принцип языкового мышления: «Критика языка и языковых форм мышления становится интегрирующей составляющей проницательного научного и философского мышления». С логическим подходом к изучению языка соприкасается философия символических форм Э.Кассирера. Постижение окружающей реальности сознанием человека философ представляет как символический контекст, человеческий язык является одним из его уровней, другими фундаментальными формами являются – миф, искусство, религия. Точка отсчета в истории цивилизации – рождение человеческого языка. Фиксируя понимание человеком окружающей реальности, язык сохраняет это постижение человеком мира в лингвистических формах, художественных образах, мифических символах, ритуалах, которые окружают человека и создают вокруг него дополнительную символическую идеальную реальность, которую человек переводит в практику своей жизни. Теория символических форм Э.Кассирера говорит о том, что человеческий язык – не единственный способ записи понимания окружающего мира.