Военно-морская академия

В сентябре 1888 г я был зачислен в число слушателей кораблестроительного отдела Морской академии.

С давних времен при Морском корпусе, подобно тому как и при некоторых других кадетских корпусах, были "офицерские классы". В середине 70-х годов эти классы были упразднены и вместо них учреждена Морская академия.

Морская академия состояла из трех отделов: гидрографического, механического и кораблестроительного. Прием слушателей через два года, по четным годам, по экзамену, при стаже не менее двух лет в офицерских чинах. Комплект: на гидрографическом отделе    10 человек, на двух остальных   по 5 человек.

Под академию было отведено три аудитории, выходившие окнами на набережную Невы, во втором этаже здания Морского училища, и полутемная комната для помощника начальника академии. Начальником академии был по положению начальник Морского училища, в мое время контр-адмирал Д.С. Арсеньев.

Профессорами были: А.Н. Коркин (дифференциальное и интегральное исчисление); Г.А. Тиме (аналитическая геометрия и высшая алгебра на 1-м курсе и аналитическая механика на 2-м); Н.Я. Цингер (астрономия и геодезия на гидрографическом отделе); И.П. де Коллонг (девиация компаса); К.Д. Краевич (физик); И.Б. Шпиндлер (физическая география, океанография, метеорология); И.А. Евневич (прикладная механика и построение машин); А.А. Грехнев (теория корабля); Н.Ф. Лабзин (технология).

Кроме того, руководили практическими занятиями: А.И. Садовский (по физике); И.П. де Коллонг (по математике); И.А. Вилькицкий (по астрономии); А.А. Экенберг (по проектированию судов).

Лекции были полуторачасовые, по четыре лекции в день. Я поступил в академию, пробыв четыре года на службе, как указано выше, причем все четыре года я занимался научной работой; в сущности еще до поступления в академию самостоятельно

<- | Страница 94 | ->

изучил математику п теоретическую механику, а также общую физику, даже в большом объеме, нежели проходилось в академии, поэтому мне не только было легко следить за читаемыми курсами, но и относиться к ним критически.

Александр Николаевич Коркин. Как на русском, так и на иностранных языках существовало множество курсов дифференциального и интегрального исчисления, но Коркин не придерживался ни одного из них, и можно сказать, не столько читал, как диктовал нам свой совершенно оригинальный курс, отличавшийся особенною точностью определений, краткостью, естественностью и изяществом выводов всех формул, отсутствием той излишней щепетильности и строгости, которая не поясняет для техников, каковыми мы были, а затемняет дело, и которая необходима лишь для математиков, изучающих математику как безукоризненную область логики, а не как орудие для практических приложений*.

Г.А. Тиме одновременно преподавал и в Горном институте. В свои лекции он не вносил ничего оригинального, а придерживался почти буквально какого-либо учебника, не указывая, какого именно, в особенности читая механику, когда он целиком следовал механике Дюгамеля. Читал он ясно и отчетливо, но все это можно было найти в других учебниках.

Николай Яковлевич Цингер. Хотя астрономия и не входила в число предметов кораблестроительного отдела, но я, когда было возможно, слушал Н.Я. Цингера. Его методика преподавания была совершенно оригинальная: слушателям были розданы великолепно изданные литографированные записки, самим Цингером каллиграфическим почерком написанные, с превосходно им самим исполненными чертежами. По очереди каждому из слушателей предлагалось изучить по этим запискам соответствующий параграф, сделать все указанные в нем задачи, подробно вывести все формулы, особенно те, о которых сказано: "отсюда на основании уравнений (i) и (k) получим формулу (p)". Этот слушатель выходил к доске и читал проработанный им параграф; остальные слушатели должны были также это изучить и сделать все задачи.

Если стоящий у доски в чем-нибудь сбивался или ошибался, то Цингер предлагал кому-нибудь другому исправить или пояснить вывод и т.д.

Он часто предлагал вопросы, и если никто не мог на них ответить, то сам подходил к доске и излагал решение. Этот метод, приложимый к небольшому числу слушателей, вел к тому, что курс всеми усваивался полностью и постепенно, для слушателей не было надобности спешно готовиться к экзамену в конце года. Ежедневно как бы происходил экзамен по всему пройденному.

Н.Я. Цингер преподавал в Морской академии более 40 лет, скончался в 1920 г, в возрасте свыше 80 лет, оставив после себя превосходные печатные руководства как по сферической, так и

<- | Страница 95 | ->

по практической астрономии и ряд справедливо считающихся классическими научных работ.

К.Д. Краевич был более известен по своему учебнику физики для гимназий, нежели как профессор.

Морская академия обязана ему отлично оборудованным физическим кабинетом, который он, можно сказать, насилием вынудил у адмирала И.А. Шестакова, зашедшего в бедно обставленный физический кабинет Морского училища, в котором тогда читал свою лекцию Краевич.

   Всем ли вы довольны, господин профессор?

   Какое доволен, ваше превосходительство, да здесь ни одного опыта показать не на чем, ни одного измерения произвести нельзя, приходится читать то, что немцы зовут Kreidephysik   меловую физику и только зря отнимать у слушателей время. Это не курс, а только одна видимость и отбывание номера.

Арсеньев обомлел, видимо думая, что Краевич сошел с ума, если так говорит министру. Но Шестаков был умный человек:

   Что же вам, профессор, надо?

   Помещение, вот эту комнату и три с нею смежных и денег.

   Сколько?

   Пятьдесят тысяч единовременно и пять тысяч ежегодно, ваше превосходительство.

   Многовато, могу вам дать на этот год 30 000 единовременно и прикажу вносить в смету по пять тысяч, а дальше видно будет.

Таким образом, благодаря Краевичу Морская академия получила хороший физический кабинет.

На первом курсе 1888/89 г Краевич читал нам термодинамику. В его лекциях не было того изящества математических выводов, как у Коркина, не было того изумительного умения пользоваться для наглядности геометрическими представлениями, как у Цингера, даже не было того умения производить опыты, каким отличался его ассистент А.И. Садовский, но от него мы услыхали впервые фразу геолога Гексли, сказанную Вильяму Томсону: "Математика, подобно жернову, перемалывает то, что под него засыпают, и как, засыпав лебеду, вы не получите пшеничной муки, так, исписав целые страницы формулами, вы не получите истины из ложных предпосылок".

Вот на эту-то "засыпку" Краевич и обращал особенное внимание, критически разбирал всякое предположение, всякий опыт и выяснял, какие внесены предпосылки и допущения при истолковании результатов этого опыта. Это составляло редкую поучительность лекций Краевича, в особенности для техников, многие из которых полагают, что, чем вывод формулы сложнее, тем большего доверия она заслуживает, упуская часто из виду те грубые положения и допущения, которые формулой воспроизводятся,   из лебеды нельзя получить пшеничной муки, как ее ни перемалывать.

<- | Страница 96 | ->

К сожалению, эти критические замечания Краевича многими слушателями, сравнительно мало подготовленными, опускались из виду. На экзаменах это часто вело к недоразумениям. Мне достался вопрос об абсолютной температуре. Я основал свой ответ на том пояснении, которое дает Гирн в своей теории теплоты, что коэффициент расширения газа может иметь не постоянное значение, а переменное и что закон расширения газов отобразится гиперболической кривой, имеющей асимптоту, представляемую некоторым уравнением, и что доступная для наших опытов и наблюдений область лежит на этой прямолинейной асимптоте.

Краевич перебил меня словами:

   Мне стыдно вас экзаменовать   мы стоим на одной ступени развития,   и поставил 12.

И.А. Евневич был профессором Технологического института; в Морской академии он читал курсы: прикладной механики, теории упругости, общие для кораблестроительного и механического отдела, и отдельный специальный курс построения машин    для механиков; этот курс для корабельных инженеров был не обязательный.

Читал он превосходно, ясно, отчетливо, приводя иногда примеры из действительной практики. Он был туг на ухо, поэтому на экзаменах прикладывал руку к ушной раковине и подходил к слушателям вплотную, чтобы яснее расслышать ответ.

На этой почве произошел забавный инцидент с лейтенантом З., окончившим курс кораблестроительного отдела в выпуске, предшествовавшем нашему поступлению.

Лейтенант З. был на кораблестроительном отделе, поэтому построение машин было для него не обязательным. Едет он как-то в конке близ Лавры в конце Невского. Входит слушатель Морской академии.

   Вы куда?

   В академию, на экзамен у Евневича!

   Пока мы едем, расскажите мне, что там требуется.

Тот взял экзаменационную программу и рассказал ответ на каждый вопрос.

Вызывает Евневич к доске З., задает ему вопрос, прикладывает руку к уху и, слыша ответ, ушам своим не верит. Задает другой вопрос. То же самое.

   Довольно с вас, ваша фамилия?

Подходит к описку, чтобы выставить балл, и фамилии З. не находит.

   Да вы какого отдела?

   Кораблестроительного.

   Так для вас построение машин не обязательно, вы напрасно пришли на экзамен.

Трудно было сказать, кто был больше сконфужен    добряк И.А. Евневич или бравый лейтенант З.

<- | Страница 97 | ->

Н.Ф. Лабзин, А.А. Грехнев и А.А. Экенберг. Лабзин читал механическую технологию дерева на первом курсе и металлов    на втором. Грехнев читал теорию корабля, Экенберг   проектирование судов. Первый предмет, читаемый Н.Ф. Лабзиным,   механическая технология дерева   был устарелый и к практике судостроения относился мало, второй предмет   технология металла   и еще того менее.

Лекции Грехнева и Экенберга требовали отчетливого знания математики и теоретической механики, которым ни тот, ни другой профессор не обладали, и об их курсах можно лишь умолчать.

А.И. Садовский. В начале второго учебного года К.Д. Краевич заболел и вскоре умер. После него чтение лекций (электричество) принял Александр Иванович Садовский. Читал он превосходно, придерживаясь относительно существа дела критического метода Краевича.

Его искусство как экспериментатора едва ли могло быть превзойдено.

К очерку Преподавательская деятельность