Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

9-15 / 15 Россия / Тажуризина2

.doc
Скачиваний:
14
Добавлен:
11.06.2015
Размер:
122.88 Кб
Скачать

В публицистике последних двух десятилетий нередко появлялась мысль о том, что большевикам удалось каким-то образом (публицисты церковного склада упоминали и «нечистую силу») смутить, совратить, ввести в грех неверия, «богоборчества» русский народ, обмануть несбыточными мечтаниями о «земном рае»1. Отсюда, мол, и революция, и гражданская война, и последующее разрушение церквей, преследование духовенства и т.д. И атеистическое движение в стране после Октябрьской революции будто бы было силой навязано сверху. Нынешнее возрождение и укрепление церковных традиций рассматривается при этом как воплощение чаяний прозревшего и раскаявшегося народа, наконец-то вернувшегося в лоно матери-церкви.

Но неужели относительно тонкий слой революционеров-марксистов - большевиков - мог в течение короткого времени насильственно изменить сознание российского народа2 без его соизволения? Искусственно вовлечь народные массы в революционное движение? Извне внушить ему неприязнь к церкви и к её иерархии, вложить в сознание народных масс недоверие к религиозным догмам, вплоть до их отрицания?

Конечно, это было не совсем так. Каковы же в действительности предпосылки антицерковного и антирелигиозного движения в России первых десятилетий XX века? Как правило, революционные настроения народных масс рождают потребность в теориях, которые объяснили бы наличную социальную и духовную ситуацию, определили тенденции развития общества. Появление в России РСДРП - не порождение Запада, не простое усвоение учения Маркса и Энгельса, а результат социальной борьбы, брожения снизу против социального неравенства. Сыграло свою роль и формирование в этот период политической сознательности самых разных групп населения. Во многом интенсивность свободомыслия в России была обусловлена и вовлеченностью в оппозиционную деятельность широких слоев молодежи, - собственно, революции побеждают только тогда, когда молодежь составляет ударную силу движения.

Если схематично определить место деятельности социалистов-марксистов в революционном, антиклерикальном и антирелигиозном движении народных масс, то можно сказать: большевики-марксисты, как и их предшественники-революционеры, явились теоретическими выразителями стихийных революционных настроений народных масс, стремящихся к освобождению от экономического, политического и духовного угнетения. Если бы таких настроений и реальной борьбы народных масс в России конца XIX - начала XX вв. не было, никакая пропаганда не могла бы вызвать к жизни все три российские революции. На этот счет есть замечательные слова В.И.Ленина в статье 1905г. «Социализм и религия»: «Никакими книжками и никакой проповедью нельзя просветить пролетариат, если его не просветит его собственная борьба против темных сил капитализма»3. Марксизм с его идеей преобразования старого мира был интуитивно востребован народными массами России. При этом марксисты считали своим долгом помочь массам выработать сознательное отношение к происходящему путем ознакомления их с социалистическим учением. И неважно, из какого сословия вышли те или иные просветители-революционеры, - важно то, что они сумели осмыслить ход и перспективы стихийного движения, адекватно ответить на потребность народа понять суть происходящих событий.

Антицерковные и антирелигиозные настроения масс, безусловно, были связаны с их борьбой против самодержавного строя, - известно, что психология народных масс меняется в классовых сражениях, они ощущают себя субъектами исторического процесса; чувство зависимости от потусторонних сил у многих притупляется, а то и исчезает. Ослабевает в глазах народа и авторитет церкви. И в этих условиях колоссальное значение для эффективности движения приобретает обратная связь: воздействие оппозиционного (в данном случае - социалистического) учения на стихийное сознание масс, становление социалистической сознательности. Без научной теории стихийное движение, в свою очередь, обречено на провал. Это руки, протянутые навстречу друг другу.

Внесению социалистического учения в сознание масс способствовало и удивительное, как бы вдруг вспыхнувшее во второй половине XIX в. стремление низов к приобретению знаний о природе и обществе. В этом же направлении действовала мощная традиция политического и мировоззренческого свободомыслия, формировавшаяся еще со времен Древней Руси и принявшая зримые очертания в ХVIII-ХIХ вв. как на уровне обыденного сознания народа, так и на уровне сознания теоретического. Идеологические выразители интересов народа - российские революционные марксисты - унаследовали вольнодумную культуру, созданную мыслью М.В. Ломоносова, А.Н. Радищева, декабристов, петрашевцев, революционных демократов и народников, - культуру, питаемую стихийным народным вольнодумством.

Антиклерикальный4 напор разных слоев населения России к началу XX века вызвала и сама государственная православная церковь, ее иерархия, защищавшая несправедливый строй, погрязшая в коррупции, в бюрократизме и формализме.

Каковы же факты, свидетельствующие о том, что во всех слоях населения России в последней четверти XIX - первых десятилетиях XX вв. набирало силу и ширилось стихийное и сознательное движение против церкви и религиозных предрассудков?

Размах антиклерикального движения в России связан с ростом самосознания пролетариата, формировавшегося в крупных городах с 70-х годов XIX в. Среди рабочих уже в то время были революционно настроенные, развитые и образованные люди. Г.В. Плеханов познакомился с такими в Петербурге на нелегальном собрании в 1876 г., где шел спор между сторонниками Бакунина и Лаврова. «Бакунисты» считали, что просветительская деятельность среди рабочих не нужна; «лавристы» же настаивали на создании кружков самообразования рабочих. Один из рабочих упрекнул «бакунистов»: «Как не стыдно вам говорить это? Каждого из вас, интеллигентов, в пяти школах учили, в семи водах мыли, а ведь иной рабочий не знает, как дверь отворяется в школу. Вам не нужно учиться, вы и так много знаете, а рабочему без этого нельзя». Плеханов, по его словам, был потрясен тем, что рабочие оказались сравнительно развитыми людьми. Он решил ближе познакомиться с рабочими. Придя к одному из них, он поразился разнообразию осаждавших его теоретических вопросов. «Чем только он не интересовался, этот человек, в детстве едва научившийся писать. Политическая экономия и химия, социальные вопросы и теория

Дарвина одинаково привлекали к себе его внимание»5. Вскоре Плеханов стал вести занятия в кружке и выяснил, что многие рабочие обуреваемы стремлением к знаниям, особенно к естественнонаучным. Интересуются и вопросами религии, причем некоторые уже были сложившимися атеистами. Кстати, Плеханов признавался, что его общение с рабочими в этот период обратило его к марксизму.

Конечно, большинство рабочих в 70-90-е гг. были верующими, но по мере осознания пролетариатом своих целей совершалось растущее отторжение ими церкви и религии. Жажда знаний приводила к стихийной организации кружков по самообразованию, участники которых доставали где-то книги, вели дискуссии, устанавливали связи с рабочими других фабричных районов, а также с близлежащими деревнями6. На некоторых фабриках и заводах рабочие вынуждали фабрикантов создавать библиотеки с книгами по разным отраслям знаний, не проявляя при этом интереса к религиозной литературе. В промышленных городах при фабриках и заводах под напором рабочих, главным образом, молодежи, открывались воскресные и вечерние школы (к началу 1900 г. - свыше трехсот), в которых преподавали и марксисты (в том числе Н.К. Крупская). В Туле, например, с ее стотысячным пролетариатом, было много пытливых и жаждущих политических знаний рабочих. Здесь с 1896 г. в течение трех лет вел кружок блестящий пропагандист атеизма и марксизма в целом И.И. Скворцов-Степанов. Слушатели кружка вскоре сами стали руководить молодежными группами, часть из них была направлена в другие места Тульской губернии для просветительской работы7. М.М. Персиц привел любопытные данные из отчетов епархий Синоду. Оказывается, начиная с 90-х гг., епархиальное начальство Центрального промышленного района проявляло всё большее беспокойство по поводу состояния религиозности фабрично-заводских рабочих и их влияния на деревенское население. По данным синодальных отчетов 1892-1893 гг., рабочие уклонялись от посещения церкви, от исполнения обрядов, соблюдения церковных праздников; отмечались «неустойчивость и колебания в религиозной вере», «недостаточное уважение к духовенству». В промышленных районах Урала отчеты фиксировали «какой-то религиозный индифферентизм, неустойчивость и нетвердость религиозных убеждений». Один из епископов писал: рабочие «относятся к пастырским убеждениям с полным равнодушием, выражая при этом нежелание даже выслушать их»8. Безразличие к религии и неприязнь к церкви и духовенству охватывали всё большее число рабочих, особенно молодых. Это способствовало восприятию социалистической и атеистической пропаганды. Соединение рабочего движения с социализмом состоялось во многом благодаря переходу значительной части пролетариата на позиции атеизма.

Интенсивное нарастание антиклерикальных настроений среди населения России приходится на первые годы XX в. - предреволюционный и революционный периоды. Начало отхода широких масс пролетариата от религии, как известно, восходит к массовому расстрелу демонстрации 9 января 1905 г. Путиловский рабочий А. Буйко вспоминал: «После кровавого воскресенья настроение рабочих на заводе изменилось. Открыто говорили, что стрельба в людей, шедших с иконами просить царя, - это правительственный разбой.

Некоторые рабочие говорили, что незачем молиться теперь. - Какой же это бог, - говорили они, которому лоб расстреливают, а он хоть бы что!»9. А.В. Луначарский написал стихотворение, отражавшее настроения рабочих после этих событий: Мы не иконы понесем, Пойдем мы не с портретом, А бомбы, ружья, динамит Вам загремят ответом. И не хоругвь над головой Завеет златотканый, - Мы знамя красное взовьем, Великий стяг наш бранный. И не псалмы мы будем петь, А Марсельезу грянем: Социализм наш идеал И мы его достанем!10 Любопытную картину смятения и страха представителей господствующего класса перед стихией революции рисует в своих воспоминаниях княгиня М.К. Тенишева11. Неудачная война 1904-1905 годов вызвала, по ее словам, грозу над страной, и Россия вдруг очутилась на пороге страшной стихийной бури. В принадлежащем ей имении Флёново даже в школе появились революционные настроения: дети организовали забастовку из-за того, что управляющий хотел исключить ученика. Стали появляться прокламации со словом «социалист», с призывами: «Вставай, поднимайся, рабочий народ!», «И на первой осине повесим дворян, попов и царя». Учитель Трубников о чем-то беседовал с учениками, каждый день ездил на велосипеде по окрестностям. По доносу Тенишевой в полицию его выселили, и в тот же день в имении случился пожар. «Поджоги в то время случались чуть ли не ежедневно и во многих имениях по нескольку раз». И, что важно для нашей темы, - священника Вл.Дьяконова «жгли систематически, настойчиво выживая из этих мест», - сожгли последовательно дом, ригу, баню, сарай, - «всё население флёновское бежало от него как от чумы», так что он вынужден был уехать. В мастерских рабочие возмущались из-за пустяков. «Слышно было, что в некоторых деревнях не только мужики, бабы, но и малые ребята ходят с красными флагами, повыбрасывали вон из избы иконы, орут какие-то песни, а тех, кто не подражает этому, всячески терроризируют». Тенишева пишет, что много людей было захвачено «стихийной бурей, пролетевшей над Россией», «началась железнодорожная забастовка»; «в Смоленске собирались сходки, говорили речи». По ее словам, учителя «всей душой были в движении». В мемуарах княгини как в капле воды отразились стихийная «революционная буря» в России, но «учителя» и «прокламации» здесь тоже оказались не случайно: этот штрих мемуаров свидетельствует об идейном руководстве движением народных масс. С 1906 г. из епархий, особенно промышленных - уральских, в Синод шли докладные записки о массовом отходе рабочих от церкви. В одном отчете сообщалось об агитации среди рабочих под лозунгом «Нет Бога, долой церковь!; о том, что почти все дети духовенства - семинаристы, студенты, школьники - на стороне революционеров; что растет число земских школ, где «учителя ведут пропаганду против церкви»12. Отход народных масс от церкви и религии не ослабел и в годы реакции. В отчете за 1908-1909 гг. Синод отмечал, что в стране вырос «фанатичный и страшный враг не только религии, но и государственности», что среди рабочих распространяются социалистические идеи, что под влиянием рабочих и в деревне растет отрицательное отношение к духовенству и религии13. Духовенство понимало, что «связь между фабрикой и деревней бесспорно тесная, и настроение фабрично-заводского класса, бесспорно, отражается на настроении народа»14.

В.И. Ленин не раз обращал внимание на необходимость союза пролетариата и крестьянства. В работе «Классы и партии в их отношении к религии и церкви» (1909г.) он писал: «... только идя за пролетариатом, способны русские крестьянские массы свергнуть давящий и губящий их гнет крепостников-землевладельцев, крепостников в рясах, крепостников - самодержавщиков»15. С другой стороны, стихийное крестьянское движение за обретение церковных и монастырских земель носило во многом самостоятельный характер, хотя, конечно, наличие борющегося пролетариата было политическим и психологическим фактором, облегчавшим вхождение крестьянства в сферу борьбы за положительное решение аграрного вопроса. Тем более что в процессе этой борьбы рабочий класс и его партия целенаправленно ориентировали крестьянство на отчуждение монастырских и церковных земель. Понятно, что такое движение было связано с антицерковными выступлениями.

Исследовательница антиклерикального движения крестьянства в первые десятилетия XX века Л.И. Емелях собрала богатейший материал из архивов, газет, журналов, листовок, мемуаров, церковных документов и т.д., воссоздав из многочисленных фактов целостную картину антиклерикального движения крестьянства с начала XX в. до Октябрьской революции16. Крестьянский антиклерикализм был одной из форм борьбы с помещичье-буржуазным строем. Обильный фактический материал, представленный в работах Л.И. Емелях, создает удивительный образ невиданного доселе взрыва социальной активности российского крестьянства в это время. Как будто антиклерикальная энергия, копившаяся на протяжении веков, наконец-то сконцентрировалась и нашла выход. По словам Л.И. Емелях, в 1905-1907 гг. произошло около пятисот выступлений крестьян против духовенства. Даже единичные сведения о негативном отношении крестьян к церкви и духовенству позволяют ощутить бунтарскую атмосферу в деревне тех лет. Например, священник Головин писал о забастовке прихожан Рязанской епархии против духовенства в ноябре 1905 г. в пяти селах прошли толпы народа с красными флагами, с красными флагами, с песнями, с криками «Ура!». «Меня прямо-таки схватили за руки и потащили на улицу. Конечно, я тотчас же ушел, но вслед кричали: «Долой попов! Обманщики попы! Общественные паразиты, хамы!». Информационное пространство тех лет переполнено сведениями о нападках на духовенство, о поджогах домов священников, о критическом отношении к проповедям, даже о запрещении проповедничества, о расправе над священниками. Об этом известно, прежде всего, из донесений самого духовенства разных рангов. Духовенство «встречает по местам со стороны народа угрозу себе», сельская молодежь «призывала народ к расправе над попами». Епископ Серафим докладывал Синоду: «постоянно происходят поджоги домов, сараев с сеном или хлебом... Духовенство Брянского, частью Елецкого, Севского и Трубчевского уездов терроризировано настолько, что боится официально доносить о нападениях и поджогах, ибо им угрожают местью и смертью, если они откроют виновных». Епископ Серафим в мае 1907 г. отправил министру внутренних дел телеграмму с призывом к расправе над революционно настроенными крестьянами, потому что «в селах нескольких уездов Орловской губернии все церкви ограблены, духовенство подвергается нападениям, сторожа убиваются, причты голодают». Он сообщал также, что в 1905г. ограблено 30 церквей, а в 1906 и начале 1907 г. - еще 70 церквей17. В эти годы в целом ряде губерний крестьяне отбирали землю у монастырей, рубили монастырский лес. Учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза в 1905 г. постановил: отобрать без выкупа монастырские и церковные земли, лишить духовенство избирательного права18.

Примечательно, что вопросы отношения к церкви и духовенству в 1905-1906 гг. бурно обсуждались на многочисленных крестьянских сходах, на собраниях крестьянских союзов. В высказываниях крестьян не чувствуется никакого уважения к духовенству. На совещании Крестьянского союза (1905г.) крестьянин из Смоленской губернии говорил: «Очень нам наскучили священники. Осенью они собирают кур. В этом году у нас положили в мешок попу связанную ворону. Члены союза не давали попу ржи и на сходе объяснили, что никакой пользы от попов не видят». В отдельных случаях выносились решения даже о закрытии церквей. В слободе Ольховка Саратовской губернии сто крестьян устроили заседание крестьянского союза, на котором среди вопросов был и такой: «Нужны ли церковь и духовенство?». Приняли решение: «Церкви не нужны, их следует обратить на другие полезные учреждения: школы, больницы»19. В ряде местностей крестьянские сходы ввиду аморального поведения поставленных церковью пастырей выдвигали требование: «Священников избирать крестьянам»; «Священников выбирать по усмотрению прихожан».

Наиболее мыслящие крестьяне разоблачали духовенство с трибуны Государственной Думы. Ленин писал о том, что условия жизни крестьянина «порождают - против его воли и помимо его сознания - действительно революционное озлобление против поборов и готовность решительной борьбы со средневековьем». Депутат Думы крестьянин Рожков «бесхитростно стал рассказывать голую, неприкрашенную правду о поборах духовенства, о вымогательствах попов, о том, как требуют за брак кроме денег «бутылку водки, закуски и фунт чаю, а иногда спрашивают такое, что с трибуны я и боюсь говорить». И далее Ленин говорит о революционности, «которая сама собой прорывается у типичного, среднего мужика, когда он начинает говорить правду о своём житье-бытье»20.

Эта стихийная революционность, так или иначе, развивала сознание крестьянина, который начинал, как и рабочий, осознавать свою обделённость грамотностью, знаниями. Среди крестьян были и политически грамотные люди (известно, что еще в 60-гг. XIX в. в отдельных деревнях читали и «Колокол» Герцена), но их было немного. Один из них писал: «Всему виной необразованность, а более того - забитость. В нашем селе есть двухклассное училище и церковноприходская школа, но спросите, чему учат и какое дают образование ... делают не человека, а дурака, который дрожит при каждом звоне колокола»21. Крестьяне возмущались тем, что образование могли получать только дети дворян, купцов и священников. Возникшая в начале века массовая потребность крестьянства в образовании совпала со стремлением рабочей партии просветить естественного союзника пролетариата, приобщить его к социалистическим идеям и идеалам. И не случайно в донесениях представителей духовенства говорится об агитаторах-социалистах, о прокламациях и листовках, о проникновении материалистических и социалистических идей во все слои населения, - и они, действительно, проникли, потому что их интуитивно жаждали. Известно, что на агитацию революционных народников в 70-е гг. XIX в. крестьяне нередко отвечали выдачей своих заступников царской полиции, но в начале следующего века ситуация была уже другая, социалистическая агитация пала на плодородную почву крестьянской стихийной революционности.. Ленин в 1903 г. издал брошюру «К деревенской бедноте» (кстати, писал её под влиянием крестьянского движения в Полтавской и крестьянской губерниях), где говорил о том, что «деревенская беднота особенно страдает от темноты и особенно нуждается в образовании. Но, конечно, нам нужно настоящее, свободное, образование, а не такое, какого хотят чиновники и попы»22. Речь здесь шла и о свободе совести, о праве каждого исповедовать любую веру. Среди крестьян, как и среди других слоев населения, большевики распространяли также требование отделения церкви от государства и школы от церкви, - и оно воспроизводилось в заявлениях и постановлениях целого ряда некоторых деревенских сходов и собраний. Так, в июне 1905г. в деревне Дмитриевке Екатеринославского уезда сход постановил: «Требовать отделения церкви от государства; в декабре того же года собрание жителей села Бобринец Херсонской губернии постановило «требовать» отделения церкви от государства и школы от церкви». Под влиянием настроений, имевших место в оппозиционных слоях общества, съезд Всероссийского союза учителей и деятелей народного образования (1905г.) единогласно принял лозунг борьбы за светскую школу. Правда, против обязательного посещения Закона Божия на этом съезде выступили всего несколько человек. А вот Учредительный съезд Всероссийского крестьянского союза постановил: «Все школы должны быть светские... Преподавание закона божия в низшей школе признано необязательным и должно быть предоставлено усмотрению родителей учащихся». За обязательность преподавания закона божия проголосовало 3 (!) человека из 100 крестьян и 25 представителей интеллигенции23. Уже этот факт говорит о том, что крестьянский антиклерикализм постепенно перерастает в скептицизм, религиозный индифферентизм и стихийный атеизм. В архивах сохранилось множество свидетельств о росте вольнодумства в крестьянской среде24. Высказывания типа «У нас бога нет. Мы - земля и в землю пойдем»; «Я в бога не верю, а на святых пахать поеду»; «Ни сына, ни духа святого нет. Христос рожден незаконно от девки»; «Цена царю небесному и земному - три копейки. Их надо обоих гнать в три шеи», конечно, примитивны, и вряд ли разделялись большинством крестьян, однако, тенденция отхода не только от церкви, но и от религии здесь уже наметилась. Некоторые крестьяне прямо объявляли себя безбожниками, атеистами.

А что же российская интеллигенция? И здесь шло брожение, в том числе в среде духовенства. Многим из нас сегодня представляется, что церковь во времена царизма была монолитной, а православное духовенство свято выполняло свою миссию воспитания народа в религиозном духе и в преданности властям. Но вот В.Д. Бонч-Бруевич в статье «Стоимость культа» пишет: «Не только среди крестьян, рабочих и других горожан, но и среди самого православного духовенства, - особенно сельского, задавленного нуждой, - идет значительное, скрытое, тайное, постепенно разгорающееся движение против высшей иерархии»25. Это о ситуации в 1913 году. Но, оказывается, духовенство уже давно не было единым ни в материальном, ни в идейном, ни в политическом отношении. Существовала официально-православная линия, рьяно отстаиваемая церковной иерархией, и оппозиционная, отражавшая настроения многих рядовых священников и тонкого слоя либерально настроенных богословов. Особенно отчетливо это стало обнаруживаться с 60-х годов XIX в., когда на историческую сцену вышли революционные демократы. Архимандрит Феодор (в миру Александр Матвеевич Бухарев) выступал за «сближение православия с действительной жизнью» и за признание светской журналистики в качестве «сотрудницы по делу истины». Он писал, что журнал «Современник» «отстаивает свежее, возвышенное над духовным рабством направление мысли и жизни». Удивительна характеристика Бухаревым революционных демократов: «горячая любовь к истине Белинского», «строгая правдивость Добролюбова», «искренность убеждения Чернышевского»26, роман которого «Что делать?» он доброжелательно рассматривает в своей работе. В 1863 г. архимандрит снял с себя сан, а в 1871 г. умер в нищете, так как в течение десяти лет после снятия сана не принимали на государственную службу. Еще один интересный пример - священник Иван Беллюстин, опубликовавший в Берлине книгу «Описание сельского духовенства», где показал пропасть, разделяющую благополучных церковных иерархов и влачащих жалкое существование сельских священников. В статье «Духовно-общественные вопросы» он писал, что наше духовенство «никогда не отличалось особенно крепкими стремлениями к жизненной правде и к законности действий, - это настолько известно нашему обществу, что всякое новое слово тут было бы лишним». Между администраторами и рядовыми священниками, продолжает Беллюстин, - «великая пропасть», «тут систематическое, полное подавление личности»27. Реакционный православный журналист В. Аскоченский писал в своем еженедельнике, что заметки Беллюстина о монастырях возмутительны, «возмутительней нет даже в светской литературе»: монашеский институт потерял всякий смысл, состав монашества рекрутируется из лиц сомнительной нравственности, из учеников, исключенных из духовных училищ и семинарий за дурное поведение, - а они потом становятся игуменами и архимандритами; «монастыри наполняются сбродом»28. Некий Морозов в том же еженедельнике назвал Беллюстина «хульником в рясе», который добивается билета на принятие в дом сумасшедших, - за позицию «православие не есть что-либо вроде нравственной силы, влияющей на массы, а средство для самых безнравственных целей»29.

Иногда один-два факта многое могут сказать об эпохе, а подобных приведенным выше найдется немало. Терпимость к инаковерующим, положительное отношение к светской культуре, использование достижений западной гуманитарной науки (отсюда вольность в трактовке Священного Писания), критика церковной иерархии, понимание неуклонного падения авторитета церкви, - все это было в среде православного духовенства, хотя, конечно, в целом церковь исправно служила интересам господствующих слоев. Цвет церковной иерархии в период революции 1905-1907 гг. обрушился на восставших: «Убийцы, бунтовщики, бесстыдные неверы, безбожники - думают править святой Русью... Но нет, не бывать этому!»30. А вот еще один отрывок из брошюры: «Исконные сыны Диавола, богоубийцы-евреи, самые главные виновники настоящей смуты общественной». Такая позиция, естественно, у многих представителей российской либеральной интеллигенции вызывала протест и неуважение к официальной церкви, и как следствие - отход от нее. Рядовые священники тоже были разными. Одни, не занимаясь поборами, по уровню жизни ничем не отличались от сельской бедноты, другие, как писал один из совестливых священников, - те, «о которых любой крестьянин скажет: «да, дюже они хапают». В крестьянском сознании духовный сан и деньги настолько срослись, что сделались почти синонимами»31. Неудивительно, что православный крестьянин пошел в революцию за рабочим и его партией.

Не была единой в политическом и идейном планах и церковная молодежь, ученики духовных семинарий. Еще в начале 60-х гг. XIX в. правоверное духовенство пыталось объяснить себе и окружающим, почему «воспитанники семинарий, поступающие в университеты, скорее, чем другие, делаются отъявленными либералами, материалистами, деистами, и, пожалуй, даже атеистами», Священник В. Малинин считал, что выходец из духовенства стыдится позорного «кастового клейма», наложенного издавна на духовное сословие, и, «чтобы смыть с себя пятно происхождения», он объявляет себя «врагом всему духовному»32. Митрополит Евлогий объяснял склонность выходцев из среды духовенства к протесту «христианским воспитанием детей духовенства», развивавшим в них «обостренную реакцию на социальную несправедливость»: «поэтому революционеры-интеллигенты были преимущественно выходцами из духовных семей». По его воспоминаниям, будучи в начале XX в. ректором одной из семинарий, он обнаружил, что «многие семинаристы были либо полными атеистами, либо весьма прохладными христианами, не желавшими рукополагаться». И далее Евлогий называет действительную причину социально-политического радикализма семинаристов: большинство из них - дети сельских батюшек-бедняков с большими семьями33. То есть, восприятие ими несправедливости социальных порядков вряд ли существенно отличалось от восприятия малоимущих крестьян. (Кстати, И.В. Сталин тоже учился в православной семинарии). Кроме того, обучаясь в семинариях, молодежь сталкивалась с отнюдь не благочестивым поведением своих наставников. «Передо мной прошла целая вереница разных типов: попы-хищники, жадюги, ханжи, лицемеры, предатели, карьеристы», - писал А. Богданов. Неудивительно, что «большинство семинаристов не верили ни в бога, ни в черта... Часть семинаристов входила в подпольные кружки, читала Писарева, Добролюбова, Бюхнера, Дарвина»34. В тамбовской духовной семинарии после 1905 г. появились революционные кружки. В одном из них издавался рукописный антицерковный журнал «Факел» (1906-1908 гг.)35. Журнал призывал бросить учебу в семинарии и идти работать на фабрики и заводы. В 1907 г. несколько человек из редакции «Факела» посадили в тюрьму. Как сообщает Левитов, курс кончали «лишь пресмыкающиеся». Стихи, публиковавшиеся в «Факеле», свидетельствуют, действительно, о крайнем радикализме его авторов: Раздастся клич, призывный клич, И мы пойдем на баррикады, И грянет бой, ...дрожи, злодей, Мы мстить умеем без пощады. Мы отметим, мы отомстим, За всё, злодей, ответишь вдвое, Довольно пил ты нашу кровь, Теперь твоей, злодей, нам надо». Или: «Мы свергнем насилье неправое, Мы сами казним палачей, И снова раздуем пожарища, И кровью врагов их зальем». Конечно, протест учеников семинарий носил, скорее, бунтарский, анархический характер, тем не менее, он явился одним из признаков скорого разрушения старого общества. Иной характер носила деятельность оппозиционной молодежи из внецерковной интеллигенции. Фрагмент подобной деятельности в пределах одного города - Киева - описан А.В. Луначарским в его автобиографии36. Он был, конечно, выдающимся человеком, и по нему вряд ли можно измерять большинство других представителей этой молодежи. Однако из этой автобиографии можно почерпнуть сведения не только о нем самом, но и о духовной атмосфере российского общества конца XIX в., о движении учащихся разных учебных заведений, о процессе формирования их политических взглядов. Луначарский воспитывался под влиянием А.И. Антонова, своего родного отца, человека левых взглядов, что свидетельствует лишний раз о преемственности вольнодумной традиции. Еще мальчиком в беседах со сверстниками он выступал как «яростный противник религии и монархии». То, о чем Луначарский пишет дальше, поражает: до 16-17 лет он проштудировал 1-й том «Капитала» Маркса, впервые ознакомившись с ним 13-ти лет отроду в 4 классе гимназии! Политическая жизнь Луначарского, по его словам, началась в 5 классе (это примерно 1889 год), когда среди киевского студенчества проявилось социал-демократическое движение. «Мы, гимназисты и реалисты, имели, конечно, косвенную связь со студентами, но, по правде сказать, развивались самостоятельно и, пожалуй, более бурно и более широко». Обратим внимание на сообщение о появлении студентов - социал-демократов и о самостоятельности движения гимназистов, которые организовали кружок марксистов. «Из этого молодого центра» к четырнадцатилетнему Луначарскому обратились с просьбой организовать филиальный кружок в его классе. Вскоре организация гимназистов-марксистов охватила все гимназии, реальные училища и часть женских учебных заведений Киева - в ней было не менее 200 членов. Кружковые занятия были интенсивными, - изучали Писарева, Добролюбова, Плеханова, Дарвина, Спенсера, нелегальную литературу социал-демократического характера (главным образом, авторов из группы «Освобождение труда»). Настоящая политическая работа для Луначарского началась в 1892 г., когда он стал пропагандистом у рабочих железнодорожного депо. В то же время он дал первые статьи в гектографскую социал-демократическую газету. Еще один аспект деятельности тогдашней образованной молодежи - стремление получить образование в европейских университетах. Луначарский выехал в Цюрих, где изучал философию, историю, социологию, жил в Ницце и Париже, встречался с Розой Люксембург и с Г.В. Плехановым, «продолжал углублять марксистское мировоззрение, особенно пристально работая в области религии, притом совершенно самостоятельно... Искусство и религия составляли тогда центр моего внимания, но не как эстета, а как марксиста». На эти темы в Париже Луначарский читал рефераты тамошнему студенчеству. (Кстати, именно глубокое знание философии и религии позволило Луначарскому, ставшему после Октябрьской революции наркомом просвещения, проводить грамотную атеистическую политику).

Соседние файлы в папке 15 Россия