15 Содержание

1. Платон

2. Аристотель

3. Ф. Аквинский

4. Н. Макиавелли

5. Т. Гоббс

6. Дж. Локк

7. Т. Мор

8. Т. Кампанелла

Платон

(428 или 427 — 348 или 347 гг. до н. э.)

Платон — великий древнегреческий философ. Отец его происхо­дил из рода последнего афинского царя Кодра, мать из рода афин­ского законодателя Солона. Платон учился у философов Кратила и Сократа. Совершил путешествия в Южную Италию (388 г. до н. э.) и дважды на Сицилию (366-365 и 361 гг. до н. э.) в г. Сиракузы.

В Сиракузах по соглашению с тираном Дионисием Младшим пы­тался воплотить в жизнь свою теорию идеального государства, но потерпел неудачу и был продан Дионисием в рабство. Афиняне со­брали значительные средства, которых хватило не только на выкуп Платона из рабства, но и на основание в роще Академа (пригород Афин) учебного заведения, получившего название Академия и про­существовавшего девятьсот лет.

Основные политические сочинения: диалоги «Государство», «За­коны», «Политик», «Фрасимах» (первоначальный вариант первой книги «Государства»).

Политика, по мнению Платона, неразрывно связана с этикой. Сле­довательно, и общественная мораль совмещена с политической дея­тельностью, но последняя неизбежно ведет к нарушению нравствен­ных норм и деградации государства. Наилучшим государственным устройством Платон считал идеальное государство, образ которого существует в другом — неземном, идеальном мире.

Задачей философов-правителей и является «припоминание» это­го образа (идеи), который их души до земного воплощения наблюда­ли в мире идей.

Реально существующие формы правления Платон подразделял на правильные, т. е. справедливые, — монархия, аристократия и не­правильные — тимократия (власть военных), олигархия (власть бо­гачей), демократия (власть народных низов) и тирания (власть узур­патора). При этом демократический процесс и демократические про­цедуры (выборы, коллегиальность руководства, главенство законов, а не людей) присущи всем правильным формам правления. Худшим правлением Платон считал тиранию.

Государство¹ Книга седьмая

Символ пещеры²

<...> Итак, вот что мне видится: в том, что познаваемо, идея бла­га — это предел, и она с трудом различима, но стоит только ее там различить, как отсюда напрашивается вывод, что именно она — при­чина всего правильного и прекрасного. В области видимого она по­рождает свет и его владыку, а в области умопостигаемого она сама — владычица, от которой зависят истина и разумение, и на нее дол­жен взирать тот, кто хочет сознательно действовать как в частной, так и в общественной жизни. <...>

Созерцание божественных вещей (справедливости самой по себе) и вещей человеческих

<...> А удивительно разве, по-твоему, если кто-нибудь, перейдя от божественных созерцаний к человеческому убожеству, выглядит не­важно и кажется крайне смешным? Зрение еще не привыкло, а меж­ду тем, прежде чем он привыкнет к окружающему мраку, его застав­ляют выступать на суде или еще где-нибудь и сражаться но поводу теней справедливости или изображений, отбрасывающих эти тени, так что приходится спорить о них в том духе, как это воспринимают люди, никогда не видавшие самое справедливость. <...>

Роль этого искусства³ в управлении государством

<...> — Раз мы — основатели государства, нашим делом будет за­ставлять лучшие натуры учиться тому познанию, которое мы раньше назвали самым высоким, т. е. умению видеть благо и совершать к нему восхождение; но когда, высоко поднявшись, они в достаточной мере его узрят, мы не позволим им того, что в наше время им разрешается.

— Что ты имеешь в виду?

— Мы не позволим им оставаться там, па вершине, из нежелания спуститься снова к тем узникам¹, и худо ли бедно ли они должны бу­дут разделить с ними труды их и почести. <...>

<...> Закон ставит своей целью не благоденствие одного какого-нибудь слоя населения, по благо всего государства. То убеждением, то силой обеспечивает он сплоченность всех граждан, делая так, что­бы они были друг другу взаимно полезны в той мере, в какой они во­обще могут быть полезны для всего общества. Выдающихся людей он включает в государство не для того, чтобы предоставить им воз­можность уклоняться, куда кто хочет, по чтобы самому пользоваться ими для укрепления государства. <..

<...> Тогда государство будет у нас с вами устроено уже наяву, а не во сне, как это происходит сейчас в большинстве государств, где идут междоусобные войны и призрачные сражения за власть, — буд­то это какое-то великое благо. По правде же дело обстоит вот как: где всего менее стремятся к власти те, кому предстоит править, там госу­дарство управляется лучше всего и распри отсутствуют полностью; совсем иначе бывает в государстве, где правящие настроены проти­воположным образом. <...>

Еще об отборе правителей и их воспитании

— Помнишь, каких правителей мы отобрали, когда раньше гово­рили об их выборе?

— Как не помнить!

— Вообще-то считай, что нужно выбирать указанные тогда нату­ры, т. е. отдавать предпочтение самым надежным, мужественным и по возможности самым благообразным; но, кроме того, надо отыски­вать не только людей благородных и строгого права, по и облада­ющих также свойствами, подходящими для такого воспитания.

— Кто же это, по-твоему?

— У них, друг мой, должна быть острая восприимчивость к на­укам и быстрая сообразительность. Ведь души робеют перед могуще­ством наук гораздо больше, чем перед гимнастическими упражнениями: эта трудность ближе касается души, она — ее особенность, ко­торую душа не разделяет с телом.

— Это верно.

— Надо искать человека с хорошей памятью, несокрушимо твер­дого и во всех отношениях трудолюбивого. Иначе какая ему, но-твоему, охота переносить телесные тягости, и в довершение всего еще столько учиться и упражняться?

Справедливость воспитывается в человеке с детства

<...> Все, что я говорил, касается женщин ничуть не меньше, чем мужчин: правда, конечно, тех женщин, у которых есть на то природ­ные способности. <...>

<...> Когда властителями в государстве станут подлинные фило­софы, будет ли их несколько или хотя бы один, нынешними почестя­ми они пренебрегут, считая их низменными и ничего не стоящими, и будут высоко ценить порядочность и ту честь, что с нею связана, но самым великим и необходимым будут считать справедливость; слу­жа ей и умножая ее, устроят они свое государство.

— Но как именно?

— Всех, кому в городе больше десяти лет, они отошлют в деревню, а остальных детей, оградив их от воздействия современных нравов, свойственных родителям, воспитают на свой лад, в тех законах, кото­рые мы разобрали раньше. Таким-то вот образом всего легче и скорее установится тот государственный строй, о котором мы говорили, го­сударство расцветет, а народ, у которого оно возникнет, для себя из­влечет великую пользу.

Книга восьмая

<...> В образцово устроенном государстве жены должны быть об­щими, дети — тоже, да и все их воспитание будет общим; точно так же общими будут военные и мирные занятия, а царями надо всем этим должны быть наиболее отличившиеся в философии и в военном деле.

— Да, мы в этом согласились.

— И договорились насчет того, что как только будут назначены правители, они возьмут своих воинов и расселят их но тем жилищам, о которых мы упоминали ранее; ни у кого не будет ничего собствен­ного, но все у всех общее. Кроме жилищ мы уже говорили, если ты помнишь, какое у них там будет имущество.

— Помню, мы держались взгляда, что никто не должен ничего приобретать, как это все делают теперь. За охрану наши стражи, под­визающиеся в военном деле, будут получать от остальных граждан

вознаграждение в виде запаса продовольствия на год, а обязанно­стью их будет заботиться обо всем государстве.

— Ты правильно говоришь. Раз с этим у нас покончено, то, чтобы продолжить наш прежний путь, давай припомним, о чем у нас была речь перед тем, как мы уклонились в сторону.

— Нетрудно припомнить. Ты закончил свое рассуждение об уст­ройстве государства примерно теми же словами, что и сейчас: а имен­но, что ты считаешь хорошим рассмотренное нами тогда государство и соответствующего ему человека, хотя мог бы указать на государст­во еще более прекрасное и соответственно на такого человека. Раз подобное государственное устройство правильно, сказал ты, все остальные порочны.

[Четыре вида государственного устройства]

— А мне и в самом деле не терпится услышать, о каких это четырех видах государственного устройства ты говорил.

— Услышишь, это нетрудно. Я говорю как раз о тех видах, кото­рые пользуются известностью. Большинство одобряет критско-лакедемонское устройство. На втором месте, менее одобряемая, стоит олигархия: это государственное устройство, преисполненное множе­ства зол. Из нее возникает отличная от нее демократия. Прославлен­ная тирания отлична от них всех — это четвертое и крайнее заболева­ние государства.