ККР А. Сурнин - прообраз лесковского Левши

Министерство образования РФ

Тульский Государственный Университет

Кафедра: ”Культурологии и истории”

Реферат на тему:

А. Сурнин - прообраз лесковского Левши

Выполнил: студент гр.120991

Субботин А.В.

Тула-2002

Мы редко говорим о мастерах, о тех творцах,

кто, не жалея чувства, любое дело до вершин

искусства поднять умеет, зная толк в делах.

Свет окон их не гаснет и в ночах.

И светел пот, струящийся по лицам.

И слава русская досель, как говорится,

лежит на их натруженных плечах.

С. Галкин

Всему миру известен “ Сказ о тульском косом левше и стальной блохе “ Н.С.Лескова. Рассказывается в нем об английских мастерах, сделавших стальную блоху натуральной величины. Эта диковинка была подарена русскому царю. Пораженный такой невидалью царь велел найти лучших мастеров, способных на деле превзойти заморских. И такой нашелся в Туле . Им оказался Левша, подковавший “ аглицкую блоху “.

Когда же родилась эта легенда, откуда начала свое путешествие по разным краям ?

Ее истоки уходят в далекое прошлое, к тому времени когда тульские кузнецы побывали на британских островах. Как же это случилось в царской России ?

В 1782 г. указом Екатерины II было введено новое “ Положение “ об управлении заводами и оружейниками. Оно намечало ( наряду с другими мероприятиями ) строительство новых заводских зданий, пополнение и замену оборудования.

Но это можно было осуществить, лишь успешно усвоив не только отечественный, но и зарубежный опыт. Особый интерес представляли, конечно, технические достижения Англии, где с наступлением промышленного переворота быстро прогрессировало машиностроение. Правительство, стремясь стимулировать развитие русской индустрии, возобновляет командировки русских специалистов в Англию. В 1780-х годах там побывали механики Ф.П. Борзов, Р. Дмитриев, Л.Ф. Сабакин. Они знакомились с заводами и фабриками, проявили себя как выдающиеся специалисты в конструировании и эксплуатации паровых двигателей, получив заслуженное признание своих английских коллег.

Но иногда подобные командировки определялись отнюдь не государственными интересами, а прихотью влиятельных особ. Так и случилось с тульскими мастерами.

Тульские оружейники издавна славились своим неподражаемым мастерством. Созданное ими роскошное оружие, различные изящные “ субтильные “ металлические вещи украшали дворцы царей и аристократии, стоявшей у кормила власти. Высоко ценил их “ великолепный князь Тавриды “ Г.А. Потемкин. Он как президент Военной коллегии имел прямое отношение к Тульскому оружейному заводу и, обладая великолепным подбором таких изделий, с гордостью показывал их высокопоставленным русским и иностранным гостям. Г.А. Потемкин и пожелал отправить “ тульских художников “ в Англию для совершенствования именно в привлекавших его “ изящных “ работах. Он предписал тульскому наместнику генералу М.Н. Кречетникову прислать в Петербург 4-х оружейников для обучения “ посредством искусного здесь художника “ бронзовым, шпажным, мелочным работам и воронению, “ дабы увидеть, здешние ли лучший получат успех, или отправленные в Англию “ .

В соответствии с предписанием Потемкина заводское начальство избрало для заграничной поездки молодых оружейников Алексея Сурнина и Якова Леонтьева. Трудно сказать ( за отсутствием соответствующих материалов ), чем был мотивирован этот выбор. Но по тому, что Потемкин назвал Сурнина и Леонтьева “ тульскими художниками “, можно думать, что они уже выделились своими способностями.

Среди коренных потомственных оружейников фамилия Сурниных была известна давно. Еще писцовая книга г. Тулы за 1677 г. называет “ казенного кузнеца Ваську Васильева сына Сурнина “. Однако они не вошли в ряды “ первостатейных “ и жили в труде и нужде.

Алексей Сурнин родился в 1767 г. и ему, как всем детям оружейников, предстояло пойти нелегким путем своих отцов и дедов. Он освоил грамоту и был определен к “ науке оружейного мастерства “, которую проходил, как было в обычае, под непосредственным руководством отца или родных. В дальнейшем, по сдаче установленного испытания (“ по свидетельству “), ему предстояло работать в одном из цехов. Но неожиданные обстоятельства вскоре открыли ему иные перспективы.

Леонтьевы известны с начала ХYIII века. Позднее из этой фамилии вышли мастера художественной отделки оружия.

Алексей и Яков были молоды, из малоимущих семей и, видимо, единственными кормильцами, так как с отъездом их родителям было определено пособие от казны, “ чтоб не терпели нужды “.

Туляки прибыли в Петербург в начале 1785 г. Навигация на Балтике кончилась, и они направились в Лондон сухопутьем, возможно, с одним из дипломатических курьеров. Путникам открылись неведомые страны. Дорожные впечатления и встречи расширили их кругозор, пробудили новые интересы и стремления. Сурнин и Леонтьев прибыли в Лондон только к ноябрю 1785 г. и поступили на попечение русского посла в Англии графа Семена Романовича Воронцова (1744-1823). Этот талантливый дипломат с достоинством и твердостью представлял интересы России, имел широкие общественно-политические связи в Англии, хорошо знал военное дело и потому оказал большое влияние на судьбу тульских оружейников.

“ Надзирание “ за присланными для обучения из России, по поручению Воронцова, осуществлял священник посольства Я.И. Смирнов. Наряду с пастырскими обязанностями он действовал “ по дипломатической части “, доставляя сведения о политических настроениях и даже заседаниях парламента, и располагал обширными связями в английском обществе. Смирнов определил Сурнина и Леонтьева в пансион, где они должны были обучиться чтению и письму по-английски и рисованию: очевидно, предполагалось, что они должны будут получить не только ремесленные навыки, но и более широкую техническую подготовку.

Обучение их, однако, неожиданно затянулось. Князь Г.А. Потемкин, прислав туляков в Лондон, забыл распорядиться о переводе денег на их содержание. Туляки терпели лишения, вошли в долги. Затянувшееся пребывание в пансионе дало достаточно времени для знакомства со столицей Англии. Сурнин и Леонтьев видели и древний замок Тауэр на берегу Темзы, и узкие улицы Сити, над которыми высился грандиозный собор Св. Павла, правительственные здания, дворцы, особняки, и рабочие кварталы Ист-Энда, переходившие в “ знаменитые “ лондонские трущобы. Пытливо наблюдая быт и контрасты большого города, где при “ свободном “ состоянии народа благоденствовали одни и бедствовали другие, туляки скоро расстались с наивными представлениями о “ хорошей жизни “ за морем.

Только летом 1787 г., когда долгожданные деньги наконец поступили, обучение в пансионе завершилось. Сурнин и Леонтьев в Бирмингем и Шеффилд “ для примечания стальных мануфактур и употребляемых на оных машин “. В Бирмингеме они познакомились с выделкой замков, пуговиц, пряжек, бытовых изящных вещиц, которые пользовались большим спросом.

Когда Сурнин и Леонтьев возвратились в Лондон, предстояло определить характер их дальнейших занятий.

С.Р. Воронцов, “ ранее сам служа в армии “, видел существенные недостатки изготовляемого в России оружия. Поэтому он считал, что “ гораздо полезнее будет для Отечества, чтобы на наших оружейных заводах умели делать то, что необходимо, нежели чтобы доставить петиметрам нашим способы украситься прелестными нарядами, хорошо вышлифованными шпагами, блестящими пряжками, цепочками и тому подобным “. По этим соображениям Воронцов и приказал определить Сурнина и Леонтьева к “ лучшим здешним оружейным мастерам “ и 7(18) июля 1788 г. написал об этом Кречетникову. Но англичане, “ не желая выпускать ремесла из своего отечества “, отказывались принять русских учеников, угрожая исключить из цеха мастеров, которые это сделают. С большим трудом удалось определить Сурнина к “ первому оружейному мастеру “ Генри Ноку, а Леонтьева – к Дурсу Эггу. Пользуясь удобным случаем, они взяли с русского правительства очень высокую плату – 120-150 фунтов в год ( от 960 до 1200 русских рублей ). Но эти расходы вполне себя оправдали. Сурнин и Леонтьев получили возможность совершенствоваться под руководством известных английских оружейников.

Имена Г. Нока и Д. Эгга упоминались в литературе, однако до недавнего времени их производственная деятельность оставалась по существу неизвестной. Но сведения о ней важны для того, чтобы судить о той технической школе, тех знаниях и навыках, которые могли получить тульские мастера. Сейчас этот пробел восполнен некоторыми работами исследователей.

Генри Нок (1741-1804гг.) был известен как крупный предприниматель по выделке различных образцов кремневого, заряжавшегося с дула огнестрельного оружия. Чтобы иметь преимущество перед своими конкурентами, он вел большую работу по конструированию новых образцов оружия. Им были разработаны собственные образцы шомпольных и казнозарядных мушкетов, драгунского карабина, двуствольного карабина, 4- и 7-ствольных пистолетов. Нок был, несомненно, выдающимся специалистом и это открывало Сурнину широкие возможности.

По совместному выполнению заказов Нок был связан с другим лондонским мастером Д. Эггом, который, возможно, был его компаньоном. Видимо он и способствовал тому, что Леонтьев был принят в мастерскую Эгга. Последний был также известным оружейником, но в противоположность Ноку особо не проявил себя в техническом творчестве.

Сурнин вскоре проявил талант и трудолюбие, что обеспечило ему особое расположение Нока. “ Сей честный и совершенно преданный России художник, - писал позднее Сурнин, - сообщал мне без малейшего закрытия все тайны своего художества, препоручив мне смотрение над всеми работами и над двумястами преискусных подмастерьев “. Сурнин мог подробно изучить и новейшие образцы оружия, и процесс их изготовления. Он стал надежным помощником Ноку, и тот, желая удержать его у себя, соглашался снизить в дальнейшем плату за обучение.

Среди лондонских оружейников Сурнин получил заслуженную известность, о чем дошло и до русского посла С.Р. Воронцова. Он также высоко ценил деятельность Сурнина, признав, что тот “ неутомим в приобретении успехов в пользу России ”. Но в Петербурге почти забыли о туляках. Сурнин и Леонтьев продолжали терпеть лишения, делали долги. Их стали склонять навсегда остаться в Англии. Сурнин не уступил соблазнам, он горячо любил свою Родину и только ей хотел служить до конца. Леонтьев оказался малодушным, “ вдался в беспорядочную жизнь “, бежал от мастера и скитался на чужбине. Пути друзей и земляков навсегда разошлись.

Происшедшее встревожило Воронцова. Он писал президенту Коммерц-коллегии: “ Прошло более 3-х лет, как были отправлены два тульских оружейника, чтобы усовершенствовать себя в мастерстве. Один из них повернул слишком плохо. Другой столь же честен, сколь и превосходен в своем искусстве, ему более нечему учиться. Я хочу отправить его обратно, когда Кречетников пишет мне, чтобы оставить его еще. Для этого я делаю представление, что недалека опасность его лишиться “. Вряд ли Воронцов имел основания сомневаться в намерениях Сурнина. Но ухудшение англо-русских отношений в 1790-1791 гг. побуждало к возвращению Сурнина на Родину.

В августе 1791 г. Воронцов, отправляя Сурнина обратно в Россию, сообщил об этоличным письмом князю Г.А. Потемкину. Рекомендуя его покровительству князя, он писал, что, посещая “ здешние города и заводы для примечания машин, разных инструментов “, Сурнин приобрел некоторые из них. Воронцов считал, что посредством этих машин и инструментов Сурнин сможет “ делать все разные части с таковою точностью, что сколько бы тысяч оных заказано не было, то все части годны будут ко всякому замку “. Это заявление Воронцова очень важно. Оно прямо говорит о том, что А.М. Сурнин, изучив производственный опыт Англии, мог обеспечить выработку взаимозаменяемых деталей ружейного замка, что должно было способствовать установлению взаимозаменяемости в русском оружейном производстве.

Воронцов высоко ценил личные качества Сурнина. Его благородный патриотизм, стремление отдать все знания и силы на службу Родине тронули даже такого надменного англомана, как князь, поэтому сохранил он на долгие годы память о Сурнине и уважение к простому тульскому оружейнику.

Нетерпеливо ожидал Алексей Сурнин встречи с желанной родиной. В начале 1792 г. после 6-ти лет, проведенных на чужбине, он вернулся в Петербург. Когда-то он уехал отсюда робким юношей, теперь же стал взрослым человеком с определившемся характером и стремлениями. За эти годы Сурнин приобрел знания и опыт; бурная общественно-политическая жизнь Запада, свидетелем которой он был, обогатила его разнообразными впечатлениями, дала немало поводов для размышлений… Он имел достаточно возможностей, чтобы видеть “ веселую старую Англию “ во всей ее неприглядной действительности. В стране безраздельно господствовала аристократия, поднимающаяся буржуазия лихорадочно обогащалась в ходе промышленного переворота, безжалостно эксплуатируя свободных наемных рабочих, обреченных на нищету и бесправие. Мы никогда не узнаем об общественно-политических взглядах Сурнина – высказывать их в те времена осмеливались очень немногие. Но можно утверждать, что в противоположность сановным российским англоманам ( тому же Воронцову ), он отнюдь не восторгался английскими порядками. Он с детства знал нужду и нелегкий труд, и потому все трудовые люди, независимо от национальности, были близки и дороги ему. Он до конца своих дней видел в рядовых оружейниках собратьев и товарищей, опыт и поддержка которых способствовали в его труде и исканиях.

Сурнину предстояло теперь получить назначение. Имея рекомендательное письмо С.Р. Воронцова к тульскому наместнику М.Н. Кречетникову, он несомненно рассчитывал вернуться в родную Тулу. Но Военная коллегия решила поручить ему “ в смотрение “ оружейный завод, который намечали строить в Олонецкой губернии. Пока дело решалось, Сурнин съездил в Тулу. Он вновь оказался в семье и среди старых друзей, нашел время для “ точного обозрения “ заводских работ. Задуманная в 1779-1782 гг. перестройка завода “ каменным зданием “ не осуществилась; машины и строения обветшали. Фавориты наместников своевольно вмешивались в дела завода, что привело его в “ жалкое положение “. Сурнин не мог оставаться к этому равнодушным и хотел работать именно в Туле. Он обратился с письмом С.Р. Воронцова к М.Н. Кречетникову, но тот находился в Киеве, и Сурнина направили туда, чтобы он лично доложил, как “ привесть работы и прочее в лучшее состояние “. Это еще раз показывает нам, какое значение придавалось дальнейшей работе Сурнина.

Для Кречетникова, знающего действительное состояние производства оружия в Туле, основным в предстоящей работе Сурнина явилась выделка взаимозаменяемых деталей замка. Чтобы лично заинтересовать его в этом, Кречетников просил дать Сурнину “ приличное награждение и хотя бы небольшую золотую медаль для отличения его и одобрения его тем, так и для побуждения тульских мастеровых к снисканию у него нужных познаний “. Здесь Кречетников следовал уже определившейся правительственной политике поощрять вышедших из народа деятелей русской техники, чтобы затем воспользоваться их талантами и трудами в интересах самодержавно-крепостнического государства. Однако сам Кречетников, прося о награждении, не проявил особой щедрости, назначив Сурнину … всего 20 рублей в месяц.

В январе 1792 г. Сурнину поручалось “ первейшее и главное попечение иметь о поправлении замков оружейных “. “ В полную команду “ ему предоставлялись для обучения молодые способные оружейники. Одновременно он должен был сделать “ полное ружье на английский манер “, установить выплавку инструментальной и пружинной стали и выделку инструмента, которым оружейники “ весьма недостаточны “. Так впервые определился круг деятельности Сурнина.

В заводе для Сурнина была отведена особая мастерская, где под его руководством работали набранные “ по собственному его одобрению “ из разных цехов ученики. Предоставив ему достаточно широкие полномочия, наместник, однако, не определил его ранга среди прочих городских чинов. Это поставило Сурнина в неопределенное, если не прямо унизительное положение. Правившие заводом чиновники-дворяне видели в нем всего лишь простого казенного оружейника. Свыкшись с традиционной рутиной в производстве, равнодушные к техническому прогрессу, они вовсе не собирались поощрять новаторских начинаний Сурнина, которые обещали им досадное беспокойство. В марте 1792 г. он был вынужден обратиться в Военную коллегию, прося дать ему “ некоторое отличие “, т.е. чин, который бы обеспечил его права и возможности. С ответом не торопились. Это заставило Сурнина обратиться к Екатерине II с просьбой устроить его судьбу “ к пользе отечества таким образом, дабы застарелые и вредные злоупотребления не могли препятствовать моей ревности “. Просьба, представленная Сурниным, дает большой и важный материал для выяснения его технической деятельности, так как он сам описывает в ней и свои занятия в Англии, и перечисляет привезенные машины и чертежи. Здесь названы 5 машин для отделки замка, 14 чертежей машин для выделки разных изделий бытового назначения, особо отмечены “ новоизобретенный оружейный замок с одним только шурупом и духовое ружье “. Особое место в своей деятельности Сурнин отводит работам по стрелковому оружию. В том же перечне он пишет: “ Пистолет, сделанный мною в свободные часы, прилагается в оригинале, который, зарядив один раз, производит 10 выстрелов в полторы минуты. Таковой же конструкции можно сделать и карабины “. Таким образом мы впервые узнаем, что А. Сурнин, продолжая традиции тульских умельцев, выступал в качестве конструктора своих оригинальных образцов оружия.

Пока нет данных, чтобы судить о том, каков был пистолет, предложенный Сурниным. Над многозарядными системами оружия тогда работали во многих странах ( Вильсон, Мортимер – Лондон, И. Полин – Тула и др. ). Мы не знаем, как именно Сурнин пытался решать эту задачу, но его искания способствовали развитию стрелкового оружия, свидетельствовали о широте его технических интересов.

Деловая, проникнутая сознанием собственного достоинства записка Сурнина еще полнее раскрывает его личность. Это вышедший из народа талант, который борется с застарелыми предубеждениями, отстаивая свое право на творческий труд для блага Родины.

Обращение имело неожиданные последствия. Пока нового оружейного завода в Олонецкой губернии не построили, Сурнин в июле 1792 г. был оставлен в Туле, что отвечало его желаниям. С первых дней своего возвращения в Тулу он вел большую работу по совершенствованию самого оружия и способов его изготовления. Для этого в его подчинение были назначены по выбору от цехов 18 оружейников. Это были мастера всех специальностей, необходимых для выделки ружья в целом. Пользуясь современными понятиями, мы бы сказали, что под руководством Сурнина была организована некая экспериментальная группа. Вскоре стал виден результат деятельности этой группы : 5 ружей разного калибра были представлены графу П.А. Зубову, и это, возможно, имело отношение к введению в армии в 1793 г. нового пехотного ружья.

Большая часть работ в Туле велась по домам у мастеров, располагавших весьма примитивной техникой. После того, что он видел в Англии, Сурнина поразил “ великий недостаток в мастерских инструментах “. Он предложил “ в заводе сделать более тысячи штук нужных инструментов “. Дороговизна английских пил побудила Сурнина к заведению небольшой “ пилозубной фабрики единственно для своих учеников “. Он впервые пытался организовать инструментальное хозяйство для облегчения труда и повышения производительности. Много внимания уделил Сурнин и самому технологическому процессу, особенно его “ узким местам “. Заготовка деталей замка свободной ковкой вызывала большую затрату металла и излишнюю слесарную работу. Сурнин здесь впервые ставит вопрос о ковке замков в форме, что открывало возможность в дальнейшем установить их штамповку. Он хорошо видел перспективы механизации производства, но эти замыслы осуществили уже позднее другие.

Согласно указу Екатерины II 10 февраля 1794 г., как “ показавший на опыте искусство свое в делании различного рода огнестрельных оружий “, Сурнин был назначен “ мастером оружейного дела и надзирателем всего до дела ружья касающегося “ с жалованьем 500 рублей в год. Ему поручались и руководство производством, и окончательный контроль оружия “ собственным его клеймом “. Это открывало широкие возможности. Через год его произвели в прапорщики – чин 14-го, последнего класса. На большее в самодержавно-крепостнической России не мог рассчитывать казенный оружейник!

В 1798 г. Россия вошла в коалицию держав для борьбы против Французской республики. Армию предстояло обеспечить оружием. В 1798 г. был утвержден новый образец ружья для замены уже имевшихся. Военная коллегия предписывала изготовлять все детали оружия “ такой ревноты, чтобы к каждому того рода оружию годились “, т.е. они должны были отвечать требованию взаимозаменяемости. Этот принцип получил признание еще в середине ХYIII в., но завод оставался мануфактурой, основанной на ремесленном труде, что осложняло его осуществление. Полная взаимозаменяемость деталей была достигнута лишь к началу ХIХ века.

Правление завода 15 июля 1798 г. предписало А.М. Сурнину, избрав из всех цехов “ искуснейших мастеров “, сделать под его личным присмотром образцовые ружья ( эталоны ) для Тулы и Сестрорецка. Одновременно Сурнину с помощниками поручалось составить Правила, “ по которым каждый мастер мог бы делать свое изделие во всей точности противу образца и в совершенной пропорции и равноте одной вещи с другою “. Ставилась задача провести пересмотр всего технологического процесса с тем, чтобы обеспечить взаимозаменяемость деталей. Сурнин хорошо понимал, что эти правила должны были опираться на тот производственный опыт, который был накоплен коллективами цехов за долгие годы. Он и его помощники представляли первоначальные проекты правил на обсуждение руководителей производства – головы общества оружейников, старост всех пяти цехов и десяти артельных старшин. Основываясь на их мнениях, эта “ комиссия “ под председательством советника правления Михайлова окончательно определяла “ истинные и полные, совершенно выполняющие требуемую точность правила “.

Эти большие и сложные работы начались в июле и были завершены в весьма короткий срок – к концу сентября 1798 г. именно благодаря тому, что Сурнин сумел привлечь к ним достаточно широкий круг самих оружейников. Но основное, конечно, сделали сам А.М. Сурнин и его помощники: Я. Крапивенцев, М. Воротников, И. Лисицын, И. Полин, Т. Панаргин, И. Бакулев и лучшие мастера цехов.

“ Правила “ одобрило заводское правление. Они определили технологический процесс изготовления деталей с указанием инструмента, приспособлений, рабочих и поверочных лекал. Сурниным было также составлено и “ Описание лекалам, проймам, машинам, заведенным на предмет возделывания огнестрельного оружия с таковою аккуратностью, чтоб все части одного ружья ко всем прочим употреблены быть могли “.

Но на практике осуществление разработанных А.М. Сурниным мероприятий встретило значительные трудности. Привычный консерватизм еще давал себя чувствовать, и к тому же в условиях того времени узкий технический базис мануфактуры исключал возможность действительно научного расчленения процесса производства.

Не сохранилось подробностей о том, как Сурнин постепенно ввел разработанную им организацию технологического процесса. Но судя по заметному увеличению выхода оружия во время войны с Францией 1805-1806 гг., он успешно завершил свою большую и трудную работу. За это говорит и повеление Александра I от 10 декабря 1806 г. о выдаче А.М. Сурнину “ в награду отличных трудов и ревности в службе “ – тысячи рублей. Даже царское правительство, равнодушное к трудам и открытиям людей из народа, признало его заслуги. В той же должности надзирателя дела оружия он успешно продолжал свою службу в заводе. В 1799 г., когда указ императора Пала I запретил недворянам быть даже младшими офицерами, Сурнин был “ переименован в штатские чины “ и постепенно продвинулся до IХ класса – титулярного советника.

Долголетний опыт и знания обеспечили Сурнину известность и авторитет. Его жаловали императоры, знало сановное начальство. Гордый вельможа С.Р. Воронцов не забыл его за долгие годы. В 1805 г. в письме к сыну, ехавшему в Тулу, он характеризовал Сурнина как “ человека, достойного уважения, способного привести заводы в лучшее состояние “.