Е.М.Вольф

ф

ункциональная

УРСС

семантика оценки

Издание второе, дополненное

Москва • 2002ББК 81.3=gg3

Вольф Елена Михайловна

Функциональная семантика оценки. Изд. 2-е, доп. — М.: Едиториал УРСС, 2002. — 280 с. (Лингвистическое наследие XX века.)

ISBN 5-354-00047-5

Книга посвящена проблеме оценочных значений и способам их выраже­ния в языке. Рассматриваются общие вопросы семантики и структуры оценки, специфика основных элементов оценочной структуры, функциональные осо­бенности оценочных высказываний в целом.

Издательство «Едиториал УРСС». 1)7312, г. Москва, Tip-'i 60-летия Октября, ц. 9. Лицензия ИД №05175 от 25.06.2001 г. Подписано к печати 19.03.2002 г. Формат 60x84/16. Тираж 800 экз. Печ. л. 17,5.

ИЗДАТЕЛЬСТВО

НАУЧНОЙ И УЧЕБНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

E-mail: [e-mail]

Каталог изданий

в Internet: http://urss.ru Тел./факс: [phone] Тел./факс: [phone]

© Е.М. Вольф, 1985 © Едиториал УРСС, 2002

Для филологов-романистов и специалистов по общему языкознанию, интересующихся проблемами семантики и прагматики.

Рецензенты:

Т. Б. Алисова, Н. Д. Арутюнов

а

Елена Михайловна Вольф — ученый и человек (1927—1989)

11 декабря 1989 г. не стало Елены Михайловны Вольф — крупного фи­лолога-романиста, заведующей сектором романских языков Института языкознания РАН. Это трудно себе представить даже теперь, по проше­ствии нескольких лет. Елена Михайловна была органически и прочно связана со всеми сферами человеческого бытия — научной и педаго­гической, культурной и социальной, домашней и светской. У нее было множество дружеских и профессиональных связей. Казалось, что эти узы удержат ее в жизни.

Елена Михайловна Вольф родилась в 1927 г. в Ленинграде. В 1928 г. семья переехала в Москву. Отец, агроном по профессии, был репрес­сирован и расстрелян в 1934 г. Елена Михайловна жила с матерью, пианисткой. Надежда Львовна Гродзенская была замечательной жен­щиной и известным в Москве педагогом, отдавшим много лет обуче­нию детей хоровому пению. Дом жил интересами культуры и искусства. В нем не было и малой толики мещанства, и позже никакие его формы не коснулись Елены Михайловны.

В 1949 г. Е.М.Вольф окончила филологический факультет МГУ по отделению классической филологии. Одновременно она сдала экза­мен по романо-германской филологии, приобретя специальность пре­подавателя английского и испанского языков. Е. М. Вольф прошла курс испанистики у замечательного знатока языка и культуры Испа­нии —Эрнестины Иосифовны Левинтовой, с которой до конца жизни оставалась в близкой дружбе и постоянном сотрудничестве. Знание античной истории и литературы, греческого и латыни, полученное под руководством таких выдающихся профессоров, как Ф. И. Петровский, С. И. Соболевский, С. И. Радциг, А. Н. Попов, владение основными европейскими языками, общая атмосфера жизни, в которой росла Елена Михайловна, сделали ее просвещенным и интеллигентным че­ловеком с широким культурным и профессиональным кругозором.

По окончании университетского курса Е. М. Вольф была оставлена преподавателем на кафедре испанского языка. В 1954 г. она уехала с мужем, военным врачом в Душанбе, где до 1959 г. преподавала в Таджикском университете английский.

В 1954 г. Е. М. Вольф защитила в МГУ кандидатскую диссерта­цию «Устойчивые сочетания глагола с существительным без предлога в современном испанском языке». С 1960 г. и до конца жизни она ра­ботала в секторе романских языков Института языкознания АН СССР. Начав свой путь младшим научным сотрудником. Е. М. Вольф кончила его руководителем сектора, и после смерти академика Г. В. Степанова, заведующего сектором и директора Института, стала играть ведущую роль в иберо-романской филологии в нашей стране.

Став сотрудником Института языкознания, Е. М. Вольф изучила португальский язык. Уже в 1964 г. она опубликовала статью о порту­гальском языке Бразилии, а в 1965 г. вышла написанная ею в соавторстве с Б. А. Никоновым книга «Португальский язык». Елена Михайловна заложила основы португалистики в московских вузах. Она любила пре­подавать. Она говорила, что вместе с учениками учится сама, и никогда не оставляла педагогической деятельности. Е. М. Вольф вела спецкур­сы по португальскому языку на кафедре романской филологии МГУ, преподавала португальский в Военном институте иностранных языков, читала лекции аспирантам, выезжала с курсами лекций в университеты разных городов (Киев, Минск, Душанбе и др.), а также в Испанию и в Португалию. В 1975 г. она провела три месяца в Болгарии и положи­ла начало изучению португальского языка в Софийском университете.

Педагогическая работа, общение с молодежью, подготовка но­вых специалистов живо интересовали ее. Под ее руководством было защищено тринадцать кандидатских диссертаций и большинство ее уче­ников продолжали с ней сотрудничать. Елена Михайловна заботилась об их профессиональной судьбе, предлагала им новые темы, делала совместные с ними работы.

В 1974 г. Е. М. Вольф организовала при Институте языкознания ро­манский семинар. Он собирался по два раза в месяц и постепенно стал центром, притягивавшим к себе не только романистов, но и лингвистов других специальностей, которые охотно делали на нем доклады. На се­минаре царила атмосфера живой мысли и непринужденного общения. Е. М. Вольф прекрасно знала традиционную лингвистику, но ее всегда интересовало новое. Она неотступно следила за общим ходом лин­гвистической мысли и чутко улавливала новые веяния в романистике и в теоретическом языкознании. Она регулярно выступала на семинаре с обзором и анализом современных концепций и методов исследования.

Широта профессиональных интересов Е. М. Вольф была необычай­на. Ее характерной чертой было сочетание устойчивости выбранных на­правлений с их постоянным обновлением. Первые работы Е. М. Вольф были посвящены фразеологии. Эта тема не ушла из поля ее зрения. Она участвовала в работе над составлением большого фразеологическо­го словаря. Новые проблемы входили в область исследования, но старые ее не покидали. Тем самым научный горизонт Е. М. Вольф постоянно расширялся. Темы, начатые ею, продолжались ее учениками, определяя в значительной степени направление иберо-романских исследований в нашей стране.

Е. М. Вольф любила историю: историю романских языков и на­родов, диахронические исследования, развитие романистики. Ею, со­вместно с И. И. Челышевой, проведено обследование документов Ис­пании, Португалии и Каталонии, которые хранятся в архивах нашей страны. Она написала очерки по истории отечественной каталанисти- ки и португалистики. Ее перу принадлежит единственная в России «История португальского языка».

С историческими исследованиями связан интерес Елены Михай­ловны к проблемам формирования романских литературных языков и языковым ситуациям в Иберо-романии. Она написала монографию о формировании португальского литературного языка и ряд статей об образовании функциональных стилей. Среди них статья о языке португальских деловых документов и очерк о развитии каталанской прозы XIII-XIV вв. (1984). Привлекала Елену Михайловну и критика текста, и анализ литературных памятников.

Е. М. Вольф отдала много сил лексикографии. Она одной из первых оценила идею обратных словарей, организовала работу над обратным словарем португальского языка, который вышел в 1971 г. под ее ре­дакцией. Е. М. Вольф является одним из авторов «Испанско-русского фразеологического словаря» (1985), выход которого в свет (под редакци­ей Э. И. Левинтовой) был большим событием в нашей испанистической жизни.

Среди многих тем, которыми занималась Е. М. Вольф, можно выделить три круга проблем, в разработку которых она внесла особенно весомый вклад, посвятив каждой из них книгу. Это местоимения, прилагательные и оценочные значения. Работа над ними шла в русле исследований сектора по сравнительно-сопоставительной грамматике и по функциональной семантике романских языков.

К синтаксису и семантике разных групп местоимений (личных, притяжательных и указательных) Е. М. Вольф обратилась в 1970 г. Этой теме посвящена ее докторская диссертация «Местоимения в иберо-ро­манских языках (личные, притяжательные и указательные)», блестяще защищенная в 1974 г. В том же году вышла ее монография о местоиме­ниях в иберо-романских языках.

Заинтересовавшись проблемами дейксиса, Е. М. Вольф очень свое­временно обратилась к исследованию прагматического аспекта речи и структуре текста. Книга была во многих отношениях пионерской. Е. М. Вольф, в частности, убедительно показала, что признак предмет­ности / непредметности является одним из важнейших в функциони­ровании систем местоимений вообще и иберо-романских указательных местоимений в особенности. Непредметному демонстративу отведена большая глава в книге. Содержащиеся в ней мысли стимулировали последующее изучение событийных значений и их роли в тексте.

В конце 70-х гг. Е. М. Вольф начала работать над проблемами име­ни. Ею написана соответствующая глава в коллективной монографии «Грамматика и семантика романских языков» (1978). В том же году вышла ее книга о прилагательном. Исследование выполнено на мате­риале иберо-романских языков и является логическим продолжением и развитием идей, выраженных в монографии о местоимениях. Здесь Е. М. Вольф непосредственно занялась анализом непредметных значе­ний, их взаимодействием с семантикой непредметных имен, указыва­ющих на носителей признака, их ролью в структуре именных групп и, шире, текста. Е. М. Вольф первая рассмотрела подробно контек­сты, в которых присутствие прилагательного обязательно, и условия, допускающие возможность их исключения. В фокус пристального вни­мания Е. М. Вольф вошел и прагматический компонент семантики прилагательных, их связь с говорящим и ситуацией речи. Е. М. Вольф четко разделила денотативный, указывающий на признак) и квали- фикативный (выражающий оценку) аспекты значения прилагательного и проанализировала их роль в соответствующих структурах.

Наблюдения над семантикой прилагательных, в частности, над квалификативными структурами привели Е. М. Вольф к новой и очень важной для последних лет ее жизни теме — оценке: структуре оце­ночного значения, типам оценки и способам ее выражения в языке и тексте в речевых актах и модальной рамке высказывания; то была интересная и свежая проблематика.

В 1985 г. увидела свет «Функциональная семантика оценки» — новая и во многом пионерская монография. Она получила широкий научный резонанс. Е. М. Вольф писала: «В мире оценок действует не ис­тинность относительно объективного мира, а истинность относительно концептуального мира участников акта коммуникации» (с. 203). Знания о мире, социальные стереотипы, личностные предпочтения и вкусы, прагматика общения, цели речевых актов и многие другие факторы сведены оценкой в единый фокус. Е. М. Вольф подвергает оценочные значения спектральному анализу, разлагая их на составные элементы. Автор приходит к выводу, что «нецелесообразно жесткое противопо­ставление знания о языке знаниям о мире, между ними не существует четкой границы, и они во многих случаях взаимопроницаемы: предста­вление о "картине мира" в оценочных стереотипах органически входят в молальную рамку оценки» (с. 203).

Теоретические интересы Е. М. Вольф расширило обращение к ак­сиологии. В их круг вошли логические и философские концепции и понятия. Проблемы лингвистики были введены в контекст идей и ка­тегорий смежных наук. Изменилась и языковая база: Елена Михайловна стала обращаться к русскому языку и на его основе развертывать свое исследование.

Интерес к аксиологии, постепенно углубляясь, открыл перед Е. М. Вольф две новые сферы, дававшие интересную пищу для раз­мышлений: проблемы субъективной модальности и способы выражения в языке эмоциональных состояний.

Несмотря на тяжелую болезнь, Елена Михайловна работала до по­следних дней жизни. Она успела окончить монографию «Функциональ­ная семантика. Описание эмоциональных состояний».

Научная деятельность Е. М. Вольф получила международное при­знание. Ее идеи и труды были хорошо известны за рубежом. Свиде­тельством высокой оценки вклада Е. М. Вольф в португалистику стало ее избрание в 1985 г. членом-корреспондентом Института Коимбры — авторитетного научного и культурного общества при старейшем уни­верситете Португалии.

Е. М. Волы]) вела большую научно-организационную работу. Она участвовала в устройстве и проведении многих конференций, дискуссий и совещаний, стимулировавших мысль и профессиональную работу.

В 1986 г. Е. М. Вольф пришлось участвовать во II Международном конгрессе каталанского языка в Барселоне. Она выступала на его от­крытии с приветствием от имени советских ученых. В один из дней конгресса она поехала в небольшой город неподалеку от Валенсии, чтобы рассказать о каталанистике в СССР. В этот час во всех горо­дах Каталонии были прочитаны лекции о каталанском языке. Лекция Е. М. Вольф переросла в беседу о нашей стране. Конгресс еще про­должался, а Е. М. Вольф пришлось уже лететь в Москву, а оттуда в Калинин (Тверь), чтобы провести 5-ю Всесоюзную конференцию по романскому языкознанию.

Таков был modus vivendi Елены Михайловны. Она участвовала во многих международных и всесоюзных конференциях по романи­стике, она делала блестящие доклады на совещаниях по логике и ме­тодологии науки, семиотике и информатике, культуре средних веков, моделям общения, фразеологии, по проблемам национальных языков и вопросам лингвистической теории.

Но этим не ограничивалась деятельность Е. М. Вольф. Педагог и известный ученый, организатор науки и научной жизни, Е. М. Вольф охотно работала переводчиком с делегациями испанских, португальских и латиноамериканских деятелей культуры и общественных деятелей. Ей случалось сопровождать в поездках по стране португальских пи­сателей, ученых, политиков. Она встречалась с главой португальского правительства М. Соарешом. Она выезжала в Испанию и Португалию не только для чтения университетских курсов, но и в качестве пере­водчика советских делегаций. Так она лучше узнавала язык и культуру иберо-романских стран, проникалась их духом.

Обширная профессиональная деятельность, включающая и такие ее неблагодарные виды, как работа в ученых советах, рецензирова­ние и оппонирование, консультации и научное редактирование, далеко не исчерпывали жизнь Е. М. Вольф. Она живо интересовалась дости­жениями русской и мировой культуры, и ничто не проходило мимо ее внимания. Она следила за литературой, бывала на концертах и му­зыкальных вечерах, не пропускала ни одной сколько-нибудь заметной художественной выставки. Она любила путешествовать. Она ездила по русскому Северу, ходила в походы, объехала много стран. Она умела наслаждаться природой и видами городов. Ее одинаково привлека­ли памятники старины и облик современного города, средневековая литература и авангард.

Здесь уместно сказать несколько слов о жизненной модели Еле­ны Михайловны — тех нелегких принципах, которым она неукосни­тельно следовала и которые оберегали ее от «развилок» и сомнений. Е. М. Вольф все свои начинания доводила до конца, какие бы трудно­сти не возникали на пути к их осуществлению. Но если препятствия были непреодолимы, она немедленно делала шаги, чтобы возместить урон. Если отменялась поездка, она предпринимала еще более инте­ресное путешествие. Если задерживался выпуск книги, она заключала договор на новую книгу. Так была написана и вышла в свет «История португальского языка».

Е. М. Вольф переносила удары судьбы с исключительным муже­ством. Она боролась с бедами и всегда верила, что они минуют. Она до последних дней не поддавалась болезни. Незадолго до конца жизни она выступила в программе галисийского телевидения, посвященной изучению галисийского языка и литературы в нашей стране. Видеолента сохранила ее образ.

Е. М. Вольф не терпела монотонности ни в домашней, ни в профес­сиональной жизни. Она не допускала однообразной повседневности, но вместе с тем умела регулярно и систематически работать. Она обо­гащала жизнь самыми разными способами — сочинением остроумных шуточных стихов, песенок и стенгазет для капустников и юбилейных вечеров, лыжными походами, собиранием грибов и ягод, праздниками, которые она устраивала для своих сыновей, вечерами в кругу знакомых, культурными программами. Принцип полноты Елена Михайловна до­полняла принципом качества жизни. Эти два условия определяли ее основное жизненное правило: не отказываться ни от каких возможно­стей и не пренебрегать никакими видами работы.

Как же удавалось Е. М. Вольф так много вмещать в свою жизнь? Этому благоприятствовала ее деятельная натура, открытая миру — его светлой стороне, любящая людей и жизнь. Елена Михайловна, как никто, радовалась успехам и радостям других. Но откуда столько сил у человека, отягченного заботами и болезнями? Жизнь Елены Михай­ловны питалась силой ее духа и воли, и вместе с тем в ее облике не было сухости и жесткости. Но кроме этого источника были и другие. Елена Михайловна разумно берегла силы. Она не истребляла себя напрасно суетными эмоциями: подозрениями и страхами, ненужными тревогами и сожалениями. Она никогда не поддавалась панике, избегала темных сторон жизни и иррациональных состояний души, чуждалась суеве­рий и предрассудков. Елена Михайловна не позволяла вовлечь себя в мелочные конфликты. У нее были со всеми добрые отношения. Ее жизнь была не просто богата, она была гармонична. В ней естественно чередовались разные формы бытия: работа и отдых, домашняя жизнь и путешествия, культурная жизнь и общение с друзьями. Многогран­ность натуры Елены Михайловны не нарушала единства ее личности, ибо все в ней было подлинно.

Н. Д. Арутюнова

Елена Михайловна Вольф при надлежала к редкому в наши дни типу ученого, умеющего гармонично сочетать в своем творчестве актуальне- ишие достижения л инг вистической мысли с классическими традициями в исследовании языка. В современной науке о языке собственно лингви­стика и филология довольно далеко разошлись, и каждое из этих напра­влений имеет свою методологию, свои приемы исследования, равно как и своих приверженцев. Романское языкознание всегда опиралось на бо­гатейшую многовековую филологическую традицию, чему способство­вал сам языковый материал Романии, историко-культурное развитие со­ставляющих ее ареалов, преемственность латинской и романской циви­лизаций и, наконец, фундаментальные труды классиков романистики.

Филологическая словесность во многом определила лицо романи­стики в целом. Это направление делало науку о языке живой и полно­кровной. Со страниц научных трудов звучали голоса прошлого, голоса писателей и грамматистов, царствующих особ и князей церкви, чьи идеи и слова так или иначе повлияли на историю романских литератур­ных языков. Это не могло не импонировать такой деятельной натуре, как Елена Михайловна.

Наиболее значительные филологические труды Елены Михайлов­ны Вольф посвящены относительно малоисследованным частям Рома- нии —Португалии и странам каталанского языка. Это прежде всего ее книги «Формирование романских литературных языков. Португальский язык» (М., 1983) и «История португальского языка» (М., 1988), а также статьи, среди которых необходимо прежде всего отметить: «Надъязы- ковые формы поэтической речи в Ката юн и и в XIII-XIV вв.» («Типы наддиалектных форм языка». М., 1981); «Развитие каталонской про­зы в XIII-XIV вв.» («Формирование романских литературных языков». М., 1984); «Языковая ситуация в Каталонии в эпоху Возрождения» («Сервантесовские чтения». 1985); «Некоторые особенности языковой ситуации в Португалии XVI в.» («Функциональная стратификация язы­ка». М., 1985). Именно исследованиям Елены Михайловны лингвисты- романисты обязаны тем, что такие имена, как Бернардин Рибейру Фер- нан Лопеш, Жуан де Барруш, Жил Висенте, Бернат Метже, Франсеск Эшименис, оказались включенными в круг филологических интересов отечественных исследователей. Не ограничиваясь традиционно изу­чаемыми, хорошо известными письменными памятниками прошлого, Елена Михайловна обращала внимание на интереснейшие свидетель­ства средневековой литературы Португалии и Каталонии, которые были незаслуженно обойдены вниманием исследователей, например, порту­гальские генеалогические книги или ранние португальские хроники.

Причем надо заметить, что в трудах Е. М. Вольф Португалия и страны каталанского языка никогда не представали как экзотиче­ские окраины Романии, описанные in se и per se. Напротив, они оказывались включенными в общероманские и европейские историко- культурные и языковые процессы. Так, например, в статье «Родригеш Лобу и его трактат "Двор в деревне и зимние вечера"» («Серванте­совские чтения». М., 1988) показано, как преломились в Португалии XVT в. общеевропейские идеи «защиты и прославления родного язы­ка». В книге «Формирование романских литературных языков. Пор­тугальский язык» эволюция ранней португальской прозы (рыцарские романы, агиография) представлена как фрагмент общероманской исто­рии становления этого жанра, когда одни и те же тексты-источни­ки «путешествовали» по всей Романии в разных переводах-перело­жениях.

Неоценимо, особенно для португалистики, педагогическое значе­ние филологических трудов Е. М. Вольф, по которым многие отече ственные португалисты приобщились к истории языка и литературы избранной ими страны.

Для филологических исследований, материалом которых является письменный памятник исторически отдаленной эпохи, исключительно важным представляется умение автора выделить непосредственный объект анализа. Филолог всегда стоит перед выбором, что именно в данном тексте заслуживает внимания, какой языковой уровень до­стоин описания, что и с чем должно быть сопоставлено. Эта свобода выбора не всегда идет на пользу филологическим студиям, и описание частностей необязательного и второстепенного характера заслоняет об­щие цели. Е. М. Вольф умела счастливо избегать подобных ситуаций в своих работах, выделяя то главное, без чего в исследовании именно этого памятника нельзя обойтись. При этом ей удавалось при фило­логическом анализе органично сочетать два фундаменгальных аспекта описания текста: исследование его как документа — documentum, т. е. как свидетельства распространения на определенной территории в дан­ный момент времени той или иной языковой формы, сопоставленной с другими языковыми формами или с языком той же территории в пер­спективе или ретроспективе, и исследование текста как собственно памятника — monumentum, принадлежащего к определенному жанру, имеющему какие-то литературные традиции и источники. Такой подход предполагает владение как собственно лингвистическими, так и лите­ратуроведческими и историческими методами исследования текста.

Филологические исследования Е. М. Вольф построены так, что анализ конкретного материала закономерно подводит к высокому уров­ню обобщения. Это позволяет делать масштабные выводы, имеющие важное значение для эволюции языка в целом. Так, например, ана­лиз ранних португальских памятников (до XV в.) позволил показать существование и взаимовлияние в истории португальского литератур­ного языка двух тенденций, одна из которых опиралась на устную речь и традиции народной поэзии, другая — на латинские образцы книжного происхождения.

Приложение к филологическому материалу идей современной лин­гвистики, особенно семантического и прагматического плана, очень привлекательно, но опасно: языковые свидетельства прошлого не под­даются проверке в рамках лингвистической компетенции носителя и исследователь рискует механически перенести выработанные схемы на язык исторически отдаленной эпохи. Е. М. Вольф умела удачно и корректно применять современную методику к исследованию сред­невековых и возрожденческих текстов. Отметим, например, анализ португальских деловых документов XVI в. с учетом коммуникативно- прагматической ситуации их создания и функционирования.

Постоянное стремление к расширению научного кругозора, к ис­черпывающей полноте исследовательского материала, к его точности и подлинности закономерно привели Е. М. Вольф к изучению руко­писного наследия иберо-романских стран, которое хранится в архивах и библиотеках России. Начав с поиска и общего обзора документов, что было для Е. М. Вольф частью воссоздания истории русско-порту­гальских и русско-испанских культурных связей, она провела огромную рабогу, завершившуюся публикацией значительной части этих докумен­тов. Это обращение к первоисточникам в полном смысле этого слова (недаром архивисты старых времен утверждали: quod поп est in actis, поп est in mundo) очень соответствовало характеру Елены Михайловны как исследователя, постоянно стремившегося дойти до сути проблемы.

Надо сказать, что испанские и португальские рукописные источни­ки мало привлекали внимание специалистов, в том числе и историков. В обращении к ним Елены Михайловны была определенная доля на­учной дерзости: известно, что филологи не обладают основательной палеографической и текстологической подготовкой. В процессе рабо­ты над архивными материалами ей пришлось самой многое освоить и многому научиться. Впрочем, будучи известным ученым, она никогда не упускала случая пополнить свои знания и радостно воспринимала все ноше, не боясь учиться у собственных учеников.

При обращении к новой теме, а именно такой была проблемати­ка описания и анализа иберо-романских рукописных фондов, Елена Михайловна умела ставить перед собой и своими соавторами чет­кие, поэтапно решаемые задачи, всегда увязывая их с общей целью, которая на первых подступах к работе казалась даже едва ли дости­жимой. Это умение сочетать сегодняшнюю задачу и отдаленную цель помогало пройти путь от первого прочтения подписи под документом до его окончательной атрибуции, классификации и публикации. Ар­хивные материалы, хранящиеся в России, запечатлели слова и деяния крупнейших исторических деятелей Пиренейского полуострова; для Португалии XVI в. — это король Себастьян и королева дона Катарина, кардинал-инфант Энрике и герцоги Браганса. Работа, проведенная под руководством Е. М. Вольф, была высоко оценена в Испании и Пор­тугалии. О ней неоднократно писали газеты и журналы, справедливо видя в проведенном исследовании не только образец научного ана­лиза, но и свидетельство глубокого уважения и живого человеческого интереса к народам и странам Иберо романии.

И. И. Челышева

Библиография трудов Е. М. Вольф по общему языкознанию и романской филологии

1954

Устойчивые сочетания глагола с существительными без предлога в испанском языке. Автореферат дис. ... канд. наук. М.: Изд-во МГУ, 1954. 15 с.О синонимии глаголов и устойчивых словосочетаний // Иностран­ные языки в школе. 1957. № 3. С. 23-31.

1959

О границах между устойчивыми и свободными сочетаниями // Ученые записки Таджикского гос. ун-та. Душанбе, 1959. Т. 21. Труды кафедры иностр. языков. Вып. 1. С. 71-115.

Некоторые вопросы испанской фразеологии // Вопросы романско­го языкознания. Кишинев, 1963. С. 171—179 (в соавторстве с Э. И. Леви- нтовой и Н. А. Мовшович). О сопоставительном синтаксисе романских языков // Вопросы романского языкознания. Кишинев, 1963. С. 17—26 (в соавторстве с Н.Д.Арутюновой, Ю. А. Карулиным и Л. И. Лухт). Со­поставительное изучение синонимических рядов // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1963. № 1. С. 90—101.

Испанский язык. М.: Изд-во МГУ, 1964. 239 с. (в соавторстве с Э. И. Левинтовой). К методике сопоставительного анализа морфо­логии // Координационное совещание по сравнительному и типоло­гическому изучению романских языков. Тезисы... Л., 1964. С. 10-11. Португальский язык в Бразилии // Нации Латинской Америки. Фор­мирование. Развитие. М., 1964. С. 402-418.

К методике синхронного сопоставления родственных языков // Научная конференция «Проблемы синхронного изучения граммати­ческого строя языка». Тезисы... М., 1965. С. 48-50. Португальский язык. М.: Изд-во МГУ, 1965. 240 с. (в соавторстве с Б. А. Никоновым). Португальский язык// Романские языки. М., 1965. С.91-111.

К методике сопоставительного анализа морфологии. На материале испанского и португальского языков // Методы сравнительно-сопоста­вительного изучения романских языков. М., 1966. С. 55-64. Рец.: Eludes linguistiques. Le probleme de nombre. «Bulletin de la faculte de letters de Strasbourg», 43 annee, 6 mars, 1965. 151 с. // Вопросы языкознания. 1966. №3. С. 115-121.

Обратные словари испанского и португальского языков // Научно- техническая информация. Сер. II. Информационные процессы и систе­мы. 1967. № 12. С.45-50 (в соавторстве с Н.Д.Арутюновой, О.А.Ма­ксимовой, Б. П. Нарумовым). О связи фразеологии с системой языка // Проблемы фразеологии и задачи ее изучения в высшей и средней шко­ле. Вологда, 1967. С. 57-67 (в соавторстве с Э. И. Левинтовой). Рец.: «Actes du X Congres international de linguistique et philologhie romanes» I—III. Paris. 1400 с. // Вопросы языкознания. 1967. №6. С. 134-140 (в соавторстве с Н.Д.Арутюновой).

О диахроническом подходе к фразеологии (На материале испан­ского языка) // Проблемы устойчивости и вариантности фразеологи­ческих единиц. Материалы... Тула, 1968. С. 289-297 (в соавторстве с Э. И. Левинтовой). Сравнительно-сопоставительная грамматика ро­манских языков. Иберо-романская подгруппа. М.: Наука, 1968. 256 с. (в соавторстве с Н. А. Катагощиной).

Некоторые сходства и различия в морфонологии иберо-романских языков // Генетическое родство и структурные различия между языко­выми системами (на материале романских языков). Тезисы... М., 1969. С. 16-20. Обзор журнала: Boletin de filologia. Centra de estudos filologicos. Lisboa, 1951-1965. TT. XII-XXI // Научные доклады высшей школы. Филолог ические науки. 1969. С. 102-109.

К вопросу о соотношении местоименных и обшеместоименных категорий на материале романских языков // Труды Военного инсти­тута. Иностранные языки. 1970. №6. С. 152-167. К методике описания иберо-романских местоимений // 1-я Всесоюзная конференция по ис­панской филологии. Тезисы... Л., 1970. С. 27-28. К словарной интер­претации слова и фразеологической единицы // Труды Самаркандского гос. ун та. Новая серия. 1970. Вып. 178. Вопросы фразеологии. Ч. 3. С. 113-123 (в соавторстве с Э. И. Левинтовой). Некоторые особенности структуры слова в португальском языке (в сравнении с испанским) // Морфологическая структура слова в индоевропейских языках. М., 1970. С. 303-346. Об «архаичности» языка в свете его системы и нормы // Про­блемы диахронии и синхронии в изучении романских языков. Минск, 1970. Ч. I. С. 17-30. Рец.: М. Manoliu Manea. Sistematica substitelor din romana contemporanea standard. Bucure§ti, 1968. 232 с. // Вопросы язы­кознания. 1970. № 6. С. 121-125. Varaciones morfonemicas en la estructura de las lenguas romanicas // Actas celui deal Xll-lea Congres International de lingvistica si filologie romanica. V. 1. Bucure§ti, 1970. P. 261-266.

К вопросу о субститутах прилагательных (на материале порту­гальского языка) // Труды Военного института. Иностранные языки. 1971. № 7. С 155-163. Обратный словарь португальского языка. М.: Наука, 1971. 280 с. (в соавторстве с Б. П, Нарумовым, А. С. Вайсборд и М. А. Косарик).

Местоименные субституты в романских языках и в латыни // Общее и романское языкознание. М., 1972. С. 48-59. Посессивные конструкции со «скрьггым» предикатом // Античность и современ­ность. М., 1972. С. 84-88. Семантика местоименных слов и семантика фразеологизмов // Вопросы семантики фразеологических единиц сла­вянских, германских и романских языков. Тезисы... Новгород, 1972. Ч. 2. С. 81-85 (в соавторстве с Э. И. Левинтовой).

Каталанский язык // Большая советская энциклопедия. 3-е изд. Т. 11. М., 1973. С. 515. О dicionario inverso е a investigaQao linguistica // Lingua е Cultura. Lisboa. V. 3. 1973. № 3. P. 193 202. Рец.: M. Mano- liu Manea. Grammatica comparata a limbilor romanice. Bucure§ti, 1972 // Научные доклада.] высшей школы. Филологические науки. 1973. № 2. С. 115-118.

Анализ текстов и психолингвистическая значимость лингвистиче­ских универсалий // Основы теории речевой деятельности. М.: Наука, 1974. С. 135-144. Грамматика и семантика местоимений. На материале иберо-романских языков. М.: Наука, 1974. 224 с. Местоимения в иберо- романских языках (личные, притяжательные, указательные). Авторефе­рат дис.... д-ра наук. М., 1974. 47 с. Местоименные группы и контекст // Всесоюзная научная конференция по теоретическим вопросам языко­знания (11-16 ноября 1979 г.). Тезисы... М., 1974. С. 70-73. Семантиче­ская структура слов типа «дружить» (смысл, значение, употребление) // Актуальные проблемы лексикологии. Тезисы... Новосибирск, 1974. С. 25-27 (в соавторстве с В. Н. Телия). Некоторые особенности бразиль­ской топонимики // Проблемы исследования Америки в XIX-XX вв.

Тезисы... Jl., 1974. С. 80-82. Указательные местоимения как средство повторной номинации // Вопросы испанской филологии. Л., 1974. С. 91-100.

Конструкции с оценочными предикатами (на материале средне­вековых иберо-романских текстов) // Актуальные проблемы советской романистики. Тезисы... Л., 1975. С. 26-27. Португальский язык // Большая советская энциклопедия. 3-е изд. Т. 20. М., 1975. С. 401.

К методике семантического анализа атрибутивных групп (в класси­ческой латыни) // 14-я Международная конференция античников соци­алистических стран. Тезисы... Ереван, 1976. С.74-77. Семь словарных статей: ДРУГ, ДРУЖБА, ДРУЖЕН, ДРУЖЕСКИЙ, ДРУЖЕСТВЕН­НЫЙ, ДРУЖИТЬ, ДРУЖНЫЙ // Материалы к толково-комбинатор­ному словарю русского языка — 10. М., 1976. С. 3-28 (в соавторстве с А. К. Жолковским и В. Н. Телия). Grammatica е semantica dei pronomi // Studi di grammatica italiana. Firenze. V. 5. 1976. P. 285-353. El pronombre anaforico у la estmctura semantica del texto // Atti del XIV Congresso di linguistica e filologia romanza. Napoli, 1976.

Некоторые особенности местоименных посессивных конструкций (иберо-романские языки) // Категория бытия и обладания в языке. М., 1977. С. 144-193. Соотношение содержательного и структурного в атрибутивных группах // Тезисы симпозиума «Проблема значения в современной лингвистике». Тбилиси, 1977. С. 19-21.

Имя // Грамматика и семантика романских языков. М., 1978. С. 52-132. Грамматика и семантика прилагательного (на материале иберо-романских языков). М.: Наука, 1978. 200 с. Оценочные структуры и семантика их элементов (на материале иберо-романских языков) // Современные проблемы романистики. Тезисы... Калинин, 1978. Ч. I. С. 50-52.

Георгий Владимирович Степанов (К 60-летию со дня рождения) // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1979. № 3. С. 94-95 (в соавторстве с В.Н.Ярцевой и Л. И. Лухт). Варьирование в оценочных структурах // Семантическое и формальное варьирова­ние. М., 1979. С. 273-294. Португальский язык Латинской Америки // Латинская Америка. Энциклопедический справочник. Т. 2. М., 1979. С. 365. Прилагательное в тексте («Система языка» и «картина мира») // Лингвистика и поэтика. М., 1979. С. 118-135. Роль субъекта в оце­ночных структурах // Лимба ши литература молдовеняскэ. Кишинэу,

1979. № 1. С. 15-21. Семантика общесобытийных существительных и их роль в тексте // Грамматический строй и стилистика романских языков. Калинин, 1979. С. 18-25 (в соавторстве с Г. С. Романовой). Семантика существительных в атрибутивных сочетаниях // Сборник научных тру­дов МГПИИЯ им.М.Тореза. Вып. 145. М„ 1979. С. 77-86. Estudis de llengua i llteratura catalana a 1 URSS // El catala a Europa i a America. Barcelona, 1979. P. 223-243.

Эксплицитный модус в оценочных структурах // Лексическая и грамматическая семантика романских языков. Калинин, 1980. С. 31-40 (в соавторстве с Л. Л. Мартыновой). Estudis Catalans a Russia // Resums de comunicacions. XVI Congres international de lingiiistica e filologia romanica,

1980. Palma de Mallorca, 1980. L adjectiu en la estructura semantica del text (us obligatori о facultatiu) // Els Marges. Barcelona, 1980. № 20. P. 3-21. Alguns episodios da Camoniana russa // Camoes. Lisboa, 1980, № 2-3. P. 58-61. Tema de Dies de Castro na Camoniana Russa // Vertice. Coimbra, 1980. №436-439. P. 461-467.

Надъязыковые формы поэтической речи в Каталонии в XIII- XIV вв. // Типы наддиалектных форм языка. М., 1981. С. 157-174. О соотношении квалификативной и дескриптивной структур в семан­тике слова и высказывания // Известия АН СССР Сер. лит. и яз. 1981. № 4. С. 391-397. К вопросу о классификаторах признаков // Научные доклады высшей школы. Филологические науки. 1982. № 2. С. 32—38. Модальность оценки в логике и в естественном языке // Логический анализ естественного языка. Вильнюс, 1982. С. 107-111. As estructuras apreciativos е descritivas na semantica da palavra e da enunciagao // Biblos. Coimbra. V. 58. 1982. P. 28-44. О demonstrative no texto // Boletim de filologia. Lisboa. T. 27. 1982. Fasc. 1-4. P. 155-176.

1983

К истории каталанистики в России и в СССР // Iberica. Куль­тура народов Пиренейского полуострова. Л., 1983. С. 137-149. К се­мантике определительных сочетаний (качественные и количественные признаки) // Вопросы семантики. Рига, 1982. Оценочные значения и возможности их формализации // Семиотические аспекты форма­лизации интеллектуальной деятельности. Школа-семинар «Телави-83». Тезисы... М., 1983. С. 184-186. Формирование романских литературных языков. Португальский язык. М., Наука, 1983. 211 с. Рец.: Дренска М. Сопоставительно езикознание. 1986. №6. С. 62-65.

Португальская деловая проза и проблемы ее изучения // Формиро­вание романских литературных языков. М., 1984. С. 196-287 (в соавтор­стве с И. И. Челышевой). Развитие каталанской прозы в ХШ—ХГУ вв. // Формирование романских литературных языков. М., 1984. С. 5—97. Documentos Portugueses do seculo XVT nos arquivos da URSS // Rivista de historia. Lisboa. V.5. 1983-1984. P. 187-195 (в соавторстве с И. И. Челы­шевой). El significative valorativo en los actos del discurso // Quaderni di semantica, anno 5. 1984. № 1. P. 143-158.

Испанско-русский фразеологический словарь. M.: Русский язык, 1985. 1075 с. (в соавторстве с Э. И. Левинтовой, Н. А. Мовшович и И. А. Будницкой). Краткий очерк научной, педагогической, науч­но-организационной и общественной деятельности Г. В. Степанова // Георгий Владимирович Степанов (Материалы к библиографии ученых СССР). Сер. лит. и яз. Вып. 16. М., 1984. С. 8-28 (в соавторстве с Ю. С. Степановым). Материалы по истории Испании и Португалии в советских архивах (X-XVI вв.) // Социально-политическое развитие стран Пиренейского полуострова при феодализме. М., 1985. С. 154-169 (в соавторстве с И. И. Челышевой). Неизданные иберо-романские доку­менты X-XV1 вв. в архивах СССР // Известия АН СССР. Сер. лит. и яз. 1985. №5. С. 427-437 (в соавторстве с И. И. Челышовой). Некоторые особенности языковой ситуации в Португалии XVI в. // Функцио­нальная стратификация языка. М., 1985. С. 170-179. Оценочная шкала и ассиметрия плюса и минуса // Семиотические аспекты формали­зации интеллектуальной деятельности. Школа-семинар «Кутаиси-85». Тезисы... М., 1985. С. 293-296. Функциональная семантика оценки. М.: Наука, 1985. 228 с. Рец.: Branicka J. Jazykovedny casopis. Bratislava, 1987. Roc. 38. № 2. S. 199-201. Языковая ситуация в Каталонии эпохи Возрождения // Сервантесовские чтения. Л., 1985. С. 27-42.

Виды архивных материалов и задачи их изучения // Пробле­мы истории языка. Исследования и тексты. Кишинев, 1986. С. 25-39 (в, соавторстве с И. И. Челышевой). Лингвистика и смежные области знаний // Семиотика и информатика. Вып. 27. М., 1986. С. 154-157. Модальность оценки и оценочная перспектива // Анализ знаковых си­стем. История логики и методологии науки. Тезисы... Киев, 1986. С. 11. Оценочное значение и соотношение признаков «хорошо» / «плохо» // Вопросы языкознания. 1986. № 5. С. 98-106. Семантика оценочных обозначений и оценочная перспектива текста // Современные пробле­мы романистики: функциональная семантика. Тезисы... Калинин. Т. 1. 1986. С. 50-51. Documents inedits Catalans а 1 arxiu sovietic // Estudis de llengua i literatura catalanes / XIII. Miscel. lanea Antoni M. Badia i Margarit. V. 5. Barcelona, 1986. P. 149-155.

Оценка и «странность» как виды модальности // Язык и логичес­кая теория. М., 1987. С. 178-186. Оценка как вид модальности // 8-й международный конгресс по логике, методологии и философии науки. Тезисы... Т. 1. М., 1987. Португальские документы XVI в. в архивах СССР // Становление капитализма в Европе. М., 1987. С. 211-221 (в соавторстве с И. И. Челышевой). Субъективная модальность и про­позиция // Пропозициональные предикаты в логическом и лингвисти­ческом аспекте. Тезисы... М., 1987. С. 35-37. devaluation et 1 asymetrie des traits «bien/mal» // Aspects of language. Studies in honor of M. Alinei. V. 2. Theoretical and applied semantics. 1987. P. 525-535.

Метафора и оценка // Метафора в языке и тексте. М., 1988. С. 52-62. Пересечения модальностей: способность и возможность // Функциональная семантика: пропозициональные структуры и модаль­ность. М., 1987. С. 6-16 (в соавторстве с Н. А. Ладомирским). Субъек­тивная модальность и семантика пропозиции // Прагматика и про­блемы интенсиональности. М., 1988. Ф. Родригеш Лобу и его трактат «Двор в деревне и зимние вечера» // Сервантесовские чтения. Л., 1988. С. 182-190.

Alguns episodios da vida literaria em Portugal no seculo XIX (Cartas dos escritores Portugueses nos arquivos sovieticos) // Revista de historia. Porto. V. 8. 1988. P. 313-329. Documentos Portugueses do seculo XVI nos arquivos da URSS (textos) // Revista de historia. Porto, 1988. V. 8. P. 369-374 (в соавторстве с И. И. Челышевой).

История португальского языка. М., Высшая школа, 1989. 264 с. Каталанистика в России и в СССР. Библиографический указатель //

Iberica. Культура народов Пиренейского полуострова в XX в. М., 1989. С. 234—238 (в соавторстве с И. И. Челышевой). Эмоциональные состоя­ния и их представление в языке // Логический анализ языка. Проблемы интенсиональных и прагматических контекстов. М., 1989, С. 55-75.

1990

Эмоциональные состояния и способы их описания (на материале португальского языка) // Романские языки: семантика, прагматика, социолингвистика. Л., 1990. С. 120-135

.Введение

Функциональная семантика оценки — тема столь же ши­рокая, сколь и неопределенная. Оценка охватывает в языке широкий диапазон единиц, на первый взгляд слабо связанных между собой, которые нелегко объеди­нить в одном описании. Автор ставит перед собой сравни­тельно ограниченную цель — привлечь внимание линг­вистов к интереснейшей семантической сфере, занима­ющей в языке весьма важное место, имея в виду, что вопросы оценочной семантики в собственно лингвисти­ческом илане сиоциально не изучались, хотя есть ряд работ, где они так или иначе затрагивались (см. Ли­тературу). Задача данной работы — дать общее пред­ставление о том месте, которое занимают в языковых единицах и речевых структурах оценочные значения, рассмотреть их в первую очередь в плане функциональ­ном, показать некоторые их общие и частные особен­ности во взаимодействии и наметить возможные пути исследования проблем, связанных с оценкой.

Язык отражает мир с различных сторон. Прежде всего в языке представлена объективная действитель­ность, имеющиеся в мире предметы, свойства, действия, включая человека с его мыслями, чувствами, поступ­ками, и их соотношения. Эту сторону языковых выра­жений можно рассматривать как дескриптивную. В языке отражается также взаимодействие действитель­ности и человека в самых разных аспектах, одним из которых является оценочный: объективный мир чле­нится говорящими с точки зрения его ценностного ха­рактера — добра и зла, пользы и вреда и т. п., и это вторичное членение, обусловленное социально, весьма сложным образом отражено в языковых структурах.

Оценка как семантическое понятие подразумевает ценностный аспект значения языковых выражений, который может интерпретироваться как «А (субъект

Оценки) считает, что Б (объект оценки) хороший /ало- хой».

Вопросы ценности и ценностных ориентации исследо­вались главным образом в логике, где под оценкой обычно понимают суждение о ценностях. Проблема того, как понимать ценность, является предметом ак­сиологии, философского учения «о природе ценностей, их месте в реальности и о структуре ценностного мира, т. е. о связи различных ценностей между собой, с со­циальными и культурными факторами и структурой личности» [ФЭС 1983, 763]. Представления о природе ценностей исторически изменчивы и неразрывно свя­заны с общефилософскими взглядами авторов. Проблемы аксиологии были предметом многочисленных исследо­ваний в разных школах и концепциях [см. обзоры и биб­лиографию: Ивин 1970; Sjostrand 1979; Reseller 1982; Hudson 1980 и др.].

Исторический материализм рассматривает проблему ценностей в ее социально-исторической, экономической и классовой обусловленности. «По существу все много­образие предметов человеческой деятельности, общест­венных отношений и включенных в их круг природных явлений может выступать в качестве «предметных цен­ностей» как объектов ценностного отношения, т. е. оцениваться в плане добра и зла, истины и неистины, красоты или безобразия, допустимого или запретного, справедливого или несправедливого и т. д.» [ФЭС 1983, 765J. Ценностные отношения закреплены в языке в семантических (а иногда и синтаксических) структу­рах. До настоящего времени они не находили специаль­ного места в собственно языковых описаниях.

Оценка как ценностный аспект значения присут­ствует в самых разных языковых выражениях. Она может быть ограничена элементами, меньшими, чем слово, а может характеризовать и группу слов, и целое высказывание. Об оценочной семантике говорят при­менительно к аффиксам (ср. собака — собачонка), к сло­вам (ср. мальчик и умница, желтый и хороший, собы­тие и несчастье, телега и колымага, мебель и рухлядь -— вторые слова в каждой паре включают оценочные семы). Имеются целые слои лексики, предназначенные для выражения оценки. Это в первую очередь прила­гательные и наречия, которые обнаруяшвают огромное разнообразие оценочной семантики; ср. хороший —* плохой, хорошо — плохо, отличный, прекрасный, ужас­ный, гадкий и т. л. Оценка содержится в наименованиях предметов и действий: кляча, безобразничать (т. е. ве­сти себя плохо), в пропозициональных структурах гла­голов: радоваться (актант, каузирующий радость, всегда хороший для субъекта), огорчаться (соответству­ющий актант плохой для субъекта), восхищаться чем-в. (объект восхищения имеет знак «+») и т. п. Однако особенно важно, что говорить об оценке можно примени­тельно к целым высказываниям: Он опытный мастер — высказывание содержит одобрение, Что ты наделал/ — осуждение. Ср. также: Он настоящий учитель — оценка «хорошо», Это не человек, а просто вверь — оценка «плохо». Отметим, что в последних двух слу­чаях оценочный смысл приобретают высказывания со словами, которые сами по себе оценочными не явля­ются (ср. Иван Иванович —учитель; Это не человек, а зверь —в ответ на вопрос: кто это там мелькнул за кустами?). В сочетании с модальными словами просто, настоящий слова зверь, учитель актуализируют при­знаковые семы, приобретая метафорический смысл, и высказывание становится оценочным. Ср. также: Осторожно! Красный светI (при переходе улицы) — красный свет здесь свидетельствует об отрицательной для перехода улицы ситуации; X был первым во всех забегал, что равносильно тому, что X был лучшим, — в ситуациях сравнения первый приобретает оценочные коннотации; но ср. Я живу в первом подъезде, где оценочного смысла нет. Оценка присутствует и в мо­дальных высказываниях, где действие в зависимой пропозиции может оцениваться как хорошее или пло­хое: Тебе следует причесаться (оценка «хорошо»); Нельзя перебегать улицу (оценка «плохо»). Высказы­вания воспринимаются как оценочные и при отсутствии оценочных слов, если описывается ситуация, имеющая соответствующий смысл в «картине мира»; ср.: Ребята, посмотрите на Васю: он вымыл руки, помог маме, сде­лал уроки, молодец Вася («хорошо»), но: он не вымыл рук, не помог маме, не сделал уроков, *молодец Вася («плохо»).

Оценочный смысл может извлекаться из высказы­вания на основании последующего контекста; ср.: Вася заболел; надо вызвать врача и Вася заболел; я просто в отчаянии. «В первом примере вторал фраза связана с дескриптивным смыслом первого высказывания, а во втором — с оценочным (то, что Вася заболел, плохо).

Таким образом, оценка может быть соотнесена как с собственно языковыми единицами, так и с семантикой высказываний в очень широком диапазоне значений.

Оценка может даваться по самым разным признакам («истинность/ноистинность», «важность/неважность» и т. п.), однако основная сфера значений, которые обычно относят к оценочным, связана с признаком «хорошо/плохо». Именно этот вид оценки предпола­гают высказывания о ценностях. В логических теориях оценок под аксиологическим (оценочным) оператором понимается оператор «хорошо/плохо». Этот оператор подставляется в логике оценок в модальную формулу «Это есть F, что Р» — «Хорошо/плохо, что Р». Пред­ставляется целесообразным отличать оценку в узком смысле слова, как различие по признаку «хорошо/ плохо», от квалификации вообще, более широкого поня­тия, куда входит как собственно оценка, так и ряд других свойств, в том числе параметрических («боль­шой/маленький», «узкий/широкий» и т. п.). В данной работе рассматривается в первую очередь оценка «хо­рошо/плохо».

Семантика оценочного оператора, или семантика «добра», обсуждалась в работах философов, начиная с античных времен. При этом было выдвинуто множество гипотез о значепии или значениях «добра», в которых отражались^- общефилософские концепции авторов. Представление о «добре» в философских концепциях свя­зывается с этическими представлениями, с понятиями морали и моральных критериев. Поэтому оценочные значения исследуются прежде всего в работах по этике |ср. Moore 1903, русск. перевод 1984; Urmson 1950; Nowell-Smith 1957; Stevenson 1958; Wright 1963; Hare 1967; Wittgenstein 1965 и др.]. В них рассматривается, в частности, семантика оценочных слов (в первую оче­редь слова хороший) и высказываний о ценностях. Особое место в работах об оценке занимает статья Э. Сепира «Градуирование. Семантический очерк», где проблема оценки ставится в логическом, психолингви­стическом и собственно лингвистическом аспектах в весьма перспективных направлениях TSapir 1944].

В последние десятилетия появился ряд специаль­ных лингвистических работ, авторы которых, отталки­ваясь от логико-философских концепций, пытаются описать семантику оценочных операторов в лингвисти­ческих терминах. Итггересно отметить, что, несмотря на то что аксиологический оператор имеет два значения «4-» и « —» («хорошо» и «плохо»), в лингвистических описаниях, как и в логико-философских, исследуется обычно лишь положительный оператор («хорошо»), а отрицательный («плохо») остается в тени. Это отра­жает, в частности, асимметрию положительных и от­рицательных обозначений в языке (см. I, 1.5). В ис­следованиях семантики слова хороший в собственно лингвистическом плане был выявлен ряд специфиче­ских свойств этого слова и прежде всего то, что зна­чение общеоценочного показателя не может быть рас­крыто в отрыве от определяемого, обозначающего объект оценки. Именно анализ объекта оценки лег в основу наиболее известных описаний «грамматики слова хороший» [ср. Vendler. 1967, русск. перев. Венд- лер 1981; см. также Ziff i960; Katz 1964].Оценка, очевидно, является универсальной кате­горией: вряд ли существует язык, в котором отсутствует представление о «хорошо/плохо». Однако в способах выражения оценочных значений языки проявляют свою индивидуальность. Это объясняется в первую очередь тем, что оценка относится к интенсиональному аспекту языка, где преломление картины мира в сознании го­ворящего осложняется целым рядом факторов. Можно также предположить, что модальная рамка оценки является универсальной: так, при оценке всегда в той или иной форме присутствует субъект и объект, в любом языке оценка подразумевает присутствие шкалы и сте­реотипов, аксиологических предикатов, интенсифика- торов и т. п. (см. ниже). Однако способы выражения этих элементов в каждом языке своеобразны. Ряды слов, которые участвуют" в выражении тех или иных сторон оценочной структуры, в разных языках обла­дают известным семантическим сходством, но их упо­требление в высказываниях различается, причем эти различия трудноуловимы. Так, например, в португаль­ском и русском языках, на материале которых проводи­лось данное исследование, общеоценочные наречия bem/mal 'хорошо/плохо', образуя словарные соот­ветствия, обнаруживают различия в сочетаемости с глаголами, общеоценочные прилагательные bom/mau 'хороший/плохой' по-разному сочетаются с существи­тельными. Денотативная отнесенность частнооценоч- ных слов, т. е. слов типа умный, скучный, ленивый (см. I, 2.2), также различна. По-разному употребля- 1отся Предикаты, вводящие оценку (считать, казаться и др.). Существенно различается также употребление интенсификаторов и деинтенсификаторов, т. е. слов, предполагающих движение по шкале оценок (см. ч. III). Несоответствия в языках объясняются, как представ­ляется, не только собственно семантическими расхож­дениями, но и размытым характером шкалы оценочных обозначении, что составляет ее принципиальное свой­ство, и размытостью оценочных стереотипов. Эта осо­бенность оценки непосредственно связана с ее прагма­тическим характером: указанные факторы, включаясь в ситуацию общения, действуют еще более интенсивно (см. ч. IV). В данной работе не ставилась задача рас­смотреть вопрос об универсальном и индивидуальном (для данного языка) в оценке, однако в некоторых слу­чаях на эти расхождения обращается внимание.

Предлагаемая вниманию читателя книга состоит из четырех частей. В первой рассматриваются общие вопросы, связанные с семантикой и структурой оценки. Иллюстрации даются по-русски. Во второй и третьей на материале португальского языка анализируются функциональные особенности элементов оценочной структуры и связь оценки с другими категориями, влияющими на ее функционирование. Наконец, чет­вертая часть книги посвящена оценке в речевых актах, где также на материале португальского языка делается попытка выявить специфику оценки как прагматиче­ской категории.

В работе специально не рассматривается объект оценки. Изучение объекта оценки — им может быть пред­мет, лицо или событие — составляет задачу, которая тре­бует отдельного исследования [ср., например, Арутю­нова 1983, 1985]. В то же время вопрос об объекте оценки затрагивается в связи с другими проблемами во многих разделах книги.

СЕМАНТИКА * И СТРУКТУРА ОЦЕНКИ

Глава первая

Общие особенности оценки

J. Оценка как модальность. Оценку можно рассматривать как один из видов модальностей, которые накладываются на дескриптивное содержание языкового выражения. Высказывания, включающие оценку или другие модальности, содержат дескриптив­ную компоненту и недескриптивную, т. е. модальную, компоненту, причем первая описывает одно или не­сколько возможных положений дел, а вторая высказы­вает нечто по их поводу. «Так, например, можно вы­сказать одобрепие или неодобрение рассматриваемому положению дел, квалифицировать его реализацию как физически невозможную, утверждать, что она имеет место и т. п.» [Хинтикка 1980, 381. Ср.: Девочки . . . с радостными, восторженными лицами смотрят в окно и Тревожные чувства тоски и страха увеличивались во мне вместе с усилением грозы. (Толстой, Детство). В каждом из примеров описана некоторая ситуация, где есть актанты, действия, признаки. Но кроме того, в первом примере ситуация расценивается как хорошая (для ее участников), а во втором — как плохая. Оценка здесь содержится в семантике слов, входящих в выска­зывание (радостный, восторженный — в первом слу­чае, знак «-Ь», тревожный, чувство тоски, страха — во втором, знак «—»), но основным оказывается со­держание всего высказывания, сочетание оценочных слов и предикатов; ср.: Чувство тоски и страха по­степенно проходило, где ситуапия расценивается скорее как положительная. Иными словами, оценочная мо­дальность определяется высказыванием в целом, а не от­дельными его элементами, и является компонентом высказывания

.Включаясь в контекст, оценка характеризуется особой структурой, содержащей ряд обязательных и ряд факультативных элементов. Эту структуру можно пред­ставить как модальную рамку, которая накладывается- на высказывание и не совпадает ни с его логико-Семан­тическим построением, ни с синтаксическим.

В основе оценочной модальности лежит формула А г В, где А представляет субъект оценки, В ее объект, а г оценочное отношение, которое имеет значения «хо­рошо/плохо». Таким образом, главными элементами оценочной модальной рамки являются ее субъект и объект, связанные оценочным предикатом. В есте­ственном языке г может быть представлено весьма разнообразно, как словами (хороший, плохой, умный, глупый, нравиться, одобрять, уважать, презирать и т. п.), так и семантикой высказывания в целом. Собственно оценочное значение, входящее в модальную рамку, сочетается с дескриптивным, которое выражено в пропозициональных структурах.

Предикат г в формуле А г В (субъект — оценка — объект), на которой основана структура оценки, ха­рактеризуется рядом признаков, отражающих специ­фику оценочного отношения субъекта к объекту. Эти признаки следующие — «эмотивность», или «опеноч- ность», как собственно отношение по признаку «хо­рошо/плохо», а также «эмоциональность/рациональ­ность», «эффективность» (см. I, 2.5).

Субъект оценки, эксплицитный или имплицитный, — зто лицо или социум, с точки зрения которого дается оценка; ср.: По-моему, он большой ловкач, субъект оценки «я»; Он слывет большим ловкачом, субъект оценки — социум (см. II, 2.2). Объект оценки — это лицо, предмет, событие или положение вешей, к кото­рым относится оценка. Кроме того, в модальную рамку оценки входят, как правило, имплицитно, шкала оценок и стереотипы, на которые ориентирована оценка в со­циальных представлениях говорящих; ср.: Какой увле­кательный роман! — высказывание попятно адресату, так как собеседники имеют общее представление о том, что такое увлекательный ромап (см. II, 1.3).

Эти элементы -оценочной структуры соответствуют компонентам оценки в логическом представлении (ср. субъект, предмет и основание оценки в ГИвин 1970]). Однако в естественном языке оценочная структура по­строена значительно более сложно и включает еще ряд компонентов. Так, субъект и объект оценки часто сое­диняются аксиологическими предикатами, в первую очередь предикатами мнения, ощущения, восприятия {считать, ставить, казаться, расценивать и др.); ср.:

Я считаю это недопустимым; Твой поступок мне кажется странным", Ты. выглядишь усталым; Я чув­ствую себя неважно; Он его невысоко ставит. Эти пре­дикаты указывают на присутствие субъекта оценки; ср. также: Он производит отвратительное впечатле­ние, где производить впечатление также эксплицирует присутствие субъекта.

Семантическая связь оценочных слов и обозначений объекта оценки осуществляется на базе аспекта оценки (основной переменной), определяющего признаки объ­екта, по которым он оценивается: хороший повар, ас­пект связан с функцией; хорошая погода, аспект оценки — ряд признаков ситуации «погода» (см. II, 1.4). Оценочное высказывание может включать и фа­культативные элементы —мотивировки, классифика­торы, различные средства интенсификации и деинтен- сификации 1см. Вольф 1978, 34 и след.; 1981], субъект «пользы». При сравнительной оценке в модальную рамку включаются дополнительные элементы — то, с чем сравнивается, признак, по которому дается сравнение, мотивировки сравнения и т. п. Как можно видеть, оценочная структура состоит из многих эле­ментов, отражающих ее сложное построение в интен­сиональном мире.

Модальная рамка оценки относится к прагматиче­скому аспекту высказывания, однако она тесно свя­зана и с семантикой оценочной структуры и образует с ней амальгамированные конструкции, где прагмати­ческий и семантический факторы не всегда легко разде­лить. Так, если субъект оценки и предикат мнения еще можно с уверенностью отнести к модальной рамке, то объект оценки всегда входит и в семантическую (де­скриптивную) структуру высказывания: Дорога ока­залась ухабистой и каменистой, здесь идет речь о свой­ствах дороги, но, кроме того, ей дается оценка «плохо».

2. Оценки de dicto и de ге. Среди разно­образных по форме оценочных высказываний важно вы­делить две разновидности, которые различаются по семантике и по синтаксической структуре. Как из­вестно, в логике противопоставляют два основных типа выражения модальности — модальность de dicto и мо­дальность de re. В структуре de dicto модальный опе­ратор приписывается предложению (суждению), в то время как в структуре de re модальность приписывает определенный признак вещи {см. Целищев 1978].

Ср. модальность необходимости в форме de dicto: «Необ­ходимо, что Р» и в форме de re: «X необходимо имеет свойство Y». Оценочные суждения также могут быть представлены в двух модальных формах — «Хорошо, что Р» и «X — хпдощий^Г'

В мода^амйёти de dicto оценочная структура оформ­ляется 'конструкцией модус-диктум. Оценочные мо­дусы выражаются наречиями: Хорошо, что ты меня понимаешь; глаголами: Сожалею, что он не пришел; модальными выражениями: К сожалению, я не знаю; Увы, это так. В форме de ге оценочное выражение от­носится непосредственно к обозначению объекта и вы­ражается прилагательными — определениями или пре­дикативами: вдохновенный пример, отличный помощ­ник, плохой вагон, он был великолепен, глаголами и пре­дикативными выражениями с оценочным значением: Твоя работа никуда не годится; глаголами оценочного отношения: Мне не нравится ее прическа (объект оценки прическа, оценочный предикат нравиться, субъект го­ворящий) и некоторыми другими способами. Как струк­туры de ге следует, по-видимому, рассматривать и те случаи, когда оценка входит в значение самого слова: кляча — лошадь со свойствами, которые оцениваются как плохие.

Важно отметить две существенные особенности этих форм, отличающие оценочную (аксиологическую) мо­дальность от других. Прежде всего, оценка в форме de dicto: «Хорошо, что Р» относится не к суждению о событии, факте и т. п., а к самому событию, факту. Ср.: Хорошо, что сегодня тепло; Плохо, что человек смертен — здесь оцениваются явления реального мирр (или одного из «возможных миров»), а не суждения о них. Таким образом, сами наименования de dicto и de ге к оценочной модальности можно применить лишь условно, имея в виду различие конструкций типа модус-диктум (оценка de dicto) и конструкций (иногда глубинных) субъект —предикат или определяемое — определение (оценка de re).

Другая особенность аксиологической модальности касается оценки в форме de re. В логических исследо­ваниях модальностей структура de dicto считается основной, а роль структуры de ге часто оспаривается. В языковых выражениях оценка de ге является по крайней мере столь же существенной, если не более, чем оценка de dicto, — большинство оценочных суж дений относятся к объектам, приписывая им те или иные свойства; ср.: Хорошо, что он учитель (оценка в форме de dicto) и Он хороший учитель; Наш учитель —хо­роший (оценка в форме de ге).

В естественном языке два вида оценок иногда соче­таются в одном высказывании; ср.: Хорошо, что сегодня хорошая погода. При этом не исключается различие по знаку, хотя, как правило, здесь нужны мотиви­ровки: Плохо, что погода хорошая, не хочется сидеть за работой. Это различие объясняется тем, что в одном высказывании может быть несколько оценочных струк­тур, по-разному соотнесенных с оценочными стерео­типами и друг с другом.

3. Абсолютная и сравнительная о ц е н к а. Исследователи оценочной модальности обычно говорят о двух видах оценки — абсолютной и сравнительной. В формулировках первой использу­ются такие термины, как «хорошо/плохо», второй — л лучше / хуже». При абсолютной оценке речь идет, как правило, об одном оценочном объекте, при сравни­тельной — имеются по крайней мере два объекта или два состояния одного и того же объекта. В абсолютных оценочных структурах сравнение прямо не выражено; ср.: Он хороший спортсмен^-, Мы достигли неплохих результатов, хотя, высказывая такого рода суждения, всегда имеют в виду оценочный стереотип и шкалу, на которые ориентирована оценка (см. II, 1, 2, 3). Сравнительная оценка предполагает выраженное сравнение: Этот бегун лучше, чем тот; Сегодня погода хуже, чем вчера. Иными словами, абсолютная оценка содержит имплицитное сравнение, основанное на общ­ности социальных стереотипов, в то время как сравни­тельная оценка основана на сопоставлении объектов друг с другом.

Проблема первичности/вторичности абсолютной и сравнительной оценок составляет одну из основных проблем аксиологии. Вопрос о том, какая оценка яв­ляется исходной, абсолютная или сравнительная, не имеет однозначного решения. При семантическом анализе обнаруживается, что оценка неотделима от сравнения: абсолютные признаки имплицитно содержат сравнение, и сравнение, таким образом, первично. Как пишет Э. Сэпир, который исследовал этот вопрос применительно к языковым единицам, «градуирование рак психический процесс предшествует измерению ■ вжету». Мера «фут» не имеет смысла, пока мы не знаем, что он больше, чем, например, дюйм, и меньше, чем ярд [Sapir 1944, 93]. Поскольку объект может быть оценен только при сравнении с другими объектами (так, мы говорим, что дом большой, сравнивая его с дру­гими домами, фильм интересный — сравнивая с дру­гими фильмами и т. п.), предполагается, что за исход­ное должна быть взята сравнительная оценка. Таким образом, высказывание Этот дом больше, чем тот является первичным по отношению к Дом большой: образованию стереотипа (см. II, 1.3) предшествует сравнение. Ср. два высказывания: Вчера в Лиссабоне было теплее, чем сегодня и Сегодня в Лиссабоне тепло. Первое высказывание понятно без дополнительных разъяснений и фоновых знаний, второе же предпола­гает общие представления у собеседников о том, о ка­ком времени года идет речь, какая в это время погода бывает в Лиссабоне, каковы для этого времени средние температуры и т. п. Таким образом, абсолютная оценка оказывается более сложной по семантике, чем сравни­тельная.

Между тем если обратиться к формам оценочных вы­ражений в естественном языке, то картина оказывается обратной. В естественном языке именно абсолютная оценка воспринимается как исходная. Абсолютные оценки выражены более простым способом, чем сравни­тельные, и представляются элементарными по форме; ср.: красивый — более!менее красивый', Эта книга интересная и Эта книга интереснее, чем та. Когда речь идет о степенях сравнения, за исходную по форме бе­рется положительная степень, выражающая абсолют­ную оценку. Очевидно, отчасти поэтому, на абсолют­ную оценку в лингвистических исследованиях обычно обращают мало внимания, в то время как сложная по форме сравнительная оценка исследована более под­робно. В данной работе пойдет речь только об абсо­лютной оценке.

4. «Безразличное» для оценки. Соче­таемость оценочных предикатов чрезвычайно широка и разнообразна. Вряд ли существуют имена объектов, к которым не могут относиться никакие оценочные слова. Однако одним предметам и событиям более свой­ственно быть объектом оценки, другие же, как правило, никак не оцениваются. «Среди бесконечного множества окружающих человека явлений есть такие, взаимодей­ствие субъекта с которыми отсутствует или настолько слабо, что их ценность равна нулю. Они ценностно ней­тральны» [Василенко 1964, 6]. Таким образом, среди объектов окружающего мира имеется зона, безразлич­ная по отношению к оценке. Это проявляется, в част­ности, в том, что многие наименования предметов и со­бытий не сочетаются с оценочными словами «хорошо / плохо». В первую очередь речь идет об именах пред­метов, не имеющих определенной функции; ср. хороший стол (для того чтобы за ним сидеть или есть или хорошо сделаппый), но что такое хороший столб? Ср. также: хорошая собака и ^?хороишй крокодил, хорошая машина и ^?хорошая планета. Но как Только предмет становится функционально значимым, его оценка делается воз­можной, однако при этом должны указываться ее кри­терии, т. е. признаки, по которым выносится оценочное суждение. Ср.: хорошая планета (например, для по­садки космического аппарата), или хороший крокодил (с кожей, пригодной для поделок), или хороший кро­кодил как образцовый представитель данного класса животных.

Весьма широк круг возможностей для эстетических оценок; ср.: красивая планета и красивый крокодил. По-видимому, не нейтральную ценность в каком-то аспекто может в принципе иметь любой предмет или явление.

Однако объект входит в оценочную структуру, если он может быть включен в класс сравнения, т. е. в ряд объектов, объединенных общим признаком или груп­пой признаков, по которому они различаются между собой» «Вещь может рассматриваться как лучшая по сравнению с чем-нибудь еще, только если обе при­надлежат к некоторому классу вещей, к которым при­меним одинаковый набор критериев» [Perry 1964, 189]. Ср.: Моя гончая лучше вашей, но *Моя собака лучше ва­шей кошки, такая фраза возможна только в случае, если для собаки и кошки найден общий класс, объеди­ненный каким-либо признаком (например, более по­слушна — класс послушных животных). Не случайно некоторые авторы предлагают заменить вопрос: какие вещи могут оцениваться? —другим вопросом: какие имеются классы сравнения? [Perry 1964, 186].

Не все предметы составляют классы сравнения. Так, такие естественные классы, как числа, геометриче­ские фигуры, атомы, песчинки, части речи, не предпо-

Библмэтгка педуниверситста. r.h. - с ~ -кск

Лагают различия между их элементами по оценочным признакам: можно ли сказать, что наречие лучше при­лагательного или что а лучше б? Сравнение, а следо­вательно, и оценка, всегда предполагают различие по некоторому признаку или группе признаков. Ве­щей, не составляющих классов сравнения, немало; ср.: ^?хорошая стена, ^?плохой плинтус. Несмотря на то что эти объекты несут определенные функции, они не имеют признаков, по которым выделяется один из элементов ряда , и мы воспринимаем их как оценочно одинаковые. Но ср.: Это хорошая стена, в нее легко вбить гвоздь', Плохой плинтус, постоянно отходит — как уже отмечалось, всегда возможен окказиональный РЯД сравнения с указанием на соответствующий признак.

Таким образом, любой объект, попадая в сферу оценочной деятельности субъекта, может так или иначе оказаться не безразличным для оценки.

Очевидно, однако, что есть объекты, которые более естественно входят в классы сравнения и оцениваются, чем другие. Таковы предметы, имеющие постоянные функции: хороший нож, и объекты, названные по их действиям: хороший певец, предметы и события, кото­рые могут быть объектом этической и эстетической оценки: хороший товарищ, красивое платье. Менее склонны к оцениванию событийные объекты — ср. недо­пустимые сочетания: *хорошее событие, *плохое по­явление и т. п. У таких слов нет сем, указывающих на признак, служащий основанием для оценки (см. II, 1.4). Однако и эти имена могут сочетаться с оценочными сло­вами, но лишь с такими, которые сами указывают, по какому признаку выносится оценка; ср.: важное, уди­вительное, потрясающее, приятное событие, своевре­менное появление.

Как можно видеть, принадлежность к зоне «без­различного» определяется в первую очередь свойствами объектов оценки. Однако безразличное может рас­сматриваться и с точки зрения субъекта, но при зтом сфера безразличного оказывается окказиональной. В естественных языках существуют специальные спо­собы показать, что объект находится вне оценочных ин­тересов субъекта вообще или в данной ситуации; ср.: Мне это безразлично; Мне до этого нет дела; Мне все равно, многочисленные фразеологизмы: Мне это до лампочки; Мне на это наплевать и т. п.

5. Признаки «хорош о7и л о х о». Их асимметрия. Оценочный предикат имеет два ос­новных значения — «хорошо» и «плохо», «+» и «—». На первый взгляд кажется, что признак «хорошо» или «плохо» всегда присутствует в составе оценочного слова как его семантический компонент; ср.: красивый, отличный, великолепный («+»), безобразный, скверный, мерзкий («—»). Однако у многих слов, включающих оценку, знак не детерминирован. Так, трудный, лег­кий, важный — «хорошо» это или «плохо»? Знак «-|-» или «—» часто нельзя приписать не только отдельным словам, но и словосочетаниям, если они находятся вне контекста: легкий характер (но ср. легкомысленный, где всегда есть знак «—»), удобное место. Между тем наличие оценки здесь очевидно. Знак в этих случаях определяется высказыванием в целом, т. е. местом со­ответствующей ситуации в ценностной картине мира; ср.: Они нашли удобное место для лагеря («+») и Он за­нял удобную позицию невмешательства («—»). Ср. также: Это слишком трудная задача («—») и Он любит труд­ные вадачи («+»). В этих случаях знак оценки опреде­ляется словами слишком, которое всегда предполагает «—» (см. ниже), и любить, вводящее в зависимую фразу знак «+»•

Особенностью оценки в естественном языке як гн­ется асимметрия между положительной и отрицате. ь- ной зонами «хорошо/плохо». Хотя в логических тео­риях оценок положительная/отрицательная части оце­ночной шкалы необходимо предполагают друг друга, в естественном языке симметрия «+/—» составляет лишь частный случай. Прежде всего, несимметрично со­отношение основной общеоценочной пары «хорошо/ плохо». Так, оценка «хорошо» может означать как со­ответствие норме, так и превышение ее, в то время как оценка «плохо» всегда означает отклонение от пормы [ср. Geach 1956, 33]. Ср.: Как ты спишь? —Нормально, хорошо, — здесь в обоих случаях речь идет о соответ­ствии норме, очень хорошо —выше нормы. Но ср.: Как ты спишь? — Плохо, очень плохо. В обоих случаях указывается на отклонение от нормы, но с разной степенью интенсивности. Ср. также: Он хороший това­рищ, что близко по смыслу к Он настоящий товарищ; Он хорошо слышит — соответствие норме, Он плохо слышит — отклонение от пее. Хорошо может служить интенсификатором: Ты хорошо знаешь, что так де- латъ нельзя, но не * Ты плохо знаешь, что. . . (см. также: II, 3.2; III, 3.5; 4.5).

Асимметрия отражается также в употреблении ори­ентированных на норму интепсификаторов слишком, чересчур-, отклонение от нормы —это плохо, поэтому при положительной оценке эти слова меняют ее знак на отрицательный, при отрицательной оценке лишь интенсифицируют; ср.: Он чересчур добросовестный и Он чересчур недобросовестный, и то и другое плохо.

Эта особенность оценочных структур является, по-видимому, универсальной и связана с общей пози­тивной ориентацией языковой нормы. Так, как по­казали психолингвистические исследования, позитив­ный член антонимической пары испытуемый называет в первую очередь, и частотность положительных ас­социаций выше. Так, в одном из экспериментов хоро­ший было названо как ассоциативный элемент к плохой 43 раза, а плохой к хороший — всего 29 раз, соответ­ственно чистый к грязный — 21 раз, а грязный к чи­стый —15 [Deese, по Николаева 1982, 47]. В то же время, как заметила А. Вежбицка, имеется асимметрия в оценках, направленная в сторону «пессимизма» TWierzbicka 1979, 357]. Так, слопа из семантической зоны «среднего» склоняются к сфере плохого; ср. сред­ний, посредственный, ни то, ни се.

Оценочные слова в зоне плюса и в зоне минуса во многих случаях не составляют противопоставлен­ных (антонимичных) пар. Это относится в первую оче­редь к общей аффективной оценке, ср.: прекрасный, великолепный, замечательный, потрясающий и ужасный, скверный, дрянной, отвратительный и т. п. Эти группы можно противопоставить лишь в целом как принадле­жащие к разным зонам оценки, но пе по отдельным эле­ментам. Еще один аспект асимметрии — несоответствие способов выражения хорошего и плохого, в первую очередь в экспрессивных оценках при непосредствен­ной коммуникации: оценки зоны «+» чаще ориентиро­ваны на отношение субъекта к событию, а зона «—» предпочитает указание на свойства и действия объекта, хотя бы и вымышленные. Поэтому способы отрицатель­ной оценки более разнообразны в собственно семанти­ческом плане; ср. одобрение поступка: Молодец!; Прекрасно!; Великолепно!; Отлично/ и порицание: Негодяй! {Болван!; Бандит/ и т. п.); Что ты натворил!;

Как тебе не стыдно! и др. Отметим также, что высказы­вания с общеоценочными и аффективными словами не любят отрицания (т. е. указания на неистинность оценки); ср.: Прыжок* был великолепен и * Прыжок был не великолепен и т. п. Иными словами, фразы такого рода не переводятся в противоположную оценочную зону. Частнооценочные признаки также недоста­точно явно соотносятся с противолежащими, что отра­жается в специфической структуре антонимии (ср. ум­ный — глупый, нарастание по признаку ума не обя­зательно предполагает убывание признака глупости и т. п.). Как правило, движение по шкале оценок свя­зано с нарастанием — убыванием лишь данного при­знака.

Глаголы предпочитать, улучшать, ухудшать и неко­торые другие предполагают оценочные объекты, всегда относящиеся к одной зоне хорошего или плохого; но ср. исправлять, где происходит переход от плохого к хорошему [Мартынова 1984],.

Положительная и отрицательная оценки связаны также с разными модальностями, ср.: надежда и угроза, предостережение и совет; надежда: Я надеюсь, что ты выполнишь мою просьбу, пропозиция в диктуме оцени­вается знаком «+» (в том числе п при отрицании в мо­дусе); угроза — всегда знак «—»: Ты у меня попля­шешь! предостережение — всегда знак «—»: Не упади1 (упасть плохо); совет — всегда знак «+»: Я советую тебе принять зто предложение, то, что он советует, говорящий считает хорошим для адресата (см. III, 3.4). Прагматический аспект оценки также не предполагает симметрии «-}-7—». Так, косвенные речевые акты ориентированы лишь на один из знаков оценки: Лучше бы ты ушел, но не *Хуже бы ты ушел. Оценоч­ные высказывания с разными знаками имеют разные иллокутивные цели: Как ты хорошо выглядишь! — одобрение. Как ты плохо выглядишь! — сочувствие (см. IV, 1.2).

Иными словами. «Грамматике слова good» [см. Vend- ler 1967, русск. перев. Вендлер 1981] не может быть по­ставлена в соответствие «Грамматика слова bad», а «Грамматике оскорблений» [см. Ruwet 1982] — «Грам­матика похвал».

Глава вторая

Семантические особенности оценки

1. Субъективный и объективный фак­торы в оценке. Важнейшей особенностью оценки является то, что в ней всегда присутствует субъектив­ный фактор, взаимодействующий с объективным. Оце­ночное высказывание, даже если в нем прямо не выра­жен субъект оценки, подразумевает ценностное отноше­ние между субъектом и объектом. Всякое оценочное суждение предполагает субъект суждения, т. е. то лице (индивидуум, социум), от которого исходит оценка, и его объект, т. е. тот предмет или явление, к которому оценка относится. «Выражение или приписывание цен­ности (оценивание) является установлением опреде­ленного отношения между субъектом или субъектами оценки и ее объектом» [Ивин 1970,12—13]. «В конечном счете мерилом ценности всего сущего является сам че­ловек в совокупности всех проявлений его жизнедея­тельности». Этот человек, в зависимости от обстоя­тельств, может быть представлен «конкретно-историче­ским индивидом, определенной социальной группой, человеческим обществом в целом» [см. Василенко 1964, 5].

Присутствие оценочного субъекта предполагает не­которые особые свойства оценочного рассуждения и в первую очередь возможность спора об оценках, при котором сталкиваются разные мнения: А. По-моему, это замечательный роман; В. По-моему, бездарный; А. Он слывет хорошим специалистом; Б. К сожале­нию, это не так. Субъективный аспект определяет также состав аксиологических предикатов как одного из элементов оценочной структуры. Такие предикаты, как считать, считаться, казаться, слыть и др., от­ражают субъективный характер оценки. Ср.: Он счи­тается порядочным человеком и Он порядочный человек (см. II, 2.2).

Субъективный компонент предполагает положитель­ное или отрицательное отношение субъекта 'оценки к ее объекту (иногда его представляют в виде отноше­ний «правиться/не нравиться», «ценить/не ценить», «одобрять/не одобрять» и т. п.), в то время как объек­тивный ¹ (дескриптивный, 'признаковый) компонент оценки ориентируется на собственные свойства предме­тов или явлении, на основе которых выносится оценка. В высказываниях субъективный и объективный аспекты оценки могут быть разделены: так, говоря Мне нра­вится этот фильм, субъект оценки ничего не сообщает о свойствах самого фильма, а лить о своем отношении к нему. Способностью обозначать субъективное от­ношение как таковое обладают в первую очередь гла­голы; ср. уважать, любить, ценить, презирать, не­навидеть кого-н., радоваться чему-н. и т. п.: Он ува­жает старших-, Я его презираю и т. п. (Признаки объекта иногда вводятся дополнительно, в виде мотиви­ровок, ср.: Мне нравится этот фильм, он талантливо поставлен, но мотивировки могут и отсутствовать.) Чисто субъективное отношение передается также аффек­тивными словами при непосредственной коммуникации, где эти слова теряют свой дескриптивный смысл: Когда проходил мимо их порядочный человек, Ванюша показы­вал ему язык, бегал за ним и изо всей силы кричал: «Пья­ница, урод, развратник1 Зубоскал, писакаI Безбожник, нигилист/» — и кидал в него грязью (Пушкин, Детская книжка).

Оценочные определения всегда предполагают свой­ства объекта; ср.: Этот фильм хороший-, Эта дорога плохая-, Это негодный вариант; Это великолепный ход.

Важно подчеркнуть, что противопоставление субъ­екта/объекта в оценочной структуре и субъектив­ности/объективности в семантике оценки — это не одно и то же. И субъект, и объект оценки предполагают существование обоих факторов — субъективного и объективного. Так, субъект, оценивая предметы или события, опирается, с одной стороны, на свое отношение к объекту оценки («нравится/не нравится»), а с дру­гой стороны, на стереотипные представления об объекте и шкалу оценок, по которой расположены присущие объекту признаки (см. II, 1.2, 3). В то же время в оце­ночном объекте сочетаются субъективные (отношение субъект — объект) и объективные (свойства объекта) признаки. Так, когда идет речь о том, что вода теп­лая/холодная, подразумеваются и свойства самой воды, и ощущения субъекта. Высказывания Я узнал замечательную, потрясающую новость и Я узнал сен­сационную, интересную новость включают и собственно оценочные (субъективные) и дескриптивные (объектив­ные) смыслы, причем в первом примере выражается

Прежде всего отношение субъекта к событию, а во вто­ром — эксплицируются и дескриптивные свойства этого события; однако в обоих случаях сообщается нечто и о субъекте, и об объекте. В выражениях естественного языка, которые приписывают объекту те или иные свойства, оценочный и дескриптивный компоненты не­разрывно связаны и во многих случаях неразделимы. Это относится как к семантике отдельных слов, так и к целым высказываниям, содержащим оценку (подроб­нее см. ниже). В структуре оценки корреляции субъект/ объект и субъективное/объективное находятся в слож­ном взаимодействии.

Соотношение субъективного и объективного явля­ется основной проблемой, вокруг которой разворачи­ваются споры о философской сущности ценностей и о природе оценочных суждений. История изучения оценки характеризуется постоянной борьбой двух на­правлений, одно из которых опирается на представле- ние^ что основным в оценке является субъект в его отношении к объекту, а другое считает основным для оценки свойства объекта (что есть «хороший», свойство или отношение, см. [Hudson 1980, 79]). Эти направле­ния в основном развивались в сфере этических теорий, однако многие их положения представляются сущест­венными для изучения оценки с лингвистических по­зиций. Первое направление нашло свое наиболее явное выражение в концепциях эмотивизма, где оценочные значения рассматриваются лишь как выражение эмо­ций субъекта, как отношение субъекта к объекту (Ауег, Stevenson, Hare и др.). Так, как полагал Айор, выска­зывание Ты поступил плохо, украв деньги можно трак­товать как Ты украл декьгц+интонация испуга и восклицательность, которые ничего не добавляют к бук­вальному значению, а лишь показывают, что восклица­ние сопровождалось эмоциональной реакцией со сто­роны субъекта [см. Hudson 1980, 110]. Некоторые авторы понимают «эмотивность» очень широко, считая, что практически в любом высказывании содержится змотивный аспект, так как даже сообщение о факте что-то меняет в психическом состоянии слушателя, предписывая ему соответствующие эмоциональные со­стояния [ср. Hare 1949]. В эмотивном аспекте оценки разделяются при этом собственные эмоции субъекта (Какой я дурак!; Как жаль! и т. п.) и эмоции, которые субъект хочет внушить собеседнику (в высказываниях, касающихся собеседника, например, в оскорблениях, а также в высказываниях, относящихся к 3-му лицу: Как он глуп!). Ср. экспрессивные (expressive) и эвока- тивные (evocative) высказывания у Хеара [Hare 1949, 38]. Очевидно, что эти два аспекта эмотивности часто совмещаются.

Авторы, близкие к идеям эмотивизма, возражают против самого наименования «хорошего» свойством на том основании, что этот признак не принадлежит собственно объекту. Исходя из субъективности оценки, сторонники эмотивизма считают, что оценку нельзя рассматривать ни как истинную, ни как ложную, так как она не может быть верифицирована. Невозможен также спор об оценках типа: А. Это правильно. Б. Это неправильно. Как считал Айер, в таких спорах аргу­менты затрагивают факты, а не оценку [Ауег 1936, цит. по Hudson 1980, 112]. Очевидно также, что, согласно этой концепции, эмоциональная сторона в оценке первична, а рациональная вторична.

Противоположное направление опирается нэ идею, что оценочные значения следует рассматривать как принадлежащие объектам, и таким образом они пред­ставляют собой не отношения, а свойства (натурализм). Как считали представители крайнего из течений, при­надлежащих к этому направлению (интуиционизм), оценочные свойства, в том числе моральные, являются объективной реальностью и присущи действиям и со­стояниям дел [см. Hudson 1980, 2]. В рамках этих концепций предполагается, что оценочные свойства следуют как логический вывод из дескриптивных, по­скольку оценка основана на объективных признаках предметов и явлений. Соответственно эмоциональная оценка вытекает из рациональной, и спор об оценках оказывается допустимым. Развитием идей натурализма явилось представление, что оценочные свойства соотно­сятся с функциями вещей (функционализм): так, хо­роший нож — это такой, который хорошо режет; X — хороший отец означает, что X хорошо выполняет соответствующие функции — кормит и одевает детей и т. п. [Наге 1967, 97 и след.]. Таким образом, для функциональных термов значение определения хороший можно вывести на основании логических критериев, а для других обозначений объектов критерии должны быть логико-эмпирическими. Легко заметить, что имен­но эти идеи легли в основу лингвистического анализа значения слова хороший у Дж. Катца (Katz 1964] и 3. Вендлера [Vendler 1967].

Попытки преодолеть односторонность и того и дру­гого направлений в их крайнем виде стали основой для анализа важнейших проблем оценки, которые в свою очередь дали толчок дальнейшим исследованиям. Так, было показано, что необходимо принимать во внимание различие между собственными и оценочными свойствами предметов. Автор классических «Принципов этики» Дж. Мур, сравнивая слова желтый и хороший, назвал первое из них естественным (natural) свойством, а вто­рое не-естественным (non-natural). При этом Дж. Мур отметил, что невозможно описать значение слова хо роший на основании свойств объектов, к которым при­меним признак «хорошо», — это так называемая «на­туралистическая ошибка» (naturalistic fallacy). Он под­черкнул, что «псе суждения о добре всегда являются синтетическими и никогда аналитическими, и ясно, что это вопрос не тривиальный» [Moore 1903; русск. перев. Мур 1984, 63]. Вопрос о переходе от дескриптивных свойств к оценке оказался, таким образом, в 'центре внимания исследователей.

Дальнейшее развитие идей двух направлений и стремление найти выход из противоречий, возникающих при одностороннем подходе, дало, в частности, толчок исследованиям семантики прилагательных как основ­ного вида признаковых слов. Так, ,П. Ноуэлл-Смит, рассматривая вопрос о том, при каких условиях упо­требляется данное слово и для какой цели, делит при­лагательные на группу A (aptness-words) и группу D (descriptive-words). Первые указывают, что предмет имеет некоторые свойства, которые способны вызвать эмоции, а вторые входят в описание (дескрипцию). Кроме того, выделяется группа G (gerundive-words), обозначающая свойство, которое-должно повлечь за со­бой некоторое действие. Ср. платье красное (D), удоб­нее (А) и неприличное (G). Это деление условно, так как прилагательные одной группы в соответствующих контекстах могут выступать в функции другой [Nowell- Smith 1957, 55 и след.]. В таком делении отразилась, в частности, концепция так называемого прескрипти- визма, ь которой выдвигается на первый план пре- скриптивная функция оценки: Это хорошо, выбирай это или Это плохо, не поступай, так [ср. Hare 1949].

Классификацию тИИов оценки, основанную на видах объектов и семантике сочетаний со словом хороший, предложил X. фон Вригт. Он постулирует следующие шесть «форм добра»: 1) добро инструментальное: хоро­ший нож, часы ит. п.; 2) техническое: хороший шофер, оратор; 3) медицинское, включающее такие объекты как глаза, сердце, память; 4) утилитарное, подразуме­вающее пригодность, полезность для определенной цели: хороший план, случай, хорошая возможность, новость; 5) гедонистическое: хороший запах, вкус, обед, погода; и, наконец, 6) добро человека: хороший поступок, намерение [Wright 1963].

Взаимодействие субъекта оценки с ее объектом лежит в основе классификации частнооценочных значе­ний, предложенной Н. Д. Арутюновой. ]£ак подчерки­вает Н. Д. Арутюнова, «оценка создает совершенно особую, отличную от природной, таксономию объектов и событий» [Арутюнова 1984]. Среди частнооценочных значений выделяются три группы, которые включают семь разрядов.

Первая группа — это сенсорные оценки, они де­лятся на: 1) сенсорно-вкусовые, или гедонистические, оценки — то, что нравится: приятный, вкусный, при­влекательный, душистый и 2) психологические, среди которых различаются: а) интеллектуальные оценки: интересный, увлекательный, банальный и б) эмоцио­нальные": радостный, желанный, приятный.

Вторая группа — это сублимированные, или абсо­лютные, оценки: 1) эстетические оценки, основанные на синтезе сенсорных и психологических: красивый, прекрасный; 2) этические оценки, подразумевающие нормы: моральный, добрый, порочный.

И, наконец, последние три разряда, составляющие третью группу, — зто рационалистические оценки, свя­занные с практической деятельностью человека. Они включают: 1) утилитарные: полезный, вредный; 2) нор­мативные: правильный, нормальный, здоровый; 3) телео­логические: эффективный, удачный, негодный.

Как можно видеть, анализ оценки в собственно лингвистическом плане также опирается на понимание субъективного и объективного аспекта значений оце­ночных слов и высказываний в их соотношении. В оце­ночных выражениях субъективное и объективное не­разрывно связаны, образуя континуум, где та и дру­гая сторона на растают/убывают обратно пропорцио­нально друг другу,

2. Оценочный и дескриптивный компоненты значения. Общая и част­ная оценка. В языковых оценочных структурах описанные выше субъективные и объективные свойства находятся в сложном взаимодействии. Если рассмот­реть такие выражения, как, например, красное, круг­лое, спелое яблоко', большая квадратная старинная картина, то очевидно, что в них идет речь о тех при­знаках предметов, которые являются их собственными свойствами. Напротив, такие сочетания, как хорошее яблоко, замечательная картина сообщают не о свой­ствах самих картин, а о тех, которые им приписывает субъект оценки. Первый ряд прилагательных можно назвать дескриптивными, а второй — оценоч­ными.

Обозначения первого ряда могут содержать и оце­ночный компонент; ср.: талантливый, усердный, доб­рый, нахальный, глупый и т. д. Их называют частно- оценочными. Слова второго ряда (хороший, отличный и т. п.) называются общеоценочными.

Вопрос о дифференциации двух рядов признаков и их соотношении друг с другом является весьма спор­ным. Очевидно, что и собственные свойства предметов, по крайней мере некоторые из них, не лишены субъек­тивного аспекта. Так, спелое яблоко предполагает субъективное (социально обусловленное) представле­ние об этом свойстве, большая картина также пред­полагает социальные стереотипы, известные субъекту оценки. Самыми «объективными» являются признаки цвета и формы, однако и в них присутствует субъектив­ный аспект [ср. Parikh 1983, 258]. С другой стороны, собственно оценочные определения опираются на свой­ства объектов и в этом смысле также не могут считаться чисто субъективными (ср. прекрасный день, т. е. сол­нечный, не слишком холодный и т. п.). По соотношению субъективного и объективного факторов свойства рас­полагаются по непрерывной шкале, на одном конце которой находятся такие, например, признаки, как треугольный, алюминиевый, а на другом — собственно оценочные: замечательный, великолепный.

Субъективный и объективный компоненты оценоч­ного значения в языке представляют собой диалекти-

ЧеСкое единство С весьма сложными и меняющимися соотношениями в пределах каждого ряда языковых единиц. Связь дескриптивного и собственно оценочного («эмотивного») смысла в значениях слов наиболее оче­видно проявляется в системе прилагательных, для ко­торых основной является признаковая семантика. Среди прилагательных можно выделить дескриптивные слова, которые не содержат никакой оценки (например, пор­тугальский, медный, утренний, двуногий, пестрый и т. п., к этому типу принадлежит большинство относи­тельных прилагательных) и собственно оценочные (хо­роший, отличный, великолепный, потрясающий, пло­хой, дрянной, скверный, ужасный, отвратительный и т. п.), которые обозначают только оценку со знаком «+»(«хорошо») или «—»(«плохо»), с той или иной мерой интенсификации и/или эффективности (см. 1, 2.5). Так, великолепный — это «хороший-^ интенсификация», дрян­ной — это «плода?й+интенсификация+аффективность». Отметим, что потрясающий может означать «хоро- пнш/плохой+интенсификация-(-эффективность». Однако лишь часть прилагательных имеет чисто оценочный или чисто дескриптивный смысл. Большинство при­лагательных, как и вообще оценочных слов, их совме­щают. Ср., например: увлекательный, талантливый и скучный, бездарный. Эти пары слов сходны по оценоч­ному знаку «+» («хорошо») для двух первых и «—» («плохо») для двух вторых, но различаются по смыслу, относящемуся к свойствам объекта оценки.

Прилагательные, которые так или иначе сочетают оценочный смысл с дескриптивным (напомним, что их называют частнооценочными в отличие от общеоценоч­ных «хорошо»/«плохо»), составляют непрерывный ряд, где два эти смысла комбинируются в разных пропор­циях. Характерный для прилагательных процесс — приобретение относительными прилагательными ка­чественных признаков — означает сдвиг по шкале со­отношения объективного и субъективного, дескриптив­ного и оценочного. Оценочные смыслы особенно часто возникают тогда, когда объект оценки как-то связан со сферой человека, лица, так как почти любой признак лица может предполагать оценку; ср.: каменный дом и каменный взгляд, круглый стол и круглые глаза, крас­ный карандаш и красный нос. Качественное значение таких прилагательных нередко подразумевает мета­фору. Отметим, что в романских языках противопостав-

Ление по оценочным и неоценочным признакам разли­чает относительные прилагательные и конструкции с предлогом de; последние менее склонны к окачествле- нию [ср. Салехова 1974, Persson 1974 и др.].

Дескриптивные признаки полностью погашаются, когда на первый план выступает субъективный аспект оценки. Это происходит, например, когда слово употреб­ляется как бранное: Осел/, Разбойник! и т. п. Прилага­тельные, содержащие в самом своем значении высокую степень интенсивности, также легко становятся чисто оценочными (ср.: вопиющий, замечательный, ужасаю­щий). Однако при этом всегда сохраняется возможность «гальванизации» внутренней формы при игре слов и т. п., как это происходит с фразеологическими едини­цами.

В большинстве случаев оценочный смысл имплика- тивно связан с соответствующим дескриптивным (как уже говорилось, ряд авторов трактуют оценочные значения как логически вытекающие из дескриптив­ных). В естественном языке оба аспекта — дескриптив­ный и оценочный — обычно совмещаются. Это совмеще­ние реализуется как в семантике самих оценочных слов, так и в высказываниях, содержащих оценку, причем именно в высказывании обнаруживается ряд харак­терных свойств оценочной семантики ¹.

Два компонента значения —дескриптивный и соб­ственно оценочный можно разделить в описании семан­тики высказываний и отдельных слов. Так, например, внимательный в Он внимательный читатель означает «проникнутый вниманием, сосредоточенный» [Ожегов, 1981], это дескриптивный компонент значения. Эти ка­чества в «картине мира» оцениваются как «хорошие», и, следовательно, высказывание содержит и оценочный компонент «и это хорошо». Ср. еще пример: Вася боль­шой нахал, что может трактоваться как «беззастенчи­вый, грубо-бесцеремонный и дерзкий человек» [Ожегов 1981], это дескриптивный компонент, «и это плохо» — оценочный. В словаре второй компонент, как правило, не отражается, хотя у таких слов, как нахал, он явля­ется постоянным.

Соотношение оценки и дескрипции меняется в за­висимости от синтаксической позиции. Типичной пози­цией, где дифференцируются дескриптивные и оценоч­ные смыслы, служит предикативная, в которой, как известно, актуализируются и усиливаются признаковые семы. Дескриптивные слова, не имеющие квалификатяв­ного смысла, «не любят» предикативной позиции, ср.: медицинская этика, но *эта этика, —медицинская', отсутствующий ученик, но *этот ученик — отсут­ствующий и т. п. (ср. известную дискуссию о функциях относительных прилагательных: [Bolinger 19671). В то же время именно в предикативной позиции индуци­руются оценочные смыслы с помощью различных средств — интенсификаторов, артиклей, восклицатель­ной интонации; ср.: Он большой мастер, но не: *Боль- шой мастер вошел в комнату, порт, es un hombre 'это настоящий человек' и т. п. Предикативная позиция, где актуализируется оценка, противопоставлена анало­гичным по форме позициям идентификации и класси­фикации; ср.: Он—дипломат (профессия)—класси­фикация и Он дипломат, всегда знает, что сказать — оценка; это осел (а не коза) —идентификация и ты осел —оценка.

Явным образом разница между оценочными и де­скриптивными смыслами проявляется в тех конструк­циях, которые отражают движение по оценочной (ква- лификативной) шкале (см. II, 1.2). Прежде всего, это конструкции с интенсификаторами. Ср.: *Это совер­шенно каменный дом, но: У него совершенно каменный взгляд; *Это очень красный карандаш и Он пришел

с очень красным носом. Возможность вступать в сочета­ния с интенсификаторами сигнализирует о сдвиге от дескриптивного к оценочному значению.

Еще один типичный контекст для оценочных значе­ний — сочетания с усилением «истинности» признака, с прилагательными типа настоящий, истинный и т. п.; ср. Он художник (классификация) и Он истинный художник (оценка); Он разбойник (классификация) и Он настоящий разбойник (оценка с интенсификацией). Оценочный смысл актуализируется в экспрессивных высказываниях с восклицательным словом какой! и аналогичными словами, обозначающими высокую сте­пень качества (что за!. .; вот так!. . и др.); ср.: Какая умница!; Какой полководец!, но * Какой лейтенант!; Какой замечательный, великолепный, интересный фильм!, но *Какой двухсерийный, цветной фильм! Фраза Какой французский фильм! возможна, если при этом французский понимается как качественное обозна­чение со значением «типичный, характерный для фран­цузского кино». Но вряд ли можно сказать: *Какой португальский фильм!, прилагательное португальский в этом сочетании не предполагает стереотипа (см. ниже).

Противоположный характер носит контекст вопроса с какой?, где в ответе могут быть лишь дескриптивные слова, но не слова чисто оценочные, так как последние не несут информации об объекте, а отражают лишь субъективный аспект оценки: Какой фильм ты смо­трел? — Французский, но пе * Потрясающий [см. Крейд- лин, Рахилина 1984].

Подчеркнем, что о собственно оценочных высказы­ваниях говорят лишь тогда, когда оценка составляет цель сообщения. Однако в любые тексты могут вклю­чаться оценочные обозначения, которые входят как части в дескриптивные структуры: Он слушал с интере­сом; Мы получили важное сообщение. При этом оценка чаще всего оказывается в реме. Оценочный смысл могут иметь чисто дескриптивные высказывания, если описываемое в них положение вещей в «картине мира» говорящих расценивается как хорошее или плохое: Дорога была каменистой, мы с трудом продвигались вперед; их можно назвать «квазиоценочными».

Проблема соотношения дескрипции и оценки имеет еще один аспект — это вопрос о первичности или вто- ричности оценочных и дескриптивных признаков, ко­торый в логических теориях оценок, как было скапано выше, является спорным. Отметим, что дескриптивные признаки оказываются первичными, если идет речь об оценочных выводах. Ср., например, оценку и ее мотивировки: Мне нравится эта книга, потому что она интересная, умная, занимательная, но не *Эта книга интересная, занимательная, умная, потому что она мне нравится — свойства объекта мотивируют оценку, но не наоборот. Ср. также: Эта ручка хорошая, потому что она тонко пишет, но не *Эта ручка тонко пишет, потому что она хорошая.

Логическая первичность дескриптивного признака и вторичность оценки отражается также в порядке компо­нентов таких высказываний, как: Он глуп, и это меня огорчает, но пе *Меня огорчает, и он глуп; ср. также: Студент хорошо отвечал, и преподаватель обрадо­вался, но не * Преподаватель обрадовался, и студент хорошо отвечал.

Порядок оценочных и дескриптивных признаков определяет и порядок слов в предикативной позиции при сочетании общеоценочных и частнооценочных опреде­лителей: Это кресло хорошее, удобное, второе прилага­тельное мотивирует или конкретизирует оценку. Но ср.: Это кресло удобное, хорошее — второе прилагательное лишь усиливает оценку; ср.: Это кресло удобное, просто замечательное. Частный и общеоценочный признак не объединяются сочинительным союзом: *Эта книга хорошая и интересная; *Эта книга интересная и хо­рошая. Ср. также порядок слов в определительных сочетаниях: хороший удобный диван и *удобный хоро­ший диван. Эта особенность сочетаний частнооценочных и общеоценочных слов отмечалась, хотя в несколько другой связи, рядом авторов [ср., например, Ziff 1960; Vendler 19671.

3. Функция выражения и функция замещения оценочных сл о .в. Присут­ствие в оценке Субъективности (собственно «оценоч- ности»), с одной стороны, и указания на свойства объекта — с другой, позволяет разделить две функции оценочных слов, в первую очередь прилагательных и наречий, —функцию выражения и функцию замеще­ния.

Совмещение функции выражения и функции замеще­ния касается главным образом общеоценочных понятий «хороший/плохой». В обозначениях эта книга хо­рошая, он плохой человек выражается отношение субъ­екта к объекту оценки (функция выражения). «Чувства удовольствия и неудовольствия, наслаждения и страда­ния, желания, стремления, предпочтения и т.д. могут выражаться не только с помощью таких слов как нравится, люблю, возмущен, ненавижу и т. п., но и с помощью наиболее общих оценочных понятий» [Ивин 1970, 36—37]. В другой функции, замещения, оценоч­ные слова «хорошо/плохо» указывают па те или иные совокупности свойств, являясь как бы обобщающими именами класса свойств с определенным знаком, «+» или «—»; так, говоря, что карандаш хороший, имеют в виду ряд его качеств, таких как степень мягкости грифеля, то, что его удобно держать и т. п. Вкусное яблоко подразумевает не только то, что оно доставляет удовольствие субъекту, но и то, что в нем определенным образом сочетается кислота и сладость, что оно не слишком жесткое и т. п. Естественно, что общеоценоч­ные термины, применительно к разным вещам, заме­щают разные их свойства, ср. хороший учитель и хо­рошая лопата, т. е. подразумевают разные аспекты оценки (см. II, 1.4).

Функция выражения в оценочных высказываниях выступает на первый план в тех случаях, когда субъект обозначает с их помощью свое отношение к объекту. Выполняя функцию замещения, общеоценочные слова характеризуют отношение объекта к стереотипу, точ­нее, степень соответствия или несоответствия ему. Так, хорошая машина подразумевает, что она соответствует всем требованиям, которые предъявляются к стерео­типу, а плохая машина указывает на отклонение от него в худшую сторону (см. II, 1.3).

4. Проблема истинности оценки. С соотношением субъективного и объективного в оценке связан вопрос об истинности оценочных высказываний, т. е. вопрос о том, можно ли вообще говорить об истин­ности/ложности оценки, и, если можно, то на основа­нии чего истинность или ложность приписывается оценочным суждениям. Этот вопрос решается по-раз­ному в зависимости об общих взглядов на оценку. Долгое время было принято считать, что оценочные высказывания не являются ни истинными, пи ложными, так как они не могут быть верифицированы, т. е. про­верены путем соотнесения с действительностью. Такой взгляд обусловлен наличием у оценки субъективного аспекта и характерен для концепции субъективизма. Классическая логика полагает, что каждое высказыва­ние истинно или ложно и всякая дизъюнкция формы чР или не Р» истинна (закон исключенного третьего). Так, поезд пришел и поезд не пришел составляют пару, где одно высказывание истинно, а другое ложно. Ср., однако, высказывания этот поезд удобный и этот поезд неудобный. Их истинность или ложность прове­рить трудно. Она может зависеть как от критериев удобства, так и от того, кто является субъектом оценки. Тем более это относится к высказываниям с общеоце­ночными словами. Чем выше степень субъективности в оценке, тем труднее судить об ее истинности. «Оценки, в которых слова «хороший», «плохой», «лучший», «худ­ший» выполняют только функцию выражения, не являются ни истинными, ни ложными. Они ничего не описывают и ничего не утверждают» [Ивин 1970, 45]. Однако присутствие в оценке дескриптивного фактора, отражающего объективные свойства предметов и собы­тий, заставило предположить, что утверждение о том, что оценки не являются ни истинными, ни ложными, нуждается в пересмотре. Было высказано мнение, что вопрос об истинности должен ставиться по-разному для разных видов оценок. Согласно этим концепциям, оценочные суждения о функциях (нож хороший) можно рассматривать как истинные или ложные. В то же время решение вопроса об истинности гедонистических оценок зависит от типа высказывания. Суждение это яблоко вкусное неоднозначно: высказанное как мнение 1-го лица, оно подразумевает нечто вроде «это яблоко кажется мне вкусным», в то время как та же оценка, представ­ленная как сообщение о положении вещей в реальном мире («это яблоко является вкусным»), может быть истинной или ложной, так как перед нами уже не соб­ственно оценивающее («эмотивное») суждение, а сужде­ние об оценке [Wright 1963, 24—30, 71—75, 99—101]. Как можно видеть, вопрос об истинности оценок ста­вится в зависимость от отношения субъект — объект и от степени субъективности суждения. В этой связи было выдвинуто предположение, что истинность оце­ночных суждений не является дискретной (да/нет), а должна быть представлена как континуум, на котором располагаются высказывания от истинных до ложных. Высказывания, которые помещаются в неконечных точках шкалы, можно считать неопределенными (vague). В логическом пространстве такие высказывания соот­ветствуют размытым зонам, им можно приписывать истинность или ложность, но с поправкой на непрерыв­ность шкалы. Такая точка зрения, принятая рядом авторов, опирается на общие концепции размытых множеств [ср. Sanford 19761. Другой подход к этой проблеме развивается в рамках семантики «возможных миров» и так называемых пропозициональных уста­новок, отражающих отношение личности к положению дел. Как писал Я. Хинтикка, «нам гораздо ближе и понятнее относительно повседневное понятие истин­ности в некотором возможном мире, чем такие специа­лизированные понятия, как логическая истинность, логическое следование и т. п.» [Хинтикка 1980, 39]. Развитие этих идей привело к представлению, что оценочные высказывания могут быть истинными или ложными в зависимости от их отношения к «возмож­ным мирам» субъекта оценки. Такой подход представ­ляется наиболее адекватным для лингвистического ана­лиза, так как он привлекает внимание к ряду собственно языковых особенностей оценочных структур.

В теориях, включающих понятие «возможных ми­ров», предполагается, что мнение всегда высказывается в рамках концептуальной системы носителя языка ². Та часть этой системы, которая связана с оценками, включает входящие в структуру оценки представления о стереотипах, о шкале оценок и, что особенно важно,

? Под концептуальной системой понимают «систему концеп­тов, представляющих собой — в содержательном смысле — ин­формацию (истинную или ложную), которой располагает ннди- вид-поситель такой системы о действительном или возможном положении вещей в мире (то, что он думает, внает, предполагает, воображает и т. д. об объектах мира в возможно широком пони­кании термина «объект»). В более строгом смысле концепт может рассматриваться как интенсиональная функция от возможного мира к его объектам. Построение концептуальной системы есть. . . вместе с тем и построение концепта-функции, воплощаю­щей выбор, предпочтение, отдаваемые в данной системе определен­ному концепту или определенной концептуальной структуре в качестве мнения носителя языка — к какому бы аспекту вос­приятия или познания мира оно ни относилось. Множество таких выделенных взаимосвязанных и связанных отношением интер­претаций со всей концептуальной системой структур и обра- »ует „систему мнений", или „концептуальную картину мира" носителя языка» [Павилёвис 1983, 23У—240].

о субъекте оценки. Высказывание об оценке подразу­мевает, что соответствующее мнение входит в «возмож­ный мир» субъекта и может не совпадать с мнением других субъектов в их «возможных мирах». Принадлеж­ность оценок определенным субъектам, их индивидуаль­ным концептам отражается прежде всего в экспликации аксиологических предикатов и через них — указания на субъект: Вася считает, что эта книга интересная; Фильм показался мне скучноватым — высказывания можно рассматривать как истинные относительно кон­цептуальных миров их субъектов. Отсюда возможность споров об оценках: А. Мне кажется, эта комната хорошая. Б. А по-моему, плохая, при этом каждое высказывание рассматривается как истинное с точки зрения своего субъекта. Являются таким образом непротиворечивыми и такие оценки, как: А считает этот ресторан хорошим, а Б — плохим или Этот доктор считается хорошим (субъект — общее мнение), но я с этим не согласен (субъект — говорящий).

Конструкции с аксиологическими предикатами про­тивопоставляются оценочным конструкциям с бытий­ным предикатом, где субъект не выражен: X умный. Такая оценка предстает как истинная не в некотором «возможном мире» субъекта, а в реальном мире и/или во всех «возможных мирах». Ср.: *Х умный, но я с этим не согласен, эта фраза противоречива, так как содержит противопоставление «возможного мира» говорящего всем «возможным мирам», куда входит и мир говоря­щего, и реальный мир. Оценки, представленные как истинные в реальном мире, в прагматическом аспекте являются «безапелляционными», они не предполагают возможности спора (см. также III, 1).

В заключение отметим, что в теории речевых актов высказывания типа оценочных рассматриваются с точки зрения не истинности, а искренности говорящего 1см. Gordon, Lakoff 1971]. Очевидно, что «искренность» можно соотнести с истинностью в концептуальном мире говорящего и соответствием высказывания этому миру.

* 5. Свойства оценочного предиката.

1) «Э м о т и в н о с т ъ» («о ц е н о ч н о с т ъ»). Описанные выше особенности оценки определяют спе­цифику ее семантического описания. В сложном взаимо­действии субъекта оценки и ее объекта можно выделить компонент, который подразумевает отношение (хоро­шее/плохое) субъекта к объекту, рассматриваемое независимо от того, какими свойствами обладает объект. Этот компонент можно назвать «оценочностью», или «эмотивностью». В настоящей работе термин «эмотив- ность» употребляется условно, он не связан непосред­ственно с представлениями об эмоциях, эмоциональ­ности, экспрессивности и т. п., может подразумевать как эмоциональную, так и рациональную оценку (см. ниже). Французские авторы употребляют в аналогич­ном смысле термин evaluatif 'оценочный' [ср. Kerbrat- Orecchioni 1980]. «Эмотивность» как собственно «оценоч- ность» в том смысле, который подразумевается в данной работе, лишь косвенно соотносится с эмотивностью в теориях эмотивистов, где это понятие входит как основное в общую концепцию и подразумевает к тому же не просто отношение субъекта к объекту, но отноше­ние, связанное с эмоциями. Следует подчеркнуть, что эмотивность соотносится с субъективным аспектом оце­ночных высказываний, но не равнозначна представле­нию о его субъекте. Роль субъекта в оценке несравнен­но шире, чем эмотивный аспект как таковой, так как оценка включает и рациональные представления о шкале и стереотипе, также принадлежащие субъекту оценки.

«Эмотивность» («оценочность») есть основной при­знак предиката г в структуре А г В и реализуется в двух значениях—«хорошо/плохо». Как следует из сказанного выше, этот признак присутствует в любых оценочных высказываниях и может сочетаться с дру­гими признаками, относящимися как к сфере субъекта, так и объекта. «Эмотивный» (собственно оценочный) компонент характеризует прежде всего глаголы, ко­торые, как уже говорилось, указывают лишь на отно­шение субъекта к объекту, но не обозначают свойств последнего, такие как нравиться/не нравиться, це­нить, одобрять и т. п. Ср.: Мне нравятся яблоки, а Васе — груши; здесь обозначаются не свойства объекта, а лишь отношение к нему субъекта: А г («хо­рошо») В; AjT («хорошо») Bj. «Эмотивность» содержится также в семантике глаголов эмоционального отношения радоваться, огорчаться чему-н., возмущаться и т. п. Причина эмоции является объектом оценки со стороны субъекта эмоции: то, чему я радуюсь, хорошо (с моей точки зрения), то, чем я возмущаюсь, плохо. Эмотив­ность выступает на первый план в оценочных выраже­ниях типа Какая прелесть!, в высказываниях, включаю­щих аффективные слова вроде прекрасный, отличный, скверный, дрянной (см. ниже). Большинство слов- оскорблений также включает прежде всего эмотивный компонент оценки: Так, болван! — в первую очередь говорит об отношении говорящего к объекту оценки, а не о свойствах последнего. Важно, однако, подчерк­нуть, что эмотивность имеется во всех оценочных выражениях, отражая присутствие в них субъекта; ср.: По-моему, это яблоко вкусное — субъект выражает свое положительное отношение к яблоку (но, кроме того, слово вкусный подразумевает, что яблоко имеет некоторые свойства, которые вызывают это отношение). Ср. также: Он мне симпатичен и Он симпатичный человек, в первом примере акцентируется отношение субъекта к объекту, т. е. эмотивный аспект оценки, во втором —свойства самого объекта; но: Я ненавижу этот суп; Можешь не есть твой ненавистный суп — в обоих случаях налицо лишь эмотивная оценка; ср.: Этот человек симпатичный, но *Этот суп ненавист­ный — ненавистный не может обозначать собственные свойства объекта. Отметим, что согласно психолингви­стическим исследованиям между Мне нравится X и X хороший существуют далеко не прямые психологи­ческие корреляции [ср., например, Morris 1956, 165].

Выделение эмотивного компонента оценки часто оказывается условным, это результат препарирования семантики слова или высказывания в лингвистическом описании, так как в большинстве случаев эмотивность неотделима от обозначения свойств объекта. При этом эмотивность иногда обозначают как отдельный модус «и это хорошо/плохо»; ср. интерпретацию фразы: X симпатичный человек — «X обладает некоторыми свойствами, и это хорошо».

2) О ц е н к а эмоциональная и рацио­нальная. Вопрос о том, какой фактор в оценке является первичным — эмоциональный или рациональ­ный, является одним из ведущих в аксиологии и часто оказывается решающим для противопоставления субъ­ективизма и объективизма в теории оценок. Для змоти- вистов первичной является эмоция, непосредственная реакция на события, которая определяет оценку. Согласно крайне субъективистской точке зрения (Ste­venson, Barnes, Ayer) высказывание Это хорошо вы­ражает только чувство и равносильно восклицанию Ах!, а общеоценочное слово хорошо/плохо есть лишь знак положительного эмоционального отношения [см. Hudson 1980, 105 и след.].

Напротив, объективисты считают, что в эмоциях скрыты суждения и что в любом случае эмоции и от­ношения (attitudes) зависят от наших суждений, экспли­цитных или имплицитных, о положении вещей. Если меняется мнение о нем, то меняются и эмоции [см., например, Prior 1949, 79 —80].

В естественном языке не может быть чисто эмоцио­нальной оценки, так как язык как таковой всегда пред­полагает рациональный аспект; ср. вздох как выраже­ние эмоции огорчения и языковое выражение Вот беда!, где имеется обозначение понятия «беда». Таким обра­зом, разделение чисто рационального и чисто эмоцио­нального в языке является условным. Тем не менее способы выражения двух видов оценки в языке раз­личаются, показывая, какое начало лежит в основе суждения о ценности объекта, эмоциональное или рациональное. (Некоторые авторы говорят в этих слу­чаях об интеллектуальной или психологической пози­ции субъекта: 1'attitude intellectuelie ou psychologique du sujet, ср. считать и чувствовать (себя) [в Olsson 1976,- 75].) Язык имеет средства для того, чтобы: а) раз­личить эмоциональную и рациональную оценку; б) от­метить разные реакции на них адресата; в) дифференци­ровать эти два вида оценки при ее интерпретации.

В первую очередь эмоциональной является не­посредственная реакция на объект (предмет, событие), выраженная междометием, аффективными словами, словами-оскорблениями и т. п.: Ах!; Поразительно!; Негодяй! и т. п. Эмоциональная оценка, как правило, бывает экспрессивной (см. ниже). Рациональная оценка предполагает оценочное суждение и способы выраже­ния, учитывающие этот характер оценки, в первую очередь аксиологические предикаты; ср.: Я считаю, что это хорошо и Хорошо!; По всеобщему мнению, он поступил плохо и Негодяй! и т. п. Экспрессивность рациональной оценке не свойственна. Очевидно, однако, что при разных формах оценок соотношение рацио­нального и эмоционального меняется, и не всегда два вида оценки строго дифференцируются. Ср.: Он на­стоящий герой; Он поступил как отъявленный него­дяй — рациональная это оценка или эмоциональная?

Рациональность оценки усиливается, если вклю­чается предикат мнения, а эмоциональность усилн- вается с Помощью экспрессивности и аффективные прилагательных; ср.: Он хороший мастер; Он велико­лепный мастер^-, Какой он великолепный мастер! (нара­стание эмоциональности) и В нем чувствуется хороший мастер; Я считаю его хорошим мастером (нарастание рациональности). Наиболее явно эмоциональная и рациональная оценки различаются в речевых актах, обращенных непосредственно к собеседнику. В этих случаях предполагается и разный перлокутивный эффект: эмоциональная оценка направлена на то, чтобы изменить эмоциональное состояние собеседника и вызвать соответствующую реакцию, а рациональная рассчитана на согласие с высказанным млением. Ср.: Негодяй! — закричал я. Вася обиделся — эмоциональ­ная оценка и соответствующая реакция. Мне кажется, ты ведешь себя отвратительно, — сказал я. — Ты на­прасно так думаешь, — возразил он — рациональная реакция несогласия. Здесь допустимо, однако, и: Клевета! — возмутился он — на рациональную оценку всегда возможна эмоциональная реакция, если оценка так или иначе затрагивает интересы адресата.

От непосредственных выражений эмоциональной и рациональной оценки следует отличать ее интерпрета­ции, которые описывают разные виды оценочных от­ношений. Интерпретация, как правило, выражается глаголами или предикативными словами: нравиться, хвалить, быть в восторге и т. п. (см. IV, 3). В этой связи некоторые исследователи предлагают говорить о языке, который описывает эмоции, и языке, который их выражает, отмечая при этом, что первым мы поль­зуемся мало, а вторым много. Такие высказывания, как Что за прекрасное утро!-, Какой отвратительный тип!, не описывают эмоции, а их выражают [Hall 1961].

Интерпретация описывает как эмоциональную, так и рациональную оценку. Когда оценка представлена как эмоциональная, интерпретируется эмоциональное состояние субъекта; ср. непосредственная оценка:Ка­кой потрясающий спектакль! и интерпретация: Он был вне себя, в восторге, в восхищении от спектакля. Как рациональная, оценка интерпретируется путем отсылки к мнению или отношению субъекта: Спектакль ему очень понравился; Он нашел спектакль великолепным. Ср. также: Я был в восторге, в восхищении от спек­такля — «автоинтерпретация»' оценки как эмоциональ­ной; Спектакль мне показался скучным — как рацио­нальной (см. IV, 3). Подчеркнем, что с эмоциями могут быть связаны разные виды оценок, как сенсорные, так и этические, эстетические и др. Как можно видеть, эмоциональное не равнозначно эмотивному («оценоч­ному»), второе понятие является более общим и вклю­чает и эмоциональное, и рациональное как свои разно­видности. Эмотивный компонент оценки подразумевает хорошее/плохое отношение субъекта к объекту оценки и противопоставляется объективному, который опи­рается на свойства объектов. Эмоциональное и рацио­нальное в оценке подразумевают две разные стороны отношения субъекта к объекту, первая —его чувства, вторая — мнения.

3) «Э к с п р е с с и е н о с т ь». В данной работе экспрессивность рассматривается как свойство не от­дельных слов, а высказывания в целом. Экспрессив­ность выражается интонационной структурой и соответ­ственно восклицательной формой предложения: Какой у нее умный ребенок!-, Это потрясающе!; Что за безобра­зие! Экспрессивность связана с эмоциональной оцен­кой, хотя и не исчерпывает ее. Она, как правило, возникает в тех случаях, когда оценка появляется как непосредственная реакция на событие. В речевых актах экспрессивность оценочных выражений направлена на то, чтобы усилить эмоциональное воздействие на собе­седника, иными словами, увеличить перлокутивный эффект оценочного высказывания. Поэтому экспрес­сивность составляет характерный признак речевых актов, где оценка выступает как основная иллокутив­ная сила; ср.: Как тебе не стыдно! —осуждение, знак «—»; Ты храбрый мальчик! — одобрение, знак «+» (см. IV, 2).

Таким образом, экспрессивный и собственно оценоч­ный аспекты значения слова или высказывания су­ществуют независимо друг от друга. Так, в частности, эстетическая оценка не подразумевает обязательной экспрессивности: высказывание это прекрасно не вле­чет за собой я взволнован, потрясен и т. п., оно может быть чистой констатацией; ср.: Это прекрасно, но остав­ляет меня холодным и, наоборот, Я потрясен! совсем не подразумевает, что это прекрасно [Kerbrat-Orecchioni 1980, 48]. Эмотивность в нашем понимании также не подразумевает обязательной экспрессивности: так, Мне нравится ващ план представляет собой оценку, где эмотивность является ведущим фактором, однако экс­прессивность отсутствует.

4) «А ффектив ноет ь». Оценочные выраже­ния и высказывания характеризуются особым свой­ством— степенью заинтересованности субъекта. Ср., например: Это интересно и Это потрясающе, Я люблю и Я обожаю и т. п. Это свойство можно назвать эффек­тивностью. Оно реализуется как в семантике отдельных оценочных слов, так и в структуре высказывания в це­лом. Под эффективностью некоторые авторы предлагают понимать то обстоятельство, что структура, в которую входит оценочное выражение, не столько описывает положение вещей, сколько подчеркивает, что субъект высказывания заинтересованно относится (s'implique) к событию, о котором идет речь [Milner 1978, 229].

Аффективность выражается разными способами, и в частности словами-интенсификаторами. Так, он глуп, он очень глуп и он немыслимо глуп различаются именно аффективной позицией субъекта. Аффективные сред­ства всегда принадлежат к модальной рамке. Некоторые авторы относят их к элементам метатекста, подчеркивая их прагматическую роль. Как отметила А. Вежбицка, очень и следующее за ним оценочное слово принадле­жит к глубинным предложениям разных уровней, при­чем одно из них является метапредложением по отноше­нию к другому [Wierzbicka 1972, 86]. Очевидно, что степень эффективности интенсификаторов и других подобных единиц неодинакова, они расположены, как и все элементы, относящиеся к оценочной структуре, по шкале убывания/нарастания; ср.: Это очень инте­ресно и Это потрясающе интересно, где степень вклю­ченности субъекта в высказывание различна.

Среди оценочных выражений выделяется особый класс слов, которые содержат аффективность в своем значении; ср. прилагательные потрясающий, замеча­тельный, немыслимый, ужасный, кошмарный, глагол обожать и т. п. В семантике этих слов оценка соче­тается с интенсификацией, а эмотивный аспект значе­ния (ориентированность на субъект) выступэет на пер­вый план. На основании зтого А. Вежбицка предложила тест для различения аффективных и собственно оценоч­ных прилагательных: Говоря объективно, она красива, но не * Говоря объективно, это потрясающе [Wierz­bicka 1980, 336]

.

В классификациях, основанных на различении де­скриптивного и собственно оценочного элементов в се­мантике слов, аффективные слова выделяются в отдель­ный подкласс. Так, например, К. Кербрат-Орекьёни делит Прилагательные на объективные (т. е. дескрип­тивные) и субъективные, а последние в свою очередь — на аффективные и оценочные (эвалюативные); среди оценочных выделяются собственно оценочные (аксио­логические) и не собственно оценочные (не аксиологиче­ские) [см. Kerbrat-Orecchioni 1980, 84].

Adjectifs

objectifs I—s u b j e с t i f s—j

celibataire/marie

adjectifs de couleur affectifs evaluatifs

male/femelle poignant

dr61e

pathetiquenon-axiologiques grand loin chaud nombreux

axiologiques bon beau bien

При исследовании аффективных прилагательных был обнаружен целый ряд особенностей их синтаксиса и семантики [ср. Milner 1978; Elliot 1974]. Эти слова не сочетаются с интенсификаторами, так как занимают крайнюю позицию на шкале качества и не предполагают движения по этой шкале; ср.: *Это очень потрясающий фильм. Но можно: Это совершенно потрясающий фильм, так как здесь усиливается именно крайняя степень признака. Некоторые аффективные прилагательные обозначают высокую степень оценки как таковую, знак «-)-/—» при этом нейтрализуется; ср.: Какое по­трясающее событие1 — событие может быть и хорошим, и плохим. В сочетаниях со словами, которые сами по себе оценки не содержат, аффективные определения имеют оценочный смысл, а в сочетании со словами, в зна­чении которых есть оценка, они служат интенсифи­каторами: Какая ужасная погода! (оценка) и Какая уядасная беда! (интенсификация), ср.: Какая плохая noeodal, но * К акая плохая беда! Слова аффективной

оценки обладают особыми референциониыми свойствами: они предполагают презумпцию существования единич­ного объекта, который они оценивают; ср. Ты живешь в хорошем доме?, но *Ты живешь в ужасном доме?, хотя возможно: Ты живешь в этом ужасном доме?, где ужасный дом — определенная дескрипция (см. III, 6.3; IV, 2.4).

5) Интенсификация. Характерной осо­бенностью выражения оценки является возможность ее интенсификации и деинтенсификации, отражающих движение по оценочной шкале (см. II, 1), ср. хороший, очень хороший, необыкновенно хороший, не очень хоро­ший, довольно хороший и т. п. Движение происходит в зоне «-[-» и в зоне «—», причем и в той, и в другой зоне возможна интенсификация (усиление признака «хо­рошо» или признака «плохо») и деинтенсификация (ослабление признака «хорошо» или признака «плохо). Интенсифицируются не только общеоценочные, но и частнооценочные признаки: умный, довольно, не очень, очень, необыкновенно, потрясающе умный и т. п. Интен­сификация оценки недискретна — нельзя измерить рас­стояние между хорошим и очень хорошим — и не огра­ничена определенным числом позиций, подобно степеням сравнения. Интенсификаторы составляют длинные, слабо организованные ряды из единиц, соотнесенных друг с другом неопределенным образом. Интенсифика­ция может быть выражена в семантике слов; ср.: глу­пый — безмозглый, любить — обожать, а также обо­значаться аффиксами (ср. так наз. абсолютную превос- ходйую степень): Он умнейший человек.Возможность и виды интенсификации и соответ­ствующие ограничения зависят от характера опорного признака и типа его изменений по шк?ле; ср.: совершенно замученный, совершенно счастливый, но *совершенно усталый, * совершенно радостный: усталый, радостный не содержат смысла «предельная степень признака» и не сочетаются с соответствующим интенсификатором. Ср. также очень любить и *оченъ обожать — обожать означает предельную степень признака и не допускает дальнейшего движения по шкале оценок. Интенсифи­цируются не только признаки, выраженные прилага­тельными, но и предикатные семы оценочных имен, глаголов (так наз. degree words 'слова степени' [по Bolinger 1972]). Если интенсификатор относится к эмо- тивному предикату, выражающему лишь оценочное отношение, а не признаки объекта, то усиливается только субъективный аспект оценки: Мне очень, необык­новенно, страшно нравится твое платье.

Средства интенсификации в естественных языках чрезвычайно разнообразны [см. Червенкова 1975; Janus 1981]. Кроме «чистых интенсификаторов» имеется множество языковых выражений, сочетающих интен­сификацию с другими смыслами — качественными при­знаками, эффективностью и т. п. Как интенсификаторы широко используются устойчивые выражения: ненави­деть всей душой; глуп как пробка и т. п. В ряде случаев интенсификация пользуется средствами гиперболы: Она была в полном отчаянии. Весьма разнообразны и сред­ства ослабления признака, деинтенсификации: Он нем­ного глуповат; Она довольно привередлива и т. п. Ин­тенсификация и деинтенсификация асимметричны. В частности, прагматические характеристики интенси­фикации и деинтенсификации, их роль в коммуникации не совпадают (см. Ill, 1; III, 4.3). Об интенсификации в португальском языке см. [Oliveira 1962; Григоренко 1983]

.₍ ЭЛЕМЕНТЫ

г. ОЦЕНОЧНОЙ СТРУКТУРЫ

Глава первая

Имплицитные элементы оценки

1. Общие замечания. Структура оценки предполагает присутствие как имплицитных, так и эксплицитных элементов Т,к, н пример, объект оценки, как правило, бывает выражен. Напротив, оценочная шкала и стереотипы, которые при абсолютных оценках всегда присутствуют в сознании говорящего, не нахо­дят непосредственного языкового выражения. Субъект оценки иногда бывает обозначен, но часто лишь посту­лируется на основе формы оценочного высказывания и контекста, ср Он казался усталым — объект оценки он, субъект — «общее мнение». «Скрытый» субъект оценки со своими оценочными стереотипами весьма важен для анализа художественного текста и роли в нем оценочных выражений. Таким образом, в состав оценочной модальной рамки входят элементы трех типов: те, которые обычно эксплицируются (объект оценки), элементы, как правило, имплицитные (шкала оценок, оценочный стереотип, аспект оценки) и элемен­ты, которые реализуются и в эксплицитном, и в импли­цитном виде (субъект оценки, аксиологические преди­каты, мотивировки оценок).

Как подчеркивает Э. Сэпир, если для логики оце­нок имплицитность или эксплицитность не играет су­щественной роли, то для лингвистического анализа оценок этот вопрос имеет первостепенную важность [Sapir 1944, 103]. Именно поэтому представляется воз­можным разделить элементы оценочной структуры на два типа.

2. Шкала оценок. «Норма». Абсолют­ные оценки как по количественным, так и по качествен­ным признакам всегда, как уже отмечалось, предпо­лагают сравнение (см. I, 1.3). Когда мы говорим, что улица широкая, подразумевается, что улицы могут быть разной ширины и что данная улица располагается в некотором ряду, где улицы расположены по нараста­нию/убыванию этого признака. Большое дерево соот­ветственно предполагает ряд, в котором помещаются деревья разной величины. Только сравнив А с Б, можно сказать, что А — большое, а Б — маленькое. Таким же образом строятся и качественные оценки. Сказать, что данный спектакль интересный, можно только имея в виду другие спектакли, красивое платье предполагает некоторый класс платьев, которые граду­ируются по признаку «красивый/некрасивый» и т. д. При сравнении и градуировании класс объектов, обла­дающих определенным признаком, выстраивается по шкале оценок. Шкала оценок неразрывно связана с природой объектов. Сравнение по определенному признаку осмысленно лишь в пределах однородного класса (см. выше I, 1.4). Так, большая мышь предпо­лагает шкалу для класса мышей, но не для класса животных, в который мыши входят как подкласс: большая мышь не есть большое животное. Для призна­ков как таковых шкала имеет лишь относительный смысл: очень большой — большой — средний — ма­ленький — очень маленький; очень хороший — хо­роший — плохой — очень плохой; вне объектов оценки эта шкала не имеет денотатов. Так, несопоставимы большой самолет и большой велосипед, хороший дом и хорошая погода и т. п.

Структура оценочной шкалы отражает две основ­ные стороны оценки — субъективную и объективную. Шкала учитывает, с одной стороны, отношение субъекта к объекту оценки (я люблю, очень люблю, не очень люблю, терпеть не могу, ненавижу яблоки), а с другой стороны, — свойства объекта, к которому относится оценка: вкусные, очень вкусные, замечательно вкусные, необыкновенно вкусные, не очень вкусные, средние на вкус, так себе на вкус, невкусные, отвратительные на вкус и т. п. яблоки. В первом случае о свойствах объекта ничего не говорится, во втором случае идет речь как о свойствах объекта, так и о субъективном к ним отно­шении. Соотношение собственно оценочного («эмотив- ного») и дескриптивного в оценке определяет сложную структуру оценочной шкалы. В языке разные средства выражения оценки ориентированы на разные стороны шкалы.

Сама по себе оценочная шкала представляет весьма слежную структуру. На ней находится целый ряд приз­наков, которые могут двигаться по нарастающей / убывающей, причем часто независимо друг от Друга. Это субъективный («эмотивный») аспект оценки, де­скриптивные признаки самих объектов в их нараста­нии/убывании, оценка, ориентированная на эти при­знаки. Кроме того, шкала предполагает движение по аффективности, по интенсификации/деинтенсификации признаков, как субъективных, так и дескриптивных, учитывает присутствие/отсутствие крайней точки для данного признака и, возможно, еще ряд параметров.

Свойством шкалы оценок является прежде всего признак нарастания. Оценочная шкала динамична, она развертывается в двух направлениях — в сторону уве­личения и в сторону уменьшения количества данного признака ISapir 1944, 104].

«Семантический комплекс „хорошо — плохо" при­надлежит к разряду градуированных понятий, в кото­рых каждый антоним указывает направление уходящей в противоположные бесконечности шкалы, разделен­ной осью симметрии. . . . Нарастание одного признака по шкале добра и худа оборачивается убыванием друго­го» [Арутюнова 1983, 332—333]. По шкале нарастания/ убывания расположены как общеоценочные, так и ча- стнооценочные признаки. Частнооценочные признаки, которые не организованы как явно противопоставлен­ные, также расположены по шкале: очень умный, умный, менее умный, очень глупый, глупый и т. п. Воз­можность градуирования имеется для любого как ка­чественного, так и количественного признака. Как считает Э. Сепир, все, что может быть квантифициро- вано, будь то предмет (дом) или действие (бежал) или признак предмета (красный) или признак действия (грациозно), имеет внутреннюю способность к градуиро­ванию (intrinsically gradable) [Sapir 1944, 94].

На оценочной шкале есть зона положительного и отрицательного («хорошо/плохо»), между которыми расположена зона нейтрального.

Следует различать объекты, безразличные для оцен­ки, т. е. не находящиеся в сфере оценочной деятельно­сти субъекта (однако, как говорилось выше, в одном из «возможных миров» они всегда могут оказаться в оце­ночной зоне), и нейтральную позицию на шкале оце­нок, где оказываются в известном равновесии признаки «хорошо» и «плохо» Ч Нейтральная позиция в языке

¹ Вопрос о том, что представляет собой вола нейтрального, весьма непрост. Прежде всего употребление терминов «нейтраль- специально обозначается значительно реже, чем пози­ция «хорошо/плохо» [Urmeon 1950]. Слова безразлич­ный, нейтральный, средний употребляются в сравни­тельно узком значении и не указывают на среднюю точку шкалы; ср. безразличный: безразличное отноше­ние, безразличный взгляд. С точки зрения оценки, это скорее плохо. Столь же специальным является слово нейтральный, хотя оно, как можно предположить, содержит сему, указывающую на срединную позицию на шкале признаков: «не примыкающий ни к одной из борющихся сторон, стоящий в стороне»; «не оказыва­ющий ни вредного, ни полезного действия» 1см. Ожегов, 1981]. На параметрической шкале средний означает нейтральную зону, где сбалансированы признаки «много/мало»: средний по размеру, средней длины. Но ср. оценочное значение: среднего качества.

Применительно к языку часто идет речь о трехчлен­ных оценочных подсистемах: ср.: хороший, средний,

нов» и «безразличное» не всегда строго различается, каждый из них может подразумевать две разные стороны оценки (без­различное для оценки и нейтральную позицию). Так, Д. Перри усматривает в проблеме нейтрального, или безразличного (in­different), именно эти два аспекта: 1) существует безразличное для оценки, т. е. вещи и события, которые не входят в ценност­ную картину мира говорящего; категория оценки к ним непри­менима; 2) существует зона безразличного (нейтральная зопа) на шкале оценок, соотнесенная с хорошим и плохим, где безраз­личность рассматривается как позиция на шкале оценок. Следо­вательно, вещи, события, которые могут быть и хорошими, и плохими, могут быть также безразличными (т. е. занимать ней­тральное положение па шкале), если их негативные и позитив­ные члены оказываются сбалансированными. Однако и в этом случае объекты должны принадлежать к классам, имеющим критерии для оценки, независимо от того, имеются ли при­знаки «хорошо/плохо» у данного экземпляра. Т. е. если бы персики не имели вкуса, данный персик не мог бы быть оцепен как нейтральный по вкусу. Таким образом, не существует осо­бых признаков для нейтральной оценки, эта оценка дается по тем же признакам, что и оценка «хорошо/плохо». Следовательно, классов вещей, которые могут оцениваться как нейтральные, столько же, сколько тех, которые могут оцениваться как хоро­шие и плохие [Perry 1964, 187]. Таким образом, нейтральное (без­различное во втором смысле) — это часть оценочной шкалы, где «-(-» и «—» сбалансированы по определенному признаку: «хорошо» можно обозначить как «лучше, чем безразлично (ней­трально)», а «плохо» — «хуже, чем безразлично» [Sapir 1944, 95]. «Нейтральный» оказывается, таким образом, «ярлыком» степени, наряду с «хороший» и «плохой», который используется для гра­дуирования членов класса, показывая порядок элементов па шкале, но не их абсолютные свойства.

плохой. Однако средний элемент таких групп обычно сдвигается Icp. Sapir 1944, 102—103]. Слова, которые обозначают среднюю степень качества, не говорят о ней­тральной позиции объекта на шкале оценок, а скло­няются к зоне «плохого»; ср.: яблоки хорошие, плохие и яблоки средние.

Истинную зону нейтрального в оценочных обозна­чениях занимают обычно слова, относящиеся к сфере классификации и указывающие на принадлежность объекта к классу, элементы которого по качеству не различаются между собой, или же на соответствие норме (что согласуется с данным выше представлением о классе сравнения): обыкновенный, обычный, рядовой, типовой, нормальный (ср. в русской разговорной речи: Какая сегодня погода? — Нормальная). Напротив, вы­деление из класса чаще предполагает сдвиг в сторону «хорошего»; ср.: выдающийся писатель, необыкновенный специалист. Однако если определяемое само по себе содержит оценочную сему, то она «перетягивает», и слова со значением «выделенный из класса» становятся интенсификаторами: выдающийся тупица, изрядный растяпа, необычайно умный, необыкновенно способный и т. п.

Языковые обозначения для среднего («нейтрального») и их соотношения между собой представляют интерес­ную тему для исследования. Так, движение от среднего к плохому отразилось в таких рядах, как порт, meio, medio, mediocre, русск. средний, посредственный, ко­торые восходят к одному корню. Ср. также: рядовой ученик и рядовая работа, в последнем случае появляется оценочный смысл «плохо». Никакой также оценивается как «плохой»; ср.: никуда не годный, плохой (разг.). Шахматист он никакой [Ожегов 1981]. Важно подчерк­нуть, что сдвиги в семантике обозначений нейтральной оценочной зоны отражают общее свойство шкалы оце­нок в естественном языке, ее асимметрию (см. I, 1.5).

Шкала оценок может нредполагать определенный предел, а может уходить в бесконечность. Как было показано выше, для слов вроде счастливый, замучен­ный в отличие от усталый, радостный шкала оказы­вается предельной, что отражается в их сочетаемости с интенсификаторами «предельного признака» [см. Чер- венкова 1975]. Интересно отметить, что многие признаки отрицательной зоны также имеют предел, чем отлича­ются от соотнесенных с ними положительных призна­ков; ср.: Он совершенно глуп, но не *Он совершенно умен; Он абсолютный невежда, но не *0н абсолютный ученый; Он крайне грязен, но не *Он крайне чист. Очевидно, эти оценки подразумевают не столько присутствие не­которого отрицательного признака (глупости, неве­жества, грязи), сколько отсутствие положительного (ума, учености, чистоты), а отсутствие подразумевает существование «абсолютного нуля».

«Абсолютными» на оценочной шкале являются и аффективные признаки. Так, можно сказать: Я смо­трел совершенно потрясающий фильм, но не *Я смо­трел очень потрясающий фильм, так как в последнем случае предполагается движение по шкале оценки, невозможное для слова предельной степени потряса­ющий. Иными словами, есть признаки, которые фикси­рованы на крайних точках шкалы.

Другой особенностью оценочной шкалы является ее недискретность, она представляет собой континуум, где постоянно нарастает или снижается степень при­знака. В то же время дискретными являются ряды объек­тов, входящих в класс сравнения. Недискретность пере­хода по шкале степеней сравнения отмечают все авторы, изучавшие этот вопрос [ср. Sapir 1944; Katz 1967; Bierwisch 1967; Boss 1970; Lakoff 1973]. Отметим, од­нако, что в психолингвистических исследованиях оце­нок устанавливается градуированная шкала из 7 эле­ментов, что интуитивно соответствует некоторой пси­хологической реальности: очень хороший — хоро­ший — довольно хороший — средний — довольно пло­хой — плохой — очень плохой [ср. Morris 1956].

Две характеристики оценочной шкалы — свойство нарастания и недискретность — отражаются в особен­ностях языковых способов обозначения оценки. Так, аффективные общеоценочные слова можно разделить по тому, относятся ли они к положительной или отри­цательной части шкалы, но их нельзя расположить в пределах одной зоны по порядку нарастания положи­тельного или отрицательного признака; ср. в зоне хоро­шего: отличный, великолепный, прекрасный, замеча­тельный, удивительный, потрясающий, необыкновен­ный и т. п. рисунок; какой из этих рисунков лучше (если речь идет о разных рисунках) или какой эпитет говорит о более высокой степени признака (если речь идет об одном)? Какие яблоки хуже — дрянные или скверные?

Интенсификаторы оценки также не выстраиваются по градуированной шкале, ср.: очень, весьма, крайне, удивительно, поразительно, необыкновенно интерес­ный фильм — вряд ли можно установить место каждого из обозначений на шкале. Таким образом, в зтих случа­ях не только нельзя определить интервалы между степе­нями признаков, но не удается и установить их отно­сительное порядковое место. Невозможность точно оп­ределить количество признака, расстояние между раз­ными степенями одного признака, меру интенсифика­ции и т. п. заставляет говорить еще об одном свойстве оценочной шкалы — ее неопределенности ^а.

Проблему неопределенности шкалы обычно связы­вают с проблемой <фазмытых множеств» и с понятием «размытой переменной» (fuzzy variable). Так, для пара­метрической «размытой» переменной «высота» значени­ями могут быть выражения высокий, невысокий, довольно высокий, очень высокий и т. п. Для переменной «возраст» (это основная, базовая переменная для серии «моло­дость», «старость» и т. п.) значения могут быть числен­ными, от 0 до 100 с небольшим для человека. В рамках этой переменной значение для молодой может интерпре­тироваться на основе «размытого ограничения» (fuzzy restriction) на шкале значений основной переменной. Интенсификаторы также всегда соотносят обозначения с размытой шкалой. Введение интецсификатора очень переводит точные обозначения в «размытые» [см. Dame- rau 1977]. Ср.: Это интересная задача; вдесь имеется признак в зоне «-f-» (на основе базовой переменной «интерес»). Но ср.: Это очень интересная задача: на­сколько она интересней просто интересной? Отметим здесь, кстати, значение модального слова просто, обозначающего первую (нижнюю) позицию в ряду ин­тенсификации. (Ср.: Дама просто приятная и Дама, приятная во всех отношениях,во втором случае имеется интенсификатор в типичной форме квантора всеобщ­ности. Но насколько одна дама приятней другой?)

² Важность принципа неопределенности в семантике не раз отмечалась исследователями. При анализе способов классифи­каций было показано, что классификация всегда связана с неоп­ределенностью. Даже принадлежность к естественному классу не может рассматриваться как ответ на вопрос: да или нет? [ср. Lakoff 1973]. Тем более это относится к оценочной шкале, кото­рая представляет собой коптинуум, не имеющий точпых абсо­лютных значений.

Количественная неопределенность составляет важ­нейшее свойство обозначений оценочных признаков в языке. Таким образом, если в сфере номинации ти­пичными являются дискретные системы, а недискрет­ность (особенно в номинации предметов) составляет лишь частный случай и обозначается специальными способами [см. Lakoff 1973], то в сфере оценки недис­кретность и количественная неопределенность есть свойство системы, связанное, как представляется, с праг­матическими характеристиками оценочных структур и с коммуникативными целями оценочных высказыва­ний. Существует множество способов «размыть» оценку, если она недостаточно «размыта» самим оценочным обозначением. Иными словами, мы стараемся точно назвать объект, но в нашу задачу совсем не входит точно его оценить (см. Ill, 1).

Оценочная шкала на своем протяжении неоднородна. В ее структуре имеется зона «нормы», которую можно предположительно обозначить как зону «размытого ограничения» на шкале переменных [см. Damerau 1977, 58, по работам Zadeh]. Норма не есть отсутствие (ноль) признака, нейтральная зона. Она соотнесена с той частью шкалы оценок, на которой помещается стереотипное представление (см. ниже) о данном объе­кте с соответствующим признаком. Таким образом, когда говорят о норме, подразумевают признаки стерео­типа и их положение на оценочной шкале. Иными словами, норма отражает признаковые характеристики стереотипа оцениваемого объекта.

«Указание па норму (the normed-term) — это квази­научная точка перехода от равновесия между „больше, чем" и „меньше, чем" или это конечная точка (the point of arrival) на шкале, где терм, который подлежит гра­дуированию, постоянно увеличивается или уменьша­ется» [Sapir 1944, 103]. Таким образом, норма может быть ориентирована как на среднюю, так и на крайнюю часть шкалы. Так, для параметрических слов, как пред­полагает М. Вирвиш, норма находится в середине шкалы (большой дом значит выше среднего размера), в то время как для качественных общеоценочных слов хороший! плохой норма связана с ориентацией на определенные стандарты, включающие требования, которые предъяв­ляются к объектам. Так, хорошая сигарета не означает, что она лучше средней, а означает, что она соответст­вует определенным стандартам (см. Ивин 1970, 31].

М. Бирвиш предлагает ввести л описание признай [-{-Poll, что значит соответствие норме или близость к ней, и [—Pol], что значит несоответствие норме или отдаленность от нее [Bierwiseh 1967, 10—13]. Другие авторы считают целесообразным включить в описание оценочных слов множитель [Norm], который ориенти­рован на представление о типичном качестве, о стерео­типе [Damerau 1977, 62]. Существование нормы отра­жается в языковых структурах. Отклонение от нормы, в том числе в сторону увеличения признака, как отри­цательного, так и положительного (I), язык может рас­сматривать как сдвиг в сторону «хуже». Ср. сочетания со словами чересчур, слишком, о которых уже говори­лось: слишком заботливый, чересчур правильный Ср. также само слово естественного языка ненормальный.

Отметим, что в зоне некоторых объективных призна­ков шкала оценок связана с фактором времени. Суще­ствуют закономерные корреляции по признаку времени (t) у таких, например, свойств, как молодой — старый, больной — здоровый и т. п. Эти корреляции отража­ются, в частности, в употреблении слов уже/еще, ср. еще молодой и уже старый, но не *уже молодой, *еще старый, так как ожидаемое развитие имеет на­правленность молодой старый; ср. также (хотя и менее обязательно): еще больной и уже здоровый, но уже больной и еще здоровый лишь в особой ситуации высокой вероятности заболевания; ср., однако, сим­метричные уже (еще) мокрый/сухой. Уже/еще ука­зывают на направленность изменения свойства. Ср. также: Яблоки еще хорошие (т. е. ожидается, что они могут испортиться) и еще плохие (т. е. могут стать луч­ше). Фактор времени играет ведущую роль в оценоч­ных высказываниях со словами только, все еще и т. п. При этом, что существенно для структуры оценочной шкалы, ожидание, на котором основано движение по шкале времени, в оценочных ситуациях может быть направлено как в сторону «лучше», так и в сторону «ху­же»; ср.: он все еще болен, ожидание к «лучшему», си­туация, не соответствующая ожиданию, оценивается как плохая. Таким образом, как подчеркивает Э. Се­пир, «концепт, логически статичный, сочетается с ди­намической импликацией и двумя противопоставлен­ными аффектами» [Sapir 1944, 112]².

3. Оценочный стереотип. Стереотип в его отношении к оценочной шкале является основным элементом, на который опирается система абсолютных оценок. При любой оценке, количественной или каче­ственной, частной или общей, в «картине мира» участников коммуникации существует шкала оценок и существует соответствующий стереотип. В этом отно­шении, как можно предположить, абсолютная оценка представляет собой одну из разновидностей более общего явления — классификации (в данном случае классификации по свойствам), которая также предпо­лагает сочетание подвижной шкалы признаков и соот­ветствующих стереотипов [см. Margalit 1976; Bosch 1978]. Зная устройство шкалы, можно понять соотноше­ния между признаками (высокий — это больше, чем среднего роста и низкий, хороший — лучше, чем сред­ний и плохой и т. п.), но нельзя определить отношения этих признаков к действительности. Для этого необ­ходима дополнительная информация, а именно, зна­ние стандартных признаков для соответствующих объектов. Объекты, входящие в классификационные структуры и обладающие стандартными наборами при­знаков, составляют оценочные стереотипы. Как уже го­ворилось, любые признаки не существуют сами по себе, они соотнесены с определенными классами предметов или событий; ср.: высокий человек, ребенок, пигмей. Очевидно, что каждое из этих обозначений входит в разные предметные ряды: так, высокий пигмей это низкий человек, хороший слесарь может быть плохим человеком и наоборот и т. п. В естественном языке на класс стандартов часто указывает классификатор: Несмотря на плохое состояние, он в хорошем настрое­нии. В терминах теории верификации, согласно кото­рой истинность высказывания может быть проверена по отношению к действительности, эмпирическая вери­фикация невозможна без знания стандартов для дан­ного объекта по данному признаку IBaier 1958, 59—60]. Следовательно, взаимопонимание возможно потому, что в «картине мира» имеется представление о том, что такое хороший/плохой слесарь, человек, хорошее/ плохое состояние, настроение и т. п. Очевидно, что на шкале оценок стандартные признаки стереотипов соот­несены с зоной нормы.

Как заметил М. Хэар, чем точнее и более общепри­няты стандарты, тем больше информации они содержат [Hare 1967, 121]. Важно подчеркнуть, что стандарты существуют не только для собственных признаков пред­метов, предполагающих частную оценку, но и для общей оценки. В логических теориях оценок подчеркивается, что слова хороший, плохой и т. п. «характеризуют от­ношение оцениваемых вещей к определенным образцам или стандартам. В этих стихийно складывающихся стандартах указываются совокупности . эмпирических свойств, которые, как считается, должны быть присущи вещам. Для вещей разных типов существуют разные стандарты: свойства, требуемые от хороших молотков, не совпадают со свойствами, ожидаемыми от хороших полководцев и т. п.» [Ивин 1970, 38]. Стандарты могут быть более определенными и более расплывчатыми, а некоторые объекты вообще не имеют стандартов. Од­нако сопоставление единиц, расположенных по оценоч­ной шкале, как частной, так и общей, было бы невоз­можным, если бы не существовало представления об оценочном стереотипе, имеющем стандартный набор признаков, общем для всех или большинства членов данного социума. Сам по себе стереотип устроен доста­точно сложно и представляет собой многоаспектную и многоплановую структуру, притом достаточно размытую. Предполагается, что стереотипные представления о ве­щах опираются на информацию из области восприятия, из области функциональной, а также соотносятся с их ассоциативными связями. Так, стереотипное представ­ление о воде включает такие признаки, как бесцветный, прозрачный, безвкусный, утоляющий жажду и др. [подробно см. Pulman 1983, 137 и след.; Шрамм 1979]. Оценка по каждому из этих признаков подразумевает их соответствие норме, а общая оценка воды как хоро­шей/плохой предполагает соотнесенность с нормой всех этих признаков или одного из них, если оценка дается по определенному аспекту: так, вода может оцениваться по прозрачности или пригодности для пи­тья и т. п. Иными словами, стереотипы воды вообще, прозрачной воды и хорошей воды совпадают лишь ча­стично. В первом случае стереотип включает весь набор признаков в их нормативном представлении, во вто­ром — лишь один признак — прозрачность, в третьем, при общей оценке, предполагает ту часть дескриптив­ных признаков воды, на которые опирается оценка (см. ниже) ⁴. Стереотипы включают стандартные дес­криптивные свойства объектов -j- их соотношение с оце­ночной шкалой. Это отражается в семантике частно- оценочных обозначений. Так, например, глупый можно трактовать как имеющий ряд свойств: 1) с ограничен­ными умственными способностями, несообразительный, бестолковый человек; 2) не обнаруживающий ума, лишенный разумной содержательности, целесообраз­ности, Задашь г. вопрос. Глупая статья. Глупое пове­дение [Ожегов 1981] -[- занимающий некоторую позицию на отрицательной части оценочной шкалы, которую можно представить как «и это плохо». Иными словами, оценочные стереотипы включают объекты, в том числе положения вещей, с их признаками -f- их место в цен­ностной картине мира. Вторая часть стереотипа спе­цифична для оценки.

Определенную позицию в ценностной картине мира может занимать и признак как таковой, который в са­мой своей семантике содержит оценку; ср.: глупый, описанный выше: признак «—» («и это плохо»), ср. также грязный («—»), многие поведенческие признаки человека: ленивый («—»), порядочный («-)-») и т. п. Од­нако стереотипный оценочный смысл слова может не совпадать с оценочным смыслом словосочетания или высказывания в целом; ср.: Он никогда не делал глу­постей — глупость имеет знак «—» («и это плохо»), высказывание в целом — знак «-f-» («и зто хорошо»), ср. также оксюмороны: святая ложь, хорошая зависть и др. Как можно видеть, высказывание может соотно­ситься одновременно с несколькими стереотипами раз­ных уровней.

Для общеоценочных признаков «хороший/плохой» и ряда других с широким спектром приложения не существует стереотипов вне объектов (что отражается, в частности, в различии функций выражения и замеще­ния у оценочных слов; см. I, 2.3). Эти признаки подра­зумевают свои стереотипы для каждого вида объектов. Ср. эстетическую оценку: Вчера был красивый закат; представление об общем для участников коммуникации наборе признаков для данной оценки (яркие цвета, их изменение и т. п.), которые составляют стереотипный образ заката, создает возможность взаимопонимания. Таким образом, говоря о хорошей погоде, мы имеем

ным набором признаков в степени, максимально соответствую­щей стереотипу.

в виду некоторую более или менее определенную для данного времени года температуру, разную для зимы и для лета, отсутствие дождя, не очень сильный ветер и т. п. Естественно, что представления о хорошей по­годе у жителя Африки и у жителя Заполярья не сов­падают. Иными словами, оценка связана с определен­ным набором дескриптивных признаков, которые в дан­ном социуме соотносятся с представлением о хорошей погоде. Точно так же хороший конь означает коня, об­ладающего рядом дескриптивных свойств, в том числе функциональных; ср. у Аристотеля: «Хорошее каче­ство коня делает коня хорошим самого по себе, а также способным хорошо бегать, хорошо носить седока и хорошо противостоять неприятелю» [цит. по Вендлер 1981, 554]. Хорошим можно назвать коня, который об­ладает стандартным набором признаков в степени I-f-Pol], а плохим — в [—Pol] (см. II, 1.2). Отметим, что стереотипы исторически и ситуативно изменчивы. Так, сейчас в коне, вероятно, больше ценится умение демонстрировать выездку, чем противостоять неприя­телю.

Набор свойств, которые замещает общая оценка, является довольно неопределенным и в количествен­ном, и в качественном отношении. Так, диапазон по­годы, которую можно назвать хорошей, весьма широк и предполагает разные свойства в разных соотношениях. Так же неопределенен круг хороших поступков ^б. И тем не менее, если бы не существовало стереотипов, оценоч­ные высказывания не могли бы служить для коммуни­кации. Разное представление об оценочном стереотипе, т. е. о соотношении дескриптивных признаков и оценки в применении к данному объекту, создает «коммуника­тивный провал». Это особенно часто случается в диало­гах об эстетических оценках. Оценочные стереотипы включают, таким образом, как собственные свойства предметов, образующие стандартные наборы призна­ков, так и стереотипные представления о месте объекта в ценностной картине мира, иными словами, опираются на объективные и субъективные факторы оценки. Необ­ходимо подчеркнуть, что чисто «эмотивные» (субъектив­ные) оценки не включают стереотипов, так как они не соотносятся с признаками объектов и не подразумевают классификаций (см. I, 2.5). Так, не имеют стереотипов аффективные определения потрясающий, сногсшиба­тельный и т. п.: Не существует стереотипов потрясаю­щих людей или сногсшибательных спектаклей, хотя в конкретных ситуациях аффективные слова могут пред­полагать некий набор частных признаков, каувирую- щих оценку.

Характер стереотипа зависит, разумеется, и от объекта оценки и отражается в семантике соответствую­щих обозначений. Сдвиг в значении слова со сменой денотата изменяет всю структуру стереотипа. Это осо­бенно хорошо видно при метафорических употребле­ниях. Так, лексема свинья (в прямом смысле) подразу­мевает оценочный стереотип с такими признаками, как порода, вес и т. п., причем оценка может быть как «хо­рошо», так и «плохо», в то время как в метафорическом употреблении это слово обозначает человека, который поступает подло, низко, и содержит оценочный смысл «плохо» в самой своей семантике.

В заключение подчеркнем, что представление о сте­реотипе имплицитно и создает психолингвистическую основу оценочных высказываний. В картине мира со­циума имеется некое постоянное усредненное представ­ление о данном объекте с соответствующими количест­венными и/или качественными признаками.

При этом степень социальной обусловленности сте­реотипа бывает различной, т. е. охватывает бблыпие или меньшие социальные группы. Так, представление о высоком доме является общим для жителей больших городов, стереотип интересной книги или талантливого художника предполагает социальную группу с об­щими³эстетическими критериями и т. п.

4. Аспект и основание оценки. Как уже говорилось, оценочная шкала подразумевает не­которую базовую переменную, т. е. общий признак, который включает признаки, расположенные по этой шкале, как части. Такие переменные легко обнаружи­ваются прежде всего для параметрических признаков.

Ср., например, «Величина» или «Объем» для призна­ков «большой/маленький», «Высота» для признаков «высокий/низкий», «Длина» для признаков «длин­ный/короткий» и т. п. Можно считать, что такие при­знаки, как «умный/глупый», расположены по шкале «Ума», которая сама но себе имеет сложную семантиче­скую структуру, «добрый/злой» по шкале «Доброты» и т. д. Возможность оценки по данной шкале подразу­мевает, что объект имеет соответствующее свойство; ср.: длинная/короткая палка, но не * длинная/ко­роткая песчинка, добрая/злая собака, но добрая/ алая ящерица. С дескриптивными свойствами объекта, на котором основана, оценка, и соотнесен ее аспект. При общеоценочном обозначении аспект определя­ется типом объекта оценки. Как отметил Э. Холл, когда мы говорим X хороший, то встает вопрос: в каком отношении?, в то время как для высказывания X вы­сокий такой вопрос не встает [HaJl 1961, 167]. Иными словами, в структуре предикатов «хороший/плохой» имеется семантическая валентность на оценочный ас­пект объекта. Эти слова не сочетаются с существитель­ными, в значении которых отсутствует аспектуальный компонент. Это прежде всего имена тех объектов, кото­рые сами по себе не входят в ценностную картину мира, так как не содержат оценочных признаков; ср.: * хорошая, плохая мелочь (хотя можно сказать важная мелочь, где на аспект указывает частнооценочное прилагательное). Ср. также общесобытийные имена: *хорошее событие, *хорошее происшествие и т. п.; ср. также: *хороший/ плохой приезд, * хорошее/плохое появление.

Как можно видеть, вопрос об аспекте оценки соот­носится с представлением о вхождении в класс сравне­ния и с проблемой «безразличного» (см. I, 1.4). Аспект общей оценки отсутствует и у таких обозначений, которые сами содержат оценочные семы; ср.: *плохая гадость; *плохая свинья (но отношению к человеку), хотя можно плохая свинья (в букв, значении). Слово хороший и аффективные слова в этих случаях высту­пают как интенсификаторы: Ну и хорошая же ты сви­нья/; Он ужасная свинья!

Имеется множество попыток лингвистического ана­лиза слова хороший через аспекты, по которым оце­ниваются разные объекты. Они основаны на общетеоре­тических представлениях функционализма, где оценка объекта прежде всего связана с его функциями. Так,

Дне. Катц, описывая высказывания с английским сло­вом good 'хороший' типа X — хороший, делит все существительные на две взаимоисключающие катего­рии. К одной относятся такие слова, как нож, лезвие, мать, моле ток и т. д., к другой — жидкость, электри­чество, планета, молекула, песчинка и т. п. Первая группа образует со словом хороший семантически пра­вильные предложения, вторая — семантически не­правильные; ср.: лезвие хорошее и *песчинка хорошая. Для того чтобы различить эти два подкласса, предлага­ется включить в семантическое описание слов первой группы маркер [ +Eval] с указанием на аспект, к кото­рому относится оценка. Так, для слова нож маркер подразумевает «способность разрезать субстанции ме­нее твердые, чем лезвие ножа». Оценочный маркер закономерно взаимодействует с другими семантиче­скими признаками слов. Так, слова, в толковании которых есть признак «Артефакт» (нож, часы), и слова, в толковании которых есть признак «Естественная суб­станция» (уголь, дрова, железо), допускают оценку по их употреблению. Слова с маркером «Роль» (мать, учитель) допускают оценку в терминах долга, обязан­ностей, которые должен выполнять тот, кто занимает соответствующее ролевое место. На этой основе пред­лагается дифференцировать общий маркер [+Eval] по субкатегориям (употребление, функция, долг, на­значение и др.). Семантическая структура слова хоро­ший представляется, таким образом, как содержащая признак [+EvalJ, где х —переменная для соответ­ствующих символов субкатегорий. Соответственно и существительным приписываются маркеры. Сочета­ние с хороший оказывается правильным, если сущест­вительное имеет соответствующий маркер. Таким обра­зом, фраза Часы хорошие оказывается правильной, а * Молекула хорошая — нет {Katz 1964].

Предложенный принцип отражает свойственное со­ответствующему периоду в развитии семантической теории преувеличенное представление о возможностях описания значения слов с помощью семантических множителей с ограничениями на сочетаемость. Следует предположить, что аспект оценки — компонент зна­чительно более сложный, чем предложенные выше мар­керы. Так, хорошие дрова предполагают не только то, что они хорошо горят, но и то, что их удобно рубить, хороший учитель подразумевает целый ряд стереотип- них качеств. Аспект оценки включает, очевидно, все компоненты значения, на которые опираются дескрип­тивные признаки, входящие в оценочный стереотип. Иногда оценочные слова действуют избирательно, и аспект оценки подразумевает лишь некоторые свой­ства, присущие стереотипу. При этом образуются не­свободные сочетания, что особенно характерно для глагольных групп, ср. хорошо говорить и хорошо ска­зать (хорошо сказано), см. III, 4.1.

Таким образом, общеоценочные слова замещают определенный спектр частнооценочных признаков, которые входят в стереотипное представление об объ­екте, ср. острый для хороший нож, заботливый для хороший отец и т. п. Не вызывает сомнения, что диапа­зон этих признаков достаточно размыт. С другой сто­роны, в стереотипных наборах признаков объектов (и соответственно в семантической структуре их обо­значений) можно выделить оценочные компоненты и компоненты, не имеющие отношения к оценке. Такие свойства ножа, как быть физическим объектом, иметь ручку, к оценке отношения не имеют

.При частной оценке ее аспект определяется тем признаком, который обозначен оценочным словом, ср.: хорошая хозяйка и внимательная хозяйка. Оче­видно, что хорошая хозяйка подразумевает целую зону признаков, а внимательная —лишь один из них. То есть в структуре «частнооценочный признак —имя объекта» аспект оценки как бы инвертируется, он обна­руживается не в семантике имени объекта, а в семан­тике прилагательного. При этом не исключается, что аспект отражается и в значении существительного, однако это не обязательно (см. ниже). Такое свойство частных оценок определяет различие в сочетаемости общеоценочных и частнооценочных слов. Так, имена, обозначающие объекты, не входящие в классы срав­нения сами по себе и не имеющие в своем значении компонентов, указывающих на аспект общей оценки, легко сочетаются с частнооценочными словами. Послед­ние включают их в классы сравнения по обозначенному признаку, поэтому имеется множество имен объектов и событий, которые не сочетаются с общеоценочными словами хороший/плохой, но сочетаются с частнооце­ночными, так как последние индуцируют в объекте самые разнообразные аспекты оценки: счастливое со­бытие, трагическое происшествие, своевременный при­езд, важная мелочь. При этом семантические соотно­шения имени признака и имени объекта характеризу­ются рядом специфических особенностей. Рассмотрим их на примере прилагательного аккуратный. Его зна­чение можно трактовать следующим образом: 1) тот, который соблюдает во всем порядок, точность; такой, который производится регулярно, точно, в срок; 2) такой, который содержится в порядке; тщательный, выполненный старательно и точно. Очевидно, что эти свойства в картине мира оцениваются как хорошие. Имена, которые могут сочетаться со словом аккуратный: человек, работник, почтальон, корреспондент, хозяйка, мальчик, девочка, ученик, студент, уплата чего-л., присылка чего-л., посещение чего-л.; костюм, одежда, прическа, (внешний) вид, домик, садик, работа, запись, почерк, рисунок, чертеж, исполнение чего-л. (обязан­ностей), выполнение чего-л. (заказа, задания), оформление чего-л. (документов) и т. д. [Учебный словарь 1978]. Соче­таемость такого рода не отражает семантического согла­сования типа кошка мяукает. Очевидно, что признак, обозначенный прилагательным, не может быть припи­сан самим предметам или событиям и/или включен в их толкование. Трудно предположить также, что слова почтальон или запись содержат сему аккуратный / неаккуратный. Вряд ли можно приписать ту же сему словам костюм, рисунок, садик, работа и т. п. Но в то же время у всех слов, входящих в серию, есть нечто общее в денотации и в значении, что позволяет им иметь общую признаковую характеристику. Эю общее сле­дует искать не в самом признаке, который для каждого из определяемых возможен, но лишь в редких случаях обязателен, а в более общих свойствах денотатов. Для объяснения таких сочетаний должно быть рас­крыто «основание» для признака, т. е. глубинные про­позициональные связи определяемого. Именно они выявляются в семантическом толковании. Основание, которое определяет возможность появления дескрип­тивного признака, представляет собой пропозициональ­ный компонент глубинной структуры определяемого (класс свойств, действие с его актантами и сирконстан- тами), к которому присоединяется соответствующий признак дескриптивных квалификаций. Основание ог­раничивает сочетаемость прилагательного, позволяя ому присоединяться лишь к тем именам, которым мо­гут быть приписаны соответствующие признаки. Так, слова, входящие в серию ири прилагательном аккурат­ный, связаны прямо или косвенно с активным дейст­вием, направленным на получение определенного по­ложительного результата, который может иметь ка­чественные характеристики, относящиеся к исполнению этого действия (как следует, в срок и т. п.). Эти слова могут именовать лицо (мальчик), деятеля по виду дея­тельности (почтальон), само действие (исполнение, оформление), результат действия (запись), а также предметы по внешнему виду (одежда, садик и др.). Ср. недопустимые сочетания: ^?аккуратный ветер, лес, ручей, *аккуратная неудача, у этих объектов основание для признака «аккуратность/неаккуратность» отсут­ствует. Признак по данному основанию является для объекта не обязательным, а возможным, а реализация соответствующего основания значения — вероятност­ной. Так, почтальон, чертеж не перестает быть почталь­оном, чертежом, будучи как аккуратным, так и неак­куратным или не охарактеризованным по этому при­знаку. В этой связи можно вспомнить слова Аристо­теля по поводу сущностных и привходящих (акциден- тальных) свойств предметов или событий: «В самом деле, если кто-нибудь станет объяснять, что такое отдельный человек, то он подходящим образом объяс­нит его, указывая на его вид или род, притом он сде­лает это понятнее, указывая, что он человек, нежели, что он живое существо. Какое-либо другое указание будет неподобающим, например, если указывать, что он бледен, или бежпт, или что бы то ни было подобное» [см. Аристотель 1978, 57]. Разумеется, граница между признаками, составляющими аспект общей оценки, т. е. включенными в оценочный стереотип объекта, и при­знаками акцидентальными весьма текуча. Так, хороший почтальон или хороший чертеж, возможно, и подразу­мевают аккуратность, но обязательно ли аккуратны хороший мальчик и хороший домик? Таким образом, возможные признаки объекта и стереотипные признаки объекта не совпадают. Иными словами, говоря об объ­екте и его признаках, необходимо различать признаки стереотипа самого объекта, признаки его оценочного стереотипа и возможные признаки .

1'азлично между общей и частной оценкой заключа­ется в том, что общеоценочный признак «хороший/ плохой» подразумевает определенный спектр входящие в оценочный стереотип объекта частных признаков, в то время как частнооценочные признаки могут быть как стереотипными, так и нестереотипными. Послед­ние характеризуют объект по вероятностной шкале, опираясь на основание оценки — свойство объекта, • допускающее со >тветствующую квалификацию.

Для обозначения аспекта и основания оценки в языке имеется специальный класс слов — так назы­ваемые классификаторы. Они отражают членение мира, и в первую очередь человека, по самым различным кате­гориям и, сочетаясь с оценочными словами, выражают различные характеристики объектов; ср.: Он хороший человек (классификатор человек указывает на этический аспект оценки); Он большого ума человек (классифика­торы человек и ум); Она была в плохом состоянии и т. п. (см. Гинзбург, Крейдлин 1982а, б; Трубникова 1983 и др.). Классификаторы естественного языка образуют слабо организованные семантические иерархии, где имеются элементы разных уровней обобщения.

Глава вторая Субъект оценки

1. Общие замечания. Субъект и объект оценки составляют два основных элемента оценочной и, шире, квалификативной структуры. При описании оценочных (аксиологических) суждений в логике оценка предстает как безличная, не имеющая субъекта: «Хорошо/ плохо, что Р». Однако в высказываниях естественного языка можно всегда постулировать субъект оценки, даже если он специально не обозначен.

Под субъектом оценочной структуры подразуме­вается лицо, часть социума или социум в целом, с то­чки зрения которого производится оценка. Субъект дает оценку на основании имеющейся в его «картине мира» шкалы и соответствующих стереотипов.

Вопрос о том, какова роль субъекта в оценочных высказываниях, является дискуссионным, и в его реше­нии проявляются общие взгляды того или иного автора 1см. обзоры в Ивин 1970, Hudson 1980]. Так, в пред­ставлении эмотивистов (Ауег, Stevenson), для которых ведущим в оценке является субъективно-эмоциональ­ный момент, субъект — это основной элемент оценоч­ной структуры, так как именно он испытывает эмоции, вызываемые оценкой «хорошо/плохо». По-другому подходят к трактовке субъекта представители функци­онального направления (гак наз. функционализм [ср. No well-Smith, Wright и др.]). Для них центральным в оценочной структуре является объект и его свойства, и роль субъекта оценки заключается в соотнесении этих свойств с имеющимися в «картине мира» оценочной шка­лой и стереотипами. Однако функциональная трактовка оценки не исключает присутствия субъективного ас­пекта, который вводится путем разделения Двух функ­ций оценочных слов — функции выражения и функции замещения (см. I, 2.3). Как уже говорилось, функция выражения оценочных слов соотнесена с отношением субъекта к объекту на основании присущих этому объ­екту свойств, функция замещения — с самими свойст­вами. Общеоценочные слова хороший / плохой и многие частнооценочные совмещают обе функции. «Человек может утверждать о яблоке, что оно является хорошим, подразумевая, что яблоко доставляет ему удовольствие своим вкусом; он может назвать поведение некоторых людей плохим, желая выразить чувства возмущения, вызываемое у него этим поведением, и т. д.» [Ивин 1970, 36—37]. Способом выразить отношение субъекта к объ­екту как таковое, не указывая .на свойства последнего, являются, как уже говорилось, глаголы оценочного отношения, а также такие прилагательные, как при­ятный, привлекательный и т. п. Их можно назвать «эмо- тивными» предикатами (см. I, 2.5). Оценка такого рода может относиться к любым видам объектов, как собы­тийным, так и предметным, наблюдаемым и ненаблюда­емым. Ср., например, порт, глаголы agradar 'нр_а-

Питься', riesagradar 'не нравиться', gostaf 'правиться, любить'; Falou-llie de uma maneira que me desagradou (PM 52) ^6с0н говорил с вами в манере, которая мне не понравилась-, As irmas, Violantina е Olimpia, essas entao desagradavam -the completamente (LC 25) 'К своим сестрам Вполаптнне и Олимпии он был совершенно равнодушен (букв, 'они совершенно ему не нравились'); A vida que Olimpia levava еш casa da senhora Lucrecia agradava-a bastante. Servia о cha, empacotava objectos delicadose livros (LC 6) 'Жизнь, которую Олимпия вела в доме сеньоры Лукресии, ей нравилась. Она подавала чай, запаковывала хрупкие предметы и книги'; здесь вторая фраза содержит мотивировки оценки; Eu dantes gostava de ir а о cinema (CT 63) "Я раньше даже любила ходить в кино'; Os meus patroes gostam muito de mim (PM 25) 'Мои хозяева очень хорошо ко мне относятся'. Подчеркнем несоответствие в русских переводах, осо­бенно если объектом оценочной структуры является лицо: быть равнодушным, хорошо относиться и др. Gostar de соответствует также русскому любить кого-н.: Ainda gostava de Antonio, que duvida! (CT 42) 'Я еще любила Антониу, какие могут быть сомнения!'; Gosta de si perdidamente (RA 78) Юн от тебя без ума'. Многие «эмотивные» предикаты недифференцированно обозначают как эмоциональное отношение, так и ра­циональную оценку, различие определяется контекстом. Тог или иной аспект может быть подчеркнут, что отра­жается, в частности, в возможных переводах: О senhor Felipe nao leva em gosto о casamento? (PM 87) 'Сеньор Фелипе, Вы не одобряете эту свадьбу?' (или 'у Вас душа не лежит к этой свадьбе?').

2. Виды субъектов. Индивидуальный субъект и «общее мнение». Субъект оценки — это вид субъекта, отличающийся и от субъекта высказыва­ния, и от субъекта речи. Им может быть как один из актантов, так и автор текста. Оценка может быть выска­зана от одного определенного лица (индивидуальная оценка), или от «общего мнения», т. е. совокупности лиц, образующих некий социум с общими стереотипами (см. подробнее Вольф 1978,1979а), а также представлена как не имеющая субъекта и истинная в «реальном мире»; ср.: По-моему, Вася умница — индивидуальная оценка; Вася считается (слывет) умницей —оценка «общего мне­ния»; Вася — умница — оценка, представленная как истин- пая в реальном мире. В последнем случае в основе оценки лежит концептуальный мир говорящего (ср. *Вася умница, но я с этим не согласен). Ср. следующий пример: Olhe que a vida пао ё tao та сото parecel Е os homens, sao muito melhores do que julga! (PM 98) 'Послушайте, ведь жизнь не так плоха, как кажется. И люди гораздо лучше, чем вы думаете'. Здесь стал­кивается мнение говорящего, представленное как истин­ное в реальном мире (жизнь не так плоха, люди гораздо лучше), общего мнения (как кажется), адресата (чем вы думаете).

Особое место в оценке занимает субъект — «автор текста». Его отдельная позиция хорошо заметна в вы­сказываниях с глаголами казаться, слыть и т. п., где он как бы «отмежевывается» от оценки, принадлежащей одному из актантов или «общему мнению».

Эксплицитно субьекг оценки выражается двумя основными способами — с помощью"~прямого Оказания на лицо — по-моему, по его мнению и с помощью фразы с пропозициональным глаголом (полагать, считать, казаться и др.). Эти способы специальны для разных языков, хотя и легко преобразуются друг в друга, в том числе при переводах. Пропозициональные фразы, осо­бенно если они оформлены как вводные, часто специ­ально включаются в текст, чтобы указать на субъект, и, следовательно, отнести оценку к его «концептуальному миру».

Для обозначения (оценки разными субъектами в язы­ке есть специальные средства. Аффективные прилага­тельные типа потрясающий, ужасный, сногсшибатель­ный и т. п. выражают индивидуальную оценку, так как индивидуальный субъект более «пристрастен», чем «общее мнение», социум. О quarto deixou pouco a pouco de ser horrwel (CT 17) 'Комната постепенно перестала казаться мне такой ужасной' (в переводе обо­значен субъект); Ja viste a Cotovia? Que palminlw de cara\ (FF 46) 'Ты уже видел Котовию? Какая красотка\ (мнение говорящего).

«Общее мнение» выступает как субъект оцепки пре­жде всего в неопределенно-личных конструкциях: . . .logo se oferece para resolver prolilemas que p a r e- c i a m de custosa solu$ao (NN 184) '. . .он тут же пред­лагает свои услуги, чтобы решить проблемы, которые казались трудноразрешимыми'. При этом субъ­ект «общее мнение» может быть противопоставлен «по- пожению вещей» (чаще всего при глаголе рагесег казаться'): Era pouco inteligente е parecia oxtremamente delicada, lalvez porque era indecisa em tudo quanto fazia e pensava (LC 36) 'Она была не слишком умна, и казалась крайне хрупкой, возможно, потому, что была нерешительной во всем, что делала и думала'. На «общее мнение»ориенти­рована, в частности, оценка, которая содержит компо­нент «знать»: famoso рог, conhecido рог 'знаменитый, известный чем-н.', ter reputagao de 'иметь репутацию', ser conhecido рог 'считаться за, быть известным как* и др.: О Roberto chegou com fa ma de rico. E' tao estimado (NM 121) 'Роберту приехал с репу­тацией богача. Его так все уважают'; О Fusco nao tivera nunca koa f a m a (FF 20) 'Фушку всегда пользовался недоброй славой'.

Естественно, что «концептуальные миры» разных субъектов могут не совпадать, и субъект и соответству­ющие предикаты часто появляются для того, чтобы пока­зать несогласие в оценках. Есть ряд выражений, кото­рые обозначают неоднозначную оценку объекта со стороны разных субъектов, что является одной из прин­ципиальных особенностей оценки в целом. Ср., напри­мер, глагол слыть, где говорящий как бы отмежевы­вается от общего мнения: Он слывет хорошим худож­ником; Он прослыл забиякой (порт, ter fama de); Alem do mais, a sua fama de ser um pouco mulherengo afastava a desconfian^a de liomem de empresa (LC 40) 'И, кроме того, то, что он с л ы л немного волокитой, уменьшало недоверие к нему как к слишком деловому человеку'. Обратим внимание на русское прилагатель­ное хваленый, которое указывает на несогласие одного субъекта с положительной оценкой другого: Этот твой хваленый Вася мне совсем не понравился. Ср. также следующий пример, где используется косвенный спо­соб отмежеваться от оценки — указание на чужое мнение и свое незнание.'ЕпПш, dizem que a Belgica ё bonita. Eu nao passei de Anvers (NM 130) 'Говорят, что Бельгия красива. Я не ездил дальше Антвер­пена' .В каждом языке имеются способы, с помощью кото­рых автор отмежевывается от оценки, высказанной другим субъектом или «общим мнением». В русском языке это модальные слова мол, якобы, которые одно- рремепно ставят под сомнение истинность пыеказыва- ния. В иберо-романских языках им соответствуют гипотетическое наклонение, аксиологические глаголы м ения, глаголы речи и др. (см. II, 4). Ср.: Ра г а D. С о г i il a um bom rapaz nao tinha idade nem as- pecto fisico ou mental, j a nao digo moral. Tinha, e isso era muito important e, um orde- nado, como ela dizia decentc (CT48) 'По мне­нию доны Корины, для того, кого она назы­вала хорошим парнем, не имел значения ни возраст, ни внешность, ни ум, не говоря уже о морали. Он получал, и это было самое главное, жалованье, причем, как она выражалась, приличиое'. Здесь говорящий отмежевывается от мне­ния персонажа с помощью эксплицитного указания на субъект оценки (для доны Корины) и глаголов речи.

Несогласие в оценках типично для оценочных кон­текстов; нри зтом указание на субъект является обяза­тельным: в диалоге субъекты оценки — это собеседники, в пересказе мнений они обозначаются разными спосо­бами: R. Cumpriste apenas a tua obrigaijao de pessoa digna. F. Esse ё о teu criterio. Nao sei se sera о da policia (RA 29) 'P. Ты лишь выполнил свой долг честного человека. Ф. Так считаешь ты. Не знаю, каково будет мнение полиции'.

Особым случаем является столкновение в одном высказывании оценочных стереотипов субъекта и со­циума или разных субъектов, что позволяет соединять оценки с разными знаками; ср.: Я люблю («+») плохую погоду («—»), оценка «-(-» принадлежит субъекту, «—» — социуму с его стереотипами; ср. также: Мне понравился этот ужасный фильм — ужасный с точки зрения другого лица или лиц

.В диалоге часто встречается и согласие с оценкой. Существенно при этом, что адресат выражает тем или ипым способом свое отношение к мнению говорящего: Я согласен, ты прав и т. п. Ср.: В. О senhor gosta muito de passoar? A. Quando a conversa e a companhia me interessam, gosto. Porque? В. E' bom passear, n а о e? (CC 98) 'Б. Вы очень любите гулять? А. Когда разговор и спутники мне интересны, то да. А что? Б. Гулять приятно, не нравда л »?' — в первой ренлике вопрос об оценке с интенсификацией подразумевает согласие (см. IV, 1.5), ответная реплика подтверждает первую типичным для португальского языка спосо­бом — повтором глагола (gosto), следующая реплику высказывает оценку как положение вещей в реальном мире, в таких случаях говорящий самим утверждением присоединяется к оценке.

Указание на субъект часто находится в фрагментах контекста, непосредственно не вводящих оценку, но помещающих ее в поле зрения того или иного лица. Субъект оценочной структуры вводится в этих случаях через глаголы речи и восприятия, причем субъект восприятия выступает одновременно и как субъект оценки. Это оказывается возможным потому, что одно­временно в текст входят оценочные стереотипы того лица, который является субъектом восприятия. В рус­ской литературе этот прием часто встречается у Чехова: Она вышла на площадку под лунный свет и встала так, чтобы видели ее всю в новом великолепном платье и шляпке («Анна на шее»). Здесь субъект действия и оценки она (Анна). Ср. также: Но вот знакомые дамы засуетились и стали искать для Анны хорошего чело­века. Скоро нашелся вот этот самый Модест Ллексеич, не молодой и не красивый, но с деньгами. . . Это человек с правилами и на хорошем счету у его сиятельства (Там лее). Здесь оценки находятся в сфере действия «знакомых дам». Ср. также португальские примеры: ...о senhor Tesouras recomefou. . . a d i- z e г c-omo ela estava uma senhora, uma perfeigao de mulher (MS 50) '...сеньор Тезораш снова начал говорить, что она настоящая сеньора, само совершенство'; О tio sou be ver nesta rapariga a bole z a eo encanto que e u nao v j (PM 84) 'Дядюшка увидел в этой девушке красоту и очарование, которых я не заметил'; Aquela cadeira era confortavel e о quadro de flores que me ficava em frente, aqraddvel a vista (CT 49) 'Кресло было удобным, и находившаяся передо мной картина, на которой были нарисо­ваны цветы, радовала глаз' (здесь субъект оценки и восприятия — говорящий). Таким же образом выявля­ется субъект оценки в несобственно-прямой речи. Часто именно смена оценочных стереотипов указывает на то, что изложение перешло в несобственно-прямую речь: F а 1 а - m е (ela) da irma ma is nova que fugiu aos dezassete anos com um alferes e foi, coitada, muitfssimo infeliz (CT 55) 'Она мне рассказывает о своей младшей сестре, которая в семнадцать лет убе­жала с лейтенантом и была, бедняжка, очень несчастна';

coitada 'бедняжка' — эмоциональная оценка с тоЧКЙ зрения персонажа, речь которого передаемся говорящим, переключает пересказ на несобственно-прямую речь. Ср. также: Рог fim, Iamentou a Iriste sorte da sua filhinha que nas maos de tal maland-o caira (LV 23) 'В конце концов, она посетовала па горькую судьбу своей доченьки, попавшей в лапы к такому мошеннику''; оцепка соотнесена со стереотипами персо­нажа, автор текста лишь ее передает.

Роль оценочного субъекта проявляется разнообраз­ными способами в языке художественной литературы. Сложнейшие отношения автора, рассказчика, персона­жей преломляются в оценочных структурах особенно явно. При этом важное значение приобретают высказы­вания с имплицитным субъектом оценки, где происхо­дят столкновения оценочных стереотипов. Имплицит­ный субъект часто определяется структурой текста в целом, его семантическими особенностями и содержа­нием (что выходит за пределы собственно лингвистиче­ского анализа). Возможности варьирования и взаимо­действия оценочных субъектов и стереотипов бесконечно разнообразны. Способы их выражения являются одной из важнейших характеристик стиля автора [см. Бахтин 1975, Успенский 1970].

3. Субъект оценки в 1-м и 2-м лице. Субъект оценки и субъект речи совпадают, если речь ведется от первого лица (при отсутствии специальных указаний на другой субъект): Т. О que ha de correio? S. Nada de interessante (PM 8) 'Т. Какая сегодня почта? С. Ничего интересного'; Е' um excelente rapaz, — disse convicta. — Um excelente rapaz (CT 47) 'Он ве­ликолепный парень, — сказала она убеж­денно. — Великолепный парень'.

1-е лицо в оценочных структурах, естественно, за­нимает ведущие позиции. От 1-го лица может оцени­ваться как внешняя ситуация, так и ситуация, касаю­щаяся самого говорящего, а также его внутреннее со­стояние. Diga-lhe que sou um bom rapaz! Um bom partido! (PM 71) 'Скажи ей, что я хороший парень! Хорошая партия для нее!' Иными словами, 1-е лицо может быть одновременно и субъектом, и объектом оценки, что типично для интроспективных высказы­ваний: Estou a viver as horas mais felizes da m i n h a v i d a! (PM 72) 'Это самые счастливые часы в м о е й ж и з н и!'; Е' о maior vexame рог que tenho pas­s a d о (PM 24) 'Это самая большая обида, которую мне когда-либо пришлось пережить'; Ей nao queria vir, mas a mae obrigou-me ... Estou tao envergonhadal (PM 24) 'Я не хотела идти, но мать меня заставила. . . Мне так стыдно\'

На оценки психических ситуаций накладываются ограничения по лицу. Такого рода высказывания не могут относиться к собеседнику, так как психические состояния как таковые ненаблюдаемы; ср.: ?Это самая большая обида, которую тебе когда-либо пришлось пережить, тебе так стыдно! В последнем случае 2-е лицо возможно лишь при повторе или переспросе. Однако оценка адресата может быть высказана в ги­потетической форме с помощью различных модально­стей: тебе, наверное, стыдно-, тебе ведь стыдно; и тебе не стыдно? Ко 2-му лицу может быть обращена оценка в переспросе: А. Мне стыдно. Б. Тебе стыдно? Никогда не поверю.

Оценка, обозначенная как исходящая от 2-го лица, т. е. со стороны собеседника (ты считаешь, что, по- твоему), имеет сравнительно узкий диапазон примене­ния. Так, странным в коммуникативном аспекте явля­ется сообщение: Ты считаешь его растяпой. Как от­мечает A. JTepep, «люди обычно не знают, что считают другие» [Lehrer 1975 , 246]. Высказывания такого рода допустимы, если они подразумевают гипотетическую модальность: Ты, по-видимому, считаешь его растяпой или имеют пресуппозицию знания: Ты считаешь его растяпой, я знаю. (Подчеркнем, что ограничения та­кого рода касаются не только оценочных сообщений.)

Оценка, которая представлена как исходящая от 2-го лица (адресата), вводится глаголами мнения или дру­гими средствами косвенной передачи текста и чаще всего используется в диалогах, носящих полемический характер, в разного рода спорах. Такая оценка обычно появляется в речи от 1-го лица в виде повторов, подтверждений или несогласий. Ср. пример, где при переспросе (с глаголом в отрицательной форме) гово­рящий, требуя подтверждения, как бы навязывает¹ адресату собственную оценку: Pois nao а с li а, D. Mariana? Nao а с h a que era muito melhor? (CT 66) 'Так вы не находите, дона Мариана? Не находите, что вам лучше?' Оценки в форме 2-го лица могут вводиться предикатами группы знать, понимать, с целью показать, что мнения говорящего и собеседника совпадают и являются истинными: Сот- preende que ё uma situagao delicada (PM 15) 'Вы по­нимаете, что это щекотливая ситуация' (апелляция к мнению собеседника, см. IV, 1.3).

Другая модальная разновидность обозначается глаголами группы считать, полагать (часто в про­шедшем времени): приписывая мнение об оценке адре­сату, говорящий подразумевает, что оно неверно; ср.: A. Julgaste ter feito um grande negocio. . . D. Sim, fiz um bom negocio! E encontrei um homem que gosta muito de mim! (CC 68) 'А. Ты считала, что сделала большое дело. . . Д. Да, это хорошее дело! И я встретилась с человеком, который меня любит!'; Julgavas entao que isto de trabalhar era um mar de rosas (PM 24) 'Так ты считал, что работа — это сплошное удовольствие'. В таких случаях скорее следует ожидать реакцию на модус, чем на диктум; ср.: И ничего я подобного не считал. Глагол в прошед­шем времени часто указывает на несовпадение прежней оценки собеседника с настоящей или на перемену мне­ния: Dcsconhe§o-te, Filipe. Tambem eras contrario a que aqui entrassem mulheres (PM 15) 'Я не узнаю тебя, Фчлипе. Ты ведь тоже был против того, чтобы здесь появлялись женщины' (подразумевается: а теперь ты за). Как можно видеть, способы дифференцировать оценочные модальности в их отношении к разным субъектам бесконечно разнообразны.

4. Субъект оценки и субъект «польз ы». В философских исследованиях оценки часто говорят о субъекте оценки как о лице, группе лиц ит. п., для которых данный предмет или событие является хорошим или плохим, не различая, таким образом, тот субъект, который «приписывает ценность некоторому предмету путем выражения данной оценки» [Ивин 1970, 21], и тот субъект, для которого предмет или событие имеет ценность ⁷. В естественном языке два субъекта — тот, с точки зрения которого произ­водится оценка, и субъект, для которого объект имеет ценность, — явным образом различаются. Назовем ус­ловно зти субъекты — субъект оценки и субъект «пользы» (cui prodest?). Последний иногда называют бенефактивным субъектом, или бенефициантом. Ср.: Que о Porto tenha derrotado о Sporting ё bom para о Benfica (С 305) 'To, что команда Порту победила с разгромным счетом Спортинг, хорошо для команды Бенфика'. В приведенном примере группа, вводимая предлогом para 'для', обозначает субъект «пользы». Субъект оценки эксплицитно не выражен, очевидно, им является говорящий.

Но ср. следующий пример: Quanto a nos, ё bom para oJulio que voce se deixe arrastar por cssa con versa (C 237) 'Что до нас (как мы счи­тав м), то для Ж у л и у хорошо то, что на вас так повлиял этот разговор'. В этом примере субъект оценки эксплицитен и вводится специальным выраже­нием quanto а. Ср. возможное преобразование: С о п- sideramos que ё bom para о Julio que voce se deixe arrastar por essa conversa 'Мы думаем, что для Ж у л и у хорошо. . Л В этом примере, как и в предыдущем, выражен и субъект оценки — мы, и субъект пользы — Жулиу. В последнем случае структура с субъектом оценки преобразована так, что в ней выражен глагол мнения (см. И, 4). Отметим также, что в высказывании имплицитно присутствует «автор текста», который, однако, сам не оценивает, а лишь пересказывает оценку. Субъект «пользы» может быть эксплицирован в пропозициональной структуре, но не глаголом мнения, а оценочным глаголом. Ср. примеры с преобразованием, которые приводит Ж. Ма- лака Кашгелейру в своем исследовании португальских прилагательных: Е' angustlante (comovente, enfadonho, irritante, magador, prestigioso) para certos Por­tugueses о facto de que о F. M. I. nos empreste dinheiro (C 385) 'Огорчительно (волнующе, раздражает, сердит, забавно, престижно) для некоторых португальцев то, что МВФ предоставляет нам займы' и Angustia (comove, enfada, irrita, maga, prestigia) certos Portugueses о facto de que о F. M. I. nos empreste dinheiro (C .585) 'Огорчает (вол­нует, раздражает, сердит и т. д.). . .'

Интересно, однако, отметить, что соотношение субъекта мнения и субъекта «пользы» неоднозначно при разных оценочных словах. Так, конструкции, ко­торые включают эмоциональную оценку, могут пре­образовываться и в оценочные структуры с глаголами мнения (где эксплицируется ее рациональный аспект), и в структуры с глаголами типа радовать, огорчаг/гь, интерпретирующими оценку как эмоциональную. Иными словами, радостно можно трактовать и как его радует и как он считает радостным, что: Е' agradavel а о Julio que ele passe ferias no Algarve (C 237) 'ffi y- л и у радует (букв.: приятно), что он проведет ка­никулы в Алгарвп', и Julio considera ag­radavel que. . . 7K у л и у радует (букв.: считает приятным), что. . .', и Agrada ао Julio que. . . 'Ж у л и у радует, что. . .'.

Субъект «пользы» и субъект мнения различаются и в других случаях. Так, в русском языке есть модаль­ные выражения, которые оценивают ситуацию как хорошую /плохую вообще (с точки зрения говорящего) и как хорошую/плохую для данного лица (субъекта пользы). В первом случае это сочетания без местоиме­ния (чаще с предлогом к): к счастью, к несчастью, во втором — с местоимением (чаще с предлогом на): на его счастье, на твое несчастье, ко всеобщему восторгу; ср.: К счастью, вблизи оказался милиционер и На его счастье, вблизи оказался милиционер. При субъекте «пользы» оцениваются не действия субъекта, а не за­висящие от него обстоятельства, положение дел, ко­торое является хорошим/плохим для него как для уча­стника ситуации. Это же различие — оценка ситуации в целом и для одного из участников — «субъекта пользы» (но не с его точки зрения!) — обнаруживается при сравнении наречий, относящихся к высказыванию, и наречий или наречных выражений, относящихся к положению дел у заинтересованного лица (ср. Bartsch 1976; Ducrot 1980а).

Субъект пользы часто обозначается в высказываниях от 1-го лица, где оценивается ситуация, затрагивающая говорящего: Isso, porem, era para т i ш secunda- rio (CT 37) 'Это, однако, для меня было второсте­пенным'. Здесь говорящий является и субъектом речи, и субъектом оценки, и субъектом «пользы». Заметим, что наречие, относящееся к фразе, где субъект не совпа­дает с говорящим, характеризует лишь событие, в то время как в высказываниях от 1-го лица, касающихся самого говорящего, он одновременно выступает и как субъект «пользы». Ср.: Lamentavelmente, о Julio joga futebol (С 229) ⁽К сожалению, Жулиу играет в футбол', где сожаление относится к ситуации в целом, а не к ак­танту; но: infelizmente nao tenlio filhos (СЁ 64) *к не­счастью^ у меня нет детей'. Здесь можно было бы пере­вести и 'к моему несчастью'.

Как разновидность субъекта «пользы» следует, по- видимому, рассматривать так называемый dativus ethi- cus, в частности, в выражениях предостережения, уг­розы (ты у меня смотри, ты мне только попробуй), где, как подчеркивает говорящий, ситуация будет плохой и для него, если не будут выполнены соответ­ствующие условия. Знак оценки при dativus ethicus зависит от ситуации, но он всегда присутствует [под­робно см. Wierzbic-ka 1979].

Субъект «пользы» входит также в модальные струк­туры, например, в советы, которые включают оценку как один из элементов (см. III, 3.4).

Глава третья

Оценочные модусы

1. Общие особенности оценочных модусов. Ф активность. Выбор на­клонения. Оценочные высказывания, подобно другим модальным, можно описать посредством фор­мулы, предложенной А. Прайором: «Это есть F, что Р», где на место F подставляются самые разные модаль­ные выражения: «Важно, что Р», «Необходимо, что Р», а также «Хорошо/плохо, что Р». Как подчеркивает А. А. Ивин, вопрос о том, каковы частные случаи об­щей пропозициональной формулы «de dicto» (см. I, 1.2) «Это есть F, что Р», не является чисто логическим, это вопрос приложений логики. Такого рода оценоч­ные выражения могут быть приложимы и к понятиям добра/зла (хорошо/плохо) [Ивин 1970, 152]. Очевидно, что формула А. Прайора не охватывает всех случаев оценки, так как она приложима лишь к оценкам, где от оценочного модуса зависит целая пропозиция: Хо­роню, что ты здесь. Логическое представление струк­туры оценки «Хорошо/плохо, что Р», как, впрочем, и другие модальные формулы, для естественного языка является условным, так как в языке способы выраже­ния оценки весьма разнообразны и далеко не всегда могут быть сведены к этой модели: Она хорошо поетф =^Хорошо, что она поет. Но в то же время действи­тельно существуют высказывания, построенные по типу «Хорошо, что Р», которые представляется целе­сообразным рассмотреть специально, так как онп поя воляют выявить типичные для языка виды оценочных модусов (в терминах структуры модус-диктум) или модальных операторов (в логической структуре оценки). Напомним, кстати, что оценочные конструкции от­личаются от других модальных выражении той же структуры тем, что их модус относится не к суждению, заключенному в диктальной части, а к обозначаемому им «положению вещей», т. е. ориентирован на дено­тат, а не на концепт.

Типы оценочных модусов весьма разнообразны. Это, во-первых, оценочные глаголы (я рад, что; я одоб­ряю то, что; жаль, что и т. п.), далее, это конструкции с наречиями типа хорошо, что; приятно, что; глаголы мнения с наречием, другие виды предикатов (часто вы­раженные устойчивыми сочетаниями,) которые имеют оценочное значение.

В оценочных конструкциях, состоящих из модуса и диктума, объект оценки представляет собой событие и обозначается диктальной фразой, выраженной ин­финитивом или придаточным: Ja era tao bom e s t a г perto dele (PM 64) 'Было так хорошо быть ря­дом с ни м!'; Е' lamentavel que ela ten ha f a 1- t a-d о; E' lamentavel ela ter faltado (C5) ^сЖаль, что она не пришла'; Pelo menos enquanto estiver no escritorio nao ha perigo do senhor teu noivo ter devaneios! (PM 70) 'По крайней мере, пока сеньор твой жених здесь в конторе, нет опасности, что у него появятся какие- нибудь фантазии'; Mas tambem para mim era uma magada estar aqui metido sem fa­ze r n a d a (PM 15) 'Но и для меня было утомительно болтаться здесь без дела'.

Оценочная структура модус-диктум имеет некоторые особые свойства, которые отражают специфику аксио­логической модальности. При оценочных модусах лю­бых видов присущий им знак переносится на диктум, иными словами, если модус имеет знак «-(-», то соот­ветствующее событие оценивается субъектом как хо­рошее, если «—», то как плохое (возможные несоответ­ствия при некоторых глаголах [см. в Мартынова 1984]).

Характерный признак конструкций с оценочным модусом — фактивпость диктума. Если диктум не фаыввный, то это свидетельствует о гоМ, что модус не является чисто оценочным; ср.: Хорошо, что он пришел и Хорошо, чтобы он пришел, в нервом случае перед нами модус оценки, во втором — жела­ния, который включает оценку «-{-» как свой компо­нент; оценка: Е' bom que о clube despense alguns .socios do pagarem as quotas (С 387) 'Хорошо, что клуб освобождает некоторых членов от уплаты взно­сов'; желания: A pequena с bom que s a i b a de que forga sso os homens (PM 19) *Неплохо, если бы малютка знала, каков мужской характер'. Факгивность диктума отражается в собственно структурных особен­ностях оценочных конструкций. Так, Ж. Малака Кащ- телейру, сравнивая конструкции оценки и возможности, показывает целый ряд их различий, связанных с фак- тивностью оценки; ср., например, сочетание с о facto de. . . 'тот факт, что. . .': а) Е' lamentavel о facto de ela ter faltado и б) *E' possivel о facto de ela ter faltado (C 6) а) 'Жаль, что она не пришла' (букв.: тот факт, что она не пришла) и б) '*Возможен тот факт, что она не пришла'. Особенности упо­требления выражений типа тот факт, что в оценоч­ных и других высказываниях не раз отмечались ис­следователями [ср., например, Арутюнова 1980].

Ср. также логический вывод для таких конструкций: а) *Е' lamentavel ela ter faltado, mas se calhar nao fal- tou; б) E' possivel ela ter faltado, mas se calhar nao fal- tou (C 6) a) '*Жаль, что она не пришла, но, на самом деле, она пришла'; б) 'Возможно, что она бы не при­шла, но на самом деле она пришла'. В первом примере возникает противоречие между фактивноп пресуппо­зицией (она не пришла) и ассертивной частью (она пришла), лишающее высказывание осмысленности.

На поведение оценочных модусов влияет и присут­ствующий в оценке экспрессивный компонент. Ср. следующую пару примеров, где в восклицательной конструкции с que эксплицируется экспрессивный аспект оценки, отсутствующий в модусе возможности:

а) Que lamentavel ё ela ter faltado!; 6) *Que possivel ё ela ter faltado! (C 6) а) 'Как жаль, что она не пришла!';

б) '*Как возможно, что она не пришла!' Дело в том, что при экспрессивных оценках имеется пресуппози­ция существования их объекта, а в случае, если объект оценки событие, эта пресуппозиция заключается в его фактивности.

Характерной особенностью романских языков, и в частности португальского (в отличие от русского), является то, что в диктуме (в том числе фактивном!) при большинстве оценочных модусов личный глагол стоит в сослагательном наклонении: Lastirno que esteja mal informada (CC 67) 'Мне жаль, что вас неправильно информировали'; J. Tenho remorsos de que tenha gasto tanto di­nheiro (PM 62) 'Мне совестно, что вы потратили столько денег'; Que esteja a chover esta semana ё lamentavel (С 245) 'To, что на этой неделе идут дожди, достойно сожаления'; Ela teve репа de que nao fosse assim (CT 85) 'Ей было жаль, что все оказа­лось не так'.

Оценочная модальность в этих языках входит в один класс не с ассерторической модальностью, связанной с индикативными наклонениями, а с модальностями деонтическими (необходимо, нужно и т. п.), соотнесен­ными с сослагательностью. Оценочный модус можно, таким образом, толковать как содержащий модальный оператор, в сфере действия которого находится не­индикативный диктум. Характерно, между прочим, что в грамматических описаниях этих конструкций в романских языках оценочные модусы ставят обычно в один ряд с модусами долженствования, необходи­мости. Таким образом, фактивность и индикагивность диктума в романских языках не имеют жесткой связи.

В португальском языке диктум при оценочном мо­дусе чаще всего оформляется предикатом в форме лич­ного инфинитива — функционального аналога сосла­гательного наклонения, что еще раз подчеркивает сходство оценочных конструкций с другими неинди­кативными (как известно, личный инфинитив соотно­сится прежде всего с неиндикативными модально­стями — цели и др.): Foi uma sorte termos en- contrado um modelo que Ihe servisse (PM 62) 'Как удачно, что мы нашли образец, который вам подходит'; Е' aflitivo que algumas pessoas d e s p г e- z a r e m os sinais do transito (C 248) 'Жаль, что неко­торые прохожие не обращают внимания на знаки светофора'; Е' curioso estar-se ainda (можно и que se esteja ainda) em plena crise go- vernamental (C 248) 'Удивительно, что правительствен­ный кризис все еще продолжается'; So me dot terem conseguido ser felizes a minha custa (CT 19) 'Мне только больно, что им удалось стать счастливыми за мой счет'.

Не всякий предикат, выражающий оценку, дейст­вует как аксиологический модальный оператор не­индикативного модуса. Различие в выборе наклонения позволяет выделить среди оценочных слов такие, ко­торые связаны с неиндикативной модальностью, и такие, которые остаются в сфере индикатива. Поскольку фактивность диктума при оценочных модусах не влияет на выбор наклонения, очевидно, имеющиеся в этих конструкциях разные возможности зависят от семан­тики самих модальных операторов. Как показал Ж. Ма- лака Кангтелейру, который исследовал модусы типа-, «глагол-связка-[-прилагательное», среди крайне раз­нообразных по семантике конструкций такого рода можно выделить подкласс, который сочетается с со­слагательным наклонением (субжунтивом), подкласс,, который сочетается с изъявительным наклонением, и,, наконец, подкласс, допускающий оба вида сочетае­мости; ср.: только субжунгив: Е' absurdo (condenavel,, doloroso, horrivel, ofensivo, paradoxal) que esses dele- gados abandonem (*a bandonam) a sessao (C 174) 'Абсурдно (достойно осуждения, жаль, ужасно, оскорбительно, парадоксально), что зти делегаты ухо­дят с заседания'; только индикатив: Е' demonstravel (evidente, llquido, perceptivel) que esses delegados a b a n- d о n a m (*a bandonem) a sessfo (C 174) 'Явно (очевидно, видно, заметно), что эти делегаты уходят с заседания'; обе формы: Е' curioso (falso, ilusorio) que esses delegados a bandonam (abandonem) a sesspo (C 174) 'Любопытно (неверно, лишь кажется), что зти делегаты уходят с заседания'.

Самым распространенным является первый тип, к которому относятся собственно оценочные выраже­ния; ср., например: bom, crucial, estupido, funesto, horrivel, importante, justo, lamentavel, oportuno, po- sitivo, lerrivel, vantajoso etc. 'хорошо, крайне важно, глупо, трагично, ужасно, важно, справедливо, жаль, удачно, хорошо, ужасно, полезно и др.' С индикативом сочетается группа модусов, связанная со значением истинности и очевидности, — ясно, явно, очевидно, до­казуемо и т. п.: claro, demonstravel, evidente, liquido, nitido, obvio, ostensivo, palpavel, perceptivel, regi- stavel, tangivel, visivel etc, {Casteleiro 1981, 177— 178]; ср. также: Que essas pessoas tem razao ё evi­dente (C 245) To, что эти люди правы, очевидно' (глагол диктума в индикативе). Двойная сочетаемость возможна для выражений, где оценочный смысл хо­рошо/плохо не является основным, причем выбор на­клонения связан с рядом синтаксических и семанти­ческих причин, таких как препозиция — постпозиция главной и придаточной части, глагол-связка ser или estar, вид относительного местоимения и др. Выбор наклонения зависит татке от того, на какую часть — модальную или диктальную — падает коммуникатив­ный акцент. Определяющим при предпочтении сослага­тельного является акцент на оценочном модусе [см. Casteleiro 1981, 175]; ср.: О quo о Julio fez с interes- sante (С 169) 'То, что Жулиу с л о л а л, интересно' (индикатив); Е' inleressante que о Julio fez (или ten ha feito) barulhcira (C 171) 'Интересно, что Жулиу поднял ужасный шум' (обе формы).

2. Общеоценочные модусы. Модусы с общеоценочными словами хорошо!плохо, лучше!хуже и их аналоги далеко не всегда оказываются собственно оценочными по семантике, во многих случаях они вво­дят косвенные речевые акты. Об оценочном значении таких модусов можно говорить лишь в тех случаях, когда зависимая фраза, обозначающая событие или «положение вещей» — объект оценки, является фак- тивной или обобщенной. Ср.: Е' bom que os peixotes p a g u e m tributo aos mestres. . . — disse Espinola (NM 153) 'Хорошо, что слабые игроки воздают должное мастерам. . ., — сказал Эшпинола'. Фактив- ность фразы определяется контекстом, это же высказы­вание могло бы относиться и к будущему. Ср. также пример с личным инфинитивом в зависимой фразе, где модус является собственно оценочным: Е' u m bom о teu padre nao poder assistir a isto. . . E' b e m m e 1 h о r! (CC 19) 'Хорошо, что твой отец не видит этого... Гораздо лучше, что так!'; Е' tremendo gostar assim de falar (CT 44) 'Ужасно, что она так любит поговорить' (общая оценка с ин­тенсификацией) .

Если диктум не фактивный, а обозначает еще но совершившееся действие, то общеоценочный модус выражает пожелание: Era bom que nao viesse mais (PM 74) 'Было бы хорошо, чтобы она больше не при­ходила'. При этом само модальное выражение часто бывает неиндикативным — в приведенном примере имперфект, относящийся к настоящему, имеет неинди­кативный смысл (=seria bom), что помогает выявить нефактивный характер диктума. В таких высказыва­ниях модус не является модальным оператором оценки [Арутюнова 1983, 335].

Если зависимая фраза имеет обобщенный смысл (чаще всего зто сентенция), то модус оценки сближается с модусом долженствования (следует), что отражает семантическую связь оценки с прескриптивностью. Модальный смысл зависит и от лица адресата. Если диктум нефактивный, то высказывание, обращенное к 3-му лицу, выступает как косвенный речевой акт пожелания (см. примеры, приведенные выше). Если адресатом является собеседник, то перед нами косвен­ный речевой акт совета или предостережения: Е' те- Ihor vossemece nao s a i г! Veja о que vai fazer! (CC 13) 'Лучше, чтобы Вы не выходили! Посмотрите, что творится!' (см. 111, 3.5).

Добавление к оценочным выражениям модальных частиц изменяет, что естественно, смысл конструкций. Особенно характерна в этом отношении частица ainda ^сеще', которая включается при фактивных предикатах и вводит сложные оценочные пресуппозиции («ожида­лось некоторое событие Р, худшее, чем то, что про­изошло, хотя и то, что произошло, плохо по сравнению с желаемым»): Ainda Ъет que te encontro! (PM 68) ^cХорошо еще, что я тебя встретил!'

Общеоценочный модус, в зависимости от семантики диктума, может выполнять функцию замещения при­знаков разного вида. Этим оценочные модусы не от­личаются от общеоценочных слов вообще, однако, по­скольку они оценивают только события, диапазон их значений соответственно ограничивается. Так, для кон­струкции ё bom типична общая рациональная оценка (см. примеры, приведенные выше) и оценка сенсорная («приятность», мне нравится), но не частная оценка (функция замещения), характерная для сочетаний при­лагательного хороший с существительными. Ср. при­меры сенсорной оценки: Ai que bom apanhar um pouco de ar fresco! Esta um calor horrivel la dentro! (PM 59) 'Как приятно подышать свежим воздухом! Там ужасно жарко!' В следующем примере интенсификаторы и экспрессивная интонация подчеркивают эмоциональ­ный характер оценки: Ora ainda be ml Foi uma provi- dencia esta minha vinda! (PM 30) 'Вот это здорово! Это просто счастье, что я пришел!'

Модус лучше широко употребителен наряду с мо­дусом хорошо в зоне оценки со знаком «-{-». При этом он часто выражает не собственно предпочтение (где имеется выбор между двумя альтернативами), а аб­солютную оценку, где альтернативой является гипо­тетическое положение вещей, противоположное дан­ному. Ср.: Nao lhe diga nada que ё melhor. Deixe-o la (CT 120) 'He говорите ему ничего, так будет лучше. Оставьте все как есть' (т. е. «лучше не говорить, чем говорить»). Но ср. пример, где альтернатива обозначена как собственно модус предпочтения: Era melhor que todos ouvissemos, nao uns aos outros, mas a Deus so (LC 63) 'Лучше бы было, чтобы все мы слушали не друг друга, а одного бога'. Модус лучше выражает резуль­тат размышления, выбор из имеющихся альтернатив, иными словами, здесь происходит не оценка положе­ния вещей, а предпочтение одного из возможных спо­собов действия [Арутюнова 1983, 37]. В таких случаях часто используются средства смягчения категоричности: Т а 1 v е z seja melhor assim. . . Е' melhor com certeza. . . (CT 33) 'Возможно, так лучше. . . Безусловно, лучше. . .'; Talvez seja melhor eu falar para la (PM 39) 'Может быть, лучше мне поговорить с ними'. Альтернатива при лучше бывает эксплицитно выражена в сентенциях и близких к ним по смыслу высказываниях [подробно см. Арутюнова 1983].

В зоне отрицательной оценки основным общеоце­ночным модусом является ё о pior, pior que tudo 'хуже всего', 'хуже некуда', включающий превосходную или сравнительную степень прилагательного. Этот модус имеет собственно оценочный характер и не взаимодей­ствует с другими модальностями: . . .е ali se pusera ela a caminhar para outros desastres, e, о que era pior que tudo, consciente de caminhar para eles (CT 82) '. . .и тут она начала двигаться навстречу другим бедам, и, что хуже всего, она сознавала, что ее ждет'; Е о pior, meu pohre amigo, ё que as mulheres, quanto mais feias. . . mais gostam! (PM 43) 'И хуже всего, мой бедный друг, это то, что женщины, чем они некрасивее, тем больше нравятся'.

Во всех приведенных выше примерах оценочный модус является безлпчным по форме. В этих случаях субъектом оценки выступает общее мнение, с которым соглашается говорящий, а в диктуме может быть 6Ы- ражен, если это нужно, лишь субъект «пользы», т: е. то лицо, для которого данное событие, по мнению го­ворящего, является хорошим/плохим (см. выше). Од­нако в португальском языке имеется специальный оценочный модус, который позволяет ввести в струк­туру модуса-диктума субъект — лицо. Это весьма употребительное выражение achar bem, букв, 'нахо­дить хорошим', включающее глагол мнения с широ­ким спектром употребления (соответствует русскому одобрять, нравиться и др.): Pois digam-me. . . se eu fosse infante de Portugal, e ackasse bem que me conti- nuassem a chamar rei, nao tinha entrado no Porto? (GM 335) 'Скажите мне. . . если бы я был инфантом Пор­тугалии и счел бы за благо, чтобы меня продолжали име­новать королем, я бы не вошел в Порту?'; Ve la se achas bem (PM 79) 'Посмотри, как тебе это понравится'. Этот модус ориентирован на субъективную оценку и, следовательно, на реакцию собеседника [Alexandrescu 1976], в то время как безличные оценки на прямую реакцию не рассчитаны. Ср. последний пример, где подразумевается вопрос о мнении. Отметим, кстати, что выражение achar mal в исследованных текстах не зафиксировано.

Как можно видеть, имеется значительное несо­ответствие по употреблению между модусами с «-{-» и «—», с перевесом в сторону «4-» («хорошо»), что отра­жает общую асимметрию системы «хорошо/плохо».

3. Частнооценочные модусы. Выше рассматривались оценочные модусы, куда входят соб­ственно оценочные слова хорошо/плохо. Однако суще­ствует множество модусов, где оценка составляет лишь один из аспектов значения. Эти модусы принад­лежат к разным структурным типам: глагол-связка -J-прилагательное, глагол-^существительное и др. Оце­ночных выражений такого рода чрезвычайно много. В исследовании Ж. Малака Каштелейру, не претендую­щем на полноту, зарегистрировано более 1500 прила­гательных, которые могут выступать в оценочных модусах. Естественно, что семантика таких выражений требует специального изучения. Можно отметить лишь некоторые их самые общие свойства. Так, описатель­ные конструкции (глагол-связка с прилагательным или вспомогательный глагол с существительным) в совре­менных романских языках встречаются чаще, чем простые глаголы (в латыни, напротив, описательные выражения такого рода были сравнительно редки [см, Таривердиева 1973, 19]): Eu sei que seria agraddvel deixar de trabalhar; passar a senhora casada (PM 90) ^СЯ знаю, что было бы приятно оставить работу, стать замужней женщиной'; Em 1930, havia ainda ricas her- deiras dos Telo que falavam como boieiras с cnjo maior prazer era danfar nas noitadas populares, como se dizia que era gosto de Catarina de Bragan^a durante о seu rei- nado em Inglaterra (LC 58) ^CB 1930 еще существовали богатые наследницы из семьи Телу, которые выража­лись как погонщики волов и для которых главным удовольствием было плясать на народных праздниках, что, как говорили, любила и Катарина де Браганса, когда она была королевой Англии'.

Не все слова, выступающие как определения, могут включаться в модусы: поскольку модусы относятся к обозначениям событий, в них входят лишь те прила­гательные, которые характеризуют те или иные аспекты событийных ситуаций. Общей характеристикой таких модусов является то, что их субъект — это лицо — субъект оценки (часто говорящий, иногда один из актантов). Это и естественно, так как оценочные пре­дикаты относятся к интенсиональной сфере, точнее, к сфере «человеческого». Прилагательные в этих кон­струкциях обозначают признаки, которые так или иначе связаны с эмоционально-ментальной сферой; признаки собственно внешние, физические (в первую очередь цвет, форма и т. п.), в оценочные модусы не входят, ср. *красно, кругло, грязно, мокро, что. . . Типичной для частнооценочных модусов является сенсорная оценка, реже этическая

.Отсюда вытекают некоторые общие свойства кон­струкций глагол-связка-^-прилагательное. Так, для прилагательных двойной актантной структуры, кото­рые могут обозначать как признак субъекта, так и признак объекта (ср. радостный, печальный человек и радостный, печальный пейзаж), в модусах реализуется субъектное значение: радостно, что. . ., печально, что. . .: Era sempre tao triste voltar atras, tao des- consolador (CT 85) 'Было всегда так грустно оборачи­ваться назад, так удручающе грустно'. Ср. также сле­дующий пример, где реализуются обе возможности: Um dia azedo, inutil, irritante, a ter de viver (era tao aborrecido ter de viver por forja dias assim) (CT 81) 'Горький, бесполезный, нервный день, когда живешь с трудом (было так тоскливо жить через силу в такие дни)'. Прилагательное в модусе обозначает внутреннее состояние субъекта (было тоскливо), а определения — признаки объекта (горький, бесполезный, нервный день). Все прилагательные в этом примере могут ис­пользоваться в обеих функциях; ср. при перестановке: um dia aborrecido 'тоскливый день' и era tao azedo, inutil, irritante a ter de viver букв, 'было горько, бес­полезно, нервно жить через силу' ⁴.

В конструкциях «глагол-связка ser-f-прилагатель ное» оценка, в том числе сенсорная, представлена как объективная, истинная во всех «возможных мирах» (ср. аналогичные модусы с рагесег 'казаться' и другими глаголами интенсиональной сферы, где эксплицируется субъективный аспект оценки, см. II, 4). Ср.: О mais desconcertante ё que ela nao montava (PD 211) 'Самое печальное было. что она не умела ездить верхом'. Од­нако модусы сенсорной оценки самой своей семантикой предполагают существование субъекта —лица, ис­пытывающего соответствующие чувства. Это может быть как говорящий, так и один из актантов. Субъект бывает и неопределенно-личным. Кто печалится по поводу того, что она не могла ездить верхом, видно лишь из контекста. Такого рода конструкции харак­терны, в частности, для свободной косвенной речи. Этические оценки часто подразумевают и «общее мне­ние», т. е. совокупность лиц, в концептуальном мире которых оценка оказывается истинной (см. I, 2.4). Так, в следующем примере оценка ё disculpavel 'про­стительно' ориентирована скорее на социум, чем на индивидуальный субъект: Se fosses nova, era ainda disculpavel. As mulheres novas estao sempre a magicar coisas, mudar de terra ou de penteado (LC 19)"Если бы ты была молода, это было бы еще простительно. Мо­лодые женщины всегда фантазируют, любят менять место жительства или прическу'. Но ср.: Е о que ё espantoso е que а шае о acompanhou ate a gare, sera saber que ele ia embarcar (LC 63) 'И ужасно то, что мать провожала его до вокзала, не зная, что он соби­рался уехать'. Очевидно, что модус ё espantoso от­ражает чувства субъекта, а не оценку, исходящую из этических представлений социума (как в первом при­мере). Как и при общей оценке, субъективное мнение может вводиться глаголом achar 'полагать', включен­ным в модус: Acho preferivel nao te dizer. Receio que nao domines о teu entusiasmo (PM 86) '# предпочитаю (букв.: я нахожу предпочтительным) не говорить тебе. Я боюсь, что ты не сможешь совладать со своим энтузиазмом'.

Важно подчеркнуть, что в диктуме при оценочных модусах находятся обозначения как собственно собы­тий, так и ментальных актов, размышлений и интро- спекций субъекта. События интенсиональной сферы могут оцениваться самим говорящим, который оказы­вается субъектом и модуса (субъект оценки), и диктума (субъект действия или состояния): Е' estranho 1 е m- brar-me da сага dela com tanta nitidez (CT 21) ' Удивительно, что я так ясно помню ее лицо', оценка исходит от говорящего; Olhava-os, е, era es­tranho, sentia-me extremamente calma (CT 30) ^еЯ смотрела на них и, что удивительно, чувство­вала себя совершенно спокойной'. Ср. также: Е' estranho, mas anos passam en6s recordamos pormenores antigos com uma nitidez quase fotografica (CT 42) 'Удивительно, но проходят годы, и мы вспо­минаем мелочи прошлого с почти фотографической точностью'. Однако вводные фразы здесь служат ско­рее не собственно для оценки, а для смягчения кате­горичности мнения (см. Ill, 1).

4. Наречия и модальные слона как оценочные модусы. Выше рассматривались модальные операторы оценки, действующие в языко­вых выражениях в структуре модус-диктум. Однако существует еще один тип оценок, относящихся к вы­сказыванию в целом, природа которых является весьма дискуссионной. Это — модальные слова, наречия, ча­стицы и др., которые во многих случаях выполняют функцию аксиологических операторов. Ср. возможные преобразования: Е' lamentavel que ela tenlia faltado 'Жаль, что опа не пришла' и Lamentavelmente, е!

аFaltou (С 5) ⁽h" сожалению, она lie пришла'. Очевидно, что структура приведенных выше фраз имеет нечто об­щее — они состоят из фактивного высказывания и оценки.

Существует множество наречий и модальных выра­жений, обозначающих оценку, которые относятся к вы­сказыванию в целом. При этом возникают сложные по логической и семантической структуре образования. В лингвистическом плане здесь встают две основные проблемы: дифференциация модальных операторов, от­носящихся к предложению в целом (детерминанты пред­ложения [см. Грамматика 70]), и наречных определите­лей глагола (т. е. модальных слов и собственно' наречий)⁵и исследование семантических соотношений высказывания и его наречных модусов. Сразу необ­ходимо подчеркнуть, что между аксиологическими опе­раторами (модальными словами) и глагольными рас­пространителями — наречиями нет жесткой границы, имеется много промежуточных случаев. Часто противо­поставления глагольных и сентенциальных модифика­торов формально не выражены, что создает омонимию. Эти соотношения весьма индивидуальны для каждого языка и во многом определяются семантикой соответ­ствующих лексем [см. анализ немецкого материала и перевод па английский вBartsch 1976, там же обзор литературы; Lehrer 1975; Ducrot 1980al. Очевидно также, что далеко не все модальные слова являются аксиологическими операторами — показателями оцен­ки. Ниже будут рассмотрены только те аспекты этой проблемы, которые касаются собственно оценки.

Наречия, как и модусы типа глагол-связка ^при­лагательное, характеризуют событие с самых разных сторон. Ср. серию параллельных примеров, которые приводит Ж. Малака Каштелейру (С 387): Е' aber- rante que (aberrantemente) о clube dispense alguns so- cios de pagarem as quotas 'Неправильно (букв.: является заблуждением), что клуб освобождает некоторых чле­нов от уплаты членских взносов'. Возможно также: ё construtivo que (construtivamente). . . 'является кон­структивным, что. . ; ё enternecedor que (enternece- doramente). . . 'трогательно, что. . .'; ё lisonjeiro que (li- sonjeiramente). . . 'лестно, что. . .'; ё provocatorio que (provocatoriamente). . . 'является вызывающим, что. . .' II т. п,

| Возможность построения подобных конструкций индивидуальна для разных языков. В русском языке использование наречий в таких структурах гораздо уже (ср. невозможность буквального перевода приме ров, приведенных выше). Но и в португальском также не всегда два модуса — глагол-связка с прилагатель­ным и наречие взаимозаменимы (хотя соответствую­щие наречия имеются): ё terrtvel que (*terrivelmente). . . 'ужасно, что. . ё precioso que (*preciosamente). . . 'ценно, что. . .'; ё aceitdvel que (*aceitavelmente). . . 'допустимо, что. . . '(С 387).

Как показал О. Дюкро, наречия и модальные слова наречного типа могут характеризовать три аспекта семантики высказывания: а) предикат, обозначающий действие или свойство, б) положение вещей, о котором идет речь, высказанное (ёпопсё), в) высказывание как акт речи (enonciation); ср.: он говорит искренне —ха­рактеристика действия; к счастью, все кончилось хо­рошо — характеристика положения вещей; честно говоря, я не знаю — характеристика акта речи [Ducrot 1980а]. Оценки сферы «хорошо/плохо» определяют пре­дикат или положение вещей, т. е. относятся к первым двум типам. Само высказывание не может оцениваться по признаку «хорошо/плохо»: плохо, что человек смер­тен", хорошо, что сегодня тепло — все это оценки поло­жения вещей, а не высказывания как такового. Ср. * Хорошо, что человек — это звучит гордо, хотя можно Хорошо сказано, что человек —это звучит гордо; по здесь наречие относится к глаголу сказать. Ср. порту­гальские примеры: наречное определение к предикату- прилагательному: As pessoas nao se importavam de se mostrar desabridas, desrespeitosas e ate francamente crueis (LC 33) 'Люди не стеснялись вести себя грубо, неуважительно и даже откровенно жестоко'; к «поло­жению вещей»: М. Voces nao querem um aperitivo qual- quer? D. Eu felizmente nao preciso. Tenho sempre ape- tite (RA 35) 'M. He хотите сначала что-нибудь острое? Д. К счастью, я в этом не нуждаюсь. У меня всегда хороший аппетит' (отметим, ксати, что в русском пере­воде для указания на норму необходимо вставить оце­ночное слово хороший, в то время как в португальском на норму указывает само утверждение: всегда имею аппетит — у меня хороший аппетит); к высказыва­емНшо: Mas a tua mae, com franqueza, ja tinha idade para ter juizo (RA 71) ^cHo твоя мать, честно говоря, была уже в таком возрасте, когда можно быть благоразум­ной'. Модальные слова, относящиеся к акту речи, оцени­вают его с точки зрения истинности и искренности: в самом деле, это так; честно говоря, это так; по правде, это так; это действительно так; но ср.: Хорошо, что это так — оценка «положения пещей». Наречия, относящиеся к «сказанному», оценивают положение вещей в целом. Ср.: О mais velho е о men marido. Aquele ё о meu futuro genro. О outro nao me ё nada, felizmente (PM 25) 'Самый старый это мой муж. Это — мой буду­щий зять. А вот тот мне никто, к счастьюВ. Sr. dr., como esta? R. Menos mal. Um pouco fatigado. В. E a sr-a D. Monica? R. Essa bem, felizmente (RA 22) ^ГБ. Г-н доктор, как вы поживаете? Р. Ничего. Немного устал. Б. А дона Моника? О. Она-то хорошо, к счастью'.

Любопытно обратить внимание на то, что нареч­ного модуса общей оценки, относящегося к «положению вещей» (нечто вроде *к хорошему, к плохому), не суще­ствует ни в русском языке, ни в португальском. Такой модус заменяют вводные предложения felizmente 'к счастью, слава богу'; infelizmente ^ск несчастью' и т. п. Можно предположить, что наречные модаль­ные операторы скорее ориентированы на «эмотивность», на субъект, в то время как общеоценочные модусы — на «положение вещей» в целом (хорошо!плохо, что. . .).

В структурах с наречиями-модусами само высказы­вание и его наречная характеристика относятся к раз­ным уровням коммуникации, наречие — это как бы элемент метатекста. В различных системах понятий их трактуют неоднозначно. Так, эти наречия можно рассматривать как модальные операторы, действующие на фактивных высказываниях. В отличие от наречий, модифицирующих глаголы (см. III, 4), при устранении такого рода определителей истинность высказывания сохраняется; ср.: о outro nao me ё nada, felizmente и о outro nao me ё nada. Но ср.: Casaria as duas irmas vantajosamente (AS 50)"Он удачно выдаст замуж обеих сестер' и Casaria as duas irmas ^сОн выдаст замуж обеих сестер'. По сравнению с фразой без наречия меняется соответственно и смысл, и условия истинности.

Субъект оценки при наречных модусах нельзя всегда отождествлять с говорящим. Часто оценка «положения дел» дается как бы со стороны. Здесь можно вспомнить точку зрения О. Дкжро, который предлагает разделить субъекты — говорящего 'locuteur' и автора текста Тёпоп- ciateur' (см. Ducrot 1980а, 569). Это как бы субъекты разных уровней, субъект 1 — говорящий, субъект 2 — автор текста.

Распространенным типом вставных оценок «от ав­тора» является модальная характеристика признака, она обычно выражается наречием при прилагательном: As pessoas estavam estranhamente cordiaxs (LC 31) 'Люди были удивительно сердечпыми'. Модальный оператор «удивительно» отражает голос субъекта 2. Ср. также: ... ele, о poeta dos versos amargurados e surpreendentemervte maduros (NN 326)'. . . он поэт, автор горьких и порази­тельно зрелых стихов'.

Очевидно, что эти оценочные наречия близки по функции к интенсификаторам, а, как известно, интен-

наречного модификатора следует понимать в рамках дифферен­циации семантического и прагматического аспектов высказывания, где сама фактивная фраза является семантической, в то время как наречие отражает позицию говорящего — прагматику [Lehrer 1975). В синтаксическом аспекте обычно подчеркивается, что наречие в этих случаях относится к предложению, в то время как приглагольное наречие определяет только предикат [см. Грамматика 1970, Bartsch 1976, McConnell-Ginet 19821- Все авторы при этом отмечают, что это разделение не является строгим и что имеется много промежуточных случаев. Важно, однако, что «наречия к предложению» — это не предикаты, а операторы, при­чем оценка относится не к высказыванию (enonciation), а только к положению вещей, о котором сказано (ёпопсё). Иными словами, оценка относится к тому, что говорящий считает истинным поло­жением вещей, а не к тому, что он считает истинным предложе­нием [Bartsch 1976, 40). При этом вносится еще одно важное уточ­нение. Оценка de re пе мозкет относиться к факту, а модифици­рует лишь действие. Так, нельзя сказать: Петр продал дом. Этот факт был благоразумен. Но можно: Этот поступок был благоразумен [Bartsch 1976, 40; см. также Арутюнова 1980]. В некоторых логико-лингвистических исследованиях наречия при предложении толкуются или как функциональные операторы [Thomason, Stalnacker, 1973], или как связывающие переменные, модифицирующие различные аспекты высказывания: они отно­сятся к времени, месту, к актантам, а иногда действуют как кванторы [McConnell-Ginet 1982]. Обе трактовки подчеркивают один существенный момент в оценочных структурах: оценка может накладываться на высказывание так бы извне, составляя отдель­ный уровень, который выделяется в языковых выражениях без изменения пх смысла п без нарушения их истинности.

сификаторы также можно рассматривать как голос субъекта 2, как разновидность модальных операторов, действующих на готовых пропозициях [ср. «метаслова» в Wierzbicka 1972, 86]; ср.: . . .os Aurelianos eram in- leligentes, virtuosos e terrivelmente aptos para ocupar cargos de chefia (LC 34) ^c. . .Аурелиану были умными, добродетельными и до ужаса подходящими для того, чтобы занимать руководящие посты'. Подобные наре­чия могут быть устранены без нарушения истинности высказывания. Ср. также: Se nao nos е dado analizar о homem a Iuz da discussao dos problemas que о defi- nem. . . a representagao que dele fizermos sera perigosa- menie intuitiva, fatalmente empobrecida, e frequente- mente estereotipada (PJ 29) 'Если мы не сможем изучать человека в свете проблем, которые являются для него определяющими. . ., представление, которое мы о нем дадим, будет опасно интуитивным, катастрофически обедненным и, как правило, стандартизованным'. Пер­вые два иаречия здесь выполняют функции интенсифи- каторов, а последнее смягчает категоричность оценки.

Модальные операторы оценки, выраженные наре­чиями и модальными словами, имеют целый ряд особых свойств. Так, они не могут принимать отрицание: к счастью (*не к счастью), к сожалению (*не к сожа­лению), хотя отрицание при соответствующих моду­сах вполне возможно: я сожалею v. я не сожалею, что это так [Bartsch 1976, 52]. Такое явление вполне объяснимо: модальное слово не представляет собой самостоятельного утверждения, которое может отри­цаться, а выражает лишь отношение субъекта к ска­занному. Ср.: порт, ё lamentavel и пао ё lamentavel que ele tenha faltado, но lamentavelmente (*nao lamen- tavelmente) ele tenha faltado ^ск сожалению, он не при­шел'. Как п в других высказываниях с модусом оценки, при наречиях возможна реакция на модус: К сожале­нию, он не пришел. Нечего жалеть, очень он нужен (ср. реакцию на диктум: Что ты, он пришел, сидит в соседней комнате).

Отметим, что оценки положения вещей, входящие в модальную рамку, могут быть выражены и другими способами, не только наречиями и наречными сочета­ниями. Так, нередко оценивается не само событие, а его субъект. При этом используются прилагательные эмо­циональной оценки в конструкции обособления: Nao re pa га va, a pobre Lucia, que о possessi.vo 6 na maioria dos casos puramente ornamental (CT 32) 'Люсия, бед­няжка, не замечала, что притяжательное местоимение в большинстве случаев служит просто украшением'; Coitada, era preciso nao lhe levar a mal, aquele defeito que ja lhe vinha do tempo do liceu (CT 44) 'Бедняжка, не нужно было обращать внимание на недостаток, который оставался у нее еще со школьных времен'.

Частнооценочные модальные операторы весьма разнообразны и по-разному соотносятся с элементами пропозиции. Так, например, выражения типа русск. по глупости, благоразумно и т. п., обозначают отношение говорящего к субъекту: Он по глупости ест поганки. Ср.: Глупо, что он ест поганки, где оценивается положе­ние вещей в целом. Эти же наречия с глаголами мнения индуцируют в модусе пресуппозицию истинности; ср.: Он считает, что его жена убийца, где не подразуме­вается истинности/неистинности диктальной части; но: Он по глупости считает, что его жена убийца, где дик- тальная фраза неистинна [Lehrer 1975, 240]⁶. Как можно видеть, включение наречных аксиологических операторов в высказывание, их связи с актантами создают разнообразные возможности взаимодействия элементов оценочной структуры

.Глава четвертая

Аксиологические предикаты

1. Общая характеристика. Аксиологиче­ские предикаты —это класс предикатов, которые вхо­дят в структуру оценки, объединяя ее субъект и объект. Специфическими для оценочных высказываний явля­ются предикаты групп считать, полагать (предикаты «мнения»), казаться, чувствовать (себя) и их сверну­тые аналоги: по-моему и т. п.

Аксиологический предикат служит основным сред­ством экспликации модальной рамки оценки: Мы счи­таем ее (она считается, она кажется мне) хорошим специалистом. Он вводит в высказывание эксплицит­ную субъективность, указывая на присутствие оценоч­ного субъекта и представляя оценку как относящуюся к его концептуальному миру (при неопределенно-лич­ных глаголах этот субъект — «общее мнение») ^1г. При­знак при этих предикатах выступает как субъектив­ный; ср.: Он считает яблоки свежими; Яблоки кажутся ему свежими (неизвестно, каковы они на самом деле) и Он покупает яблоки свежими — признак объектив­ный (подробно о прилагательных в конструкциях «мне­ния» см. [Olsson 1977, Бурнацева 1982]).

Некоторые авторы полагают, что в глубинной струк­туре любого высказывания, в том числе оценочного, содержится аксиологический предикат [см. Alexandres- cu 1976, 24]. Согласно другому мнению, глубинный предикат имеется только в собственно оценочных су­ждениях, в первую очередь с аффективными словами, в отличие от суждений о фактах. Так, Д. Болинжер пола­гает, что во фразе Джон идиот, в отличие от Джон — священник, есть глубинный предикат, вводящий субъект оценки: по его мнению, «самым интересным свойством таких предложений является то, что они вроде бы пока­зывают, что говорящий осознает тот факт, что иногда то, что он говорит, зависит от его взгляда на вещи» [Bolinger 1973, 415].

Естественный язык различает по смыслу и по форме оценочные структуры с эксплицитной модальной рам­кой и оценочные структуры, где модальная рамка не обозначена. Ср.: Он считается хорошим пловфм и Он хороший пловец. В первом примере оценка пред­ставлена как исходящая от «общего мнения», во вто­ром — как истинная в «реальном мире». Это различие существенно и в функциональном плане. Присутствие аксиологического предиката предполагает существова­ние других мнений и возможность возражений. В ситуа­ции непосредственного общения в этих случаях в ответ­ной реплике обычно выражается реакция на оценоч­ный модус: А. По-моему, он хороший специалист. Б. А по-моему, никуда не годный. Высказывание без гла­гола мнения представляет оценку как положение ве­щей в «реальном мире» и предполагает скорее реакцию на дескриптивное содержание: Он хороший специалист. Надо привлечь его к нашей работе. Однако и в этих слу­чаях может проявиться реакция на модус: А. Она удиви­тельная красавица. Б. А по-моему, ничего особенного. Очевидно, вторая реплика индуцирует в первой глубин­ный предикат мнения ⁷.Предикаты Мисвия обычно противопоставляют оце­ночным модусам по признаку нефактивности дополнения у первых и фактивности у вторых; ср.: Я полагаю, что он замечательный специалист и Я рад, что он замеча­тельный специалист [Kiparsky, Kipareky 1970]. Необ­ходимо отметить и еще одну функцию предикатов мне­ния: онп вводят в текст признак t (время) модуса, пока­зывая, что оценки могут меняться во времени [ср. Ле­бедева 1984]: так, я считал его негодяем, подразуме­вает, что в настоящее время мое мнение скорее всего изменилось, ср. возможное продолжение: а он оказался порядочным человеком (отметим специфическую роль глагола оказаться в этих структурах).

Для аксиологических предикатов типичны прежде всего конструкции с предикативным определением: Я считаю его лентяем; он кажется мне порядочным чело­веком; Я чувствую себя безнадежно отсталым и пропо­зициональная фраза с союзом что: Я считаю, что он лентяй. Эти конструкции обладают рядом специфиче­ских структурно-семантических характеристик. Так, Ж. Малака Каштелейру отмечает следующие свойства португальского глагола achar 'считать, полагать' и группы близких к нему по семантике предикатов: adi- vinhar, admitir, calcular, conjecturar, considerar, crer, encontrar, estimar, imaginar, julgar, presumir, reputar, presupor, ver и др. [Casteleiro 1981, 61]. Эти глаголы со­четаются с качественными прилагательными, выра­жающими оценку, и не сочетаются с относительными, специфицирующими. Это отражается прежде всего в кон­струкции с предикативным определением: А с h о essas crian^as alegres (tristes, irrequietas) (С 61) По - м о е м у, (букв.: я нахожу, что) эти дети веселые (печаль-

его лентяем не значит, что я отрицаю существование мнения), отрицание всегда относится к диктуму. В пропозициональной фразе португальского языка при таких глаголах употребля­ется как сослагательное, так и изъявительное наклонение, что отражает пресуппозиции автора текста (см. II, 3.1) относительно истинности оценки, точнее совпадение / несовпадение мнения автора и говорящего (субъекта 2 и субъекта 1): Ela acredita que as flores sao (sejam) a causa da alegria [пример из Faria 1974, 31]. 'Она считает, что цветы — источник радости'. Во фразе с индикативом имеется пресуппозиция автора текста об истин­ности мнения, во фразе с субжунтивом такая пресуппозиция отсутствует. Не допускают сослагательного лишь немногие гла­голы, в частности полагать [подробно на португальском мате­риала см. Faria 1974].

ные, шаловливые)'; А с h о О Comportamento dole do6n- tio (correcto, condenavel) (С 61) 'Я нахожу его пове­дение ненормальным (правильным, достойным осужде­ния)'; но: *А с h о esse engenheiro civil'*Я. считаю этого инженера гражданским'; *С о n s i d е г о essas ciencias naturais **Я считаю зти науки естествен­ными' (С 62). Эти же ограничения сохранятся во фра­зах с que: А с h о que essas crianfas sao alegres; а с h о que о comportamento dele ё correcto; но не: *А с h о que esse engenheiro ё civil; *Considero que es­sas ciencias sao naturais (C 62). Предикаты «мнения» в типичном для них контексте с «двойным винительным» противопоставляются предикатам знания; ср. невоз­можность соответствующих замен: *s е i essas crianfas alegres '*я знаю этих детей веселыми'.

2. П р е д и к а т ы «мнения». В португаль­ском языке основным предикатом в высказываниях об оценках является глагол achar 'считать, полагать, находить': Relendo, а с h о u chocho (NM 152) 'Прочи­тав, он н а ш е л ее бессодержательной'; ... a (a agua- rela) а с h а г a linda (CT 87) '. . .она нашла ее (картину) прелестной'. Рассматривая употребление гла­голов «мнения» в речевых актах оценки, можно уви­деть, что эти глаголы выполняют две роли: 1) обозна­чают ментальный процесс и 2) используются подобно модальным словам, квалифицируя утверждения, со­держащиеся в зависимой фразе [ср. Hooper, Thompson 1973, 477]. В речевых актах второе употребление, кото­рое называют иногда «вводным» (parenthetical), играет особую роль. О нем можно говорить не только когда глагол «мнения» находится в вводной фразе, но и в дру­гих случаях, в первую очередь в высказываниях от пер­вого лица. В этих высказываниях глагол «мнения» не обозначает ментальный процесс, а служит для того, чтобы подчеркнуть, что оценка представлена как инди­видуальное мнение, а не «положение вещей» (которое подразумевается, если указание на субъект отсутствует). Иллокутивная цель включения такого глагола — смяг­чение категоричности высказывания путем введения в него субъективности (см. III, 1.1), ср.: Desculpe, Sr. Fernandes, mas а с h о que tudo tem limitesl (PM -15) 'Простите, сеньор Фернандеш, но, как мне кажется (букв.: я нахожу, что), все имеет предел!', ср.: mas tudo tem limites 'но все имеет предел', высказывание бо­лее категорично; ср. также: А с h о que ё demais (LC 19) 'По-моему (букв.: я нахожу, что), это о лишком'. Представляется, что achar можно рассматривать как своего рода перформатив, сообщающий, что соответ­ствующая оценка принадлежит субъекту. Естественно, что перформативная функция реализуется в 1-м лице настоящего времени в ситуации непосредственного общения.

В диалоге — «споре об оценках» — глагол «мнения» подчеркивает, что высказывание отражает точку зрения говорящего и может предполагать другие мнения:

6. Que lal ё ela? Bonita? С. Eu а с h о - a bonita (РМ 55) 'Ф. Какая она? Хорошенькая? С. По-моему, хоро­шенькая¹ ; С. Se nao foi simpatico consigo, previna-mo.

7. E u а с h о que ё muito simpatico (PM 52)'C. Если он был нелюбезен с вами, скажите мне. Ж. II о - м о е му, он был очень любезен'. Сразу отметим несовпадения в переводе achar на русский язык, где соответствующий глагол находить, считать и т. п. употребить можно, но со сдвигом в смысле или в коммуникативных харак­теристиках высказывания: я нахожу ее хорошенькой, я считаю, что он очень любезен. Перевод кажется слиш­ком буквальным, так как русские глаголы указывают не столько на присутствие субъекта, сколько на менталь­ный процесс; в португальском языке соотношение этих аспектов значения, по-видимому, иное: achar прежде всего сигнализирует о том, что мнение принадлежит определенному субъекту. Во многих случаях achar в русском переводе опускается: Quem achei muito em baixo foi о teu pai. Pode ser que melhore mas duvido (RA 41) 'Кто сильно сдал, так это твой отец. Может, оц и поправится, но я сомневаюсь'; А с h о - t е pdlida hoje (RA 43) Ты сегодня что-то бледна' (букв, 'я нахожу тебя бледной')⁴, что-то в переводе, снижая категоричность высказывания, одновременно показывает его субъективность.

В оценках от 3-го лица achar передает мнение соот­ветствующего субъекта: . . . а с h a v a m suspeito tudo о que ele dizia (LC 72) '. . .им казалось подозри­тельным все, что он говорил'; А с h a v a a cidade feia (CT 119) 'Город казался ему безобразным' (букв, 'он находил город безобразным'); D. Cata- rina, achando о retrato perfeito. . . (NM 127) 'Дона Катарина, находя портрет великолепным. . .'

Ту же функцию несет этот глагол в 1-м лице в рас­сказе о прошлом: А с h е i - a simpatica, . . . engra- yaAt. . . (PM 89) 'Она показалась мне при­влекательной, . . . прелестной. . .' Это также своего рода пересказ мнения, где субъект речи в настоящем и субъект оценки (в прошлом) как бы раздваиваются. Пересказ мнения не есть косвенная речь, он не подразумевает, что оценка была высказана в тех же терминах или даже была высказана вообще; ср.: Ele nao estava no numero dos que foram dominados pela mae e ate а а с h a v a bastante insignificante (LC 25) 'Он не был среди тех, кто безоговорочно подчинялся матери, он даже считал ее довольно ничтожной'; очевидно, что такая оценка не высказывалась в непосредственной си­туации общения; ср.: Он сказал, что X растяпа и Он считал X растяпой, но никогда не говорил об этом вслух. Здесь перед нами не высказывание мнения, а высказывание о мнении, сообщающее о концептуаль­ном мире субъекта [ср. Wright 1963, 71—75]. В этих случаях глагол играет иную роль, чем в непосред­ственных речевых актах оценки, он не имеет прагмати­ческих целей — смягчение категоричности, предполо­жение о возможных альтернативных мнениях, его за­дача — указать на субъект и на модальный тип выска­зывания. Возможность вводить мнение в его интерпре­тации является, таким образом, важнейшей функцией этих глаголов. Ср. пример, где achar выступает в обеих ролях — для передачи мнения и как перформатив в диа­логе в полемическом контексте: F. Entao о tio que era tao exigente! Que а с h a v a quase todas as mulheres feiasl А с h a engragadinha este estafermo? С. А с h о (PM 48) 'Ф. И дядюшка, который был так требователен! Который считал чуть ли не всех женщин уродами\ (неперформативное употребление) Вы считаете очаровательным зто чучело? С. Считаю! (пер­форматив)'.

Для передачи мнения при оценке используются и другие глаголы, обозначающие ментальные состояния, а также именные выражения: Todas as pessoas а с о n- sideram uma coisa simples e natural, a mais natural e mais simples de todas quantas existem (CT 36) 'Bee считают ее простой и естественной, самой про стой и естественной из всех существующих'; Nao esta- vam longe deo julgarem um imobilista (LC 72) 'Они были недалеки от того, чтобы считать его консерватором''; Os Josue Teixeira nao eram conhecidos por esse nome, mas so por Silva. Teixeira era uma redund&n- cia, na о p i n i а о dos Aurelianos (LC 26) 'Жозуэ Тейгаейра не были известны под этим именем, все их знали как Силва. Тейгаейра, по мнению семьи Аурелиану, было лишним'.

3. Другие аксиологические пре­дикаты. Типичными предикатами при оценочных выражениях являются также глаголы группы «казаться» иорт. рагесег. Казаться так же, как и считать, пола­гать, соединяет Субъект мнения с объектом, однако в центре высказывания стоит не субъект оценки, как при глаголах мнения, а ее объект, занимающий пози­цию подлезкащего. Ср. примеры, где рагесег и achar могут взаимозаменяться, разумеется, с некоторым сдви­гом смысла, но при сохранении модальной рамки вы­сказывания: Parecia-lhe estranho, mesmo impos- sfvel que um homem. . . ainda tivesse interesse em co- nhece-la (CT 96) 'Ей казалось странным, даже невозможным, что какой-то мужчина еще интересуется знакомством с нею'; ср.: а с h a v a estranho. . . 'она считала странным. ..'; Parecem-me /га- cos os seus conhecimentos de vida (PM 23) 'Мне ка­жется недостаточным ваше знание жизни'; ср.: а с h о fracos os seus conhecimentos de vida 'я н a x о ж у недостаточным ваше знание жизни'. Ср. также следую­щий пример, где замена невозможна, так как achar сопровождается "фазовым por-se, указывающим на актив­ность субъекта. Однако в переводе на русский язык, где перформатив мнения при оценке малоупотребителен, появляется именно глагол казаться: Pus-me а achar estranho que ela nao me tivesse ainda apresen- tado aquele noivo (CT 48—49) 'Мне стало ка­заться странным (букв.: я стал считать странным), что она еще не познакомила меня с этим же­нихом'.

Взаимозамены казаться и считать возможны в оце­ночных высказываниях, где устанавливается отношение объекта к концептуальному миру субъекта, а не к поло­жению вещей в мире. Указание на субъект при рагесег дается дополнением, обычно местоименным: Escreva-lhe que vamos tentar conseguir a quantidade que pede. Nao me parece facil (PM 73) 'Напишите ему, что мы попытаемся раздобыть нужную сумму. Это мне не кажется легким' (ср. nSo acho facil); Foi isso о que a impressionou. De resto, (ele) pareceu-lhe vulgar (CT 96) 'Именно это ее поразило. В остальном, он показался ей банальным' (ср. а с Ь о и - о vulgar)', . . .me lembrei de repente de que nao comia desde a vespera e isso pareceu-me exlremamente importante (CT 20) . . .внезапно я всп: мнила, что со вче­рашнего дня ничего не ела, и это показалось мне крайне важным' (ср. е а с he i isso extremamente importante). В последнем примере замена на achar, однако, вносит в высказывание смысл активного уча­стия субъекта в оценке (ср. выше: pus-me a achar estra­nho que :. .).

Важно также подчеркнуть, что рагесег часто упо­требляется без указания на субъект, и в этих случаях он с achar не соотносится. При этом, в зависимости от пропозиционального содержания высказывания, реа­лизуются разные модальные смыслы. Так, при оценке с субъектом «общее мнение» глагол указывает на то, что ситуация относится к «возможному миру» наблюдате­лей, который не обязательно совпадает с фактическим положением вещей: Mas a vila, nesse anoitecer de um dia de feira p а г e с i a mais que vazia: abandonada (NRT 114) 'Но поселок в этот праздничный вечер казался более чем пустынным: заброшенным''', ср.: era mais que vazia: abandonada 'был более чем пу­стынным: заброшенным'; ср. также: este aspecto mate- rialista de salvacao humana nao deixava de parecer chocante (LC 60) 'Этот материалистический аспект спа­сения человечества всегда казался неуместным'', ср.: nao deixava de s е г chocante 'не переставал быть неуместным'.

Несоответствие признака «реальному миру» может быть эксплицировано: Mas, como о homem era mais culto do que pelo trajo p a г e с i a, recomendou-me uma leitura (RD 219) 'Но так как он б ы л более культур­ным, чем можно было судить (букв.: каза­лось) по костюму, он п советовал мне прочитать одну книгу';. . . о que fez com que a sua sinceridadc parecesse suspeita (LC 55) '. . . в результате чего ее искренность стала казаться подозритель­ной''', Minha irina f о i muito infeliz! — Talvez nein tanto como p a г e с e. . . (NM 150) 'Моя сестра была очень несчастной. — Быть может не настолько, на­сколько кажется'. В приведенных примерах за­мена глагола казаться на быть, естественно, недопу­стима, Так как уничтожается антитеза возможного ц реального мира.

Как полагает О. Дюкро, говоря о французских гла­голах sembler и paraitre, эти глаголы могут обозна­чать, что субъект не заслуживает того качества, которое ему приписывают IDucrot 1980а, 505]; добавим—с точки зрения говорящего; ср. русск. слить и порт, рагесег: Tinha рог habito confessar coisas um pouco insolitas — о que о fazia рагесег inteligente (LC 10) 'У него была привычка признаваться в вещах довольно необыч­ных, из-за чего он прослыл умницей'. Ср. также следующий пример, где говорящий как бы отмежевы­вается от оценки субъекта. Это происходит потому, что в оценку введена эмфаза (интенсификатор и препози­ция оценочного слова), дифференцирующая субъект, которому приписывается оценка, и автора текста, с чьей точки зрения ведется изложение (очевидно, не раз­деляющего мнения субъекта оценки): . . .dos livros de cozinha que tao inestlmavels pareciam a eenhora Lucrecia (LC 61) '. . . из поваренных книг, которые к а- з а л и с ь такими бесценными сеньоре Лукресии'; ср.: dos livros de cozinha que pareciam inestimd- veis a senhora Lucrecia, где этого дополнительного смысла нет.

Рагесег, как и achar, может служить средством смяг­чения категоричности оценки: А о par ecer, eram pessoas bastante cultas, deixaram livros como «А Guerra das Galias» e «Jerusalem Libertado» (LC 21) 'По-види­мому, они были довольно культурными людьми, от них остались такие книги, как «Записки о Галльской войне» и «Освобожденный Иерусалим»'.

Отметим, что в некоторых случаях предикат оценки может быть имплицитным. Это происходит при внутрен­нем монологе и в несобственно-прямой речи: Tudo se tornou diferente. As pessoas eram de subito muito mais simpaticas e gostaria mesmo de as abragar (CT 26) 'Все стало иным. Все кругом вдруг стали (=стали казаться) гораздо симпатичнее, мне даже захотелось их обнять'.

Особо следует остановиться на вводящих оценку предикатах чувства. Это в первую очередь sentir (se) 'чувствовать', который сочетается с оценочными сло­вами в высказываниях о внутреннем состоянии: Ао prin- cipio sentira-me triste, desconsolada (CT 47) 'Вна­чале мне было грустно, тоскливо (букв.: я чув­ствовала себя печальной, беаутешной)\ Здесь субъект оценки является одновременно и ее объектом.

При замене sentir-se на рагесег меняется оценочный субъект, им становится наблюдатель; ср.:. . . s е п- t i а - s е impassivel, pronta a tudo (NM 148) '. . .она почувствовала себя спокойной, готовой на все' и р а г е с i a impassivel, pronta a tudo 'она каза­лась спокойной, готовой на все'; ср. также: era impassivel, pronta a tudo 'она была спокойна, готова на все' — оценка представлена как объективная, без выраженной модальной рамки. Ср. еще пример: ...sen- tir-se.-iam nus е desprotegidos, incapazes de exigir о seu direito (LC 69) '...они будут чувство­вать себя обнаженно-беззащитными, неспособ­ными настаивать на своих правах'; ср.: pareceria m nus е desprotegidos, где оценка дается извне от лица «общего мнения», и seriam nus е desprotegidos, где оценка пред­ставлена как высказывание о факте (что, кстати, под­черкивает метафоричность слова nus в предыдущих фразах). Иногда возможна и замена sentir-se на achar 'считать, полагать', что меняет модальный характер оценки: в этом случае оценивается не внутреннее со­стояние объекта оценки как таковое, а скорее положе­ние вещей, ситуация, в которой он оказался; ср.: achar- se-iam nus е desprotegidos, но вряд ли возможно: *ао principio achara-me triste. . . ""сначала я счи­тала себя грустной'.

Отметим, что оценка внутреннего состояния самого субъекта не выражается и глаголом рагесег: *ао prin­cipio parecia-me triste; такая фраза допустима только в случае несовпадения субъекта и объекта оценки.Sentir также может сопровождать оценку, объект которой не совпадает с ее субъектом, однако при этом всегда идет речь о чувственном восприятии признака: S е n t i - о perplexo (CT 10) 'Я почувствовала, что он смущен'; ср.: а с h е i - о perplexo, где субъект за­нимает позицию «рационального» наблюдателя, и р а г е- с е u - m е perplexo, где тип субъекта не показан. Та­ким образом, в ряду аксиологических предикатов нейт­ральным оказывается рагесег 'казаться', который ука­зывает лишь на мнение, в то время как achar скорее обозначает рациональную оценку, a sentir — сенсор­ную, чувственное восприятие. Ср. также: Agora que tudo era possivel, sentia-se (ela) perdida (LC 23) 'Сейчас, когда все было возможно, она чувство­вала себя потерянной'; ср. замены с изменением модальностей: р а г е с i a perdida 'она казалась по­терянной', acliava-se perdida 'она считала себя потерянной'.

Интересно отметить, что португальский язык допу­скает сложные соединения аксиологических предика­тов, указывающих на мнения разных субъектов, соотно­сящие мнение с положением вещей и т. п.: Trazia (ela) muitas historias consigo, о genero de novidades que em geral tinham о condSo de enervar о Ant6nio, quep a r e- c i a agora, pelo contrario, acha-las deliciosas (CT 30) 'Она всегда приносила множество историй, вся­кие новости, которые прежде имели свойство выводить Антониу из себя, а теперь, наоборот, казалось, что он находит их очаровательными;' (букв, 'который казался сейчас ... находить их очаровательными'); здесь два субъекта мнения, «общее мнение», к которому присоединяется говорящий (для parecia), и Антониу (для achar); (Piedade) a d m i t i а que Olimpia parecia possuir mais года que о resto da familia dela, que era duma vulgaridade nao exacta- mente ultrajante, mas pior do que isso: prdtica e habitual (LC 39) '(Пьедаде) допускала, что Олимпия была, пожалуй, более породистой, чем прочие члены ее семьи, которые были не просто оскорби­тельно вульгарны, но хуже того, вульгарны всегда и во всем'; пожалуй в русском переводе отражает прагма­тическую функцию рагесег 'казаться', указывая на субъективность мнения и снижая категоричность.

Виды оценочных предикатов, входящих в аксиологи­ческую модальную рамку, далеко не исчерпываются перечисленными выше. Так, например, близки к оценоч­ным ряд конструкций с глаголами хотеть, любить [ср. Olsson 1977J. Разнообразие одиночных предикатов отражает потребность языка в средствах соотнесения оценки с «возможными мирами» ее субъектов.

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ . ОСОБЕННОСТИ ОЦЕНКИ

Глава первая

Категоричность оценки W ее снижение

1. Общие замечания. Одной из основных особенностей оценочной .модальности является ее не­приязненное отношение к категоричным, безапелля­ционным оценкам. Имеются специальные средства, на­правленные на то, чтобы уменьшить категоричность оценки и сделать ее менее безусловной, предполагающей возможность других мнений. Очевидно, что сама кате­горичность оценки — это категория прагматическая, которая опирается на социальные роли участников ком­муникации (категоричная оценка может быть связана с более высоким ролевым статусом говорящего) и их индивидуальные особенности (излишняя категорич­ность подразумевает уверенность в истинности своего концептуального мира и своих мнений). В основе сни­жения категоричности лежат, как представляется, не­которые аспекты «кооперативного принципа», которые относятся к «качеству?) [см. Grice 1975], и необходимо дополняющий его «принцип вежливости» [Leech 1983, гл. 4], подразумевающий необходимость смягчать мне­ния, которые могут показаться неблагоприятными для собеседника или третьего лица (подробно см. Ill, 1)⁸.

Нарушение указанных принципов приводит к ком­муникативным провалам, что весьма часто наблюдается в оценочных диалогах — оценочное высказывание вы­зывает непредусмотренные перлокутивные эффекты, ве­дет к взаимонепониманию, обиде и т. п. Представля­ется, что указанное явление близко к «эффекту уклон­чивых слов», описанному Т. Г. Винокур [Винокур 1980, 71 —73], пересекаясь с ним там, где идет речь об оценке («эффект уклончивых слов» касается более широкого круга номинаций, не только оценочных)⁹. Снижение категоричности производится разными путями, которые все направлены к одной цели — представить утвержде­ние об оценке как субъективное, истинное лишь в воз­можном мире субъекта, а не во всех возможных мирах.

Категоричность смягчается прежде всего модусами, подчеркивающими субъективность оценки, а также достигается движением оценки по шкале в сторону сни­жения количества признака или его истинности.

2. Способы снижения категорич- н о с т и. Рассмотрим основные способы снижения категоричности, учитывая при этом, что во многих случаях они используются комбинированно

.Основным способом снятия категоричности явля­ется прямое указание на субъективность оценки, на то что она относится к индивидуальной сфере говоря­щего. В первую'очередь средством этого служат аксио­логические предикаты я считаю, я думаю, мне кажется, по-моему и т. п. (см. II, 4). Как уже не раз отмечалось, эти предикаты предполагают, что оценка соотнесена с концептуальным миром говорящего, который может не совпадать с миром собеседника. Ср.: Ac ho de um pessimo gosto a sua brincadeira! (PM 84) ⁵Я нахожу, что ваша шутка весьма дурного вкуса'; ср. Ваша шутка весьма дурного вкуса. Эксплицитные предикаты мнения допускают возможность несогласия с оценкой. Отме­тим при этом, что их употребление специфично для разных языков; ср. португальский пример и его русский перевод: Parece - me que t е а с h о mais pdlidai (RA 39) 'По - моему, та вроде бы побледнела (букв, 'мне кажется, что я тебя нахожу более бледной'); Jenny, j u 1 g о que о melhor ё contar- lhe tudo (DF 139) 'Женни, я считаю, что лучше всего рассказать ему все'. В португальском предикат мнения achar значительно более употребителен в подоб­ных случаях, чем соответствующий французский trouver [см. Ducrot 1980а]. Ср. также другие предикаты, кото­рые, вводя оценку в интенсиональную сферу субъекта, ослабляют ее безапелляционность: Se uma mulher calada e vestida de preto parece sempre inteligente, num ho- mem о ar marcial faz-nos pensar que ele ё fusto e tem tdeias (LC 16) 'Если женщина молчаливая и оде­тая в черное всегда кажется умной, то боевой с виду мужчина заставляет нас думать, что он справедлив и умен'; ср. при устранении казаться и думать: Если женщина молчаливая и одетая е черное умна, то боевой с виду мужчина справедлив и умен. Замена субъекта —лица на субъект «общее мнение» превращает оценочное высказывание в сентенцию.

К субъективной сфере близки и другие средства, которые указывают на субъект и его индивидуальное мнение. Ср., в частности, выражения неопределен­ности с глаголом знать — nao sei que, nSo sei porque, подчеркивающие субъективность мнения: era um enten- dimento desportivo e franco de pessoas da mesma casta, um sentimento fraterno, com nKo sei que de frio, de ritual (NM 157) 'Это было прямолинейным и откро­венным взаимопониманием людей, принадлежащих к одной касте,- братское чувство, с примесью чего-то холодного, привычного'; ср. чувство холодное, привычное; Senti entSo, п Я о sei porque, uma grande vergonha daquela pena (CT 9) 'Тогда «по­чему - то почувствовала ужасный стыд за эту жа­лость'.

Другим основным способом снижения категорич­ности является деинтенсификация, снижение количества признака.

Как известно, особенностью речевых актов оценки являются специфические модальные характеристики, связанные с возможностью движения по оценочной шкале в двух противоположных направлениях — в на-

ЛО правлении нарастания степени признака (интенсифика­ция) и в направлении его убывания (деинтенсификация, ослабление); ср.: Мы довольно хорошо провели время -> Мы хорошо провели время Мы очень хорошо, ве­ликолепно провели время. Семантика интенсификаторов и деинтенсификаторов позволяет изменить количество признака, причем интенсификация указывает, что приз­нак превышает норму, в то время как деинтенсификация предполагает, что признак не достигает нормативных величин. Однако в прагматическом аспекте эти две модальности не соотносятся друг с другом и выпол­няют разные функции в структуре речевого акта.

Прагматической целью оценок с интенсификацией является стремление сделать высказывание более убе­дительным для собеседника и усилить его перлокутив- ный эффект — изменение эмоционального состояния адресата (см. IV, 1.2); не случайно интенсификация часто сопровождается экспрессивностью: О dinheiro modifica as pessoas duma manetra t а о extraordinaria\ (CT 14) 'Деньги так поразительно меняют людей!'; О aspecto ё о m a i s desagradiwel possivel (PM 24) 'Внешность у нее неприятна до крайности'; Oh, diabo! О meu franees ё muito fraco\ (PM 55) 'Черт возьми! Мой французский никуда не годится!'; О assunto que me traz kstremamcnte delicado. Grave, m e s m о (PM 33) 'Дело, которое меня привело сюда, крайне деликатное. Даже опасное'; . . .de quem me sentia, lembro-me perfeitamente, m u i t i s- s i m о amiga (CT 27) '. . .и я чувствовала, я прекрасно это помню, что мы с ней оченьблизкие друзья'.

Очевидно, что коммуникативная цель интенсифика­ции состоит не столько в том, чтобы сообщить, что приз­нак превышает норму, сколько ввести в высказывание аффективный компонент, усилить таким образом «эмо- тивнуч») сторону оценки — отношение субъект — объект и тем самым более эффективно воздействовать на адресата.

Ослабление оценки имеет, как представляется, иную основную прагматическую цель, которая, однако, не есть антитеза предыдущей. Эта цель —сделать выска­зывание менее категоричным, показать, что субъект не хочет (или не считает себя вправе) выносить катего­ричные суждения о том, что хорошо и что плохо, пред­ставлять свою оценку как безапелляционно истинную; ср.: Доклад был скучным т. Доклад мне показался все же как-то немного скучноватым; очевидно, что второе высказывание отличается от первого сниженной кате­горичностью, которая достигается комбинацией целого ряда средств деинтенсификации: квапторных слов, пре­дикатов мнения; ср. также: Он осел и Он просто ка­кой-то осел. В следующем примере перед нами собст­венно деинтенсификация, снижение количества приз­нака: Creio, qne estou и m pouco cansada, senhor Paiva (CT 83) 'Боюсь, что яне много устала (букв.: я немного уставшая), сеньор Пайва'. Ср.: Я устала, сеньор Пайва — более категоричное и менее «вежли­вое», остающееся в сфере говорящего и гораздо слабее ориентированное на собеседника. Ср. также пример со словом muito 'много' и отрицанием: No campo migue- lista nao corriam as coisas muito melhor (GM 309) 'В лагере сторонников дона Мигела дела шли н е- намного лучше' (букв, 'не шли намного лучше').

Деинтенсификаторы соотносятся с нормативной зо­ной шкалы оценок и обозначают отклонение от нее; ср.: не очень умный, не очень глупый, не очень хороший, не очень плохой. Они не сочетаются с аффективными оценочными словами, которые не предполагают движе­ния по шкале, обозначая предельную степень приз­нака:⁷ не очень потрясающий (возможно лишь в разго­ворной речи, где подчеркивается субъективность оценки).

Среди средств снижения категоричности оценки не­обходимо назвать также аппроксиматоры, выражения приблизительности, имеющие в виду в первую очередь не количество признака, а истинность высказывания (ср. концепцию ограничителей v Дж. Лакофф: [Lakoff 1972]).

В свое время В. В. Виноградов писал, говоря о приблизительных номинациях: «Говорящий как бы не решается признать свои слова адекватным отражением действительности или единственно возможной формой выражения передаваемой мысли. Поэтому он снабжает свои высказывания оговорками, стилистическими оцен­ками и заметками. Сюда относятся такие модальные слова и словосочетания, как: буквально, так сказать, собственно говоря, коротко (откровенно) говоря, вообще говоря и т. п.» [Виноградов, 1972, 577]. Представля­ется, что прагматическое объяснение, которое дает В. В. Виноградов, относится к широкому кругу модаль­ных средств. Ср. один из приводимых им далее приме­ров: Это слуЧиЛОСь бчёнь просто, пожалуй, пескдЛЬкд бесстыдио, что ли. . . (Горький). Здесь имеется, целая серия модальных выражений, которые снижают ка­тегоричность оценки бесстыдно: пожалуй, несколько, что ли\ ср.: Это случилось очень просто, бесстыдно, где смягчение отсутствует¹⁰.

Аппроксиматоры используются для снижения кате­горичности особенно широко: . . .tambem os outros о achavam bastante mondtono (LC 15) ^c. . .также и другие находили его довольно нудным'; ср.: на­ходили его нудным;- устранение bastante не только (и не столько) меняет степень признака, сколько делает оценку категоричной; Tem os olhos a m о d о tristes, este medico (NN 51) 'у него какие-то печальные глаза, у этого врача' (ср.: tem os olhos tristes); Ela aprendera musica ao conhecer no Porto um maestro q u a s e celebre (LC 10) 'Она стала учиться музыке, познакомившись в Порту с довольно известным (букв.: почти знаменитым) преподавателем'; ср. с известным преподавателем.

Интерпретируя этот пример в терминах А. Вежбиц- кой, можно было бы сказать, что говорящий считает, что учитель был скорее знаменитый, чем не знамени­тый, хотя не решается категорически утверждать первое (ср. толкование английских слов метатекста quite, rather, enough и др. в [Wierzbicka 1972, 86—88]).

Аппроксиматоры широко сочетаются с общеоценоч­ными словами, указывая на то, что говорящий не может определить точного места объекта оценки На признаке вой шкале: довольно хорошо/плохо и т. п. Подчеркнем, что снятие категоричности не есть единственная функ­ция рассматриваемых слов. Их семантика подразуме­вает движение по шкале признака. Однако прагматиче­ская цель этих семантических сдвигов ведет к ослаб­лению категоричности оценки (и тем самым к соблюде­нию «принципа вежливости»).

Как ни странно, снижение категоричности может происходить и при интенсификации, так как интенси­фикаторы, усиливая эмотивный аспект оценки, соотно­сят ее с концептуальным миром говорящего, а не с по­ложением вещей в реальном мире и таким образом ослабляют ее истинностное значение: Um dia о senhor comegou a andar muito aborrecido, muito macam- biizio, muito mal disposto (RA 38) 'С некоторых пор хозяин стал очень скучным, очень угрюмым, всегда в плохом настроении'; ср.: come$ou a andar aborrecido, macambdzio, mal disposto 'стал скучным, угрюмым, в плохом настроении'. Если устранить muito 'очень', оценка характеризует положение вещей, ко­торое рассматривается как истинное в «реальном мире». Очевидно, что это явление, как, впрочем, и снижение категоричности вообще, наблюдается в первую очередь там, где оценка входит в состав предиката и составляет коммуникативную цель высказывания.

Таким образом, прагматическая роль интенсификато- ров оказывается двоякой: они усиливают иллокутивные силы воздействия на адресат и одновременно снижают категоричность высказывания путем подчеркивания его субъективной стороны. Отметим, однако, что экспрес­сивные оценки несовместимы со смягчением категорич­ности. Ср.: Как он необыкновенно ловок/, но *Как он довольно ловок;* Как он, по-моему, умен/;⁷ Как это, ка­жется, интересно/ Экспрессивная оценка включает Нресупповицию истинности исходной оценки и не пред­полагает возможности другого мнения.

Еще одним способом снижения категоричности яв­ляется ослабление истинности высказывания об оценке, что достигается, в частности, введением модального опе­ратора предположения: G. Е' talvez melhor assim (PM 81) 'И, воз можно, так лучше'; ср.: И так лучше. Очевидно, что меняется не сам пригнан, а пози­ция говорящего. Ослабляют, естественно, оценку и гла­голы с гипотетическим значением: Na sua primitiva exi- guidade, a casa d e v i a ter sido fascinante (LC 22) ^CB своей первозданной простоте дом, должно быть, был очаровательным'. В то же время категоричность оценки смягчается и модальными словами, подтверждаю­щими ее истинность, так как они употребляются в пред­видении возражений или как ответ на возражения; ср.: Поезд уже пришел и Поезд, наверняка, уже пришел, первое категоричнее второго. Ср. также: Ela ё de facto simpdtica, tinhas razao. E tSo natural! (CT 63) 'Она всамом деле симпатичная, ты был прав. И как естественно держится!' Устранение ссылки на истин­ность делает это высказывание более категоричным.

Отметим, что отрицание истинности высказывания такого модального смысла не имеет; ср.: Верно, что он умен и Неверно, что он умен, в первом примере перед нами модальное слово, смягчающее безапелляционную оценку (предполагает возражения), во втором —отри­цание ее истинности.

И наконец, специфическим способом усиления и ослабления оценки являются кванторные слова. Чем более широкий клас<? объектов охватывает оценка, тем она сильнее. Таким образом, категоричность оценки усиливается, если она включает элементы всеобщности; ср.: Он честен и Он во всем и всегда честен. На интен­сифицирующую роль наречия sempre 'всегда' в оценоч­ных высказываниях обращает внимание М. М. Морену де Оливейра: Voce sempre ё muito inteligente, Stow (МО 47, Pa$o d'Arcos) 'Очень ты умен, Стоу'; Eu sempre sou muito tolal (MO 47, Trindade) 'Я о ч ей ь уж глупаХ' В то же время категоричность оценки смягчается, если она проецируется не на весь класс объектов, а на ёго часть или отдельные элементы. Ср.: Встречаются еще отдельные учащиеся, которые, не всегда выполняют все задания и Учащиеся не выпол­няют задания — здесь слова с кванторным смыслом встречаются, отдельные, не всегда смягчают катего­ричность оценки. Такие структуры чаще всего исполь­зуются в квазиоценочных высказываниях, где оценка не эксплицируется, а выводится из положения вещей. Сюда относятся и кванторные слова, указывающие на непостоянный признак. Ср.: О coronel Olivar. . . dizia-o entre dentes . . . era bastante caturra ealgumas vezes insuportSvel (LC 16) 'Полковник Оливар. . ., —говорил он сквозь зубы, — . . .был д о- вольно упрям, а и н о г д а просто невыносим';

ср.: era caturra e insuporlavel 'он был упрям и невы­носим'.

Особую роль в оценках играет модальное наречие еще. Важно подчеркнуть, что оценочные структуры, как правило, предполагают оптимистическую картину мира. Это выражается не только в том, что норма, соот­носясь с долженствованиями, требованиями, бывает сдвинута в зону «-}-», но и в том, что по шкале времени движение обычно рассматривается как происходящее по направлению к норме, от худшего к лучшему. Отсюда особая роль наречия еще в высказываниях отри­цательной оценки: Он еще глуп (но ср. *Он еще умен), еще встречается. . . и т. п. [ср. Николаева 1983; 1985].

Отметим, что категоричность часто смягчается ком­плексно, путем использования ряда средств, указан­ных выше; ср. глагол сферы «мнения»-]-деинтенсифи- катор: A atitude do tio chamando-se a realidade da si- tuagao parecia-lheumpouco dura (NM 148) 'Позиция дяди, который призывал ее осознать реаль­ное положение вещей, казалась ей немного жесткой'; ср.: parecia - lhe dura 'казалась е й жесткой'; era dura 'была жесткой'; выражение приблизительности деинтенсификатор:. . . raparigas quase todas ignorantes, u m pouco selvagens (LC 10) ^c. . .девушки почти все невежественные, немного дикие'; здесь используются два способа ослабления категоричности: кванторное слово, указы­вающее на невсеобщность признака (почти все) и ослаб­ление самого признака (немного); ср. категорическую оценку с интенсификацией: все девушки были невежест­венными и дикими; модальный оператор предположения -f-деинтенсификатор: Era a minha voz е nao tremia. Talvez um pouco seca demais, um pouco alta, mas eu nao podia faze-la diferente (CT 33) 'Это был мой голос, и он не дрожал. Возможно, он был не­много суховат, немного высок, но я не могла сде­лать его иным'; ср. он был сух, высок; глагол мнения-f- модальное слово даже-\- показатель приблизительной номинации с глаголом возможности, к тому же в гипо­тетическом наклонении: С г е i о ate que, abstraindo um excessivo linearismo de tra?o, esse perfil esta quase certo e corresponde ao que poderiamos chamar a verossi- milhansa de toda a legenda (NN 366) 'И я д а ж e д y- м а ю, что, если отвлечься от чрезмерной прямоты ли­ний, этот профиль нарисован довольно верно и соответствует тому, что можно было бы назвать правдо­подобием всей этой легенды'; модальные может быть и долге-{-риторический вопрос о знании: . . .ela . . . пЗо se interessa pelas noticias que lhe dou. Talvez ate a aborretjam, quem sabe? (CT 41) . .она ... не ин­тересуется новостями, которые я ей рассказываю. Может быть, они ее даже раздражают, кто знает?' Ср. они ее раздражают.

Как можно видеть, оценочные высказывания могут иметь одинаковые прагматические характеристики при разных и даже противоположных семантических свой­ствах (деинтенсификация и интенсификация, подтверж­дение истинности и сомнения в ней). Это объясняется субъективностью оценки, ее ориентацией на интенсио­нальную сферу, «концептуальный мир» говорящего, которая превалирует над всеми другими свойствами оценочных высказываний.

Важно подчеркнуть, что рассмотренное явление от­ражает и номинативную специфику оценки. В отличие от идентифицирующих номинаций, где коммуникатив­ное задание — указание на объект — требует макси­мальной точности референции, многие предикатные наи­менования, и в первую очередь оценочные, предпола­гают размытость, приблизительность, неопределен­ность обозначения признака. Как уже было показано, сама сфера знамени я оценочных слов является в доста­точной степени неопределенной. Представляется, что это связано не только со спецификой оценочных значе­ний и их номинативных возможностей, но и с прагма­тикой оценочных высказываний, которая определяется ситуациями общения (см. также IV, 1.3).

Глава вторая

Мотивировки оценки

В высказываниях об оценке, особенно при общеоценочт ных обозначениях, часто используются мотивировки, которые выражают критерии оценки, т. е. свойства, по которым судят о других свойствах (этот дом лучше другого, так как в нем больше комнат, он светлее и т. п.; критерии имеют отношение к оценочной шкале: так, можно спросить, по каким критериям я считаю одного человека умнее другого)¹¹. Критерии оценки находят отражение в мотивировках. Мотивировки не входят в модальную рамку оценки как ее элемент, по­добно субъекту, аксилогическим предикатам и т. п., это факультативный компонент оценочной структуры. В то же время мотивировки, притом обычно разверну­тые, часто встречаются в текстах, аргументируя оценки предметов, лиц и событий. При этом, как правило, мо­тивировка находится вне оценочной пропозиции, а часто и в другом предложении, в пределах широкого контекста, что отражает ее необязательность в оценоч­ном высказывании^в.

Мотивировки, особенно, когда они сопровождают общеоценочные обозначения, эксплицируют оценочные стереотипы или указывают на квазистереотипы, т. е. те признаки, которые говорящий хочет представить как стереотипные. Ср. следующие примеры, где мотивиру­ются оценки хороший хозяин и хорошая жена; в первом случае признаки, указанные в мотивировке, скорее входят в стереотип, чем во втором, при этом высказы­вание с нестандартными, квазистереотипными призна­ками приобретает иронический оттенок (2-й пример): О Manuel dos Jueusera efectivamente um bom patrao. Atencioso para com todos, nunc a perdia apaciencia ou rngava uma praga (FF 30) 'Мануэл душ Жуеуш в самом деле был хорошим хо­зяином. Внимателен со всеми, никогда не выходил из' се 6я, никогда не ру­га л с я'; De resto, era boa senhora, gastava pouco para se vestir e com cabeleireiro nada (LC 10) 'В остальном она была хорошей женой, тра­тила мало на одежду, а на прическу совсем ничего'.

Если в высказывании не указан аспект (чаще всего при оценках людей), то в мотивировках могут содер­жаться слова, показывающие, по каким аспектам дается оценка: No fundo nao ё таи tipo. Е' dedicado, respeitador е sincero. Tres qualidades que nSo ha por ai em muita abundfincia (RA 12) 'По сути он не­плохой человек. Предан, почтителен, искренен. Три качества, которые не так уже часто встречаются '. Ср. также пример, где раскрывается сте­реотип образцового поведения (для данной ситуации): Recebiam-na com deferencia, tanto mais que ela tinha uma conduta exemplar, nao recebia visitas, mostrava interesse p e 1 a « dificulda- des de gerencia (LC 15) 'Ее принимали почти­тельно, тем более, что она вела себя образцово, не при­нимала гостей, интересовалась труд­ностями с наследством'.

В оценках чисто «эмотивного» характера, часто экспрессивных, где выражается лишь отношение субъ­екта оценки к ее объекту и ничего не сообщается о свой­ствах последнего, мотивировки эксплицируют эти свой­ства; при этом сама мотивировка находится вне оце­ночной пропозиции: Maldita criatura, que nao tem репа de ninguem (FF 18) 'Проклятая тварь, ему никого не жаль!'; Foi uma coisa formiddvell Sem mortos, sem tiros, como umjogo de d a m a s (LC 24) 'Это потрясающеХ Без убитых, без выстрелов, как в игре в шашки'.

Мотивировки особенно часто встречаются при обще­оценочных предикатах нравиться/не нравиться, преди­катах предпочтения, оценочных модусах (хорошо!

плохо, что) и т й , так как «эМотивные» высказывания в процессе коммуникации оказываются или недоста­точно весомыми, убедительными, и тогда мотивировки усиливают их иллокутивные силы (сближаясь в этоМ отношении с интенсификаторами) или, напротив, сви­детельствуют о чрезмерной самоуверенности говоря­щего, и мотивировки, как бы служа оправданием, сни­жают категоричность высказывания (ср. Ill, 1). При этом они способствуют реализации одной из максим «кооперативного принципа» [Grice 19751 —максимы «количества» (сообщай столько, сколько необходимо). Такого рода мотивировки, как правило, ориентированы не на стереотипы, а на данную ситуацию, и могут быть самыми различными: As senhoras gostavam dele, porque davaao tenebrosoc hoquedavidauma certa esperfingafutil (LC 19) 'Женщинам он нравился, потому что придавал жизненным треволнениям оттенок некоей неоп­ределенной надежды'; М. Nao sei que hei-de lazer para a sobremesa, se bolo de Saboia, se montanha russa. О que ё que tu gostas mais? R. Ngo sei. Escolhe tu. M. Eu ca por mim preferia a montanha russa. F a z mais vista. Mais о bolo ё mais caseiro e esta mais ao teu paladar (RA 20) 'M. He знаю, что приготовить на третье, савойский торт или «русскую гору». Что ты больше любишь? Р. Не знаю. Ты сама выбери. М- Я бы пред­почла «русскую гору». Опа интересней на вид. Но торт более домашний и больше по твоему вкусу'; Apeteceu-te a rapariga. Eranov a, bonita (RA 55) Тебе понравилась девушка. Она была молода, хороша собой'; О rapaz nao lhe agrada porque ё f e i о (PM 43) 'Парень ей не нравится, потому что некрасивый!'; О pior de tudo sao as noites. Longas. Sem fim (CT 19) 'Хуже всего ночи. Длинные. Бесконечные'; И me lembrei que talvez passando de semanario a quinzenario as coisas melhorassem. Nao se acaba com о jorn'al e sempre diminuiamasdespesas (RA47) 'Я вспомнил, что, возможно, если перейти на двухне­дельный выпуск, дела поправятся. Газета уце­леет, а расходы все же уменьшатся'

.Мотивировки сопровождают и другие предикаты, в семантику которых входит оценка. Ср. следующий при­мер с глаголомdesprezar 'презирать': О professor Jeremi- as desprezava os novos estudantes. Pareciam-lhe mais maliciosose quo, namaioria, que- riam g a n Ii a r dineiro e sair da proviu- c i a (LC 10) 'Профессор Жеромиаш презирал тепе­решних студентов. Ему казалось, что они хи­трее, чем прежние, и в большинстве своем хотят заработать денег и уехать в столицу'. Объект оценки os novos estudantes 'тепе­решние студенты', согласно семантике глагола, пло­хой. Это его свойство эксплицируется в мотивировке, которая, что важно подчеркнуть, вводится глаголом казаться, указывающим, что «автор текста» не считает мнение субъекта оценки истинным или с ним не согласен.

При немотивированных оценках может возникнуть вонрос о мотивировке, необходимой для успеха иллоку­тивного акта; ср.: Т. Ja esteve empregada? L. Ja. Uma vez. T. Isso ё que ё pior. L. Pior, p о r qu e? T. Por­que nao pode ter conhecimentos que so com alguns anos de practice se adqui- r e m (PM 25) 'Т. Вы уже служили раньше? JI. Да, не­долго. Т. Это плохо. Л. Плохо, почему? Т. По­тому что у вас нет знаний, которые приобретаются лишьпосле несколь­ких лет практики'. Такие вопросы, объединяю­щие отношение субъекта и свойства объекта, характерны для диалога.

Очевидно, что мотивировки оценки являются разно­видностью аргументов. По мнению некоторых исследо­вателей, аргументация — это ведущая идея, опреде­ляющая движение процесса коммуникации [ср. Ducrot 19806]. При аргументации оценки мотивировки должны сохранять ориентацию, т. е. не менять знак оценки, данный оценочными словами (иначе говоря, не противо­речить пресуппозициям оценочной фразы). Так, нельзя сказать ¹²Эта книга кажется мне интересной, ее автор совершенная бездарь (но можно: ее автор несомнешю талантлив)-, ср. также: *Это великолепная картина, таких полно во всех музеях: эстетическая оценка со знаком | подразумевает уникальность объекта, вто­рая фраза этому противоречит. На смене ориентации достроены высказывания парадоксального характера

.Глава третья

Оценка и другие модальности

1. Общие замечания. Во многих случаях оценка входит как один из компонентов в конструк­ции, в основе которых лежат другие модальности. При этом оценка накладывается на ассерторическую или другие модальности, сочетаясь с ними разными способами. Так, утверждение и оценочная модальная рамка совмещаются в оценочных структурах, условно называемых de re: Он хороший студент (I, 1.2); «квази­оценочные» высказывания являются собственно ассер­торическими, однако и в них можно постулировать оце­ночную модальную рамку, основанную на «картине мира»: Он провалился на экзамене — «и это плохо». Особый интерес представляют, однако, модальности, в которых оценка составляет необходимую часть. При этом надо учитывать существование, как писал Я. Хин­тикка, «самых разнообразных модальных систем, бо­гатство которых, на мой взгляд, может ошеломить каж­дого» [Хинтикка 1981, 411.

2. Модальность долженствования. Аксиологическая модальность сложными способами связана с модальностью долженствования .

Сходство логических структур с предикатами «хо­рошо/плохо» и «обязательно/необязательно» отмечалось не раз. Очевидно, что эта особенность оценки опреде­ляется ориентацией оценки на норму, на объект с та- ними характеристиками, которые предъявляются к нему нормативными требованиями. Так, хороший конь — это конь, обладающий соответствующими норматив­ными свойствами; такой, как надо, такой, как следует, ср. разг.: что надо\ Оценочному обозначению в этих случаях может быть приписан признак [+Ро1](см. II, 1.2). Важно при этом подчеркнуть, что соответствие оценка— долженствование обнаруживается прежде всего в аб­солютных оценках. При сравнительных параллелизм нарушается, «лучше» не равняется «более обязатель­ному» [Aquist 1963]. Связь оценки с нормой проявля­ется, в частности, в конструкциях, где оценочные слова определяют глаголы и где оценка со знаком -{-означает соответствие норме: Acontece muita vez nos oradores. Nem sempre se entende bem о que eles querem dizer (RA 32) 'Это часто случается с ораторами. Не всегда понимаешь как следует (букв.:хорошо), что они хотят сказать'. Обратим, в частности, внимание на пере­вод порт, bem 'хорошо' — русск. как следует (под­робно см. III, 4).

В концепциях, где оценка рассматривается в связи с модальностью долженствования (императивйзм), оценочный субъект трактуется прежде всего как источ­ник оценочных предписаний: Это хорошо —Я это реко­мендую. Как считает О. Дюкро, такую трактовку нельзя принять, так как можно сказать: Это хороший отель, но я его тебе не рекомендую, потому что он слишком дорогой [Дюкро 1982, 290] Представляется, что связь считать хорошими рекомендовать затрагивает лишь некоторые оценочные ситуации. Оценка соотне­сена с долженствованием прежде всего в социальном аспекте, отражая принятые стереотипы. В этом смысле субъект действительно может рассматриваться какисточ-

' Здесь можно заметить, во-первых, что аналогия между оценкой и тем, что рекомендуется, затрагивает собственно логи­ческий аспект оценки, который, как уже отмечалось выше, не полностью соответствует ее структуре в естественном языке. II, во-вторых, в приведенном примере сталкивается общеоценоч- ное слово хорошо и наименование частного признака, которое не входит в состав признаков, замещаемых общей оценкой, отчего и возникает противоречие. Само слово «рекомендовать» в логических теориях рассматривается как элемент метаязыка и отражает связь между модальностью оценки и модальностью долженствования, а в приведенном примере выступает как слово естественного языка со своим специфическим языковым зна­чением.

ник соответствующих предписаний, определяющих тип оценки «хорошо/плохо», что выявляется прежде всего В предписывающих обобщенных высказываниях типа Курить — вредно. Эти оценочные выражения можно рассматривать как косвенные речевые акты долженст­вования.

Связь прескриптивности с оценкой далеко не обя­зательна, и вопрос об оценочных характеристиках пре- скрипций является спорным. Так, в частности, вряд ли можно утверждать, что команда или приказ несут оценочный знак «4-»: эти прескрипции могут быть вы­нужденными и для субъекта, и для объекта.

По-видимому, среди прескриптивяых модальностей оценку «-f-» всегда содержит лишь модальность совета: сам говорящий считает, что действие, предусмотренное советом, повлечет хорошие последствия для адресата (см. ниже). Важно подчеркнуть, что поскольку предпи­сание включает и модальный субъект и объект воздей­ствия, которые оценивают действие по-разному, дейст­вие со знаком «-)-» для предписывающего субъекта мо­жет иметь знак «—» для субъекта действия (исполни­теля), если оно противоречит его воле (желанию). Отрицательный оценочный элемент, содержащийся в мо­дальных выражениях принуждения (то, что делается против воли субъекта, плохо с его точки зрения), на­кладывает определенные ограничения на сочета'емость таких выражений с оценочным содержанием зависимых пропозиций. Ср.: Я вынужден (мне приходится) сооб­щить вам, что. . . , очевидно, что сообщение субъект считает неприятным для адресата. Ср. также: Я вы­нужден предупредить вас и т. п., и здесь пропозицио­нальное содержание диктума приобретает знак «—». По знаку оценки такие высказывания противостоят высказываниям с модальностью возможности, которые нейтральны или имеют знак «-(-»: Я могу сообщить Вам. . . , где сообщение нейтрально или оценивается положительно. Это различие по знаку отражается в сочетаемости с выражениями, где знак оценки оче­виден: Я с радостью могу сообщить вам и К сожалению, я вынужден сообщить Вам, но не *Я вынужден с радо­стью сообщить вам. Соотношение модальной и дик­тальной части таких высказываний определяется целым рядом факторов, включающих социальные конвенции, степень контроля говорящего над действием и др., — все это можно назвать «принципом заинтересованности говорящего» — the speaker alignement principle [Thomp­son, Wright 19751.

3. Модальность желания. Основная модальность, связанная с оценочной семой «-f-» в дик- туме, — это модальность желания и близкие к ней мо­дальности, включающие желание как свою часть. При предикатах желания событие оценивается как положительное для субъекта желания, при выражениях нежелания — как отрицательное; ср.: Dera-se о que ela desejara, о rompimento entre Ago- stinho e a mae (LG 63) 'Случилось то, чего она желала, разрыв между Агоштиньу и матерью'; разрыв между Агоштиньу и матерью субъект желания оценивает как хорошее для себя событие; Nao quero que elas digam que eu chego s б ahora de jantar (RA 42) не хочу, чтобы они говорили, что я'прихожу только к обе ду'; говорящий расценивает событие говорить, что и т. д. как плохое. При модальности желания знак «-]-» связан с точкой зре­ния субъекта модуса. Что касается оценки для актан­тов диктума («субъекта пользы»), она может нести и знак «хорошо», и знак «плохо», и быть нейтральной; ср.: Я хочу, чтобы ты узнал, почем фунт лиха; здесь желание субъекта не совпадает с «пользой» актанта. Такого рода случаи в некотором смысле близки к мо­дальности угрозы, которая предполагает знак «плохо» для адресата угрозы, но при этом, в отличие от желания, говорящий не выражает эксплицитно своего положи­тельного отношения к плохому для объекта событию (см. ниже) ^в.

Оценки появляются в любых модусах, так или иначе связанных с желанием. Так, оценочный смысл «-f-» имеет пропозиция, зависящая от модуса надежды; ср.: Он надеется на лучшее (но *Он надеется на худшее): No regresso contavam ficar alguns dias em Paris. . . Todos sorihavam v о 1 t a r, nao era assim? (CT 58)

На обратном пути они собирались пробссти несколько дней в Париже. . . Все мечтали снова попасть туда, не так ли?' (пресуппозиция: в Париже хорошо); Е tambem (porque nao?) uma certa еврегаща de t о r n a г a vcr Margarida (NM 155)' И также (почему бы и нет?) некоторая надежда снова увидеть Маргариду';... era uma rapariguinha е esperava in u i t a s coisas da vida (CT 13) '. . .я была молода и многого ждала от жизни; многое оценивается субъектом надежды как хорошее. Отметим, что знак оценки «-)-» для диктума сохраняется и при отрицании предиката: nao esperava muitas coisas da vida — знак оценки це меняется, но отрицается воз- можпость осуществления события.

4. Другие модальности. Оценочный аспект содержат и другие модальности, где имеется взаимодействие модального субъекта и субъекта действия, причем и тот, и другой может оказаться субъ­ектом «пользы». При этом соотношения оценочных знаков весьма разнообразны. Это видно при сравнении модальности просьбы и модальности совета. Просьба предполагает, что действие имеет знак «-)-» для говоря­щего, иными словами, модальный субъект является одновременно и субъектом «пользы» (см. II, 2. 4): Я прошу его прийти — «с моей точки зрения, если он придет, будет хорошо для меня». Совет предполагает оценку события знаком «-)-» для адресата как для субъ­екта «пользы», но с точки зрения модального субъекта, ют которого исходит совет: Я советую ему прийти — «с моей точки зрения, если он придет, это хорошо для него». Здесь модальный субъект и субъект «пользы» не совпадают. Адресат в обоих случаях может оцени­вать событие и как положительное, и как отрицательное. Ср. просьба: Aos governantes so lhes peqo uma coisa: que haja sossego e me deixem trabalhar em paz (RA 30) 'У начальства я прошу только одного: чтобы было тихои чтобы мне дали спокойно рабо­тать'; совет: Se me vais aconselhar a nao casar com a Maria Ant6nia, perdes о teu tempo (PM 11) 'Если ты собираешься советовать мне не жениться на Марии Антоиии, то ты зря теряешь время'. Адресат оценивает совет как плохой, выражая с ним несогласие. Таким образом, совет может быть отвергнут, так как адресат (субъект «пользы») не согласен с оценкой.Отрицательный знак с точки зрения субъекта вклю­чают модальности запрещения и предостережения, что особенно хорошо видно при эксплицитном глаголе: Я запрещаю тебе идти туда, т. е. я оцениваю возмож­ное действие как отрицательное. Здесь имеется оценоч­ная пресуппозиция: то, что запрещается, плохо с точки зрения субъекта модуса; при этом действие является контролируемым со стороны его субъекта. Субъект «пользы» здесь не обозначен. Оценка «—» в дик- туме часто, хотя и не обязательно, присутствует в вы­ражениях запрещения в форме отрицательного импера­тива: Не ходи!; Не лезь! Близки к запретам выражения предостережения, где действие может быть и неконтро­лируемым, но знак «—» (плохо для адресата предо­стережения с точки зрения субъекта) всегда сохраня­ется: Previno-te duma coisa, Monica. Isto assim в а о pode continue r*(RA 59) ⁽Я тебя пре­дупреждаю, Мокика. Так продолжаться не может'; М. Olha que podes apanh а г frio. R. О ar esta sereno (RA 14) 'M. Смотри, про­студишься. P. Да нет, сегодня тихо'; Mede as tuas palavras, Ricardo (RA 60) *Думай, что говоришь, Рикардо'. Естественно, что для действий неконтролируемых предостережения, как правило, выражаются отрицательными императивами: Не упади!, Не споткнись!, но не * Упади!»', * Споткнись!, хотя можно в несовершенном виде: Падай! [подробно см. Булыгина 1982]. Подчеркнем, что не всякий отри­цательный императив включает оценку; ср.: Встань! и Не вставай!, в обоих случаях оценка не подразуме­вается. Оценочный смысл приобретают лишь те импе­ративные конструкции, где сама ситуация может оце­ниваться как отрицательная (часто на основе социаль­ных конвенциональных установок): Не опаздывай! (ср.: опаздывать нехорошо)-. Не заболей! (болеть плохо).

Отрицательная характеристика последствий собы­тия, если будет нарушено предостережение или запрет, может быть эксплицирована в мотивировках: Nao cuspa para о аг, menino, quo о cuspo pode caii> lhe nos olhos (PR 126) ^lHe плюй в воздух, па­рень, можешь попасть себе в глаза'} Nao fcu^as isso, que odesgostas (RT 259) *He делай этого, это его огорчит'. В текстах при запре­тах и предостережениях весьма часты мотивировки: — Jurol Eu seja. . . — Oh, mulher! Nao digas isso,

W

quo ё p о с a d о! (LV 77)' — Клянусь! Я. . . — По­слушай! Не говори так, это грех!'; Nao se aproxime, porque euestou tfsica (NT60) 'Heподходите, у меня туберкулез'.

Модальности запрещения и предостережения близки к модальности угрозы. (Существует мнение, что всякий императив можно рассматривать как дизъюнкцию, со­держащую скрытую угрозу, вроде: Сделай то-то, а если не сделаешь, то тебе будет плохо; ср. IBohnert 1945]; однако такая точка зрения встречает ряд возра­жений; см. [Ивин, 1973, 15].)

Модальность угрозы — один из основных видов модальностей, включающих обязательный оценочный знак «—» («плохо»). Угроза обычно выражается утверж­дением будущего действия или действия предполагае­мого, отрицательного для адресата (в данном случае субъекта «пользы»), которое может быть исполнено или не исполнено (речевые акты угрозы часто описывают как разновидность обещания): Encheram о раро, anh? Mas ей te direi, ей te direi. . . Nao fazes outra, juro-te que n3o fazes outra! (CT 124) 'Набили брюхо? Но я тебе скажу, я тебе скажу. Другой рай ты зтого не сделаешь, клянусь, что это не повторится'; Malditos fios tele- fonicos! Malditos! ... Um dia pego no alicate e, zas!, zas!, zas/, cor to voces todos, limpo о сёи de todas as ruash.. Acabo com a vossa raga duma vez para sempre! (CC7) 'Проклятые телефонные провода! Проклятые! В один прекрасный день я возьму плоскогубцы и раз, раз, всех вас перережу, очищу небо на всех улицах! Покончу с вами раз и навсегда!'

Многие выражения угрозы представляют собой образные формулы, состоящие только из диктума в пеиндикативной форме и с отрицательным значением: Чтоб тебе пусто было!; Чтоб тебя черти разорвали!; Чтоб тебя черт побрал!; Чтоб ты сдох!, а также обо­значения различных действий субъекта, плохих для адресата: Я тебя убью!; Я тебе покажу! Некоторые из выражений угрозы обозпачают гипотетическое дейст­вие адресата: Гы у меня; попляшешь! или имплицитное условие осуществления угрозы — действие адресата: Ты только попробуй!; Попробуй только пошевелись!; Я тебе пойду! и т. п. Все эти формулы угрозы представ­ляют собой косвенные речевые акты.

Соединение модальности побуждения и оценки соз­дали в русском языке особые выражения псевдопобуж­дения, близкие к выражениям угрозы: Попробуй только заболей!, Ты мне засни еще на уроке! (примеры ив 1Бу- лыгина 1982, 72]). Отметим, здесь также специфический для этих конструкций dativus ethicus, отражающий заинтересованность субъекта (нежелание, знак <—») в событии.

В каждом языке имеются специфические наборы формул угрозы и ответов на них. Ср.: порт. Sai da minha frente, meu malandro, se nao racho-te! acabou рог ex- clamar о poh'cia (FM 164) 'Уходи отсюда, негодяй ты этакий, а то я тебе покажу! — воскликнул полицей­ский'; Cala-te ou ей пет sei о que te fa^o! (FD 166) 'Молчи, а то я не знаю, что с тобой сделаю/'; Ve se te calas, minha porca, se nao, racho-tel —Ora atreve-te! —respon- deu a Ceu (LV 78) 'Замолчи, свинья ты этакая, а то я тебе покажу! — А ну, попробуй, — ответила Сеу\

Выражения угрозы, какова бы ни была их семантика, содержат признак «плохо» для адресата — субъекта «пользы». Отметим, что специального модуса угрозы не существует. Угрожать не может быть перформати- вом; ср.: *Я угрожаю тебе, что я тебя убью. Для гла­голов грозить, угрожать возможно лишь неперформа- тивное употребление: Он пригрозил меня убить.

5. Оценочные выражения в косвен­ных речевых актах. Присутствие оценочного элемента в модальностях совета, предостережения и др. особенно ясно видно в косвенных речевых актах, которые включают оценочные по семантике модусы. Смысл таких конструкций определяется контекстом. Так, контролируемое адресатом действие, которое рас­ценивается положительно, представляет собой совет (часто с оттенком долженствования) и его разновидности— предложение, рекомендацию и т. п.; между ними трудно провести определенные границы при отсутствии экс­плицитной интерпретации (см. Любимов 1984): Vamos, б melhor acabar com a farsa, е confessar! — disse Petit- jean, . . . (MA 92) 'Послушай, лучше всего кончить играть комедию и сознаться, — сказал Птижан'; Tem um lapis a mSo? Е' melhor tomar nota (WP 401) 'У вас есть под рукой карандаш? Я вам советую запи­сывать'; Come$a a aconselhar: — О melhor ё irem para as suas casas. . . (CD 160) 'Он начинает давать советы: — Лучше всего всем разойтись по домам. . .'; О melhor ё entrarmos — propos Osvaldo (RA 486) 'Самое лучшее сразу войти, — предложил Освалду'; Е' melhor falar- lhe (RQ 12) 'Следует с ним поговорить'. Если в диктуме имеется отрицание, оценочные выражения вводят кос­венный речевой акт предостережения: Sim, sim. . Mas о melhor ё u3o dormirmos (FJ 111) ^сДа, да. . . Но лучше всего нам не спать'; О melhor ё que nao te vSo dar com a roupa suja. Esconde-a (RQ 377) 'Лучше бы, чтобы не нашли тебя с грязным бельем. Спрячь его'; 2 Actriz. Е quero ir ао ensaio. . . Tenho de ir! 1 Actriz. Era melhor nao о fazer (FT 69) 2-я актриса. Я хочу пойти на репетицию. Я должна пойти. 1-я актриса. Лучше этого пе делать'. В первой реплике действие идти на репетицию расценивается как положительное (модус желания), во второй — как отрицательное (модус предостережения).

Оценочные модусы приобретают прескриптивный смысл или смысл сентенции, если зависимая фраза имеет обобщенное значение: Е' bom nao esquecer о egoismo (CT 41) 'He следует забывать об эгоизме'; Nao ё bonito tratar mal os que nos ajudam a viver (FF 31) ^cНехорошо плохо обращаться с теми, кто нам помогает жить'.

Как уже говорилось (см. гл. И, 3. 2), оценочные выражения со знаком «—» (ё май, ё pior) обозначают собственно оценку и в косвенных речевых актах с дру­гими модальными значениями не используются. В этом отражается один из важнейших аспектов асимметрии оценочной системы. В модальностях (кроме ассерто­рической) преобладает оценочный знак «-}-», связан­ный с предпочтением: выражения с лучше обозначают выбор из возможных альтернатив. Лучше «заключает в себе идею предпочтения и вытекающего из него наме­рения или совета. Положительный компаратив специа­лизирован на употреблении в прескриптивных речевых актах, не достигающих силы приказа, т. е. оставляющих адресату свободу решения — реальную или мнимую» [Арутюнова 1983, 339].

Оценочное значение связано и с другими неинди­кативными модусами. Можно предположить, что почти любая неиндикативная модальность так или иначе включает оценочный элемент и что взаимодействие оценочной модальности с другими модальностями пред­ставляет закономерность. Отметим также, что оценоч­ный знак присутствует в семантике многих глаголов, в том числе и содержащих модальные смыслы, от­мечая элементы их пропозициональной структуры.

Особо следует обратить внимание на корреляции оценки с эпистемической модальностью — знанием/незна­нием. Существует, по-видимому, связанная с социаль­ными факторами модальность «незнания», которая имеет отрицательные коннотации, возможно, она соотно­сится с противопоставлением «я/не я» в «картине мира». Это отражается в употреблении кванторных слов с се­мантикой «неизвестный»: какой-то, некий, один и т. п. со значением неодобрения. Связь неопределенных кван­торов с отрицательной оценкой обнаруживается в раз­ных языках {неизвестный, значит, скорее плохой): При­ходил тут какой-то; Был тут один.

В заключение отметим связь оценки с модальными типами высказываний в системе утверждение — во­прос — вЪсклицание. Очевидно, что оценка коррели­рует с каждым из них особым образом. Восклицатель­ные высказывания, усиливая экспрессивный аспект оценки, образуют основные виды собственно оценоч­ных речевых актов. Вопросительные высказывания, напротив, накладывают на употребление оценки опре­деленные ограничения (см. III, 6. 3).

Как можно видеть, специфической особенностью аксиологической (оценочной) модальности является то, что она не противопоставлена другим модальностям, подобно тому, как, например, ассерторическая модаль­ность противопоставлена деонтическим, или, в другой модальной системе, утвердительная — вопросительной, а совмещается с ними. Это, однако, не означает, что оценка безразлична к модальным характеристикам высказывания. Напротив, как можно видеть, имеются определенные закономерности, определяющие соче­таемость оценки с другими модальными значениями.

Глава четвертая

Оценка при глаголе

1. Функции приглагольных наре­чий. Аксиологические исследования, как правило, рассматривают применение оценок к объектам, подра­зумевающим тот или иной вид референции. Объект оценки — ли!до, предмет или событие является обя­зательным элементом оценочной структуры. Оценка не может не иметь референта, не может быть приложима «ни к чему». Между тем в языке оценочные слова широко употребляются при предикатах, в частности при глаго­лах, модифицируя действие или состояние, а не актант- ную структуру в целом. Разумеется, действие также может быть представлено как объект: читать полезно, много спать — это плохо и т. п. Очевидно, однако, что оценочные слова, в первую очередь наречия, соче­таются с глаголами и в тех случаях, когда глаголы выступают как собственно предикаты, признаковые слова при предметных и событийных обозначениях: Он хорошо работает', Он плохо спит и т. п. Какова же роль оценочных слов в этих контекстах?

Обычно принято считать, что наречия образа дейст­вия, к которым относятся и оценочные, добавляют свои семантические признаки к семантике глагола, специфи­цируя его и не меняя его функциональной структуры [Jackendoff 1972, 107]. Существует, однако, и другая точка зрения, согласно которой глагол и наречие следует рассматривать как семантическое единство, состоящее из двух элементов ^в. Представляется, что этот вопрос решается неоднозначно для разных гла­гольных структур. Так, свободные сочетания типа хо­рошо спать следует скорее рассматривать как состоя­щие из двух компонентов, где наречие специфицирует глагол. Вопрос о несвободных сочетаниях вроде по­ступать хорошо/плохо может решаться двояко. В то же время понимание глагола и его признака как семанти­ческого единства позволяет проанализировать такие оценочные предикаты, как брехать, тащиться и т. п., где действие и его оценочные признаки, показывающие «способ действия», выражены нерасчлененно, и соответ­ствующие компоненты выявляются путем анализа внут­ренней формы в целом.

Говоря о роли наречий в глагольной группе, надо иметь в виду, что наречия и наречные выражения чрезвычайно разнообразны по семантике и столь же раз­нообразны связи наречий с глаголами. Они, как и все другие элементы семантических зон, в которых действует оценка, расположены по шкале убывающего/нарастаю­щего признака, который в данном случае представляет степень связи глагола с наречием и необходимости наре­чия в глагольной группе. На одном конце такой шкалы находятся обязательные модификаторы глагола, а на другом — модальные операторы, относящиеся к пред­ложению в целом, между ними расположен непрерыв­ный ряд переходных случаев.

Рассматривая глагольные сочетания с точки зрения обязательности/факультативности в них наречий хо­рошо (плохо, можно выделить группы глаголов, для кото­рых оценочнсе наречие является семантически и синтак­сически обязательным; это глаголы отношения: обра­щаться , относиться, обходиться с кем-л. хорошоIплохо; глаголы поведения: держаться, вести, себя, поступать хорошо/плохо; глаголы состояния: выглядеть, чувство­вать себя хорошо/плохо. В семантическую структуру этих глаголов входит обязательная оценочная сема, которая может реализоваться в двух вариантах: «-{-» и «—». Та­кие сочетания чаще всего бывают несвободными (см. примеры ниже). Для других групп сочетания с оценоч­ными словами факультативны и определяются комму­никативной структурой высказывания [ср. Петрова 1981].

В романских языках, в том числе в португальском, способы модификации глагола показателями оценки весьма разнообразны. Кроме наречий, широко исполь­зуются предложные выражения с оценочными сущест­вительными или с существительными — классифика­торами признаков; ср. наречие: Sob о ponto de vista caritativo, estas coisas impressionavam dolorosamente (LC 59—60) 'С точки зрения человеколюбия эти вещи производили тяжелое впечатление' (букв, 'впечатляли тяжело'); именная группа с классификатором: Sabes que Agostinho Aureliano saiu de casa de maneira muito estranha? (LC 63) ^сТы знаешь, что Агоштинью Аурелиану уехал из дома очень странным способом? Классификатор maneira заполняет валентность глагола на признак; сам признак выражен определением.

Предложные выражения, сопровождающие глагол, часто определяют не само действие, а его актант, ср.: Ficou tao excitado que паэ se percebia so recebera a informa^ao com agrado ou com desgosto (LC 19) 'Он был так взволнован, что было непонятно, обрадовало его известие или огорчило' (букв, 'принял он известие с удовольствием или с неудовольствием'); Porque? — perguntou sem falsa modestia (CT 96) 'Почему? — спро­сила она без ложной скромности'. В таких конструкциях определители имеют, как правило, частнооценочное зна­чение. Их семантика крайне разнообразна и модифи­цирует любые аспекты действий, а также элементы про­позициональной структуры, в которую входит глагол.

2. Соотнесенность с «нормой». Оце­ночные наречия при глаголе в большинстве высказы­ваний не являются, строго говоря, показателями оценки, не выражают одобрения/неодобрения. В пер­вую очередь они ориентированы на норму и показывают соответствие/несоответствие действия или состояния стереотипному. При этом, естественно, хорошо указы­вает на норму, а плохо — на отклонение от нее. Ср. сле­дующие примеры: Jorge Pinto calculou bem (GM 58) 'Жорже Пинту рассчитал как следует'; Todos, 15 em casa, tinhamos feito projectos de festejar bem esse dia (NB 72) 'Все там, дома, строили планы, как хорошенько (как следует) отпраздновать этот день'; .. .a terra sustenta hem duas bocas (GE 64) '... земля может прокормить (букв.: содержит хорошо) лишь двоих'; Elee Piedade, па juven- tude entendiam-se Ъет (LC 65) ^[Он и Пиедаде в моло­дости хорошо понимали друг друга'; Andre Barreto conhecia os cedros hem (NM 154) 'Андре Баррету хорошо различал кедры'.

В приведенных примерах, в которые входят как гла­голы физических действий, так и глаголы интенсио­нальные, Ъет 'хорошо' обозначает соответствие норме (нечто близкое к параметру Ver в модели Смысл — Текст): так, как следует, так, как надо и т. п. (в русском переводе это:? смысл часто эксплицируется). Ср. также примеры с mal 'плохо', которые выражают несоответст­вие норме, отклонение от нее: не так, как следует, как надо: Era um daqueles dias quando tudo Ihe corria mal (CT 81) 'Это был один из тех дней, когда все у него шло не так, как надо'; Escolhi sempre mal as ocasioes para falar e para ficar calada (CT 36) 'Я всегда неудачно выбирала, когда надо было говорить и когда молчать'.

Несоответствие между нераспространенным глаго­лом и глаголом с наречием в приведенных примерах очевидно. При отсутствии наречия в реме оказывается глагол, если наречие есть, то в реме оказывается вся группа. При этом естественно меняется коммуникатив­ная роль этих единиц. Простой глагол сообщает о дей­ствии, причем альтернативой для сообщения является отсутствие данного действия; ср.: Жорже Пинту рассчитал и Жорже Пинту рассчитал как следует. В первом примере говорится о действии, которому про­тивопоставлено отрицание действия: рассчитал, а не не рассчит,ал; во втором случае утверждается, что его подсчеты были выполнены в соответствии с требовани­ями (а не в несоответствии им), т. е. утверждается действие с признаком. Очевидно, что, как отмечалось выше, предикаты с наречием и без него входят в разные подклассы и имеют в высказывании разные коммуни­кативные цели: сообщение о действии и сообщение о действии, соответствующем норме. Ср. еще один при­мер: .. .ele bolou Ъет (1ЧМ153) '.. .он послал шар в цель' (букв, 'ударил хорошо'). Здесь сообщается не о том или не только о том, что удар был произведен, но и о том, что удар был таким, как надо. Конструкции такого типа образуются, в частности, с фазисными глаголами вроде начаться, протекать, идти, пройти, разре­шиться, обойтись, закончиться хорошо!плохо. В таких сочетаниях действие, обозначаемое глаголом, оказы­вается в пресуппозиции, а признак выраженный на­речием, является коммуникативным центром высказы­вания; ср.: Все кончилось, где сообщается о действии (альтернатива: все .кончилось, а не продолжалось) н Все котилось хорошо, где альтернатива — плохо. Отметим, что существуют глаголы, близкие к фазис- ным, которые, однако, содержат оценку в самом своем значении. Оценочное наречие с такими глаголами выступает как интенсификатор: все обошлось хорошо, дело разрешилось благополучно.

В конструкциях типа все кончилось хорошо наречие обязательно и не может быть устранено без изменения смысла и коммуникативной структуры высказывания.

Еще одна функция общеоценочного слова при гла­голе — актуализировать аспект (см. II, 1.4) оценки. При этом в некоторых случаях сема, на которую опи­рается оценка, фиксирована (при этом образуются не­свободные сочетапия), иногда же смысл зависит от контекста. Так, bem в сочетании с comer 'есть' уси­ливает качественную сему: comer bem обозначает есть вкусно, в отличие от других сочетаний с глаго­лами группы есть (alimentar-se, almogar), в которых наречие скорее усиливает количественную сему — достаточно, много и т. п. Ср.: Ele gostara mesmo era de comer bem, bons pratos apimentados (AG 151) 'Он очень любил хорошо поесть, особенно эти вкус­ные блюда с перцем'; . . .naqnela casa onde t3o bem se comia arroz de cabrito e caldos suculentos (LC 18) . .в этом доме, где ели такую вкусную козлятину с рисом и наваристые суиы'; но ср.: Ele nSo comia a estas horas, tinha almogado bem (MS 30) 'Он не ел в это время, он хорошо пообедал' (т. е. досыта, много); . . .tia Dulce comia com requinte, muito seria, mastigando devagar ... — mas alimentando-se sempre muito bem (FA 45) '- . .тетушка Дулсе ела изысканно, очень серьезно, медленно жуя. . ., но всегда питалась очень хорошо'.

Дифференциация аспекта оценки видна и в соче­таниях с глаголами речи — falar bem означает го­ворить хорошо, красиво, быть красноречивым, а также говорить на каком-л. языке, в то время как dizer bem означает сказать правильно, справедливо, верно, по­пасть в точку ит. п.: A raiva ferveu-lhe no sangue: пйо podia granar discursos, palavreado, e entSo quando b antagonista falava bem! (MS 244) 'Ярость кипела у него в крови: он не умел строить речи, заниматься этим пустословием, в то время как его противник был так красноречив!'; Tinha excelente memoria е falava sofrivelmente Ъет, a lingua dos nativos (VP 26) 'У него была великолепная память, и он сносно говорил на местном языке'; Diz bem! Que vergonha! (GM 117) 'Он верно говорит! Какой стыд!'; Nao ё isto, 6 Jose? NSo digo bem, Joao? (GM 126) 'Разве не так, Жозе? Разве я не прав, Жуан?' Здесь можно провести пря­мую параллель с именными сочетаниями со словом хорошо. И тут в опорном слове имеются семы аспекта оценки, которые определяют смысл оценочного слово­сочетания (ср. хорошо, т. е. вкусно, есть\ хорошо, т. е. красноречиво, говорить и хорошая, т. е. вкусная еда\ хороший, т. е. хорошо пишущий, карандаш и т. п.). Там, где в пропозициональную структуру глагола входит актант с количественным показателем, аспект оценки имеет количественный смысл; ср.: хорошо, т. е. много, платить, зарабатывать и т. п.: Trabalha на Tabor, ves. . . Е ganha bem, ganha bem. . . (CT 48) 'Он работает в Таборе, видишь ли. . . И зарабатывает хорошо, зарабатывает хорошо. . .'; Era о Saavedra, о todo-poderoso!. . . Pagava-me Ъет (DM 161) 'Это был всемогущий Сааведра! ... Он хорошо мне платил'. При глаголах направленного движения оценка ориен­тируется на семы глагола, либо временные {вовремя), либо связанные с достижением цели {кстати, удачно): Castelo chegou bem (GM 73) 'Каштелу пришел вовремя' (букв, 'хорошо').

Отметим, что в русском языке употребление оце­ночного наречия при глаголах движения зависит от того, какое движение —направленное или ненаправ­ленное — обозначает глагол. Глаголы направленного движения с общей оценкой не сочетаются: *Я плохо приезжаю, *Он хорошо входит. Глаголы ненаправлен­ного движения сочетаются с оценочными наречиями, так как они обозначают свойства субъекта: Он хорошо ходит.

Аспект оценки может быть и недифференцированным, подразумевая действие со всеми его признаками; ср. dormir bem 'спать хорошо', т. е. крепко, спокойно и т. п. Durmo bem no meio deles (FA 136) 'Среди них я сплю хорошо'. Здесь сочетание глагола с наречием является свободным.

Во многих контекстах наречие обязательно и не может быть опущено без искажения смысла. В этих случаях bem заполняет семантическую валентность глагола на оценку, которая чаще всего понимается как соответ­ствие норме, но может обозначать и превышение ее (напомним, что стереотип может быть соотнесен как с серединой шкалы оценок, так и сдвинут в сторону более высокой степени признака; см. II, 1.2): Mas la que as flores das Maldonados cheiram bem, isso cheiram (RA 67) 'Да цветы у Малдопадуш пахнут хорошо, очень даже хорошо'; pagava bem, dava gorjetas (ML 102) 'я платил хорошо, давал на чай'.

Там, где bem обозначает «выше нормы», ему соот­ветствует mal — «ниже нормы»; ср. в двух последних примерах: cheiram mal, pagava mal. Однако во многих случаях параллелизм bem /mal отсутствует. Так, на­пример, в целевых предложениях, где имеется знак «-{-» в модусе (то, что является целью, хорошо для субъекта), замена хорошо на плохо искажает смысл высказывания или делает его бессмысленным, так как нарушается смысловое согласование с делений фра­зой: Eu tinha um Ceu, tinha Inferno, Deus Padre, Deus Filho, о Espirito Santo, anjos, diabos, a.aparelhagem completa para a vida funcionar bem (FA89) 'У меня было небо, был ад, бог-отец, бог-сын, святой дух, ангелы, дьяволы, полный набор, чтобы жизнь шла хорошо', но ср.: *чтобы жизнь шла плохо; Dei-lhe uma palmada nas costas para о dispor bem (NR 136) 'Я по­хлопал его по спипе, чтобы расположить его к себе' (букв, 'чтобы хорошо расположить'); но ср.: *чтобы плохо расположить его к себе.

3. Интенсификация. Асимметрия bem/ mal реализуется также в случаях, когда оценочное наречие выступает как интенсификатор. В роли интен- сификатора встречается только bem; mal входит в сферу деинтенсификации, которая соотнесена с интенсифика­цией не непосредственно (см. Ill, 1). При интенсификации глагольное сочетание не составляет единого семанти­ческого целого, а обозначает действие с добавлением элемента, усиливающего одну иэ сем глагола или ком­бинацию сем. Отличие интенсификации от указания на норму проявляется прежде всего в том, что наречие- интенсификатор в высказывании факультативно: оно лишь добавляет некий смысл к семантике глагола, но не меняет его значения. Понятно, что границы между интенсификацией и указанием на норму подвижны: «такой, как следует» может пониматься и «вполне такой, как следует, такой, как следует и даже немного больше» и т. п.; различие между двумя видами сочетаний до­вольно неопределенно и, как правило, выявляется в высказываниях. Интенсификация скорее реализу­ется при интенсиональных глаголах, где стереотипы трудно определимы: Explicou-lhe bem о estado do seu согадйо (GM 54) 'Он основательно объяснил ему свое состояние духа'; Recompilou па memoria о seu passado е avaliou ,bem о presente (GM 165) 'Он перебрал в па­мяти свое прошлое и хорошенько взвесил настоящее'. Ср. также следующий пример, в котором роль bem как интенсификатора выявляется в ответной реплике, где наречие bem, в свою очередь дополненное интен- сификатором muito, обозначает утвердительный ответ: F. О Sequeira lembra-se dele? S. Muito Ъет (GM 12) 'Ф. Вы помните его? С. Очень хорошо' (ср. lembro-me muito bem).

Bem может выступать как интенсификатор и при глаголах конкретного действия, особенно часто в диа­логе, усиливая его аффективный аспект: Aqui tens este dinheiro. Guarda-o bem, ai, sobre о peito (GM 265) 'Вот эти деньги. Храни нх хорошенько здесь, на груди'.

Функция интенсификации может быть отражена синтаксически, в препозиции наречия. Ср. сочетание bem saber, в котором bem является «чистым» интенси- фикатором: . . .eu nao me queixo de nada, bem sabes (NM 130) '. . .Я ни на что не жалуюсь, ты прекрасно знаешь'; G. A Sociedade de Exportacoes. Ali defronte. Т. Ah! bem sei (PM 26) 'Ж. Общество Экспорта. Там, напротив. Т. А, как же, знаю'. Ср., однако, следую­щий пример, где наречие (в постпозиции к глаголу!) указывает на место признака на шкале стереотипов — соответствие норме или некоторое превышение ее (признак [+Pol], по Bierwisch 1967): Е' que precisamos de alguem que saiba bem estenografia (PM 26) 'Нам ну­жен кто-нибудь, кто бы хорошо знал стеногра­фию'.

Пару интенсификация/норма образуют также со­четания bem ver и ver bem, первое при зтом теряет смысл физического восприятия и употребляется как модальная вводная фраза — апелляция к собесед­нику (ср. русск. видишь ли); второе сохраняет смысл — «хорошо видеть, различать»: Бет ve, Ъй as sobras da решйо (FA 50) 'Ты прекрасно понимаешь, что от пан­сиона кое-что остается'; Bern ves, б dificil. . . Arranjar cenas e complicates (PM 31) 'Ты прекрасно понимаешь, это трудно. . . Устраивать сцены и создавать слож­ности'; но ср.: Jorge Pinto via-lhe Ъет a cnrva graciosa da cabe^a (GM 328) 'Жорже Пинту хорошо различал грациозные очертания ее головы*.

Глаголы восприятия особенно часто сочетаются с оценочным наречием, которое указывает на высокую степень на шкале качества: Fernando so ouviu Ъет que о seu inimigo о acompanharia (GM 242) 'Фернанду хо­рошо расслышал только то, что его враг будет его со­провождать'. Ср. также: О tenente nao me ouviu Ъет. — Ouvi perfeitamente! (MS 254) 'Лейтенант, вы, вероятно, плохо расслышали то, что я сказал. — Я слышал прекрасно/' В первой реплике наречие обозначает несоответствие норме, во второй наречие-интенсифика- тор используется как подтверждение. В обеих фразах нет оценки как таковой.

Однако в зависимости от контекста это же сочета­ние может приобретать собственно оценочное значение. Последнее особенно часто реализуется в обобщенных высказываниях, где идет речь об общем свойстве или общей характеристике ситуации: A musica, tSo pro- fundamente subjectiva nos seus efeitos, s6 se ouve Ъет colectivamente (ML 73) 'Музыку, столь глубоко субъ­ективную для восприятия, хорошо слушать лишь вместе с другими людьми'.Интересно обратить также внимание на особый вид конструкций, где сочетаются оценочные слова в функции интенсификаторов с отрицанием при гла­голе. В этих случаях интенсификатор превращает отрицательное высказывание в высказывание с де- интенсификациеЙ. Ср. N8o percebia muito Ъет о que lhe tinham dito (CT 101) 'Он не слишком хорошо нонял то, что ему сказали'. Если устранить интенсификатор, то действие отрицается: пйо percebia *он не понял'. Введение интенсификатора, причем двойного, mutio bem 'очень хорошо' —превращает отрицание в ослаб­ленное утверждение. В следующем примере в ослаб­лении отрицательного утверждения участвует еще мо­дальный глагол conseguir"'удаваться': Jfi пйо consigo recordй-lo Ъет (СТ 41) 'Я уже не в силах вспомнить его как следует'. Ср. ряд' высказываний: Я его уже не помню; Я его уже плохо помню и, наконец, приведен­ное выше, где к утверждению присоединяется модаль­ный компонент, еще больше его ослабляющий. Ср. также: Os soldados nSo tinham marcado Ъет о ponto em que ele entrara no mato (GM 155) 'Солдаты плохо запомнили место, где он вошел в лес' (букв, 'не заме­тили хорошо').

Ослабленное утверждение при отрицании возни­кает лишь там, где оценочное слово служит интенсиг фикатором. Там, где оно составляет с глаголом единый смыслойой комплекс, отрицание относится ко всему предикату, и все высказывание имеет отрицательный смысл: Е па о parecerta Ъет, uma rapariga que esta no seu hotel, ser visitada (PM 86) '# люди не одобрят, что к девушке, которая находится у себя в отеле, ходят с визитами'.

4. Собственно оценка. Встает вопрос о том, в каких случаях наречие при глаголе выступает в собственно оценочном значении, т. е. обозначает не просто соответствие норме или превышение ее, а одобрение /неодобрение. Здесь необходимо напом­нить, что действие как таковое, т. е. предикатный при­знак, не может оцениваться само по себе: в структуру оценки, как уже говорилось, всегда входит ее объект — носитель признака. Этим объектом является, очевидно, субъект, который должен быть не просто, актантом действия или состояния, но быть агентом, контролирую­щим действие. Так, фраза Он хорошо спит не может, как представляется, включать собственно оценку, так как состояние не контролируется и субъект состояния не несет за него ответственности. Ср. оценки актуаль­ных действий, контролируемых субъектом и независи­мых от него: Хорошо бежит! и *Хорошо упал!, хотя в последнем случае возможно частнооценочное: Уданнв упал!, где удачно не требует указания на контроль со стороны субъекта.

Собственно оценка очевидна в выражениях вроде он хорошо поет, он хорошо плавает, где характеризу­ется актант с его свойствами. Ср. типичную трансфор­мацию: он хороший певец, хороший пловец и т. п.

Собственно оценка встречается чаще всего в выска­зываниях, где идет речь об умениях субъекта, которые, естественно, могут оцениваться как знаком «+», так и знаком «—»; ср. ряд примеров, где наречия bem и mal выступают в собственно оценочном значении:

E' valente е bom rapaz: joga о pau com perfefyao, danga bem, canta melhor (GM 209) 'Он храбрый и славный парень: великолепно играет в карты, хорошо танцует, а поет еще лучше'; Mas dangara mal (MS 242) 'Но танце­вал он плохо'; О senbor sabe. . . as tropas nacionais lutam mal, sem coragem, convic$So ou competencia (VP 25) 'Вы знаете. . . эти национальные войска сра­жаются плохо, не слишком мужественно, в них нет ни уверенности, ни напористости'. Здесь везде оце­ниваются носители действий через само дей­ствие.

Собственно оценочный смысл имеют п наречия хорошо/плохо, если они относятся к обозначениям актуальных действий, обычно наблюдаемых, где на­блюдатель является и субъектом оценки. В этих слу­чаях оценка сочетается с восклицательной интонацией: Хорошо поет! и т. п. Como fala bem, meu tio! (GM 36) 'Как он красноречив, мой дядюшка!'

Как можно видеть, семантические отношения гла­гол — наречие bem сводятся к трем типам: соответ­ствие стереотипу, интенсификация и собственно оценка (соответственно наречие можно трактовать как хорошо>_lt хорошоj, хорошо_в); ср.: хорошо_г: tudo corre bem 'все идет хорошо'; хорошо_а: bem sabes 'ты прекрасно зна­ешь'; хорошо₃: danga bem 'он хорошо танцует'. В основе всех трех вариантов лежит общий смысл — соответ­ствие стереотипу и норме на шкале признака. В случае интенсификации в высказывание вводится дополни­тельный аффективный момент, в случае собственно оценки — одобрение/неодобрение действия как при­знака актанта. Наречие может быть ориентировано на семантику предиката в целом (в первую очередь при интенсиональных глаголах, где трудно выделить опре­деленные семы) или на аспекты пропозициональной структуры (глаголы физического действия, действия, связанного с умением, говорения и т. п.). Естественно, что между тремя видами связи имеются переходные

80ны.

5. Соотношение наречий хорошо! плохо. Выше шла речь в основном о сочетаниях глаголов с наречием положительной оценки bem. Как известно, соотношение знаков «-(-/—» в высказы­ваниях естественного языка весьма сложно. Тем более это относится к глаголам, где в основе наречного соче­тания лежит не одобрение/неодобрение, а в первую очередь соответствие стереотипу, обозначаемое bem. Как уже отмечалось, наречие mal указывает на откло­нение от стереотипа и непосредственно соотносится с bem лишь в некоторых случаях.

Семантический параллелизм bem/mal наблюда­ется, строго говоря, лишь при собственно оценке, когда имеется объект —агент контролируемого дей­ствия. *

Пары с bem и mal образуются в несвободных соче­таниях, где наречие составляет неотъемлемую часть предиката, который обозначает соответствие/несоот­ветствие стереотипу и одновременно включает оценоч­ный компонент: Tudo parecia correr Ъет (LC 54) 'Всё казалось, шло хорошо'; Pois, Carlos, as coisas v3o mal. . . vao mal. Mas nao ё caso para desosperar de todo (NM 122) 'Так вот, Карлуш, дела идут очень плохо. Но не надо отчаиваться'; Vamos, Ricardo. Muda- se de ambiente. Ha-de fazer-nos bem (RA 61) 'Поедем, Рикарду. Переменим обстановку. Это пойдет нам на пользу' (букв, 'сделает нам хорошо'); Uma vez disse-me que о seminario lhe fizera mal (CT 43) 'Однажды он сказал мне, что занятия в семинарии не пошли ему на пользу' (букв, 'сделали ему плохо'); Um chapeu que me fica mal e a que eu fico mal (CT 7) 'Шляпа, которая мне не идет и которой я не иду' (ср. ficar bem).

Обратим внимание на разнообразие переводов на русский язык, где используются как наречные соче­тания с хорошо/плохо, аналогичные португальским, так и конструкция с отрицанием (для mal).

В сочетаниях с рядом глаголов mal имеет количе­ственное значение, указывая на элементы пропозицио­нальной структуры, которые значительно ниже нормы, иными словами, выступая как средство деинтенсифи- кации. Mal в зтих случаях стоит в препозиции: Estudava ate de madrugada, quase que nao dormia, mal comia, ia as aulas (ML 191) 'Занимался ночи напролет, почти не спал, почти ничего не ел, ходил на занятия'.

С интенсиональными, модальными и другими глаго­лами mal — деинтенсяфикатор имеет качественный смысл «едва, с трудом»: disse com uma voz ronquejada, mal se percebendo as palavras (NR 138) 'Он сказал хрипло, так что едва (с трудом) можно было разобрать слова'; Gabriela mal sabia ler (AG 309) 'Габриеля едва умела читать'; . . .mas mal podia reprimir a minha alegria (VP 90) '. . .я едва (с трудом) мог скрыть свою радость'. В этих случаях фразы с mal близки к отрицательным; отрицательный смысл имеют в соответствующих кон­текстах и сочетания с mal в постпозиции. Ср. также: Fez um esforgo para ouvir, mas entendia mal, as frases chegavam-lhe em retalhos к consciencia (MS 243) 'Он с усилием прислушался, но почти ничего не понимал (букв.: понимал плохо), фразы доходили до него отры­вочно'; Nao mo intorprete mal, major (VP 34) • 'Поймите меня правильно, майор' (букв, 'не поймите меня не­правильно'). Собственно оценка здесь отсутствует, в ос­нове сочетания — несоответствие стереотипу.

Таким образом, в зависимости от семантики глагола mal может означать отрицание различных признаков, входящих в глагольную структуру (нечто вроде пара­метра [Anti-Ver] в модели «Смысл —Текст»). «Мало действия» легко переходит к его почти полному отсут­ствию.

Анализ этих примеров еще раз показывает несоот­ветствие зоны «+» и зоны «—». Bem, указывая на соот­ветствие стереотипу или выступая как интенсифика­тор, часто является факультативным, так как на соот­ветствие стереотипу указывает и сам глагол, наречие лишь усиливает признак (l+Poll, по [Bierwisch. 1967]). В зоне деинтенсификации функции наречия mal близки к функции отрицания. Естественно, что mal всегда обязательно, его устранение меняет смысл высказывания на противоположный или делает вы­сказывание бессмысленным.

В заключение приведем примеры, где сочетания с разным значением и с разными наречиями сталкива­ются в одном контексте, не образуя антитезы: Ja bebeste de mais e vais ficar embriagada. Bem sabes que agUentas mal (CT 26) 'Ты выпила слишком, много, ты будешь пьяна. Ты прекрасно знаешь, что плохо переносишь алкоголь'. Bem при saber интенсификатор, mal при agtlentar указывает на норму (ниже нормы); если его устранить, фраза приобретает противоположный смысл; ср.: переносить и переносить плохо; О Sr. Garcia monta bem? — Seguro-me menos mal, — respondeu •«te (GM 175) 'Г-н Гарсия, вы хороший наездник (букв.: вы хорошо ездите верхом)? —Я держусь неплохо (букв.: менее плохо), — ответил тот'. В сочетании с mal перед нами утверждение со сниженной категоричностью, характерной при оценке самого себя.

Таким образом, конструкции глаголов с наречи­ями составляют специфические подклассы с равными функциями bem и mal. При этом общеоценочные наречия сочетаются со сравнительно ограниченным кругом глаголов. Ограничений на сочетаемость в глагольных конструкциях значительно больше, чем в именных. Это связано с особым и достаточно ограниченных кругом функций общеоценочных наречий в глагольных группа^.

Как можно видеть, грамматика слов хорошо/ плохо весьма существенно отличается от грамматики слов хороший!плохой [ср. Vendler 1967 и др.}. Это определяется различной природой опорных слов — существительных для хороший!плохой и глаголов для хорошо/плохо, первые могут непосредственно иметь своим денотатом объект оценки, вторые же обоз­начают лишь признаки и прямо к объектам относиться не могут. Как было показано выше, для приглаголь­ных общеоценочных наречий собственно оценочное значение нехарактерно, оно является лишь частным случаем более общего значения — соответствия стерео­типу и норме на оценочной шкале. В то же время, подобно прилагательным, наречия могут указывать на аспект оценки, соотносясь с базовой переменной, со­держащейся в семантической структуре глагола. Важно, однако, подчеркнуть, что в глагольных сочетаниях выявляется различие между употреблением оценоч­ных слов как показателей соответствия норме и как слов «похвалы», собственно оценки.

Глава пятая

Оценка и классификация

1. Соотношение оценки и класси­фикации. Проблемы оценки связаны с пробле­мами классификации в разных аспектах. Сама воз­можность оценки подразумевает классификацию объек­тов, и часто вопрос о том, какие вещи могут оцени­ваться, перефразируется в вопрос, какие существуют классы сравнения [см. Perry 1964, 186]; так, можно говорить о хороших яблоках, только если предпола­гается существование плохих и т. п. Однако оценка ие всегда предполагает классификацию. Б случаях, где эмотивный аспект на первом плане, оценочные слова не выступают в классифицирующей функции. Это видно на примере слов аффективной оценки и оценки с интенсификацией. Так, можно поделить столы на удобные/неудобные, фильмы на хорошие и пло­хие ит. п., но нельзя их классифицировать по аффе­ктивным признакам: на великолепные и не великолеп­ные, потрясающие и не потрясающие и т. п. Если у слов «объективных» денотативная сфера сравнительно ста­бильна, то у «субъективных» терминов она подвижна, текуча. «Принадлежность некоторого X к классу пре­подавателей, холостяков, бывших участников войны или даже объектов желтого цвета принимается или оспаривается с большим единодушием и может быть легче проверена, чем его принадлежность к классу дураков или красивых предметов» [Kerbrat-Orecchioni 1980, 71]. Иными словами, классификация возможна лишь тогда, когда в оценочных обозначениях имеется дескриптивный компонент, признак предмета, по ко­торому производится оценка¹³.

Важно отметить, что слова хороший / плохой при­мыкают к дескриптивным обозначениям, т. е. допу­скают классификацию. В основе общеоценочной класси­фикации лежит дихотомия хорошего и плохого, на которой строится шкала оценок, причем ее возмож­ность определяется присущей оценочным словам функ­цией замещения, которая позволяет делить объекты оценки на классы, подразумевающие соответствующие объективные признаки (хорошие / плохие карандаши, т. е. карандаши, которые хорошо / плохо пишут и т. п.). Однако если в оценочную структуру включа­ется признак, который предполагает односторонний сдвиг по шкале, то классификация становится невоз­можной или сомнительной. Примером этого может служить слово очень, которое относится к модальной рамке оценки. Оценка очень хороший (очень интерес­ный и т. п.) не предполагает существования противо­поставленного класса; так, фильмы не делятся на очень хорошие и очень плохие, очень интересные и очень неинтересные или не очень интересные и т. п. Ипыми словами, оценка с интенсификацией не предполагает классификации. Важно при этом подчеркнуть, что аф­фективные слова, интенсификаторы и т. п. нарушают равновесие оценочной шкалы. Эти структуры функцио­нируют на шкало оценок свободно, разрушая ее сим­метрию и соотнесенность частей. Классифицирующие свойства оценочных слов погашаются также в присут­ствии всякого рода выражений, служащих для смяг­чения категоричности, т. е. при сдвиге по шкале в сто­рону «—» (см. Ill, 1). Таким образом, классификация совместима с оценкой лишь в том случае, если оценоч­ные слова выполняют дескриптивную (собственно се­мантическую) роль и не нарушают симметрии шкалы и соотношения оценочных стереотипов.

Как можно видеть, оценка в некотором смысле противопоставлена классификации, так как класси­фикация предполагает однородность, а оценка —раз­личие, выделенность из класса. Оценка часто нару­шает соотнесенность объекта и класса объектов, как бы изымая объект из множества, к которому он принад­лежит по своим дескриптивным признакам.

«Дефектность» оценочных слов как классифициру­ющих отражается в целом ряде их особенностей в вы­сказываниях естественного языка. В частности, многие из них не образуют определенных дескрипций, так как не несут информации, необходимой для выделения объекта из класса ему подобных, их употребление в неопределенных дескрипциях также часто бывает ограничено. Различие между классификацией и оцен­кой видно, в частности, в бытийных вопросах: У вас есть родные дети? (дети могут делиться на родных и приемных), но ср. ^?У вас есть хорошие дети? Этот вопрос кажется странным, если он обращен к родите­лям, так как в семье хорошие и плохие дети не состав­ляют онтологических подклассов. Ср., однако: У вас есть хорошие студенты? Нам нужны молодые сотруд­ники. В последнем случае вопрос осмыслен, так как хорошие!плохие студенты в данном контексте обо­значают функциональные подклассы. Эти характери­стики оценочных слов отражаются в референционных свойствах оценочных выражений и в структуре рече­вых актов (см. III, 6.3; IV, 2.4).

Другой аспект соотношения оценки и классифика­ции связан с предикатным характером оценки. По­скольку все оценочные слова являются семантическими предикатами, они, как правило, выступают в предика­тивной функции и в некоторых структурах прямо про­тивопоставлены классифицирующим словам. Ср.: Он — учитель и Он талант. В первом случае перед нами классификация, во втором — оценка. Ср. также: Он лентяй — скорее оценка и Он из лентяев (принадле­жит к классу лентяев) —классификация. В то же время наименования классов могут выступать в оценочных сочетаниях, при этом оценка «перевешивает» класси­фикацию: Она хорошая учительница, где учитель­ница указывает на аспект оценки соответствующего референта: референт принадлежит к классу учитель­ниц. Ср. также: Mas ё que faz-nos falta. Е' uma esplen- dida empregada(PM 85) 'Но она нам нужна. Она велико­лепная секретарша'. Ср. также: Arranjei-lhes uma esplindida empregada. E para ti', uma esplSndida professofa (PM 30) 'Я нашел им прекрасную секретаршу. А для тебя прекрас­ную учительницу' (речь идет об одном и том же лице). Один референт относится к двум разным классам (секретарш и учителей), причем по тому и другому аспекту ему дается оценка. В таких конструкциях могут встречаться любые виды оценочных слов — аффективные, общеоценочные, частнооценочные (ср.¹ потрясающая, хорошая, умная секретарша). Отметим, чтб в этих случаях опорные имена сами по себе указы­вают на класс и не содержат оценочных сем.

Иначе ведут себя классификаторы, имеющие оце­ночные семы (degree words, по Д. Болинджеру: [Bo- linger 1972}). Ср.: Он дипломат, эта фраза неодно­значна, она может .классифицировать (он принадлежит к классу дипломатов) и оценивать (он действует как дипломат).

Оценочное употребление классифицирующих слов не требует (но и не исключает), чтобы референт при­надлежал к соответствующему классу. Так X — ди­пломат во втором смысле не есть обязательно дипло­мат в первом смысле; X* хорошая няня, в отличие от X — няня не подразумевает, что X действительно является няней, здесь имеется в виду лишь то, что X хорошо выполняет соответствующие функции. Выска­зывание X хорошая няня может быть истинно, неза­висимо от того, принадлежит ли X к классу нянь. Отметим также, что русский язык в этих случаях Допускает несогласование в роде между субъектом и именем в предикатной части: Он —хорошая няня Icp. Aronoff 1980].

Необходимо подчеркнуть, что имена классов обо­значают предметы и события или как совокупности однородных единиц, или как совокупности единиц, обладающих соответствующими качествами (референт­ное и атрибутивное употребление). Это свойство клас­сифицирующих обозначении обнаруживается, на­пример, при анафоре, где указание на элементы класса и на присущие им свойства различаются (противопо­ставление этот/такой): Она купила яблоки и испекла из этих яблок пирог; такие яблоки только для пирога и годятся. В артиклевых языках качественный аспект классифицирующих обозначений реализуется в спе­циальных конструкциях с неопределенным артиклем (часто в сочетании с экспрессивностью): Ё urn homem! Юн настоящий человек!' Неопределенный артикль указывает здесь на то, что референт является образ­цовым представителем соответствующего класса со всеми его стереотипными качествами. Оценочный смысл в таких конструкциях подчеркивается также рядом специальных средств, актуализирующих пре­дикатные семы имени: это прежде всего интенсифика- торы типа настоящий, подлинный, очень и др.: Е' muito шеи amigo (CT 60) 'Он мой близкий друг' (букв. 'очень мой друг¹); As minhas experiencias па companhia de navegagao e no escritorio do romancista tinham sido autenticos pesadelos (CT 59) 'Работа, которой я пыта­лась заниматься в морской компании и у писателя, была полнейшим кошмаромИнтенсификатор в таких конструкциях обязателен, он меняет их смысл, ср. ё meu amigo 'он мой друг' (собственно классификация), или делает высказывание бессмысленным tinham sido pesadelos 'была страшным сном' (в прямом смы­сле).

2. Слова-классификаторы при оценке. Особый, причем весьма многочисленный класс оценочных выражений составляют конструкции с классификаторами, указывающими на аспект оценки. Слова-классификаторы составляют один из важнейших подклассов лексики в целом, ее «соединительную ткань». Они отражают таксономию, существующую в «картине мира», представленной в естественном языке. Много­численные серии классификаторов характеризуют с разных сторон людей, вещи, события; ср., например, классификаторы человека по его поступкам: действие, шаг, поступок, жест-, психологическим характери­стикам: намерение, характер, способность, личность-, внешним и внутренним проявлениям: вид, внешность, состояние', настроение; поведение, отношение, чувство, ощущение и т. п. Система классификаторов рисует как бы контуры человека, отраженные в языке, кото­рые, надо подчеркнуть, имеют весьма слабые корреля­ции с описанием личности в психологии: язык «осо­знает» человека специфическим образом. Аспекты оценки, на которые указывают классификаторы, также весьма разнообразны, и лишь отчасти соответствуют аспектам, которые выводятся на основе соотношения общеоценочных и частнооценочных признаков со свой­ствами их объектов (см. II, 1.4).

В оценочных конструкциях, относящихся к лицу, в предикативной и некоторых других позициях в функ­ций классификаторов выступают обычно самые общие обозначения лица: pessoa, homem 'человек', mulher 'женщина', rapariga 'девушка' и т. д. Nunca ofendi nem prejudiquei voces. Sou u m li о in e ш hon- radof (NM 123) 'Я вас никогда не оскорблял и вам не мешал. Я честный человек'; Е ela ё и ш а rapariga fina е educada. Vais ver (PM 68) 'А она девушка тон/гая и воспитанная. Вот увидишь'; Е' uma excelente pessoa. Admiravel como h o- mem particular e como homem publico (CT 60) 'Он великолепный человек. Замечательный и как частное лицо, и как обществен­ный деятель!. Понятно, что эти высказывания не классифицирующие, а оценочные, при устранении оценочного слова они становятся аналитическими и недостаточными по смыслу: *ela ё uma rapariga. Оценки с общими по смыслу классификаторами появляются и в других конструкциях предикативного характера: tia Basilides, uma criatura completamente imprevislvel e que se mostrara incapaz de aceitar a rea- lidade (LC 47) 'Тетушка Базилидеш, существо абсолютно непредсказуемое, была неспособна прини­мать вещи такими, как они есть'. Отметим, что клас-

Сификаторы такого рода сопровождают этические оценки, для оценок по функциям используются имена, указывающие на профессию, род занятий и т; п.; ср.: Он хороший человек и Он хороший художник.

Особую проблему составляют классификаторы, от­носящие референт оценки к оценочному классу, это слова вроде тип, вид, образчик и т. п. Это собственно таксономические операторы оценки [см. о них Гинз­бург, Крейдлин 1982а, б]. Era uma catolica de grande forma£ao, porem de t i p о mais exemplar do que espon- taneo (LC 37) 'Она была убежденной католичкой, однако в духе скорее назидательном, чем стихийном'. Су­ществуют классификаторы, специально ориентирован­ные на оценку; ср. образчик, категория: Ваш сын — образчик лоботряса; Музыканты — это категория ге­ниев, в то время как для других классификаторов оце­ночные сочетания нехарактерны: *Гусары — это вид ловеласов [Гинзбург, Крейдлин 1982а, 28]. Ср.: . . .о seu Joao era ит modelo d е г а р a z (FF 31) 'Жуан был образцовым парнем (букв.: образец пари я)'; A sr* D. Monica ё uma joia de p e s s о a (RA 39) 'Сеньора дона Моника просто золото, а не человек'.

Подчеркнем, что оценочные слова синтаксически выступают как определения при классификаторах, они могут не относиться непосредственно к обозначению референта, однако объектом оценки и в этих случаях является референт. Рассмотрим следующий пример: Assim, ficou a contemplar-lhe о perfil, admirando a be- leza ea expressgo dolorosa (VN 107) 'И тут он стал наблюдать ее в профиль, восхищаясь ее красотой и трагическим выражением лица'. Очевидно, что в этом примере обе характеристики — красота и трагическое выражение (лица) характеризуют референт (ее), однако во втором случае оценочное слово траги­ческий синтаксически определяет не имя референта, а классификатор выражение лица. Здесь внутреннее состояние оценивается по его внешним проявлениям, что типично для психических оценок. Опосредованных способов оценки человека по разным аспектам чрезвы­чайно много. Сами имена-классификаторы при этом оценки не содержат, а указывают лишь на аспект, иногда весьма сложно организованный, по которому Дается оценка.

Ср. также следующие примеры, где аспект оценки (внешний вид) выделен синтаксически, конструкцией

«

с предлогом de: Era terrivel de aspecto e Silvia receou-o nesse momento (VN 138) 'Вид его был ужасен (букв.: он был ужасен на в и д), и Сильвия испуга­лась'. Ср. также конструкции с классификаторами impressao 'впечатление', expressao 'выражение лица', sensagao 'ощущение': Teve uma impressSo agrad&vel de sofrimento romfintico: estava-se vendo como num teatro (RP 250) 'У него было приятное ощу­щение, что он страдает романтично, что это проис­ходит как будто в театре'; Ele estendeu-lhe a caixa, fitando-a com uma expressao vagamente de- sagradavel (RP 247) 'Он протянул ей коробочку, глядя на нее с каким-то неприятным выражением лица'; Vitor experimentou uma sensag2o de- sagradavel na garganta (RP 99) 'У Виктора появилось какое-то неприятное ощущение в горле'. Такого рода выражения весьма разнообразны по синтаксису и семантике и требуют специального исследования. В первую очередь неясно, какое место в характеристи­ках человека, которые предполагают многоуровневую систему отношений, занимают классификаторы и ка­ковы их системные отношения. Неясно, можно ли каж­дый ив них рассматривать как указание на аспект, или это более обобщенные показатели типа классом, дающие основание для разнородных оценок. К этой же кате­гории относится, вероятно, и классификатор situa$ao 'ситуация, состояние, положение', где лицо выступает как особый вид актанта: Uma subita lembranga dos problemas familiares que aquela situafao anormal podia provocar (VN 206) 'Внезапное воспоминание о се­мейных проблемах, которые могла обострить эта необыч­ная ситуация'. (Отметим, кстати, что в приве­денном примере прилагательное указывает на откло­нение от нормы.) Многочисленны, хотя и менее раз­нообразны, классификаторы вещей и событий [см. Вольф 1978, 86 и след.; Романова 1979; Радзиевская 1979; Трубникова 1983]; их функции также исследо­ваны недостаточно. Ваяшо, однако, подчеркнуть, что одной из характерных особенностей оценки в естест­венном языке является то, что она неразрывно связана с системой классификаторов, образующих иерархи­ческие структуры.

Глава шестая

Оценка и референция

1. Референция оценочных выраже­ний. Референционные свойства («денотативные ста­тусы», см. [Падучева 1979]) оценочных обозначений определяются как семантикой самих оценочных слов, так и их сочетаний с именами объектов. Оценка, как правило, находится в реме, и оценочные слова высту­пают в роли предикатов. Так, существительные с оце­ночным значением красавец, умник, добряк и т. п., как правило, употребляются нереферентно, в функции предикатива: он красавец, добряк и т. п. или сопровож­даются актуализаторами,указывающими, что данному употреблению предшествовало (в данном тексте или в предполагаемой ситуации) предикативное: этот не­годяй. . . Так же ведут себя и образные оценочные обо­значения: этот осел. . . Такие номинации могут соче­таться с кванторными словами, приобретая неопреде­ленно-референтные статусы: какой-то, один негодяй, какой-то осел. . . Оценочные номинации выступают также в обобщенных высказываниях, приобретая ро­довой статус: дурак — явление нередкое и в некоторых других [см. Ермакова 1984, 64—67].

Специфические ограничения на референцию имеют дескрипции, включающие оценочные слова. Типичной для оценочных дескрипций является синтаксическая позиция предикатива или дополнения. В предикативе оценочное слово или само выступает как квалифици­рующий предикат: A musica era та е dei a volta ао botSo (CT 48) 'Музыка была плохая, и я выключил ее', или входит в обозначения предметов и событий, имеющих нереферентный статус или неопределенную референ­цию; именная группа соответственно сопровождается "неопределенным артиклем. Существительное в составе предикатива, как правило, является классификатором, указывая на аспект признака: о tio Cipriano ё u m h о m е m serio\ (PM 75) 'Дядюшка Сиприану серьез­ный человек!' В составе дополнений оценочные слова входят в самые различные по семантике группы. Ср. сочетание cter 'иметь', которое приписывает признак референту: Aparentava cerca de trinta anos, tinha u га a s p e с t о cativante (VN 186) 'Ей на вид было лет тридцать, у нее была пленительная внешность'.

В приведенном примере существительное — классифи­катор без прилагательного неинформативно. Однако если в составе дополнения есть оценочное слово, оно обязательно и при полнозначном имени, так как пред­полагает альтернативу, где учитывается не только само событие, но и его признак (иными словами, включено в рему), ср.: Tivemos urn dialogo muito agradavel (PM 60) 'У нас был очень приятный разговор'. Коммуникатив­ная цель высказывания — не столько сообщить о раз­говоре, сколько о том, что он был приятным; ср. также: eu tinha fugido a uma ехрНса^Зо desagraddvel (CT 31) 'Я избежала неприятного объяснения'; О Costa que ia sentado ao lado dela pediu uma cangao alegre. Aquela era a seu ver deprimente (CT 25) 'Кошта, который сидел рядом с ней, попросил спеть что-нибудь веселое. Пре­дыдущая песня была, на его взгляд, слишком мрачной'. Прилагательные в этих случаях не только оценивают, но и специфицируют, ограничивая подкласс денотатов; ср.: Он попросил спеть что-нибудь и Попросил спеть что-нибудь веселое. Эти структуры можно рассматри­вать и как имеющие двойную предикацию: попросил спеть что-нибудь и притом чтобы то, что споют, было веселым.

Еще одна синтаксическая позиция, типичная для оценок, — обстоятельство. В обстоятельственной роли выступают как приглагольные наречия, так и именные группы с классификаторами: Recolhido, сот ита agraddvel sensagao de conforto, comegou a ler (VN 40) 'Один, с приятным чувством комфорта, он начал чи­тать'.

Оценочные дескрипции, в отличие от собственно спе­цифицирующих, редко бывают определенными: они не любят позиции идентификации, как правило, не ука­зывают на уже обозначенный ранее объект и не высту­пают (8а исключением особых случаев) как сингулярные термы; ср. известные примеры Он — хороший (замеча­тельный) художник и *Хороший (замечательный) ху­дожник сел у окна (это возможно лишь при «цитации»); но: Художник сел у окна — такая фраза вполне допу­стима. Добавление оценочного слова лишает выраже­ние идентифицирующей способности. Ср. также: Маль­чик вошел в комнату и * Глупый мальчик вошел в комнату. В этих случаях возникает семантическое несоответствие между оценочным словом, определителем подлежащего в теме, и сказуемым, обозначающим действие в реме, которые должны быть определенным обраэом согласо­ваны по смыслу. Оценочное слово в составе подлежа­щего как бы да'ет «коммуникативную заявку» на со­держание дальнейших частей высказывания, чей пре­дикат должен быть семантически связан с оценкой; ср.: Замечательный художник вложил в картину всю свою душу, Глупый мальчик не понял, что здесь не место шуткам. Эта связь (как правило, она имеет причинный смысл) может быть синтаксически обозначена обособ­лением дескрипции, что подчеркивает существование дополнительной предикации: Глупый мальчик, он не понял, что здесь не место шуткам (так как мальчик был глупым, он не понял). Ср. также: Хитрый Джон разгадал загадку сразу, но ^?Хитрый Джон сел на стул, в последнем случае хитрый Джон может быть лишь «цитатой», постоянным наименованием (см. Вежбиц- кая 1982], если из контекста не следует, что сесть на стул было проявлением хитрости ^п.

Существуют, однако, контексты, где оценка в опре­деленных дескрипциях не только возможна, но и встре­чается довольно часто. Это происходит при анафоре, относящейся к событию, которое дополнительно ха­рактеризуется по оценочным признакам: . . .а та nova correu logo (FF 9) . .плохая новость тут же распро­странилась'. Оценка включается в определенные де-

¹¹ Как подчеркивает А. Вежбпцкая, опираясь на общее пред­ставление об оценке как включающей эмотивный и дескриптив­ный аспекты, «оценочный показатель может иметь — и обычно имеет — своим экспонентом смешанный знак, сочетающий в своем значении разнородные компоненты, и такой смешанный знак не­пригоден для построения субъекта предложения, если он не ис­пользован как очевидная цитация» ]Вежбицкая, 1982, 246]. Оце­ночное слово здесь не характеризует объект, а является прагма­тическим оператором, входя в модальную рамку отношения между субъектом оценки и ее объектом. В терминах теории клас­сификации можно было бы сказать, что оценочные признаки, не являясь специфицирующими, не соотносят данный объект с клас­сом ему подобных, им как бы не хватает «дескриптивной силы». Это отчасти объясняется тем, что многие оценочные слова не обо­значают свойств самих предметов (ср. аффективные) или обозна­чают свойства временные, не образующие подклассов. Во многих случаях использование оценочных слов для идентификации ока­зывается также коммуникативно излишним, так как они не ме­няют объем подкласса, обозначенный именем-определяемым (если нет противопоставления другим подклассам). Ср.: Он увидел удоб­ное кресло', С Удобное) кресло стояло у окна. Повторное (в опре­деленной дескрипции) указание на признак оказывается избыточ­ным [см. Арутюнова 1976, 326 и след.; Падучева 1979].

скрипцйи также к в других случаях, когда необходимо зкснлицировать признак; ср. следующий пример, где причина мотивируется отрицательной оценкой: О Diogo tambem deixou chegar tudo a este estado рог causa do maldito feitio! (NM 123) 'Диогу тоже довел все до такого состояния из-за своего проклятого характера!'

Определенные дескрипции с оценочным значением, выступающие как сингулярные термы, оформляются, подобно анафорическим высказываниям, указатель­ными местоимениями, или определенным артиклем. Таким образом, признак предстает как уже введенный заранее, как «старое» [Bolinger 1971]: Este Artur sempre tem cada uma! . . Este magrizela, que nunca tem a petite (ML 53) 'С этим Артуром всегда что-нибудь этакое. . . Этому худышке, ему-то никогда есть не хочется'. В романских языках, в том числе в португальском, в оценочных наименованиях широко используются структуры типа este patife de Joao 'этот мошенник Жуан', причем оценка сопровождается детерминативом, пред­ставляющим ее как уже известное наименование («ци­тация»): tinha metido no escritorio о patife de Jose de Lemos, vosso parente (NM 123) 'взял в контору этого негодяя Жозе де Лемуша, вашего родственника'; Ve la se пйо te chegou о tempo que perdeste com о traste de Arnaldo! (CC 17) 'Подумай, может быть ты уже и так достаточно времени угробил на этого мошенника Ар- налду' (см. также IV, 2.1).

В зависимости от характера обозначаемого признака оценочное слово, включаясь в высказывание, меняет референцию дескрипций, прежде всего неопределенных. Ср., например, конструкции «первого предъявления». В комнату вошел мальчик и *В комнату вошел хороший, храбрый, глупый мальчик; вторая фраза вряд ли осмыс­ленна. Можно однако, сказать: В комнату вошел черно­глазый, бледный, румяный, нарядный мальчик. Эти примеры различаются по типу обозначенных в них признаков — в последнем примере перед нами наблю­даемые внешние признаки, которые можно обозначить при нервом предъявлении объекта, а в предыдущем — признаки ненаблюдаемые, которые выводятся на ос­новании предварительной информации о свойствах и поступках их носителя. Высказывание с ненаблюдае­мыми признаками, впрочем, возможно, если речь идет о постоянном наименовании; но в этом случае перед нами уже не неопределенная, а определенная дескрип­ция: В комнату вошел храбрый портняжка. В артйк- левых языках здесь соответственно разные артикли — неопределенный во фразе с признаками первого предъяв­ления, определенный — при «цитации». Различие на­блюдаемых/ненаблюдаемых признаков оказывается, та­ким образом, существенным для референции оценочных выражений.

Особые референционные свойства имеют те оценочные высказывания, где оценка составляет коммуникативную цель и находится в предикативной части: Вася — ум­ница; Он — хороший человек и т. п. Основной характе­ристикой таких высказываний является референтная определенность субъекта. Неопределенный референт не сочетается с оценочными предикатами. Это особенно очевидно в артиклевых языках: *Um сао ё fiel 'Некая собака — верная'. Как заметил М. Гросс, это свойство остается и у оценочных конструкций, которые оказы­ваются зависимыми от предикатов мнения: Je crois cet homme (*un homme) honnete 'Я считаю зтого человека честным' I Gross 1968, 120—121].

2. Оценка при обобщенных рефе­рентах. Оценочные предикаты легко соединяются с обобщенными референтами. Многие обобщенные вы­ражения, в первую очередь сентенции, являются оце­ночными по своей семантике; ср. собака — верное жи­вотное. Субъект здесь может сопровождаться любым показателем обобщенной референции: всякая собака, все собаки и т. п. Как отмечает К. Олссон, обобщенный характер высказывания часто подчеркивается опреде­лениями, указывающими на отнесенность к классу, вроде типичный, обычный, рядовой, средний, подобный, такого типа и др.; Un S^dois moyen est assez ennuyeux 'Средний швед довольно скучен'. Ср. конструкции с пре­дикатами мнения: Je trouve un S^dois moyen assez ennuyeux 'Я нахожу, что средний швед довольно скучен' [Olsson 1977, 56]. Отметим, кстати, что эти слова указывают не на оценочный стереотип, отвечающий не­коему набору требований [-f-Pol], а лишь на элемент реального класса, соотнесенный с нормативной частью шкалы признаков.

Обобщенные обозначения допускают высказывания- сентенции типа: хорошие ученики всегда вовремя готовят уроки; Плохой работник все делает спустя рукава. В этих случаях предикат также является оценочным по смыслу или квазиоценочным (выражает оценку в «кар­тине мира»: вовремя готовить уроки — хорошо, все делать спустя рукава — плохо и т. п.). Ср.: A boa disposigao conserve a juventude (PM 10) 'Хорошее настроение сохраняет молодость'. Ср. также сентенции с оценочными предикатами: Uma сНаща ё sempre nma alegria numa casa (RA42) 'Ребенок это всегда радость в доме'; Quern faz coisas assim nao merece о respeito de ninguem (FF 28) 'Кто поступает так, н е заслуживает уважения'; Е um triunfador nao g о s t a de inspirar piedade, nem ternura, nem d 6. So admira^ao (CT 96) 'А победитель не любит, чтобы на него смотрели с жалостью, или с нежно­стью, или с болью. Только с восхи­щением'. Отметим, что в этих высказываниях часто встречаются наречия, указывающие на постоянный характер признака: всегда, обычно, постоянно и т. п.

Между предикатом и оценочным словом, если оно есть, возникает дополнительная связь, которая отражает существование модальной рамки оценки. В обобщенных высказываниях эта связь может рассматриваться как условная (а не причипная, как в высказываниях о фак­тах): Если ученик хороший, то он готовит уроки. В этих случаях оценочное слово в субъекте обязательно, при его отсутствии нарушается истинность высказыва­ния, так как предикат истинен лишь по отношению к тому подклассу, который обозначен дескрипцией с определе­нием: хорошие ученики; но ср.: * Ученики всегда акку­ратно готовят уроки — высказывание не истинно. В этом проявляется, в частности, различие между обоб­щенными высказываниями с оценкой и высказываниями о фактах, где оценочное слово не обязательно, при его устранении фраза не теряет смысла; ср. выше: (глупый) мальчик не понял, что здесь не место шуткам. При устранении прилагательного лишь снимается допол­нительная причинная связь определение — сказуемое, но истинность высказывания не нарушается.

Подчеркнем, что в позиции субъекта в обобщенных высказываниях не могут употребляться аффективные оценочные слова великолепный, ужасный и т. п., по­скольку, как уже говорилось, они не подразумевают подклассов, противопоставленных другим подклассам.

Кроме того, к это нужно подчеркнуть, обобщенные высказывания предполагают стереотипные свойства, а аффективные прилагательные не указывают на соот­несенность со стереотипами и соответственно на свойства классов в целом. Эта особенность, которая отличает их от общеоценочного хороший, также определяет невоз­можность использовать аффективные слова в обобщен­ных сентенциях. Ср. известный пример: Хороший кондитер не жарит хворост на газовой плите [Булы- гина 1980, 347], нельзя, однако, * замечательный, * великолепный кондитер. . . Аффективные слова всегда обозначают отличие от Стандарта, в том числе от стан­дарта «хорошего», и не могут появляться в нормативных сентенциях. Интересно в то же время отметить, что в этих конструкциях невозможны и слова, указывающие на типичный член класса: к среднему, рядовому, обычному и т. п. кондитеру вряд ли можно отнести указанное выше свойство — скорее наоборот. Эти слова подразумевают стереотип просто кондитера, а не хорошего кондитера, стандартные требования к этим стереотипам, как уже отмечалось, совпадают не полностью (см. И, 1, 2, 3).

3. Референция аффективных оце­нок. Как можно видеть, на референтные свойства оценочных выражений влияет их способность класси­фицировать и вытекающая отсюда способность характе­ризовать определенные или обобщенные референты. В этой связи интересно сравнить референтные свойства трех типов оценочных слов — аффективных, общеоце­ночных (хорошо/плохо) и частнооценочных, совмещающих оценку с дескрипцией. Как уже говорилось, аффектив­ная оценка относится к модальной рамке, она как бы накладывается на высказывание об объекте и пред­полагает презумпцию его существования. Поэтому высказывание собака великолепна подразумевает оп­ределенную собаку. Ср. также: Он прочел эту потря­сающую книгу, и здесь аффективное определение воз­можно, так как имеется презумпция существования объекта. Ср. однако: *Этот дом потрясающий? (хотя можно: этот дом красивый?)', аффективные слова не входят в вопрос о качестве, так как сами по себе каче­ства не обозначают, а выражают лишь «эмотивность» (см. I, 2.5) оценки; но они могут употребляться в случае, когда в пресуппозиции оценка уже имеется; ср.: этот дом потрясающий? переспрос с оттенком несогласия или удивления.

В силу этих же особенностей референции существуют многочисленные ограничения на употребление аффек­тивных слов в вопросительных высказываниях, где именная группа имеет неопределенно-референтный ста­тус. Так, аффективные слова не входят в прямые част­ные вопросы о качестве типа *Vives numa casa impres- sionante? '*Ты живешь в потрясающем доме?' (но ср. Ты живешь в новом доме?)-, *Estuda numa escola mag­nified? '*Он учится в великолепной школе?' Такие фразы имеют смысл лишь как переспросы-сомнения. В то же время вопрос при определенной референции возможен: Vives nesta саза Impressionante? ^сТы живешь в этом по­трясающем доме?' Однако это не частный вопрос о ка­честве, а общий — о положении вещей, требующий от­вета да/нет, оценка (esta casa б impressionante 'этот дом потрясающий') уже имеется в пресуппозиции. Появле­ние аффективного слова в вопросе часто сигнализирует о косвенном речевом акте оценки (см. IV, 2.6).

Презумпция существования единичного объекта, к которому относится аффективная оценка, не допускает ее употребления в ряде высказываний с другими неас- серторичесними модальностями, в частности, в ситуациях выбора. Ср., например, императивы: возьми крепкую, большую, толстую палку, но не * возьми отличную, великолепную палку. Оценки такого рода предполагают уже совершившийся выбор; ср.: Возьми эту великолеп­ную палку; Он взял великолепную палку. Однако обще­оценочные слова хороший /плохой ведут себя здесь не как аффективные, а как конкретно-оценочные. Это объясняется тем, что в сочетании с наименованием пред­мета хороший обозначает элемент класса со стандартными свойствами, противопоставленного классу, лишенному этих свойств: Возьми хорошую палку (подразумевается: а не плохую)

.Употребление аффективных и общеоценочных слов различается также в ситуациях выбора в предложениях с нереферентными актантами. Ср.: Я хочу купить хо­рошее, дешевое, красивое платье, но не *Я хочу купить отличное, потрясающее платье — последнее высказы­вание допустимо лишь, если речь идет об уже известном, т. е. конкретно-референтном обозначении. Ср. другую пару примеров: Покажите мне эти кожаные дешевые ботинки и Покажите мне эти великолепные ботинки. Обе фразы возможны, хотя по равным причинам — в первой обозначается дополнительный специфицирую­щий признак, во второй — оценивается конкретный референт. Ср., однако: Покажите мне какие-нибудь кожаные дешевые ботинки, где предполагается выбор из класса, но не * Покажите мне какие-нибудь велико­лепные ботинки. Вряд ли, однако, допустима и фраза: * Покажите мне эти хорошие ботинки. Чем объясняется такой запрет? Очевидно, общеоценочная характеристика не может быть выведена в ситуации непосредственного наблюдения ^1г; ср. также: * Покажите мне эти удобные ботинки, хотя можно: Покажите мне эти нарядные ботинки (признак наблюдаемый). В то же время и то, и другое прилагательное допустимо при нереферентном употреблении, где наблюдаемость признака несущест­венна: Покажите мне какие-нибудь хорошие, удобные, нарядные ботинки.

В конкретно-референтных высказываниях общеоце­ночные и конкретно-оценочные обозначения возможны также в тех случаях, когда дескрипция указывает на подкласс с презумпцией противопоставления другому подклассу; ср.: Хороший (опытный) врач пришел лишь на другой день (подразумевается, что раньше приходили не хорошие и не опытные врачи); но: *Великолепный врач пришел на другой день, аффективное прилагатель­ное здесь недопустимо, оно не классифицирует. Ср., однако: На другой день пришел великолепный врач и сразу поставил правильный диагноз. Здесь речь идет не об отнесении к классу, а об оценке референта.

Как особый случай референции отметим запрет на употребление всех трех категорий оценочных слов в не­которых видах отрицательных высказываний; ср.: Он не написал письма и *Он не написал интересного, хо­рошего, потрясающего и т. п. письма, невозможность таких сочетаний объясняется сказанным выше — здесь нет ни презумпции существования единичного объекта,

¹² Любопытно, однако, что можно сказать: Покажите мне эти хорошие ботиночки, здесь на первый план выступает эмо­тивный компонент оцепки, отношение субъекта, а не свойство самих ботинок, что подчеркивает уменьшительный суффикс, который здесь также выражает субъективное отношение.

ни указания на класс. Однако можно: Он не написал требуемого, необходимого письма, где определители имеют модальный смысл. Можно также сказать: Он не писал интересных, хороших писем, так как здесь объект — обобщенное имя класса, имеющее родовой денотативный статус, но ^гОн не писал потрясающих писем; потрясаю­щие письма имеют родовой статус лишь в особых кон­текстных условиях.

Как можно видеть, референция оценочных выраже­ний диктуется целым рядом факторов, зависящих как от вида самой оценки, так и от ее объектов

.S ОЦЕНКА

В РЕЧЕВЫХ АКТАХ

Глава первая

Речевые акты оценки

1. Общие замечания. Высказывания, содержа­щие оценочный компонент, весьма разнообразны. Оце­ночными являются не только те из них, где встречаются собственно оценочные слова хорошо [плохо, но и много­численные виды сообщений, куда входят слова или вы­ражения, включающие оценочную сему как один из элементов своего значения: Ты написал интересную, талантливую, увлекательную, замечательную книгу (оценочный смысл «хорошо»), Ты написал нудную, без­дарную книгу — смысл «плохо». Оценочный смысл имеют высказывания с глаголами, содержащими оце­ночную сему — нравиться/не нравиться, одобрять/осуж­дать, радоваться /огорчаться и многие другие, где смысл «хорошо/плохо» обнаруживается в одном из элементов пропозициональной структуры данного гла­гола; ср.: Благодарю вас за помощь (то, что вы мне по­могли, — это хорошо); Извините, что я наступил вам на ногу (то, что я наступил вам на ногу, — плохо); у глаголов класса извиняться, благодарить, хвалить, ругать и др. знак «хорошо/плохо» относится ко всей зависимой пропозиции. Очевидно, что оценочный смысл имеют высказывания типа Браво!; Негодяй!; Какая прекрасная погода! и т. п., где оценка составляет их основное содержание. Как уже говорилось, оценка присутствует как семантический элемент в различных модальностях, так, совет предполагает знак «-[-» для адресата, угроза — знак «—» и т. п.

Оценка включается как один из компонентов в вы­сказывания, имеющие различные коммуникативные цели; ср.: Гулять в плохую погоду не следует; оценочная фраза плохая позода входит как часть в тему; ср., од­нако: Она хорошо готовит, здесь оценка служит целью сообщения. Важный фактор, определяющий коммуни­кативные цели высказывания, — это связь действия, обозначенного в пропозиции, с оценкой; ср.: Он написал великолепную статью и Он прочитал великолепную статью — в первом случае перед нами оценочное вы­сказывание (одобрение), во Втором — сообщение оце­ночным не является, оценочное высказывание (некто написал великолепную статью) может рассматриваться как пресуппозиция данного. Очевидно, высказывания, в которых предикат не связан с оценкой, собственно оценочными не являются, хотя и содержат оценочные элементы как части.

Особое место среди оценочных высказываний зани­мают сообщения, которые не содержат эксплицитных оценочных элементов ни в виде слов, ни в виде сем в от­дельных словах, и тем не менее могут приобретать оце­ночное значение на основе стереотипов, существующих в общей для данного социума «картине мира» («квази­оценочные»). Ср.: Поезд пришел вовремя (это обычно хорошо); Сегодня на дорогах гололед (это плохо). Оце­ночный смысл подобных высказываний меняется в за­висимости от ситуации; так, у нас места в тени может вызвать реакцию и Как хорошо\ и Как жаль! в за­висимости от конкретных условий. Таким образом, оценка выражается как буквально — в составе оце­ночных слов или оценочных сем, так и не-буквально, являясь имплицитным смыслом дескриптивных выска­зываний. Ср. противопоставление буквального и не­буквального значений у Сёрла [Searle 1979, 117—137), собственно лингвистического и риторического элемента у Дюкро IDucrot 1972, 131 и след.].

Очевидно, не всякое высказывание с оценочной семантикой можно рассматривать как особый вид ре чевого акта. Оценочные речевые акты, как и любые дру­гие, имеют особые прагматические характеристики. Виды оценочных речевых актов почти не исследованы, и отнесение того или иного высказывания к классу оценочных или не оценочных часто бывает спорным.

Очевидно, что структура и семантика оценочных речевых актов определяется прагматической ситуацией, в которой они реализуются. Основной для них является ситуация диалога. В такой ситуации имеются два ос­новных актанта — говорящий X (он же чаще всего субъект оценки) и адресат Y, к которому обращено вы­сказывание (может быть, хотя и не обязательно, объек­том оценки). Говорящий и адресат иногда совпадают: один нз видов диалога — это диалог с самим собой [см. Fillmore 1981].

Для взаимодействия Говорящего и адресата сущест­венны их социально обусловленные ролевые статусы (начальник — подчиненный, взрослый — ребенок и т. п.) но, кроме того, на прагматическую ситуацию оценки влияет ситуативный ролевой статус говорящего — адресата, а именно, отношение, определяющее направ­ление зависимости в данной ситуации: X от Y или Y от X (которое может и не совпадать с социально-ролевыми зависимостями, ср. ситуации просьбы, оскорбления и др.), а также эмоциональное состояние участников диалога.

2. Оценка и иллокутивные силы. «Экспрессив ы». Вопрос о том, можно ли рас­сматривать оценку как особый вид иллокутивных сил и, следовательно, трактовать оценочные речевые акты как вид иллокутивных актов, является весьма сложным. Обычно выделяют пять основных категорий иллоку­тивных актов — это ассертивы, директивы, комиссивы, экспрессивы и декларативы [см. Searle 1979, VIII; обзор в Hancher 1979]. Для анализа оценки представ­ляют интерес экспрессивы, с помощью которых, как считает Дж. Сёрл, выражаются чувства и отношения: «. . .их иллокутивная цель — это выражение психиче­ского состояния, специфицированного в условиях иск­ренности» [Searle 1979, р. 15]. Дж. Сёрл относит к экс- прессивам лишь такие речевые акты, как извинения, благодарности, соболезнования, поздравления. Как можно заметить, все они ориентированы на социальные ритуалы. Такого рода речевые акты выражаются опре­деленными способами, а именно, формулами (благодар­ность, извинения и т. п.) и глаголами, обозначающими соответствующее действие, которые употребляются как перформативы. Ср.: Obrigada! Muito obrigadaf О senhor foi uma alma boa que nos encontramos (CC 21) ^cСпасибо! Большое спасибо\ Хорошо, что нам повстречался такой добрый человек, как вы'; Desculpa, Filipe! Desculpa! N&o imaginas como estou vexado (PM. 30) 'Прости, Филипе! Прости! Ты не представляешь, как мне не­ловко'; Ей редо desculpa de insistir (SS 181) 'Я прошу извинения за то, что настаивал'.

Объединение «ритуальных» речевых актов в одну группу объясняется тем, что все они имеют общую пер- локутивную цель — вызвать положительную реакцию собеседника по отношению к говорящему. Если считать, что направленность на перлокутивный эффект — эмо- циональвую реакцию собеседника входит как обяза­тельный элемент в оценочные речевые акты, то стано­вится очевидным, что перечисленная выше группа ре­чевых действий представляет собой лишь частный слу­чай высказываний, которые следует рассматривать как речевые акты оценки. Можно предположить, что квали- фикативных высказываний, рассчитанных на соответ­ствующий перлокутивный эффект, гораздо больше. Ср.: Tem sido uma grande magadal (MO 6) 'Ну и история была!'; Tonto que tu es! (MO 53) 'Ну и дурак же ты!'; Foi asneira е grande! (МО 54) 'Это была глупость великая!' Не вызывает сомнения, что перед нами оценочные ре­чевые акты, в которых действуют особые иллокутивные силы, связанные в первую очередь с эмоциональным аспектом оценки. В эмоциональном состоянии слуша­теля, меняющемся в результате речевого действия, и заключается перлокутивный эффект оценочных речевых актов. При этом, как подчеркивает Дж. Сёрл, реакция на «экспрессив» не является непосредственной, она лишь следствие эмоционального воздействия. Иными словами, оценочные высказывания могут рассматриваться как особый вид иллокутивных актов, где действуют специфи­ческие именно для них иллокутивные силы, целью ко­торых является вызвать у собеседника перлокутивный эффект — эмоциональную реакцию. Иллокутивные акты такого типа можно назвать собственно экспрессивами, или экспрессивами в узком смысле слова ^х. Сразу от­метим, что ритуальные речевые акты всегда рассчитаны на положительную эмоциональную реакцию (знак оценки «-[-»), в то время как индивидуальные оценки предполагают перлокутивный эффект как со знаком «-}-» (ср. Молодец!), так и со знаком «—» (Негодяй!).

По-видимому, к экспрессивам можно отнести все виды высказываний, которые интерпретируются как оценочные (одобрение, неодобрение и т. п.) или включают оценочный элемент в свою интерпретацию (оскорбление, комплимент, похвала и т. п.). Таким образом, класс «экспрессивов» представляется целесообразным пони­мать значительно шире, чем это делает Дж. Сёрл, при-

¹ Подчеркнем, что «экспрессивный» здесь используется как термин, обозначающий определенное иллокутивное намерение и перлокутивный эффект, а не в собственном смысле «содержащий экспрессию, выразительный» [см. Ожегов 1981]. Экспрессив­ность как свойство высказываний (см. I, 2. 5) не равнозначна экспрессивному иллокутивному типу.

числяя к ним а) обусловленные социальными конвен­циями извинения, благодарности, поздравления и т. п. и б) оценочные высказывания, принадлежащие индиви­дуальным субъектам, имеющие своей иллокутивной целью выразить эмоциональное состояние говорящего и/или произвести эмоциональное воздействие на слушателя, основанное на одобрении и порицании в широком смысле слова. Такие оценки слабо связаны с социальными нор­мами и стереотипами; ср.: Как интересно!-, Негодяй, что ты делаешь! и т. п. Отправитель и получатель сооб­щения, содержащего оценку, выступая в качестве «пер­сонажей иллокутивной игры» [ср. Ducrot 1978, 116], оказываются в первую очередь носителями эмоций, возникающих, если оценка касается их интересов. Чем сильнее эти интересы затронуты, тем более дей­ственны иллокутивные силы оценки и тем больше речевой акт влияет на эмоциональное состояние адре­сата ².

Собственно экспрессивы не всегда предполагают, в отличие от извинений, благодарностей и т. п., осоз­нанную иллокутивную цель, они могут быть ориен­тированы прежде всего на эмоции говорящего. Природа перлокутивного эффекта таких высказываний, как Про­сти меня и Молодец!, также различна: в первом случае на первый план выступает рациональная сторона, опи­рающаяся на социальные конвенции, во втором пре­валирует эмоциональный фактор. Однако оба типа высказываний, непосредственно или опосредованно, эмоционально воздействуют на адресата.

Индивидуальные оценки, как правило, оказываются экспрессивным по форме: Е' realmente um grande abor- recimento! (MO 5) 'Это просто невероятная скука*.'; О que ах vai de disparates! (МО 15) 'Сколько же там чепухи!'; Que moda feial (МО 11) 'Что за безобразная мода!'; О malucol Isto est a a tomar prnpor^oes inacreditaveis! (PM42) 'Сумасшедший! Ты уже невесть до чего дошел'! Пред­ложения такого рода, называемые ((восклицаниями» (англ. «exclamations») по их синтаксической структуре, выделяют как особый семантический и синтаксический тип многие авторы. Д. Эллиот предлагает описывать

? Отметим, что «квазиоценочные» высказывания ассертив- ного типа могут вызвать перлокутивный эффект, равный собст­венно оценке; ср.:.В твоем докладе нет ни одного осмысленного факта и Все это сплошная ерунда!

их значение с помощью особого перформативного гла­гола, не имеющего реализации в поверхностной струк­туре, но обладающего неким семантическим содержа­нием, общим для таких предикатов, как поразитель­ный, ужасный, невероятный и т. п. (amazing, terrible, unbelievable, incredible etc.) [см. Elliot 1974, 232; см. также McCawley 1973; Milner 1978; Wierzbicka 1980]. Как можно видеть, здесь имеется в виду признак «эффективности» (см. I, 2.5). К оценочным речевым ак­там следует относить, однако, лишь те восклицательные высказывания, которые являются оценочными по своей семантике. Ср. экскламативы, которые не являются собственно оценочными: Cuidadinko com as minhas cal$as! (MO 79, Correia) *Осторожно с моим брюками!' — предостережение (директив); Е' mentlra isso que dizes, Maria do Mar! — Verdade, verdadinha, Jesus! (MO 79, San- tareno) ^сТо,' что ты говоришь, ложь, Мария ду Map! — Клянусь богом, истинная правда!' (утверждение ис­тины — ассертив). Оценка в этих высказываниях вы­ступает как периферийный элемент значения.

Неясно, следует ли причислять к экспрессйвам как особому виду иллокутивных актов оценочные высказы­вания, относящиеся к 3-му лицу, в том числе и те, ко­торые оформлены как экскламативы: Какой он моло­дец/; Бедняга! Эти высказывания не обращены непо­средственно к объекту оценки и, казалось бы, не пред­полагают соответствующих перлокутивных эффектов. Однако если учесть, что они выражают эмоциональное состояние говорящего и могут быть рассчитаны на реак­цию собеседника, т. е. затрагивают, хотя и косвенно, интересы участников речевого акта, то их можно счи­тать экспрессивами: Ога о diabo da mulher\ (FF 29) 'Что за чертова бабаГ; Tem ate muito boa apresenta- fSo. — Optimo! Entao mande entrar (PM 16) 'У нее даже очень приятная внешность. — Великолепно! Пусть войдет'.

Важно, однако, подчеркнуть, что не всегда иллоку­тивной целью оценки является эмоциональное воз­действие на собеседника и соответственно не всегда перлокутивный эффект состоит в изменении его эмоцио­нального состояния. Оценки, где превалирует рацио­нальный аспект, где высказывается мнение об объекте скорее, чем эмоциональное отношение к нему, рассчи­таны на то, чтобы адресат согласился с оценкой говоря­щего: их перлокутивный эффект — это согласие с мне- яием (согласие, впрочем, также можно рассматривать как психическое состояние в рамках концепций, где последнее интерпретируется достаточно широко): A Luisa ё uma boa rapariga, nem parece deste tempo (CT 138) 'Луиза хорошая девушка, не то что тепереш­ние'; . . .eu ja falei к D. Manuela. . . Muito boa senhora, uma joia (CT 66) '. . .я уже говорила с доной Мануэ­лей. . . Очень хорошая женщина, просто сокровище'; Porque n&o casa com aquele rapaz, о Vidal? Parece gostar de si e ter boas qualidades (PM 42) 'Почему Вам не выйти замуж за этого парня, Видаля? Он, похоже, Вас любит и хороший человек'; F. Gosto muito que venha. С. E' boa ideia (PM 49) 'Ф. Мне бы очень хотелось, чтобы он при­шел. С. Хорошая мысль'. Такого рода высказывания можно рассматривать как ассертивы, речевые акты утверждения, сообщающие, однако, не о положении вещей в реальном мире, а о мнении субъекта оценки, хотя не исключено и их толкование как «экспрессивов» (напомним еще раз, что это название условно), в кото­рых преобладает не эмоциональный, а рациональный аспект оценки. Возможность двоякого толкования та­ких речевых актов обусловлена одновременным дейст­вием в них двух типов иллокутивных сил: направлен­ных на сообщение информации (как в ассертивах) и предполагающих воздействие на эмоциональное со­стояние адресата (если оценка затрагивает его интересы). Очевидно, что граница между двумя типами является раз­мытой, и оба вида иллокутивных сил часто совмещаются: О irmSo fora jogador е femeeiro; о sobrinho era bebedo. . . Mas о seu querido Charles William Clark nao era nenhum santo (NM 125) 'Врат был игрок и бабник; племянник — пьяница. . . Но и твой любимый Чарлс Уильям Кларк вовсе не был святым'. Отметим, что экспрессивы эмоцио­нального типа обычно содержат оценки, объектом ко­торых является адресат или сам говорящий, в то время как рациональные экспрессивы часто имеют объектом оценки третье лицо: Ты великолепный парень! и Он великолепный парень!; ср. возможные реакции: в первом случае — спасибо, спасибо за комплимент и т. п., во втором — ты прав, пожалуй, да и другие выражения согласия/несогласия

.Существование особого вида речевых актов — экс­прессивов не означает, разумеется, что оценка всегда предполагает существование в высказывании особых «экспрессивных» иллокутивных сил. Оценочные компо­ненты включаются, как было показано выше, в любые речевые акты, хотя и с ограничениями на референцию (см. III, 6).

3. «Кооперативный принцип» и «принцип вежливости» в оценке. В ос­нове взаимопонимания при оценке, как и в других ре­чевых актах, лежит «кооперативный принцип» [см. Grice 1975J. «Кооперативный принцип», действующий в оценочной коммуникации, в значительной мере ос­нован на социально фиксированных презумпциях. Если они не соблюдаются, то оценка (чаще, чем другие виды коммуникации) ведет к коммуникативным провалам. Ср. известный пример некооперации, когда на вопрос об оценке дается неадекватный ответ (сдвиг по аспекту оценки): Как вы находите мою последнюю книгу? — Мне понравилась обложка. Ответ обусловлен нежела­нием собеседника высказаться отрицательно о содержа­нии книги. Также на оценках основан пример Г. Грайса с запросом характеристики студента-философа [Grice 1975, 52], где сообщаются его достоинства по части вла­дения английским языком и посещения мероприятий. Нежелание дать отрицательный отзыв по существу приводит к нарушению «кооперативного принципа». Соблюдение «кооперативного принципа» в оценочных речевых актах подразумевает целый ряд условий, ка­сающихся как участников коммуникации, так и самих оценочных высказываний, и прежде всего отношения говорящий — адресат.

Успех иллокутивного акта оценки определяется степенью «влияния» говорящего на адресат, его способ­ностью каузировать у адресата соответствующее эмо­циональное состояние (ср. дискуссию в [Davis 1980, 43—44]). Важно подчеркнуть, что это отношение ре­гулируется не только (и, возможно, не столько) «коопе­ративным принципом», который направлен в первую очередь на адекватную передачу информации (сообщай столько, сколько надо, будь точным и т. п.), сколько «принципом вежливости» (сформулирован Дж. Личем: [Leech 1983]), определяющим ряд аспектов прагматиче­ской ситуации диалога с точки зрения отношений между его участниками. Этот принцип включает шесть максим, четыре из которых имеют прямое отношение к оценочным речевым актам — как экспрессивам, так и ассертивам. Это: «максима одобрения» (действует в ассертивах и экспрессивах): минимально выражай неодобрение (dis­praise) по отношению к другому (другой — это адресат или лицо, чьи интересы затронуты речевым актом); «максима скромности» (для ассертивов): минимально вы­ражай одобрение самого себя; «максима согласия» (в ассертивах): своди к минимуму несогласие между собой и собеседником, и, наконец, «максима симпатии» (в ассертивах): своди к минимуму антипатию между со­бой и собеседником.

«Максима одобрения» реализуется, в частности, в случаях нарушения «кооперативного принципа», как в приведенном выше примере с вопросом о книге — часто выражение неодобрения сопровождается допол­нительной информацией, не идущей к делу, но смягчаю­щей оценку «—» разного рода мотивировками и оправ­даниями. Как было показано выше, существует постоян­ная тенденция к снижению категоричности оценок, которая, очевидно, основана на Максиме одобрения и Максиме скромности. Максима скромности реализуется также в известных ограничениях на самовосхваление; ср.: Ты написал блестящую статью и ^?Я написал бле­стящую статью; Прими наш скромный подарок и ^?Прими наш великолепный подарок [ср. Leech 1983, 136]. Фразы с ^? воспринимаются как ирониче­ские.

Максимы согласия и симпатии проявляются в та­кой характерной особенности оценочного диалога, как апелляция к адресату, с тем чтобы создать общий «эмо­циональный фон», включив собеседника в восприятие оцениваемых лиц и событий. Для этого в диалоги вво­дятся глаголы мнения или восприятия, обращенные к адресату. Ср. примеры, которые приводит, привлекая внимание к этому явлению, М. М. Морену де Оливейра: Nao calculas о que aquilo ё de bonitol (МО 15) 'Ты и не представляешь, какая это прелестьГ; V i s t е como е imbecil о nosso poeta! (МО 20, Regio) 'Ты видел, что за ненормальный наш поэт!'; N S о imagines como estou contente (МО 20, Alves) 'T ы не представляешь, как я довомнУ Обратим внимание на типичные для диалога отрицательные конструкции (ты не представляешь и т. п.), обращения к опыту адресата (ты видел).

«Кооперативные» предикаты апеллируют также к зна­нию собеседника (если бы ты знал; как ты знаешь; ты что, не знаешь?), к его согласию с истинностью суждения (ведь правда?), к согласию с мнением (можешь поверить), к оценке самого говорящего как надежного источника мнения, к конфиденциальности сведений (между нами) и т. п. Ср. :Se tu pudesses saber como me siBto felizl Creio que nuuca me senti tao feliz (CT 88) 'Если бы ты мог знать, как я счастлива! Кажется, я никогда не была так счастлива'; Pois п § о s a b е que esta menina ё hurra? (FF 55) 'Вы что, н е знаете, что эта девушка круглая дура?'; Е' natural, п 8 о ё verdade? (CT 33) 'Она естественна, ведь правд a?'; Lamento muito, pode crer (CT 51) 'Мне очень жаль, уверяю вас (букв.: вы мо­жете поверить)'; Ога, о Jandira! Uma tontinha. . . Que aqui entre nos, о Costa tan^m nao ё uma inteligincia (CT 30) 'А, Жандира! Дурачок . . .Между нами говоря, Кошта тоже не слишком умен'.

Хотя такие конструкции используются не только в оценочных суждениях, их роль для оценки специфична: они направлены на получение нужного субъекту оценки перлокутивного эффекта согласия при оценках-мнениях и соответствующего эмоционального эффекта при экс- прессивах.

4. Социальные конвенции. Для оце­ночных речевых актов и речевых актов, включающих оценку как один из элементов, особое значение имеют ролевые статусы говорящих. Оценки, как правило, социально обусловлены, в них имеются конвенции, определяющие условия реализации. Так, например, отмечалось, что французское, выражение типа tu es dёgofitаnt 'ты невыносим' может быть обращено только к ребенку, близкому человеку, лицу, занимающему социально более низкую позицию (пример Кеепап, по [Overbecke 1980, 484]). Известно, что и другие оценочные высказывания отрицательного характера возможны лишь в определенных ситуациях (ср. брань, похвала и т. п.). Положительные оценки также пред­полагают ряд ограничений ролевых статусов, ср., например, просьбы, советы и т. п. Отношения ролевых статусов отражаются, в частности, в глаголах интер­претации (см. IV, 3): так, он меня похвалил предполагает скорее ролевое отношение, направленное сверху вниз (ср. ^?мать о ребенке, ^?началт.нЕК о подчиненном, здесь это скорее ирония); он мне нахамил допускает двуна­правленное отношение; он мне нагрубил предполагает скорее отношение снизу вверх (отец о сыне, начальник о подчиненном, но ^?сын об отце, 'подчиненный о началь­нике). Ролевые статусы могут быть не только соци­ально, но и ситуативно обусловлены, отражая отноше­ние между участниками диалога в данном месте и вре­мени и с учетом эмоционального состояния говорящего и адресата. Однако и здесь соблюдаются известные конвенции.

Конвенциональность проявляется не только в самих оценочных высказываниях, но и в реакциях на них. Так, например, структура такой разновидности оценоч­ных речевых актов, .как комплименты, и соответствую­щих реакций — ответных реплик отражает два основных ограничения: стремление к подтверждению одобрения (Максима согласия) и стремление избежать самовосхва­ления (Максима скромности), последнее оценивается в социуме как действие отрицательное. Отсюда две группы основных реакций: сдвиги в степени оценки и сдвиги референции [см. Pomerantz 1978; Valdes, Pino 1981].

Конвенциональными являются и реакции на угрозы, которые семантически связаны с различными ее эле­ментами: иллокутивной целью — внушить страх (ср. я тебя не боюсь), реальной неспособностью субъекта совершить действие угрозы (подумаешь, храбрец) и др. Социальными конвенциями объясняется и то обстоя­тельство, что в реакциях на оценки часто используются клишированные выражения.

Особенностью оценочных речевых актов является то, что их перлокутивный эффект часто неопределенный. Точно предсказать, каков будет результат похвалы или оскорбления (радость, недовольство, обида, страх и т. п.), весьма трудно, так как ситуация включает множество дополнительных моментов, влияющих на перлокутив­ный эффект. Так, например, похвала Молодец!; Замеча­тельно! может рассматриваться и как собственно по­хвала, и как лесть, и как ирония (при этом важную роль играет интонация). Поэтому при описании речевых ак­тов с оценкой используются специальные предикаты, которые выражают иллокутивное намерение (сфера говорящего) и перлокутивный эффект (сфера адресата). Для этого язык располагает широким спектром глаго­лов интерпретации и имен — классификаторов, рас­крывающих аспекты речевой ситуации, в которой присутствует оценка (см. III, 5.2; IV, 3)

.Подчеркнем при этом необходимость различать иллокутивные цели говорящего, которые определяются формой и содержанием речевого акта, и его желание, прогнозирующее перлокутивный эффект. Речевые акты типа комплиментов, лести, оскорблений и т. п. часто характеризуются несовпадением этих двух аспектов речевой ситуации (ср. типичные реплики: Я не хотел тебя обидеть; А что я такого сказал? Вы меня непра­вильно поняли): Desculpe, se isto lhe parece uma о f e n s a. Mas juro-lhe que п а о e (ND 104) 'Простите, если это Вам показалось оскорбле­нием. Но клянусь, что это не так'. Оценки различного рода (оскорбления, одобрение и т. п.) часто сопровождают высказывания с другими модальностями. При этом реакция собеседника может соответствовать не содержанию диктальной части, а его модальности, оп­ределяемой оценкой. Ср. следующую реплику (где со­держится оскорбление, хотя и в смягченной форме): Mete isto па cabega, теи burro (LC 52) 'Запомни это хо­рошенько, осел этакий'. Здесь возможен ответ: Я и так помню или Зачем ты обозвал М42Н/Я ослом?

Перлокутивный эффект определяется также роле­вым статусом говорящих. Так, реакция на угрозу может быть противоположной у разных адресатов; ср. страх (ньяница-муж кричит на жену и дочь): Sua cabra! — gritava ele. — Sua grandecissima cabra! Desvergonhada! Encheram о papo, anh? Mas eu te direi, eu te direi. . . Emilia sentiu-se gelar. Um imenso ter­ror ganhara-a toda (CT 124) 'Ax ты дрянь, — кричал он. — Ах ты дрянь такая! Бесстыдница! Вы набили брюхо, ведь так? Но я тебе покажу, я тебе покажу. ..Эмилия вся застыла. Отчаян­ный ужас охватил ее'. Однако в случае, если бы адресатом являлся посторонний человек, его реак­цией могла бы быть насмешка: Очень ты меня испугал! Аналогичную реакцию следовало бы ожидать в комиче­ском тексте, где ролевые статусы обладают рядом особенностей.

В диалоге, куда входят реплики такого рода, не­совпадение иллокутивных целей и перлокутивного эф­фекта создает конфликтную ситуацию общения, не предусмотренную говорящим. Часто дополнительный перлокутивный эффект обиды создают «директивы» — приказы, советы и т. п., так как они подразумевают особое соотношение социальных ролей — говорящийкак бы ставит себя выше адресата. Для того чтобы из­бежать этого, используются специальные средства, направленные на уравнивание ролевых статусов уча­стников коммуникации [см. Любимов 1984].

5. Говорящий — адресат. Оценки как перформативы. Эмоциональные состоя­ния, которые отражаются в оценочных речевых актах* двояконанравленны: они могут касаться нак говоря­щего, так и собеседника (ср. различие ego/alter в ти­пологии речевых актовj см. [Ballmer, Brennenstuhl 1981]). Соответственно и основных видов экспрессивой может быть два: обращенный на самого себя, говоря*- щего, или на собеседника, каждый со знаком «-f» или «—». Они предполагают разновидности, которые вклю­чают и другие компоненты, в частности сему «чрезмер­ности» (ср. хвастовство, похвальба), прагматические цели (лесть, жалобы, комплименты), истинность про­позиции (лесть), а также условия реализации (напри­мер, в глаза, за глаза, ср. лесть, клевета). Все эти признаки, однако, эксплицируются не в самом выска­зывании, а лишь в реакциях на него, в том числе в ин­терпретации речевого акта в дальнейшем контексте. В первом виде оценка замыкается в сфере говорящего, выражая его эмоциональное состояние со знаком «-)-» или «—» («хорошо/плохо»). Ср.: Горе мне'; Какая радость! Если при выражении эмоций объект оценки — это сам говорящий, то перед нами оценочный рефлек- сив: Fiz uma bonita figura! Para ali a falar frances toda a noite! (PM 84) 'Ну и видик у меня был! Провел там весь вечер, говоря по-французски!'; Asno fui em dar-te ouvidos (RA 54) 'Ну и осел я, что тебя слушал'. В слу­чае, когда такие высказывания выражают лишь эмо­ции говорящего и не рассчитаны на собеседника, они сближаются с междометиями. Подобные речевые акты могут иметь, однако, и иллокутивные цели, направлен­ные на собеседника, — вызвать жалость, радость, со­чувствие и т. п., что отражается в реакции на них: Мне тебя жаль; Я рад за тебя; Хватит жаловаться и т. п. Впрочем, в диалоге с участием экспрессивных средств говорящий и собеседник настолько тесно свя­заны, что некоторые авторы предлагают говорить о единой референции оценочных обозначений, вклю­чающей парный референт — говорящего и собеседника, участников диалога [ср. Banfield, по Milner 1978, 229].

Часто выражения эмоций (главным образом в форме междометий или выражений, сходных с ними но функ­ции) не подразумевают определенный объект, а отра­жают реакцию на положение вещей: Eu estava tao pen dida de riso\ (MO 39) 'Я чуть не умерла со смеху!' Со­бытие или «положение вещей» может, однако, специа­лизироваться в контексте: F. (Numa explosao de co- lera) Irra! Com mil demonios! Mas es parvo ou tens medo dela? (PM 30) 'Ф. (В гневе) Проклятье! Тысяча чертей! Ты совсем дурак или ты ее боишься?'; Diabo! Diabo! NSo me tinha lembrado disso (PM 15) 'Черт возьми! Я об этом забыл'.

Другой тип речевых актов ориентирован на со­беседника. Сюда относятся все виды оскорблений (под­робно см. (Ruwet 1982]), похвалы и т. п. Очевидна осо­бая роль 2-го лица в реализации иллокутивных сил, связанных с оценкой. Именно в утверждениях, вос­клицаниях и вопросах, обращенных ко 2-му лицу, проявляется специфика экспрессивов. Ср. два речевых акта: Ты молодец! и Ты учитель. Очевидно, что они имеют разные иллокутивные цели. Первый, с оценоч­ным словом молодец (знак «-| », «хорошо»), воспринима­ется как похвала (и соответственно Ты дурак/ со зна­ком «—», «плохо» как оскорбление) и является экс- прессивом. Второе — Ты учитель не содержит оценки и является ассертивом. Интересно, однако, отметить, что речевой акт с классифицирующим предикатом ты учитель, обращенный ко 2-му лицу, допустим скорее в контекстах типа Ты учитель, а ведешь себя как маль­чишка, где актуализируется квалификативный смысл слова учитель. В высказывании типа вы — хороший (опытный) учитель также подразумевается логический вывод, вытекающий из оценочного смысла (а не мо­жете сладить с бездельником). Соответственно разли­чаются и вопросы с этими словами: Ты — учитель? — вопрос о принадлежности к классу, в то время как во­просы Ты молодец?; Ты дурак? не имеет смысла (Ты что, дурак? — это косвенный речевой акт оценки, где есть оценочная пресуппозиция). Ср. также: Вы хоро­ший учитель?; Ты толковый специалист? Эти вопросы (если это не иронический переспрос) подразумевают в отвбте высказывание самооценки, что не допускается вне весьма специфических условий общения. Ответ, по-видимому, возможен лишь со ссылкой на чужое мне­ние: Не знаю, говорят, что да. Данные запреты обу-

Словлейы собственно прагматическими (этическими; причинами («максима скромности»). Ср.: Вы ведь опыт­ный учитель, не правда ли? — здесь вопрос является косвенным речевым актом оценки и оказывается вполне допустимым.

Известно, что круг сообщений, обращенных ко 2-му лицу, где идет речь о самом адресате, весьма не­велик: информация, которая может быть сообщена человеку о нем самом, довольно ограничена: это оценки наблюдаемых признаков, внешнего вида, внутренних состояний в их внешних проявлениях и т. п., высказы­вания одобрения или неодобрения, касающиеся дей­ствий собеседников: Que linda estas hoje\ Tens que dan- gar mais eu (FF 45) 'Какая ты сегодня красотка! Ты должна со мной потанцевать'; С. (Depois de olhar para Filipe) Pois, estas famoso, meu rapaz (PM 45) 'С. (По­смотрев на Филипе) Ты отлично выглядишь, мой маль­чик'; С. Disto tudo se prova que nao passas de urn grande parvol (PM 94) 'Из всего этого видно, что ты порядоч­ный осел\' В то же время оценки внутренних состояний, ненаблюдаемых свойств собеседника вряд ли возможны, они обычно высказываются лишь в виде предположений: Ты вроде бы плохо себя чувствуешь-. Мне кажется, тебе не по себе.

В оценочных речевых актах, направленных на адресата, реализуются иллокутиввые силы, определяю­щиеся прагматической ситуацией диалога, ролевыми статусами собеседников и т. п. Ср. оценку со энаком «—»: Quern te partisse uma cavaca na cabega. . . NSo serves para coisa nenhuma. . . Es uma lesma (FF 13) 'Тебе хоть кол на голове теши. . . Ты никуда не го­дишься. . . Ничтожество ты. . .'; со знаком «-)-»: F. Cada vez mais rijol С. Felizmente. NSo me posso queixar (PM 44) 'Ф. Ты выглядишь все здоровее. С. Слава богу (букв.: к счастью). Не могу пожаловаться'.

Выражение неодобрения, обращенное к собеседнику, может быть воспринято им как оскорбление, и это вы­зывает перлокутивный эффект — огорчение, раздраже­ние ит. п.; одобрение также вызывает соответствующее эмоциональное состояние. Такие речевые акты, не­смотря на отсутствие в них перформативных глаголов, представляют собой семантическую разновидность пер- формативов, их произнесение само по себе есть действие. Перформативный характер похвал и оскорблений под­тверждается тем, что в отрицательной форме соответ-

Ствуювдий речевой акт теряет свой перформативный характер, в отрицательных высказываниях слова-ос­корбления выступают в буквальном значении; ср.: Разбойник!; Урод\ и Ты не разбойник; Ты не урод [ср. Milner 1978, 296].

Интересно обратить внимание на то, что многие глаголы интерпретации, называющие соответствующие действия (ср. оскорблять, угрожать), как перформативы не употребляются; они описывают не само действие, а лишь иллокутивную цель или перлокутивный эф­фект. Ср. угроза: Я тебе голову оторву, но не: *Я тебе угрожаю оторвать голову.

Аналогичные перформативные свойства имеют и экспрессивы, направленные на самого говорящего. Так, Какой я молодец1 может расцениваться как пер- формативное высказывание (хвастовство) и т. п. Однако невозможно перформативное употребление глаголов хвастаться, хвалиться: *я хвастаюсь, *я хвалюсь. В то же время эти глаголы широко употребляются для экспозиции иллокутивных целей (или их отрицания), часто сопровождая соответствующие оценочные вы­сказывания: не хочу хвалиться, но я оказался лучше всех; не хвастаясь, скажу, что; я не льщу, когда говорю; не хочу тебе угрожать, но. . . При этом, однако, осу­ществляется отрицаемое речевое действие: похвальба, хвастовство и т. п. Очевидно, что эти глаголы именно в отрицательной форме (что определяется социальными конвенциями — Максимой скромности и Максимой симпатии, см. выше) функционируют как перформативы.

Глава вторая

Семантика

и синтаксис экспрессивов

1. Оценочные номинации. Экспрессивы отличаются рядом особых характеристик, затрагиваю­щих как включенные в них имена, так и форму и упо­требление предикатов.

Типичной особенностью экспрессивов является ши­рокое использование в них оценочных номинаций. Такие номинации имеют, как уже говорилось, особые референционные свойства (см. III, 6). Как правило, они выступают в предикативной функции; ср.: он лов­кач, умник, растяпа и т. п. и допускают референтное употребление только при наличии актуализаторов [ср. Bolinger 1971; Арутюнова 1976, 374; Ермакова 1984, 65; Падучева 1984 и др.]. В семантическом плане для оценочных номинаций характерна метафоричность, при которой предметные наименования, имеющие со­ответствующие коннотации, могут выступать в оценоч­ной роли. Метафорическое употребление таких имен реализуется в специальных структурах, которые тре­буют или прямого обращения к собеседнику, или, на­против, конструкции анафорического типа: Ах ты, поросенок!; Этот осел опять все перепутал\ На упо­требление собственно оценочных слов вроде прелесть (знак «-{-»), негодяй (знак «—») и т. п. также наклады­ваются определенные структурные ограничения (под­робно см. [Milner 1978]). Специфическим для оценочных номинаций является способ присоединения оценочного слова к имени объекта оценки, что связано с природой этих слов как семантических предикатов. Так, в ро­манских языках, как уже отмечалось (см. III, 6.1), широко распространены оценочные структуры с пред­логом de, который вводит обозначение объекта оценки, чаще всего лица, но также и предмета, и события: .. .о pobre do теи sogro que gosta de se levantar tarde (PM 9) '. . .мой бедный тесть, который любит поздно вста­вать'; Depois uma cena ао telefone com essa bicha da tua sogra, em que eu ouvi as maiores mas-criagoes que pos- sas imaginar! (PM 41) 'А затем сцена, которую мне устроила по телефону эта змея, твоя теща, во время которой я услышала все виды гадостей, которые только можно вообразить!'; Tu sabes о que о traste do ten ir- mao nos fez? Espatifou todo о dinheiro da venda! (CC 11) 'Ты знаешь, что сделал этот негодяй, твой брат? Промотал все вырученные на продаже деньги'.

Номинации типа перечисленных выше определяют оценочную природу речевого акта в целом. Предикаты высказываний, включающих подобные номинации, яв­ляются оценочными по смыслу (даже если они не со­держат собственно оценочных слов) и согласуются по знаку (чаще всего «—») с номипацией. Ср. приве­денные выше примеры: Этот негодяй промотал деньги; Эта змея — твоя теща наговорила гадостей и др. Ср. также собственно оценки, как отрицательные, так и положительные, относящиеся к разным объектам — лицам, предметам, событиям: Era uma flor dum rapaz! (MO 115) 'Какой чудесный был парень!'; Que estdpida de mulher! (MO 114) 'Что за глупая баба!'; Um encanto de casal (MO 116) 'Что за прелестный дом!'; Que estu- pidez de pergunta! (MO 115, Ramada Curto) 'Что за дурацкий вопрос!' (подробно см. [Oliveira 1962, 111— 121]).

Другой характерный вид оценочных номинаций включает местоимения — притяжательные или ука­зательные. При этом зона 1-го лица притяжательных местоимений СООтнег.еття с. положительной частью оце­ночной шкалы или смягчает отрицательную оценку, а зона 2-го и 3-го лица — с отрицательной (как из­вестно, корреляция «я/не я» как «хорошо/плохо» про­является в разных оценочных обозначениях): Tu es um jesuita desfargado, meu traste coxol (NA 168) 'Ты пе­реодетый иезуит, негодяй ты этакийГ — rneu смяг­чает отрицательную оценку; Deixe-me, seu lerias, que пйо respondo por mim! (NA 239) 'Отстань, болван, или я не отвечаю за себя!' Оценочный смысл имеют пред­ложные формы указательных местоимений desses, da- queles, они соотнесены с зоной «плохо»; причем с бран­ными словами сочетается только daqueles [см. об этом Мед 1983]: F. (Colerico) Recuso-me terminantemente a trabalhar com um estafermo dagueles na minha frente! (PM 32) 'Ф. (В ярости) Я решительно отказываюсь работать рядом с этим чучелом'; О que!. . Tu andas рог casas dessasl (МО 36, Montemor) 'Ну и ну!. . Ты ходишь в такие дома!'

Оценочная номинация, как правило, не определяет иллокутивных целей речевого акта, а лишь подтверждает его знак («-f-» или «—») и усиливает экспрессивность. Так, оскорбления, включенные в высказывания, слу­жат усилителями в речевых актах возмущения, не­годования: Estas a mentir com quantos dentes tens па bocal Malandrol (CC 19) 'Ты лжешь, ни слова правды не говоришь! (букв.: лжешь всеми зубами, которые у тебя есть во рту). Негодяй\'; Nor quis colocar-me mal, essa viboraziriha\ (LC 19) 'Hop захотел устроить меня похуже, этакая змея\'

Интересно обратить внимание на номинации, где оценочное имя в группе с de указывает лишь на при­сутствие аффективного элемента, а разновидность ре­чевого акта определяется семантикой пропозиции

(обычно с оценочным предикатом). Ср. примеры, кото­рые приводит М. М. Морену де Олввейра: восхищение: Ainda estd bonita о demSnlo da mulherl (MO 120) 'И как еще хороша, чертоекаУ; благожелательность: Е' еп- grafado о diacho de gatol (МО 120) 'Забавный чертенок этот котенок]'; раздражение: Е' о raio de mosquito que nao me larga! (MO 120, Migueis) 'Чертов комар, никак не отстанет!' Эти структуры широко распро­странены в современной разговорной речи [Oliveira 1962, 120].

2. Семантическая инверсия при оценке. Специфическим видом экспрессивов яв­ляются высказывания, где использованы номинации с инвертированным знаком оценки, выступающие в пре­дикативной функции, они обозначают, как правило, отрицательную оценку, в то время как в буквальном значении имеют положительный смысл; ср.: Хорошень­кое дельце\; Хорош гусъ\ Переход «—» в «-{-» бывает гораздо реже. Для этих конструкций типичны выра­жения, которые включают слова, сами по себе обозна­чающие положительную оценку или имеющие значе­ние небольшого количества. Меняя знак оценки, они входят в речевые акты осуждения, негодования и т. п. Bonito servigol Logo, on tem, nos cortaram о fornecimento dos materiais! (CC 72) 'Хороша помощъ\ Как раз вчера нас перестали снабжать материалами!'; Admir&vel quadrol (PM 18) 'Ну и арелищеУ (букв. 'Великолепная картина]'); Que bonito efeito para quem vem de fora! E que ate perdemos a clientele! (PM 32) 'Хорошенькое црелище для посторонних! Мы даже теряем клиентуру!' Е. Matou-a porque gostava dela! M. Fraco gostarl (RA 11—12) 'P. Он убил ее, потому что любил! М. Ничего себе любовъ\' (букв, 'слабая любовь').

Аналогичные конструкции имеются и в других язы­ках. Так, испанские прилагательные bueno 'хороший', bonito 'милый', dichoso 'счастливый' используются, как пишет В. Байнхауэр, «чтобы обозначить или ква­лифицировать плохое, безобразное, неприятное» [Bein- liauer 1978, 229]. «Только в экскламативах приобретает значение отрицательной оценки прилагательное те- nudo 'маленький'» [Там же, с. 231]. Положительный по буквальному смыслу интенсификатор de lo lindo 'здорово!' сочетается только с глаголами, обозначаю­щими действия «неприятные или разрушительные»(Там же, с. 230]. Ср. также исп.: Antipatica! (букв, 'противная') 'Что за прелесть!'

3. Эмфаза. Оценочные речевые акты характери­зуются особыми синтаксическими свойствами — при­сутствующий в них эмоциональный компонент должен быть специально выражен. Поэтому, как уя«е говори­лось, они часто бывают оформлены как восклицательные предложения — экскламативы, которые характери­зуются экспрессивностью. Экспрессивность оценочных высказываний подчеркивается самыми разнообраз­ными средствами; ср., например, синтаксическое уси­ление (ё que): Nao percebe! Isto ё que ё burro! (PM 94) 'He понимает! И болван же он!' (знак «—», осуждение, негодование); инверсия: As ilusoes que eu tinha! (CT 33) 'Какие у меня были напрасные иллюзии!' (знак «—», разочарование); интенсификация в следующей фразе: Pensar na esperanga, que coisa йпЪёсШ АЬё da vontade de rir (CT 8) 'Думать о надежде, какая глупость! Даже смешно' (знак «—», жалоба) (подробно см. [Oliveira 1962]).

• Превращение ассертива в экскламатив меняет его иллокутивную цель; ср.: Tu es tonto 'Ты дурак' и Tonto que tu es! (МО 53, Curto) 'Ну и дурак же ты!' В первом случае утверждается признак, во втором иллокутивная цель — порицание по поводу некоторого события — действия или высказывания адресата. Ср. также: Tu vais muito ЪёЪаЛо 'Ты сильно пьян' — констатация факта и Muito bebado vais tu! (МО 53, Torga) 'Здорово же ты напился!' — ироническое порицание, упрек. Оче­видно, что в первом случае вероятнее ожидать реакцию на диктум: Вовсе я не пьян, а во втором — на модус: Не твое дело\

3. Таким образом, в оценочных речевых актах илло­кутивные цели реализуются целым комплексом средств, среди которых не только специфический синтаксис, но и оценочные номинации и эмфатические конструкции.Экспрессивы со словами какой, как (а'ффективные экспрессии ы). В разнообразном ряду экспрессивов имеются струк­турно-семантические подклассы, в которых проявля­ются некоторые специфические характеристики оценки. Сюда относятся в первую очередь экскламативные вы­сказывания, которые вводятся местоимениями какой, как (порт, que, qual, como). Эти конструкции иссле­довались на материале разных языков [ср. Oliveira 1962; McCawley 1973; Milner 1978; Wierzbicka 1980; Ruwet 1982]. Присутствие таких конструкций в разных языках отражает неслучайность их синтактико-семан- тического облика, хотя сразу надо подчеркнуть, что в каждом языке их конкретные реализации довольно специфичны. Среди оценочных выражений с какой имеются три основные разновидности: 1) с эксплицит­ным объектом оценки и имплицитной оценкой: Какой спектакль!; Какая женщина!; 2) с объектом оценки и оценочным словом: Какой замечательный спектакль!; Какая прелестная женщина\ и 3) структуры, где объект оценки и сама оценка совмещаются в одной номинации: Какая прелесть!; Какой осел!; Какая ерунда\ Референ­том этих обозначений может быть как предмет (или лицо), так и событие (ср. типы А, С и В в Milner 1978, 281). Ср. следующие примеры:

   1. й тип: Voce nao calcula! Tres salas de jogo. . . E que salas\ (MO 12, Braga) 'Просто вообразить невоз­можно! Три зала для игры. . . И какие залы!'; Credo! Que figura ela estava ali a fazer! (MO 9) 'Воображаю! На что она была похожа!' (букв, 'какую фигуру она там делала');

   2. й тип: — Oh L., entao a televisao ё grande? — Que belo aparelho! (MO 11) '— Послушай, JI., так теле­визор большой? — Какой прекрасный аппарат!'; Oh, que boa notlcia! (PM 11) 'Ну, какая великолепная новость!'; Que mulherzinha desorientada e tola! (LC 39) 'Какая бестолковая и глупая бабенка!';

   3. й тип: Tem о Mercado Persa com um coro em fran­cos, ai que maravilla! (MO 10) 'Там есть Персидский ры­нок с хором, который поет по-французски. Ах, что за чудо!'; Caramba, que ricagos! Ate as mulas comiam sopas de vinho (MO 10, Aquilino) 'Черт возьми, какие богачи! Даже мулы ели суп из вина'. Эти высказывания являются экспрессивными (см. I, 1.5) и, кроме того, содержат дополнительный признак эффективности (не­которые авторы говорят о дополнительной оценочной модэльности). Одновременно местоимения как, какой выступают как интенсификаторы признака в тех слу­чаях, когда признак допускает движение по оценочной шкале ¹⁴.

Наибольший интерес среди трех видов конструкций представляет первый, где признак А не выражен и, следовательно, должен быть выведен адресатом на основе имеющихся в его «картине мира» стереотипных представлений о возможных признаковых характери­стиках объекта. Так, Какой спектакль/ может подразу­мевать такие признаки, как интересный, захватываю­щий, эффектный и т. п. Признак определяется семанти­ческим классом имен, к которому принадлежит X: функциональные, идентифицирующие и др.

Отметим, что в таких оценках (в первую очередь эстетических и функциональных) признак, как правило, ориентирован на плюсовую часть шкалы (что, вероятно, свявано с общим положительным характером нормы и с тем, что такого рода структуры скорее предполагают положительные эмоции говорящего). Отрицательная оценка чаще бывает выражена эксплицитно; ср.: Какой актер/ и Какой отвратительный актер/ Однако характер оценки и ее конкретное содержание может быть раскрыто в контексте, где квалификация часто имеет знак «—»; ср.: Mas que рйо/. . esta mesmo em massa!. . . parece que nem foi no forno (MO 13) 'Ну и хлеб/. . просто сырое тесто!. . как будто и не побывал в печи'; ср. также пример с игрой смысла «-)-» и «—»: Nfio tenho nada que о ouvir. Que homem! Que homem/ — Tem razgo, que homem! Sou um mau homem, sou um malvado (MO 9, Aquilino) 'Я только и слышу: Что за человек! Что за человек! — Ты прав, что за человек! Я плохой человек, я негодяй'.

Важно подчеркнуть, что в этой конструкции могут употребляться лишь те имена, которые в самой своей семантике содержат признаки, способные оцениваться по градуированной шкале [см. Bolinger 1972]: Какой полководец/ хуже: Какой генерал/ и неправильно: Какой генерал-майор/ [Крейдлин, Рахилипа 1984]. Ср. аналогичные свойства имен в сочетаниях со словом хороший [Vendler 1967].

В экспрессивах с оценочными именами (3-й тип) какой, как служат интенсификаторами оценки, выра-

Пропозитивный компонент толкования состоит из трех частей: нрезумптивной (внание говорящим нормативного для всех Х-ов значения признака Л) и двух ассертивных: утверждения о том, что X обладает признаком А, и утверждения о том, что X обла­дает высокой степенью признака А [Крейдлин, Рахилина 1984].

женной именем (как и в других случаях, где интенси­фикация накладывается на оценку; ср.: ужасное поло* жение и ужасное безобразие), и не подразумевают до­полнительных смыслов: Какое безобразие/; Какая ра­дость!', Как ужасноI По роли в акспрессивах 2-го типа выделяются два подкласса прилагательных (которые различаются также и по другим признакам, в первую очередь по референции, см. III 6.3) — частнооценоч- ные (умный, удобный и др.) и аффективные (потрясаю­щий, кошмарный и др.). Экспрессивы вида ч.какой-\- прилагательное-[-существительное» могут включать оба подкласса: Какой умный ребенок!; Какой кошмарный ребенок! В первом случае какой кроме обязательной аффективности (модального компонента) подразумевав! дополнительную интенсификацию оценочного признака (ее можно условно обозначить словом очень). Интенси­фикация может быть отражена в ассертивном высказы­вании: Это очень умный ребенок. В зкспрессиве признак усилен быть не может: *Какой очень умный ребенок!, так как место интенсификатора уже занято словом какой. Во втором случае, при аффективном прилага­тельном, дополнительной интенсификации не подразу­мевается, так как аффективный признак не допускает движения по оценочной шкале; нельзя не только *Какой очень кошмарный ребенок!, но и *Это очень кошмарный ребенок! Отметим, однако, что при частно- оценочных признаках допустимы аффективные наречия: Какой необыкновенно умный ребенок!; здесь наречие усиливает эмотивный аспект оценки, а не сам признак. Ср.. однако: * Какой необыкновенно кошмарный ребе­нок! — аффективные прилагательные сами по себе выражают усиленную эмотивность и не допускают дви­жения по этому параметру шкалы *.

Отметим, что общеоценочные слова хороший/пло­хой примыкают к частнооценочпым определениям: Какой хороший ребенок!; Это очень хороший ребенок!, так как они не содержат аффективности.

Функцию аффективных прилагательных могут нести и различные устойчивые фразы: ср., например, формулу положительной оценки que ашог de: Mas que amor de raparigaI (PM 62) 'Но какая прелестная девушка/'; Que amor que ficas com este vestido, Milu! Nimca vi mais joia! (PM 58) 'Как ты очаровательна в этом платье, Милу! Я никогда не видел большей прелести!'

5. Оценка в диалоге. Особое место в оце­ночных речевых актах занимают диалогические пары (замкнутый диалог), где один из элементов (первая или вторая реплика) включает оценочное выражение. Среди таких пар следует обратить внимание на вопро­сительные комплексы. В эти комплексы прежде всего входят вопросы о признаке, подразумевающие ответ с оценочным значением. Ср.: Е que t а I о f i 1 m е? — Ai que porcaria, que porcaria! Mal engen- drado, mal interpretado (MO 36) 'Ну как фильм? — Ox, какая дрянь, какая дрянь! Скверно задуман, скверно снят'; С. Que tal se sente com esse vestido? G. Lindamente! E' uma maravilha! (PM 62) 'С. Как вы себя чувствуете в этом платье? Ж. От­лично! Это просто чудо!'; С. Como esta ele? Т. Esplendido! (PM 47) 'С. К а к он поживает? Т. Великолепно/'; D. Е 1 a como е s t a? F. Esta bem, minha senhora. D. E о s г. d г.? F. Esse ё que nao anda muito bem. D. Muito trabalho. F. As vezes as preo- cupagoes ainda amachucam mais do que о trabalho (RA 37) 'Д. Как она поживает? Ф. Хорошо, сеньора. Д. А г-н доктор? Ф. Он не очень хорошо. Д. Много работы. Ф. Иногда заботы больше доса­ждают, чем работа'.

В таких вопросах может идти речь лишь о тех пред­метах или событиях, которые подразумевают возмож­ность различной квалификации. В ответах при этом часто приводятся мотивировки.

Оценочные ответы не входят в комплексы с вопро­сами классификации (выбор из ряда): Какой урок у пас следующий? — Английский, но *интересный; Какое платье ты наденешь? — Пестрое, нарядное (на­рядное здесь также классифицирует), но * замечательное.

Ответ-оценка не может быть реакцией на вопросы, относящиеся к пропозициональному содержанию дей­ствия: Как вы намерены это починить? — Молотком и отверткой; закручу проволокой, но не *Хорошо, замечательно. Такой ответ воспринимается как нару­шение «кооперативного принципа». Если оценочное слово содержится в вопросе, то он носит характер переспроса. Ср.: * Какое замечательное платье ты наде­нешь? Такой вопрос невозможен и как вопрос об оценке (оценка уже дана), и как вопрос о классификации, так как оценочные номинации не обозначают класс, из которого должен быть сделан выбор (см. III, 5.1). Но ср.: — Я надену свое новое замечательное платье. —■ Какое это замечательное платье ты наденешь? — переспрос, имеющий в виду уточнение референции. Ср. также пример, где используются разные виды вопро­сов: F. Apesar disso ё minha obriga$ao perguntar-lhe se ja pensou bem na asneira que va fazer. G. Q u a 1 as n e i r a? F. Casando com ele. G. E'uma asneira? F. Com certeza (PM 90) ^СФ. Кроме того, моя обязанность спросить вас, обдумали ли вы ту глупость, которую собираетесь сделать. Ж. Какую глупость? Ф. Выйти за него замуж. Ж. Это глупость? Ф. Конечно'. Первый вопрос направлен на получение информации об объекте оценки (В чем состоит глупость? — В замужестве), второй вопрос — зто переспрос об оценке, а ответ — ее интенсификация (— Это глупость? — Конечно). Пер­вый вопрос подразумевает информативный ответ, вто­рой — подтверждение оценки (см. ниже).

Еще один тип диалогических комплексов включает оценку и в вопросе, и в ответе. В ответной реплике при зтом стоит интенсификатор оценочного выражения, который одновременно обозначает согласие (подтвер­ждение оценки): Tem gostado? Imensol (PM 57) ^сТебе понравилось? Ужасно!'-, М. Е correu bem? R. Nao podia correr melhor. О hoinem foi absolvido (RA 11) «М. И все прошло хорошо? Р. Лучше нельзя. Его отпустили'; F. Boa viagem? С. Esplendida! (PM 44) ^СФ. Хорошо съездили? С. Великолепно/' Но ср. анало­гичный вопрос с ответом, смягчающим оценку: F. Entao boa viagem? R. Menos ma (RA 26) ^ГФ. Хорошо съездили? P. Неплохо'. Обратим также внимание на ответ, выра­жающий безразличие — отсутствие оценочного отно­шения между субъектом и объектом: Gostas que te chamem Cotovia? — Nao me importo (FF 26) ^сТебе нравится, что тебя зовут Жаворонком? — Мне все равно'.

Другой типичный вид оценочного диалога соста­вляют пары утвердительных реплик, где первая оцени­вает, а вторая подтверждает оценку. Такой диалог является, по-видимому, основным для оценки в ситуа­ции непринужденной беседы [ср. Русская разговорная речь. Тексты 1978]. Ответная реплика может как сни­жать категоричность оценки, так и ее усиливать, но в Любом случав важно выражение согласия; простое согласие: R. Nao ha nada como о sossego. L. Tambem acho (RA 42) Т. Нет ничего лучше покоя. JI. Я тоже так считаю'; согласие с усилением: F. Era uma ex­celente pessoa. D. Oh! Um santo! (RA 34) ^СФ. Он был прекрасный человек. Д. Да, просто святой'; согласие с ослаблением: Т. Sgo muito bons estes sitios. . . M. Sim, nao sao maus (RA 73) 'Т. Эти места очень хорошие. М. Да, неплохие'.

Выражения несогласия с оценкой весьма разно­образны: чаще всего они встречаются в спорах об оценках. Среди выражений несогласия обратим внима­ние на конструкцию с qual (ср. русск. какой там. . .): М. Foi uma deferencia, Ricardo. R. Qual deferencia, nem meia deferincia (RA 15) 'M. Это было учтивостью, Рикарду. Р. Какая там учтивость, никакая не учти­вость'; Mas nao lhe viessem falar. . . da beleza de Paris. Qual beleza? (CT 24) ^cHo не говорите с ней о красоте Парижа. Какая там красота?'

Оценочные высказывания употребляются и при выражении разных видов несогласия с утверждениями собеседника, при ответах на вопрос и т. п., причем фраза-стимул не обязательно содержит оценку. При этом реплика чаще всего относится к модусу, отрица­тельно оценивая говорящего или его действия: Т. A ra­pariga ama-te! F. Nao digas asneiras! PM 43) 'Т. Девушка любит тебя. Ф. Не говори глупостей'; Deixas-me guiar um bocado, pai? Estds maluco! Com uma noite destas. . . (GL 15) 'Можно мне посидеть за рулем, отец? Ты с ума сошел! В такую ночь. .

Выражения несогласия не составляют параллели выражениям согласия. Ср., например, асимметрию в группе модальных наречий охотно {неохотно, с удо­вольствием! без удовольствия. Так, в примере Ты пой­дешь с нами? — Охотно наречие и означает согласие, и характеризует предикат. Но соответствующее наречие не может обозначать несогласие: Ты пойдешь с нами? — *Неохотно. Отметим, что при императиве согласие выражается только оценочным наречием или модаль­ным выражением, но не словами да, нет. Ср.: Сходи в магазин. — Охотно, но не *да, *нет. Таким образом, положительные наречия и выражают согласие, и ин­тенсифицируют глагол, в то время как отрицательные лишь модифицируют действие. Ты пойдешь с нами? —

С удовольствием и Пойду, но без всякого удовольствия [ср. Ducrot 19806 526].

Отметим, что при репликах согласия/несогласия в вопросе может находиться любой элемент предикатив­ной структуры, не обязательно глагол, и реплика, таким образом, относится к пропозиции в целом. Иными словами, оценочное наречие может быть моди­фикатором как предложения, так и глагола (см. II, 3.4; III, 4). L. Gilberta? Esplendidol (PM 25) '(Вас зовут) Жилберта? ВеликолепноГ Ср. Esta bem? — Esplen­didol 'Он поживает хорошо? — Великолепно/'

Другой тип комплексов с оценкой — это восклица­тельные оценочные высказывания, соотнесенные с утвер­ждениями, обозначающими ситуацию — объект оценки. Типичными для такого рода диалогических пар явля­ются выражения удивления, которые относятся к вы­сказыванию в целом. Это аффективные слова, не несу­щие определенного оценочного знака: удивление может быть выражено по отношению как к положительно, так и к отрицательно оцениваемым ситуациям, поскольку смысл реплик удивления — несоответствие норматив­ному положению вещей или положению вещей, ожидае­мому в данном случае (т. е. нормативному для данной ситуации).

Семантика выражений удивления весьма разно­образна, но все они содержат общий компонент — реакцию на несоответствие норме: Т. NSo conseguiste saber nada? F. Nada! T. E'extraordinario! F. E'incriveU (PM 74) 'Т. Так ты ничего не знаешь? Ф. Ничего! Т. Это невероятно/ Ф. Неописуемо!' (скорее знак «—»); С. Fui eu que me troquei. . . F. E'extraordinario! E'espan- tosol (PM 46) 'С. Это я изменился. . . Ф. Невероятно! Поразительно!' (скорее знак «-|-»); Т. E'incriveU. . Claro que se trata de uma brincadeira de mau gosto! (PM 13) 'Т. Невероятно!. . Ясно, что речь идет о шутке дурного вкуса!' (знаке—»); F. Dactilografa. . . Precisa-se. A nossa firma. . . Isto с fantastico! Т. . . .E'unico! (PM 13) 'Ф. Машинистка. . . Нужна. Нашей фирме. . . Это немыслимо! Т. . . .Невероятно!' (скорее знак «—»). Удивление может быть выражено и собственно оценоч­ной репликой, при этом иногда вводится показатель интерпретации: Essa ё boa! — disse Camilo, estupefacto (LC 28) 'Вот это да! — воскликнул Камилу в изумле­нии' (ср. ё incrivel!). Реплики удивления легко взаимо­заменяются на основе общего смысла — несоответствия ситуации норме: E'incrivel! (fantastico, unico, extra- ordindrio, espantoso!).

Как можно видеть, в экспрессивных репликах обычно сочетается реакция на соответствующую модаль­ность (вопрос или утверждение), интенсификация и оценка. Ср. пример, где все зти элементы вводятся последовательно, причем каждый включает экспрессив­ный компонент (выражен восклицательной интонацией): С. Esta contente? — G. Estou! Muito! Tudo me parece um sonhof (PM 62) ^rC. Вы довольны? — ffi. Конечно! Очень! Все это мне кажется сном!'

Особый вид оценочных комплексов представляют диалоги — споры об оценках. В спорах об оценках часто фигурируют предикаты мнения, указывающие на разные субъекты и смягчающие категоричность (см. II, 4.2 и III, 1): . . .diz muito bem, me parece. . . Pois eu entendo que diz muito mal (GM 103) \ . .Он гово­рит очень правильно (букв.: хорошо), мне кажется. . . А я считаю, что он говорит совсем не то, что следует (букв.: плохо)' — разная оценка действия; G. Nem que- ro que saiba! С. Porque? G. Porque tenho vergonha! C. Devia ter antes orgulho! (PM 51) 'Ж. Я не хочу, чтобы он знал! С. Почему? ffi. Потому что мне стыдно! С. Вам скорее следовало бы гордиться!' (разная оценка ситуации — «—/-)-»); G. Estou com tanto medo! С. Medo de que? Tudo corre as mil maravilhas! (PM 63) ^СЖ. Я так боюсь! С. Чего вы боитесь? Все идет прекрасно!' (оценка ситуации — «—/+»)*, С. Parece que nao estas muito satisfeito?. . F. (Ironico) Eu?!. . Hum. . . Satis- feitlssimo! (PM 85) ^CC. Похоже, что ты не очень доволен?. .. Ф. (Иронически) Я?. . Гм. . . Просто счастлив!' (оценка состояния); С. Entao ё estupido! G. Isso ё que ele nao ё! (PM 52) 'С. Так он дурак! Ж. Вот уж нет' (оценка лица).

Разные виды диалогических пар, встречаясь в одном контексте, образуют сложные комплексы. Их структура во многом зависит от условий общения. Ср., например, ситуацию телефонного диалога, который отличается особыми прагматическими характеристиками [ср. Fill­more 1981]: Queria so que me dissesse que t a 1 ё como empregada. . . .Esplendida?. . Nao ha melhor!. . Sabe bem dactilografia e estenografia?. . Sabe tudo!. . Sim. . . Perfeitamente! (PM 31) 'Мне бы хотелось услышать от Вас, какова она как работник. . . Великолепна?. . Лучше быть не может?. . Прекрасно владеет маши­нописью и стенографией?. . Все умеет!. . Да. . . Велико- лепноГ В первой реплике задается аспект, по которому лицо должно оцениваться. Далее следуют переспросы оценок, данных собеседником. Следующий вопрос каса­ется мотивировки (реплика повторяет ответ собесед­ника), и, наконец, оценивается ситуация в целом. Ср. также следующий пример, где первая реплика — оце­ночная, вторая — вопрос о содержании оценки, третья — подтверждение оценки, далее следует инфор­мация о событии, к которому оценка относится: F. Tornazl Aconteceu-me a coisa mais extraordinaria do mundo! Т. О que f о i? F. A coisa melhor que ha/. . Estou apaixonado! (PM 71) 'Ф. Томаш! Co мной случи­лась самая невероятная вещь на свете. Т. Что именно? Ф. Самое лучшее, что есть на свете/. . Я влюбился!'

6. Косвенные речевые акты оценки. Основным видом косвенных речевых актов-экспрессивов является вопросительное по форме предложение. Воз­можность приобретать оценочные смыслы — это общее свойство вопросов, относящихся к качеству, причем косвенный смысл они приобретают тогда, когда семан­тика входящих в них слов не предполагает или не до­пускает ответа о качестве как о неизвестном. Эта осо­бенность вопросов не раз отмечалась исследователями [ср. Wierzbicka 1979, 330]. Ср.: Ela: J a viste maior magada? Ele: Um horror, filha! Ela: E ha gente que aguenta tudo isto (PM 57) 'Она: Ты видел что-либо подобное? (букв.: Ты уже видел большую скуку?). Он: Просто ужас/ Она: И есть люди, которые все это терпят'. Косвенный речевой акт (вопрос) в первой реплике со­седствует с прямым экспрессивом во второй.

Типичным косвенным речевым актом оценки явля­ется риторический вопрос типа Что в этом плохого?-. Veio-falar-nie. . . Que mal houve nisto? (RA 60) 'Он при­шел поговорить со мной. . . Что в этом плохого?'; Mas preso, porque? Que mal fez о men marido? (RA 86) 'Но арестован за что? Что плохого сделал мой муж?'; Que mal ё que isto tem? Es fantastico, Ricardo! (RA 70) 'Что в этом плохого? Ты поразителен, Рикарду!'

Вопросительный (прямой) или экспрессивный (кос­венный) характер вопросительных по форме высказы­ваний связан с семантикой входящих в них оценочных слов. Как уже говорилось, особую роль в экспрессивах играют аффективпые прилагательные (см. I, 2.5). Включение аффективного прилагательного в вопрос подразумевает косвенный речевой акт оценки. Ср. высказывания в форме вопросов с отрицанием: Este livro, пйо te parece impressionante? 'Правда, это потря­сающая книга?' Такие конструкции предполагают пре­суппозицию существования предмета с данным свой­ством. Как справедливо отмечает Ж. К. Мильнер, в этих случаях вопрос задается не для того, чтобы узнать что-нибудь от собеседника, а чтобы получить от него подтверждение оценки [Milner 1978, 2911. Прилагательные типа удобный, красивый также могут входить в подобные высказывания: Esta mulher, пйо te parece linda? 'Эта женщина, ведь она красива?' Два типа прилагательных объединяет их общая способ­ность обозначать оценку, с одной стороны, и оценивать определенные референты — с другой. Имеющееся, между ними различие — обозначение признака в одном случае (красивый) и собственно экспрессивность (потря­сающий) — в другом для речевых актов приведенного выпге типа роли не играет ^Б.

Для оценочных речевых актов с аффективными при­лагательными характерны и другие виды вопросов, которые рассчитаны на подтверждение; ср. прямой речевой акт: Разве он ушел? и ответ: Нет еще и косвен­ный, оценочный: Разве это не великолепный дом? и ответ: Еще бы (ср. возможный иронический ответ с отри­цанием: Нет, не великолепный).

Такое же соотношение: прямой речевой акт — во­прос об идентификации при отсутствии оценочных слов и косвенпый — экспрессив при их наличии обнаружи­вается и в других случаях. Ср. нары французских примеров, приведенные несколько в другой связи Ж. К. Мильнером: (a) Quel eleve a fait да? 'Какой ученик это сделал?' и (б) Quel idiot a fait да? 'Какой идиот эт.» сделал'; (a) Quel medecin avez-vous consulle? 'У какого врача вы консультировались?'и (б) Quel imbecile avez- vous consult^? 'У какого болвана вы консультировались?' [Milner 1979, 286]. В примерах (а) налицо вопрос о иеиз-

⁶ Отметим, чт« прилагательные снецифирующие, обозначаю­щие только класс и не включающие оценочных сем, в экспресси - вах выступать не могут: Este livro, nao ё portuguSs? 'Эта книга, разве она не португальская?' Здесь задается вопрос о признаке, это прямой речевой акт. Это же различие между классифицирую­щими и оценочными прилагательными обнаруживается, как уже говорилось, в других экепрессивах: Какой великолепный домI; Какой увлекательный романJ но не *Какой португальский роман/ вестном и в ответ требуется идентификация, в приме­рах (б) перед нами косвенные речевые акты оценки, выражающие негодование, удивление. Как заметил Ж. К. Мильнер, в фразах типа (б) оценочное слово можно заменить другим, при этом основной смысл вы­сказывания не изменится (ср. Какой идиот, болван, осел, дурак это сделал?), в то время как в вариантах (а) замена существительного невозможна. Это отражает факт, отмеченный выше (см. I, 2.2), что в оценочных высказываниях дескриптивный смысл слов легко пога­шается. Значение неодобрения могут приобретать и вопросительные по форме предложения, буквально относящиеся к содержанию или причинам действия: Что ты наделал?; Это что такое?; Как тебя угораз­дило?; Что ты натворил? Чаще всего это принятые формулы. Высказывания такого тина в испанском языке отмечает В. Байнхауэр: «Рего que ha hecho uste, hombre de Dios, que ha hecho uste? (como ha podido usted obrar asi? cs insolito!)» 'Но что вы наделали, боже ты мой, что вы наделали? (как вы могли так поступить? это неслыханно!)' (Beinhauer 1978, 3421.

Оценочным по смыслу (выражение осуждения) явля­ется и вопросительное по форме высказывание, где спра­шивается о цели некоторого действия, типа: Зачем кра­сить стену в красный цвет? [см. Gordon, Lakoff 1971, 96; Арутюнова 1976, 541. В собственно вопросительном предложении — вопросе о причине — употребляется гла­гол в личной форме: Зачем ты красишь стену в крас­ный цвет? Последнее высказывание может, впрочем, тоже восприниматься как косвенный речевой акт (не­доумение).

Другой тип косвенных речевых актов оценки — это ассертивные предложения, где оценка выводится из содержания высказывания. Как известно, следует раз­личать прямое и косвенное, с одной стороны, и букваль­ное и небуквальное — с другой, значение речевого акта. Скорее всего «квазиоценочные» высказывания следует рассматривать не как косвенные речевые акты, а как небуквальные. Однако их можно трактовать и как зкспрессивы, когда они имеют форму восклицатель­ного предложения, подчеркивающего иллокутивную цель — выразить эмоции говорящего и/или произвести впечатление на слушателя: So a mim ё que те acontece uma destasl (СС 11) 'Только со мной такое случается!' Здесь иллокутивная цель — выразить эмоции по поводу плохого для говорящего положения вещей. Ср. также: Tudo isto ё obra do sr. Janudrio Garcia! Traz isto preparado de longe, na sombra! (NM 124) 'Все это дело рук сеньора Жануариу Гарсия! Он готовил все это втихомолку, исподтишка!' Здесь иллокутивная цель — выразить негодование и осуждение по поводу поступка действую­щего лица, высказывание сообщает мотивировки для этого; Nao te metas aonde nao es chamada! Ja me basta este malandro! (CC 19) 'He лезь, куда не просят. Хватит с меня этого мошенника!' Это также речевой акт осу­ждения.

Характерном для косвенных речевых актов оценки (как и для других видов косвенных речевых актов) являются высказывания, отражающие перлокутивный эффект, предполагаемый соответствующим действием: Nao tem vergonhal Fazer pouco deste anjo, deste cordeiro! (PM 19) 'И тебе не стыдно! Ни в грош не ставить этого ангела, этого ягненка!' Тебе не стыдно — косвенный речевой акт осуждения, дальнейший текст — его моти­вировка.

Типичным видом косвенных речевых актов с оценоч­ным значением являются также выражения должен­ствования. Как уже говорилось, модальность должен­ствования теснейшим образом связана с оценкой («хо­роший» — соответствующий норме, такой, каким дол­жен быть, см. II, 1.2). Глагол dever в оценочном выска­зывании выражает, как правило, осуждение (оценка со знаком «—»), а буквально обозначает долженствование, относящееся к прошлому, — должен был сделать, но не сделал, т. е. поступил плохо: Mas tu ja devias ter juizo e olhar mais pela casa (LC 19) 'Но тебе следовало быть благоразумной и больше смотреть за домом'; Deviam ter-me prevenido! (PM 20) 'Вам следовало меня предупре­дить! '

Как можно видеть, косвенные речевые акты оценки возникают на пересечении оценки с другими модально­стями — в первую очередь с вопросительной и с модаль­ностью долженствования.

Глава третья

Оценка и интерпретация

1. Общие замечания. При анализе способов выражения оценки одной из центральных является проблема связи оценки и ее интерпретации. Она входит как более частная в общую проблему соотношения ин­терпретации и события (или речевого акта как разно­видности событий). В самом деле, необходимо различать речевой акт оценки в актуальной ситуации и его трак­товку с точки зрения иллокутивных целей и перлоку- тивного эффекта, т. е. интерпретацию.

Для непосредственной оценки в речевых актах (соб­ственно «экспрессивах») характерно сочетание оценоч­ной лексики и экспрессивности высказывания, которое чаще всего (но не всегда) оформляется как восклицатель­ное предложение. Ср. следующую серию примеров: Que Undo broche! (NM 127) ^гКакая прелестная брошь!'; Era ontem. Hoje pobre de mim. Vou tomar comprimidos para dormir (CT 52) ^сЭто было вчера. А сегодня мне так плохо (букв, сегодня бедная я). Приму снотворное, чтобы заснуть'; Uma beleza de uma menina! . . . Aquele representar! E' iim mar de alegria (NM 130) 'Какая кра­савица! . . Как она держится! И такая веселая!'; Coisas que sucedem! Ai, nao ha ninguem perfeito neste mundo! (CC 12) 'Что творится! Ox, никто не соверше­нен в этом мире!'; Maland.ro! Julgas-me velha е doente, mas eu ensino-te, patife! (CC 83) 'Негодяй, ты считаешь, что я старая и больная, но я проучу тебя, бесстыдник!' Оценочные высказывания такого рода не нуждаются в дополнительной интерпретации. Их коммуникатив­ная направленность определяется их семантикой.

Однако приведенные выше непосредственные оценки можно пересказать, отразив их иллокутивные цели. Для этого в языке имеются многочисленные предикаты, способные передать иллокутивные характеристики ре­чевого акта. Ср. возможную интерпретацию приведен­ных выше примеров: Он похвалил ее брошь (1-й пример); Ей стало себя жаль (2-й пример); Он был восхищен ее красотой и изяществом (3-й пример); Он бурно выра­жал свое возмущение (4-й пример); Она ругала его и грозила всякими карами (5-й пример). Разумеется, каждый пример может быть интерпретирован и другими способами

.Высказывания интерпретации, приведенные выше, складываются из двух основных частей: из описания эмоционального состояния говорящего и /или описания характера иллокутивных сил, а также, хотя и не обя­зательно, из указания на объект и его признаки, моти­вирующие оценку.

Структура интерпретаций бывает различной в за­висимости от того, на какой аспект она ориентируется. Так, чтобы передать аффективную сторону оценки, ин­терпретация характеризует состояние говорящего; ср. диалог: Как тебе понравился матч? Потрясающе! Опи­сательно это можно выразить как: Он был в восторге-, Он был вне себя. Аффективность оценки передается ле­ксическими средствами интенсификации. Интерпрета­ция всегда дается извне, ее субъект не совпадает с субъ­ектом действия или состояния (в то время как субъект аффективной оценки — это, как правило, сам актант); ср.: Я вне себя/ и Я был вне себя — говорящий расска­зывает о себе как бы со стороны.

На различие непосредственной оценки и интерпре­тации не раз обращалось внимание. Так, очевидна раз­ница между перформативом: Я высоко ценю твое сочи­нение и интерпретацией: Его сочинение было высоко оце­нено присутствующими. В последнем случае могло быть сказано все что угодно при условии, что речь шла о его сочинении и что оценки были плюсовыми [см. Ducrot 19806, 5261.

2. Виды интерпретации. Способы интер­претации оценки чрезвычайно разнообразны. Они от­ражают как актантную структуру оценочной ситуации, в первую очередь отношение субъект—объект, так и характер иллокутивных сил.Типичным средством интерпретации являются гла­голы или предикатные имена, указывающие на илло­кутивную цель речевого акта: Vitor a quern a colera dava uma forga nervosa e convulsiva, arrancou-lha, ameagou-o, com os dentes cerrados, balbuciando: — Seu canalha. Sevi canalha! (QT 282) 'Виктор, которому гнев придавал какую-то нервную, конвульсивную силу, вырвал у него трость и, цедя сквозь зубы, стал угрожать ему: — Ах ты, каналья, Ах ты, каналья!' Ela gabou-lhe о jeito: — Ate parece que nao ё a primeira vez (LV 241) 'Она похвалила его умение чистить картошку: — Видно, Вы делаете это не первый раз'; Eu apagara о riso е ele continuou о elogio do amigo e admirador (CT 60) 'Я перестала смеяться, и он продолжал расточать свои похвалы как друг и поклонник'; Nao digas essas coisas! О teu pai mor- reu. Era conselheiro, urn conselheiro nao pode ser um homem burro como uma porta! — admoestou Natalia com benevolencia (MJ 211) 'He говори таких вещей! Твоего отца нет в живых. Он был советником, советник не мо­жет быть глуп как пробка! — добродушно журила его Наталия'.

Интерпретация может входить и в состав диалога, относясь к предыдущим или последующим репликам: М. Tu nao gostas que ей me pinte. . . R. Nao gosto que tu te pintes porque nao precisas. Bem sei que ё moda. De resto eu nao critico: comento (RA 19) 'M. Тебе не нра­вится, что я крашусь? Р. Не нравится, что ты кра­сишься, потому что тебе это не нужно. Но я прекрасно зпаю, что это модно. И потом я не критикую, а лишь выражаю свое мнение'; Condena-la-iam? . . . Diriam: «Que desvergonhada»? (QP 288) 'Они осудят ее? . . . Скажут: «Какая бесстыжая»?'

В приведенных примерах глаголы интерпретации сопровождают прямую речь, эксплицируя иллокутив­ные цели высказывания. Однако оценочные глаголы часто употребляются для описания речевого действия (с его оценкой), при этом сама речь не приводится. Это, пожалуй, самый частый случай использования глаго­лов интерпретации, особенно характерный при пере­сказе событий, когда существенно не то, что именно было сказано, а иллокутивные цели речи и/или ее перлоку­тивный эффект. Типичны для таких контекстов гла­голы группы порицать!хвалить [ср. Zillig 1982], а также другие глаголы речевых действий [ср. Ballmer, Bren- nenstulil 1981]:. . .um conhecido que se aproximou e lhe elogiava о radio (SS 112) '. . .и подошедший знакомый хвалил приемник'; о dirigente da empresa suiga regozijou- se com a conclusao do negocio (D 23/IX, 81, p. 3) 'Руко­водитель швейцарской фирмы выразил удовлетворение по поводу заключения договора'. Ср. также пример, где сочетается интерпретация и пересказ речи: Bem ralhou о povo, ate matador о chamou (LM 84) 'Он сильно ругал народ, даже убийцей его обозвал'. Обратим внимание на следующий пример, где экспли­цируется иллокутивная цель (он оскорбил ее), содержа­ние высказывания и перлокутивный эффект (рассер­дилась): Entao Vitor insultou-a: atirou-lhe os nomes de todos os seus amantes. Aninhas irritou-se (QT 199) 'Тогда

Витор оскорбил ее: он выкрикнул ей имена всех ее любов­ников. Аниньяш рассердилась'.

От предикатов интерпретации речи, указывающих на высказанную оценку (жаловаться, хвалить, одобрять и т. п.), важно отличать тс предикаты оценочного отно­шения, которые обозначают оценку как разновидность внутреннего состояния субъекта, интерпретируя «эмо­тивный» (см. I, 2.5) аспект оценки (нравиться, хорошо относиться и т. п.). Многие предикаты принадлежат к обеим категориям, например восхищаться, радо­ваться", ср.: он стал вслух восхищаться и он молча вос­хищался, он молча радовался, он громко выражал свою радость^-, ср.: Publicamente costumava gloriar-se de uma pobreza, que intimamente nao cessava de о humilhar (QP 135) ^cПеред людьми он обычно хвастал своей бедностью, которая в душе не переставала вызывать у него чувство унижения'; gloriar-se — интерпретация речи и humi­lhar— внутреннего состояния. Ср., однако: humilhava-o dizendo que 'он унизил его, сказав. . .', где интерпрети­руется речь.

Особое место в оценочной интерпретации занимают такие предикаты, как нравиться, любить, выражаю­щие внутреннее состояние субъекта, но не интерпре­тирующие речь или речевое действие; такие глаголы обозначают непосредственную оценку (от 1-го лица) или оценочное отношение (в высказываниях интерпре­тации): Gosto muito de coelho guisado, D. Gloria. Morro por coelho (CT 65) 'Я очень люблю тушеного кролика, Дона Глория. Просто обожаю'; ср.: Какой вкусный кролик, — восхитилась она (интерпретация речи), но не * понравилась она -, кролик ей очень понравился — ин­терпретация оценочного отношения; . . .о senhor Paiva que nao gostava que lhe estragassem papel nem tempo (CT 82—83) . .господин Пайва, который не любил, чтобы у него портили бумагу или отнимали время' (оценочное отношение).

Оценочные отношения выражаются и другими гла­голами (ср., например, уважать/презирать), глаго­лами мнения с оценочными словами, описывающими не речевые акты, а отношение субъекта к объекту оценки: . . . desprezava-a, julgava-a banal, tola, estupida (QT 111) ^c. . .on презирал ее, считая ее банальной, не­далекой, глупой'; ср. *Ты глупа, — презирал он.

Предикаты, интерпретирующие оценку, могут отра­жать эмоциональное состояние говорящего (ср. жа- ловатъся, радоваться и т. п.): Aquele homem da cabo de mim! — lamentou se Dores da soleira da porta (CT 120) 'Этот человек меня доконает! — пожаловалась Дореш прямо с порога' (интерпретация прямой речи). Этот же глагол lamentar-se 'сожалеть' выступает как перфор- матив, прямо обозначая иллокутивную цель: Е creia que lamento о que se esta a passar (PM 39) 'И поверьте, что я сожалею о том, что произошло'.

Типичным случаем интерпретации, ориентирован­ной на субъект, являются ремарки в пьесах, обозначаю­щие душевное состояние говорящего. Они или вводят знак оценки, или интенсифицируют его, если по смыслу высказывания знак оценки ясен. Ср.: F. (Furioso) Case com quem quiser! Que lhe faga bom proveito! (PM 91) 'Ф. (В бешенстве) Женись на ком хочешь! На здоровье!' Знак «—-» обеих реплик подчеркивается ремаркой. F. (Irritado) О meu tio tem a mania de se meter onde nao ё chamado! (PM 89) 'Ф. (В раздражении) Мой дядюшка всегда лезет, куда его не просят'. Ср. также пример, где иллокутивная цель выражена в обстоятельственной фразе, характеризующей речь: Estava tudo podre, disse о pai com uma entoa^ao despeitada (LC 24) 'Все прог­нило, — сказал отец презрительно'.

В интерпретацию часто включаются наречия, харак­теризующие различные аспекты речевого акта, в част­ности искренность говорящего: он искренне похвалил ее; экспрессию: он с энтузиазмом хвалил. . .; намерения: он умышленно обругал и т. п.

3. Оценочная интерпретация вы­сказывания и сообщения. Особым видом интерпретации является оценка высказывания. В этих случаях оценочные слова могут указывать как на содер­жание высказывания, так и на форму его выражения, ■а также отражать эмоциональное состояние говорящего, иначе говоря, относиться к разным аспектам речевого акта.

Ср. пример, где оценка относится к содержанию высказывания: Oh, nao rias! Рог favor, nao rias! — cen- surava Clarisse, como se eu tivesse acabado de dizer uma heresia (ND 147) 'О, не смейся! Пожалуйста, не смейся! — с осуждением говорила Кларисса, кан будто я сказал нечто еретическое'.

В следующей серии примеров интерпретируется форма высказывания (чаще всего со знаком «—»; так как норма не нуждается в специальной интерпретации,

Оценка дается лишь при отклонении от нее): О homem fa- zia esforgos para dar com a fechadura, e, muito irri- t a d o, ia dizendo palavroes (CT 122) 'Он с усилием пы­тался сладить с замком, и в большом раздра­жении ругался'. Обратим внимание, что в текст вклю­чены и ремарки, обозначающие эмоциональное состоя­ние говорящего. Ср. еще пример: Filipe da uns passos irritado, murmurando palavras de indignagao (PM 39) 'Филипе делает несколько шагов в раздражении, не­годующе ворча (букв.: бурча слова негодования)'. Ср. также: Palavras vulgares, inocentes, .como tantas outras que se dizem para se dissolverem no tempo e serem esquecidas (CT 22) 'Слова обычные, ничего не значащие, которые обычно говорят, чтобы занять время и лотом их забыть'; . . . quase receou que Camilo estivesse infor- mado — e se vingasse da sua aventura com Joana pelas palavras de desprezo sobre о seu casamento com Genoveva (QT 422) '. . .он испугался, что Камилу знает обо всем —• и будет мстить за его приключение с Жуаной презрительно отзываясь (букв.: словами презрения) о его браке с Женовевой'; Outra vez um odio repentino bro- tou da fibrilhag§o da memoria, a ele usou termos vulgares e desabridos (LC 23) 'И опять внезапный гнев накатился на него, и он разразился грубой и бранной речью'.

Отметим, что референция оценочного выражения может зависеть от глагола; так, в следующей паре при­меров сочетание с contar 'рассказывать' оценивает содержание высказывания, а с dizer 'сказать' — его форму (ср. оценку, относящуюся к сказанному, — Рёпопсё и к высказыванию — l'enonciation — в [Duc- rot 19806]): Е contavam-se tambem coisas mais escandalo- sas e excitantes (LC 49) 'И рассказывали также вещи весьма скандальные и волнующие'', . . .tinha a lingua роп- teira, so sabendo dizer coisas atrevidas ou feias (FF 14) '. . .у нее был зловредный язык, она умела говорить лишь обидные слова и разные гадости'. В высказыва­ния такого рода входят два семантических типа оценоч­ных слов: 1) выражения отношения: говорить любез­ности, комплименты, слова благодарности и т. п. и 2) собственно оценочные слова: говорить глупости, бес­тактности, глупые, бестактные слова и т. п. Первый тип характеризует сказанное и отчасти отражает илло­кутивные цели, второй оценивает содержание высказы­вания и форму его выражения. По тому же типу строятся сочетания с глаголами делать, совершать, интерпретирующие действия по их оценочным харак­теристикам (делать глупости и т. п.).

Все эти конструкции обладают общими формаль­ными признаками: существительные в них выступают как неопределенно-референтные или обобщенно-рефе- рентные и, как правило, стоят во множественном числе или единственном числе с неопределенным артик­лем; некоторые существительные именно в этой форме приобретают метафорический оценочный смысл; ср.: русск. рассказывать басню и рассказывать басни, фр. Jean dit une fable a Marie 'Жан рассказывает Мари баспю' и Jean dit des fables 'Жан рассказывает басни' (т. е. лжет). Определенная референция и соответственно определенный артикль в этих сочетаниях (при отсут­ствии дополнительных распространителей) невозможен: Jean dit une amabilite (des, ces, ses атаЫШё), но не *l'amabilite 'Жан говорит любезность (любезности)', но не *эту любезность [ Giri-Schneider 1981, 75 и след.1.

Интерпретации речевых актов весьма разнообразны по форме, HCLJice они отражают общую структуру оце­ночных высказываний — их основные актанты — гово­рящего, он же субъект оценки, и ее объект (который может быть и адресатом высказывания), а также на­правление иллокутивных сил

.Оценочные интерпретации касаются не только ре­чевых актов. Часто встречаются оценочные обозначе­ния событий. Этот вид интерпретации вводится, как правило, предикатными именами. Имеется серия слов — общеоценочных наименований, которые используются для оценки событий, описанных или обозначенных в тексте: несчастье, беда, радость и т. п. Isto significava grande prejuizo para a nacao (LC 59) 'Это (болезни) было большой бедой для нации'; Tomar о caf£ aqui ра- rece-lhe uma blasfemia, nao? ■— Blasfemia пйо ser£, mas. . . (ND 131) 'Пить здесь кофе вам кажется кощун­ством, не так ли? — Ну, кощунство не кощунство, но все же. . Эту же функцию выполняют классифици­рующие общесобытийные наименования в сочетании с оценочными прилагательными: это радостное, ужас­ное, огорчительное событие, а также классификаторы вроде поступок, шаг: этот благородный поступок, ге­роический шаг и т. п. (подробнее см. [Романова 1979; Радзиевская 19791). При оценках событий возникает специфический вид кореферентной структуры, где соотносится объект оценки (предмет или ситуация, по­ложение вещей, обозначенные предикатным выраже­нием, а иногда целым отрезком текста) и его оценка, находящаяся в другом фрагменте того же текста: So me doi terem conseguido ser felizes a minha custa. Fui eu e о meu silcncio quern lhes deu toda essa ventura (CT 19) 'Мне только больно, что им удалось стать счаст­ливыми за мой счет. Это я и мое молчание доставили им эту удачу'; Е nao esperavam рог mim, disse entao о pai devagar, como se nao pudesse crer em tamanha injustiga (CT 123) 'И вы меня не ждали, медленно проговорил отец, как бы не в силах верить в такую несправедли­вость'. Не содержащая оценки реплика отца приобре­тает смысл «плохо» на основе интерпретации — «не­справедливость». Кореференция положения вещей и его последующей оценки типична для письменных тек­стов ¹⁵.

Отметим, что интерпретация может быть смешан­ной — речевой акт представляется как событие; ср.: Engana-me, que horrivel expressao (CT 31) 'Он мне изме­няет, какое ужасное выражение'. В этом сложном по се­мантике примере интерпретируется речевое событие — высказывание (показано словом-классификатором вы­ражение), которому дается оценка ужасное. Ср. также следующий контекст, где интерпретируется речевой акт (клевета), а дальше раскрывается его содержание и мо­тивировки интерпретации: Nao! Nao! Isso ё horrivel! Sao caldniasl Eu nunca matei ninguem. Pelo contrario: Tenho feito a felicidade de muita gente (CC 84) 'Нет, нет! Это ужасно! Это клевета! Я никогда никого не убивал. Напротив: я многих осчаст­ливил'.

Интерпретация отражает различие между оценкой в актуальной ситуации и последующей оценкой собы­тий, слов и т. п. В актуальной ситуации перед нами оце­ночные речевые акты. Когда же идет речь о положении вещей, имевшем место ранее и пересказанном, исполь­зуются выражения оценочной интерпретации.

Заключение

Исследование оценочных значений представляет особый интерес на современном этапе развития [лингвистиче­ской науки, когда проблема соотношения и взаимодей­ствия семантики и прагматики стала одпой из централь­ных. В книге была сделана попытка расчленить диф­фузное представление об оценке, выявить отдельные элементы оценочных структур, с тем чтобы сделать возможным их описание с учетом присущих оценке спе­циальных свойств. Оценка при этом представляется как модальная рамка, включающая ряд обязательных элементов (эксплицитных и имплицитных), таких как субъект оценки, объект оценки, аксиологический пре­дикат, аспект оценки, сам оценочный элемент и, что особенно существенно, оценочный стереотип и шкалу оценок. Кроме того, имеются периферийные элементы оценки, в том числе оценочные классификаторы, моти­вировки и т. п. В оценке семантический и прагматиче­ский аспекты неразделимы, все стороны ее функциони­рования отражают слияние семантики (собственного значения языковых единиц, включая высказывание в целом) и прагматики (условий реализации процесса коммуникации).

В оценке постоянно взаимодействуют субъектив­ный и объективный факторы, причем каждый из них затрагивает и субъект, и объект оценки. Так, субъект выражает оценку как на основе собственных эмоций, так и с учетом социальных стереотипов, объект оценки также подразумевает объективные свойства и свой­ства, которые могут оцениваться исходя из предпочте­ний индивидуального субъекта. При этом чем аффек­тивней оценка, тем теснее она связана с индивидуальной позицией субъекта и тем меньше опирается на со­циальные стереотипы. В мире оценок действует не ис­тинность относительно объективного мира, а истин­ность относительно концептуального мира участников акта коммуникации. Оценочные обозначения часто бы­вают размытыми, оценка в отличие от идентификации не стремится указать точное место объекта с его приз­наками в «картине мира», а лишь помещает его в не­которую зону оценочной шкалы.

Важно подчеркнуть, что оценки абсолютная и от­носительная представляют собой разные виды струк­тур, со своей спецификой. В данной работе исследо­валась лишь абсолютная оценка. Абсолютная оценка в отличие от сравнительной всегда подразумевает оце­ночные стереотипы носителей языка, что является одним из основных ее свойств. Абсолютные оценки расположены по шкале, где имеются зоны плюса и ми­нуса и зона нейтрального, т. е. зона, где положитель­ные и отрицательные признаки уравновешиваются. Нейтральное в оценке следует отличать от безраз­личного — безразличными являются объекты, которые не рассматриваются как ценности. Безразличное для оценки может быть социально обусловлено, но может вависеть и от позиции субъекта: Мне это безразлично. Зоны плюса и минуса на оценочной шкале естествен­ного языка но обнаруживают полной симметрии. Хоро­шее не всегда прямо противостоит плохому. Вопрос об асимметрии оценки нуждается в дополнительном иссле­довании. Очевидно, однако, что симметрии в способах выражения оценки препятствует субъективный фак­тор — так, например, не обнаруживают симметрии аф­фективные оценочные слова (ср. хороший/плохой, но великолепный!?), неассерторические модальности — в со­четаниях с этими модальностями оценка асимметрична: так, желание всегда подразумевает знак «-|~» для субъ­екта, угроза — знак «—» и т. п.

В тексте оценка чаще всего бывает не независимой, она входит как часть в общее построение описания или рассуждения с его аргументацией и органически свя- «ана с дескриптивной стороной текста в целом. Оценка как бы расставляет объекты по местам в ценностной «картине мира», определяя их взаимодействие.

Оценка добавляет к пропозициональному содержа­нию высказывания особый компонент, тесно связанный с прагматикой процесса коммуникации. Любая оценка подразумевает существование ценностной «картины мира», сосуществующей с предметной, и соответствую­щих стереотипов. Специфика ценностного восприятия мира отражается во многих аспектах языка. Когда идет речь об оценке, то в «картине мира» выступает на первый план человеческий фактор. Значение оценки резко воз­растает, когда она касается мира людей или событий, связанных с людьми. При этом приобретают оценочный смысл и те слова, которые сами по себе оценки не вы­ражают: ты совсем зеленый, у него высокий лоб и т. п.

Существуют некоторые области языковой струк­туры, где свойства оценки проявляются особенно оче­видно. Так, например, оценка специфическим обра­зом соотносится с классификацией, оценочные значе­ния и классифицирующие часто как бы противоречат друг другу; это связано с особой позицией оценки на шкале признаков: оценка служит для выделения объекта из класса ему подобных, в то время как класси­фикация вводит объект в состав класса. Объекты плохо классифицируются по оценочным признакам там, где превалирует субъективный (аффективный) момент: так, бывают хорошие и плохие художники, но вряд ли можно разделить художников на удивительных и не-уди- вительных.

По особому соотнесена оценка и с другими модаль­ными значениями. Оценочная модальность не проти­вопоставлена другим модальностям, а совмещается с ними, но при этом возникают определенные ограниче­ния на сочетаемость и модификации оценочных струк­тур. Так, ассерторическая модальность может слу­жить способом оформления косвенных речевых актов оценки (так называемые квазиоценочные высказывания, где оценка, семантически не выраженная, отражает ценностный аспект «картины мира»), вопросительная модальность имеет ограничения на сочетаемость с аф­фективными словами и т. п. Оценочные выражения об­наруживают и особые характеристики референции; при этом решающую роль играет субъективный фактор оценки: так, например, аффективные слова, как пра­вило, предполагают определенную или обобщенную ре­ференцию объекта.

Значительный интерес представляет функциониро­вание оценки в речевых актах. Успех речевого акта зависит от степени воздействия говорящего на адресата. Перлокутивный эффект оценочного высказывания мо­жет быть двояким: согласие с оценкой в первую очередь при рациональных оценках и эмоциональная реакция, изменение эмоционального состояния адресата при оценках эмоциональных, а иногда и то, и другое. Эмо­циональные оценки, как правило, бывают аффектив­ными и экспрессивными (экспрессивность в данной работе понимается как свойство восклицатольнохо вы­сказывания). Оценка играет чрезвычайно важную роль при непосредственной коммуникации, где, как пра­вило, бывают'так или иначе затронуты интересы участ­ников. Существуют определенные социально-психоло­гические требования к процессу коммуникации, где высказываются оценки: должно соблюдаться некое рав­новесие во взаимоотношениях между его участниками, необходимо воздерживаться от самовосхваления и в то же время избегать чрезмерных похвал в адрес собе­седника, которые могут быть восприняты как лесть; высказывая оценки по отношению к третьим лицам, не­обходимо учитывать, затрагивают ли они интересы адре­сата и т. п. Иными словами, структура оценочных высказываний определяется не только семантикой, но и прагматическими причинами. Прагматический аспект в оценочных высказываниях (модальная рамка кото­рых подразумевает ценностную «картину мира») играет более важную роль, чем в других высказываниях, соот­несенных лишь с миром предметным. Так, например, при оценках, которые рассчитаны на достижение со­гласия, ведущую роль играет «принцип вежливости», который подразумевает ряд максим, обеспечивающих подтверждение высказанного мнения. Поэтому для оценочных высказываний характерны равные способы смягчения категоричности. ,

Особую проблему составляет изучение соотношения оценки с ее объектом. Очевидно, что выбор оценоч­ных средств определяется местом в «картине мира» объекта оценки. Так, например, оценка приобретает особые прагматические характеристики, если ее объек­том является участник акта коммуникации — говоря­щий (он же часто субъект оценки) или адресат или если объект оценки входит в сферу интересов того или дру­гого: средства экспрессивной или аффективной оценки используются главным образом в этих случаях; инте­ресы говорящего в его отношении к адресату имеются в виду, когда смягчается категоричность оценки и т. д

.Особый характер приобретает оценка, когда она относится к событийным наименованиям. Известно, что не всякое событие можно оценить, чаще всего оце­нивается не событие само по себе, а деятельность его

актантов; ср.: хороший удар, хороший поступок, но *хороший ветер, *хорошее происшествие.

Изучение оценочных структур показывает, что оценка затрагивает самые разные стороны яаыковой системы. Оценочный аспект текста складывается из значений, которые реализуются на всех уровнях языка — в морфологии, синтаксисе, лексике. Чрезвы­чайно важный момент выражения оценки (он почти не затрагивался в данной работе) — это фонетика. Одним из основных средств оценки является интонация, кроме того, оценка может обозначаться модификациями в произношении отдельных звуков.

Анализ оценки и ее роли в языке еще раз подтвер­дил, что нецелесообразно жесткое противопоставление знания о языке знаниям о мире, между ними не суще­ствует четкой границы, и они во многих случаях взаимо- проницаемы: представление о «картине мира» и оценоч­ных стереотипах органически входит в модальную рамку оценки. В текстах оценка выражается, как пра­вило, комбинированно, разными средствами, как соб­ственно языковыми, так и вводящими фрагменты ценностной «картины мира». Как было показано, оценку можно рассматривать как особый аспект языковых вы- ражений, который как бы накладывается на их де­скриптивное содержание, причем при лингвистическом анализе эти два аспекта могут быть разделены. При этом дескрипция отражает «картину мира» как таковую, в то время как оценка ориентируется на ее ценностную сторону, которая определяется взаимодействием мира и человека с его ценностными ориентациями. Оценка в том или ином виде присутствует в любых видах тек­стов, даже если она не выражена эксплицитно. Так, даже технические инструкции подразумевают, что в них описывается как правильно, т. е. хорошо, пользоваться соответствующим инструментом, кажущиеся как бы бесстрастными изложения событий невольно вводят оценку через «вмпатито» и т. д. Однако для лингвисти­ческого анализа интересны в первую очередь те тексты, где оценка выражена эксплицитно.

I I

Тексты, принадлежащие перу разных авторов и написанные в разные эпохи, заметно различаются по тому, как выражаются в них два аспекта — дескриптив­ный и оценочный в их соотношении. Так, например, в лирике трубадуров или в средневековой прозе мир

стабильно делится на зоны добра и ала, основным спо­собом обозначения этих зон является постоянный эпи­тет. Оценочная позиция говорящего эксплицируется согласно канонам, присущим соответствующей эпохе, по текстам можно вывести обобщенную ценностную ориентацию данного социума. В некоторых видах ста­рых текстов, в первую очередь в рыцарском романе, ос­новной функцией оценочных слов является не столько сама оценка, сколько напоминание о существовании ав­тора, рассказчика, который выражает через оценки свою заинтересованность в событиях (надо иметь в виду, что в этих текстах мало использовались глагольные сред­ства обозначения субъективной модальности). Тексты, разные по содержанию и по стилю, отличаются по спо­собам выражения в них оценки. Соотношение де­скрипция — оценка может служить одной из важных характеристик стиля автора. Так, например, в порту­гальских хрониках XV в. переход от безличного изло­жения средневековой прозы с ее опорой на авторитеты, на жесткие смысловые каноны, включающие и каноны оценки, к авторскому стилю, где выражена индивиду­альность пишущего, проявился, в частности, в появ­лении индивидуальных авторских оценок. Можно вспом­нить в этой связи автора исторических хроник XV в. Фернана Лопеша, который первый в истории португаль­ской литературы стал давать развернутые психологи­ческие характеристики персонажей. Эти характери­стики обязательно содержат оценки, выраженные как эксплицитно, оценочными словами, так и путем описа­ния поступков действующих лиц. При этом для Ф. Ло­пеша характерен иронический взгляд на вещи; оценивая действия героя, Ф. Лопсш раскрывает лежащие в основе положительных на первый взгляд поступков отрица­тельно оцениваемые намерения (ср. знаменитую ха­рактеристику королевы Леонор Телеш).

Поскольку оценки соотносятся с разными субъек­тами, несовпадающие оценки могут совмещаться в од­ном тексте, что отражает многоаспектную «картину мира», где одновременно сосуществуют разные ценност­ные стереотипы. Именпо в оценках часто проявляется полифония, многоголосие, о которых не раз писали ис­следователи языка художественного текста (М. М. Бах­тин, Ю. Н. Тынянов, Б. А. Успенский и др.). Ср. пример, который приводит М. М. Бахтин, аналиаи-

]iy/f соотношение монологического слова героя и слова рассказа у Достоевского: Я живу с кухне, или гораздо правильнее будет сказать вот так: тут подле кухни есть одна комната (а у нас, нужно вам заметить, кухня чистая, светлая, очень хорошая), комнатка небольшая, уголок такой скромный, то есть, или еще лучше ска­зать, кухня большая в три окна, так у меня вдоль по­перечной стены перегородка, так что и выходит как бы еще комната, нумер сверхштатный, все просторное, удобное, и окно есть, и все, одним словом, все удобное (Бедные люди). Здесь серия оценочных слов (субъект оценки —говорящий) со знаком «-(-» (кухня чистая, светлая, очень хорошая, уголок такой скромный, кухня большая, все просторное, удобное), контрасти­рует с описанием кухни, которая на основании обще­принятых стереотипов оценки скорее характеризуется знаком «—» (в кухне за перегородкой жить плохо). Но при этом оба стереотипа совмещаются в изложении рассказчика.

Другой прием построения оценочной структуры текста — голос персонажа выделяется из авторской речи по своим критериям оценки; ср. отрывок из А. П. Чехова: Очень часто из старого перекрашенного платья, из ничего не стоящих кусочков кружев, плюша и шелка выходили просто чудеса, нечто обворожитель­ное, не платье, а мечта (Попрыгунья). Очевидно, что оценки принадлежат персонажу. Ср. еще пример: Она вышла на площадку под лунный свет и встала так, чтобы видели ее всю в новом великолепном платье и шляпке (Анна на шее). В этих отрывках оценка ста­вится" как бы в сферу действия персонажей, и при­том, что характерно для Чехова, такая оценка часто бывает аффективной. Отметим, что присутствие аффек­тивной оценки позволяет обнаружить в тексте фраг­менты несобственной прямой речи.

i I

Исследование авторских текстов показывает, что взаимодействие оценки и других аспектов повествова­ния бывают чрезвычайно разнообразны. Оценка может становиться и самостоятельной темой в художественном произведении. Приведем стихотворение современного испанского поэта Хосе Агустина Гойтисоло, построен­ное на возможности разных ценностных ориеитаций, причем мир, обратный стереотипному, автор восприни­мает как мир «наоборот» (это, однако, не переверну­

тый мир вещей, ср. «Алису в стране чудес» JI. Кэролла, а мир ценностей):

Erase una vez un lobito bueno

al que maltrataban todos los corderos.

Habia tainbien un principe malo, una bruja hermosa у un pirata hourado.

Todas estas cosas babia una vez cuando yo sofiaba un mundo al roves.

J. A. Gaytisolv.

^сЖил был добрый, добрый волк, | его мог обидеть любой ягненок. | И жил был злой принц, | красивая колдунья и честный пират. | Были однажды вещи все эти | в при­снившемся мне перевернутом свете'

.Resumo

Entre as categories semanticas e pragmaticas a valori­zagao (a avaliagao) ё uma das mais interessantes e ao mesmo tempo das menos conhecidas. Podemos inter- pretar a valorizagao como uma categoria lingulstica que ex- pressa a atitude do sujeito modal para com о seu objecto no domfnio do bom e do mau: «А г В» onde А ё о sujeito de valorizagao, В ё о objecto e r — о predicado «bom/mau». A valorizagao realiza-se a varios nfveis da lingua e do discurso — na palavra isolada, nas combinagoes lexicais e no enunciado inteiro. A finalidade comunicativa das frases de valorizagSo pressupoe que о falante quer aprovar ou censurar uma pessoa, ou coisa, ou estado de coisas, expressando a sua atitude apreciativa em relagao a eles. Fazendo isto, aproveita os meios lingufsticos semfinticos e pragmaticos destinados a obter um efeito perlocutivo, isto ё no caso da valorizagSo exercer influencia nas emo- goes do ouvinte, produzir nele simpatia ou indignagSo, causar-lhe alegria 'ou desgosto.

A valorizagao ё ligada a dois aspectos da palavra e do enunciado: a significagao da unidado linguistica propria- mente dita e a ideia geral do «quadro do universo», com os seus aspectos posilivos e uegativos, existente na cons- ciencia dos falantes. As duas fontes servem igualmente para introduzir no enunciado о aspecto apreciativo com о marcopositivoounegativo. Se a frase nao inclui ne- nhuma palavra com sema apreciativo, mas designa uma situagao que ё considorada boa ou ma no «quadro do universe» dos falantes, о enunciado ё «quase-apreciativo». Em todos os casos, porem, podemos considerar a valori­zagao como uma modalidade especial (um enquadramento modal) a qual, tanto como outras modalidades, combina-se com a estrutura proposicional (descritiva) do enunciado.

A valorizagao representada na estrutura modal inclui uma serie de elementos entre os quais citamos como os mais importantes: 1. 0 sujeito da valorizagao; este sujeito nao coincide obrigatoriamente com о sujeito sintactico nem com о sujeito da proposigao. 2. О objecto da valori­zagao, que pode ser pessoa, coisa, acontecimento, ouestado de coisas. 3. О predicado axiol6gico (achar, considered, etc) que une о sujeito com о objecto, formando expres- soes de tipo acho-a linda. 4. о estereotipo apreciativo que representa о objecto da valorizagao com as suas qualida- des e que faz parte do «quadro do universo» da generalidade dos falantes, isto ё, о que quer dizer uma cara linda, um livro interessante, таи tempo, etc. 5. A expressao aprecia- tiva que no caso mais comum ё um adjectivo ou um sub- stantivo qualificativo ou um verbo com semas apreciati- vos. Os elementos acima citados representam a estrutura basica da valorizagao. О enquadramento modal contem tambёm outros elementos, e, entre eles, о aspecto da va­lorizagao, classificadores apreciativos, criterios e motivos da valorizagao, etc, formando uma estrutura modal extre- mamente complicada. Diferentemente dos enunciados «ob- jectivos» que sao orientados para о mundo exterior, para a realidade objectiva com os seus objectos e relagoes entre eles, a valorizagao esta ligada em primeiro lugar ao mundo conceptual do sujeito com os seus estereotipos do bom' e do mau que sempre combinam, note-se, о aspecto individual e social. A atitude individual do sujeito em re- lagao ao objecto torna-se especialmente evidente se о enunciado inclui um elemento afectivo; cf. um jilme таи e um filme horrendo. Quanto mais afectiva ё a valori­zagao tanto mais esta ligada ao sujeito individual e tanto mais se aparta dos estereotipos sociais. As valorizagoes afe- ctivas produzem um efeito perlocutivo mais forte do que outras porque expressam e provocam emogoes, especi­almente se estao dirigidas directamente ao ouvinte. Estas frases podem ter caracteristicas performativas, porque, ao serem ditas, realizam uma acgao: estou tao envergo- rihada! patife! etc

.О ёхйо do acto ilocutivo quecontёma valorizagao, de- pende, entre outras coisas, do grau da influencia do falante sobre о interlocutor, da sua capacidade de causar- lhe emogao correspondente ou conseguir que fique de acordo. Assim, о enunciado apreciativo que expressa opiniao, entrando no discurso, adquire caracteristicas tipicas orien- tadas para о contacto entre os dois interlocutores. A opiniao apreciativa, na situagao normal da comuni- cagao, tende a ""ser mais tolerante que peremptoria. Ha varios modos de fazer a valorizagao menos categorica observando о Princfpio deCortesia(verbos axiologicos, dein- tensificadores, palavras quaiitificadoras, a palavra modal talvez etc). Os actos ilocutivos apreciativos tem vfirias caracterfsticas especiais que correspondent a estrutura modal da valorizagao.

О livro compreende quatro partes: 1. Semantica e estru­tura da valorizagao. 2. Elementos da estrutura de valori­zagao. 3. Caracterfsticas funcionais da valorizagao. 4. A valorizagao nos actos de fala

.ПРИЛОЖЕНИЕ

Е. М. ВОЛЬФ

ФУНКЦИОНАЛЬНАЯ СЕМАНТИКА.

ОПИСАНИЕ ЭМОЦИОНАЛЬНЫХ СОСТОЯНИЙ

Главы из незавершенной книги

Глава IV

Рациональный и эмоциональный аспекты эмоции

I. Аффективность и когнитивность

Проблема соотношения эмоционального (аффективного) аспекта с ра­циональным, то есть связь «чувства и ума», связь эмоции с мыслью, пониманием, рассуждением и т. п. является одной из основных спор­ных проблем в изучении эмоцион&чьных состояний [ЭС]. Несомненно, что эмоции каким-то образом связаны с мышлением, с рациональной стороной человеческого повеления. В этой связи в теории эмоций существуют два основных направления. Одно из них восходит к Ари­стотелю, который трактовал эмоции как способ понимания ситуации с большим или меньшим участием интеллекта, другое, более позднее, к XIX в., к идеям У.Джеймса, который рассматривал эмоцию как фи­зиологическую реакцию. При ответе на вопрос: «Что такое эмоция?», часто приводят в поддержку той или иной концепции два ряда доводов, подтверждающих или первую, или вторую точку зрения.

Современные теории эмоций, как правило, учитывают обе стороны явления, собственно аффективную и когнитивную, причем, в зависи­мости от общетеоретических установок, роль когнитивного фактора в структуре ЭС толкуется по-разному. Психологи, как правило, при­нимают двухкомпоненгный взгляд на проблему, считая, что эмоции включают как физиологические реакции, так и мнения. Так, например, физиолога С. Шахтер и Дж. Э. Зингер, которые специально занимались изучением эмоций, трактуют эмоции как физиологические реакции по Джемсу, которые включают, однако, также когнитивное действие по идентификации эмоций, «приклеиванию ярлыка», что требует зна­ния обстоятельств, вызывающих данное ЭС (Schlachter, Singer 1984).

Двухкомпонентная структура эмоций подчеркивается и в других психологических концепциях. По видимому, всякое поведение имеет две стороны — когнитивную и аффективную, которые противостоят друг другу, составляя, в то же время, единство. Психологи подчеркива­ют, что ментальная жизнь человека носит холистический (обобщенный)

т

характер, что подтверждает невозможность жестко разделить эмоции и мнения, интенсиональный и эмоциональный компоненты внутренней жизни человека. При этом, чем сложнее поведение, тем чаще на пер­вый план выступает эмоциональный, мыслительный аспект. Мнение «объясняет» эмоцию, включая ее в более общую рамку. Однако эмоции не всегда опираются на мнение, они могут вызываться внутренними причинами, и быть лишенными интенсионального компонента.

В наивной картине мира существует своя собственная трактовка эмоционального и рационального. Эта трактовка очевидным образом отличается от научной, хотя, разумеется, и проецируется на нее в пре­ображенном виде. В наивной картине мира эмоциональное обычно противопоставляется рациональному, логическому. При этом, как по­казал, например, в своем подробном исследовании этой проблемы Э. Паррет, область рационального соотносят с разумом, ясностью, упо­рядоченностью, правильностью, четкостью, регулярностью, дискретно­стью, в то время как область эмоционального соотнесена с безрассуд­ством, неопределенностью, беспорядком, варьированием, изменяемо­стью, недискретностью. Эмоциональное рассматривается как вторичное но отношению к логическому, периферийное по отношению к центру, пассивное по отношению к активному (Parret 1986, 9). Важно также подчеркнуть, что в наивной картине мира эмоции связаны с нормой. Нормативным ЭС является спокойствие, прочие ЭС есть отклонения от нормы. Это относится и к норме собственно ЭС, и к норме пове­дения. Спокойствие предполагает соблюдение определенных канонов повеления, в то время как отклонения от него предполагают и различ­ные сдвиги в жестах, движениях, действиях и т. п. Эти характеристики эмоционального аспекта картины мира находят свое отражение в тек­стах и закрепляются в метафорах.

Так, эмоциональное связано с беспорядком и нарушением нор­мальной мыслительной деятельности, ср.: Он начал рвать за ручку вход­ную дверь, в страхе не соображая, куда она открывается (Булгаков). Вы­сказывания такого рода суть косвенный способ описать сдвиг по шкале ЭС от спокойствия в сторону возбуждения, волнения. В подобных се­мантических структурах предикат ЭС указывает на причину нарушения нормального положения вещей: при устранении предиката ЭС в страхе поведение действующего лица окажется немотивированным. ЭС воз­буждения отражается и в физических действиях персонажа — рвать за ручку входную дверь.

Ср. еще примеры: Знаю и то, что тебе теперь не до здравых рассуждении (Бунин); эта метафора сообщает об ЭС, сдвинутом в сто­рону «возбуждения». Ср. в следующем примере сочинительную пару беспорядок и испуг: В голове ее, несмотря на весь беспорядок и испуг, заро­ждались уже мысли решительные (Достоевский); ср. однако *беспорядок

и спокойствие, *порядок и испуг, где запрет на сочетаемость обусловлен несовместимостью двух состояний. Еще пример: Василиса мертвыми руками сбросил болт и тяжелый крючок и не помнил сам, как снял цепочку (Булгаков). Нарушение ментального процесса (не помнил сам) сообщает об ЭС, отклоняющемся от нормы спокойствия. Высказывание такого рода есть косвенный способ описать сдвиг по шкале ЭС от спокой­ствия в сторону возбуждения, волнения. Они образуют целый класс метафорических обозначений.