Kurpatov_A_V_-_21_pravdivy_otvet_Kak_izmenit

виртуальная, выдуманнаянашейпсихикой, стем чтобы почувствовать близостькнамнашихблизких.

И вотвсеэтоначинаетсясдетства, продолжаетсявмолодостии зреломвозрасте, финишируяподстарость.

Какникрути, страданьенам строитьижитьпомогает, правда, с издержками...

Зарисовкаизпсихотерапевтическойпрактики: «Аразвеможнобезстраданьяназемлепрожить?!.»

Ей45, аему62, онимужиженауже8 лет. Оналюбилаего11 лет, не надеясьнато, чтоонбудетеймужем, но, выполнивсвойдолгвтой семье, онсоздалновую— сней. Унихребенок— мальчик, ему6. Здесь вродебыегодолгещеневыполнен, ноонвдругуличенвизмене... Вот такаяистория.

Сначала Инга не думала, что ей придется обращаться к психотерапевту. Измена мужа застала ее врасплох и стала самым сильнымоскорблениемвеежизни. Когдаонивстретились, Ингебыло26, аеебудущемумужу43, онаустроиласьнаработувбюро, гдеонбыл начальником, аона— рядовымсотрудником. Нотогдаонбылещеженат, унегобылодвоедочерейижена, которую, поегословам, онникогдане любил. Нелюбил, ножил, какживутмногие— пообязанности, из чувствадолга, «порядунезависящихотнаспричин».

Ингалюбилаего, нонесчиталавозможнымответитьначувстваэтого роковогодлясебямужчины. Однакожеонбылнастойчив, испустя некотороевремямеждунимивсе-такивозникласвязь. По, словамИнги, онаникогданеукорялаеговтом, чтоон«выполняетсвойдолг» впервой семье, никогданетребовалаотнегонемедленногоразводасженой, никогданеупрекалаеговтом, чтоон-делюбитее, Ингу, анеженится. Но шловремя, егодочеривыросли, отношенияспервойженойрасстроились совершенно, такчторазводбылпредрешенисостоялся.

Ингабыласчастлива— мужчина, которогоонатаклюбила, которому посвятилавсю свою жизнь, сталнаконецеемужем, онародилаотнего ребенка, унихзамечательнаясемья, дом— полнаячаша... Егоизмена— неприятность, котораяприходитвсегда, когдаеенеждешь. Даикак можнобылождатьизменысосторонымужчины, которому, побольшому счету, такповезло? Онженилсяналюбящей егокрасивойи умной женщине, котораяктомужеещена17 летмоложе. Этаженщинарождает емунаследника— утешениенавсю егодолгую, счастливую старость. Конечно, Инга и подумать не могла, что это невозможное станет возможным!

Разумеется, уверенностьИнгивсвоембудущембыла, мягкоговоря,

легким заблуждением. Человек всегда остается человеком, мужчина остаетсямужчиной, аеслионимелопытсупружескойизмены, торазве возрастэтомупомеха? Ониневыглядитнасвои62, онасамапостоянно говорилаобэтомподругам: «Правдаведь, онсовершенноневыглядитна свойвозраст!» ПриэтомИнгакак-тозабыла, чтоуеемужасвояжизнь, своеощущение жизни, своепониманиежизни, свои потребности и интересы. Онаположиласьнаиллюзию счастья, ата, какэтообычно бывает, ееподвела.

Как я уже сказал, сначала Инга пыталась обойтись без психотерапевта. Внутриееразразиласьнастоящаябуря, онапохуделана десятькилограммов, днямииночамидумалаотом, как, где, скеми, главное, — почему ее муж стал ей изменять. Увлечение мужа, послужившееначаломвсейэтойистории, длилосьотносительнонедолго (всегопарумесяцев, тогдакаксИнгой этотмужчинавсвоевремя «увлекался» 11 лет!). Вообщеговоря, вовсемпроизошедшембыломного глупости, малоздравогосмысла, ноглавное— никакойтрагедии.

Нучтопроизошло? Произошлобуквальноследующее— мужуИнги приходилосьпостоянноработать, чтобыобеспечитьсвоюсемью(замечу попутно, чтоработаегобылаиответственной, инапряженной, связанной сомножествомстрессовыхмоментов). Ингавпоследниегодыполностью посвятиласебяребенку, чтовцеломпонятно— поздний, долгожданный, любимый. Смоментавступлениявбракотношениееекмужу, чегогреха таить, несколькоизменилось. Еслираньшеонбыл«птицейзалетной», которую нужнозадабриватьиподкармливать, тотеперьон«залетел» окончательно, так что интенсивность задабриваний существенно снизилась. Итутещепарадеталей: соднойстороны, Инганесколькораз крядудемонстрироваласвоенежеланиевступатьсмужемвсексуальные отношения, асдругойстороны, унегонаработепоявиласьженщина, котораятолькоэтимжеланиемижила.

Теперь, оглядываясьназад, муж Ингиужепрекраснопонимал, что наделалглупостей, причемонпонялэтоещедотогомомента, когдабыл раскрыт. Да, овчинка, очевидно, нестоилавыделки. Однакосделанного неворотишь, иначалосьто, чтомужИнгидаженемогсебепредставить.

Егонесчастье, какиположено, пришло, когдаегониктонеждал. Муж Ингинадеялсясначала, чтоженаничегонеузнает, потом нато, что посерчаетиотойдет, авышловотчто...

Ингапочувствоваласебяоскорбленной и, хотямуж немедленно принес свои извинения и вернулся, она объявила ему своего рода вендетту, которую, какнетруднодогадаться, «оформила» удивительным, виртуозным образом, отработав роль жертвы. Слезы и обвинения, осужденияиунижениясыпалисьнанего, какизрогаизобилия. Ноиэто ещетолькополбеды. Вторая, половинасостоялавследующем: Инга

фактическиумиралавсвоемгоренаегоглазах. Онатозаламываларуки, толишаласьчувств, топревращаласьвнастоящую фурию. Ингакляла судьбу, занималась самобичеванием и обвиняла весь мир скопом в абсолютной и категорической несправедливости «ко всем честным, доверчивымиблагороднымлюдям»!

Корочеговоря, пьесапринялатакойоборот, чтоещечуть-чуть, имуж действительнобы отИнгиушел. Конечно, ондолгоевремядержался молодцомивыдерживалвсенападкисостороныоскорбленнойвлучших чувствах супруги, полагая, что, в целом, заслужил подобноек себе отношение. Однако, с другой стороны, он рассчитывал, что его «чистосердечноераскаяние» даетемуправонасмягчениенаказания. Но

вышловсесовсем иначе: Ингаприменилаход	Жаловаться на то,	что
конем. Онакакбы дажеинеоченьобвиняла	жизньлишенарадостей,	вто
	времякакестьхотябы одно

своегомужавизмене(«Обэтом даженеловкосущество, которому мы
говорить!»	— сообщила Инга). Она сталаспособныпомочьсоветомили
«умирать»,	«сгоратьнаглазах» и самим этим просто своим присутствием,
	— значитоплакиватьутрату

фактомделаласвоегомужанетольковиноватым того, чтомы неутратили, и

	вегогрехе, ноинепростительновиноватымвоэтостольженеразумно, как
	всехсмертныхгрехах!	умиратьотжажды, держав
		рукахчашусводой.
	При этом состояние Инги, и это надо

уточнить особо, было критическим. Во-первых, стрессот крушения иллюзиисчастья. Во-вторых, стрессотиллюзииопасности— ведьмуж продемонстрировал Инге, что стабильности в ее жизни нет и, что характерно, непредвидится. Наконец, в-третьих, ииллюзиястрадания сыгралас Ингой злейшую шутку. Сначала онаначала страдать по понятнымвсемнампричинам(еслибыунеенебылоиллюзийижилабы онареальностью, то, верно, иэтипричины былибы непонятными, но опустимэто). Однакопотомонапочувствовала, чтоможетотлитькошке мышкиныслезки. Очемидетречь?..

Речьидетотом, чтоИнга, несмотрянавесьблагородныйпафос своегогнева, насамомделебылаоскорбленаповедениемсвоегомужаи жаждалаотмщения. Возможно, еслибыонанеслишкомбеспокоиласьза своеуязвленноесамолюбиеиеслибырольжертвынезавладелавсемее существом, то она вовремя бы опомнилась и предприняла более конструктивную тактику. Да, логичнобылопроститьмужа; логично, посколькуейпотомснимжить(Ингасобираласьснимжитьидальше), а житьсврагомнакладно. Норольжертвыиеедраматическийпафос, а главное, удивительнаяспособностьэтойролибытьлучшимсредством наказаниявиновных— всеэтоипривелоктому, чтоИнгасамастала жертвойсвоегострадания!

Первым печальным следствием работы иллюзии страдания — иллюзии, целиком и полностью завладевшей Ингой, — сталаразви-

вающаясядепрессия. ПсихическоесостояниеИнги, которая денно и нощно драматизировала собственное существование, было, что называется, из рук вон. Разумеется, при наличии депрессии роль страданияначинаетзатягиватьсамымкатастрофическимобразом, иИнга испытала это в полной мере. Впрочем, второе печальное следствие работыиллюзиистраданиямоглооказатьсяещепечальнеепервого, если быИнганеобратиласьнаэтомэтапекпсихотерапевту. Какиммоглобыть этовтороеследствие?

Тутдваварианта— одинхужедругого. Мужмогпотерпетькакое-то время, апотомблагополучноудалитьсяиздома, благоподобныйопытон ужеимел. В этомслучаеИнгаосталасьбынаединесосвоимгорем, в возрасте45 летис6-летнимребенкомнаруках.

Другойвариант— мужостается, новдомевоцаряетсяабсолютная, всепроникающаяненависть, аребенокс6 летначинаетслышатьотмамы: «Я живуствоим папойрадитебя!», отпапы: «Я терплю твою мать, только чтобы ты воспитывался в полной семье!» Короче говоря, основныегероисюжетаоказываютсяпожизненнонесчастными, анив чем неповинныйребенокневротизируется, отвечаятаким образом за страхи, глупостьидушевнуюбольсвоихродителей.

Какникрути, психотерапевтбылнеобходим. СначаланамсИнгой надобылоуяснить, чтонаделемы имеем нестрадание, аиллюзию страданиясовсемивытекающимиизнеепоследствиями. Потом Инга должнабылаосознать, чтооказаласьжертвойсвоейролижертвы. Далее, конечно, мы разбирались с остальными иллюзиями, дабы обрести адекватность. А потом только перешли к формированию ее новых отношенийсмужем. Егодействия, хотьониинеимеютсебеоправдания, быливзначительнойстепениинициированыповедениемсамойИнги, за чтоонапоплатилась, зачто, врезультате, поплатилсяиеемуж. Вобщем, всеполучилито, чтозаслуживали. Однакоонимоглиэтимограничиться, ноиллюзиястраданияперепуталавсекарты, добавивкужеимеющимся синякамишишкамновые. Нерешисьэтаситуацияустранениемиллюзии страдания, то, бытьможет, этисинякиишишки, фигуральновыражаясь, перешлибы втрупныепятна. Иллюзиястрадания— однаизсамых дорогих!

Нашеродноестрадание

Если верить Шекспиру, каждый уважающий себя представитель западнойцивилизациидолженрешитьдлясебяодинвопрос: «Бытьили небыть?» Представить себе восточного человека, который задается подобным вопросом, практическиневозможно: буддисты всмертьне верят, аправоверныемусульманеотносятсякней, какбыэтосказать...

по-философски. Россия, какизвестно, евроазиатскаядержава, апотому мырешаемэтупроблемуввысшейстепенисвоеобразно...

Массовоесознание— вещьнеобычайноустойчивая, именяетсяонос большимтрудом. ПетрВеликий, какизвестно, бородыбоярамотрезалив мундирыпереодел, нокакбыладопетровскаяРоссиякрепостнической, так она и осталась ею вплоть до Александра II. Насамом делеочень

Впрочем, знаменитыегосударственныереформыXIX любопытно, чтомы так

редко задумываемся о

векапобольшомусчетубылилишьноминальными. том, что мы обязаны

Неслучайнобольшевики, пришедшиеквластичереззаботиться о своем

полвека, смогли легко вернуть прежние формы счастье, о том, чтобы

быть радостными ради

управления. Община, характерная для российской счастьядругихлюдей. А деревни, осталасьивсамойдеревне, иприжиласьвведь это такая простая

городах: люди разместились в коммуналках, обязанность!

МаргаретДилэнд

объединившись в партийных ячейках. Еще пару десятилетийназадвопросразвода, этосугуболичноеделодвухлюдей, могрешатьсявнашейстраненапартсобрании. Изменитьвнешнийоблик

— этосовсемнетожесамое, чтоизменитьсуть.

Да, нашакультуравсеещехранитвсебепережитки, атавизмы,

доставшиесяейотобщины. Вобщинеже, какизвестно, всеобщее: от

каждого по возможности, каждому по потребности. И в такой ситуации бытьуспешным, бытьинициативным и деятельным — накладно. Именнопоэтомутакиестранныеформы приобретаетунас бизнес— выскочекизажиточныхлюдейвРоссиинелюбят. Попробуйте оформить документы на создание собственного бизнеса — вы столкнетесь с гигантским административным барьером! Спросите у чиновника, почемуонвставляетпредпринимателюпалкивколеса, ион ответитвам: «Ачтобыневысовывался!» Предприниматели«отрываются отколлектива», адляобщиннойкультурыэто— наитягчайшийгрех. За негоистрадают...

Однакожестрадающихунасценятпревышевсего! Вспомнитехотя бы сонм православных великомучеников, всероссийскихстрадальцев.

Община защищает слабых и сирых, на то она и община. Индивидуалистыунасневчести, авотстрадающиеизаобщеедело, и сами по себе — это наши подлинные герои. Они могут рассчитывать на всеобщую поддержку и одобрение. Вот почему страдатьвРоссиивыгодно, вотпочемустраданиевРоссиивозведено чутьлиневрангискусства.

И ведь это сидит вкаждом изнас! Испытывая трудности, мы принимаем «страдальческую позу» и ждем, что нас пожалеют и поддержат. Для нас нормально жаловаться окружающим на свою «тяжелую долю», нато, «как нам плохо». В западной цивилизации подобноеповедение— признакдурноготона, аввосточнойегоивовсе

непоймут. ВРоссиижевсеиначе, нашидрузьяиблизкиепростообязаны нас поддерживать, а потому, если на Западе, например, страдание являетсямеханизмом разобщения, тоунас, напротив, онообъединяет людей.

Впрочем, естьвэтом«цементирующем» нашеобществоматериалеи серьезный изъян: мы, с одной стороны, ничего не делаем, не высовываемся, сидим смирно, а сдругой стороны, гордимся своим страданием, выпячиваемего. Еслибы мы неслишкомусердствовалив этом, если бы мы, напротив, старалисьминимизироватьсобственное страдание, считаяегонедостойным, позорным, глупым, мыбыистрадали в меньшей степени, и делабы у наспошли лучше. Но страдание возведеноунасвкульт, никтонебудетосуждатьнасзастрадание, а потому мы позволяем себе страдать столько, сколько нам заблагорассудится.

Этотолькокажется, чтолежачегонебьют. Онбьетсебясам— тем, чтолежит. Емубывстатьдапойти, емубыпойтиисделать, ему бы сделатьииспользовать, ноонлежит. Рольжертвы, страдающего иногдапомогаеттактически, ностратегически, наперспективу— это всегдапроигрыш.

Смехбезпричины — это, какизвестно, признакдурачины. А вот страданиебезпричины — этоунаспризнак«русскойдушевности». Страдание— эмоцияпассивнаяибездеятельная. Однакообэтоммыне задумываемся. Нам плохо, мы страдаем иболееничегонеделаем. В результатепричины, вызвавшие это страдание, никуданедеваются. Такимобразом, унасдаженеодна, адвепроблемы: мыимучаемся, и проблемусвоюнерешаем.

Зарисовкаизпсихотерапевтическойпрактики: «Яне страдаю, аболею...»

Мнекажется, чтоэтаисторияможетбытьпоучительнаядляроссиян. Когдаяговорю, чтовРоссиилюбятипочитаютстрадание, анаЗападе, мол, нет, янеговорю, чтонаЗападенестрадают. Однакотутестьодна существеннаядеталь, которую бы мнеихотелосьпроиллюстрировать. Мыпривыклиговоритьидумать, чтовселюдиодинаковые(видимо, мы покупаемсявэтомслучаенавнешнеесходство). Насамомделевселюди разные, алюдиразныхнациональностейикультур— темболее, увсех насестьещеинациональные, икультуральныеособенности.

Психотерапевтунеобычайноважнознатьто, какойнациональности человек, какой культуре он принадлежит, какой он веры, пола, профессии, социальногослоя, сексуальнойориентации. Еслионнебудет учитыватьэтихнюансов, унегоничегонеполучится. Посчастью, мне

приходилосьработатьслюдьми, укоторыхподобныхнюансовбыло предостаточно. Сейчас я хочу рассказать о девушке — шведке по национальности. НамоментобращениякомнеГуниллебыло24 года, она училасьнатретьемкурсероссийскоготеатральногоинститута. Вцелом онапрекрасно освоиларусский язык, однако когданам нехватало русского, мы переходили на английский, так что наши с ней психотерапевтическиезанятиябылидвуязычными.

Гуниллаобратиласькомне, ужеполучивудругоговрачадиагноз «депрессия». Тот доктор назначил ей антидепрессант, который дал определенныйтерапевтическийэффект— вседепрессивныесимптомы, которыевызваны нарушением биохимии мозга(а это преждевсего специфические нарушения сна и аппетита, изменения скорости психической реакции и т. п.), постепенно шли на нет. Однако психологическаячастьдепрессии, котораянеможетбытьпоправлена (излечена) вполноймереспомощью антидепрессанта, должнабыла лечитьсяпсихотерапевтически( Опсихотерапиидепрессиияспециально написал книжку «Средство от депрессии», вышедшую в серии «Экспресс-консультация».) Что же это за «психологическая часть» депрессии? Это как рази есть«страдание» - эмоции горя, печали, подавленности, тоски.

Шведы, какибольшинствоевропейцев, особенносеверных, — это люди, которыессамогораннегодетстваобучаютсясдерживатьсвои эмоциональныереакции, особенно негативные. Демонстрироватьсвое эмоциональноесостояниездесьсчитаетсяпростонеприличным. Ивэтом естьсвоясермяжнаяправда: когдавы сердитесь, расстраиваетесьили тревожитесь— выавтоматическидоставляетедругимлюдямнеудобство, аправонаэтовам никтонедавалидаватьнедолжен. Еслиутебя проблемы— этотвоипроблемы, ибудьлюбезенснимиразобраться; не нужновываливатьсвоиэмоциональныереакциинаокружающих, они здесьсовершеннонипричем.

Этонам, вРоссии, кажется, чтониктобезнашихэмоциональных реакций обойтисьнеможет. Мы считаем буквальносвоим долгом в обязательномпорядкесообщитьвсемився, причемвсемидоступными намсредствами, отом, чтомычувствуем, чтомы думаем, какмы это воспринимаем, чтоэтодлянасзначит. Причем всеэтомы делаем с изыском, вподробностях, так, чтобыиони— нашиокружающие— тоже этопрочувствовали. В этойповеденческойстратегии, возможно, тоже естьсвоиплюсы, нодлялюдейзападнойцивилизацииэтопокрайней меревыглядитстранным.

Выдолжны, опятьже, поевропейскиммеркам, беспокоитьсяотех, с кем вы взаимодействуете. А поскольку наши эмоции, как правило, иррациональны, то спомощью своих эмоций ничего существенного

другимлюдяммысообщитьнеможем. Нуапростотакдраматизировать всехивсятолькопотому, чтонам, видители, хочетсявыплеснутьсвои чувства, — неприлично. Наконец, другиелюди, возможно, воспринимают этужеситуациюиначе, ведьэтоделовесьмасубъективное. Когдажемы захлестываемихсобственнымэмоциональнымвосприятиемситуации, то, посутиипофакту, проявляемнеуважениекихсубъективности, аэто совершенноникуданегодится! Такпримернорассуждаютевропейцы (скандинавы — в особенности), хотя, конечно, это не столько рассуждения, сколькостереотипповедения, привычка, автоматизм.

В чем жесостоял предметстраданияГуниллы? В целом, вещь обычнаядляпредставителей«актерскогоцеха» (ухорошихроссийских актеров точь-в-точь такие же переживания): ощущение собственной профессиональной несостоятельности. Последнее активизируется у актеровнафонеличныхдрам, которыеони, породусвоейпрофессии, переживаютярко, бурно, невпримернам, неактерам. Ивотвчембыла особенность Гуниллы... Когда в подобном переживании находится российскийактер— пишипропало! Онпредставляетсобойоголенный нерв, которыйвотношенииокружающихведетсебя, какоборванный электрическийкабель: «Неподходи— убьет!» Возможно, этолучшая роль, которая когда-либо удавалась этому российскому актеру! Он драматизирует каждую мелочь, каждую деталь, он переживает так, словнопришелконецсвета, аон— тотединственный, кто, кнесчастью, выжилприАпокалипсисе.

С Гуниллойвсебылоиначе. Онаубедилась(так, покрайнеймере, казалосьей веедепрессии), что как актриса онаничего собой не представляет, чтоонабездарна, апотомунужнопростозаканчиватьс актерскойкарьерой, посути, еедажененачав. Проблемажесостоялав том, что иначе как актрисой она себя не мыслила, она не могла представитьдлясебяиной, неактерскойжизни. Ейказалось, чтоиначе онапростонесможетжить. Думать, чтоэтамечтаеедетстваоказалась лишьдосадной ошибкой, было невыносимо. При этом, можете мне поверить, никтоизокружающихникогдабыне-. догадалсяотом, чтос нейтворится. Онадержаласьмолодцом, улыбалась, акогдавстречала знакомогочеловека, заинтересованоспрашивалаунего: «Кактвоидела?» Она, несмотрянасвоеудручающеесостояние, выгляделаввысшем смыслеэтогословадостойно.

Это поведение было бы странным, даже если бы онанебыла актрисой, нопростороссиянкойинаходиласьвдепрессии. Подобное поведение для россиян, находящихся в депрессии, мягко говоря, нехарактерно, онинанеговэтомсвоемсостояниичащевсегопростоне способны. Авотактерасдепрессией, дастакимповедениемпредставить себеивовсеневозможно! Конечно, Гуниллапо-настоящемупереживалаи

мучилась, конечно, ейбылоплохоитяжело, конечно, онастрадала. Но этостраданиенепревращалосьунеевспектакль, онанеразыгрывала сцен, непривлекалаксебевниманиеокружающих, непыталасьстать пупомземли. Онатихоировнопереживаласвоестрадание.

СтраданиеГуниллы, несмотрянаотсутствиехарактерноговнешнего антуража, имеломесто, и, какивсегдавтакихслучаях, этострадание было иллюзорным. Ей казалось, что жизнь еезакончилась, что все бессмысленно, чтооназряпотратилавремяисилы, чтооназряверилаи надеялась, обманулаожидания своих родителей и учителей. Короче говоря, онастрадалапо-настоящемуиэтонастоящеееестраданиебыло иллюзией. Почемуиллюзией? Потомучтонашестрадание(итутужени культура, нинациональность, ничто-либоещеужезначениянеимеют) — этовеликийобманщик.

Мысли(левоеполушарие) ивнутренниеобразы(правоеполушарие), которыесоздаютиподдерживаютнашудепрессию, вкорнеошибочны. Впрочем, это ошибка непроизвольная. Когда.у человека развивается депрессия, егопсихикаперестраиваетсятакимобразом, чтововсем, что бы ни происходило, она усматривает только «плохое», только «печальное», только«трагическое». Мирперестаетрадоватьчеловека светлымикрасками.

Биологическиезадачидепрессии— спастинасоттревоги, снять внутреннеенапряжение. А какэтоможносделать, еслинеспомощью создаваемых этой психикой картинок будущего, лишенных всякой надежды иперспективы. Еслияначинаю веритьвбесперспективность своегобудущего, яперестаю сопротивлятьсявнешнимобстоятельствам.

Еслижеяперестаю имсопротивляться, томоевнутреннеенапряжение неизменно и стремительно идет на нет. Психика, таким образом, защищается отсвоеобразного «перегрева», однако вместо «атомного взрыва» мыполучаемздесь«атомнуюзиму» — холодную, трагическую, мучительную.

Вот почему нам с Гуниллой так важно было осознать, что ее страданиеиллюзорно. Конечно, нампришлосьобратитьсякее«личной драме» — разочарованию в мужчине, которое незадолго до своей депрессии пережилаГунилла. Конечно, мы должны были увидетьи неоправданность обеих ее базовых депрессивных установок: «я бездарна», «еслиянестануактрисой, янесмогужитьиначе». Разумеется, обеэтипозициибыличистойводыиллюзией, вчеммыисмоглибыстро убедиться; нопроблемавтом, чтоГуниллаэтимустановкамверила, чтои даваложизньееиллюзиистрадания.

Когда страдание было очищено от Мы боимся, мы избегаем разнообразных примесей, когдаоно былостраданий, особенно страдании от

выведено	на поверхность,		иллюзияфрустрации.		Мы испорчены и не
страдания	Гуниллы покачнулась.			хотимпроходитьчерезадскиеврата
				И страданий: мыостаемсянезрелыми,
посколькусамаГуннила, вследствиесвоихпродолжаем					манипулировать
культу-ральных,		национальных		и миром, мы не согласны пройти
				черезстраданиероста. Вот такая
личностныхособенностей, недаваласвоемуистория. Мылучшебудемстрадать
страданию	хода,	справиться	с	этой отмуксовести, оттого, чтонанас

иллюзией оказалосьпрощепростого. Вотсмотрят, чемсогласимсяпонять, что

мыслепыивернутьсебезрение.

почемутакпоучителендляроссияндолжен ФредерикПёрлз бытьэтотпример.

Когдамынедаемсвоемустраданию хода, когдамы держимегов узде, конечно, предпринимая при этом попытки увидеть его иллюзорность, успехделапрактическигарантируется. Гунилла— чем далее, темболее— становитсязамечательнойактрисой, хотя, конечно, на еепутибудетещемноготрудностейипреград. Однакожееслионаи дальшебудетпомнить, чтострадание— этотолькоиллюзия, тоона никогданесвернетсосвоейдороги, неиспортитсвоейжизни, незаставит страдатьокружающих.

Страх, глупостьиболь

И последнее. Сострадатьможностраданию, нонельзясострадать страху, глупостиилиболи— этотехническиневозможно. Ногдевы виделистраданиебезстраха, глупостиилиболи? Такоговнашейжизнив принципе не встречается! При этом все наше страдание — это состраданиесамим себе. Попробуйтепострадать, несострадаясамим себе, — будьтепокойны, этовам неудастся. Страданиебезхотябы элемента актерства не может состояться, а актеру нужна публика, восторженныезрители. Посколькуженамсочувствоватьокружающиене стремятся(они, скорее, об обратном мечтают), тоизлюбленной, все понимающейпубликойнанашемспектаклеоказываемсямы сами. Так чтонашестрадание— этовсегданашесостраданиесамимсебе.

Встраданииможетбытьсокрытстрах, когдамы боимсячего-то истрадаемиз-заэтого. Детскийстрахпередматеринскимгневом— это самое настоящее страдание, способное толкнуть ребенка на, прямо скажем, недетскиепоступки. Наш собственныйстрахпередвозможным финансовым крахом, перед чьим-то несправедливым наветом или осуждением, передтем, наконец, чтомынебудемпоняты, поддержаны илиосененылюбовью— всеэтосамоенастоящеестрадание. Изачастую самиэтистрахимынеидентифицируем, апростострадаемистраданием своимзахлебываемся.