Volkov_V_V_Filologia_v_sisteme_sovremennogo_gu

Языковой знак: «семантическая трапеция» как отображение структуры «я»

Слово – главный элемент системы языка и одновременно – языкового сознания. Через слово характеризуется бόльшая часть других языковых единиц, ср.: морф (морфема) – минимальная значимая часть слова, словосочетание – объединение двух или более слов на основе подчинительной связи и т.д. Поэтому, говоря о слове, мы говорим и о всей системе языка, об устройстве всего языкового сознания, и основные «измерения слова» соотносятся с основными функциями языка в целом – с обозначением конкретных предметов или процессов (реалий «внешнего мира»), с обозначением абстрактных понятий (реалий «мира внутреннего») и с выражением эмоциональных состояний и различных оценок.

Четыре измерения семантического пространства

В онтологическом фундаменте структуры слова – четыре относительно автономные стороны (аспекта, «измерения»).

1.План выражения, то есть фонетическая или графическая оболочка, обеспечивающая чувственную зримость («слышимость») слова, придающая ему статус вещи. Остальные компоненты в совокупности составляют план содержания.

2.Денотат (референт, экстенсионал) – феномен или ряд феноменов «внешнего мира», объективной и/или виртуальной внеязыковой действительности (предметы, процессы, свойства и др.).

3.Сигнификат (языковое значение / речевой смысл, обыденное понятие) – феномен внутреннего мира; организованные совокупности (констелляции, конфигурации) сигнификатов образуют когнитивную схему как эквивалент мысли.

4.Коннотация (ценностно-эмотивное значение/смысл, эмоцио- нально-оценочная и стилистическая окраска) – отражение переживаний (эмоций, оценок), которые вызывает у человека его взаимодействие с миром, другими людьми, с самим собой.

Почему целесообразно говорить о четырех измерениях именно семантического пространства, если одно из «измерений» – «формальное», план выражения? Потому, что «форма формует» – и не только в философском, но и в конкретно-лингвистическом смысле: не только дает фонетическую или графическую «оболочку», но и структурирует содержание, а вне структурированности никакая живая вещь, в том числе и слово, не существует.

Слово изоморфно по своему составу и структуре человеческому «я»; тайны слова – одновременно и тайны человеческого сознания.

71

Семантическая структура слова и реальности языкового сознания

Рассмотрим, какие реальности языкового сознания соответствуют каждому из «измерений», аспектов «лингвистического слова» (см. [Вол-

ков 1994; 1997], рис. 5).

Предметно-чувственный (чувственно-предметный, сенсорный, «вещный») компонент значения слова обусловлен особенностями нашего восприятия и памяти, которая прежде всего – «память о вещах», о конкретных предметах или действиях, свойствах и ситуациях, «память чувств», чувственное представление (сенсорный образ, в педагогике – наглядное представление), возможность представить нечто в конкретике чувственности.

План выражения:							Коннотации:
фонетическое или							ценностно-эмоциональное
графическое слово							отношение
			может назвать во
			«внешней речи»
							переживает
							как факт
							жизни
					«Я»
	воспринимает
	(сенсорный
	образ)				осмысляет
					(семантическое
					представление)
Денотат / референт:							Сигнификат:
феномен реального или							обыденное и/или научное
возможного мира							понятие

Рис. 5. «Я» и словесный знак как «семантическая трапеция»: лингвистический и психолингвистический аспекты

Важно подчеркнуть, что сфера чувственности, сенсорики (чувст- венно-практический опыт) складывается у человека очень рано, с момента рождения, и вовсе не является чем-то простым или тем более примитивным. Всякое восприятие носит направленный характер, а следовательно, основывается на обусловливающих его потребностях, установках, мотивах, которые составляют фундамент внутреннего мира человека. Чувственный опыт обрабатывается на основе таких перцептивных интуитивно-внятных категорий, как пространства, время, движение, цвет

72

идр., которые лишь в особых условиях (например, обучения) оказываются предметом рефлексивного осознания. Поэтому даже у взрослых слово чаще всего ассоциируется с «вещью» (с сенсорным образом), а процедуры понимания связываются с формированием каких-либо наглядных представлений; мы, чтобы разъяснить что-либо, обычно говорим: «Представь себе…» – и рисуем некую зримую «картинку».

Семантическое представление как компонент значения – это своеобразный «атом мысли» в ее отвлечении от чувственного мира, «сгусток смыслов» или «облако смыслов» – цельное, но размытое, диффузное образование, которому, в отличие от понятия, зачастую невозможно дать сколько-нибудь приемлемое строгое толкование. Семантическое представление невозможно интерпретировать путем перевода в условное наглядное представление. Попробуйте, к примеру, «наглядно изобразить»,

что такое причина, вероятность, закономерность, Абсолют, сравнение

ит.д. Или хотя бы «абстрактно» объяснить. Скажем, у нас выстраивается такое «объяснение»: причина – «нечто такое, что обусловливает нечто другое». Что значит обусловливает? «То, из-за чего имеет место другое». Что значит из-за (чего)? И глагол обусловливать, и предложно-падежное сочетание из-за чего-либо выражают значение причины. Выражают, но не объясняют его. Мы понимаем, что такое причина, пользуемся этой мыслительной категорией, можем по-разному обозначать причинные отношения, но объяснить, что же именно мы понимаем под «причиной», в чем же существо причинных отношений, нам не удается.

Семантическое представление существует не столько как осознаваемое, сколько как бессознательное – феномен, который на уровне осознаваемого неотделим от формальных оболочек слов, начинающих как бы «звучать» в нас при попытке разобраться в суете смутных мыслей. Это же представление у художника может найти выражение в формах и красках, у музыканта – в ритме и звуке, у танцора – в мелодии движения. Семантическое представление принадлежит сознанию как целостности,

илишь потом – языковому сознанию и языку как языку слов.

Ценностно-эмотивный («коннотативный»12) компонент значения связан с эмоциями опосредованно – через ценностные (аксиологические) установки. Этот аспект языковой семантики связан с выражением либо ценностных представлений (например, «что важно и что не важно» в случае главный – второстепенный), либо мотивированных ими эмоциональных реакций – смутных «движений души», связанных с переживанием «вещного» или «мыслимого» как личностно значимого и личност-

12 Коннотация – от лат. con ‘вместе с…’ + notatio ‘обозначение, записывание; замечание, порицание’ < notare ‘обозначать, исписывать; отличать, награждать; указывать, намекать’ < nota ‘знак’, букв. «сообозначение». Дополнительное содержание слова или высказывания, сопутствующие стилистические и/или экспрессивные эмоционально-оценочные оттенки.

73

но оцениваемого (скажем, одно нас радует, а другое – заставляет грустить). Этот компонент лексической семантики еще более «размыт», диффузен, чем семантическое представление.

С точки зрения психофизиологии речи, слово – это «паттерн-код»,

совокупность возбуждений в разных участках нейронной сети. Зоны возбуждения взаимосвязаны, что соотносится с взаимосвязью отдельных аспектов слова, принадлежащих разным измерениям вербального пространства. Совокупности однородных зон, принадлежащих разным словам, образуют относительно автономные измерения вербального пространства, что недвусмысленно подтверждается, например, данными о функциональной асимметрии мозга или данными патологии речи.

Поясним это на примере взаимосвязи сенсорных образов и семантических представлений.

В языковом сознании разных носителей языка одно и то же слово связано с разными семантическими представлениями (естественно, при наличии существенной «общей части») и еще более разными сенсорными образами («чувственно-предметными картинками», или, иначе, «денотатными представлениями»). «Слово уголь, – отмечал А.Р. Лурия, – которым хозяйка обозначает вещество, нужное для того, чтобы разогреть жаровню, а угольщик – вещество, которое он изготовляет, относится химиком к целой большой категории веществ, имеющих радикал C. Слово лавка (или магазин) вызывает у маленького ребенка переживание чего-то вкусного (сахар, конфеты, булочки, которые там покупают), для младшего школьника – образ конкретного магазина, а для экономиста – это одно из звеньев общественной организации товарообмена» [Лурия 1975: 101]. Одно и то же слово у одних людей соотносится по преимуществу с сенсорными образами, у других – с семантическими представлениями или даже с достаточно строгим научным понятием (ср.: товар для домохозяйки и для экономиста), а у третьих лишь вызывает какуюто эмоциональную реакцию, внутреннее душевное движение, ни с чем конкретно-зримым или мыслимым почти не связанное (скажем, для ребенка – «вкусно» или «красиво»).

Тем не менее, «вещность» или «мыслимость» значения конкретного слова достаточно хорошо сознается говорящими (вспомним, например, что абстрактные существительные в русском языке, в отличие от конкретных, употребляются только в форме единственного числа, как смелость или отчаяние), но не всегда сознаются переходы от одного к другому, от исходного, базового смысла слова (скажем, от смысла «вещного»), – к разнообразным ассоциативным значениям как конкретного, так

иабстрактного характера.

Олюбопытном эксперименте по установлению «вещных» ассоциаций у абстрактных существительных рассказал В.А. Успенский. Предположим, пишет он, что нам известна сочетаемость слова, но неизвестно

74

его значение. Какие бы выводы мы сделали, анализируя сочетаемость? Попытка сформулировать «вещные представления» для слов радость и горе привело его к следующему.

«Горе – это тяжелая жидкость. В самом деле, это жидкость, поскольку горе можно пить: ср. испить горя, хлебнуть горя. Она тяжелая, поскольку обрушивается на человека, давит на него; человек подавлен, придавлен горем и, наконец, не вынеся этой тяжести, может быть убит горем. Возможно, горе – как жидкость – заполняет некоторый бассейн, на дне которого находится человек: ведь чем горе больше, тем оно глубже, тем тяжелее и с тем большей силой давит на человека. Человек пребывает погруженным в горе, так что горе находится вне человека, окружая его.

Напротив, радость – внутри человека. Это легкая светлая жидкость.

Иногда она тихо разливается в человеке, а иногда бурлит, играет, искрится, переполняет человека, переплескивается через край. По-

видимому, она легче воздуха: человек от радости испытывает легкость, идет, не чуя земли под ногами, парит и, наконец, улетает на седьмое небо». Таким образом, заключает исследователь, «отвлеченное существительное может иметь такую лексическую сочетаемость, как если бы оно обозначало некоторый материальный предмет…, и потому в мысленном эксперименте может быть воспринято как конкретное существительное, обозначающее этот предмет» [Успенский 1979: 147].

Прямо противоположное направление семантического развития характерно для символических образов как условных обозначений какоголибо понятия, идеи (от предметно-чувственной конкретики – к символическому ореолу и мифу), что хорошо просматривается в той характеристике символа, которую дал ему С.С. Аверинцев: «Беря слова расширительно, можно сказать, что символ есть образ, взятый в аспекте своей знаковости, и что он есть знак, наделенный всей органичностью мифа и неисчерпаемой многозначностью образа. Всякий символ есть образ (и всякий образ есть, хотя бы в некоторой мере, символ); но если категория образа предполагает предметное тождество самому себе, то категория символа делает акцент на другой стороне той же сути – на выхождении образа за собственные пределы, на присутствии некоего смысла, интимно слитого с образом, но ему не тождественного. Предметный образ и глубинный смысл выступают в структуре образа как два полюса, немыслимые один без другого (ибо смысл теряет вне образа свою явленность, а образ вне смысла рассыпается на свои компоненты), но и разведенные между собой и порождающие между собой напряжение, в котором и состоит сущность символа. Переходя в символ, образ становится “прозрачным”; смысл “просвечивает” сквозь него, будучи дан именно как смысловая глубина, смысловая перспектива, требующая нелегкого “вхождения” в себя» [Аверинцев 1971: 826].

75

Разные аспекты слова связаны с различными функциями языка: именование «вещных» феноменов – с такими «первичными» функциями,

как номинативная, референтная, денотативная, репрезентативная;

именование семантических представлений – с такими «вторичными» функциями, которые основываются на абстрагировании (познаватель-

ная, гносеологическая, эпистемологическая), коннотативные феномены – с эмоционально-экспрессивной, магической, религиозной и т.д.

Семантическая структура слова и вопрос о функциональной асимметрии мозга

Предметно-чувственный и семантический компоненты неравномерно распределены между полушариями мозга. Правое полушарие «мыслит» образами, эмоциями и интуитивными прозрениями. «Но эта мысль только глобальная, нерасчлененная и смутная. Не имея соответствующего языкового оформления, она скрыта не только для других, но и для себя» [Деглин, Балонов, Долинина 1983: 39]. Правое полушарие мыслит образно и конкретно, ему доступны лишь самые простые абстрактные понятия.

Существо представления о функциональной асимметрии мозга сводится к тому, что каждое полушарие склонно работать с информацией одного рода и пользоваться механизмами по преимуществу одного типа мышления, одного «языка». Это различие между полушариями обычно характеризуют на основе следующих терминов (см., например: [Иванов

1978]):

Левое полушарие:	Правое полушарие:
– абстрактно-логическое, словес-	– конкретное пространственно-
ное (оперирование знаковым мате-	образное, несловесное (оперирование
риалом);	образами);
– вербальное (< лат. verbalis ‘уст-	– невербальное;
ный, словесный’);
– аналитическое (анализ, расчле-	– синтетическое (образное мышле-
нение предметов и явлений на от-	ние обеспечивает цельность воспри-
дельные составляющие);	ятия);
– дискретное (< лат. discretus ‘пре-	– симультанное (< фр. simultané ‘од-
рывистый, разделенный на отдель-	новременный’; мышление, основываю-
ные части’; мышление как ряд по-	щееся на одномоментном восприятии и
следовательных операций, «пошаго-	оценке объекта, на целостном «схваты-
вое» мышление)	вании» его)

Хотя история исследования функциональной специализации правого и левого полушарий человеческого мозга насчитывает свыше ста лет

76

(с начала изучения поражений разных участков мозга и отражения их последствий в речи и поведении больных), серьезные открытия были сделаны начиная с 60-х годов ХХ века, после того как для лечения тяжелых форм эпилепсии стало использоваться хирургическое разобщение правого и левого полушарий, после которого каждое из них функционирует в отдельности. Были подтверждены предположения, что с левым полушарием связано понятийное мышление, речевая деятельность, чтение, счетные операции, а с правым – узнавание лиц, идентификация геометрических фигур и опознание предметных изображений. Последовали и другие открытия.

Это разделение функций не является абсолютным. Как показали энцефалографические исследования, правое полушарие тоже способно к восприятию словесной информации (хотя и в меньшей степени, чем левое), а левое – к восприятию сведений пространственно-образного характера. При прослушивании музыки (то есть информации заведомо невербальной) активны оба полушария: наш мозг не только «слышит» мелодию, но и каким-то образом «анализирует» ее. Несмотря на то что «словесным» является по преимуществу левое полушарие, при чтении художественных рассказов, обращенных к живому воображению, более активно правое; активно оно и при чтении технических текстов, требующих актуализации пространственных представлений, но – в меньшей степени.

Чтобы выразить мысль, нужно «преодолеть расстояние» между правым и левым полушариями «Это расстояние, – пишут исследователи функциональной асимметрии мозга, – всегда совместно преодолевают образ и слово. На этом пути чувственный образ, вобравший в себя все цвета, формы и звуки окружающего мира, превращается в бестелесную мысль, а нерасчлененное слово – в расчлененное предложение с субъ- ектно-объектной структурой. На этом пути неосознанное превращается в осознанное, человек познает себя, его мысль постепенно высвечивается для него и становится доступной для других» [Деглин, Балонов, Долинина 1983: 40]. Более энергично эту мысль выразил Вяч. Вс. Иванов: «Левое полушарие накладывает языковую (и концептуальную логическую) сеть на конкретные (осязаемо-зрительные) образы, формируемые правым полушарием» [Иванов 1979: 126].

Когнитивные типы языковых единиц и аспекты гуманитаристики

Разные слова имеют разный «крен» в сторону того или иного угла семантической трапеции (рис. 5); та или иная сторона оказывается наиболее весомой, значимой, и тогда все остальные обретают смысл через ее посредство. Любопытно отметить, что сходное противопоставление

77

(«номинативное – сигнификативное – коннотативное», но в других терминах) В. фон Гумбольдт использовал для характеристики своеобразия разных языков: «В общих чертах можно представить себе, что слова одного языка являют больше чувственной образности, другого – больше духовности, третьего – больше рассудочного отражения понятия… Ни одна из упомянутых особенностей не встречается изолированно…» [Гумбольдт 1985: 379].

Основная функция номинативно ориентированных лексем – номинация, обозначение реалий предметного мира, а сигнификация и коннотация – функции второстепенные.

Номинативно ориентированная лексика связана с преобладанием предметно-чувственного компонента, «обозначает прежде всего предметы внешнего по отношению к мышлению и языку человека материального мира» [Степанов 1981: 58], ориентирована на сенсорные образы – как реальных, так и фантомных объектов, и в крайних случаях вне таких образных представлений вообще не может быть осмыслена. Таковы, например, основные прилагательные со значением цвета. Для них невозможно построить удовлетворительное толкование «через понятие», только через «эталонный предмет», ср.: белый – «цвета снега, сахара,

молока, мела»; зеленый – «цвета травы, листвы»; красный – «цвета кро-

ви» [Шрамм 1979]. Другие прилагательные, обозначающие не простые, а сложные, производные цвета, можно уже истолковать через простые, ср.:

розовый – «светло-, бледно-красный», изумрудный – «ярко-зеленый», голубой – «светло-синий» и т.д.

Аналогичные свойства отмечаются, например, и для прилагатель-

ных типа крутой, пологий (крутая гора, пологий склон, крутой подъем

и т.д.), значение которых определяется через «зримое» отношение к вертикали. Номинативно ориентированы и так называемые конкретные существительные, в том числе названия артефактов (лампа, стакан); жи-

вых существ (слон, собака), растений и плодов (береза, клен, груша, яб-

локо) и др. Д.Н. Шмелев предлагал называть такие слова «денотатива-

ми» [Шмелев 1973].

Основная функция сигнификативно ориентированных единиц (в однословной номинации – «сигнификативов») – выражение смысла, некоего семантического представления (обыденного или научного понятия), а второстепенные функции – номинация и коннотация. Наиболее выразительна сигнификативная ориентированность отвлеченных существительных, образованных от глаголов или от имен прилагательных: ходьба, борьба, быстрота, синева. Заметим, что и бόльшая часть адъективной лексики в целом связана с предметным миром опосредованно, через понятие, и при изолированном предъявлении сигнификативно ориентированное прилагательное не вызывает сколько-нибудь однозначного сенсорного образа, ср. вне контекста быстрый или старый и контексту-

78

альные «номинативные конкретизации» типа быстрый шаг и быстрая езда, старый человек и старая книга.

Основная функция прагматически («коннотативно») ориентированных лексем («коннотативов») – выражение «точки зрения» на реалию или понятие, а номинация и сигнификация – второстепенные. Наиболее очевидна такая ориентированность у различных дериватов с эмоцио- нально-оценочными суффиксами, ср.: сынок, сыночек, доченька, дедуля,

носик, глазки, синенький, тепленький, вкусненько и мн. др.

Следует подчеркнуть, что, говоря о прагматически ориентированной лексике, мы имеем в виду ее предназначенность именно для выражения самых разнообразных «точек зрения» (а не только одних оценок и/или эмоций), обусловленных отношением к предмету речи, к адресату речи, к ситуации общения, в том числе «точек зрения», находящих выражение в эмоциональных реакциях. Так, прилагательные хороший или главный, нужный или лишний прагматически ориентированы в исходном значении и связаны с эмоциями лишь потенциально, однако они несомненно предназначены для выражения «точки зрения» и в этом смысле являются прагматически («коннотативно») ориентированными.

Система феноменов, соотносительных				Таблица 8
	с когнитивными типами значений
Когнитивный				Прагматический
тип значе		Номинативный
ния			Понятийный	(эмотивно-
		(«предметно-
Соот-			(сигнифика-тивный)	ценностный,
		событийный»)
носительные				коннотативный)
феномены
Сфера человеческой		чувственное	рациональное	эмоциональное
психики				интер- и
Модус		внеязыковая	вербальное
				интраиндиви-
существования обо-
		действительность	пространство	дуальное
значаемого
				сознание
Функциональный		идентифици-	предикатный	прагматический
тип значения		рующий
Функция		обозначение	обозначение	выражение
языкового		конкретного	абстрактного
				оценок, эмоций
знака		(«вещного»)	(понятийного)
				коннотативное
Базовая лексикогра-		тематическое	семантическое
фическая		поле, тематический	поле, семантиче-	семантическое
единица		словарь	ский словарь	пространство
Базовая часть		существительное	прилагательное,	междометие,
речи			глагол	модальное слово

79

Соответствует ли действительности такое представление о слове? Если соответствует, то оно должно соотноситься с какими-то представлениями других гуманитарных наук, и проверка «на соотносительность» будет одним из способов верификации каждого из соотносимых друг с другом конкретно-научных представлений.

Издавна в гуманитарных науках (прежде всего, в психологии и философии) бытует представление о трех основных сферах психики – чувственном, рациональном и эмоциональном компонентах человеческого «я». Чувственное (эмпирическое, эмпирийное) находит соответствие в денотатном (референциальном, номинативном), рациональное (сфера разума, мысли) – в сигнификативном, эмоциональное – в коннотативном аспекте («измерении») слова. Строение слова изоморфно строению «я», устройству всей системы гуманитарного знания и обретает содержательную характеристику в перечне разнообразных понятий, соотносительных с понятиями «номинативное», «сигнификативное» и «коннотативное» и суммированных в табл. 8.

Библиотечно-библиографическая классификация и аспекты гуманитаристики

Задача систематизации всего накопленного человечеством знания составляет предмет интереса самых различных научных дисциплин: философии, науковедения, библиографии, лексикографии и др. Так, например, в основе одной из самых важных с практической точки зрения классификаций – классификации библиотечно-библиографической (ББК, см. [Книговедение: Энциклопедический словарь 1982]) – лежит классификация наук и явлений действительности. Как отмечают разработчики ББК, «в ней представлены не только система наук, но и система объектов, изучаемых науками, не только научные понятия, проблемы, дисциплины, но и факты, события, проблемы общественной жизни, отрасли практической деятельности, виды искусства» [Библиотечно-библиогра- фическая классификация 1997: 7–8].

Логика следования названий наук друг за другом в первой, самой общей таблице библиотечно-библиографической классификации, обусловлена следующими соображениями:

«Последовательность естественных наук соответствует классификации наук по изучаемым ими отдельным формам движения материи, сначала неорганической, потом органической. Прикладные науки осуществляют связь между циклами наук, посвященных природе и обществу, и расположены по принципу от простого к сложному. Во главе прикладных наук помещена техника, как ведущая среди отраслей прикладного знания. За ней следует сельское и лесное хозяйство, далее – здраво-

80