7. Общественное движение / 1. Народничество / Колесникова / 4

старые книжки журнала. В течение двух-трех лет... приобрел "Современник" за все годы сотрудничества в нем Н.Г. Чернышевского» ^2|.

Ярким публицистом своего времени 93 человека назвали М.И. Михай­лова, первым вынесшего женский вопрос на страницы русской прессы. Ли­тературные очерки Добролюбова отметили 109, Чернышевского — 56 чело­век. Их названия память мемуаристов не удержала.

Единого идейного руководителя у народников 1870-х годов не было, в качестве своих учителей они называли Чернышевского (56,6% — с примеча­ниями к Миллю), Писарева (36,7%), Лаврова (33,6%). При этом каждый из этих авторов соответствовал определенному периоду развития личности рево­люционера. М.И. Дрей писал: в ученические годы Чернышевский, «восприяв-ший к тому времени мученический венец, становился преимущественным учителем жизни, трагическая судьба которого лишь усиливала обаяние его личности, а вместе с тем и повышала "ценность" проводимых им идей» ²².

Мемуаристы единодушны в мнении, что совершить переворот в миро­воззрении помогли труды Писарева. Источниковые данные заставляют заду­маться о недооценке отечественной историографией влияния «писаревщи-ны» на формирование общественного сознания. Его статьи читал каждый второй мемуарист — 46,7%. Одна из них — «Наша университетская наука» — стала вехой в жизни 197 человек. «Никогда я не читал книги, которая была бы мне так близка, которая сообщала бы мне громко и ясно мои же соб­ственные, у меня подслушанные мысли, — вспоминал Дрей. — Эти мысли превратились в отчетливую, твердую уверенность. Статью я читал с жаднос­тью... останавливался на некоторых местах и перечитывал их... Я лег спать, утомленный от умственного напряжения, но спокойный и счастливый. Я чувствовал, что я не один на свете со своими мыслями». С этого дня старые традиционные взгляды Дрея «разлетелись как дым», изменилось мироощу­щение: «Вместо бесцветного, полусонного существования — энергичная и оживленная умственная жизнь... Мир лежал передо мной простой и ясный, и я сам стоял среди этого мира спокойный и уверенный» ²³.

Высокая привлекательность таких произведений, как «Исторические пись­ма» Лаврова (20,4%) и «Государственность и анархия» Бакунина (15,6%), подтверждает роль лавризма и бакунизма как основных народнических на­правлений. «Исторические письма» были при этом значительно популярнее. Их изучение — новая ступень формирования революционного мировоззрения молодежи 1870-х годов по сравнению с «писаревщиной». Н.С. Русанов указал на отличия в восприятии трудов Писарева и Лаврова: «Одно время мы увлека­лись Писаревым, который говорил нам о великой пользе естественных наук для выработки из человека мыслящего реалиста. И вдруг небольшая книжка говорит нам, что на естественных науках свет клином не сошелся, что на од­ной анатомии лягушки далеко не уедешь; что есть другие важные человечес­кие вопросы; есть история, есть общественный прогресс, есть, наконец, на­род, который поддерживает на себе все здание цивилизации и который только и позволяет нам заниматься и с лягушками и всякими другими науками».

Для большинства семидесятников это произведение было «книгой жиз­ни», «революционным евангелием», «философией революции». Русанов дал типичную характеристику книги: «Ах, надо было жить в семидесятые годы, в эпоху движения в народ, чтобы видеть вокруг себя и чувствовать на самом себе удивительное влияние, произведенное "Историческими письмами"! Многие из нас, юноши в то время, а другие просто мальчики, не расстава­лись с небольшой, истрепанной, нечитанной, истертой в конец книжкой. Она лежала у нас под изголовьем. И на нее падали при чтении ночью наши горячие слезы идейного энтузиазма, охватившего нас безмерною жаждою жить для благородных идей и умереть за них» ²⁴. Если книга «Исторические письма» могла перевернуть мировоззрение и звала к конкретной деятельно­сти, то «Государственность и анархия», скорее, подтверждала их собствен­ные мысли. Как считал З.К. Ралли-Арборе, «бакунинская пропаганда лишь совпала с тем главным выводом, к которому пришла внутренняя подготови-

99