Симонов А. Журналистика как поступок. М., 2004. 368 с

Михаил Башков

Я в гостях у приемной семьи Шапошниковых. То и дело раздается звонок в дверь. Кто-то из детей возвращается домой или, наоборот, собирается куда-то уходить. Дом Шапошниковых похож на улей, где каждый занят своим, но важным и нужным делом.

Время от времени дети обращаются к Валентине Константиновне, с которой мы беседуем, сидя на диване в гостиной, или мама сама напоминает им о чем-то. Размеренная и хлопотная жизнь улья продолжается.

В шести комнатах двух объединенных друг с другом квартир живет 18 человек. Впрочем, отец семейства Николай Александрович и один из детей, Костя, живут по большей части в деревне. Там у Шапошниковых очень большой дом, который они построили самостоятельно и на свои средства. В деревню семья выезжает на все праздники. Туда же иногда в гости к ним приезжают и другие приемные семьи.

Попробуй сосчитать

А начиналось все четырнадцать лет назад, когда Валентина Константиновна и Николай Александрович стали одними их первых, кто решился организовать, как это тогда называлось, семейный детский дом.

К тому времени единственному ребенку Шапошниковых, Павлу, исполнилось 12 лет. Он тоже активно поддерживал идею появления большой семьи. К слову сказать, никогда потом, какие бы сложные моменты ни возникали, Павел ни разу не высказал сожаления об этом.

Валентина Константиновна и Николай Александрович выросли в семьях, где было много детей. И сами мечтали иметь большую семью, но что делать, если Бог не дал больше одного ребенка. Валентина Константиновна – педагог. Когда-то работала в интернатной группе детского сада. Видела, какими дети приходят после выходных и расстраивалась, что результат всех ее педагогических усилий сводится на нет. Потом была и другая работа, но настоящего удовлетворения и она не приносила. А Николай Александрович раньше работал водителем на автобазе Минздрава.

Первыми в их доме появились Костя, Наташа, Катя и Оля. Через два года – старшая Лена и Андрей. Еще через восемь лет – Лена и Алеша. А через два года после этого – Аля и Геля. И наконец, еще через два года – та самая маленькая Роза. Всего вместе с Пашей у Шапошниковых тринадцать детей.

Паше 26 лет. Он женат, его сыну Саше 6 лет. Живут вместе с родительской семьей.

Старшей Лене 25 лет. Она получила квартиру. Работает воспитателем в детском саду. Вышла замуж. Дочке Ульяне 4 года.

Оле 21 год. Работает штукатуром-маляром. Замужем. Квартиру до сих пор не выделили. С мужем и дочерью Юлей живут вместе с Шапошниковыми.

Андрею 19 лет. Закончил радиотехнический лицей. Готовится в скором времени отправиться в армию.

161

Журналистика как поступок

Костя учится в 10 классе. Имеет много различных увлечений. Любит читать.

Наташе 16 лет. Учится на повара-кондитера.

Катя и Аля учатся в 9 классе. Катя занимается спортом и ходит в музыкальную школу, собирается стать швеей. Аля – прирожденный воспитатель.

Алена – в восьмом классе. Геля – в седьмом. Обе ходят в спортивную школу, а Алена – еще и в музыкальную.

Младшая Лена и Алеша – в 5 классе. Лена занимается карате. Алеша ходит в музыкальную школу и в кружок резьбы по дереву.

Малютке Розе, поскольку попала она в семью без каких-либо документов, возраст определили примерно – 2 года. Приемные родители будут водить девочку в логопедическую группу детского сада. Уже сейчас в речевых навыках Роза заметно прогрессирует – в прошлом году она практически не говорила. У девочки выявили целый букет заболеваний. Одно из них – хронический бронхит. Сейчас Розу успешно лечат походами в деревенскую баню, от которой малышка просто в восторге.

В тесноте, да не в обиде

Каждый из детей Шапошниковых пришел к ним с массой серьезных заболеваний. Ведь в приемную семью как правило определяются дети, обычное усыновление которых этим затруднено.

Конечно, можно не верить в чудеса, но в психологически здоровой семейной среде у болезни нет почвы для рецидивов. Но все хорошее, что получается, безусловно, требует колоссальных родительских усилий. Порой последствия патологий и тяжелого прошлого ребенка оказывались настолько сложны, что приходилось разрешать ситуацию самым неожиданным образом. Но никогда Шапошниковы не отказались от своих приемных детей.

За каждым ребенком, который пришел в их семью, стоит своя история, своя судьба, свои проблемы. Кто-то из них оказался здесь сразу после трагедии, которая произошла в его кровной семье. Кто-то после приюта. А кто-то успел поскитаться или пожить в интернате и узнать, что это такое.

Детям, побывавшим в интернате, как рассказывает Валентина Константиновна, как никаким другим, есть с чем сравнивать жизнь в семье, и больше, чем кому-либо, дано ее ценить. Может быть, поэтому, когда в их доме впервые, пока в качестве гостей, стали появляться дети из интерната, уже живущие в семье Шапошниковых дети усиленно стали упрашивать родителей забрать этих приглянувшихся им «интернатовцев» к себе.

Вообще не однажды инициатива по приглашению в семью новых детей оставалась за самими детьми. Наверно, дети, хлебнувшие горя, намного отзывчивее на чужую беду, чем другие.

Да, сегодня у Шапошниковых тесновато. Но тут уж точно – в тесноте, да не в обиде. Кстати, было время, когда их семья из трех взрослых (с ни-

162

Михаил Башков

ми живет бабушка – мать Валентины Константиновны) и восьми детей жила в трехкомнатной квартире.

На сегодня одна из основных забот Валентины Константиновны – решить проблему старших детей с жилплощадью. Формально она к этому отношения, казалось бы, уже не имеет: воспитал до совершеннолетия в приемной семье, а дальше государство выполняй свои обязательства по обеспечению сирот жильем, ты за это как приемный родитель уже не отвечаешь. «Но какая же настоящая мать вот так выставит своего ребенка на улицу?» – говорит Валентина Константиновна.

Так и остаются сегодня наедине с этой проблемой не только семья Шапошниковых, но и другие приемные семьи Ижевска. Хотя закон однозначно гарантирует сиротам жилплощадь.

Что такое «приемная семья»?

Удивительное дело, но статус «приемной семьи» вводит многих чиновников в заблуждение. Поди объясни им, что приемный родитель выполняет такую же работу как любой воспитатель интерната, только круглосуточно, и что ребенок при этом должен находиться на полном государственном обеспечении.

Вот и не платят приемным детям Шапошниковых социальных стипендий в училищах. Да и в училища-то сиротских детей берут с бо-о- льшой неохотой.

Пытается Валентина Константиновна выбивать и алименты с преуспевающих порой кровных родителей, и пенсии по потере кормильца, если документы удается разыскать. Все это на сберегательные книжки детей идет. Приходя куда-то, Шапошниковы по-прежнему представляются семейным детским домом, так как не все правильно понимают, что такое приемная семья.

Но на жизнь Валентина Константиновна не жалуется, несмотря на все сложности. «Мы хорошо живем», – говорит она. Хорошо – это значит, что деньги на еду и одежду детей выделяют вовремя и зарплату воспитательскую выплачивать не забывают.

На все, включая еду, обувь, одежду, белье, лекарства, учебники, книги, канцтовары, игрушки, моющие средства и так далее, на каждого ребенка выделяется в год порядка 20 тысяч рублей (две тысячи в месяц). Зная сегодняшние цены и возраст большинства детей Шапошниковых, можно смело утверждать, что это не так много. Хорошо спасает свое хозяйство в деревне: оттуда – овощи, молоко, мясо, яйца.

Заработная плата Шапошниковых, согласно закону, принятому в Удмуртской Республике, – 0,25 ставки 11 разряда тарифной сетки за каждого ребенка. На обоих в общей сложности получают в среднем около 6 тысяч рублей. Много это или мало?

163

Журналистика как поступок

Контролировать – значит помогать

Больше всего их беспокоит, что уже лет пять как совсем не выделяются деньги на так называемый «твердый инвентарь». Газовая плита в их квартире в аварийном состоянии еще с момента заселения. Стиральной машине – 12 лет. От утюгов уже ничего не осталось. Кроватей не хватает. Малышку Розу при мне укладывали спать на два кресла. А еще мама мечтает хотя бы о стареньком компьютере для детей.

Валентина Константиновна считает, что отдел опеки и попечительства администрации Устиновского района помогает им по мере своих возможностей. Вот и ремонт квартиры, и замену газовой плиты в этом году администрация планирует организовать, если получится. Еще отмечает Валентина Константиновна помощь общественной организации – удмуртского отделения российского Детского фонда.

А государственным структурам выражает странное на первый взгляд пожелание – контролировать больше надо. Тогда, может быть, и помощи тому же отделу по опеке и попечительству со стороны высокого начальства было бы больше. Пока же приходят к Шапошниковым только из школы, того же отдела опеки, да из СЭС иногда.

Любая работа требует отдыха

Отдельный разговор о семейном отдыхе. На сегодня, не будь у Шапошниковых дома в деревне, который Николай Александрович и Валентина Константиновна строили на свои средства в течение тринадцати лет, не было бы у них с детьми возможности выехать куда-нибудь.

В 1999 году произошло событие: Шапошниковым единственный раз удалось выхлопотать льготные путевки на юг для всей семьи. Впрочем, оплачивать их тридцатипроцентную стоимость пришлось все же Шапошниковым самим.

Три сказочных недели у моря и после приезда, как говорит Валентина Константиновна, два месяца ощущения новой жизни!

Повезло, можно сказать. Когда еще такая возможность для семейного отдыха им или другим приемным семьям представится?

Но трудности, по всей видимости, не кажутся Валентине Константиновне такими уж беспросветными и драматичными, раз мечтает она о том, чтобы кто-то из ее детей продолжил начатое ими с Николаем Александровичем дело и создал свои приемные семьи. Ведь так много еще «интернатовских» детей, которые приходят сегодня к Шапошниковым и мечтают, что им тоже посчастливится обрести семью.

«АиФ в Удмуртии», 03.04.2003

164

Михаил Башков

«У НАС ПРОСЯТ АБСОЛЮТНО ЗДОРОВЫХ ДЕТЕЙ»

– У нас требуют практически здоровых детей. Я считаю, это неправильно. Нельзя искать здоровых – ведь сейчас и своего кровного ребенка родить и вырастить абсолютно здоровым почти невозможно, – говорит заведующая септическим отделением больницы, где находятся «отказные» новорожденные дети, Маргарита Константиновна. – Тем более, – продолжает она, – что некоторые болезни вполне поддаются лечению. Кардиты (воспаление сердечной мышцы), например, мы успешно лечим.

Втот момент, когда мы побывали в больнице, в отделении находилось четырнадцать «отказных» детей. Из них четверых, по мнению Маргариты Константиновны, смело можно было бы предложить на усыновление. Но поскольку сотрудники больницы уже успели изучить, на каких детей есть спрос и на каких нет, то теперь они и предлагают на усыновление очень ограниченный круг детей.

Но даже абсолютно здоровый ребенок может оказаться ненужным для тех, кто приходит усыновлять. Такую категорию «усыновителей» в больнице называют «копающимися» и к их родительским намерениям относятся очень скептически.

Вообще в отделении не принято предлагать и показывать с этой целью потенциальным усыновителям более двух кандидатур детей. «Это не магазин», – говорят. Два раза отказались – до свидания! Со слов Маргариты Константиновны, показ нескольких детей подряд не разрешают судебные органы. Недаром, когда на суде решается вопрос о возможности усыновления именно этой семьей, усыновителям задается вопрос: «Как вам подбирали ребенка?» Получается: «Как вы выбирали ребенка?» Интересы ребенка представляет доверенный врач из больницы. Она невропатолог. Она же консультирует и желающих усыновить ребенка, поскольку основные проблемы для передачи ребенка в семью касаются неврологии.

Как выяснилось, сотрудники отделения стараются предложить усыновителям ребенка, который хотя бы отдаленно чем-то мог быть похожим на будущих родителей.

Винтересах усыновителей готовы изменить и возраст ребенка. Если ему не исполнилось еще трех месяцев, законодательно возможно сдвинуть дату его рождения.

Если ребенок усыновляется в возрасте до трех месяцев, то усыновившая его мать имеет право и на декретный отпуск и денежное пособие. Но это начало уже другого разговора, разговора о юридической стороне усыновления, которую мы намерены продолжить в одном из следующих номеров.

А пока вернемся к разговору об «отказных» детях, которые находятся

вотделении четвертой городской детской больницы.

165

Журналистика как поступок

По существу, они должны поступать сюда совсем крохотными по возрасту и находиться здесь совсем недолго. Но бывает, лежат по 100–150 дней. Отделение фактически не рассчитано на детей старше трехмесячного возраста, и, конечно, пребывая тут, они испытывают самые разные неудобства, несмотря на заботливое отношение медперсонала. Причины задержек могут быть разные. Это и требования отдела опеки недостающих документов от усыновителей. Или это может быть длительное отсутствие на рабочем месте из-за отпуска или болезни единственного судьи в Ленинском районном суде, который ведет дела «отказников». Вот и «квасятся», по образному выражению сотрудников, летом здоровые дети в больнице.

Положение «отказных» детей в больнице проверяется опекунским советом. Как утверждают в больнице, за последние десятилетия не было ни одного случая возврата ребенка и каких-либо претензий к работе отделения.

Неусыновленные дети, достигшие трехмесячного возраста, направляются в Дома ребенка в Ижевске, в Воткинске и в Глазове. Очень серьезно больные дети иногда сразу передаются в хоспис при детской больнице № 5.

Все вопросы по возможному усыновлению «отказных» детей и подкидышей (есть и такие) из четвертой городской больницы сотрудники больницы безапелляционно советуют адресовать отделу опеки и попечительства администрации Ленинского района. «Таков порядок», – сказали.

«АиФ в Удмуртии», 10.04.2003

«ХОРОШАЯ СЕМЬЯ – ЭТО ГДЕ УРОКИ ЗАСТАВЛЯЮТ УЧИТЬ»

Порсева Ксения, 16 лет:

– Мать моя пьянствует. У отца другая семья. Я жила то у бабушки, то у отца. Но его жене я не нужна.

В школу последние два года я не ходила. Мы жили с бабушкой около птицефабрики, а в школу надо было ездить в пос. Машиностроитель, да еще во вторую смену. Я и перестала туда ездить. Хотели меня в другую школу перевести, да там одни бандиты и токсикоманы учатся. Я, правда, тоже раньше «дышала», но потом бросила, когда компанию себе другую нашла – хорошую.

Новые друзья меня только на хорошее настраивали. Говорили: иди учись, а то что потом делать будешь. Но я к этим советам тогда серьезно не относилась. Да и как я могла в школу вернуться, если столько пропустила.

Меня искали несколько месяцев, чтобы в приют отправить. Но я то у отца, то у бабушки жила. Вот меня и не нашли. Те, кто вез, говорили, что домой сразу можно будет позвонить или уходить домой. А это неправдой оказалось. Зачем обманывали?

166

Михаил Башков

Ятогда сильно расстроилась. И некоторые воспитатели мне сначала очень не понравились. А потом самые строгие самыми хорошими оказались.

Яв ноябре даже заявление написала, что не хочу и не буду в приюте жить. А сейчас даже не представляю, как я могла такое написать. Тогда со мной несколько социальных педагогов и воспитатель разговаривали. Говорили: «Подумай, куда ты пойдешь?» Я поплакала, подумала и осталась.

Ястараюсь теперь не думать, что у меня было раньше. Тем из ребят, у кого дела обстоят так же, как у меня, я бы сказала, чтобы они шли в приют сами. Здесь хорошие, понимающие воспитатели, добрые и приветливые. И дети здесь нормальные, нет таких «оторванных», как в интернате. Потому что здесь «держат», а в интернате, говорят, что попало делать можно.

Еще я сказала бы тем, у кого такие же дела, как у меня, чтобы они смотрели за младшими братьями и сестрами, нормально относились к ним и помогали.

Ясчитаю, что сейчас здесь, в приюте, мой дом. Хочу закончить 9 классов

ипойти учиться в училище, а не в интернат. Хочу, когда устроюсь на работу, забрать к себе Илюшку, брата моего младшего. Ему 13 лет. Он тоже здесь в приюте живет. Уже 2 года.

Вообще, я хотела бы в военное училище пойти учиться на сапера. Мне эта профессия своей опасностью нравится. Но как уж получится.

Недавно у меня был день рождения. Никто из родных ко мне не пришел. Я позвонила отцу, а он сказал, что не придет, что его кошка укусила и у него рука опухла. Он говорит: «Ты расстроилась?». Я говорю: «Нет». А сама плачу, только стараюсь, чтобы он не услышал.

Яуже ничему не верю, что отец говорит. Но все равно хотела бы посмотреть, как они там живут.

Руслан Красильников, 12 лет:

– У меня отец наркоман. После приема наркотика злой становится. Как примет наркотик, так меня бить принимается. Почти каждый день бил. Мама пыталась заступаться, но боялась его. Когда я был маленьким, видел, как отец пырнул маму ножом.

У меня еще бабушка есть – мама отца. Я у нее хотел когда-то жить остаться, но меня от бабушки милиция домой отвезла. Бабушка все равно меня домой отправит, потому что она отца тоже боится. Поэтому, когда он меня избил, я убежал и в «Тимирязевском» магазине остался. Там много дней сидел. Мне люди говорили: «Иди в приют».

Милиция потом в магазине меня подобрала. Я сказал, что не хочу домой

ик бабушке не хочу, а хочу в приют. Они в тот же день отвезли меня в приют. Мне здесь сразу понравилось. Сейчас учусь в третьем классе. Один год

у меня пропал, пока я бегал.

167

Журналистика как поступок

Мама приходит часто. Говорит: «Иди домой». Но я не хочу. Я бы хотел видеться с мамой, но отца видеть не хочу.

Я бы пошел жить в другую семью, только чтобы с мамой видеться можно было.

Вприюте я хожу в кружок резьбы по дереву, в швейный кружок. Здесь

уменя появились друзья среди ребят.

Хочу на адвоката выучиться. Очень умные они: знают математику и разные страны.

Ирина Ковалева, 13 лет:

– Мама моя умерла. Отец женился. Его жена меня не любит. У нее самой есть сын, но он живет у бабушки, потому что бабушка ей его не отдает. Папа ко мне хорошо относится. Я папе сказала: «Отправь меня в интернат». А он говорит: «Вот увезут тебя далеко».

А здесь в приюте раньше у меня был старший брат. Сейчас он в интернате. Он мне сказал: «Иди в приют». А до этого я о приюте не знала. В школу тогда не ходила.

В какую-нибудь семью я бы не хотела попасть, потому что там люди мне не родные. Меня уже брала к себе жить сестра отца, но потом по пьянке выгнала. Она со своим сыном, моей бабушкой и братом живут в общежитии.

Я бы сама пошла жить к другой сестре отца, но у нее тоже плохие материальные условия.

Больше всего я бы хотела к старшему брату в интернат. Он ко мне в приют приходит чаще, чем отец.

Анна Смолина, 12 лет:

– Мама моя пьет, не работает. Папа тоже пьет, но работает. Нас в семье три сестры. Мы в селе около Ижевска жили.

Потом Наташу забрала тетя Света. Меня взяла тетя Нина, а Зою никто не взял. Зоя в школу так и не пошла, ее папа с мамой не отвели. Мы с Наташей, когда домой приезжали, сами учили ее. Когда Зое исполнилось 11 лет, тетя Нина все-таки позвонила ей и сказала: «Пойдешь в приют». Мне ее стало жалко, и тогда тетя сказала, что я тоже могу вместе с ней в приюте жить. И я поехала в приют. У тети с дядей мне жилось нормально, но они живут в однокомнатной квартире с бабушкой. Тетя ко мне сюда приезжает. Один раз мама приезжала.

Здесь мне нравится заниматься шитьем и рисовать портреты. Я хочу стать модельером. Мне даже показывали, когда мы ездили в театр, где находится такое училище, куда я поступить могу.

Домом своим я считаю мамин дом – там животных много. А здесь их совсем нет.

168

Михаил Башков

В хорошую семью пошла бы, если бы взяли со мной Зою. Хорошая семья – это та, где уроки заставляют учить.

Саша Пушин, 17 лет:

– У нас была квартира в городе. Мама ее продала, когда ее брат из заключения пришел и долю свою потребовал. Мама купила в деревне дом и хотела, чтобы я в деревенской школе учился. А я уже в одиннадцатом классе учусь. Я не захотел в деревенской школе учиться и воспротивился. Один месяц мама мне в городе комнату снимала за тысячу рублей. Еще месяц возила из деревни в город, когда из комнаты за неуплату выселили. Но потом сказала, что она больше этого делать не будет.

Я разговаривал с директором школы, в которой учусь, и сказал, что не хочу учиться в деревенской школе. Директор спросил, хочу ли я жить

вдетском приюте в городе. Я сказал, что хочу.

Вшколе все учителя сначала удивились этому. Почему-то слово «приют» всех так пугает. Не понимаю почему. Сейчас езжу отсюда на занятия в свою школу.

Я больше всего хочу поступить после школы учиться в ИжГТУ. Но там я готовиться не могу – денег нет. Социальный педагог в приюте говорит, что у меня есть шансы попасть на летние подготовительные курсы.

Здесь в приюте мне все нравится. Ребята хорошие. Можно на компьютере рефераты, доклады печатать. Подоконники здесь большие, есть где растения разводить. Мне нравится растения выращивать. Еще на экскурсии, где с профессиями знакомят, ездили. Тоже интересно.

С мамой хочу общий язык найти. Для нее, думаю, серьезный урок то, что ее лишили родительских прав. Она хочет, чтобы я поселился вместе с ними в деревенском доме, в комнатке. А сама сейчас все равно живет в городе, снимает частный дом. Там в деревне их ограбили уже однажды.

С мамой два моих брата и сестра остались. Им двенадцать, восемь лет и четыре года. В детский сад, в школу не ходят. Уже целый год пропал. Меня это беспокоит. Получается, что брат в армию сразу после окончания школы должен будет уйти.

Постоянной работы у мамы нет. Есть временная работа на рынке. Маме надо хотя бы временную прописку оформить, но я ей еще не говорил – не успел. Сам о том, что это возможно, недавно узнал.

Хорошая семья в моем представлении та, где есть и мать, и отец. И ребенок у них не один, а два-три. У моего сына, например, будут и мать, и отец, и сестра.

«АиФ в Удмуртии», 17.04.2003

169

Журналистика как поступок

ЗАКАЛКА ПО-ЧИНОВНИЧЬИ, или ПОЧЕМУ В САНАТОРНОЙ ГРУППЕ +2°С

Мы разговариваем с ним в санаторной школе-интернате поселка Кизнер, в кабинете заведующей.

–Как тебя зовут?

–Петя. – Большинство звуков странным образом пропадает где-то у него во рту.

–А фамилия у тебя какая?

–Не знаю.

–Сколько тебе лет.

–Не знаю.

–А мама у тебя есть?

–Есть.

–Как ее зовут?

–Не знаю.

–И папа у тебя есть?

–Нет.

–Ты здесь учишься?

–Да.

–В каком классе?

–В первом.

Дальше выясняется, что Петя до того, как попал сюда, ходил в школу, но там ему было неинтересно – машинок нет, одни мячики. Поэтому ходить в школу перестал, и его отчислили. Еще у него есть старший брат Сашка. Он, когда был маленьким, баловался в первом классе, и его тоже тогда отчислили.

Сейчас они вместе с Сашкой здесь. Когда Сашка домой отсюда уходит, то он на самом деле к бабушке все время идет.

–Мама выпивает? – спрашиваю.

–Выпивает, но уже бросила.

В процессе разговора вдруг выясняется, что у Пети, оказывается, и папа есть:

– Когда прихожу домой с прогулки, мама с папой все еще спят. Потом упоминание о папе прозвучало так – «в доме есть вешалки, которые папа сделал». И, наконец, Петя о папе вспомнил еще: «Идем мы один раз с бабушкой, а папа с мамой пьяные».

Мама с работы уволилась уже, а где работает папа, не говорит. Когда мама еще работала на ферме, она принесла Пете с работы курточку. А еще у него есть шуба, валенки и кроссовки. Кроссовки, видно, это те тапочки, в которых он сейчас усердно доделывает большую дыру.

Когда Петя жил дома, кушать он ходил к бабушке. Если есть у нее было нечего, она давала ему конфетку.

170