Глава 1 законодательное обеспечение репрессивной политики советского государства

1. Складывание основ советской правовой системы в борьбе с контрреволюцией (1917 – конец 20-х гг.)

В.И. Ленин, еще до победы Октябрьской революции, четко определил будущность всей законодательной политики советско­го государства, заявив: «…этично все, что служит укреплению и завершению коммунизма» (1). В декрете СНК от 28 ноября 1917 г. «Об аресте вождей гражданской войны против революции» офи­циально вводится термин «враги народа» (применительно к чле­нам партии кадетов) (2). Инструкция НКЮ от 19 декабря 1917 г. «О революционном трибунале…», прямо опираясь на идеи В.И. Ленина, гласила: «Меру наказания революционный трибунал уста­навливает, руководствуясь обстоятельствами дела и велениями революционной совести» (3).

С 1917 и по 1953 г. советский аппарат госбезопасности имеет право внесудебной расправы, и его руками разбирается более 50% всех дел. Постановлением СНК от 5 сентября 1918 г. «О красном терроре» официально вводятся термины «террор», «концлагеря» и воплощаются в жестокой практике с частым обра­щением к высшей мере наказания – расстрелу. В постановлении СНК от 30 июля 1918 г. «О набатном звоне» формулируются еще два новшества, которые звучат так: все «…прикосновенные лица отвечают перед революционным трибуналом наравне с главными виновниками»; «покушение на совершение… деяния наказуется как оконченное деяние» (4). Эти положения закрепляются в Уголов­ном кодексе 1926 г.

Кодификация советского права началась в конце 1918 г., в условиях иностранной интервенции и гражданской войны, что обусловило репрессивный характер многих законоположений. Статья 65 Конституции РСФСР 1918 г. впервые узаконила дли­тельную практику лишения избирательных прав по классовым и иным признакам.

В Кодексе законов о труде, принятом в декабре 1918 г., зафиксировано положение о всеобщей трудовой повинности. В период 1918-1922 гг. наряду с общими местами лишения свобо­ды, находящимися в ведении Народного комиссариата юстиции, для изоляции классово-враждебных элементов были созданы лагеря принудительных работ НКВД и лагеря ВЧК. В декабре 1919 г. ВЦИК принимает «руководящие начала по уголовному праву РСФСР», где в статье 25 один из пунктов перечня наказа­ний гласит: «объявление врагом революции и народа» (5).

На 25 ноября 1919 г. в стране был 21 лагерь и 16 тыс. за­ключенных, к ноябрю 1920 г. число лагерей возросло до 84, а за­ключенных в них – до 59 тыс. (6). В соответствии с «Инструкцией о лагерях принудительных работ» в концлагерях содержались «ли­ца, совершившие различные преступления и проступки (об­виняемые в спекуляции, саботаже, преступлениях по должности и пр.), заведомые угнетатели, эксплуататоры труда и привер­женцы… буржуазного и царского дворянского строя» (7).

В мае 1921 г. концлагерей насчитывалось 128, заключен­ных – примерно 100 тыс. чел. В Екатеринбургской губернии было создано 3 концлагеря, один из них находился в г. Нижнем Таги­ле (8).

Кровавая вакханалия гражданской войны, унесшая жизни миллионов россиян, была стихией, лишь формально управляе­мой какими-то законодательными актами. Однако именно в эти годы оформились основные подходы большевиков к созданию правовых основ советского государства.

В 1922 г. наступает второй этап кодификации советского права: создаются Гражданский, Земельный и Уголовный кодексы РСФСР, Кодекс законов о труде. КЗОТ 1922 г., в отличие от Ко­декса 1918 г., отменил всеобщую трудовую повинность и ввел свободный наем рабочих. Однако уголовное и иные виды законо­дательства сохранили целенаправленный классовый характер. 10 августа 1922 г. принимается декрет ВЦИК «Об администра­тивной высылке», который предполагал высылку контрре­волюционеров за границу или в отдаленные местности РСФСР на срок до трех лет (9). Декрет ВЦИК от 16 декабря 1922 г. предоста­вил ГПУ «право внесудебной расправы, вплоть до расстрела» и право «…заключать в лагерь принудительных работ на месте высылки…» (10).

При формировании первого советского Уголовного кодекса 1922 г. Ленин писал министру юстиции Курскому «… т. Курский! В дополнение к нашей беседе посылаю Вам набросок дополни­тельного параграфа Уголовного кодекса… Основная мысль, на­деюсь, ясна… открыто выставить принципиальное и политически правдивое (а не только юридически узкое) положение, мотиви­рующее суть и оправдание террора, его необходимость, его пре­делы. Суд должен не устранить террор: обещать это было бы са­мообманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас…» (11).Уголовный кодекс 1922 г. дает оп­ределение контрреволюционным преступлениям, перечисляет их и определяет меру наказания. В Кодексе 17 «контррево­люционных» статей, в 12 из них говорится о высшей мере наказа­ния, всего же в нем 27 расстрельных статей (12). Кодекс 1922 г. под­твердил необходимость террора и сохранил внесудебное пре­следование.

Большевистская диктатура зорко следила за своими врагами и после окончания гражданской войны. ОГПУ создало сис­тему контроля за настроениями населения и быстро пресекало инакомыслие, не останавливаясь перед физической расправой. В советских учреждениях, на предприятиях организовывались «Бю­ро содействия органам ГПУ на местах», действовавшие конспира­тивно в условиях мирного времени.

Органы ОГПУ стояли выше закона и не подчинялись Кон­ституции. Кроме многих других документов, это подтверждает, например, циркуляр отдела охраны труда ЦКТ СССР от 8 августа 1924 г. «О нераспространении законодательства о труде на неко­торые категории сотрудников ГПУ». 15 ноября 1923 г. было ут­верждено положение об ОГПУ, а 28 марта 1924 г. в дополнение к Коллегии ОГПУ создано Особое совещание, ставшее одним из главных органов внесудебного преследования (13).

Число антиправовых положений в законодательных осно­вах страны «победившего пролетариата» ширилось. Постановле­ние ЦИК СССР от 31 октября 1924 г., узаконившее ссылку на срок от 3 до 10 лет для социально опасных граждан, разъясняло, что для решения вопроса о ссылке необязательно совершение како­го-то преступления (14).

Новый Уголовный кодекс РСФСР был принят в 1926 г. и введен в действие 1января 1927 т. (формально действовал до 1960 г.). В УК 1926 г. против врагов советской власти был направ­лен целый ряд статей и, в первую очередь, знаменитая 58-я ста­тья с 18 подпунктами. В 12 случаях за контрреволюционные пре­ступления грозила высшая мера наказания, всего же в Кодексе содержалось 46 расстрельных статей (15). Следует отметить, что УК – 26 довел нижний предел возраста уголовно наказуемых до 12 лет. 6 июня 1927 г. постановлением ВЦИК и СНК в УК 1926 г. была включена глава 1. Это постановление установило, что «не­донесение о готовящемся или совершенном контрреволю­ционном преступлении» влечет за собой лишение свободы на срок не ниже шести месяцев» (16). Практика ареста за недоноси­тельство резко увеличила численность арестованных.

На первый взгляд, особенно в 1927 г. (когда в УК-26 вклю­чалась глава 1), казалось, что статьи 58 -1-14 и статьи 59-1-13 имеют четкое подразделение. Статья 58 была направлена против «контрреволюционеров», а статья 59 – против других государст­венных преступников. Однако, в условиях массового рас­кулачивания и ответного сопротивления крестьян в борьбе с «ку­лаками» активно применялась ст. 59-2 («массовые беспорядки…, сопряженные с явным неповиновением законным требованиям властей или с противодействием исполнению последними возложенных на них обязанностей), ст. 59-3 («…организация вооружен­ных банд и участие в них…»), ст. 59-13 («…недонесение о …преступлениях, предусмотренных статьями 59-2, 59-3 и 59-8…») (17).

Период 1922-1928 гг. был связан в основном с политикой лишения избирательных прав. Именно в это время партия и госу­дарство подготовили законодательную базу для проведения мас­совых репрессий конца 1920-30-х годов.