Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Симонов А. Журналистика как поступок. М., 2004. 368 с

.pdf
Скачиваний:
24
Добавлен:
22.08.2013
Размер:
1.17 Mб
Скачать

Михаил Башков

Почему надо скрывать от ребенка усыновление? На мой взгляд, усыновление и сохранение этого факта от ребенка в тайне дает взрослому ощущение, что ребенок только «мой», и, стало быть, отношение к ребенку более ответственное.

Конечно, вопрос «скрывать или не скрывать» в каждой семье будут решать по-своему. Но, по-моему, если сообщить ребенку, что он приемный, то делать это лучше как можно позднее, когда он станет уже совсем взрослым человеком и обзаведется своими детьми. Тогда он в состоянии будет понять сущность поступка своих приемных родителей и оценить его. А скажи ребенку, что он приемный в 15–17 лет, он начнет переживать и искать свою кровную мать.

Татьяна Анатольевна Субботина, начальник отдела охраны прав детей администрации Устиновского района:

– Что касается тайны усыновления, то закон есть закон. Но принятый механизм усыновления, когда ситуация проходит через много рук, никак не способствует гарантированному сохранению этой тайны.

Сбор документов, подача их в суд, регистрация в загсе и по месту жительства, дальнейшее обследование нами жизни ребенка в приемной семье

– все это предполагает большое количество свидетелей, и тайну усыновления сохранить очень трудно.

Но главное, что тайна усыновления никак не гарантирует родительского успеха в воспитании. Есть случаи, когда усыновители отказываются от ребенка, когда начинаются серьезные проблемы с его поведением. Бывает, что усыновившая ребенка семья потом рожает своего, и не все усыновители достойно ведут себя в это время по отношению к приемному.

Я наблюдаю семьи, где тайна усыновления, как правило, соблюдается. Но были в моей практике два случая, когда приемные родители, вырастив детей и имея неудачный опыт воспитания, считают, что было бы лучше, если бы они в свое время не делали из усыновления тайны. Они, конечно, открыли выросшим детям «секрет», но никаких позитивных изменений в их отношения это не принесло.

От редакции: В Конвенции ООН о правах ребенка ничего не говорится о тайне усыновления. И хотя в некоторых странах тайна усыновления все еще существует, не говорит ли это о том, что в этих странах она защищает прежде всего права взрослых на материнство и отцовство? В таком случае считаете ли вы, что в России тайна усыновления действует в интересах детей?

Адрес для писем: 426057, г. Ижевск, ул. В.Сивкова, 112. Газета «АиФ в Удмуртии». Акция «Пусть у всех будет мама!»

«АиФ в Удмуртии», 21.08.2003

181

Журналистика как поступок

«Я НЕ ХОЧУ С ЭТИМ УМИРАТЬ»

Когда сыну еще не исполнилось двух лет, вышла замуж второй раз. От человека, которого действительно любила, у меня мог появиться собственный ребенок. Но муж предложил прервать беременность.

После этого все же остались вместе. А спустя некоторое время уже по обоюдному желанию удочерили девочку. Взяли так же, как и я когда-то взяла мальчика: в возрасте всего нескольких дней.

Муж в дочери души не чаял. Уж на что я была клуша, но он! Бывало, заснет у телевизора, а по телевизору звук плача детского услышит и давай во сне воображаемого ребенка на руках качать. Все для девочки готов был сделать. А вот к сыну… Мальчик совсем маленький был, когда дочь появилась. Но он к ней с такой теплотой сразу относиться стал. А к отцу как тянулся, все за ним везде! Только тому это не нужно было. Захочет сын у него при гостях на коленях посидеть, а муж при всех его просто возьмет и вытолкает.

А как дети стали постарше, да в доме собака появилась, все его одного выгуливать собаку отправлял в любую погоду. Дочь же всегда от всего оберегал. Придирки все только к сыну. Мы с мамою моей как могли негативное его отношение к мальчику пытались загладить. Только как это скроешь?

И все же двенадцать лет я была счастлива как мать. Меня радовало, что дети окружены нашей заботой, и видела их радость от этого. Все делала для того, чтобы дети чувствовали мое внимание. Все успевала: и сводить на кружки, на выставки, на концерты, и купить все, что им нужно. Так хорошо было. Я, наверное, хотела, чтобы у меня с моими детьми сложились такие же отношения, как у меня самой с моей мамой. Я всегда о матери заботилась.

Мы всегда все по домашнему хозяйству делали с детьми вместе. Но в ка- кой-то момент нам всем стало неинтересно. Дочь даже, когда я ее как-то спросила: «Почему ты не хочешь ехать с нами на огород?» – ответила: «Потому что там будешь ты!»

До двенадцати лет дети были вполне управляемы, а к пятнадцати годам такое отчуждение между нами появилось! Для меня как будто бомба разорвалась, так было тяжело!

Все время с того момента, как я усыновила детей, я жила в постоянном страхе, что им кто-то скажет, что они приемные. Мысли в голове все время крутились, как это может произойти. Я представляла: вот кто-то говорит это и что я в это время отвечаю.

Когда я почувствовала страх, что кто-то может сказать сыну и дочери, что они приемные, я начала искать выход из своего гнетущего состояния. То по телефону доверия поговорю, то в компании, как бы между прочим, такой вопрос подниму.

Как-то я пришла на прием к невропатологу. Разговор зашел о «моей» бывшей беременности. И тут по моим ответам невпопад врач очень

182

Михаил Башков

быстро и неожиданно меня разоблачила, сказала, что дети у меня приемные. И здесь мне впервые в жизни сказали, что если я и дальше буду скрывать правду от детей, то будет все хуже и хуже. Что ничего, кроме гиперопеки, у нас по отношению к детям не будет и закончится это плохо.

Мне показалось, что сказала это она как-то резко, и к такому совету я не прислушалась. Я ведь с самого начала осторожничала как могла: и с животом накладным ходила, когда ребенка еще не взяли, и место жительства специально менять приходилось, чтобы подозрений меньше было.

Но как ни утаивай, от всех не скроешь. Кто-нибудь да узнает. Пришел день, когда меня моей тайной стали шантажировать. Тогда хватило сил, хоть и трясло внутри, ответить этому подонку, что его самого в этом случае ничего хорошего не ждет. И после этого я детям не открылась.

Последней каплей, которая меня подтолкнула пойти к психологу, стала резкая стычка с сыном. Помню, я уличила его в очередном вранье, а он в ответ вдруг закричал: «Сама-то, сама-то только и делаешь всю жизнь, что врешь!» Единственное, что я тогда способна была ему ответить и что вырвалось из меня, как будто я ждала эти его слова: «Подумай, а может это во благо?»

Семья наша к этому времени уже просто разваливалась. Сначала из нее ушел муж, а потом из дома ушла и дочь, отношения с которой у меня были наиболее напряженными. Ее жизнь покатилась под уклон. А сын, хоть и остался со мной, но все, что с ним происходило, терзало мою душу.

Вконец измученная, не в силах больше воевать с обстоятельствами и желавшая только одного – покоя, однажды я наконец решила открыть сыну тайну, война за сохранение которой, возможно, и погубила мою семью и разрушила мою жизнь. Сказать правду сыну смогла только после длительной поддержки меня психологом.

Так и сказала ему, что поступила когда-то, как было принято у нас в государстве, и что говорю сейчас ему об этом открыто, потому что психолог объяснила мне, как было неправильно это скрывать. Сказала, что сколько смогу, буду помогать им искать их родителей, если они захотят.

Я так боялась того, что произойдет потом, но сын воспринял сказанное спокойно, как будто ничего не случилось. И даже потом, когда я предложила ему: «Давай поедем, когда у меня больше времени будет, искать твою родню», – он ответил: «Мама, какое это имеет значение? Мне это все равно». И у него до сих пор желания такого не возникло.

Теперь я чувствую себя опустошенной, но при этом чем-то защищенной. Я пошла по пути самосохранения. До этого у меня был даже физический страх, что мои дети когда-нибудь смогут поднять на меня руку. Сейчас же, после того, как открылась сыну, я почему-то почувствовала уверенность, что он этого уже не сделает.

183

Журналистика как поступок

Ятеперь даже не знаю, что лучше: те двенадцать счастливых лет или сегодняшний день, когда я чувствую это опустошение. Вместе с пустотой я ощущаю и облегчение. Я ведь и раньше мучила себя вопросами: «Вела бы я себя так, если бы действительно была их матерью?» Сейчас все больше понимаю, что не могу на них рассердиться – не так они и виноваты. Может, просто почувствовали они каналы свои настоящие, родственные. Ведь каждый ребенок, наверное, подсознательно знает своих родителей.

Не осуждаю я и их родителей. Не сделай они так, как они сделали, я бы осталась без детей.

Мне надо было просто фотографию им вовремя показать: «Вот твоя мама. Она хорошая».

Ребенок сам должен решать: герои мы или не герои. Но если бы мы давали детям право действовать сознательно! А мы ведь сами забираем детей только потому, что этого хочется нам! И все рассуждения, что заботимся мы

впервую очередь о ребенке – это лишь красивые слова. А потом сами заложниками этой лжи и становимся.

Яне хочу умирать с таким грузом. Тайна усыновления – это варварство, которое мы продолжаем творить.

Так случилось, что я знаю несколько семей, в которых эта самая тайна сохраняется. (Вот тебе и тайна!) И вот что я скажу: ни одна из них не выглядит счастливой.

Пыталась поговорить с ними, рассказать о том, что случилось со мной. Хотела предостеречь от беды, подсказать, о чем говорят психологи, что тайна совсем не нужна. Какое там! И слушать не хотят: «Нет, только не это!»

А я теперь планирую съездить к матери моей дочери. Скажу ей, если найду: «Может, ты до нее достучишься!»

«АиФ в Удмуртии», 11.09.2003

ОЧЕМ ВСЕ ЗНАЮТ И ВСЕ МОЛЧАТ

ВУдмуртии, как свидетельствуют в отделах опеки и попечительства, практически все усыновители маленьких детей желают сохранить тайну усыновления. Если сопоставить этот факт с тем, что у детей школьного возраста практически нет шансов быть усыновленными – все хотят младенцев, – можно предположить, что одна из причин такого перекоса именно в нежелании усыновлять открыто.

Мы пытаемся проанализировать причину живучести у нас тайны усыновления, которая во многих странах осталась уже в прошлом. Так, в одном из номеров мы дали слово чиновникам, оформляющим усыновление, в предыдущем номере был рассказ матери, которая все-таки раскрыла сы-

184

Михаил Башков

ну тайну усыновления через 25 лет. Сегодня мы намерены высказать свою точку зрения и дать слово психологу.

Одна знакомая рассказала мне, как соседи в ее далеком военном детстве сказали ей, что она у матери, видимо, неродная, раз так много трудится. «А я по своей детской наивности взяла и задала этот вопрос маме,

– продолжала мой знакомая. – Помню мамины глаза и то, что она мне тогда ответила: «Доченька, мы с тобой одни, и если не мы сами, то кто же нам может помочь?»

Знакомая моя, рассказывая ту историю, хотела подчеркнуть суровость жизненной школы, которую прошла. Я же, честно говоря, обратил внимание на другое. На то, как, оказывается, исторически глубоко сидит в нашем сознании стереотип, представление, что приемное дитя всегда нелюбимо в отличие от кровного, если даже в военное лихолетье трудящийся ребенок воспринимается не иначе, как приемный.

И еще на одну мысль этот рассказ натолкнул: на самом деле, мнимое наше сочувствие произрастает из благодатной и, увы, старой для нашей страны лжи – из самой тайны усыновления. Уж кому, как не нам, россиянам, знать, что если от тебя что-то скрывают, значит, где-то нечисто, значит, кто-то не хочет, чтобы об этом знали. Вот тут-то нам только сообщи, только заикнись, где эта самая тайна спрятана. Да мы грудью «на защиту» ребенка встанем, хотя на самом деле только какие мы правильные показывать будем и другим на вид ставить.

Несколько раз мне приходилось встречаться с людьми, которые, тайно усыновив, воспитывают приемных детей. Вот лишь несколько знакомых мне вариантов их поведения.

Вариант первый. Дети не знают, что они усыновлены. Взрослый не желает идти ни на какой разговор о жизни семьи, поскольку испытывает буквально шоковое состояние от того, что кто-то посторонний узнал о существовании тайны.

Второй вариант. Ребенок изначально знает от самого взрослого, что он усыновлен, но взрослый считает, что об этом ничего не должны знать окружающие. Поэтому беседа происходит при условии строго конспиративной публикации.

Вариант третий. Дети, будучи уже взрослыми, узнают, что они усыновлены, от самого усыновителя. Это происходит после долгих лет изнуряющей внутренней борьбы приемного родителя со своим страхом, а потом и с окружающими, которым существование тайны каким-то образом становится известным.

Напомню, в предыдущем номере «АиФ в Удмуртии» был опубликован записанный мною рассказ женщины, которая хранила от детей тайну усыновления около двадцати пяти лет, поняла, что эта тайна отравила ее жизнь, и раскрыла сыну правду. В результате не произошло ничего страш-

185

Журналистика как поступок

ного. Напротив, есть надежда, что отношения между матерью и сыном, зашедшие до этого в тупик, начнут выправляться.

На мой взгляд, тайна усыновления далеко небезобидна не только из-за разрушающего влияния на личность усыновителя (об этом далее точка зрения психолога), но и потому что она дезориентирует общественное сознание. По моему мнению, законодательное существование тайны усыновления в России подчеркивает, что в нашем обществе принято уважать лишь кровную семью. И в этом есть определенный момент нашего общего ханжества. Нам пока и представить трудно, как может существовать закон, по которому приемные родители просто обязаны рассказать ребенку правду о его усыновлении. Такая норма существует, например, в Италии. Пока нам далеко даже до празднования Дня приемных семей, какой, например, празднуется в США.

Впрочем, это моя точка зрения, а с точки зрения психолога, которому я далее предоставляю слово, оптимальным является законодательство, которое все же дает человеку право выбора: сохранять тайну и мучиться, либо жить без нее.

Итак, консультант Центра психологической помощи «Белая зебра», психотерапевт Александр Альбертович Перевозчиков:

– Жить во лжи и причем сознательно – непосильный груз. В голове человека, решившегося на это и хранящего «страшную» тайну, постоянно будет вертеться мысль «А что, если тайное станет явным?»

Это постоянное напряжение съедает у родителя все его силы – они уходят на сохранение тайны. Как правило, страшилки только в голове. Как только тайное становится явью, ничего страшного не происходит.

Родитель отравляет себе жизнь, но внешне успокаивает себя тем, что он делает это «для ребенка». На самом деле чаще так поступают только для себя, пытаясь утвердиться в мысли, что «мы хорошие родители». Еще одно заблуждение родителя, будто бы он может тем самым сохранить видимое благополучие в семье.

Ребенок очень тонко чувствует любую ложь.

Да, часто родителя подталкивают к этому разнообразные социальные ярлыки. Например, «приемный ребенок». Всегда найдутся люди, которые, узнав об этом, будут проявлять жалость или высокомерие. Но если у родителя с ребенком искренние отношения, то все можно преодолеть.

Скрывая от ребенка правду, приемный родитель как бы говорит тем самым: «Твои настоящие родители нехорошие, они не наши». Но такая позиция легко может переноситься и на самого ребенка. Сохраняя тайну усыновления, родитель находится в постоянной тревоге и, если происходит что-то негативное, готов искать объяснение этому в «нехорошем» прошлом ребенка.

186

Михаил Башков

Напротив, если взрослый готов поступать трезво, не поддаваясь страху социальных ярлыков, он будет рассуждать следующим образом: «Моя жизнь только моя, и я не буду менять отношения с ребенком, когда он узнает, что я ему неродной». В этом отношении полное усыновление сходно со случаями, когда в семью приходит только один новый взрослый: «Сказать, что я неродной, или не сказать?»

На самом деле ярлыки имеют значение лишь для взрослого. Это только им страшно, что скажут окружающие. А в реальности-то… Кто такие родители: тот, кто родил, или тот, кто воспитывает? А то, что у ребенка другая фамилия, другое отчество – какое это имеет значение? У усыновителя другая серьезная ответственность – не переносить свои психологические проблемы на ребенка. Например, папа хотел стать футболистом, не получилось, и теперь мечтает увидеть футболистом ребенка. Важно помнить: моя жизнь – это моя жизнь, жизнь ребенка – это его собственная жизнь.

Зачастую усыновленный ребенок становится объектом гиперопеки

– «без мамы никуда». На самом деле взрослый пытается доказать самому себе: «Я хороший родитель. Я буду лучшим родителем, чем те, которые у него были». Отсюда: «Ты меня слушай, я лучше знаю».

Гиперопека над детьми, как правило, возникает, когда взрослые не являются хорошими супругами. Именно не ладящие друг с другом муж и жена часто используют социальный миф: «Жить-то надо ради детей» – чтобы как-то жить друг с другом. Но если отношения у родителей не складываются, то это обязательно скажется и на их отношениях с ребенком.

Многие бездетные семьи берут детей не потому, что им нужен ребенок, а для того, чтобы получить статус родителя. Получив его, они считают, что вынуждены теперь играть роль родителя со всеми якобы обязательно вытекающими отсюда проблемами. Такая установка тоже ничего хорошего в отношения с ребенком не вносит.

Люди, которые хотели бы взять ребенка, могли бы прийти к нам, чтобы проконсультироваться, как комфортнее провести всю процедуру и как комфортнее строить отношения с ребенком. Усыновителям очень важно быть честными с самими собой. В комфорт семьи очень гармонично без всяких секретов может встроиться приемный ребенок. Тайна усыновления – явление социальное и с психологической точки зрения необходимости в ней нет. Всегда есть варианты, как строить отношения. Идеальная психологическая установка при усыновлении: «Да, мы действительно этого хотим. Мы не будем загружать себя лишним грузом – тайной усыновления. Мы не будем вступать в соревнование с реальными родителями «Кто лучше». Просто они родили, а мы воспитываем».

Конечно, никто не застрахован от того, что ребенок, знающий об усыновлении, когда-нибудь вдруг не заявит вам: «Я вам не родной, по-

187

Журналистика как поступок

этому вы ко мне так и относитесь. Вот возьму и уйду от вас!» – пытаясь навязать свои требования и даже шантажировать вас. Но допустите ли вы такую ситуацию, зависит от вас, и выходы из нее всегда могут быть разными. Не стоит дожидаться, пока ситуация дозреет до критической, и, если есть сложности, всегда можно обратиться к психологу.

Несмотря на все возможные сложности воспитания без тайны, полагать, что с тайной усыновления проще – иллюзия. На самом деле это очень трудный, очень энергозатратный вариант. И если люди тяготятся тайной усыновления, им лучше прийти на консультацию. Можно пошагово проработать, как открыть этот секрет. Заблуждение думать, что от такого открытия может пострадать родительский авторитет или психика ребенка. Для ребенка важно не столько то, что говорит родитель, сколько то, как он поступает. Сам факт, что родитель сказал правду, что он воспринимает его как равного и не обманывает, очень часто вызывает в ребенке большее уважение. В этом и есть смысл построения искренних отношений. И чем раньше тайна усыновления будет раскрыта, тем лучше.

«АиФ в Удмуртии», 18.09.2003

188

НАШИ ГОЛОСА

Соседние файлы в предмете Политология