7. Общественное движение / 1. Народничество / Колесникова / 5
.docтельная работа и уже имевшаяся революционная практика данного поколения». И он, и Сажин были не согласны с мнением «некоторых историков», что книга «заменила собою... незаменимое и гораздо более продолжительное воспитательное влияние, какое имела на данное поколение социалистическая литература 1860-х годов» 25.
Мемуаристы-народники отметили, что к «серьезному чтению» молодежь подходила в старших классах гимназии. Чарушин помнил, что читали «по вопросам мироведения, по биологии, философии, пытаясь даже осилить Опоста Конта, по русской и всеобщей истории, по социологии и политэкономии, социализму и пр.» 26 В список самых читаемых книг вошла естественнонаучная, философская и историческая литература. А.И. Корнилова-Мороз утверждала, что «научная аргументация» способствовала «умственному развитию», необходимому «для выработки «критически мыслящей личности», для работы на пользу «страдающих и угнетенных». Определяющим сочинением для себя она назвала труд Л. Бокля о роли просвещения в истории цивилизаций 21.
Русская наука — труды И.М. Сеченова, Д.И. Менделеева, Н.И. Костомарова — представлена более скромно, чем европейские исследования. Единственная популярная у молодежи русская философская книга — «Антропологический принцип в философии» Чернышевского (103 упоминания), усилившая интерес к материализму вообще, антропологизму Л. Фейербаха в частности. Семидесятники помнили влияние, оказанное на их становление научными трудами Писарева и Михайловского. В революционной среде получила распространение статья Михайловского «Что такое прогресс?» (1869 г). П. Владыченко вспоминал, что «ходивший по рукам» в Одессе экземпляр этого сочинения (публиковалось в «Отечественных записках») с многочисленными «подчеркиваниями и заметками на полях», был их «евангелием» 28.
Произведения К. Маркса были хорошо известны семидесятникам, их упоминают 250 человек. Но они считали себя неподготовленными к его чтению из-за научного характера и сложности стиля. 1-й том «Капитала» штудировали 149 человек, но даже журнальный вариант его отдельных глав «одолеть и понять могли только немногие». А.А. Филиппов, считавшийся знатоком европейской и русской социалистической литературы, признался: «Мне предложили прочитать "Капитал" Маркса, но я убоялся трудности его и отказался». «Манифест Коммунистической партии», литографированный московскими студентами в первой половине 1870 года, «ходил по рукам», но значительного распространения в революционной среде, по мнению М.Ю. Ашенбреннера, не получил. Его значение в деле формирования мировоззрения отметил 81 человек. Изучение трудов Маркса рекомендовалось только «интеллигентам», но сохранились описания неудачных попыток их разбора рабочими. Например, Д.Н. Смирнов, рабочий Трубочного завода в Петербурге, вспоминал: «Маркса мы читали... и, к стыду своему, мало понимали, и вели между собой споры, кому и как сидеть. О марксизме тогда и помину не было. Интеллигенты, помнится, никогда не говорили с нами о Карле Марксе, — все равно, мол, не поймут» 29.
С научным социализмом, экономической теорией Маркса русская дворянская молодежь знакомилась по трудам европейских и русских популяризаторов: Д.С. Милля, Н.И. Зибера, Ф. Лассаля, Чернышевского, В.В. Берви-Флеровского. Эти авторы были хорошо понятны семидесятникам. Корнилова-Мороз и С.Л. Перовская считали, что «целесообразнее изучать основы политэкономии в доступном изложении»: «Мы штудировали Милля с примечаниями Чернышевского и с восторгом зачитывались первым томом сочинений Лассаля, — писала Корнилова-Мороз. — Страстное красноречие последнего, его популярное изложение производили на нас чарующее впечатление» 30. «Основания политической экономии» Милля в переводе и с комментариями Чернышевского стали самой читаемой книгой семидесятников (321 человек), то есть каждый третий помнил произведенное ею впечатление. Чарушин объяснял популярность этого произведения
100
I