Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Reader / Pub1_3-24

.pdf
Скачиваний:
21
Добавлен:
12.03.2016
Размер:
117.75 Кб
Скачать

2007

ВЕСТНИК САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА

Сер. 5. Вып. 4

ИНСТИТУЦИОНАЛЬНАЯ ТЕОРИЯ: ДУГЛАС НОРТ

КРАТКАЯ СПРАВКА О ДУГЛАСЕ НОРТЕ

Дуглас Норт родился 5 ноября 1920 г. в г. Кембридж штата Массачусетс в семье менеджера страховой компании, имел разносторонний жизненный опыт: был победителем конкурса фотографии, а во время Второй мировой войны — навигатором торгового флота. Как экономист, Норт сформировался в Калифорнийском университете Беркли, где он учился и в 1952 г. защитил диссертацию.

Ссамого начала творческого пути его привлекала экономическая история, а первым теоретическим увлечением стал марксизм. С конца 1950-х годов Норт активно берется за применение количественных методов (статистического анализа и математического моделирования) для новой интерпретации экономической истории. В дальнейших исследованиях Норт приходит к выводу, что неоклассические инструменты неадекватно объясняют экономические явления и теоретически разрабатывает основу подхода, который впоследствии получает название новой институциональной экономической теории.

С1967 по 1987 г. он был директором Национального бюро экономических исследований. С 1983 г. по настоящее время Норт работает в Вашингтонском университете

г.Сент-Луис, где последнее время исследует проблемы, находящиеся на стыке экономики и политики, экономики и когнитивной психологии.

В 1993 г. Дугласу Норту совместно с Робертом Фогелем была присуждена Нобелевская премия по экономике «за возрождение исследований в области экономической истории, благодаря приложению к ним экономической теории и количественных методов, позволяющих объяснять экономические и институциональные изменения».

В своих основных работах «Структура и изменения в экономической истории» (1981) и «Институты, институциональные изменения и функционирование экономики» (1990) он показывает значение для экономического роста таких формальных и неформальных институтов, как конституция, право, экономическая организация, идеология. В последней книге «Понимание процесса экономических изменений» (2005) Норт стремится объяснить, каким образом формируются различные типы институциональной инфраструктуры, которые задают траекторию экономического развития. В книге показывается важность «адаптивной эффективности» общества как способности реагировать на изменения внешней среды и создавать продуктивные, честные и стабильные институты, а если нужно, и заменять их новыми. В данной книге Норт проводит междисциплинарное исследование, которое вовлекает когнитивную проблематику, отвечая на вопросы: как работает мозг человека, как формируются и как меняются убеждения и понимание окружающего мира.

В настоящее время совместно с Джоном Уоллисом (John Wallis) и Бэрри Вайнгастом (Berry Weingast) Норт активно работает над новой книгой. На конференции они выступили с программным докладом, в котором был представлен новый концептуальный

3

подход к интерпретации социально-экономической истории человечества*. Этот подход призван синтезировать экономические и политические науки с тем, чтобы показать, как политические системы управляют экономикой в целях поддержания политической стабильности, ограничения насилия и обеспечения социального порядка. Основное внимание было уделено двум типам социального порядка. Их главное отличие состоит в ограниченном или открытом доступе к основным ресурсам. В рамках социального порядка с ограниченным доступом (limited access social orders) политическим путем лимитируется возможность участия в получении ресурсов, что создает ренту, необходимую для поддержания стабильности и нормального развития. Этот наиболее распространенный в истории и современности тип политико-экономического устройства предложено называть «естественным состоя-нием» (natural state). В развитых странах за последние триста лет получил развитие другой тип социального порядка, для которого характерен открытый и равноправный доступ в политическую и экономическую жизнь (open access social order). Социальный порядок в таких системах поддерживается не созданием ренты, а конкуренцией. Именно понимание условий и возможностей перехода от социального порядка, основанного на ограничениях и ренте, к порядку, основанному на открытом доступе и конкуренции, является, по мысли докладчиков, ключевым для понимания проблем развития в современном мире. Работа над новым концептуальным подходом к экономической и политической истории человечества, который должен воплотиться в книгу, и занимает центральное место в текущих исследованиях Дугласа Норта.

Д. Е. Расков,

канд. экон. наук, доцент

Более подробную информацию о Д. Норте см.: Douglass C. North. The Sveriges Riksbank Prize in Economic Sciences in Memory of Alfred Nobel. 1993. (http://nobelprize.org/nobel_prizes/economics/laureates/1993/north-autobio.html)

Основные работы Д. Норта

Норт Д. Институты и экономический рост: историческое введение // THESIS. 1993. Т. 1. Вып. 2. С. 69–91.

Норт Д. Институты, идеология и эффективность экономики // От плана к рынку: будущее посткоммунистических республик / Сост. Л. И. Пияшева и Дж. А. Дорн. М., 1993. С. 307–319.

Норт Д. Институты, институциональные изменения и функционирование экономики. М., 1997.

Норт Д. Институциональные изменения: рамки анализа // Вопросы экономики. 1997.

3. С. 6–17.

North D. C. Entrepreneurial Policy and Internal Organization in the Large Life. Insurance Com-

panies at the Time of the Armstrong Investigation of 1905-6 // Explorations in Entrepreneurial History. Spring, 1953.

*North D. C., Wallis J. J., Weingast B. R. A Conceptual Framework for Interpreting Recorded Human History.

Unpublished manuscript, 2007.

4

North D. C. Location Theory and Regional Economic Growth // Journal of Political Economy. 1955. 93. P. 243–258.

North D. C. The Economic Growth of the United States, 1790–1860. Prentice Hall: Englewood Cliffs. 1961.

North D. C. Sources of Productivity Change in Ocean Shipping // Journal of Political Economy. 1968. Vol. 76. N 5. P. 953–970.

North D. C. and Thomas R. The Rise and Fall of the Manorial System: A Theoretical Model // Journal of Economic History. December 1971.

North D. C. and Thomas R. The Rise of the Western World: A New Economic History. Cambridge: The University Press, 1973.

North D. C. and Thomas R. The First Economic Revolution // Economic History Review. May 1977.

North D. C. Non-Market Forms of Economic Organization: The Challenge of Karl Polanyi // Journal of European Economic History. Fall. 1977.

North D. C. Structure and Performance: The Task of Economic History // Journal of Economic Literature. September 1978.

North D. C. Structure and Change in Economic History. New York: Norton, 1981.

North D. C. Government and the Cost of Exchange // Journal of Economic History. 1984. N 44. P. 255–264.

North D. C. Is It Worth Making Sense of Marx? Inquiry. 1986. N 29. P. 57–64.

North D. C. and Wallis J. Measuring the Transaction Sector in the American Economy’ // Ed. by S. Engerman and R. Gallman. Long-term factors in American Economic Growth. Chicago: University of Chicago Press, 1986. P. 95–148.

North D. C. and Weingast B. W. The Evolution of Institutions Governing Public Choice in 17th Century England // Journal of Economic History. 1989. N 49. P. 803–832.

North D. C. A Transaction Cost Theory of Politics // Journal of Theoretical Politics. 1990. N 2

(4). P. 355–367.

North D. C. Institutions, Institutional Change and Economic Performance. Cambridge University Press, 1990.

North D. C. Institutions, Transaction Costs, and the Rise of Merchant Empires // The Political Economy of Merchant Empires / Ed. by J. Tracy. Cambridge: Cambridge University Press, 1991.

North D. C. Economic Performance through Time. American Economic Review. 1994. N 84 (3). P. 359–368.

North D. C. and Denzau A. T. Shared Mental Models: Ideologies and Institutions // Kyklos. 1994. 47 (1). P. 3–31.

North D. C. Five Propositions about Institutional Change // Explaining Social Institutions / Ed. by Jack Knight and Itai Sened. Ann Arbor: University of Michigan Press, 1995.

North D. C. The Paradox of the West // The Origins of Modern Freedom in the West / Ed. by R.W. Davis. Stanford: Stanford University Press, 1995.

North D. C. Understanding the Process of Economic Change. Princeton University Press. Princeton and Oxford, 2005.

5

«ПОНЯТЬ, КАК УСТРОЕНО ОБЩЕСТВО И КАК ОНО ИЗМЕНЯЕТСЯ»

Интервью с профессором Д. Нортом

По просьбе редакции журнала «Вестник СПбГУ», серия «Экономика» 5 мая 2007 г. состоялась беседа с одним из наиболее видных представителей новой институциональной экономической теории, лауреатом Нобелевской премии по экономике проф. Дугласом НОРТОМ, в ходе которой были получены содержательные ответы на ряд важных вопросов, касающихся экономической теории и перспектив ее развития. В перерыве между заседаниями конференции «Новая институциональная экономическая теория и развитие», организованной Центром по изучению новых институциональных социальных наук (NISS) в Университете Вашингтона в г. Сент-Луис (США), беседу провел доцент экономического факультета СПбГУ Д. Е. Расков.

В России Вы известны, прежде всего, как экономист-историк, привлекший внимание исследователей к проблеме институтов. Скажите, помните ли Вы, когда впервые задумались о той роли, которую институты играют в экономических изменениях?

Конечно. Это случилось, когда я в изучении экономической истории переключился

сАмерики на Европу. Приступая к этой новой для меня теме — экономической истории Европы — а это было в 1966 г., я задался вопросом: насколько хорош тот инструментарий (анализ рынков и цен), который используется в интерпретации экономической истории США? Насколько он подойдет для понимания экономических изменений в Европе? Американская история в основном связана с рыночной экономикой, и такой анализ оправдан, что нельзя сказать о более продолжительной и разнообразной истории Европы. Какой смысл анализировать рынки времен феодализма или Римской империи? Очевидно, при таком подходе упускалось самое существенное. Я стал спрашивать себя — чего же недостает? Так я пришел к исследованию институтов в экономике и экономической истории, чем и занимаюсь до сих пор*.

Скажите, а кто в большей степени повлиял на Ваше профессиональное мировоззрение экономиста?

Трудно сказать.

Кого бы из великих экономистов или философов Вы могли назвать своим «интеллектуальным отцом»?

Не знаю. Наверное, такой фигурой был Маркс. Я долгое время был марксистом. Маркс задавался непростыми и интересными вопросами. В то время, когда я работал

* В 1968 г. Норт опубликовал важную статью о развитии морской торговли, в которой показал, что организационные изменения и борьба с пиратством больше, чем технологические изменения, влияли на изменения продуктивности.

6

над докторской диссертацией по экономике, в основном обсуждались проблемы рыночного ценообразования. Проблемы реального мира практически не затрагивались. Маркс же задавал правильные вопросы, правда, с ответами на них трудно было согласиться. Маркс заставил меня размышлять над этими вопросами всю жизнь, и я не устаю на них отвечать, но по-новому. Пожалуй, в этом мое отличие от типичных представителей неоклассического направления.

Это очень интересно. А как Вы считаете, что может дать Маркс современным экономистам? Какие вопросы, выдвинутые Марксом, сохраняют свою актуальность?

Это, прежде всего, касается вопроса о причинах социальных изменений. Кроме того, представляет интерес роль технологического прогресса, возникновения противоречий и напряжений в функционировании экономических систем. Актуален и вопрос о роли и источнике формирования идеологии в экономике, о том, как формируются убеждения людей. Простых ответов на эти вопросы нет, но важно, что сами они были поставлены. Этими вопросами я и занимался в течение всей своей научной карьеры. Только я приходил к другим, чем Маркс, выводам, и меня это вдохновляет.

На конференции Вы выступили с докладом, который открывает новую тему. Не могли бы Вы подробнее рассказать о том, над чем сейчас работаете?

Главная цель нашей настоящей совместной работы — интегрировать и увязать в единую методологию исследование убеждений (beliefs), насилия и институциональной структуры для того, чтобы понять, как устроено общество и как оно изменяется. Это хорошая отправная точка для дальнейшей работы.

В предложенной типологии социальных порядков, которые в современном мире Вы условно разделяете на те, где превалирует ограниченный доступ к экономическим и политическим ресурсам, и те, где действует система открытого доступа, исследованием какого типа Вы в большей степени предполагаете заниматься?

Оба типа представляют для меня интерес. Система открытого доступа, как нам кажется, в большей степени присуща западному миру. Социальный порядок с ограниченным доступом к ресурсам, который мы называем иначе «естественным состоянием» (natural state), доминирует в мире. К «естественному состоянию» и приковано главным образом мое внимание. Важно понять, почему большая часть человечества продолжает пребывать в «естественном состоянии»? Какие существуют условия для перехода к другому социальному порядку? Приходится признать, что Россия как в историческом плане, так и сейчас скорее относится к тем странам, где доступ к основным политическим и экономическим ресурсам лимитирован, благодаря чему извлекается рента. Думаю, что в последнее время эта тенденция только усиливается.

Уже прошло более 10 лет с тех пор, как в Сент-Луисе было учреждено Международное общество по исследованию новой институциональной экономической теории (ISNIE). По Вашему мнению, каких основных результатов удалось добиться? Какие наиболее важные проблемы предстоит решить в будущем?

Прежде всего, удалось привлечь внимание к проблеме институтов экономистов всего мира. Это большой плюс. Я не думаю, что мы достигли успеха в том, чтобы изменить развитие магистрального направления экономической мысли, как мы бы того хотели. Институциональная проблематика номинально признана. Однако очень сложно убедить неокласссиков в необходимости серьезного исследования институтов. Кроме того, мы не очень преуспели в том, чтобы создать элегантную универсальную теорию, которой обладает магистральное направление экономической мысли. Слабо у нас

7

развито применение математических моделей, которое так радует экономистов. В принципе появление такой теории вряд ли возможно, она никогда и не будет создана, поскольку институты имеют другую природу и их исследование сложно свести к упрощенным математическим моделям. Во всяком случае, формальное моделирование менее применимо к институциональным исследованиям, чем к стандартным задачам неоклассики. Сравнение экономической теории с физикой считаю ошибочным. Формальные методы, за исключением, может быть, микроэкономики, не имеют такого значения для экономической теории. Экономический мир сложнее, невозможно учесть все обстоятельства и силы, которые воздействуют на формирование экономических институтов, и построить формальную модель. Можно использовать теории, но создать математическую модель затруднительно.

В этом контексте, как Вы относитесь к усилению математизации экономической теории? Вы же были одним из первых, кто стал использовать количественные методы в экономической истории. И, напротив, насколько, по Вашему мнению, возможно развивать качественные, описательные исследования экономических институтов?

К примеру, в Вашингтонском университете в Сент-Луисе налицо стремление усилить математизацию. Я никогда не был поглощен идеей математизации экономики, не был от этого в восторге. Моя позиция очень простая. Если проблему можно решить с помощью применения формального аппарата — великолепно! Но для этого не всегда есть достаточно сведений. Не так просто делать предположения о будущем, поскольку мы живем в неорганичном мире.

Какие области исследования новой институциональной теории Вы считаете наиболее интересными и перспективными?

То, что мы делаем в нашей последней книге, задача которой объединить экономическую, политическую и социальную теории в единую концепцию, представляет наибольший интерес. Пока мы не приблизимся к пониманию того, как происходят институциональные изменения, как общества развиваются во времени, мы не двинемся дальше. Такое объединение возможно в рамках более широкой трактовки институциональных исследований, предполагающей переход от новой институциональной экономической теории к новым институциональным социальным наукам. В этом направлении мы должны двигаться.

Будут ли в данном случае преобладать социологические методы?

Да, такое исследование носит более социологический характер. Однако социология сама не смогла найти ответа на эти вопросы, хотя была призвана это сделать. Социология — та дисциплина, в которой они рассматривались, но неудовлетворительно. Мы хотим проделать эту работу лучше. Прежде всего, я имею в виду книгу, которую мы предполагаем выпустить совместно с Джоном Уоллисом и Бэрри Вайнгастом.

Мы уже затронули тему междисциплинарности. Насколько институциональная экономическая теория должна взаимодействовать с когнитивными исследованиями?

Это обязательно надо делать, иначе мы не сможем понять то, откуда происходят институты, которые структурируют наше поведение. Необходимо ответить на вопросы: как мозг человека понимает и интерпретирует окружающий мир, что делает этот мир осмысленным? Наш мозг преобразует сложную реальность в теории и концепции и позволяет выработать рамки поведения. Однако сам мир становится все более сложным. Экономисты делают первые шаги навстречу когнитивным исследованиям. Еще предстоит много работы, чтобы понять, что происходит с институтами и когнитивным восприятием этих институтов.

8

Мой следующий вопрос будет касаться России. Многие Ваши работы переведены на русский язык, Вас читают в России. В своей последней опубликованной книге «Понимание процесса экономических изменений» (2005) Вы посвятили целую главу «возвышению и краху Советского Союза». Что Вы думаете о современном экономическом развитии России?

Россия — классический пример «естественного состояния». В последнее время, если судить по публикуемым материалам, ситуация только ухудшается, происходит все больший возврат к социальному порядку с ограниченной системой доступа, что позволяет на многих уровнях извлекать ренту. С приватизацией 1990-х годов в России появились крупные собственники, однако это не способствовало усилению конкуренции. Для большинства граждан доступ к экономическим и политическим организациям и ресурсам стал за последнее время еще более ограниченным. Тем более не ясно, что будет после президентских выборов 2008 г. В России наблюдается экономический рост, однако сам по себе приток денег не может создать надежные, самоподдерживающиеся (self-enforcing) институты. При отсутствии устойчивых институтов длительное поступательное развитие затруднительно. Основная задача социальных исследователей должна состоять в комплексном изучении динамики и взаимосвязи экономики, социума и политики, в поиске путей развития внутренней конкуренции в экономике и политике.

9

Вестник СПбГУ. Сер. 5. 2007. Вып. 4

Д. Норт

ВОЗВЫШЕНИЕ ЗАПАДНОГО МИРА*

С X по XVIII в. западный мир превратился из сравнительно отсталой части света в мирового лидера. Возвышение Запада потребовало изменений в экономике, политике и армии, а также смещения центра институциональных изменений от той неопределенности, которая возникает в результате взаимодействия с физическим миром, к той, которая является результатом все более усложняющегося взаимодействия между людьми. К XVIII в. развитие науки и ее систематического подхода к решению задач, касающихся не только экономического дефицита, но и человеческого благосостояния, еще находилось в стадии своего становления. Однако в это время был заложен фундамент для революционных событий последующих двух веков … В центре нашего внимания будет находиться сложное взаимодействие между установками, институтами и другими факторами, такими как географическое положение, военные технологии и условия для развития конкуренции, которые повлияли на процесс изменений …

I

Поскольку развитие общества показывает, какое влияние на сегодняшние решения оказывает вчерашний выбор, любая отправная точка во времени не только произвольна, но и нарушает принципиальную непрерывность истории. Если мы обратимся к изучению Северо-Западной Европы X в., то сделаем это, очевидно, приглядевшись к историческим условиям развития данного региона.

Римская империя прекратила свое существование на фоне беспорядков V в. н. э. Тысячелетием позже, т. е. 1500 годом, более или менее произвольно, в исторической хронологии датируется конец эпохи феодализма. Между этими историческими вехами из анархии, возникшей после крушения римского порядка и завоеваний германских

* Публикация основана на десятой главе «Возвышение западного мира» новой книги Д. Норта «Понима-

ние процесса экономических изменений» (2005): North D. C. The Rise of the Western World // Understanding the Process of Economic Change. Princeton University Press. Princeton and Oxford, 2005. P. 127–145. Незначи-

тельные сокращения коснулись лишь вводной части. Более ранний вариант был опубликован как статья «Парадокс Запада»: North D. C. The Paradox of the West // The Origins of Modern Freedom in the West / Ed. by

R.W. Davis. Stanford: Stanford University Press, 1995.

©Д. Норт, 2005; 2007

©Д. Е. Расков, А. М. Раскова, перевод с англ., 2007

10

племен, постепенно возникла Западная Европа, которая смогла создать политическую

иэкономическую структуру, подготовившую почву для последующего развития. Эта эволюция в своей основе была обусловлена наследием греко-римской цивилизации, которое сохранялось (особенно на юге Европы), видоизменяя и в конечном счете определяя форму многочисленных институциональных преобразований, происходивших в период с VI по X в. Феодальное поместье унаследовало черты римской виллы, а колонов можно рассматривать как предшественников крепостных или сервов феодального мира. Рабство также перешагнуло в Средневековье. Сохраняло свое значение и римское право. Когда общественный порядок эволюционировал, именно оно служило основой для развития системы прав собственности.

Церковь сохранила классическое культурное наследие для средневекового мира. Она оставалась одиноким хранителем учености. Более того, монастыри часто были наиболее эффективными сельскохозяйственными центрами средневековой Европы. Хотя церковь

иявлялась главным обладателем материальных благ, продавая спасение за сокровища

иземлю, в то же самое время нельзя недооценивать такие ее характерные черты, как аскетизм, отшельничество и проповедь благочестия. Наиболее важно, что она обеспечила общество единой системой установок, идеологическими «рамками коннотаций» (frame of references). Эти общепринятые «рамки коннотаций» легли в основу постоянной эволюции мировосприятия, обусловившего те решения, которые сформировали политическое и экономическое будущее.

Северо-Западная Европа составляла географическую противоположность Средиземноморью, оплоту греко-римской цивилизации. Для последнего были характерны минимальные или сезонные осадки, легкие почвы и разнообразие в земледелии — от виноделия и культивирования олив до выращивания зерновых культур. Для первой же

— обильные осадки, густые леса и тяжелые почвы, пригодные для пастбищ, а также, при определенной модификации плуга, для взращивания зерновых. Эти климатические и географические особенности определили аграрную структуру экономики Северо-За- падной Европы.

Такие институциональные, интеллектуальные и географические факторы, повлиявшие на жизнь Северо-Западной Европы X в., должны быть помещены в контекст самой важной организационной предпосылки, а именно отсутствия масштабного экономического и политического порядка. Распад Римской империи ознаменовался появлением более пяти сотен мелких государственных образований. Какими бы ни были преимущества масштабного политико-экономического порядка, с наступлением новой эпохи они слабо проявлялись и были отодвинуты на задний план. Римская империя продолжала существовать на востоке вплоть до взятия Константинополя турками в 1453 г., когда исламский мир, поддерживаемый харизмой новой религии, создал империю, простиравшуюся от севера Африканского континента до самой Европы. Однако ни это исключение, ни просуществовавшая короткое время империя Каролингов не могут опровергнуть ключевого факта, состоящего в том, что исчезли условия, при которых было возможно существование одной империи, контролирующей все Средиземноморье.

Нападения с трех разных сторон викингов, мусульман и венгров наложили на регион свой отпечаток. Викинги появились на берегах Англии в 786 г., Ирландии — в 795

иГаллии — в 799 г. Лондон был повержен в 841 г., корабли викингов устремились по судоходным рекам к таким разным городам, как Руан на севере и Тулуза на юге. Венгерские всадники пронеслись по Бремену в 915 г. и, метнувшись на запад, достигли Орлеана в 937 г. Веским ответом стало строительство укреплений, усиление рыцарской

11

амуниции и упрочение децентрализованной, иерархической структуры феодализма. В результате военное положение стало напоминать что-то похожее на пат. Замок оставался полностью неприступным до тех пор, пока материально обеспеченный неприятель не организовывал упорную осаду, позволявшую взять укрепление измором. Сражения, как правило, не носили крупномасштабного характера и происходили между тяжеловооруженными рыцарями. Викинги потерпели поражение в осаде Парижа в 885 г., а венгры были разбиты под Аугсбургом в 995 г. Как следствие, это привело к восстановлению системы локально организованного порядка, к росту городов и к развитию феодальных поместий, многие из которых к тому времени были запущены. В контексте именно этих предпосылок стало возможным взаимодействие между политическими, экономическими и военными изменениями, которое заложило уникальные условия для устойчивого экономического роста.

Экономическая активность наблюдалась внутри феодальных поместий (за редким исключением) и в городах. Структура такого поместья определялась тройным делением земли на владения феодала, крестьянские наделы и общинные территории. Большинство крестьян были закреплены за поместьем как сервы и в обязательном порядке выполняли трудовую повинность (два или три раза в неделю) и платили феодалу подати. Они находились в юрисдикции владельца поместья, который отправлял правосудие в случае возникновения споров, и были ограничены в своих передвижениях и экономической деятельности (Preirte-Orton, 1960, p. 424–25). Традиционная организация манора не стимулировала экономический рост. Изоляция такого владения препятствовала специализации и разделению труда, а также замедляла процесс распространения новых технологий, когда таковые появлялись. Традиционные для феодального поместья средства поощрения не давали стимула к динамичному развитию навыков и знаний, к внедрению технологических новаций. Тяжелый плуг на колесах, отвал и предплужник, хомут и подкова уже получили распространение, однако замена буйвола лошадьми началась только

вIX в. и проходила очень медленно (Mokyr, 1990, ch. 3). Также постепенно шла замена двупольной системы севооборота трехпольной. Тем не менее, по крайней мере, начиная с X в. наблюдался рост численности населения. Наиболее вероятно, что происходило это

врезультате установления относительного порядка, следовавшего за изгнанием викингов и венгров. Этот прирост, как и последующее снижение численности, сыграл важную роль в изменении организации феодальных владений.

Развивающиеся города были центрами стремительных экономических и политических перемен, начавшихся в ответ на установление единого порядка на более обширных территориях. Как многочисленные города-республики северной и центральной Италии, так и городские центры, разраставшиеся в Х в. в странах Бенилюкса, способствовали активным изменениям, которые стали результатом возникновения новых возможностей и расширения торговли в Средиземноморском регионе, в бассейнах рек Шельда и Маас, а также связям как с югом Европы, так и с Балтийским и Северным побережьем.

До 1300 г. торговая деятельность велась главным образом странствующими купцами. Для взаимной защиты торговцы часто образовывали союзы. Некоторые из таких союзов требовали от своих членов быть надлежащим образом вооруженными во время путешествий в караванах. Это показывает, что проблемы мира и порядка не были еще полностью урегулированы. После 1300 г. странствующие купцы и ярмарки перестали играть столь значительную роль (De Roover, 1965). Развитие торговли послужило толчком к росту городов, а заселение купцами ускорило их развитие. Ограничения, наложенные географическим положением и высокой стоимостью наземного транспорта, определили

12

Соседние файлы в папке Reader