Примечания к главе 4

¹ Государственный архив Российской Федерации (ГАРФ).Ф.Р.-9414. Оп.1. доп. Д.475. Л.2

² Там же. Д.559.Л.1; Д.749.Л.53об.; Там же. Оп.1. Д.853.Л.43; Там же. Оп.1. доп.Д.1140.Л.7.

³ Там же. Оп.1.Д.853.Л.109,109об.; Д.1074.Л.5.6,13,26.

⁴ Там же. Оп.1.Д.853.Л.17: Там же. Оп.1 доп.Д.1140.Л.7.

⁵ РГАЭ (Российский государственный архив экономики).Р.-1562. Оп.329. Д.277. Л.157, 158.

⁶ Там же. Д.279. Л.2.

⁷ Там же. Р-1562. Оп.329. Д.277. Л.158; Земсков В.Н. «Кулацкая ссылка» в 30-е годы // Социологические исследования. 1991.№10.С.8.

⁸ Земсков В.Н. Кулацкая ссылка накануне и в годы Великой Отечественной войны // Социологические исследования. 1992. №2.С.8.

⁹ ГАРФ.Ф.Р-9414. Оп.1 доп.Д.1162. Л.41, 124; Там же.Д.2784. Л.1,3.

¹⁰ 1939 г. в регионе проживало около 900 тыс. чел. Общее число заключенных и спецпереселенцев в нем составляло 113 тыс. чел., т.е. 12,5% от всего населения (См: РГАЭ. Ф.Р.-1562. Оп.329. Д.189. Л.22, 33).

¹¹АОАНТ. Ф.Р.-229. Оп.1 .Д. 342. Л.16, 65.

¹²ГАРФ.Ф.Р-9414. Оп.1 доп. Д.306. Л.8,10.

¹³АОАНТ.Ф.Р-229.

¹⁴ Там же. Д.408. Л.6 об.

¹⁵ АОАНТ.Ф.Р.-229. Оп.1 .Д.408.Л.13.

¹⁶ Там же. Д.446.Л.З-5.

¹⁷ Тамже.Л.5-7. ¹⁸ ГАРФ.Ф.Р-9414.Оп.1.Д80.Л.З,6,7.

¹⁹ АОАНТ.Ф.Р-229.ОП.1 .Д.438.Л.29.30.

²⁰ Там же. Д.449.Л.112,112 об.

²¹ Управление ИТЛ и колоний Свердловской области было организовано 5 декабря 1941 г. приказом МВД СССР. На 1953 г. лимит наполнения был установлен в 31890 чел. – ГАРФ.Ф.Р-9414. Оп.1.Д.1154.Л.1об., 2-4,93 об.; Д.542. Раздел 1. Л. 1,2.

²² ГАРФ.Ф.Р-9414.ОП.1 .Д.1276.Т.2.Л.66-75.

²³ См: ГАРФ.Ф.Р-9414.ОП.1 доп.Д.2784.Л.1,3; Земсков В.Н. Заключенные, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные // История СССР. 1991. № 5.С.152; ГАРФ. Там же. Л.17,18.

²⁴ См: ГАРФ. Там же; Там же. Д.386.Л.3,5,7,22.

²⁵ Подсчитано по НТФ.ГАСО. Ф.Р-229.

²⁶ См: НТФ ГАСО.Ф.Р-31.ОП.1.Д.358.Л.2; Там же. Ф.Р-Г28. ОП.1.Д.59. Л.16,25.

²⁷ ГАРФ.Ф.Р-9414.0П.1.Д.329.Л.159.162.

²⁸ Там же. Д.68. Л.16.

²⁹ АОАНТ. Ф.Р-229. Оп.1. Д.394.Л. 6,32; Д.401.Л.5об.,6 Д.446. Л.6.

³⁰ ГАРФ Ф.Р-9414. Оп.1 доп. Д.226. Разд.З.Л.2об-60.

³¹ ГАРФ Ф.Р-9414. Оп.1. Д.212.Л.167-176.

Глава 5. Преследование инакомыслящих и правозащитное движение в россии (1950 – 1980-е гг.)

К моменту смерти Сталина оппозиция в стране уже боль­ше чем два десятилетия находилась в агонизированном состоянии. От вооруженного сопротивления в Прибалтике и на Запад­ной Украине остались лишь разрозненные подпольные группы. Всякое инакомыслие жестоко каралось. Население ГУЛАГа росло как за счет уголовников, так и за счет политических. И, тем не ме­нее, неприятие Советской власти и лично Сталина небольшими группами (например, баптистами и православными сектантами) и отдельными людьми никогда не иссякало, никогда не прекраща­лось. Смерть вождя оживила подобные настроения (1).

Однако преобладающая масса людей восприняла смерть Сталина как личную трагедию. Те, кто питал надежды на смягче­ние режима, большей частью уповали на партийное руководство. Исключения из этого правила были незначительными.

Среди редких исключений были самые отчаявшиеся, те, кого минула бериевская амнистия, - политические заключенные. Вот почему именно они первыми бросили вызов системе, попы­тались организовать сопротивление ей. «Нет благообразия в ли­ках!» – так, по словам Рыгора Березкина, реагировал его сосед по нарам, священник, просматривая газету с портретами осиротев­ших членов Президиума ЦК на Мавзолее (2).

Люди, объявленные режимом «врагами народа» и остав­ленные в таком же положении новым руководством, даже истые коммунисты, потеряв всякую надежду вернуться к нормальной жизни, готовы были на все.

25 мая 1953 г. отказались подчиняться своему начальству 3500 заключенных в 5-м отделении Горного лагеря в Норильске. Их поддержали 1500 человек, занятых на городском строительст­ве, и 5000 женщин в 6-м отделении. Утром следующего дня над их бараками, а также над 4-м отделением взвились черные фла­ги. 27-го их вывесили 1, 3 и 9 отделения. Норильский горно –металлургический комбинат встал. На переговоры с восставшими прилетели заместители министра внутренних дел генерал-полковник Гоглидзе и генерал-лейтенант Панюков, ко­мандующий внутренними войсками генерал-лейтенант Сироткин и зам. Генерального прокурора генерал-полковник юстиции Вави­лов. 12 июня часть отделений вышли на работу, а 4, 5 и 6 от­деления отказывались повиноваться. 1 июля туда были двинуты войска. При применении ими оружия было убито только в 5 и 6-м отделениях около 1000 чел. И ранено 2000 (3).

Не успели подавить беспорядки в Норильске, как они вспыхнули в Воркуте: во второй половине июля выступила шахта № 29, в августе – шахта «Капитальная». Затем забастовали строители ТЭЦ на Аяч-Яге и горняки шахты № 18. На сей раз ка­рателей возглавлял еще один зам. Министра внутренних дел СССР – генерал-полковник И.И.Масленников. А присутствовал на операции и санкционировал ее сам генеральный прокурор Р.А.Руденко (4).

Арест Берии и последовавшее затем заявление Маленко­ва с обещанием накормить и одеть народ в течение ближайших двух-трех лет, сопровождавшееся снижением сельскохозяйст­венного налога с индивидуальных крестьянских подворий, поро­дили новую волну надежд и предоставили советскому руково­дству определенное время и поле для политического и экономи­ческого маневрирования.

С октября 1953 г. агентура МВД отмечает положительные высказывания о политике КПСС и советского правительства ака­демика-физика Л.Д. Ландау (5). Поздравляя свою знакомую с Но­вым годом, Борис Пастернак писал: «Ничего, конечно, для меня существенным образом не изменилось, кроме одного, в нашей жизни самого важного: прекратилось вседневное и повальное ис­чезновение имен и личностей, смягчилась судьба выживших, не­которые возвращаются» (6).

В марте 1954 г. в журнале «Новый мир» была опублико­44А44рг поэма А.Твардовского «За далью даль». А в июне фактиче­ский глава Союза писателей и член Центральной ревизионной комиссии КПСС А.Сурков обвинил А.Твардовского в том, что тот«отказался взять партийный билет нового образца впредь до удовлетворения его требования изменить графу о социальном происхождении, в которой значится, что родители его кулаки». Критика обрушилась на «Новый мир» (7).

Тем временем А.Твардовский собрал в редакции «Нового мира» поэтов и критиков и стал читать им свою поэму «Теркин на том свете». Сидевший там Николай Асеев все время бормотал: «Интересно, оторвут ему за это голову? Оторвут?» (8). Кое-кто испу­гался. Один из членов редколлегии В. Катаев испещрил поля верстки грозными вопросительными знаками и восклицаниями: «На что намек?». Он был не одинок. Главный редактор «Литера­турной газеты» К. Симонов увидел в слове «загроббюро» явный намек на Политбюро. В ЦК стали поступать доносы. Секретарь ЦК КПСС П.Н. Поспелов переправлял их к Хрущеву. Последнего возмутила строфа, где генерал говорит, что вот бы ему «полчок» солдат – потеснить царство мертвых: «Это что, угроза? Бунтов-щицкий намек, что ли?» (9).

А вслед за этим к читателю приходит пятый номер журна­ла «Новый мир» с повестью И.Эренбурга «Оттепель». Перечитывая ее сейчас, трудно судить, почему она вызвала тогда широкий общественный резонанс. Да, упоминается в ней вскользь о деле врачей и их последующей реабилитации. Да, предпоследняя ее главка заканчивается фразой, которую при желании можно трак­товать очень широко: «А высокое солнце весны пригревает и Во­лодю, и Танечку, и влюбленных на мокрой скамеечке, и черную лужайку, и весь иззябший за зиму мир». И все. Но, тем не менее, тогдашний читатель искал и находил в этом написанном на ско­рую руку и, несомненно, на потребу времени произведении то, что хотел найти (10).

На заседании Секретариата ЦК КПСС Хрущев осудил по­эму «Теркин на том свете», охарактеризовав Твардовского как человека политически незрелого и малопартийного. Однако было решено по «Новому миру» никакого постановления не принимать, ограничившись рекомендацией отпустить Твардовского на твор­ческую работу (11).

3 августа 1954 г. в Воронежский обком поступило критиче­ское письмо без подписи. Вот цитата из него: «Наша страна с ка­ждым годом идет не вперед, а назад. Возьмите наш Воронеж – рабочему классу живется сейчас труднее, чем год назад. Ведь в магазинах, кроме хлеба, ничего нет. Сахар появился на 3-4 меся­ца и исчез, мяса нет, масла нет, да и вообще по государственным ценам ничего не достанешь, а покупать все на базаре, получая 600-700 рублей в месяц и имея семью 5-6 чел., - это просто, что ничего. Ведь масло на базаре 35 руб., килограмм сахара 16 руб., мясо-18 руб.» (12).

Факт обращения в обком КПСС свидетельствовал о том, что люди еще верили в способность партии и Советской власти повести дело по-иному, вернуться хотя бы к нэповским временам. Это были иллюзии, но их разделяли в то время многие коммуни­сты. Но кое-кому из них уже и тогда становилось ясной тщетность надежд на модернизацию отношений в обществе и демократиза­цию самой партии.

На партийном собрании философского факультета МГУ 9 марта 1955 г. «политически неправильно» выступили пять чело­век. Во всем этом, как тогда было принято, увидели групповой сговор. Уже 15 марта 1955 г. партком МГУ постановил за «непар­тийные» выступления исключить из партии ряд студентов. На бю­ро Ленинского райкома от них требовали признаться, с какими контрреволюционными организациями они поддерживают связь. Однако карательная мера вызвала возмущение, делу была при­дана широкая огласка, и все возмутители спокойствия отдела­лись «строгачами» (13).

Еще дальше молодых философов в критическом осмыслении недавнего прошлого и настоящего пошли некоторые поэты и писатели. Василий Гроссман, посетив в мае 1955 г. выставку картин Дрезденской галереи, писал в оставшемся неопублико­ванным эссе: «Глядя вслед Сикстинской Мадонне, мы сохраняем веру, что жизнь и свобода едины, что нет ничего выше человече­ского в человеке». А в повести «Все течет…», над которой он в то время работал, им была уже сделана попытка докопаться до ис­тины: каким образом идея свободы обернулась гнетом несвободы и почему те, кто полагали себя творцами истории, машинистами мчавшегося к светлому будущему паровоза, оказались жертвами и были сброшены под колеса этого самого паровоза? И вот ка­завшиеся многим необъяснимыми хаос, безумие самоистребления все четче осознаются Гроссманом как новая действитель­ность, имеющая свою логику: «партия стала государством. Оно же стало партийным государством, государством партии», причем это слияние «нашло свое выражение в личности Сталина» (14).

«Ощущение ненормальности строя» преследовало и Фазиля Искандера. Но очевидность абсурда вовсе не означала го­товности подвигнуть себя на открытый протест, сопротивление. В стихотворении «Когда кровавый умерТорквемада», написанном в том же 1955 г., Дмитро Павлычко довольно метко описал тогдаш­нюю ситуацию, когда люди, «и даже втайне, приняв скорбный вид, не улыбались, ибо знали сами, что деспот умер, но тюрьма сто­ит» (15). Несогласие таких людей еще долгое время оставалось их сугубо внутренним делом, не становилось достоянием публики.

25 февраля 1956 г. на закрытом заседании XX съезда КПСС произнес исторический доклад о культе личности Н.Хрущев. Доклад вызвал шок у двух тысяч делегатов и гостей съезда – политической элиты СССР и всего коммунистического мира. Работник отдела пропаганды ЦК КПСС А.Н.Яковлев вспо­минал: «Мы спускались с балкона и в лицо друг другу не смотре­ли. То ли от чувства неожиданности, то ли от стыда или шока» (16).

Схожая атмосфера господствовала и на партийных соб­раниях, где доклад оглашался (обсуждать его не полагалось). Приходили, рассаживались, слушали в гробовом молчании, по­том поднимались и расходились. И, тем не менее, жарких дискус­сий избежать не удалось. Сначала они развернулись в личном общении. ЦК КПСС захлестнул поток писем. Затем в отдельных парторганизациях стали рассматриваться персональные дела коммунистов, «неправильно понявших линию партии в вопросе о культе личности». Посыпались выговоры и исключения из партии с одновременным увольнением с работы (17).

Более всего сомнений было в кругах научной интеллиген­ции. Ученые с их склонностью к анализу позволяли себе усом­ниться не только в фигуре Сталина, но и в некоторых погрешно­стях самой советской системы. Ленинградский геофизик, лауреат Сталинской премии Н.Н.Самсонов написал в ЦК письмо, в кото­ром требовал более последовательного разоблачения сталин­ских преступлений, за что был признан душевно больным и помещен в специальную психиатрическую больницу. В теплотехни­ческой лаборатории АН СССР молодой исследователь Юрий Ор­лов заявил: «Чтобы культ личности не повторился, необходимы гласность и демократизация как партии, так и общества. Социа­лизм сталинского типа должен уступить место социализму демо­кратическому». На следующий день партийную организацию ин­ститута распустили, а Орлова и троих его поддержавших, отобрав у них партийные билеты, уволили с работы. От ареста их спас телефонный звонок к Хрущеву от беспартийного директора ака­демика А.И. Алиханова, троекратного лауреата Сталинской пре­мии и Героя Социалистического Труда, руководившего созданием первого советского ядерного реактора (18).

Однако таких дальнозорких радикалов было не много. Го­раздо больше в среде той же интеллигенции было тех, кто испы­тывал, наподобие театрального режиссера Г.А. Товстоногова, «чувство удовлетворенной справедливости» (19).

Считалось, и до сих пор считается, что в целом в партий­ной среде и в народе разоблачение культа Сталина было встре­чено с пониманием и одобрением. Вся политика КПСС в после­дующие три десятка лет и реагирование на нее «молчаливого большинства» заставляли усомниться в истинности такого пред­положения. Новейшие исследования дают веские основания сделать совершенно иной вывод, а именно: ни партийная масса, ни бес­партийная в большинстве своем не поняла и не одобрила такого резкого поворота от прославления, почти обожествления к раз­венчанию «великого вождя и учителя».

5-9 марта 1956 г. в Тбилиси состоялась 60-тысячная ма­нифестация в защиту Сталина, при разгоне которой было убито 20 человек. Но эта вспышка массового недовольства так и оста­лась единичным проявлением крайне негативной реакции на ре­шения съезда. Так же единичными остались попытки пропаганды и агитации с другой стороны. Госбезопасность моментально пре­секла распространение ленинградцем Револьтом Пименовым текста хрущевского доклада с собственным послесловием. Атмо­сфера страха хоть несколько разрядилась после смерти Сталина, но не настолько, чтобы люди забыли о 1937 г., о «ежовщине». Писатель Вениамин Каверин констатировал с сожалением: «Уже можно ходить на двух ногах, а многие еще ползают на четвереньках» (20).

Известным рубежом стала осень 1956 г., когда в рядах творческой интеллигенции оживились разговоры и дискуссии о бюрократическом гнете и необходимости большей свободы. На обсуждении романа В. Дудинцева «Не хлебом единым» 22 октяб­ря 1956 г. писатель К. Паустовский говорил о кастах и классах в советском обществе, а запись его речи многократно перепечаты­вали и распространяли первые «самиздатчики».

Введение советских войск в Будапешт вызвало протесты. «Мадьяры! Мадьяры! Вы – братья мои, я с вами – ваш русский брат !...» – читал на факультете журналистики МГУ свои стихи сту­дент Юрий Анохин, получивший за это 4 года лагерей. 7 ноября, в день очередной годовщины большевистской революции, в Сева­стополе кто-то изрезал 14 портретов «руководителей партии и правительства». В Ярославле во время праздничной демонстра­ции ученик 10-го класса средней школы № 55 Виталий Лазарьянц с помощью трех своих товарищей развернул перед трибуной, на которой стояло все областное начальство, огромный плакат «Требуем вывода советских войск из Венгрии» (21).

В декабре 1956 г. ЦК КПСС разослал в местные парторга­низации закрытое письмо «Об усилении политической работы парторганизаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов». Сам факт такого письма, да еще с пря­мым признанием «антисоветских вылазок», говорит о серьезной обеспокоенности «наверху» складывающейся ситуацией. Отраже­нием ее стало заявление Хрущева на приеме в китайском по­сольстве 17 января 1957 г. «Дай бог, чтобы каждый коммунист умел так бороться, как боролся Сталин» (22). Опасения эти были не напрасны. Только в Верховный суд РСФСР в первом квартале 1957 г. поступило 32 дела о контрре­волюционных преступлениях (преимущественно речь шла об ан­тисоветской деятельности), а в апреле и первой половине мая – уже 92. В корне была пресечена деятельность ряда студенческих кружков, которые вызывали беспокойство в «верхах». Появление подпольных студенческих групп было характерной чертой после­военного времени, поскольку наибольшая общественно-поли­тическая активность наблюдалась в вузовской среде. Активность эта проявлялась в «хрущевское время» и в массовом участии сту­дентов в литературных дискуссиях о «Не хлебом единым» Дудинцева, и в переизбрании «своих людей» на низовые комсомоль­ские должности, и в попытках приступить к организации неофици­альных, а порой и конспиративных кружков. В большинстве слу­чаев, правда, разговоры о необходимости создания таких круж­ков, разработки их программ и уставов так и остались разговора­ми (Московский историко-архивный институт, факультет журнали­стики МГУ, Молотовский университет). Лишь кое-где дело пошло вглубь. Но не дремала и госбезопасность. Уже летом 1956 г. на­чались аресты первых молодежных групп (например, А.Фельд­ман и А.Партошникова в Киеве). Затем та же участь постигла группы А.Гидони, Р.Пименова и В.Трофимова в Ленинграде (23).

Лидерами группы, состоявшей из 8-10 молодых препода­вателей и аспирантов МГУ, были Лев Краснопевцев и Николай Обушенков. После письма ЦК КПСС от 19 декабря 1956 г. члены группы Краснопевцева заявили о «формальном отказе руково­дства СССР от курса на обновление» и пришли к выводу: раз на­дежды на «верхи» оказались беспочвенными, остается только самим продолжить и развивать дальше критику, причем неле­гальным образом. В марте 1957 г. Краснопевцев представил на обсуждение своих товарищей реферат «Основные моменты раз­вития русского революционного движения 1861-1905 г.», напи­санный им совместно с Леонидом Ренделем при активном уча­стии сотрудника Института Востоковедения АН СССР В. Мень­шикова. По их мнению, революционеры в России (Нечаев, Желя­бов, Ленин) представляли собой синтез разинщины и пугачевщи­ны с евангелием (послушание низов мессии) и боролись против царского самодержавия только для того, чтобы «отбросить бур­жуазию, перескочить сразу от феодализма к социализму» путем установления диктатуры. При обсуждении реферата выяснилось, что Обушенков и Покровский продвинулись еще дальше в преодолении догматических штампов. Первый из них, например, считал, что осуждение нечаевско-ленинской традиции дает основание для вывода, что культ личности Сталина по логике идей должен быть продолже­нием этой традиции. В целом все члены кружка пришли к пони­манию, «что система отношений в СССР не соответствует тем канонам марксистско-ленинской теории», которым их учили, хотя сам научный социализм, как признавались кружковцы, «по-прежнему оставался тогда для нас путеводной звездой».

В июне 1957 г. группой Краснопевцева была составлена, размножена (300 экз.) и распространена листовка. В ней содер­жалось требование вынести все спорные вопросы на широкую партийную и общенародную дискуссию, а затем обсудить ее ито­ги на чрезвычайном партийном съезде, судить всех сообщников Сталина по убийствам, отменить ст. 58 УК, усилить роль Советов, вернуть трудящимся право на забастовку и создать на предпри­ятиях рабочие советы, которые могли бы менять администрацию. Подписана листовка была коротко - «Союз патриотов».

В августе 1957 г. члены кружка были арестованы. Их об­винили в антисоветской, контрреволюционной, реставрационной деятельности, направленной на ликвидацию существующего в СССР общественного и экономического строя. Краснопевцев, Меньшиков и Рендель были приговорены к 10 годам заключения, Козовой, Семененко и Пешков получили по 8 лет, Гольдман, Обушенков и Покровский – по 6 лет. КГБ потребовал от прокура­туры привлечь к судебной ответственности еще 12 человек, чи­тавших реферат Краснопевцева, но, не получив санкции, сумел наказать их «в партийном и в комсомольском порядке» (24).

Очередным поводом для проявления недовольства стало празднование 40-й годовщины Великой Октябрьской социалисти­ческой революции. Имели место «антисоветские, враждебные вылазки» во многих городах (25).

Б. Пастернак в 1958 г. опубликовал за границей свой роман «Доктор Живаго», и в октябре ему присудили Нобелевскую литературную премию. Власти назвали его Иудой и начали на­стоящий поход против поэта. Неделю он держался. Но после то­го, как московские писатели на своем собрании решили просить правительство лишить его советского гражданства и выслать из страны, вынужден был оказаться от премии (26).

28 июля 1961 г. в «Учительскую газету» поступило письмо с угрозой совершить теракт в отношении Хрущева. КГБ установил и 20 сентября арестовал автора этого письма – А.П.Мордвинова, 25 летнего беспартийного рабочего. Признавшись в изготовлении послания, он объяснил этот свой шаг стремлением изменить со­ветскую внешнюю политику, в том числе по Берлинскому вопросу. Не исключал метода террора против ЦК КПСС и 26-летний инже­нер Кубанского НИИ «Сельстрой» С.М. Синев, который 20-21 ав­густа 1961 г. по почте рассылал в ЦК КПСС, Президиум Верхов­ного Совета СССР, Высшую партийную школу, газеты «Правда» и «Известия» - «Материалы августовского совещания Временного коммунистического союза». Он предупреждал, что начнет террор против тех лиц, «пребывание которых на руководящих постах мешает нашему народу идти к коммунизму». 25 августа 1961 г. в Коврове на стенах домов появились надписи типа: «Долой ком­мунистический режим» за подписью «Молодая Гвардия». Замет­но возросло число побегов за границу, то есть «голосование но­гами» против Советской власти (27).

После XXII съезда КПСС и принятия программы построе­ния коммунизма оппозиционные настроения в обществе заметно окрепли, усилилась ирония по отношению к политике Хрущева. Особой популярностью пользовались анекдоты «Армянского ра­дио», не устававшего отвечать на самые разнообразные вопросы трудящихся. Например: Какой вклад Никита Сергеевич внес в коммунизм? – Вставил мягкий знак после буквы «з»; Что будет, если в Сахаре построят коммунизм? Песок по талонам. Необык­новенно популярным стал цикл белогвардейских песен Михаила Звездинского. Простота и пронзительность его «Поручика Голи­цына» стала откровением в атмосфере фальши, конформизма и предательства, нагнетаемой партией, комсомолом, госбезопасностью (28).

В 1962 г. произошел расстрел демонстрации рабочих в Новочеркасске. После засухи летом 1963 г. последовал неуро­жай. Из магазинов исчез белый хлеб, пропала манная крупа и вермишель. Привычным зрелищем повсюду стали очереди. В1963 г. у проходных больших заводов стали распространять лис­товки о расстреле рабочей демонстрации в Новочеркасске. Поиск распространителей привели КГБ к генералу Григоренко, соз­давшему вместе со своими сыновьями «Союз борьбы за возрож­дение ленинизма» (29).

Уже достаточно известные писатели Аркадий и Борис Стругацкие, давно задумавшие книгу о судьбе интеллигенции в тоталитарном государстве, начали писать свою первую полити­чески ориентированную повесть «Трудно быть богом». Произош­ло это в конце 1963 г., «когда окончательно поняли, что нами уп­равляют жлобы и бандиты, что будущее беспросветно» (30).

Новым феноменом послесталинского времени было воз­рождение общественного мнения. Это мнение формировалось в атмосфере публичных высказываний о культе личности Сталина и линии КПСС в недавнем прошлом и настоящем, о борьбе за лидерство в верхах и положении в стране. Высказывания эти де­лались на партийных и комсомольских собраниях, в спорах кол­лег по работе, в литературных и иных дискуссиях, в застольных беседах.

В период хрущевской «оттепели» организованной и тем более широкой оппозиции не было ни в «верхах», ни в «низах» (группа Краснопевцева в МГУ, выделявшаяся среди других по уровню осознания социалистической действительности, насчиты­вала всего 9-10 чел.). Но в это время на волне десталинизации, появления «лазов» в железном занавесе, развития инакомыслия рождались те силы, которые в будущем проявят себя в дисси­дентском движении (31).

В годы «застоя» оппозиционность впервые за долгое вре­мя приобрела достаточно широкий характер и получила наиболее рельефное выражение в диссидентском движении. В 1970-е гг. понятие «диссидент» в отличие от общепринятого (не согласный, инакомыслящий) стало приобретать специфическое значение: диссидентами стали называть тех представителей общественно­сти, которые открыто выражали несогласие с общепринятыми нормами жизни в стране и подтверждали свою позицию опреде­ленными действиями. Вся их вина заключалась в том, что они отказались от навязанных тоталитарным режимом и общеприня­тых правил игры, требовавших повсеместного, единодушного и едва ли не ежедневного подтверждения гражданами своей ло­яльности властям, как на работе, так и в быту.

В отличие от других форм инакомыслия, оппозиции совет­скому режиму диссидентство 60 – 80-х г. объединяло людей, ро­дившихся и выросших уже при Советской власти, не знавших дру­гого порядка. Принять их действия за «пережитки прошлого» бы­ло невозможно. Диссидентство явилось порождением самой сис­темы организации общества. Диссидентское движение в 60 -70-х гг. стало одним из самых ярких проявлений общественной активности граждан, интеллектуального, духовного и нравственного сопротивления тоталитарному режиму (32).

В целом в этом движении можно выделить три основных направления.

- Гражданские движения («политики»). Самым масштабным среди них являлось правозащитное движение. Его сторонники заявляли: «Защита прав человека, его основных гражданских и политических свобод, защита открытая, легальными средствами, в рамках действующих законов составляла главный пафос правозащитного движения…Отталкивание от политической деятельно­сти, подозрительное отношение к идеологически окрашенным проектам социального переустройства, неприятие любых форм организации – вот тот комплекс идей, который можно назвать правозащитной позицией».

• Религиозные течения – Верные и свободные адвентисты седьмого дня, Евангельские христиане-баптисты, православные, пятидесятники и т.п.

• Национальные движения украинцев, литовцев, латышей,эстонцев, армян, грузин, крымских татар и др.(33).

О точке отсчета диссидентского движения существуют разные мнения: 1953 г. – начало десталинизации; 1960 г. – выпуск А.Гинзбургом первого самиздатовского журнала «Синтаксис»; 1965 г. – арест А. Синявского и Ю. Даниэля. Однако именно с се­редины 60-х г. начинается создание широкой по географии и представительной по составу участников сети подпольных кружков, ставивших своей задачей изменение существующих полити­ческих порядков. В 1964 г. создан Всероссийский социально-христианский союз освобождения народа (Ленинград). Цель его программы – установление демократического строя. В феврале-марте 1967 г. было арестовано 60 его участников в Ленинграде, Томске, Иркутске, Петрозаводске, 17 из которых осуждены по статьям 70 и 72 УК РСФСР. С 1965 г. начался первый период ор­ганизованного и постоянного движения диссидентов (34).

В сентябре 1965 г. арестовали Андрея Синявского и Юлия Даниэля за публикацию книг за границей (по ст. 70 УК). А.С.Есенин-Вольпин в связи с этим распространил «Гражданское обращение», в котором потребовал гласного суда над писателя­ми и предложил провести 5 декабря митинг гласности на Пушкин­ской площади. При распространении текста были задержаны и направлены в СПБ – 16-летняя Ю. Вишневская, 24-летний В.Бу­ковский и 19 летний Л. Губанов. Однако 5 декабря 1965 г. митинг был проведен, в нем участвовали 200 человек, из которых 20 за­держали. В тот момент закона об уголовной ответственности за участие в митингах и демонстрациях не существовало. Тогда по представлению КГБ в сентябре 1966 г. Политбюро одобрило текст Указа Верховного Совета РСФСР о дополнении УК статья­ми 190-1, 190-2, 190-3. Статья 190-1 гласила: «Систематическое распространение в устной форме заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а равно изготовление или распространение в письменной, печат­ной или иной форме произведений такого же содержания» нака­зывается 3 годами лагерей. Ст. 190-3: «Организация, равно ак­тивное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок или сопряженных с явным неповиновением законным требованиям представителей власти или повлекших нарушения работы транспорта, государственных, общественных учреждений или предприятий» - 3 года лагерей. Эти «преступле­ния» власти относили не к разряду политических, а к числу «осо­бо опасных государственных», что давало возможность говорить на разных уровнях о том, что «политзаключенных у нас нет» (35).

5 января 1966 г. власти приняли решение об открытом су­дебном процессе по делу А.Д.Синявского и Ю.М.Даниэля. После этого в печати начала инспирироваться «волна народного гнева». Однако в декабре 1965 – феврале 1966 г. в защиту подсудимых появилось 22 петиции, подписи под которыми поставили 80 чело­век, в том числе свыше 60 членов Союза писателей. Верховный суд СССР в феврале 1966 г. приговорил Синявского к семи, а Да­ниэля – к пяти годам лагерей строгого режима (36).

Осенью 1966 г. А. Гинзбург закончил составление сборника документов по делу Синявского-Даниэля - «Белой книги». Од­новременно Ю. Галансков составил другой сборник – литератур­но-публицистический альманах «Феникс-66», который включал в себя и «криминальную» статью А. Терца «Что такое социалисти­ческий реализм?». В январе 1967 г. группа Ю. Галанскова (В.Лашкова, А. Добровольский, А. Радзиевский), а позже –А.Гинзбург, были арестованы. 22 января состоялась демонстра­ция в их защиту, во время которой были арестованы В. Хаустов, В.Буковский, И. Габай, В. Делоне, Е. Кушев (37).

Для 1966-1968 г. характерным явлением стали также многочисленные письма в ЦК КПСС по поводу «ползучей реста­линизации». Примером ресталинизации может служить высказы­вание секретаря ЦК КПСС Д.Устинова: «Сталин, что бы ни гово­рилось, это наша история. Ни один враг не принес столько бед, сколько принес нам Хрущев своей политикой в отношении про­шлого нашей партии и государства, а также и в отношении Ста­лина» (38).

Против «реабилитации» Сталина поступили письма Л.Чуковской, Л. Копелева, Г. Свирского; сорока трех детей видных коммунистов, репрессированных при Сталине; письма Р.Мед­ведева и П.Якира в журнал «Коммунист» с перечнем сталинских преступлений, письма А. Сахарова, В. Турчина. В большинстве своем авторы писем не выступали за радикальное изменение существующего строя, а лишь ратовали за недопустимость воз­врата к откровенному сталинскому варианту тоталитаризма (39).

Во второй половине 60-х г. начинает формироваться од­на из наименее известных форм протеста диссидентов и их еди­номышленников – создание фондов материальной помощи полит­заключенным и их семьям (А.Д. Сахарова, А.И. Солженицына и др.) (40).

В январе 1968 г. были осуждены А. Гинзбург (5 лет), Ю.Галансков (7 лет), А. Добровольский (2 года) и В.Лашкова (1 год). Тогда же Л. Богораз и П. Литвинов обратились с заявлением «К мировой общественности», в котором впервые апеллировали не только к советской, но и к зарубежной аудитории по поводу нару­шения прав человека в СССР. В феврале 1968 г. П.Якир, П.Литвинов, Л.Богораз направили открытое письмо в адрес Кон­сультативной встречи представителей коммунистических и рабо­чих партий в Будапеште. В нем отмечалось усиление репрессий против инакомыслящих в СССР (41).

В 1968 г. в «самиздате» вышла статья А.Сахарова «Раз­мышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллекту­альной свободе», вызвавшая большой общественный резонанс среди интеллигенции в СССР и особенно за границей. С этого момента А.Сахаров на Западе стал расцениваться как главный борец за интеллектуальную свободу в СССР. 30 апреля 1968 г. вышел первый номер «самиздатовского» бюллетеня «Хроника текущих событий». В нем были представлены данные о правоза­щитном, религиозном и национальном движениях. Главным ли­цом в подготовке этих выпусков была поэт и переводчик Н.Горбаневская (47).

25 августа 1968 г. на Красной площади в Москве К.Ба­бицкий, Л. Богораз, П. Литвинов, В. Делоне, В. Дремлюга и В.Файнберг провели демонстрацию протеста против ввода войск Варшавского Договора в Чехословакию. Они несли плакаты с надписями: «Руки прочь от ЧССР!», «За вашу и нашу свободу!», «Долой оккупантов». 9-11 октября судебная коллегия по уголовным делам Мосгорсуда рассмотрела это «дело» в открытом порядке и пригово­рила Дремлюгу к 3, Делоне – 2 г. 10 мес. Лишения свободы; Лит­винова – к 5, Богораз – к 4, Бабицкого к 3 годам ссылки. Файнберг направлен в специальную психиатрическую больницу (Ленин­град) (43).

1968 г. стал, по сути, годом становления правозащитного движения, формирования его идеологии, методов действия, со­става участников, получивших известность в СССР и за рубежом. В январе 1969 г. Н. Горбаневская завершила составление сборника документов по делу о демонстрации 25 августа 1968 г. Тогда же аналогичный сборник был подготовлен по «процессу четырех» (Галансков и др.). К весне 1969 г. созрело понимание необходи­мости придать диссиденству более четкие организационные формы. Эта тема обсуждалась на квартире генерал-майора П.Г.Григоренко, который в мае был арестован (44).

28 мая 1969 г. в СССР была создана первая открытая общественная ассоциация, не контролируемая властями, - Инициативная группа защиты прав человека в СССР. В нее вошли: рабочий В. Борисов (Ленинград), инженер-кибернетик Г. Алтунян (Харьков), математик Т.Великанова (Москва), поэт Н.Горбаневская (Москва), агроном М.Джемилев (Ташкент), биолог С.Ковалев (Москва), экономист В.Красин (Москва), математик А.Лавут (Москва), писатель А.Левитин-Краснов (Москва), искусствовед Ю.Мальцев (Москва), кибернетик Л.Плющ (Киев), лингвист Т.Ходорович (Москва), историк П.Якир (Москва), литератор А.Якобсон (Москва) и другие. Участники Инициативной группы направили открытое письмо в ООН, в котором перечислили наиболее важные нарушения прав человека в СССР. Практическим результатом создания ИГ стало признание гласности данных о политических репрессиях в СССР (45).

Во второй половине 60-х г. значительно усилился идеологический контроль за средствами массовой информации, учреждениями культуры. Возвращаясь к сталинской традиции, ЦК КПСС принял 7 января 1969 г. постановление «О повышении ответственности руководителей органов печати, радио, телевидения… за идейно-политический уровень публикуемых материалов и репертуара». Значительно возросла и роль цензурного пресса. Официально культивировавшаяся статичность творчества, основанного на социалистическом реализме, вызвала к жизни такое типичное для 60-80-х г. явление, как «катакомбная культура». Уже с конца 50-х гг. публичные чтения на площади Маяковского, комсомольско-молодежные диспуты и дискуссии способствовали появлению и расцвету «неформальной», «альтернативной» культуры, выразившейся, в первую очередь, в художественном самиздате» (46) В декабре 1971 г. правление Московской писательской ор­ганизации исключило из Союза писателей СССР А.Галича за его песенный цикл. Затем его изгнали из литфонда и Союза кинема­тографистов.

В январе 1972 г. В. Максимов был вызван к секретарю Московского отделения СП В. Ильину, который предложил ему покаяться и отречься от изданного за границей романа «Семь дней творения». Отказ от этих предложений означал для него отлучение от активной писательской деятельности. Сразу после подачи заявления в ОВИР о выезде за рубеж был исключен из СП поэт Н. Коржавин. Одновременно с Коржавиным из СП СССР был исключен и В. Максимов. В январе 1974 г. из СП СССР была изгнана и Л. Чуковская, активно выступавшая в защиту Синявско­го и Даниэля.

Другой «крамольной» фигурой в Союзе писателей считался В.Войнович, который в 1968 г. осудил преследование властями А.Гинзбурга и Ю.Галанскова (за что получил выговор в СП), а в 1969 г. опубликовал за границей свой «роман-анекдот» «Жизнь и необычайные приключения солдата Ивана Чонкина (за это полу­чил строгий выговор). В январе 1974 г. он исключен из Союза пи­сателей, сразу начал работу по созданию в СССР отделения Ме­ждународного ПЕН-клуба и вступил в члены русской секции «Ме­ждународной амнистии». В 1975 г. КГБ сделал ему официальное предупреждение о последствиях, к которым приведет его «анти­законная деятельность»; чтобы избежать дальнейших преследо­ваний, Войнович эмигрировал.

В сентябре 1974 г. в Москве прошла «бульдозерная» вы­ставка, на которой были уничтожены произведения советского авангарда. В этом году СССР покинули А. Галич, В. Максимов, Е.Эткинд, лишенные затем гражданства (47). После подписания Хельсинкских соглашений (1975) в СССР активизировался выпуск самиздатовских журналов. В кон­це 1978 г. была завершена работа над литературным альмана­хом «Метрополь», подготовленным В. Аксеновым, А. Битовым, В.Ерофеевым, Ф. Искандером, Е. Поповым и др. В.Ерофеев и Е.Попов были исключены из Союза писателей, а В.Аксенов, С.Липкин и И.Лиснянская покинули СП в знак протеста против расправы над создателями «Метрополя». В феврале 1980 г. В.Аксенов, подписавший заявление в защиту А.Сахарова, был исключен из Союза кинематографистов и летом эмигрировал.

В декабре 1980 г. впервые в истории советской литерату­ры в Ленинграде было объявлено о создании «Свободного куль­турного профсоюза», первыми членами которого стали авторы и редакторы самиздатовских журналов «37», «Метрополь», «Ма­рия», «Диалог».

Наряду с открытыми противниками режима были и те, кто, не выступая публично против власти, своим творчеством проти­востоял возрождающемуся сталинизму. Ф. Абрамов. В. Астафь­ев, В. Белов, В. Распутин, Б. Можаев, В. Шукшин в образной форме показывали в своих работах последствия сплошной кол­лективизации для судеб российской деревни. Вождями «магни­тофонной революции» тех лет стали барды В. Высоцкий, А. Га­лич, Ю.Ким, Б.Окуджава, сатирики М.Жванецкий, А.Арканов и др.

Лейтмотивом выступлений представителей творческой интеллигенции в середине 60-х – середине 80-х г. были не столь­ко политический протест, связанный с сознательным выбором иных идейных ценностей, сколько борьба за свободу творчества и самовыражения. Лишь немногие из них понимали, что для цеп­ляющегося за тоталитарные методы режима свобода сродни с политической опасностью.

С середины 60-х г. качественные изменения произошли в содержании самиздатовской литературы. Если до этого времени она носила исключительно литературный характер, то теперь стали печататься документы программно-политического характе­52А. Начало им положило опубликованноев 1965 г. письмо моло­дых деятелей религиозного движения Н.Эшлимана и Г.Якунина в защиту свободы совести. На заседании ЦК КПСС 15 января 1971г. отмечалось, что за 1965-1970 г. самиздатовским способом издано свыше 400 различных исследований и статей по экономи­ческим, политическим и философским вопросам, в которых подвергался критике опыт социалистического строительства в СССР, внутренняя и внешняя политика КПСС.

На основе изготовления и распространения самиздатов­ской литературы отмечалась консолидация единомышленников, попытки создания единого фронта оппозиции. При этом главные цели всего движения диссиденты формулировали как «демокра­тизацию страны путем выработки в людях демократических и на­учных убеждений, сопротивление сталинизму, самозащиту от ре­прессий, борьбу с экстремизмом любого толка» «т (49).

Со второй половины 60-х гг. в СССР стали распростра­няться копии изданий, вышедших на Западе и получивших назва­ние «тамиздат». Основными среди них были нелегально выве­зенные из СССР работы Ю. Даниэля, А. Синявского, А.Сол­женицына, А. Сахарова, позднее – писателей-эмигрантов В. Не­красова, В. Войновича, А. Галича и других, изданные в Париже, Нью-Йорке, Мюнхене. К «тамиздату» можно отнести также изда­вавшиеся на Западе советскими эмигрантами журналы «Вести из СССР» (редактор К.Любарский), «Континент» (В.Максимов), «Анализ текущих событий в СССР» (Институт по изучению СССР в Мюнхене), «Зарубежье», «Посев» (Франкфурт-на-Майне), «Рус­ское возрождение» (Париж), «Русский путь» (Париж) и др. (50).

Наиболее характерным для оппозиции середины 60 – се­редины 80-х г. стало значительное расширение ее социальной базы. Несмотря на то, что ее основу, как и прежде, составляла интеллигенция, оппозиционные настроения охватили практически все категории населения. Широкое распространение они находи­ли в среде рабочего класса, от имени которого, в первую оче­редь, и выступала власть.

В 1969 г. в Свердловске возникла организация молодых рабочих «Свободная Россия», к весне 1970 г. преобразованная в «рабочую партию». В нее входили слесари Валерий и Виктор Пестовы, техник Николай Шабуров, диспетчер Владислав Узлов, слесарь Владимир Береснев и др. Они выступали за демократи­зацию общества, против наиболее одиозных проявлений режима. За принадлежность к организации власти арестовали почти пол­сотни человек, приговоренных в ноябре 1970 г. к 3 – 5-летним ла­герным срокам (51).

В ноябре 1971 г. в Свердловске состоялся суд над семью рабочими, входившими в «Революционную партию интеллектуалистов Советского Союза». Главой ее был 27-летний слесарь из Н. Тагила Г. Давиденко, заявлявший о своих социал-демокра­тических симпатиях. Основной идеей партии было положение о том, что справедливое общество может создать лишь инженерно-техническая элита, которая и должна получить реальную власть в стране. Идеологом организации выступал выпускник философ­ского факультета Донецкого университета В.Спиненко. Участники ее осуждены на 4 года лагерей (52).

Основу многих подпольных организаций составляла не только рабочая, но и учащаяся молодежь. В начале 70-х г. в Ту­апсе был выявлен «Клуб борьбы за демократию», в котором на­считывалось 14 учащихся 8 – 9-х классов школы № 3. Главным направлением их деятельности было чтение литературы с крити­кой культа Сталина, прослушивание западных «голосов», изда­ние рукописных журналов, призывы к свержению власти. Ученики рязанской школы № 42 Куликов, Лыткин, Кривцов, Растягаев соз­дали в начале 1970-х г. подпольную группу, издававшую и рас­пространявшую листовки с критикой правительства и призывами устраивать забастовки и демонстрации. Фрондирование учащей­ся молодежи имело место в Москве, Ленинграде, Харькове, Кие­ве, Новосибирске, Свердловске и других городах.

Выступления в защиту прав человека стали регулярны в армии и флоте. В сентябре 1961 г. состоялось выступление гене­рала П. Григоренко на партконференции Ленинского района Мо­сквы, руководителя созданного им осенью 1963 г. «Союза борьбы за возрождение ленинизма». В 1969 г. КГБ раскрыл подпольный «Союз борьбы за демократические права», созданный офицера­ми Балтийского флота. Руководителем Союза был офицер Г.Гаврилов. Одним из наиболее громких событий стали действия замполита большого противолодочного корабля «Сторожевой» капитана 3-го ранга В.Саблина в ноябре 1975 г. За это выступле­ние он был приговорен к расстрелу (53).

Центральное место в оппозиционных движениях тех лет принадлежало правозащитникам. Признанным лидером и идео­логом правозащитного движения в конце 60-х г. стал академик А.Д. Сахаров. В марте 1971 г. А. Сахаров направил на имя Л.Брежнева «Памятную записку», ставшую программой диссидентского движения в СССР. Главными в ней были следующие положения: проведение амнистии политзаключенным, обеспече­ние гласности суда по политическим делам, запрещение исполь­зования психиатрии в политических целях, разработка и гласное обсуждение закона о средствах массовой информации, свобод­ная публикация статистических и социологических данных, вос­становление прав выселенных при Сталине народов, предостав­ление гражданам СССР безусловного права на выезд и возвра­щение в страну, заявление об отказе применения первыми ору­жия массового поражения, разблокирование путем компромиссов с Западом ситуации на Ближнем Востоке, вокруг Западного Бер­лина и во Вьетнаме, развитие во всех сферах жизни советского общества гласности, демократии, экономического и политическо­го плюрализма. 21 февраля 1973 г. Секретариат ЦК КПСС принял решение «Об исключении имени академика Сахарова в офици­альных публикациях советской прессы» (54)

1972-1973 г. явились для диссидентского движения пе­риодом кризиса. В 1972 г. власти повели наступление на самиз­дат. Одной из задач было прекращение выпуска «Хроники теку­щих событий». Многочисленные обыски, аресты, допросы, суды прошли в Москве, Ленинграде, Вильнюсе, Новосибирске, Умани, Киеве и других городах. Летом 1972 г. были арестованы видные деятели диссидентского движения П.Якир и В.Красин. Однако «Хроника» продолжала выходить. После выпуска ее 27-го номера КГБ провел новую серию арестов, в результате чего ее издание прекратилось до весны 1974 г. На проведенном в августе 1973 г. показательном процессе Якир и Красин под давлением КГБ при­знали «клеветнический» характер своей прежней правозащитной деятельности и подрывной характер «Хроники текущих событий». Это заявление, подтвержденное на их пресс-конференции 5 сен­тября, нанесло серьезный удар по диссидентскому движению, однако не привело к его разгрому (55).

С весны 1974 г. возобновился выпуск «Хроники». В этом году было создано советское отделение «Международной амни­стии» (председатель В.Турчин, секретарь – А.Твердохлебов), вы­пускавшее журнал «Международная амнистия». В декабре 1974 г.власти арестовали Ковалева по обвинению в издании и распро­странении «Хроники» (его осудили на 7 лет лагерей). В защиту Ковалева, впервые в истории диссидентства, было подписано письмо представителями и активистами практически всех его на­правлений (56).

В 1974 г. берет свое начало традиция Дня политзаклю­ченного. Впервые он был отмечен 30 октября 1974 г., как день политзаключенного в СССР. Узники пермских и мордовских лаге­рей, осужденные по ст.70 и 72 У РСФСР за антисоветскую агита­цию и антигосударственную деятельность, одновременно объя­вили голодовку и отказались выходить на работу, требуя предос­тавить себе статус политзаключенных. А.Сахаров провел в Москве пресс-конференцию для иностранных журналистов от имени Комитета защиты прав человека. Впоследствии этот день был узаконен российским парламентом в октябре 1991 г. как Между­народный день памяти жертв политических репрессий.

В середине 70-х г. начинается новый, «хельсинкский», период деятельности правозащитников. В мае 1976 г. в СССР была создана группа содействия выполнению Хельсинкских со­глашений (Международная Хельсинкская группа), которую воз­главил Ю.Орлов. В ее состав входили также Л.Алексеева, М.Бернштам, Е.Боннэр, А.Гинзбург, П.Григоренко, А.Корчак, М.Ланда, А.Марченко, В.Рубин, А.Щаранский. Главное содержание своей деятельности группа видела в сборе и анализе всего доступного ей материала о нарушениях гуманитарных статей Хельсинкских соглашений и информировании о них правительств стран-участниц.

МХГ установила прочные связи с религиозными и нацио­нальными движениями, прежде не связанными друг с другом. В конце 1976 – начале 1977 г. на базе национальных движений были созданы украинская, литовская, грузинская и армянская МХГ, главной целью которых было провозглашено достижение опре­деленного заключительным актом «стандарта» прав человека. В январе 1977 г. при МХГ образовалась Рабочая комиссия по рас­следованию использования психиатрии в политических целях (57).

Власть оказалась перед перспективой не только увеличе­ния численности участников оппозиции, но и возможного ее объединения. В феврале 1977 г. были арестованы руководители Мо­сковской и Киевской Хельсинкских групп Ю. Орлов, М. Руденко, члены этих групп А. Гинзбург и О. Тихий. Однако деятельность МХГ не прекратилась.

В условиях активизации диссидентского движения власти уже с начала 70-х гг. были вынуждены наряду с открытыми ре­прессиями использовать и новые формы борьбы с инакомысли­ем. Речь шла, по существу, об элементарном запугивании КГБ диссидентов и сочувствующих. Те лица (в том числе из числа диссидентов), которые соглашались сотрудничать с КГБ, либо получали минимальное наказание (как Якир и Красин), либо во­обще освобождались от него. По отношению к некоторым между­народным правозащитным организациям (например, «Междуна­родной Амнистии») КГБ и МИД предлагали «придерживаться так­тики полного игнорирования». С годами усилилось использование психиатрии в политических целях. Из лиц, направленных на экс­пертизу в Центральный институт судебной психиатрии им. Серб­ского, за 1972-1976 гг. было признано невменяемыми 73% обви­нявшихся по ст.70 УК РСФСР и 70% обвинявшихся по ст. 190-1 УК РСФСР (58).

В конце 1979 г. началось «генеральное наступление» вла­стей на оппозицию. За короткое время оказались арестованы и осуждены практически все деятели правозащитных, националь­ных и религиозных организаций (ноябрь 1979 – конец 1980 г.). В январе 1980 г. в ссылку в Горький власти отправили А.Д.Са­харова (59). Значительное увеличение числа арестованных по полити­ческим мотивам сочеталось с ужесточением приговоров. Многим диссидентам, уже отбывшим 10 – 15-летние сроки, назначали максимальные новые. А.Марченко, например, арестованный в марте 1980 г. и отбывший перед этим 15 лет, получил новый 15-летний срок, при отбывании которого и умер, уже в годы «перестройки» (60).

С арестом 500 виднейших лидеров диссидентское движе­ние оказалось обезглавленным и дезорганизованным. А после эмиграции лидеров духовной оппозиции заметно «тише» стала и творческая интеллигенция.

Однако в первой половине 80-х гг. продолжала выходить «Хроника текущих событий» и другая самиздатовская литература. Не прекратились традиционные ежегодные «митинги молчания» 10 декабря. Ухудшавшаяся экономическая ситуация, война в Аф­ганистане усиливали оппозиционные настроения в обществе. В 1981-1985 г. продолжали создаваться независимые обществен­ные группы и организации правозащитной направленности.

Сменилось руководство диссидентским движением, изме­нился его социальный состав, и к середине 80-х гг. в нем оказа­лись представлены практически все основные социальные слои населения. По свидетельству Л. Алексеевой, начиная с 1976 г. среди арестованных по политическим мотивам более 40% прихо­дилось на рабочих – опору и надежду режима. Идеи и опыт, раз­работанные и обретенные оппозицией в 1965-1985 г. создавали значительные идейные и социально-политические предпосылки грядущих перемен (61).