http://www.peacefromharmony.org/?cat=ru_c&key=57 >>>
Создателем культуральной социологии, начало которой относится к 1984 году, является известный американский социолог-теоретик профессор Джефри Александер, с которым мы обменялись книгами. Я был счастлив работать над рецензией его книги. Моя работа, которую профессор Александер определил как "блестящий" отзыв "утонченного теоретика", представлена ниже и опубликована на многих зарубежных сайтах на английском языке. Культуральная социология имеет большое значение для формирования новой культуры гармоничного мира. Она может и должна быть лидером теоретического продвижения и научных исследований роста этой культуры в дисгармоничном мире. Я надеюсь, что профессор Александер и его единомышленники внесут свой мощный вклад в решение этой великой задачи и отразят его результаты на страницах нашего сайта.
Л.М.Семашко
Смыслы культурной социологии
Рецензия на книгу Джефри Александера "Смыслы социальной жизни. Культурная социология", Издательство Оксфордского университета, Нью-Йорк, США, 2003, Х + 296 страниц.
Обменявшись книгами с Джефри Александером, который квалифицируется издателем как "один из ведущих теоретиков наших дней" , я получил его замечательный труд, обзор которого делаю с большим удовольствием. Дело в том что, сопоставление культурной социологии и тетрасоциологии , которые во многом сходны и дополнительны, думаю, будет интересно в плане того, как рождаются и пересекаются новые социологические теории в Америке и России.
Книга состоит из восьми глав-эссе. Две из них написаны в соавторстве с Филиппом Смитом, одним из соавторов идеи культурной социологии. Книга посвящена членам студенческого "Культурного клуба", который был создан автором в 1984 году в университете Лос-Анджелеса, где он тогда преподавал. Во введении под названием "Смыслы (социальной) жизни. Об истоках культурной социологии", автор описывает тот путь, который прошла идея культурной социологии с 1984 года, родившись внутри "Культурного клуба". (Тетрасоциология также родилась внутри студенческого клуба, который назывался "Демиург" и был создан мною в Институте точной механики в Петербурге в 1976 году, где я тогда преподавал философию.)
Александер описывает дискуссию в университете Лос-Анджелеса в середине 80-х годов со своими тремя коллегами, которые тогда высмеяли идею культурной социологии. "Эта идея поразила их не только как глубоко оскорбительная для их профессионального чувства, но и как интеллектуальный абсурд. Даже словосочетание 'культурная социология' казалось им оксимороном (соединением несоединимого - Л.С.). Культура и социология не могут соединяться как прилагательное и существительное. Если есть социологический подход к культуре, то это социология культуры. Но культурного подхода к социологии быть не может" . "Мои коллеги были правы относительно прошлого и настоящего, но не будущего. В последние пятнадцать лет утвердился новый и специфический культурный подход к социологии" . Если в Америке для утверждения новой социологической теории потребовалось примерно 15 лет, то в России вряд ли найдутся подобные примеры.
Во введении автор раскрывает принципиальные смыслы культурной социологии. Во-первых, он демонстрирует ее необходимость. Он пишет, что современные мужчины и женщины идут по жизни без реального знания причин. Их жизнь и действия окутаны в риторику добра и зла, дружбы и вражды, бога и отечества, цивилизации и хаоса. Эти риторики являются глубоко укорененными культурными структурами. Проблема в том, что мы не понимаем их. Понять их - это задача культурной социологии. Понимание, которое она дает, может изменить, но не отменить их. "Без таких структур общество не может выжить" . Тем самым утверждается, что культурные структуры, под которыми понимаются идеальные смыслы и значения, не менее необходимы обществу, чем материальные и социальные. Подобный вывод позволяет недвусмысленно определить позицию автора как социологический плюрализм, который составляет общую мировоззренческую основу как культурной социологии, так и тетрасоциологии. Однако, культурная социология ограничивается Александером только сферой культуры, в то время как тетрасоциология выделяет кроме культурных структур еще социальные, организационные и материальные/экономические структуры, изучая их взаимодействие во всех сферах.
Во-вторых. Главным нервом (или смыслом) в понимании культурных структур является соотношение материализма и идеализма, или материальных и идеальных аспектов. С одной стороны "материализм не влияет на нас, он является только выдумкой о святости вещей" . Однако, в истории социальных наук социология культуры, которая называлась социологией знания, искусства, религии, идеологии, исходила не из понимания и смысла культурных структур, а из того, как эти идеальные структуры формируются другими, более материальными структурами. В середине 80-х годов еще немного социологов отвергало этот социологический и по сути материалистический подход. С другой стороны, идущая ему на смену культурная социология может быть не менее суровой и критичной, чем материалистическая социология. Культурная социология делает коллективные эмоции и идеи, которые правят миром, центральным предметом, но это не превращает ее в идеализм или в "асоциологический волюнтаризм". Поэтому, если идеализм должен быть отклонен, также как и материализм, то факты коллективной идеализации не могут быть отклонены . Этим Александер подтверждает свою плюралистическую позицию, возвышая ее над односторонностями материализма и идеализма и включая их в нее как равноправные моменты.
В-третьих. Особое значение имеет психоаналитический аспект. Культурные структуры являются подсознательными, которые, однако, регулируют общество "в свете разума", т.е. понимание может изменить, но не отменить их. Культурные структуры и смыслы производятся обществом, даже если они невидимы, но мы должны сделать их видимыми. Целью психоанализа Фрейда является замена бессознательного сознательным. Культурная социология в этом смысле есть вид психоанализа. Ее цель состоит в том, чтобы сделать социальное бессознательное явным, обозримым, чтобы помочь мужчинам и женщинам понять их мифы . В-четвертых. Александер осознает диалектический смысл культурной социологии и ее контекста. В нашем постмодерном мире тесно переплетены фактические утверждения и вымышленные нарративы. Бинарные символические коды истины/лжи внедрены друг в друга. Фантазия и реальность так переплетены, что мы можем отделить их только в последствии. Многомерность и противоречивость присущи современному обществу, чем оно мало отличается от традиционного. Автор пишет: "моя чувствительность к этой реальности и моя способность понимать ее опосредуется многими интеллектуальными событиями: лингвистическим поворотом в философии, переоткрытием герменевтики, структурной революцией в гуманитарных науках, символической революцией в антропологии и культурным поворотом в американской историографии." . Этим автор хочет сказать, что многомерность и противоречивость реальности доступна для понимания только многомерному, междисциплинарному и диалектическому мышлению.
В-пятых. Особое внимание автора в культурной социологии привлекает диалектика теории и практики, теории и эмпирики. Свое исследование он называет сборником "эссе", подчеркивая этим, что оно не является ни чисто теоретическим, ни чисто эмпирическим или прагматическим. Оно соединяет в себе то и другое. Действительно, в книге отсутствуют как системное теоретическое изложение (что не исключает ряда очень важных теоретических конструкций), так и конкретные эмпирические исследования, но в ней присутствует глубокий социологический анализ некоторых известных исторических фактов. Он пишет: "Эти эссе не нацелены на создание новой модели культуры. Они не вовлечены в генерализующую и дедуктивную теорию. В этом отношении они являются постфундаментальными (т.е. построенными на уже созданных основаниях, к которым он относит идеи Макса Вебера и Эмиля Дюркгейма - Л.С.). Я вижу их … как рискованные поиски в диалектике культурного мышления. Они движутся между теоретизированием и исследованием, интерпретацией и объяснением, культурной логикой и культурной прагматикой.…Даже когда они предлагают модели и провозглашают универсалистские амбиции, нацеленные на науку в герменевтическом смысле, эти эссе коренятся в прагматизме, в широких нормативных интересах" . В то же время, как теоретик, он признается, что "моя цель всегда была теоретической. Применением культурно-социологического метода к широкому спектру тем я хотел продемонстрировать, что культура является не вещью, а измерением, не зависимой переменной, а нитью, пронизывающей каждую мыслимую социальную форму". Таким образом, культурная социология претендует на многомерный, объемный и плюралистический смысл, который постоянно подчеркивается автором.
Признаваясь, что большая часть научной жизни автора была посвящена созданию "чистой теории", он подчеркивает, что "эта книга является другой. Ее цель заключается в том, чтобы очертить исследовательскую программу культурной социологии и показать как эта программа может быть конкретно применена к некоторым принципиальным событиям современной жизни" .
В первой главе, которая называется "Сильная программа культурной социологии. Элементы структурной герменевтики", автор вместе с Ф.Смитом строит основные контуры этой программы. В ней, прежде всего, решается задача разделения "культурной социологии", которой соответствует "сильная программа", и "социологии культуры", которой соответствует "слабая программа". (Почему они называются "сильными" и "слабыми" будет ясно ниже.) Оба подхода признают важность культуры в обществе, между ними много общего, но их сходства являются только поверхностными. На структурном уровне обнаруживаются глубокие антиномии . Каковы же они в самом общем виде?
Социология культуры предполагает культуру чем-то внешним, отделенным от доминирующего смысла и объясняет ее из "тяжелых" переменных, как нечто "мягкое", зависимое, а не как действительно независимую переменную. "Ничтожная" роль, отводимая культуре в социологии культуре, делает ее "слабой программой", которая, вслед за Гиртцем, называется автором "тощим описанием (thin description)" культуры . Классический период (до 1960-х) социальной теории культуры, включающий социологии Вебера, Дюркгейма, Маркса, Парсонса, Миллса и других, а также коммунистов и фашистов, характеризуется автором как время "слабой программы" лишь с некоторыми "проблесками" сильной программы. Но и в современной культурной теории (после 1960) он насчитывает по меньшей мере четыре типа "слабой программы": Бирмингемская школа, П.Бурдье, М.Фуко и теория "производства и потребления культуры" .
Слабая программа остается доминирующей в социологических исследованиях культуры современного периода, но в нем возникает тенденция культурной социологии, "сильной программы". Первым шагом ее становления признается герменевтический проект "изобильного описания (thick description)", представленный в работе последователя Пауля Рикера Клиффорда Гиртца (1964) . В ней культура представлена богатым и сложным текстом с трудно уловимым узором влияния на социальную жизнь. Гиртц неустанно подчеркивает, что общества подобны текстам и могут быть прочитаны как текст, что интеллектуальным центром является потребность объяснения смысла. Он энергично настаивает на утверждении культурной автономии. Признание в культурной социологии автономности культуры оценивается Александером как "единственное наиболее важное качество сильной программы" . Он стремится дополнить подход Гиртца, которому было присуще отвращение к общей теории, движением к ней, герменевтику частного - герменевтикой универсального. Культура есть внутренний жизненный текст, а не внешнее окружение действия. Поэтому необходимая автономия культуры и текстуальность социальной жизни составляют две аксиомы сильной программы, которые соединяются с третьим императивом, устанавливающем конкретные (семиотические) механизмы, через которые культура делает свою работу.
В работах американских культурных социологов культура сводилась к действию, но без материалистического редукционизма Бурдье. Однако Александер придерживается не прагматистской а герменевтической традиции и считает, что герменевтика есть наилучший путь продвижения в культурной социологии. Центром этого направления является понимание культуры не только как текста в духе Гиртца, но как текста, подпираемого знаками и символами. Автор отмечает большой вклад Леви-Стросса в синтез лингвистического и социологического подходов, в понимание автономии культуры. Смыслы производны от знаковой системы, они обладают определенной автономией от социальной детерминации. Культура в этом понимании становится такой же объективной структурой, как и любой более материальный социальный факт. Текстуальное понимание социальной жизни, чтение культуры как текста, породило появление в философии и лингвистике нарративной теории, которая анализирует различные нарративные формы: моральную пьесу или мелодраму, трагедию, комедию, романс, иронию и т.п. Нарративная теория, подобно семиотике, служит мостом между герменевтическим исследованием Гиртца и импульсом к общей культурной теории (культурной социологии). Сильная программа подчеркивает центральную роль смыслозначимых текстов, широкий социальный контекст не игнорируется в ней, а рассматривается как институты и процессы, которые преломляют культурные тексты смысловым образом. Социальные институты и процессы являются аренами, в которых культурные (идеальные) силы соединяются или сталкиваются с материальными условиями и интересами производства частных результатов. Когда институты, процессы и акторы понимаются как причинные посредники (а не как первопричины) культурных смыслов, тогда мы имеем основания для крепкой культурной социологии. Александер видит в структурализме и герменевтике "прекрасных партнеров" для конструирования общей теории автономии культуры как стержня культурной социологии. Полемический тон автора не исключает других способов понимания культуры. "Теоретический плюрализм и живое обсуждение" он считает естественным признаком здоровой социологии. Слабая программа и необходимость учета ее вклада не исключает, а сохраняет место для подлинной культурной социологии. Ее задачи состоят в разоблачении фальшивых идолов и ошибок редукционистской (слабой) социологии культуры .
Тем самым, сильную программу культурной социологии, настаивающей на автономности культуры можно характеризовать как плюралистическую, не исключающую автономности других социальных факторов, и как междисциплинарную, синтетическую, объединяющую несколько научных подходов. В этом смысле культурная социология совпадает с тетрасоциологией, но первая отличается от второй тем, что она ограничивается автономностью только одной, культурной сферы жизни общества, не затрагивая автономности трех других сфер общества. По этой причине она не ставит вопроса о мере автономности культуры по сравнению с мерой автономности других сфер жизни. Тетрасоциология признает равную меру автономности сфер общественной жизни, что не исключает их разной приоритетности (как колебания меры автономности в ту или другую сторону от точки равновесия) в разных социальных условиях и на разных этапах. Масштаб колебания культурной автономия является не большим и не меньшим колебания автономии других общественных сфер. Только такая посылка уводит плюралистическую теорию от методологической крайности того или иного монизма. Меры автономии сфер общества соотносительны, они определяют друг друга в каждой конкретной макро и микро социальной ситуации. Сферы не могут определять меру своей автономии сами, без участия других сфер. Так же, как каждая из них в отдельности не определяет общественный идеал. Поэтому, культурная социология, ограниченная одной сферой, не касается общественного идеала, упускает его, в то время как тетрасоциология, охватывающая все четыре сферы общества, видит его в социальной гармонии этих сфер и классов людей, занятых в сферах. Поэтому культурная социология, блестяще раскрывая частные культурные смыслы, не может понять общий социальный смысл гармонии общества.
Вторая глава книги "О социальном конструировании моральных универсалий" посвящена превращению "Холокоста" из военного преступления в травматическую культурную драму. Это блестящий пример ювелирного культурно-социологического исследования. В начале, в апреле 1945, когда американские пехотинцы открыли нацистские концентрационные лагеря, когда о них пошел поток газетных, радио и журнальных сообщений, Холокост еще не был "Холокостом", он был эмпирически типизирован как "зверства" массовых убийств евреев . В рамках теории травмы автор создает общую культурную конструкцию травмы и применяет ее для анализа Холокоста. Любая социальная травма есть зло, но в культурно-социологической перспективе, любое зло, Холокост в том числе, представляется гносеологическим, а не онтологическим. "Для любого травматического события статус зла есть вопрос его становления злом…Категория 'зла' должна рассматриваться не как нечто естественно существующее, а как произвольная конструкция, продукт культурной и социологической работы" . Если бы союзники не выиграли войну, то "Холокост" никогда не был бы открыт. Если бы большинство нацистских лагерей были освобождены Советами, а не американскими союзниками, то он никогда не был бы изображен таким образом как сейчас. Массовые убийства могли быть названы Холокостом и закодированы как зло только теми, кто контролировал средства символического производства, но не нацистским или коммунистическим режимом .
Культурная конструкция травмы четырехмерна, включает четыре элемента: 1. материальную "базу" - контролирование средств символического производства, 2. кодирование (coding) травмы как зла, 3. придание ему определенного смыслового веса и степени (weighting), так как "нормальное зло и радикальное зло не могут быть одинаковы", 4. повествование (narrating) о свойствах зла, о том, каким оно является, кто его жертвы, кто несет ответственность за них, каковы его последствия и т.п. Решающим основанием этой конструкции является история, социальное время, которое наполнено "конкуренцией за символический контроль, за структуры власти и распределения ресурсов".
Элементы культурной конструкции соответствуют структуре социальных ресурсов тетрасоциологии. Повествование (narrating) связано с человеческим ресурсом, с людьми, с их мыслями и эмоциями. Придание определенного смысла (weighting) представляет информационный ресурс в культурном контексте. Кодирование (coding) как классификация выражает организационный ресурс, организацию культурного смысла. Средства символического производства, составляющие материальную базу культурной конструкции, связаны с вещами, с техническими средствами культурной сферы. Исторический контекст культурной конструкции представляет собой социальное время как одно из фундаментальных измерений тетрасоциологии. Разница в интерпретации ресурсов состоит в том, что культурная социология ограничивает их анализ только сферой культуры, а тетрасоциология анализирует их во всех четырех сферах общественного воспроизводства.
Все последующее изложение в этом эссе посвящено описанию изменений культурных процессов (coding, weighting, and narrating) травмы Холокоста вплоть до наших дней. Автор рассматривает ее происхождение из нацизма в межвоенный период, анализирует различные типы ее кодирования, осмысления и повествования в послевоенный период. Процесс генерализации и универсализации Холокоста начался с 1945 года с Нюрнбергского трибунала. Особое внимание автор уделяет трагическому повествованию, в котором массовые убийства евреев расширяются с травмы еврейского народа до травмы всего человечества, превращаясь во вневременной архетип, устанавливающий этическую защиту добра от зла. Холокост становится универсальным моральным символом преступления против человечности. В 60-е годы Холокост стал ассоциироваться с жертвами насилия над различными меньшинствами и их борьбой за свои права, в 80-е - стал символом ядерной и экологической угрозы и получил смысл "ядерного Холокоста" и т.п. Обобщение травмы Холокоста привело к понятию "всеобщего человеческого права" для западного мира. Не западные народы не могут помнить Холокост, но в контексте культурной глобализации они постепенно осознают его символический смысл и социальное значение. У них развиваются травматические драмы, эквивалентные Холокосту. Травматическая драма Холокоста, как и любая трагедия, сообщает нам, что зло является стороной всех людей, каждого общества, что мы одновременно есть жертвы и преступники. Трагическое повествование придает травматической драме Холокоста смысл целебного и очищающего катарсиса. Вывод этого эссе состоит в том, что "моральный универсализм основывается на социальных процессах, которые конструируют и канализируют культурную травму" . Последующие части книги Александера либо уточняют отдельные теоретические детали культурно-социологической конструкции (глава
Культурная травма и коллективная идентичность; глава 4: Культурная социология зла ), либо дают новые примеры применения культурной социологии (глава 5: Обсуждение Американского гражданского общества; глава 6: Уотергейт как демократический ритуал; глава 7: Священная и мирская информационная машина; глава 8: Современность - анти, пост и нео: как интеллектуалы объясняют "наше время" ). Культурная социология является достижением прежде всего американским, но она имеет и глобальное значение, так как дает новый подход к исследованию одной, но всемирной сферы общественной жизни - культуры. В нашей рецензии нашла отражение лишь малая часть богатого теоретического и эмпирического содержания книги. В целом эта книга представляет грандиозную попытку теоретического конструирования внутреннего автономного механизма культуры как одной из четырех сфер глобального воспроизводства.
Семашко Л.М.,
к.ф.н., доцент,
директор общественного Института стратегических сферных (тетрасоциологических) исследований
<<< http://philist.narod.ru/lections/sociolog.htm >>>
5. Социология культуры
Слово «культура» происходит от латинского cultura, что означает среди прочего культивирование, или обработка земли. М.Т. Цицерон говорил о культуре ума, о необходимости возделывать ум как почву. В позднеримскую эпоху и средние века культура отождествлялась с личной культурой. В новое время под культурой стало подразумеваться совершенствование человеческих чувств. Если человек отличается утонченностью, воспитанностью и начитанностью, его считают культурным.
Если исходить из этимологии слова «культура», можно сказать, что культура - это своеобразный социальный гумус (слой почвы), от которого зависят результаты общественного развития.
5.1. Общество как социокультурная система
При социологическом анализе социального взаимодействия как основы общественной жизни обычно обращают внимание на два важнейших аспекта:
1) групповой характер общественной жизни;
2)поведение людей в группах, которое регулируется, направляется и упорядочивается определенной системой ценностей, норм, идей и правил.
Эти два аспекта социальной жизнедеятельности людей теснейшим образом взаимосвязаны, ибо социальное взаимодействие людей регулярно воспроизводит как структуру социальных групп, так и систему ее ценностно-нормативных регуляторов.
Отмеченные два аспекта общественной жизни в социологии принято обозначать двумя популярными понятиями - общество (социальная система) и культура (система культуры).
Отметим наиболее общие моменты, которые отличают общество (социальную систему) от культуры. В свое время, в конце 60-х годов, этот вопрос подробно обсуждался в работах отечественных социологов. Но затем складывающаяся плодотворная тенденция обсуждения методологических вопросов взаимоотношений культуры и общества в работах Э.С. Маркаряна, Э.В. Соколова, О.И. Генисаретского была официально запрещена партийными органами, усмотревшими в этой тенденции «тлетворное влияние буржуазной социологии».
В работах указанных авторов, базирующихся на позитивных разработках западных социологов, различие между культурой и обществом, сводилось к тому, что:
1)социум и культура являются двумя взаимосвязанными подсистемами общественной жизни;
2)особенность социальной системы выражает форму социальных отношений между людьми, которая представлена различными социальными группами и отношениями внутри и между группами.
Под культурой предлагалось понимать содержательные аспекты человеческой деятельности, определяемые ценностями, идеалами, нормами и т. д.
Сходное толкование взаимоотношений понятий "общество" и "культура" имеется и в трудах ведущих западных социологов, которые, начиная с М. Вебера, подчеркивают важную роль ценностных стандартов в понимании общественного развития. Достаточно упомянуть ту роль, которую отводил Э. Дюркгейм «коллективным представлениям», или вспомнить, как М. Вебер объяснял развитие капитализма в Европе влиянием религиозно-этнических норм протестантизма. В современной западной социологии, начиная с 30-х годов, в трудах Т. Парсонса и его школы, а также в работах культур-антропологов А.Л. Кребера, К. Клакхона, Р. Линтона, Дж. Г. Мида и других было дано более строгое теоретическое и эмпирическое обоснование разделения понятий "обществ" и "культура", при этом подчеркивалась решающая роль культуры в плане как методологическом, познавательном, так и содержательном - в качестве решающего фактора эволюции и изменения общества.
Особенность социологического подхода к пониманию культуры заключается в том, что культура рассматривается как механизм регуляции
поведения человека, социальных групп, функционирования и 'развития общества в целом.
При самом общем социологическом подходе к пониманию культуры обычно отмечаются три ее характеристики:
1) культура представляет собой общеразделяемую систему ценностей, символов и значений;
2) культура - это то, что постигает человек в процессе своей жизнедеятельности;
3)культура - это все то, что транслируется от поколения к поколению. Таким образом, можно дать следующее определение: культура представляет собой систему социально приобретенных и транслируемых от поколения к поколению значимых символов, идей, ценностей, верований, традиций, норм и правил поведения, посредством которых люди организуют свою жизнедеятельность.
Говоря о многообразии культурных форм и ценностей в современном мире, принимающих иногда форму конфликта, следует различать два уровня в системе культурных ценностей:
1) фундаментальный уровень общеразделяемых ценностей, принимаемых обществом в целом;
2) уровень локальных ценностей (в западной социологии обозначаемый термином «beliefs», переводимым обычно как верования или идеологии), служащий основой деятельности различных социальных групп и общностей, образующих субкультуры данного общества.
5.2. Культура и нормативная регуляция поведения
Нормативный уровень культуры находится в центре внимания социологов, так как именно он обеспечивает регуляцию и управление поведением человека и социальной группы.
В самом общем виде этот уровень представлен двумя основными формами регулирования социальных действий людей:
институциональный;
неинституциональный.
К первому относятся нормы и правила поведения, которые официально одобрены обществом и его институтами. Эти нормы имеют важное значение для общества, и их выполнение строго контролируется различными социальными институтами с помощью специальной системы мер - социальных санкций, которые бывают как положительными, так и отрицательными, позднее в том случае, если человек нарушает принятые в обществе, социальной группе нормы поведения.
Каждое общество стремится воспитать в людях и поощряет в первую очередь поведение, соответствующее принятым нормам и правилам. Такой тип поведения принято называть конформистским.
К неинституциональным нормам следует отнести такого рода правила поведения, которые в большей мере опираются на силу общественного мнения, обычаи, моральные заповеди, традиции, нравы, привычки.
Понятие "социальная норма" включает в себя три основных признака:
1) набор правил поведения в данной ситуации;
2) эталонный образец поведения, предписываемый индивиду или группе применительно к данной ситуации;
3) экспектации - основу механизма действия норм образуют, т.е. ожидание со стороны окружающих относительно нормативного поведения человека.
Сферы действия неинституциональных норм поведения в современном обществе весьма разнообразны, но в целом они могут быть сведены к двум областям:
1) обычаям и привычкам, включая такую важную их разновидность, как мода;
2) общественным нравам или, «общественной морали».
Особо следует остановиться на нормативных функциях современной моды. Мода выступает как норма, образец массового поведения, который не остается стабильным, а периодически заменяется новым. Ее влияние в современном мире не ограничивается стилем одежды, прически, домашнего убранства, а имеет гораздо более широкие масштабы, охватывая многие области жизни - искусство, литературу, техническое производство и т.д.
Сам термин «модный стиль» является одним из симптомов -современного динамично меняющегося общества. В моде отмечаются прежде всего ее культурные и нормативные аспекты: она является способом идентификации личности с определенной социальной группой. Для многих людей, особенно тех, кто идет впереди моды, она служит важным способом повышения социального статуса и престижа.
Еще в начале XX века известный американский социолог Т. Веблен описал феномен «престижного потребления», присущий представителям богатых слоев общества, многие из которых приобретали дорогие вещи не по причине их полезности, утилитарности, а с целью демонстрации своего высокого положения.
Социальные нормы могут варьироваться как по масштабу их применимости, так и по характеру воздействия на личность. Различают нормы универсальные, применимые ко всем членам общества без ограничения, и нормы специальные, регулирующие деятельность отдельных групп.
Универсальные нормы опираются на предписания и требования, непосредственно связанные с общеразделяемой системой ценностей, и часто имеют правовою, законодательную базу.
К специальным нормам относятся нормы поведения определенных социальных и профессиональных групп (молодежи, врачей, учителей и т.д.).
Своеобразие нормативной регуляции поведения человека в современном обществе в значительной мере определяется наличием альтернативных норм, позволяющих индивиду выбирать определенное поведение.
Тот факт, что человек рождается в определенной группе, обладающей специфической культурой, является основой этноцентризма. В своей известной работе «Народные обычаи» У.Г. Самнер пытался выяснить роль народных обычаев, нравов и социальных институтов в интеграции общества. Он обратил внимание на то, что члены группы относятся уважительно и стремятся приспособиться к ценностям и нормам своего общества, относясь в то же время с большим недоверием и даже враждебно к культурным ценностям других народов.