Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

sub_ob-e

.pdf
Скачиваний:
9
Добавлен:
26.02.2017
Размер:
234.31 Кб
Скачать

Д. филос. н. О.А.Барг Пермский государственный университет

СУБСТАНЦИАЛЬНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ И СИСТЕМНЫЙ ПОДХОД

Субстанциальное объяснение является идеалом научного познания как попытки понять отдельные предметы, природу, общество, мир из них самих, указав на внутренние основания их существования, свойств, отношений, эволюции и т.д. Объяснить это «без посторонних прибавлений» – значит в конечном счете объяснить субстанциально. Разумеется, такое объяснение достаточно лишь применительно к миру как реальности, которая заведомо имеет только внутренние основания, и не может быть полным для его фрагментов, но и для них оно является решающим, поскольку сущность каждого из них есть его собственное субстанциальное начало – то, чем он изнутри (хотя и не во всем) определяет себя. Это объяснение не рядоположено другим его способам (причинному, структурному, генетическому, на основе закона), а включает их в качестве своих сторон, и потому оно является также итоговым, так сказать, синтетическим. В этом свете принцип субстанции можно считать главным при построении теорий не только всеобщего ранга. Признано, например, что «идея “causa sui” должна занять центральное место при переходе биологии на истинно теоретический уровень познания» (1).

В силу сказанного можно предположить, что так называемые общенаучные подходы и теории, к которым относятся прежде всего системный подход и синергетика, являются попытками выработки эффективной в частных науках методологии субстанциального объяснения, которая на «родине» этого объяснения – в философии – еще не получает вида, полностью адаптированного к конкретным задачам науки. Граница между философией и общенаучными теориями относительна. Последние отличает использование математических моделей и методов, как и то, что областями их зарождения являются частные науки – биология, термодинамика, теория колебаний и другие. Содержание общего в соответствующих построениях этих наук выступает ядром рассматриваемых теорий. В его выявлении участвует и философия, используя достаточно изощренную логику обобщения многих определений (2), а ранг его общности может формально совпадать с рангом философских положений: «системность представляет собой всеобщее… свойство материи, ее атрибут» (3), например. Если, однако, роль философии в формировании общенаучных теорий не только техническая, недостатки собственно философского объяснения должны негативно сказываться на характере этих теорий. В нашем случае эвристически слабое философское субстанциальное объяснение реальности должно существенно снижать эффективность системного подхода, если и он является некой попыткой такого объяснения.

О последнем свидетельствуют определения понятия системы, практически не меняющие своего смысла в последние 2-3 десятилетия. Одно из недавних: «Система S на объекте А относительно интегративного свойства (качества I) есть совокупность таких элементов, находящихся в таких отношениях, которые порождают данное интегративное свойство» (4). Авторы считают свое определение гносеологическим (характеризующим способ теоретического представления объекта), поскольку реальный объект, имея множество интегративных свойств, может быть представлен как множество разных систем, но у него (определения) есть онтологический фундамент, поскольку предполагается невымышленность таких свойств, элементов и отношений – предполагается в общем, что необходимое основание каждого интегративного свойства на самом деле находится в объекте, которому это свойство принадлежит. Если учесть при этом, что «интегративное свойство» логически замещает «определенный объект как одно целое» (таким образом разрешается парадокс целостности: знание целого должно предшествовать знанию частей –

знание частей предшествует знанию целого), очевидна нацеленность системного подхода на субстанциальное объяснение не просто свойств, но и – в объективно допустимых пределах – их носителей. То же, в принципе, можно сказать и о наиболее абстрактных определениях системы, например, о серии определений А.И.Уемова. Исходным в ней выступает: «Системой будет являться любой объект, в котором имеет место какое-то отношение, удовлетворяющее свойству определенности» (5). Определенность отношения предполагает соответствующую определенность участников отношения, которое образует данный объект, заключающий в себе то и другое как внутреннее основание собственной определенности. Бессистемной в этом свете была бы реальность, где «любое свойство могло быть присуще любым отношениям и любые отношения могли быть реализованы на любом множестве объектов» (6), т.е. реальность, лишенная таким образом внутренних, субстанциальных оснований своей определенности.

Названная серия определений включает далее: «Системой является любой объект, в котором имеют место какие-то свойства, находящиеся в некотором заранее заданном отношении» (7). Связанные этим отношением свойства образуют группу взаимообусловленных членов, т.е. группу с элементом внутренней детерминации, и примечательно, что «не в философии, а в самой науке [ … ] разработан важнейший признак системы – признак самоопределяемости, самодетерминации входящего в закономерность набора свойств» (8). Принципиальная математизируемость естествознания есть следствие системной самодетерминации его объектов.

История системного подхода является, однако, историей не вполне удачного в методологическом отношении предприятия, о чем свидетельствует, в частности, уже упоминавшийся обзор Е.Б.Агошковой и Б.В.Ахлибининского. «В целом использование термина “система” в онтологическом аспекте малопродуктивно для дальнейшего изучения объекта. Если относить его к “целостному объекту”, то мы… [ограничиваемся] …лишь констатацией определенной природы объекта, которая не влечет за собой непосредственно гносеологических, а тем более методологических установок для исследователя. Если относить термин “система” к целостной совокупности объектов, то познавательная емкость при этом ограничивается лишь констатацией природной расчлененности целого и гносеологические установки на этом заканчиваются» (9). Некорректность применения термина «система» непосредственно к материальному объекту или фрагменту действительности авторы связывают с тем, что он имеет бесконечное число проявлений и его познание распадается на множество сторон. «Поэтому даже для природно расчлененного объекта мы можем дать только общее указание на факт наличия взаимодействий без их конкретизации… [и следовательно] …онтологическое понимание системы как объекта не разворачивает познавательной процедуры, не дает методологической программы» (10) его изучения. Это тем более относится, по их мнению, к миру и его познанию: «знание в целом, как и мир в целом, представляет собой бесконечный объект, принципиально не соотносимый с понятием “система”… [необходим] …отход от понимания системы как глобального охвата мира или знания» (11). Ключом к повышению методологической продуктивности системного подхода авторы считают то, что систему нужно понимать как «способ конечного представления бесконечно сложного объекта» (12), а не как сам объект.

Разумеется, все научное знание, включая и знание научной философии о природе мира, является и всегда останется таким – конечным – представлением. Но если не отождествлять бесконечную сложность объекта этого представления с его (объекта) полной неопределенностью и полагать любую реальную бесконечность бесконечностью всегда чегото определенного (что и делает возможным ее конечное теоретическое представление), то, во-первых, отказ рассматривать сам объект как систему теряет основание своей категоричности и, во-вторых, от системного подхода следует ожидать эффективной программы раскрытия и объяснения этой его определенности. Последние разработки данного подхода, в частности, упоминавшееся «Система S на объекте A относительно

интегративного свойства I…» еще не отвечают этому ожиданию: к констатации некой определенности целостного объекта, его естественной расчлененности на какие-то элементы

иналичия между ними каких-то отношений/взаимодействий по существу добавляется лишь абстрактное указание, что эти элементы и отношения – не какие угодно. Некакугодность – очень слабый ориентир установления конкретного содержания последних, даже если задано содержание какого-нибудь интегративного свойства.

По-видимому, существенное повышение методологической эффективности системного подхода возможно, если есть такие интегративное свойство и обеспечивающие его элементы

иотношения, содержание которых может быть включено в теорию систем без понижения степени ее общности, – если теория систем наряду с абстрактно-общими указаниями будет включать некий универсальный и содержательный одновременно образец-результат их выполнения. Поскольку системный подход является вариантом субстанциального объяснения, интегративным свойством, объясняемым в этом результате, можно принять (относительную!) субстанциальность или самодостаточность любого объекта. Результат должен быть ответом на вопрос, из каких конкретно и как именно связанных элементов должен в общем состоять объект, чтобы быть относительно самодостаточным. В сложившихся границах системный подход не имеет не только ответа, но и самого этого вопроса как одного из главных для себя.

Тому есть две причины. Во-первых, прямому ответу мешает относительность самодостаточности отдельных объектов, отвлечься от которой необходимо для выявления ее (самодостаточности) общего «ядра» и можно, лишь рассматривая абсолютно самодостаточную реальность, т.е. мир в целом. Последнее до сих пор обычно считается грубым нарушением принципов системного подхода. Во-вторых, философский подход к миру, долго оставаясь абстрактно-всеобщим, оказывался способным в основном на критику отказа считать мир системой, но не на то, чтобы придать своему пониманию природы субстанции форму, стимулирующую разработку названного вопроса системным подходом. Его отмеченные выше недостатки обусловлены в том числе и этим обстоятельством.

Показательным примером последнего служит позиция Е.Ф.Солопова, занятая им в дискуссии 70-х гг. о том, является ли системой весь мир (13). Исходя из общего духа системного подхода – из того, что «общая сущность всякой системы вообще… [есть] самообусловленность, самовоздействие на самого себя, самоизменение себя» (14), следует признать, что «только вся бесконечная материя может рассматриваться как система в полном, абсолютном смысле этого слова, как абсолютная система» (15), и только «если вся материя есть система, то системными должны быть все ее элементы» (16) – отдельные объекты. Каждый из них диалектически тождественен ей в том, что «выступает не только как обусловленный другими… но и в определенной мере и как основа и самого себя, и всех других материальных образований» (17). Таким образом основа и обоснованное, целое и

часть, система-субстанция и ее элемент находятся «во внутренней взаимосвязи, в отношении бесконечного взаимного перехода друг в друга» (18). Это отношение – одно из немногих фундаментально-общих системообразующих отношений объективной реальности, и позиция автора онтологически безупречна, но теоретическая фиксация данного отношения самого по себе еще не разворачивает, так сказать, познавательной процедуры системного подхода, что, по-видимому, и оставило выступление Е.Ф.Солопова без последствий со стороны этого подхода.

Дело – несколько упрощая – в том, что самодостаточность выступает при этом подходе как объясняемое, а объяснение должно состоять в указании на природу соответствующих элементов и связей, и его содержание не должно быть тем или иным повторением «самодостаточности», чем чревата, однако, обсуждаемая фиксация. Из самодостаточности мира формально следует «некакугодность» составляющих его предметов и связей: очевидно, что в нем не могут находиться предметы и связи, в присутствии которых он терял бы этот свой признак – и мы, с одной стороны, получаем «пустое множество» невозможных

предметов и связей, которому, с другой стороны, противостоит бесконечное множество предметов и связей, удовлетворяющих условию самодостаточности, но совершенно не различимых в его отношении, т.е., по-своему, тоже пустое множество. Различие двух этих множеств тавтологично, а различие в пределах второго из них не выявлено, что гарантирует «зависание» системного подхода на проблеме элементов объективной реальности как системы.

Формально ее элементами являются все существующие объекты и могут быть все возможные объекты, составляющие в совокупности второе множество. Оно бесконечно, и требуется его конечное теоретическое представление, которое, во-первых, должно свести это множество к ограниченному числу каких-то особенных типов объектов и, во-вторых, – к типам, которые всегда присутствуют в мире, поскольку он есть невозникающая система и в характере ее элементов должен быть момент постоянства: что-то в их различиях должно быть непреходящим, как и сама эта система.

Такая задача является «крайней» в ряду задач, обычно решаемых конкретными науками, которые сталкиваются, хотя и с конечными, но практически необозримыми и к тому же изменчивыми множествами отдельных объектов, и не только сводят их к сравнительно небольшим перечням видов и типов этих объектов, но и выявляют инвариантные стороны таких множеств. Например, астрономическое разнообразие организмов укладывается в несколько миллионов их видов или в несколько десятков (до 13) их типов, или в 5-22 их царств (19), а биоценоз, несмотря на большую «текучесть кадров», всегда состоит из продуцентов, консументов нескольких порядков и редуцентов, различающихся типами питания. Подобные общности успешно рассматриваются как элементы в системных построениях конкретных наук, однако этот прием, несмотря на отсутствие явных логических противопоказаний, настойчиво обходится философией в ее исследовании природы субстанции. При доминировании в ней абстрактно-всеобщего подхода к миру вопрос о вечных элементах объективной реальности, ее непреходящем внутреннем различии и «составленности» из определенных типов кажется неприлично-схематизаторским, натурфилософским не в лучшем смысле этого слова, однако именно в его решение упирается дальнейшее развитие и повышение эффективности системного подхода. По аналогии со сформулированным выше вопросом, из каких конкретно и как именно связанных элементов должен в общем состоять объект, чтобы быть относительно самодостаточным, этот вопрос можно задать так: из каких конкретно и как именно связанных своих типов должна всегда состоять материя, чтобы быть субстанцией? Его решение возможно только при конкретновсеобщем философском подходе к реальности.

Понятие конкретно-всеобщего имеет в философской литературе два основных смысла, отношения которых еще не до конца ясны. Первый смысл вытекает из трактовки общего как общего-сходного – признака, присущего всем, несмотря на их различия, объектам. Каждый такой признак абстрактен, отвлечен от остального их содержания, в которое входят, кроме прочего, другие всеобщие (и тоже абстрактные) признаки. Установление единства – отношений, связей, переходов – таких признаков является восхождением от множества абстрактно-всеобщих к конкретно-всеобщему, которому они принадлежат как стороны. Логически «конкретно-всеобщее» есть в этом его смысле «конкретный общий предмет, т.е. предмет, состоящий только из общих признаков» (20). Его сторонами выступают качество, количество, содержание, форма, сущность, явление, возможное, действительное и т.д. В их число входят единичность и особенность объектов как таковые, «вообще» – безотносительно к содержанию различий между ними (объектами). В рассматриваемом смысле конкретновсеобщее не сводится к совокупности или «перечню» абстрактно-всеобщих сторон, но – не так же, как предметное целое не сводится к сумме его частей. Оно есть, как показал еще Г. Гегель, диалектическое тождество и диалектический синтез противоположностей, тотальность, которую недопустимо подразделять на относительно обособленные в пространстве-времени сравнительно самостоятельные и «физически» взаимодействующие

составляющие. Такое конкретно-всеобщее остается, однако, абстрактным в том отношении, что не включает содержание особенного и безразлично к нему – именно это мы имели в виду, говоря выше об абстрактно-всеобщем подходе. Дискутируется вопрос, существует ли такое всеобщее как одно или как множество одинаковых, но очевидно, что по своему содержанию оно – одно на всех.

Во втором смысле «конкретно-всеобщее» включает сверх того содержание особенного, оставаясь одним на всех – в зависимости от трактовки – или как целое по отношению к частям (что вызывает сомнение уже по причине фактической подмены этими категориями категорий общего и особенного); или как закон организации целого, требующий определенных различий содержания его частей, но не диктующий всего их содержания; или/и как закон развития целого, определяющий последовательность его состояний и принципиальные различия (особенности) их содержания, но не все содержание каждого из них (21). В двух последних случаях конкретно-всеобщее не совпадает полностью ни с целым, ни с его частями, но находится с ними в существенной связи, что делает такое его понимание философской базой дальнейшего развития системного подхода. Конкретновсеобщее как закон организации и как закон развития целого объективной реальности связаны так, что первое выступает основанием второго: развитие является атрибутом определенным образом организованного целого объективной реальности.

Какие особенные типы объективной реальности составляют в этом свете ее непреходящее внутреннее различие, входят в инвариант ее внутренней организации и могут рассматриваться общими элементами, из которых она состоит? Элементы любой системы находятся прежде всего в двух формальных отношениях – тождестве и различии, которые являются, так сказать, теоретическим минимумом всякой организации, поскольку без них невозможна связь объектов. Однако теоретически значимы при этом лишь тождество и различие, приведенные к единому основанию. Из того, например, что предметы имеют один тип симметрии и различаются так, что у одного есть масса, у второго – электрический заряд, а третий способен размножаться, нельзя заключить ни о природе их связи, ни о ее наличии, ни о системе, которой они, возможно, принадлежат. Сделать это можно, лишь если признак, по которому они различаются и в котором совпадают, один и тот же, т.е. является единством общего и особенного. На этом базируются все системные построения частных наук, фактически являющиеся, таким образом, конкретно-общими во втором значении термина, но с тем, что они еще не обладают всеобщностью. Например, химические элементы различаются зарядом ядра их атомов, который есть у всех них (что позволяет объединить их в периодическую систему); организмы, входящие в систему биоценоза, – типом питания, которое присуще им всем; электроны, участвующие в образовании химической связи, – спином, который имеется у каждого, и т.п. Искомые типы объективной реальности по этой логике должны быть установлены на основании всеобщего признака, по которому содержательно различаются некоторые принадлежащие ей предметы, – признака, являющегося единством всеобщего и особенного (ранг общности такого особенного должен быть, конечно, выше, чем особенного в приведенных примерах). По-видимому, этой логике следовал материализм прошлого, подменяя, однако, действительно всеобщий признак особенным признаком, заимствованным у физики, – например, массой. Преодоление такой, вылившейся в механицизм и чреватой идеей первоматерии, подмены сопровождалось, однако, известным отказом и от развития конкретно-всеобщего подхода философии к миру. Самая долгоживущая его форма связана с переключением на противоположную механицизму идею бесконечного качественного многообразия предметов, населяющих мир.

Только на том, что у предметов есть качество и качественные различия, нельзя построить конкретно-всеобщую модель субстанции, сведя разнообразие качеств к конечному числу их невозникающих особенных типов, поскольку разные качества не поддаются ни содержательному отождествлению, ни такому же различению. Качество «с точки зрения его мыслительного содержания… есть самое бедное и абстрактное» (22), есть «нечто

совершенно простое» (23), поэтому о качествах можно сказать лишь то, что они «в своем различии… суть другие по отношению друг к другу» (24). Результатом качественного сравнения предметов может быть, словами Гегеля, или «пустое тождество» (если у них одно качество), или «качественное инобытие соотнесенных друг с другом, их полное несоответствие [курсив мой. – О.Б.] друг другу», выражаемое отрицательно-бесконечными суждениями типа «лев не есть стол» (25). На такой основе возможны лишь бедные абстрактно-всеобщие трактовки, примером которых может служить широко распространенное понимание развития как необратимых качественных изменений. «Необратимое качественное изменение» вообще не является по своему содержанию образом какого-либо процесса, поскольку не может отражать содержания тождества и различия его ступеней и, следовательно, природы их единства, как и направленности самого процесса. Оно всегда остается признаком, носитель которого – сам процесс – не может быть определен в рамках названного понимания развития, и подобно знаменитой улыбке Чеширского кота.

Конкретно-всеобщая форма научной философии в первоначальном виде предложена Ф.Энгельсом и наиболее детально разрабатывается – начиная с 60-х гг. – коллективом кафедры философии Пермского университета как теория единого закономерного мирового процесса восхождения от низшего к высшему, последовательность и главные особенности наиболее крупных ступеней которого предопределены его направленностью на человека, выступающего решающим фактором продолжения этого процесса, который является атрибутом, способом существования материи. Главный общий признак предметов, на котором основана эта концепция, – сложность, и именно она позволяет философии отображать содержание особенного, соотносить предметы не в духе «их полного несоответствия друг другу», а устанавливая содержательные моменты в их тождестве и различиях.

Сложность есть богатство содержания предмета, интегрированное множество и многообразие его частей, их взаимных связей, его отношений с другими предметами, присущих ему возможностей и т.п. (26). В отличие, например, от массы или заряда, сложность – универсальный, всеобщий признак. Абсолютно простых предметов не существует уже потому, что они в принципе не могут быть естественным образом связаны, образуя известные нам сложные предметы. В отличие же от объективности, например, сложность предметов может быть разной, т.е. особенной – большей или меньшей, – и в этом случае они соотносятся как высшее и низшее. Разумеется, что философия сама по себе не декларирует сложность конкретных предметов, а судит о ней на основании конкретнонаучных сведений об их составе, структуре, функциях и т.д. – сведений, которые никогда не исчерпают всего содержания предметов. Неисчерпаемость их содержания, на первый взгляд, делает бессмысленным их сравнение как низших и высших: каждый предмет бесконечен вглубь, ни один не имеет «дна», электрон так же неисчерпаем, как и атом. Это обстоятельство служит основанием распространенного аргумента против того, чтобы философия сравнивала предметы по сложности. Он основан на кажущемся очевидным тождестве всех бесконечностей друг другу. По этой логике, однако, конечное вообще не существует объективно, и она не учитывает диалектического единства бесконечного и конечного, которое в данном случае выражается в разной определенности бесконечностей разных предметов. Бесконечность таракана явно иная, чем бесконечность молекулы воды, при том, что само их (бесконечностей) различие не бесконечно. Оценка этого различия не требует невозможного измерения абсолютной сложности каждого из них и основана на еще одном аспекте отмеченного единства конечного и бесконечного: бесконечность (за исключением бесконечности полного хаоса) имеет репрезентирующий ее природу конечный фрагмент, по содержанию которого ее можно отличить от другой бесконечности. Сравнение таких фрагментов по достижении наукой определенной степени развития и позволяет объективно рассматривать некоторые предметы как более сложные и более простые. Это их

отношение можно условно представить «формулой: H = S + h , где S – основное содержание, “заимствованное” у низшего, а h – некоторое “приращение” содержания, “добавочная” сложность, присущая только высшему» (27). H cимволизирует здесь содержание высшего, S

– содержание его тождества низшему, а h – его отличие от последнего. Заметим, что любой предмет сложен, но не является сам по себе высшим или низшим, эта его характеристика всегда относительна.

Таким образом, искомыми типами материи, возможно, выступают низшее и высшее. Всегда ли, однако, материя состоит из них, если она, в принципе, может долго «обходиться» без социального, без живого, без химического и даже без физического, которые, имея разную сложность, все же являются результатами, а не вечным основанием ее развития? Положительный ответ на этот вопрос встречает прежде всего субъективную трудность мысленного перехода с одного уровня общности на другой: на одном ее уровне находятся названные и, очевидно, целый ряд дофизических видов материи, которые возникают, на другом – более глубоком – низшее и высшее как более общие ее типы, которые, существуя всегда, в разное время могут быть представлены разными ее видами. Переход от менее общего к более общему вполне может быть, так сказать, предельным переходом от возникающего к невозникающему. Последний не свойственен частным наукам, но выглядит в свете их данных вполне естественным. Так, среднее время существования вида у животных несколько миллионов лет, рода – порядка 10 млн. лет, семейства – около 70 млн. лет (28), и очевидно возрастание времени жизни с ростом степени общности группы. С таким переходом связана, далее, известная смена акцентов конкретно-всеобщего рассмотрения реальности: высшее как тип выступает здесь постоянным «партнером», а не продуктом развития низшего как типа, и конкретно-всеобщее предстает в большей степени законом организации целого объективной реальности, нежели – его развития; развитие же выступает здесь прежде всего производным общей организации.

Допущение, что материя всегда состоит из низшего и высшего, приемлемо, таким образом, логически и «психологически», но так ли это на самом деле? Несмотря на трудности точного количественного выражения сложности, очевидно, что известная нам часть мира построена на ее различиях, и любому – без исключений – предмету можно противопоставить предмет другой сложности (разумеется, это не значит, что нет предметов одинаковой сложности), будь то крупные формы материи или их отдельные объекты. Похоже, мы живем в репрезентативной области бесконечного мира (29) и это предельно широкое для нее эмпирическое – в смысле В.И.Вернадского – обобщение справедливо для мира в целом. Во всяком случае, фактические основания думать, что различия в сложности – черта только нашей «провинции», отсутствуют. Нужно учесть, кроме того, что низшее и высшее – самые общие типы особенного, и если особенное существует и за пределами эмпирически доступной нам части мира, то это – низшее и высшее. Это вытекает, наконец, из природы сложности как всеобщего признака: любая сложность как интегрированное многообразие предполагает меньшую сложность отдельных составляющих этого многообразия, относится к ним как высшее к низшему.

Из всего сказанного следует, что материя является субстанцией, абсолютно самодостаточной реальностью потому, что она состоит из низшего и высшего как своих общих элементов. Их связь – самое фундаментальное системообразующее, субстанциальное отношение мира, основа его структуры и «последняя» причина его развития (30). Такое объяснение самодостаточности материи не является тавтологией, так как построено не на том, что присутствие в мире низшего и высшего, очевидно, не исключает этой самодостаточности, а на независимом от данной идеи обосновании вечности их присутствия, равной вечности существования самой субстанции. Объяснение субстанции – внутри нее, а внутри нее всегда – низшее и высшее, и ничто другое не вечно.

Тот содержательный образец-результат реализации общих установок системного подхода как общенаучного варианта субстанциального объяснения, который должна включить

в себя теория систем, чтобы повысилась ее методологическая эффективность, может быть, как представляется, прямым развитием средствами этого подхода результатов рассмотренного конкретно-всеобщего философского понимания природы субстанции. Для этого можно, вопервых, распространить подход на мир в целом; во-вторых, сделать проблему критериев и оценки сложности, хотя бы на время, центральной; в-третьих, вновь обратиться к соотношению разных способов теоретического разделения предмета – на элементы и на структурные уровни, например, – при их обязательном различии в сложности; в-четвертых, исследовать природу связи отношений «продуктов» такого разделения – от их прямого взаимодействия до непричинных форм их взаимной детерминации. За каждым из этих предложений стоят существенные наработки конкретно-всеобщей формы научной философии. В статье обосновано преимущественно первое из них, и следует бегло коснуться оставшихся.

Применение даже качественных, основанных на различии основных форм материи, критериев сложности позволяет обнаружить неочевидные при другом подходе закономерности и структурные отношения. Так, ревизия химических элементов с позиции их сложности открывает отличную от периодической структуру их многообразия и позволяет глубже понять природу направленности развития вещества (31), а подобная ревизия биологического разнообразия, по-видимому, обещает открытие новых отношений между таксонами, создание их более естественной систематики и преодоление на этой основе трудностей, которые пока встречает теория эволюции (32).

Низшее и высшее, в отличие от остальных универсальных сторон действительности, выступают по отношению друг к другу и как отдельные предметы, и как нераздельные в пространственно-временном отношении, тождественные друг другу противоположности, что позволяет более глубоко совместить исходно «вещную» логику материализма и диалектическую логику гегелевской «тотальности», органичнее сочетать идеи двух названных выше трактовок конкретно-всеобщего (33). Такой синтез может служить хорошим основанием методов системного теоретического вычленения в реальности низшего и высшего, отношения которых и обеспечивают относительную самодостаточность объектов, т.е. делают их системами.

Существует два общих типа отношений низшего и высшего – «горизонтальные», где высшее и низшее фигурируют в качестве относительно самостоятельных вещей, и «вертикальные», когда они соотносятся как структурные уровни одной вещи. Первыми – с некоторой условностью – образованы комплексные формы материи (астрономическая, планетарная, геологическая и т.п.), вторыми – основные (физическая, химическая и т.д.). Те и другие отношения подчинены одному ряду хорошо изученных конкретно-всеобщим подходом закономерностей (34), что делает возможным дальнейшее изучение на этой основе принципов связи и характера разных форм самодетерминации естественных и искусственных систем.

А напоследок я скажу… что двух элементов – низшего и высшего – слишком мало для такой грандиозной системы, как мир. Даже у Эмпедокла он имел четыре элемента. Правда, они были всегда и только тождественны – каждый – себе, не были способны к самодвижению и образованию естественных связей, не могли варьировать. На самом деле элементов мира бесконечное множество, и то, что делает их таковыми – различие в сложности и обусловленные им отношения, – обладает поразительной, если так можно сказать, фрактальностью: оно повторяет себя, варьируя непосредственным содержанием, при переходе от объектов одних пространственных и временных масштабов к объектам других масштабов (от «микро» до «мега»), от одного масштаба общности к другому (от общих форм материи до их отдельных единичных объектов), от одного периода существования вселенной к другому. Переход от прошлого к настоящему обнаруживает способность этого различия к самовозрастанию: относительно простые «реликты» далекого прошлого дополняются более сложными продуктами – недавнего, их сложность дополняется и

перекрывается сложностью возникающих в настоящем объектов, – как и положено субстанции, это различие (разной сложности объекты и уровни, связанные соответствующими этому отношениями) выступает причиной себя. Его «фрактальность» обязана данному обстоятельству, а ей – своими эвристическими возможностями – отражающая это обстоятельство конкретно-всеобщая форма научной философии.

_______________________________________

1. Югай Г.А. Общая теория жизни. М.,1985. С.60.

2.См., напр.: Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. М.,1978. С.98-125.

3.Алексеев П.В., Панин А.В. Диалектический материализм. М.,1987. С.120.

4.Агошкова Е.Б., Ахлибининский Б.В. Эволюция понятия системы // Вопросы философии. 1998, №7. С.178.

5.Уемов А.И. Указ.соч. С.120.

6.Там же. С.136.

7.Там же. С.121.

8.Агошкова Е.Б., Ахлибининский Б.В. Указ.соч. С.174.

9.Там же. С.172.

10.Там же.

11.Там же. С.173.

12.Там же.

13.Солопов Е.Ф. Материя и движение. Л.,1972; Он же. Введение в диалектическую логику. Л.,1979. С.89-100.

14-18. Солопов Е.Ф. Материя и движение. С.108. С.115. С.112. С.135. С.135.

19.См.: Воронцов Н.Н. Развитие эволюционных идей в биологии. М.,1999. С.465.

20.Левин Г.Д. Диалектико-материалистическая теория всеобщего. М.,1987.

С.160.

21.См.: Левин Г.Д. Указ. соч.; Ильенков Э.В. Диалектическая логика. Очерки истории и теории. М.,1974. С.249-268; Орлов В.В. Материя, развитие, человек. Пермь, 1974. С.214 и сл.; Он же. Основы философии. Ч.1. Общая философия. Пермь, 1997. Вып.2. С.99-105; Барг О.А. Живое в едином мировом процессе. Пермь, 1993. С.27-34.

22.Гегель Г. Энциклопедия философских наук. М., 1975. Т.1. С.216.

23.Гегель Г. Наука логики. М., 1970. Т.1. С.172.

24.Гегель Г. Энциклопедия философских наук. С.215.

25.Там же. С.358.

26.Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.99; Васильева Т.С., Орлов В.В. Химическая форма материи. Пермь, 1983. С.27; Утробин И.С. Сложность, развитие, научнотехнический прогресс. Иркутск, 1991. С.78 и сл.

27.Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.100.

28.Будыко М.И. Эволюция биосферы. М.,1984. С.329.

29.Способность доказать это – одно из принципиальных достижений конкретновсеобщей формы научной философии в отличие от ее абстрактно-всеобщих вариантов, которые, таким образом, не могут дать себе глубокого обоснования. См. подробно: Орлов В.В. Основы философии. Ч.1. Общая философия. Вып.2. С.123-124.

30.См.: Барг О.А. Указ. соч. Гл.1; Он же. Конкретное понятие материи: мир как система

//Новые идеи в философии. Пермь, 1995. Вып.3.

31.См.: Васильева Т.С., Орлов В.В. Химическая форма материи. С.67-71.

32.См.: Барг О.А. Живое в едином мировом процессе. С.143-144.

33.См. там же. С.4, 52-76.

34.См.: Орлов В.В. Материя, развитие, человек. С.157-201; Философия пограничных проблем науки. Пермь, 1967-1975. Вып. 1-8; Барг О.А. Живое в едином мировом процессе. С.52-76.

Соседние файлы в предмете Философские проблемы естествознания