Ридер КВ часть 2 / ПОЛИТСОЦИОЛОГИЯ / Р.Михельс. Социология политической партии в условиях демократии / Рабочие вожди пролетарского происхождения

РАБОЧИЕ ВОЖДИ ПРОЛЕТАРСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ

ГЛАВА ИЗ КНИГИ Р. МИХЕЛЬСА «СОЦИОЛОГИЯ

ПОЛИТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ В УСЛОВИЯХ ДЕМОКРАТИИ»

(Лейпциг, 1911 г.)

Нет недостатка в попытках решения неразрешимой проблемы господства вождей над руководимыми ими массами. В этой связи следует прежде всего сказать о предложении, часто высказываемом и с большой страстью защищаемом, не допускать на руководящие посты в рабочем движении интеллигенцию и предоставлять их самим рабочим.

Травля интеллигенции (хотя и с разной степенью интенсивности) велась во все времена и во всех странах. А предложение, сводящееся к искусственному созданию истинно рабочих вождей, базируется на некоторых неправильно понятых или недобросовестно подогнанных и односторонне истолкованных общих нравоучениях. Например, выдвинутый на I конгрессе Интернационала в 1866 году в Женеве тезис о том, что освобождение рабочих может и должно быть делом только самих рабочих — и прежде всего на существенном их сходстве с пролетарскими массами. Утверждается, что вышедший из рядов самого пролетариата вождь близок последнему по своему образу мышления и чувствования.

Это верно в том отношении, что экономические потребности масс он действительно почувствовал на себе и знает из личного опыта (…). Несомненно, пролетарский рабочий вождь имеет по сравнению с вождем, вышедшим из буржуазных слоев, не только недостатки, но и в большей степени преимущества, поскольку, являясь потомственным пролетарием, располагает более точным знанием массовой пролетарской психологии и лучше может общаться с рабочими.

Из этой ситуации делается порой вывод, что бывший рабочий сохраняет постоянный и надежный контакт с соратниками, что в руководстве массами умеет выбрать наиболее доступный маршрут и тем самым дает гарантию, что массы не будут заведены в чуждые им регионы и на окольные пути.

В центре синдикалистской теории находится прямое действие зависящего от самого себя и довольствующегося самим собой профсоюза, который свободен от всякой политической опеки вождей социалистических партий, являющихся выходцами главным образом из буржуазных классов. Прямое действие означает приведение в движение самого пролетариата бел (косвенного) одобрения в парламентах. Это означает, что различие между синдикализмом и социал-демократией, за исключением тактических расхождений, сводится всего лишь к различию социального происхождения слоя вождей. Руководство рабочим профсоюзом осуществляют сами рабочие, из чего синдикалисты с логической смелостью заключают, что политика этих элементов, сама по себе должна совпадать с политикой пролетариата. Рабочие, управляющие делами профсоюза, и в моральном, и в интеллектуальном отношении принадлежат к элите. Вождь рабочих из рабочего сословия оказывается здесь, таким образом, спасителем по необходимости, по меньшей мере наилучшим из возможных вождей.

Поначалу ошибочность предположения, будто пролетариат вместо обязательных адвокатов и профессоров доверяется людям из собственного классового окружения, осуществляя свои интересы самостоятельно, а не с помощью посредников, не вызывает сомнения. Вождь современного рабочего движения не может сохранять верность своей профессии, связанной с ручным трудом. В тот момент, когда организация поручает товарищу из мастерской регулярно и за определенную плату вести дела руководимых, она непроизвольно выталкивает его из рядов рабочего класса в новый класс, класс чиновников. Пролетарский вождь рабочих перестает тем самым быть рабочим, причем не только буквально (...), но и психологически, и экономически. Он становится таким же посредником, что и его коллега адвокат или профессор. Другими словами, в качестве делегата и представителя вождь пролетарского происхождения подчиняется тем же самым указанным нами олигархическим тенденциям, что и ставший рабочим вождем буржуазный перебежчик. Бывший рабочий лишается, таким образом, классовой принадлежности.

Среди всех рабочих вождей наибольшей благожелательностью в соответствующей литературе пользуется профсоюзный вождь. (...) И это естественно. Литература, в том числе и социальная, и особенно производство книг является делом ученых и литераторов. Последние относятся к профсоюзным вождям значительно благосклоннее, чем к вождям политического рабочего движения, потому что первые в отличие от вторых не столь часто вмешиваются в их дела и не нарушают сферу влияния их идеологий.

Утверждают, что роль буфера между рабочими и предпринимателями воспитала в профсоюзном вожде великолепные и редкие качества: величайшую изворотливость и добросовестность, терпение и энергию, твердость характера и личную честность (...). Профсоюзных вождей сознательно противопоставили буйным крикунам и революционным на словах вождям политического рабочего движения, признав за ними не без преувеличения исчезающее у последних политическое чутье, т. е. постижение невероятной сложности политической и экономической жизни и истинное пони-

мание политически достижимого. Правильным в этом является то, что вожди профсоюзов, за исключением вождей синдикалистского направления, представляют собой такой тип, который во многих отношениях значительно отличается от социал-демократических вождей.

Разумеется, на отдельных фазах профсоюзного движения сам тип профсоюзного руководителя меняется. Качества, делающие пригодным для руководства организацией, в финансовом отношении еще слабой и занимающейся главным образом распространением идей и управлением забастовщиками, отличаются от тех, которые требуются для того, чтобы руководить профсоюзом, пользующимся щедрой помощью различных учреждений и направленным более на выработку мирных документов. К первым относятся прежде всего энтузиазм, а также проповеднический талант. По мнению Паглиари, при этом не является препятствием даже самое вопиющее невежество. Способ пропаганды романтический и сентиментальный, ее направленность поначалу имеет в большей степени моральную, чем материальную основу.

Но в последующем периоде все это меняется. Комплекс задач и приобретаемая профсоюзами структура, все более ориентированная на финансы и технику управления, ставят на место агитатора обученного, вооруженного специальными знаниями чиновника. Они заменяют коммивояжера, специализирующегося по товару «классовая борьба», сухим и нерассуждающим калькулятором, страстного идеалиста — прожженным материалистом, твердого хотя бы теоретически демократа — убежденным автократом. Ораторская деятельность также все более отступает на задний план. На первое место выходит управленческая. Поэтому и руководство профсоюзных лидеров во второй период является менее шумным, лишенным внешнего блеска, отмеченным меньшим великолепием, но внутренне более прочным, поскольку оно опирается главным образом на профессиональное знание.

Кроме своих способностей улавливать момент и умение действовать в условиях повседневности, они отделены в профессиональных делах от руководимых всевозможными преградами в виде уставов, владея которыми, владеют другими, демонстрируя тем самым искусство управления. Устав немецкого союза металлистов содержит 47 печатных страниц и 39 параграфов, многие из которых, в свою очередь, состоят из 10—12 абзацев. Современный профсоюзный чиновник, особенно если возглавляет центральный союз, должен располагать точными сведениями об обстановке в соответствующей отрасли промышленности и уметь в каждый данный момент оценить силы организации по сравнению с силами противника. Он должен иметь точную информацию о технической и экономической стороне дела в промышленности — производственных расходах производимой в отрасли продукции, источниках поставки и цене сырья, общей ситуации на рынке, размере зарплаты и условиях жизни рабочих в отдельных местах их проживания. От него требуется, чтобы он одновременно

был гениальным стратегом и дипломатом.

Высшие профессиональные качества профсоюзного вождя находятся между тем далеко за пределами демократии: демократии они с необходимостью противоположны.

В общем же, именно у бывшего рабочего особенно в большей степени развивается страсть к господству. Избежав цепей зависимости в качестве наемного рабочего на службе капитала, он менее других расположен взвалить эти цепи зависимости масс на себя. Как и все поборники свободы, он стремится быть на свободе. Опыт всех стран убеждает, что рабочий вождь, вышедший из рядов самого пролетариата, проявляет особую несговорчивость и с особым упорством отвергает любой протест, выражаемый руководимыми. Несомненно, что это связано с его характером выскочки. В характере выскочки властно и ревностно стремиться к сохранению своего новоявленного авторитета и в любой критике усматривать (...) принижение, сознательное, злонамеренное напоминание о прежних временах. (...)

При этом профсоюзных вождей, как и всех людей, пробивающихся в жизни самостоятельно (...), характеризует чрезмерное честолюбие. Сделанное ими и их коллегами вызывает у них «не понимание, а только восхищение». Хотя их тщеславие и покоится на основательном профессиональном знании, но, как правило, обнаруживает недостаток масштабного общего образования и мировоззрения (...). Они часто оказываются менее устойчивыми в отношении настойчивых и заинтересованных любезностей со стороны буржуазии. В одном из своих писем из Англии Зорге Энгельс писал: «Самое отвратительное здесь — это вошедшая в плоть и в кровь буржуазная «респектабельность» (...).

На бывшего рабочего новое окружение оказывает огромное влияние. Его поведение становится более утонченным, округлым. В результате ежедневных контактов с людьми более высокого социального статуса он усваивает более совершенные формы общения. Некоторые из рабочих депутатов пытаются скрыть происходящие в них перемены внешними, нарочито показными признаками своего бывшего сословия. В английском парламенте, где по обычаю полагается надевать цилиндр, некоторые из выдающихся рабочих вождей по-прежнему появляются в бесформенном берете, в рубашке с красным галстуком. Внешнее подчеркивание пролетарского происхождения не может между тем скрыть общего облика, в связи с чем Жорес накануне своего перехода к социалистам заметил: «Рабочие депутаты, приходящие в парламент, быстро обуржуазиваются в худшем смысле этого слова; они утрачивают свой пыл и свою первоначальную энергию, и им остается лишь трибуна для изъявления сентиментальности».

Наряду с плоским самодовольством бывшим рабочим легко овладевает чувство пресыщения. Их довольство само собой распространяется на их окружение. И к движению вперед в демократическом направлении многие из них относятся равнодушно и даже враждебно. Они приспосабливаются к существующим отношениям, более того, устав от борьбы, примиряются с ними. Какое им дело до догмы о социальной революции? Свою социальную революцию они уже закончили.

Замена буржуазных рабочих вождей пролетарскими не представляет, таким образом, не только никаких теоретических (т. е. с социальной точки зрения), но и никаких практических гарантий против политической и моральной неблагонадежности вождей. Известно, что из одиннадцати народных представителей, принадлежащих к рабочему сословию, вошедших в палату парламента в результате назначенных в 1848 году Временным правительством выборов, не менее десяти отказались от рабочей программы, на основе которой они были выбраны. В истории вождей итальянского отделения Интернационалов (ок. 1868— 1879 гг.), являющихся выходцами главным образом из буржуазии и дворянства, расцвеченной всеми цветами человеческой добродетели, единственные два исключения составили рабочие. Стефано Капоруссо, называвший себя типичным рабочим, присвоил кассу социалистического союза в Неаполе, председателем которого он был, а Карло Герцаги, руководивший туринской секцией, был разоблачен как агент полиции и исключен из партии.

В общем, история рабочего движения учит: чем более пролетарской по своему составу является социалистическая партия, тем большему влиянию окружения она подвержена. Первый депутат, которого миланская Партито Операйо (принимавшая в свои ряды только рабочих, т. е. лиц физического труда) направила в парламент (1882 г.),— литейщик матриц Антонио Маффи, сразу же примкнул там к буржуазной фракции, заявив, что выбор рабочего не должен носить оппозиционный характер в отношении других классов общества. Вожди французских прудонистов в империи Наполеона III, чеканщик Анри Луи Голан и книгопечатник Фрибург, которые на I конгрессе Интернационала (Женева, 1866 г.) прилагали энергичные усилия, чтобы внести в уставы общества дополнительную формулировку, согласно которой из него изгонялись бы все интеллектуальные и буржуазные по происхождению элементы, в 1871 году выступили против Коммуны и стали союзниками Тьера, вследствие чего они были заклеймены Интернационалами как изменники и исключены. Английский рабочий вождь Оджер, являвшийся членом Генерального совета, после Парижской Коммуны покинул Интернационал, отчасти из-за авторитарного поведения Маркса, отчасти из-за того, как утверждал после его ухода Маркс, что он использовал это общество только для завоевания доверия трудящихся классов. И повернулся к нему спиной, поскольку увидел, что принципы социализма оказались на пути его политической карьеры. К нему присоединился другой английский рабочий вождь и член Генерального совета, Лукрафт, который какое-то время был школьным советником.

Обобщая, можно оказать, что там, где в натруженных рабочих руках покоился маршальский жезл, руководство рабочими отрядами осуществлялось менее уверенно и с меньшим соответствием их целям, чем там, где руководство находилось в руках выходцев из других общественных классов. Имея в виду главным образом пролетарских рабочих вождей, занимающихся политикой, один из французских критиков признал, что их моральные и интеллектуальные качества ниже, чем у буржуазных элементов, поскольку у них нет ни их воспитания, ни образования. Ссылка на поведение многих из них не может быть прямо использована в качестве наглядного урока по воспитанию антипарламентских взглядов. «После господства феодализма приходит господство буржуазии, но кто будет нашим учителем после буржуа? Наш враг — наш учитель,— говорил Лафонтен.— Но учитель более опасный — тот, кто вышел из наших рядов и в силу обмана и хитрости сумел добраться до власти».

Живительное, нравственное воздействие, которое ожидали от энергичного вступления на мировую арену пролетариата и побочных явлений, связанных с этим вступлением — осуществление постоянного и неустанного контроля за властью со стороны общественности и не в последнюю очередь собственных органов пролетариата, усиленного повышенным чувством долга,— весьма существенно подрывается олигархическими тенденциями среди самих рабочих. ( ..)

(...) Рабочие вожди Америки подчинились особенностям капитализма, которые

господствуют в ее жизни. Деньги стали составной частью их профессии. После удачного завершения тарифных и других соглашений официальные представители профсоюзов в вечерних костюмах встречаются с предпринимателями за обильным ужином. На конгрессах принято преподносить дорогие подарки чужим делегатам и даже их женам. Особые заслуги вознаграждаются порой невероятным повышением окладов. Рабочие вожди и особенно профсоюзные лидеры считают, согласно совершенно достоверным источникам, свою должность, как правило, вообще только трамплином для собственного возвышения (...).

Порядочные и умные рабочие либо изолируются ими от любой организации, либо направляются по ложному пути. Капиталисты распоряжаются этими людьми как хотят. Являясь необразованными выскочками, они особенно падки на лесть. Но это еще не самый большой из их пороков. Часто они не больше, чем наемники капитала. Чиновник союза становится «боссом» противника своих подопечных, «скэбом», или, как гласит еще более точное выражение, «работающим младшим офицером класса капиталистов».

Из уст социалистов приходится слышать просто невероятные рассказы о выдвинувшихся и лишенных всякой морали рабочих элементах. Так, некоторые наиболее хорошо организованные профсоюзы заключали с группами капиталистов отраслей промышленности настоящие договоры по ограблению потребителей и дележу награбленного. В другом месте в интересах и по найму капиталиста А против капиталиста Б организуется движение за повышение заработной платы. А где-то прерывается необходимая, с точки зрения профсоюза, забастовка, как только предприниматель назначит руководителю забастовки пожизненную пенсию, и т. п. Но организованные в профсоюзы американские рабочие, которые, видимо, из-за недостатка классового сознания одним известным бельгийским крупным промышленником, подвизающимся на литературной ниве, преподносились как не слишком интеллигентные и поставлены в качестве достойного для подражания примера обленившимся и разложившимся рабочим Европы, позволяют вождям водить себя за нос и принадлежат к числу единственных, кто ничего не знает об их благовидных и неблаговидных делах (...).

Перевод с немецкого Ю. ФИЛИППОВА

Комментарий

БУЙНЫЕ, ПОКЛАДИСТЫЕ, БЛАГОВОСПИТАННЫЕ

Не правда ли, читатель, типы политических деятелей, выведенные и проанализированные в главе из книги Р. Михельса, которая опубликована в этом номере, узнаются? С ними мы, похоже, встречаемся на предвыборных собраниях, на сессиях Советов разных уровней, на партийных конференциях и массовых митингах... Раз так, надо внимательнее приглядеться к выводам и заключениям, которые сделал об этих политических типах и причинах, вызывающих их к жизни, один из первых политологов.

Сегодня, как и во времена Михельса, бытует то же противопоставление улучшателей жизни в ее частностях и буйных ниспровергателей, стремящихся переделать ее в основном. При этом первые чуть ли не автоматически зачисляются в конструктивные силы, вторые — в деструктивные. Но политическая история нашего столетия (да и не только она) недвусмысленно доказала, что оба эти амплуа нужны для нормального течения политического процесса. При этом, в зависимости от того, на какой стадии развития находится данное общество, на первые роли выдвигаются то покладистые реформаторы, то буйные митинговые витии. А поскольку наше общество сегодня переживает период решительной ломки старых структур, неудивительно, что именно столь нелюбимый чиновниками и профессорами тип ниспровергателя выдвинулся на первый план.

Можно сетовать но поводу низкой политической культуры, недостаточной образованности некоторых из этих новых лидеров, их пристрастия к драматическим эффектам и желания поддерживать общественные настроения на предельном накале, но факт от этого не меняется — именно они, буйные, сегодня главные герои политического времени. И за то, что партийные комитеты и, шире, партия встали по отношению к этому типу в лучшем случае в выжидательную, а чаще всего — во враждебную позицию, за то, что не смогли наладить с новыми политическими фигурами диалог и создали труднопреодолимую конфронтацию, обстановку недоверия,— за все это коммунисты заслуживают самого серьезного упрека.

Ведь диалог (если только он не формальный, а по существу, и при этом уважительный) вольно или невольно приводит к совпадению точек зрения по тем или иным вопросам, к формированию общих позиций, к совместным действиям... А самое главное — партнера по диалогу труднее воспринимать как врага, как нелюдь, которую можно при удобном случае без сожаления истребить. И коль уж мы говорим о гражданском согласии в обществе, то преодоление с помощью широкого диалога подобных настроений должно стать одной из главных задач всех политических сил, стремящихся предотвратить гражданскую войну. Только бы не стала конфронтация необратимой...

Нельзя не согласиться с Михельсом и в анализе той метаморфозы, которую дружно претерпевают и буйные, и покладистые, когда они получают толику власти, превращаются из неформальных лидеров в «людей на должности». Эту метаморфозу народ воочию увидел на примере народных депутатов СССР: и многие из буйных, и значительная часть покладистых дружно трансформировались в благовоспитанных.

Этот тип Михельс рисует с некоторой иронией, психологически вполне понятной. Но если уж рассматривать подобную трансформацию с политологической точки зрения, то она представляет часть более широкого процесса — политического ангажирования, идущего в сфере депутатского корпуса. В силу того, что старые партийные связи и влияния сегодня ослаблены, а новые не сформировались, что связи с избирателями, как правило, обрываются сразу после выборов, многие депутаты оказываются в Советах фактически неорганизованными, автономными. И происходит процесс их консолидации вокруг тех или иных идей, в те или иные группировки. Причем в рамках этих группировок по отношению к их лидерам действует один и тот же режим «благовоспитанности», групповой дисциплины. И иные из витий в наших Советах столь буйно отстаивают групповые позиции потому, что к этому их обязывает такая «благовоспитанность»...

...Играют на сегодняшней политической сцене вечные фигуры политической жизни. Играли бы для дела, не для игры...

Владимир ВЬЮНИЦКИИ