Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
Книга Арефьевой.doc
Скачиваний:
11
Добавлен:
13.03.2016
Размер:
1.15 Mб
Скачать

Глава IV. Гараж особого назначения (гон) Начальник гаража

Правительственный гараж находился на территории Кремля. Это был главный гараж, обслуживавший членов Политбюро и наркомов, за каждым из которых была закреплена отдельная машина с двумя шоферами, работавшими посменно. За пределами Кремля был филиал основного гаража, рангом пониже. Машины там не закреплялись за определенными лицами, а использовались для обслуживания приехавших в командировку секретарей обкомов или прибывавших в столицу для участия в работе пленумов или съездов членов ЦК партии, а также в иных подобных случаях. Оба гаража находились в общем подчинении.

Гараж особого назначения, где папа проработал чуть ли не всю свою жизнь, представлял собою маленькое, относительно самостоятельное государство со своим правителем, подданными и внутренними раздорами, в ходе которых враждующие группировки сталкивались не на жизнь, а на смерть.

Главой этого государства, его некоронованным королем был начальник гаража Удалов Андрей Павлович — человек во многих отношениях замечательный. Это был настоящий русский богатырь, высокого роста, косая сажень в плечах, с широкой грудью и твердой уверенной походкой. При этом все в его фигуре было так пропорционально и ладно подогнано, что он казался даже изящным. На него заглядывались, когда он шел широким шагом по улице, гордо подняв свою крупную голову и как бы не замечая никого вокруг. Одет он был всегда великолепно, а порою даже брал с собой тяжелую трость. Я сама несколько раз слышала, как прохожие, обращаясь друг к другу, спрашивали: «Не помните, как фамилия этого артиста?» Он и в самом деле, общим обликом напоминал Мхатовского Ершова. Но артистом он никогда не был, и семья его тоже к театру отношения не имела. Сделал человек сам себя, отстрогал, выточил, отполировал, и благородная повадка стала неотъемлемым и естественным свойством его натуры.

По отношению к своим подчиненным Андрей Павлович был чрезвычайно требователен и строг. Его боялись и слушались безоговорочно. Своим басом, слегка опустив глаза, он обычно один на один так умел отчитать проштрафившегося сотрудника, что тот вылетал пулей из его кабинета, и рубашка на нем становилась мокрой от пота и страха. Свои грозные проработки Удалов не повторял: раз сказал, потребовал и дело с концом. Он не сомневался, что одного разговора достаточно, иначе человек начнет нервничать, появится неуверенность, а это на их ответственной работе недопустимо.

Был Андрей Петрович человеком достаточно уверенным и не терпел постороннего вмешательства в дела своей вотчины. В подобных случаях он проявлял недюжинную смелость и самостоятельность. Никакого подлаживания под чужое мнение, а тем более подхалимства с его стороны даже представить себе невозможно.

А между тем положение его было не из легких. Дело в том, что над гаражом стояли два мощных ведомства. Собственно, сам гараж находился на балансе Совнаркома. Заработную плату работники гаража получали по ведомостям, заверенным печатями Совнаркома. В Совнарком изредка вызывали для бесед и отчетов Андрея Павловича, что он считал вполне нормальным.

Однако в гараже присутствовала и еще одна власть. Это были охранники, сотрудники уже не Совнаркома, а НКВД или КГБ. Уволить охранников Удалов, естественно, не мог, да он и сам понимал необходимость охраны. Однако относился он к ним с презрением и не скрывал этого. Главное, что его возмущало, так это то, что как он замечал, помимо своей основной работы, охранники устанавливали слежку за его людьми. Такого он спокойно перенести не мог, поскольку справедливо полагал, что со своими работниками, в надежности которых не сомневался, сумеет справиться сам.

Со своей стороны охранники, а также их высокое начальство ненавидели Удалова за самостоятельность и нежелание идти на сотрудничество с ними, попросту говоря, стать «стукачом-доносчиком». Негласная борьба шла за то, чтобы передать гараж в ведение НКВД, уволить Андрея Павловича и ряд наиболее строптивых шоферов, заменив их своими людьми, что, в конце концов, и было сделано. Но произошло это много позже.

Пока же Удалов был им не по зубам. Он, конечно, это знал и вел себя как повелитель, вынужденный из соображений дипломатии терпеть неприятную ему публику. Когда-то в прошлом Удалов был шофером Сталина и по причинам, никому не известным, Сталин проникся к нему симпатией. Мне кажется, что отношение Сталина к людям не поддается никакому логическому объяснению. Он мог неожиданно приблизить человека и столь же внезапно не просто забыть о нем, но и уничтожить, стереть в порошок. Какие именно человеческие качества вызывали в нем симпатию, мне не ведомо. Но только не лесть и не подхалимство. Сталин при всех его недостатках был достаточно умен, чтобы не поддаваться на такие простые уловки. И вот этот-то всесильный вождь воспылал теплыми чувствами к Андрею Павловичу. Именно он дал указание назначить его начальником гаража. Кто же, спрашивается, после этого посмел бы его снять?

Более того, Удалов был вхож к Сталину, и кому как не КГБ, было об этом знать. Ходили даже слухи, что вождь приглашал Андрея Павловича на какие-то свои банкеты. Скорее всего, это была легенда. Но и легенды было достаточно, чтобы терпеть Удалова и не ввязываться с ним в драку без подходящего беспроигрышного случая.

Все шоферы, механики, обслуживающий персонал гаража хотя и трепетали перед грозным начальником, однако и уважали его по-настоящему глубоко. Во-первых, за профессионализм. Удалов обладал каким-то сверхъестественным чутьем машины. После того как механики подготовили автомобиль к выезду, он проверял его еще и сам. Прислушиваясь к гулу мотора, он улавливал незаметные для обычного уха шумы и посторонние постукивания и совершенно точно мог указать, где именно находится место сбоя. Даже опытные механики удивлялись его невиданной проницательности. Водил машину Удалов с особым шиком, лишь слегка касаясь руля, так что со стороны казалось, что движется она самостоятельно, а шофер при этом лишь присутствует. Когда ему надо было выехать за пределы Кремля, он обязательно надевал на голову кожаную кепку, а на руки длинные кожаные перчатки с раструбами на концах. Я много раз наблюдала эту впечатляющую картину под названием «Удалов в автомобиле», поскольку жила с ним в одном доме, только в разных подъездах.

Во-вторых, Андрея Павловича ценили и уважали за то, что своих людей он в обиду не давал. Все знали: за ошибку, промах отругать может, но зато никогда не предаст, в верхи доносить не станет, из беды вызволит. Мой папа уже после окончания войны допустил впервые в жизни серьезный промах. Он не любил вспоминать о нем, и потому я не считаю себя вправе раскрывать подробности. Скажу только, что дело было серьезное, и виноват был папа. По всем статьям его должны были бы уволить. Но Андрей Петрович очень ценил «старую гвардию» и, нажав на ведомые лишь ему педали, добился разрешения оставить папу на прежней работе. А какие тирады, вызвав папу в кабинет, произнес он своим рокочущим басом, легко догадаться. Полагаю, что состояли они не из одних только литературных слов. На этом инцидент был исчерпан. По своему обыкновению, Удалов о нем, если и не забыл, то, во всяком случае, вслух не говорил.

Однажды в гараже появился новый работник, некто Бричкин. Папе он сразу не понравился: «Как-то неприятно глаза у него бегают», — объяснял он свою неприязнь. Но один из папиных друзей, Долбинин, возражал, дескать, парень стесняется, потому и держится напряженно, надо его не отталкивать, а приласкать. Между тем Бричкин зачастил в наш дом. Сидит, бывало, часами, то молчит, то в шахматы предлагает сыграть, а чаще всего о людях гаража расспрашивает, говорит, что хочет всех побыстрее и получше узнать. Все это папе не нравилось, но по деликатности своей он терпел незваного гостя и даже чаем его поил.

Как-то раз в гараже в присутствии нескольких шоферов, в том числе и Бричкина, другой папин друг по фамилии Волков вдруг недоуменно спросил, обращаясь скорее к самому себе, чем к кому-нибудь конкретно: «Что же это у нас так много врагов народа развелось?» Кто-то из присутствующих пояснил: «Так ведь товарищ Сталин сказал, что классовая борьба обостряется, вот потому и врагов становится больше». На этом, собственно, разговор и прекратился.

Наутро Удалов вызвал к себе в кабинет Волкова, Долбинина и папу, хотя ни тот, ни другой в разговоре не участвовали, а только присутствовали. Не предложив никому сесть, Андрей Павлович произнес тихо, но внушительно и с металлом в голосе: «Вот что я вам скажу: вы при Бричкине языки свои не распускайте». Николай Иванович Волков, как всегда, распетушился, начал что-то объяснять, но Удалов его резко прервал: «Ты что, Николай, не понимаешь, что нас всех из-за твоей безответственной болтовни могут к стенке поставить? Я все сказал. Обсуждений не будет. Идите работать». И тут же добавил, тяжело вздохнув: «Я еще пока и сам не знаю, чем все это для нас обернется».

Все же дело Андрею Павловичу удалось замять. Более того, через год он сумел, хотя и не полностью, освободиться от Бричкина. Уволить его он не мог, но перевел из Правительственного гаража в филиал. С той поры Бричкина никто больше не видел.

Уважали Удалова и за заботу о подчиненных. Он выбивал для них квартиры, в случае болезни устраивал в лучшие клиники. При гараже работала столовая, где всегда можно было получить горячие блюда. По инициативе и под энергичным напором Удалова был выстроен в районе города Пушкино небольшой дачный поселок, где отдыхали во время отпуска шоферы и члены их семей. Для тех, кому требовалось лечение, он доставал санаторные путевки. Со всеми своими бедами сотрудники гаража шли к Удалову с твердой уверенностью, что он поможет. Не было случая, чтобы он отказал. И все это молча, не требуя никакой особой благодарности. Что и говорить, отношения были патерналистскими, но в те годы они не могли быть иными.

Вместе с тем Андрей Павлович умел держать дистанцию и панибратства не допускал. Встретив во дворе меня или маму, он вежливо раскланивался, но в разговоры не вступал. Правда, на мою свадьбу прийти не отказался, явился с огромным букетом роз и корзиной, в которой лежали бутылки дорогого вина и коробки шоколадных конфет. Был неузнаваем: танцевал, шутил, ухаживал за моими подругами и всех очаровал. Даже невесту с женихом невольно потеснил на второй план. А наутро снова был величествен и недосягаем.

Жил он один. Правда, в том же подъезде на первом этаже жила женщина, которая вела его хозяйство. В доме все знали, что она не только заботится об Андрее Павловиче, но иногда остается у него ночевать. Однако когда как-то в разговоре упомянули его жену, имея в виду эту самую экономку, он спокойно отрезал: «У меня нет жены».