30 вопрос Восточнославянская цивилизация между Западом и Востоком

Восточнославянская цивилизация между Западом и Востоком. Основные факторы и предпосылки консолидации восточнославянских народов.

Место восточнославянской цивилизации в контексте современного цивилизационного развития – это достаточно новый вопрос как для геополитики, так и для теоретических исследований.

Восточнославянская цивилизация представляет собой специфическое цивилизационное образование. Она не является моноэтничной. Она не является монокультурной. Восточные славяне, находясь на стыке культур, на пересректках мировых цивилизаций, подобно другим «контактным» государствам (Др. Рим, Византия и др.) находились в состоянии «дрейфующегог» общества, постоянно «раскачиваясь» между двумя полюсами- Западом и Востоком. Это отмечали Чаадаев, Данилевский. Тойнби рассматривал Российскую цивилизацию в качестве «дочерней» зоны православной Византии.

В связи с этим встает вопрос о цивилизационной идентичности славян. Важнейшим фактором становления любой цивилизации выступает фактор единства ее ядра - культуры, ее базовых духовных ценностей, менталитета. В иерархии духовных ценностей и традиций славянства можно выделить: 1). общеславянские ценности; 2).ценности восточного славянства; духовные ценности национального славянства.

1). Проблеме духовных ценностей всех групп славян – западных, восточных и южных уделял внимание Вл. Соловьев. Специфику славянской духовности, в отличие от западного образа мышления, с его аналитической холодной рациональностью, он видел в сплаве язычества (мифологизм), христианства (мудрость) и европейского мышления (рационализм).

Не раз отмечалось, что формированию некоторых духовных цен­ностей общеславянства способствовала общая конфессиональная основа – христианство, соответствующая природная среда, географическое расположение, цивилизационное (маятниковое) положение меж­ду Востоком и Западом, которые ответственны за склад характера, образ жизни, мирочувствия народов, за сакральный, трудовой, бытовой и другие типы народного опыта. Например, с точки зрения Н. Данилевского, менталитет славян в большей степени соотнесен с христианским идеалом. Славянству, по его мнению, свойствен дух свободы, хотя это стремление к свободе обусловлено умением и привычкой славянских народов повиноваться, наличием у них уважения и доверия к власти и, в основном, отсутствием властолюбия. В очерке «О власти пространств над русской душой» Н. Бердяев из географической необъятности России («душа русского ушиблена ширью») делает вывод о национальном характере русского человека, таких его чертах, как смирение, самосохранение, недостаток инициативы, слабо развитое чувство ответственности.

Сравнивая общеславянские духовные ценности с менталитетом западного человека, исследователи называют такие традиционные качества славян, как святость и добродетель, коллективизм и собор­ность, веру в идеал, служение обществу в противоположность таким ценностям, как агрессивность, уверенность в себе, умение владеть собой, прагматизм, характерным для западного общества. При этом различные черты общеславянских духовных ценностей ( это часто подчеркивается в литературе) сопоставимы с за­падноевропейскими и американскими типами ментальности. Это по­зволяет выделить такие альтернативы менталитета славян, как христианская мудрость и рационализм, свобода и рабство, добродеяние и агрессивность и пр.

2). Формирование духовных ценностей восточного славянства связано с влиянием православно-византийского духовного насле­дия, ордынского подневолья и тяжкого пути освобождения от него, жесткого режима московских правителей. Образ жизни восточной ветви славянства отличался на фоне общеславянства. Неустранимость подобного наследия форми­ровала такие черты ментальности восточного славянства, как стой­кость к жизненным испытаниям и невзгодам, твердость душевной организации, готовность нести свой тяжкий крест перед лицом судь­бы, особая преданность в сохранении христианских заветов. Наибо­лее показательными примерами такого характера является Сергей Радо­нежский; благодаря салунским братьям Кириллу и Мефодию была передана не только вся сумма знаний, накопленная Византией и полу­ченная ею в наследство от античной цивилизации, но и произошла передача ее исторического опыта, юридических и этнических норм, духовных ценностей.

3). Наряду с общеславянскими духовными ценностями, ценностями восточного славянства в этой иерархии особую роль играют ценнос­ти .национального славянства — русских, белорусов, украинцев, поляков, сербов и др. Несомненно, российский менталитет закладывал важные звенья духовного мира восточного славянства, представленного русски­ми, украинцами и белорусами, хотя и нельзя все духовные ценности белорусов и украинцев сводить к российским. В эволюции духовных ценностей восточного славянства решающую роль сыграли такие исторические вехи, как формирование Киевской Руси, Московского княжества и Великого княжества Литовского, единого Российского и позже советского государства (имея в виду некоторое отклонение существования западных белорусов в составе Польши), а также со­временная суверенность трех восточнославянских народов.

Генезис русской этнокуль­турной общности объединил в себе такие компоненты, как исходный славянский, византийско-православный и ордынский (татаро-мон­гольский), что создавало особый характер русского человека.

Противоречивость русской души, ее амбивалентность во многом объясняются антиномиями исторического пути Руси, которые ей при­шлось испытать, ее промежуточным, неустойчивым положением между двумя цивилизациями. Особенности идентичности русских состояла в том, что она носила преимущественно не натуралистический, географический, этнический, административно-государственный характер, а была ценостно-нормативной, духовной. Это бцло связано с тем, что после гибели Византии восточно-христианское исповедание утратило географическую и цивилизационную привязку и стало восприниматься как священное наследие, нуждающееся в сохранении.Трудолюбие и лень, деспотизм и доб­рота, бунт и смирение, коллективизм и персонализм, мужское и женское, христианство и язычество, аскетически-монашеское и безбож­ное, трудолюбие и праздность и т. п.—таковы противоположные на­чала русского характера. Комплекс раболепия (сервилизма), транс­лированный из Востока, причудливо сочетался здесь с бунтарским духом, вечным стремлением к свободе.

Духовные ценности белорусов, несомненно, формировались в контексте восточно-славянского менталитета, традиционно испыты­вая трудности существования между Востоком и Западом и осуще­ствляя поиск собственного пути развития. Белорусская ментальность впитала в себя и униатскую склонность к компромиссам, и героику католицизма, и строгую воздержанность вместе с индивидуализмом протестантизма. Многие исследователи отмечают, что белорусы ми­ролюбивы, для них не характерно чувство национального превосход­ства над другими национальностями. Говоря о толерантности бело­русской нации, обычно выделяют такие черты, как рассудительность и поиск справедливости без насилия, стремление к разумному комп­ромиссу, терпимость, чуткость, уважение людей с иным мировосп­риятием и стилем мышления.

Отмечается неоднородность белорусской ментальности в зависи­мости от местонахождения: так для Гродненщины и других районов Западной Беларуси, развивающихся под влиянием католической Польши, Литвы и протестантской этики Западной Европы, характерна индивидуализация жизни; в Полесье же преобладает культ сельской общины, в белорусском Поозерье, граничащим с Россией, проявля­ется православная соборность.

В последнее время все чаще слышен призыв к единению славян, который зародился в глубине веков. Объединительная программа всех славян, т. е. восточных, южных и западных (европейских) като­ликов, православных и др., именуется панславизмом. Еще во време­на Московской Руси, в царствование Алексея Михайловича, появи­лись идеи и попытки такого объединения. Панславянские идеи под­держивал известный русский дипломат XVII ст. Афанасий Ордын-Нащекин, подчеркивая необходимость тесного союза с Польшей, призывая к объединению двух мощных государств и двух конфессий — католиков и православных. Позже, рассматривая различия истори­ческих путей других славянских народов (болгар, сербов, чехов и др.), К. Леонтьев дополнил понятие «славизм» понятием «славян­ства», под которым понимал племенную совокупность славян. Сравнивая же исторический процесс в России и на Западе, он, как и Н. Данилевский, был убежден, что славянской России необходимы внутренняя сила, крепость организации и дисциплины, чтобы защи­тить свою независимость от европейского натиска. Дистанцируясь от Запада (испытывая «тяготение на почтительном расстоянии»), Россия в то же время должна в себя вобрать и некоторые западные тенденции («национальную гармонию», «дух охранения в высших слоях обще­ства»).

О необходимости единения славян говорили и представители меньших славянских народов. Сторонниками единения славянства были, например, примыкавшие к протестантизму мыслители Велико­го княжества Литовского С. Будный, Л. Зизаний, М. Смотрицкий, католики из этого же княжества Я. Веслицкий, Н. Гусовский, Я. Длугаш и др.

Ближе к нашему времени начинает укрепляться более целостное, не ограниченное конфессиональными рамками представление о пу­тях единения славян. Влиятельнейшим центром единства славянства стала Прага, которую называли «Славянскими Афинами». В ней и со­стоялся в 1848 г. первый Славянский конгресс, сформировалась сильная школа ученых-славистов. Здесь, в Праге, проводились такие ответственные форумы, как Всеславянский съезд прогрессивных студентов (1908), I Международный съезд славянистов (1929) и, на­конец, в 1998 году Всеславянский съезд.

На рубеже XX-XXI стст. одновременно с интеграцией западноев­ропейских стран происходит процесс дезинтеграции славянского мира, сопровождающийся разрушением СССР, расчленением СФРЮ, Чехословакии. Славянские духовные ценности как проявле­ние особой человеческой цивилизации и ментальности исторически уникальны и во многом самодостаточны. В наши дни разъединения славян и славянской трагедии на Балканах особенно актуально зву­чит призыв Н. Данилевского к мужеству, единодушию, твердой вере в величие славянских народов.

Восточно-православному миру западными идеологами отводится важное место в стратегии противодействия самобытным цивилизаци­ям. Свое отношение к иным типам цивилизации профессор амери­канского университета Джона Гопкинса 3. Бжезынский четко опре­делил одним понятием — гегемония. «Гегемония стара как мир, — пишет он, —однако современная гегемония Америки отличается стремительностью своего утверждения, своим глобальным характе­ром, а также средствами своей реализации. В течение одного столе­тия Америка трансформировалась — не без динамики международ­ного развития — из страны, изолированной в западном полушарии, в державу, беспрецедентную по своему влиянию и масштабам». Если такие политики, как Г. Трумэн, Дж. Буш, Р. Рейган, гегемонию США выводили из ее военного и экономического могущества («России следует показать железный кулак», — заявлял в самом начале холод­ной войны против СССР Г. Трумэн), то 3. Бжезинский дополняет этот перечень таким компонентом, как культурная гегемония, выделяя при этом ее привлекательность среди молодежи. Развивая, по сути дела, известную концепцию С. Хантингтона о столкновении цивилизаций, он считает, что в возможном конфликте двух основных цивилизаций XXI в. — западной (атлантической) и конфуцианско-буддистской — восточноправославный регион необходимо использовать как проти­вовес усиления исламского фактора и для недопущения «конфуцианско-мусульманской» связи.

Вместе с тем Бжезинский видит и трудности формирования из восточноправославной цивилизации противовеса конфуцианству и ис­ламскому миру в том случае, если восточное славянство, восстано­вив свою мощь, может оторваться от Запада и установить тесные свя­зи со странами, способными играть роль цивилизационных или реги­ональных центров: Турцией, Ираном, Китаем. По мнению западных стратегов, это может содействовать России в формировании оппози­ции американской гегемонии не только в Евразии, но и в мире, учи­тывая фундаментальный потенциал восточного славянства в геогра­фической, политической, интеллектуальной и военной сферах

Как ответить на этот вызов времени восточнославянскому миру, как сохранить и умножить славянские духовные ценности и единство славян на рубеже веков, каковы приоритеты дальнейшего развития человечества?

Возможно, именно славянский мир на современном этапе цивилизационного развития с его тенденцией к единству мирового про­цесса, признанием культурного плюрализма и необходимостью отка­за от всякой иерархии культур, а значит, и отрицанием евроцентризма сможет сыграть роль творческого посредника между Вос­током и Западом. Нахо­дясь же на перекрестке цивилизаций и в силу своего геополитичес­кого статуса став местом столкновения Востока и Запада уже внутри славянства, Беларусь в этом процессе мирового единения может сыграть заметную роль.

Отдельный – и важный прежде всего для белорусского народа – вопрос о цивилизационной судьбе России как центра восточнославянской цивилизации.

В сер. 19 в. обозначился знаменательный для русского этноса момент социально-политического (и цивилизационного) самоопределения. Он сопровождался ожесточенной публичной дискуссией между славянофилами и западниками о выборе пути развития России. Они не стремились ограничить себя узкими рамками теории, их концепции были устремлены в политику, нашли свое отражение в политике реформ, нацеленных на догоняющее развитие России.

«Запад» и «Восток», противопоставляемые России, – понимаются как два особых типа цивилизационного и культурного развития. З. - это техногенная цивилизация, В. – традиционная Ц. И культура. Славянофилы и западники по-разному отвечали на вопрос об историческом пути Р.:

Славянофилы утверждали, что Р. должна идти самобытным путем, поскольку ее культура, менталитет, историческое поведение не имеют ничего общего ни с З., ни с В. Концепция абсолютизирует «русскость» культуры, менталитета.

Западники считали, что Р. по своим социокультурным истокам и менталитету тяготеет к З. И должна на него ориентироваться, когда речь заходит о попытках модернизации, о догоняющем развитии страны.

Историческая приобщенность Р. к многим ценностям З. Цивилизации и культуры несомненны. Это христианство (в его восточном варианте), это элементы западного рационализма; просветительства, романтизма, социального утопизма, авангардизма, уважения к научной рациональности. В этой концепции присутствует абсолютизация западного опыта: часто отсутствует критическое отношение к опыту развития З. Недооценивается обратное влияние Р. на З. Игнорируются восточные элементы в Р. культуре.

В 20-х г.г. 20 в.в. в среде русской эмиграции появилась концепция, которая пыталась «примирить» первые две - евразийство.

Евразийство. Возникло в среде русских эмигрантов (Флоровский, Карсавин, Вернадский, Трубецкой, Ильин), которые хотели разобраться в истоках происшедших с Р. изменений и в перспективах ее дальнейшего развития. Центр евразийства был в Праге. 1-й съезд состоялся в 1932 г. Имелась своя газета, своя Евразийская организация.

.Ее сторонники утверждали, что Р. представляет собой специфический тип культуры – евразийский, связанный с ее географическим местоположением; исторической судьбой, восточными и западными соседями. На авансцену истории попеременно выступали различные линии социокультурной ориентации: в период Киевской Руси – византийская, в столетия монголо-татарского ига – восточная, со времен Петра 1 – западная. При этом русская культура синтезировала все эти элементы.

Евразийцы не считали, что Р. вечно должна с запозданием повторять путь З. Более того, они считали, что «палатка Р.», которая столько веков была раскинута среди долин и холмов З., перемещается на В. Их идеология включала представления о том, что миссия Р. как «моста» между Европой и Азией, может осуществиться, если В России воцарится, прежде всего, приоритет идеократии (власти идеи, ценности) и признание сильного государственного начала источником социальных реформ. Концепция, наряду с идеей объединения восточного славянства и других народов России, имела ощутимый тоталитарный посыл.

П. Сорокин писал о том, что Р. присущ «догоняющий» тип модернизации, патернализм и деспотизм в государственном управлении, особый – «иоанновский» тип личности, соединяющий особую чувствительности к высшим морально-нравственным ценностям и идеалам, смирение и стихийность, свободолюбие и привычку к рабству.

Россия в тенденции своего развития была такой локальной Ц., которая могла в течение веков противостоять Западу и сохранять свою самостоятельность на мировой арене при том, что она намного уступала Западу в экономической силе, отставала в освоении промышленной революции и либерального строя. Однако Российская империя обладала крупным трудовым потенциалом, разнообразными сырьевыми ресурсами, значительной военной мощью и периодически вступала в военное противостояние с ведущими государствами Западной Европы и их союзами. Содержание ее социально-экономической модели, начиная с сер.19 в., принципиально не отличалось от индустриальной модели, господствовавшей в мире.

После первой мировой войны, революции в России 1917 г., Великой Депрессии, произошла бифуркация этой модели. Возникла новая социалистическая модель, которая пыталась создать альтернативу вступившему в фазу заката индустриально- капиталистическому обществу. На фоне явного кризиса индустриального общества, что проявилось в невиданной по масштабам первой мировой войне, Россия первой осуществила проект строительства альтернативного капитализму, но индустриального по характеру, социалистического общества. Вернее, социализм был позднеиндустриальной моделью социально-экономического развития.

Россия после национальной катастрофы начала 20 в. сумела восстановить единство большинства народов и регионов распавшейся Российской империи, а после победы в единоборстве с почти всей западноевропейской цивилизацией во второй мировой войне распространила во многом вульгаризированную социалистическую модель на ряд стран Восточной Европы, отдельные страны Азии и Латинской Америки, сформировала обширный мир социализма, противостоявший западной цивилизации во главе с США. Возник двухполюсный мир.

Картина резко изменилась с конца 20 в. Возникла новая волна бифуркаций, глубинная суть которых – трансформация индустриального общества и присущих ему моделей в постиндустриальное. Переход этот начался с глубокого планетарного кризиса, исторического разлома.

Какое место займет Россия и возглавляемая ею цивилизация (которая сжалась до размеров СНГ) в мировом цивилизационном пространстве 21 в.? На какую социально-экономическую модель ей ориентироваться?

Объективным фактором трагического для СССР (с Россией как центром) кризиса явилось исчерпание того варианта позднеиндустриального общества, той его модели, за реализацию которой взялась Россия. Для большинства интеллектуалов того времени социалистическая модель общества была антитезой капитализму. На первых порах она дала ощутимые плоды, однако постепенно нарастали и негативные последствия того варианта социализма, который стал реальностью в СССР: признаки тоталитарного общества, чрезмерная концентрация экономической силы в руках подавлявшей предпринимательскую инициативу правящей бюрократической верхушки, подавление личности и ограничение прав и свобод, что открывало дорогу к периодическим репрессиям; избыточная централизация, игнорирование особенностей и интересов наций и территорий; милитаризация, концентрировавшая лучшие ресурсы и интеллектуальные силы на гонке вооружений.

Подтвердился прогноз П. Сорокина о том, что коммунизм и др. разновидности тоталитарной экономики, управления и образа жизни – дети критических ситуаций. Сильные, но «опасные» лекарства, принимаемые в «кризисной болезни». Чем скорее пройдут критические ситуации (холодная и горячая война, исключительная бедность большей части человечества и др.), чем решительнее человечество отойдет от этих крайностей, тем скорее падет тоталитаризм.

На какую соц.-эконом. модель в настоящей ситуации надо ориентироваться России? Окажется ли восточное славянство при этом единым?

1. Ряд авторов ориентируется на западную модель, на присоединение России и других восточнославянских государств в качестве развитых индустриальных держав к постиндустриальному миру, создав однополюсный мир; постиндустриализм же – далекое грядущее для России.

2. Ряд авторов – отметив, что Россия еще не вошла в постиндустиальную фазу техногенного общества, - предлагают двигаться в направлении формирования самостоятельной системы мирового класса, превратиться в мировую этноэкономическую систему. Это развитие должно быть не на постиндустриальной (техногенной) основе, где она будет вечно догонять лидеров, а на основе этноэкономической транснационализации. Шансы такого движения - в плоскости социокультурной, в системе духовных ценностей, которые приобретают в постиндустриальную эпоху первостепенную роль. Однако этого явно недостаточно, как показали богатейшие в духовно-культурном плане Индия и Китай в недавнем прошлом. Необходимо, чтобы Россия и возглавляемое ею цивилизационное сообщество не только интегрировали культурное, духовное цивилизационное ядро, но и материализовали интеллектуальные преимущества в технологическом прорыве, конкурентноспособной продукции и эффективной экономике.

3. Ряд авторов вновь обращаются к «стратегии прорыва». Не догоняя – обгонять в тех сегментах техники и технологии, где это возможно. Это основа долгосрочной стратегии.

Каковы факторы интеграции восточнославянской цивилизации?

Большинство авторов отмечают, что пока еще есть шансы на сохранение и последующее возрождение евразийской (и восточнославянской) цивилизации. Основания:

• природные ресурсы;

• народ с пока еще мощной интеллектуальной базой, образованными кадрами,

• научный и технологический фундамент ( Россия, Беларусь, Украина были наиболее развитым научно-промышленным регионом в СССР);

• смена поколений экономических, политических, культурных лидеров.

Самые большие надежды – на социокультурные факторы, под которыми понимается совокупность элементов духовной жизни общества, сферы духовного воспроизводства:

науки, которая имеет единые исторические корни на всем пространстве восточного славянства;

культуры, имеющей единые историко- генетические корни и сохраняющей пока мощную интеллектуальную базу;

христианства изначально православного направления, а сейчас многоконфессионального, но скрепленного веротерпимостью;

менталитета, отрицающего фанатизм;

системы образования, которая в советские времена был признана одной из лучших как по результативности, так и по гуманистической направленности;

языка, который при всех различиях восточнославянских языков, сохраняет историческую память, немалую роль играет русский язык как интегрирующий социокультурную общность славян;

этики, которой изначально присущи (хотя сейчас находятся в жестоком кризисе) человеколюбие, толерантность, простота, доброжелательность, поиск нравственного идеала.

идеологии, которая формируется в условиях крушения коммунистической идеологии, потери идеалов и веры в будущее, с одной стороны, формирования идеалов постиндустриального общества, поиска новых интегрирующих идей, с другой. Эта пока еще слабая тенденция названа Питиримом Сорокиным позитивной моральной поляризацией, при которой постепенно появятся здоровые силы, ориентированные на отказ от культа войны и насилия, на бескорыстные акции одних индивидов по отношению к другим, на моральные факторы взаимопомощи, сотрудничества, симпатии и бескорыстной творческой любви, исключающей эгоистическое соперничество, ненависть и грубую силу.

Кроме того, наряду с дезинтеграционными процессами, которыми сопровождается становление постиндустриальной эпохи (СФРЮ, СССР), к концу 21 в. явно развиваются интеграционные процессы (ЕС, Северная Америка). Они обусловлены объективными закономерностями глобализации и сопровождаются межэтническими и кросскультурными взаимодействиями.

Пока контуры движения восточнославянской цивилизации размыты.

6