Глава 1. Понятие коррупции и правовые основы противодействия коррупционным правонарушениям §1. Понятие коррупции и ее субъектов

В современном российском законодательстве (ñò. 1 Федерального закона от 25 декабря 2008 г. N 273-ФЗ "О противодействии коррупции") дается определение двух основных понятий: "коррупция" и "противодействие коррупции", - которые не выражены в кратких дефинициях.

Отмечается особый подход к определению понятия "коррупция", которое основано на собирательном содержании преимущественно уголовно-наказуемых и тесно связанных с ними деяний. Так непосредственно отражены преступления, предусмотренные Уголовным кодексом РФ (ñò. 201 "Злоупотребление полномочиями", ñò. 204 "Коммерческий подкуп", ñò. 290 "Получение взятки" и ñò. 291 "Дача взятки"). При этом опосредованно отмечаются признаки иных уголовно-наказуемых деяний, суть которых отражается не только в нормах уголовного закона: ñò. 285 "Злоупотребление должностными полномочиями", ñò. 289 "Незаконное участие в предпринимательской деятельности"; - но и административного законодательства: ñò. 19.28 КоАП РФ "Незаконное вознаграждение от имени юридического лица", ñò. 19.29 КоАП РФ "Незаконное привлечение к трудовой деятельности государственного служащего (бывшего государственного служащего)".

При этом в законодательстве не определено понятие коррупционного правонарушения. Экономия законодательного материала в данном случае нередко вызывает критические замечания ученых и практиков, которые отмечают невозможность определять конкретные составы коррупционных правонарушений, особенно уголовно-наказуемые, в условиях многоликости проявлений "иного незаконного использование физическим лицом своего должностного положения".

Единственным документом, который весьма пространно подходит к определению преступлений коррупционной направленности по 38 статьям Уголовного кодекса РФ, является совместное Указание МВД России и Генеральной прокуратуры России*(2). Критику может вызвать используемый прием зачисления деяний к разряду коррупционных преступлений при наличии определенных условий. Основным таким условием предлагается считать отметку в статистической карточке о совершении преступления должностным лицом (государственным служащим, служащим органов местного самоуправления), например, по ñò. 226 "Хищение либо вымогательство оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств" или ñò. 295 "Посягательство на жизнь лица, осуществляющего правосудие или предварительное расследование" УК РФ.

Казуистика при определении коррупционных преступлений может выступать первопричиной проявляемой недостоверности данных о состоянии коррупционной преступности и борьбы с ней.

Опыт антикоррупционного нормотворчества во всем мире свидетельствует о том, что законодатель постиг универсальный способ определения коррупции, который состоит в конструировании норм, отражающих правонарушения в элементах подкупа или продажности. Такой подход приемлем для отечественных реалий, поскольку находит свои обоснования в прошлом юридической мысли, а также в истории развития отечественного законодательства и правоприменительной практики.

Российские законоположения при определении коррупции традиционно развивались практически и базировались на анализе криминальной ситуации и борьбы с ее проявлениями. Примечательна в данном случае сравнительная оценка российского и зарубежного законодательства о борьбе с коррупцией, которая была дана в конце XIX века отечественным ученым К. Анциферовым: "Явления взяточничества брались из жизни так, как они есть. Вследствие этого наше законодательство уступало западным в технике, в системе"*(3).

При этом нужно отметить, что содержательно законодательство о борьбе с коррупцией было богато и глубинно. Показательным в данном случае является следующий пример. В настоящее время для многих национальных систем противодействия коррупции, в том числе и для российской, проблематичной является имплементация конвенционных положений относительно криминализации обещания или предложения взятки (ñò. 7-8 Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию). Между тем конвенционные рекомендации криминализации обещания - предложения неправомерных преимуществ более чем 500 лет назад отражались в ранних отечественных юридических источниках - судебниках. В Псковской судной грамоте (1467 год) конструкция "обещание - предложение" определялась как посул (гарант оплаты незаконных действий судьи), и такие действия были уголовно наказуемы как подкуп.

Раздольность понятия коррупции в современном законодательстве выгодно корреспондируется с широким подходом к определению ее субъекта. Под таковым понимается не просто должностное лицо (по аналогии с определением, данным ïðèì. 1 статьи 285 Уголовного кодекса РФ), а физическое лицо, незаконно использующее свое должностное положение. В данном подходе выражена позиция принципиального расширения круга лиц, на которых распространяется ответственность за совершение коррупционных деяний. Отрадно, в этой связи отмечать соответствие такого подхода требованиям международных антикоррупционных договоров, в которых участвует Российская Федерация (Конвенция Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию от 27 января 1999 г. и Конвенция Организации Объединенных Наций против коррупции от 31 октября 2003 г.).

В названных международно-правовых документах ключевое значение для эффективного противодействия коррупции на национальном уровне отводится максимально широкому определению субъектов коррупционных правонарушений. В частности если консолидировать все признаки субъектов коррупции, которые отмечены в названных конвенциях, то содержательно к субъектам коррупционных деяний можно относить не только государственных служащих, но и лиц, оказывающих публичные функции в целом независимо от того, в какой сфере - частной, государственной или общественной (политической), безотносительно к какой-либо определенно занимаемой должности (руководитель, исполнитель).

Таким образом, реализованный в современном российском законодательстве подход к определению субъектов коррупции по существу заложил идеологические и правовые основы для преодоления стереотипов о том, что коррупция характерна исключительно для государственных служащих.

Между тем справедливости ради следует упомянуть, что такое понимание коррупции было приемлемо и воспринимаемо в отдельные периоды развития российского государства. Так, основываясь всего лишь на фрагментарном примере, доводы такому пониманию дают следующие сведения. По инициативе Министерства юстиции России в 1916 году прорабатывался вопрос о криминализации подкупа лиц, состоящих на общественной службе. Уже в скором времени, в соответствии с постановлением Совета Министров от 10 мая 1916 года, Уложение о наказаниях уголовных и исправительных было дополнено статьей 505-1, которая устанавливала наказания, определяемые за совершение коррупционных преступлений государственными служащими, на лиц, входящих в состав частных и общественных организаций*(4).

Обоснования такому законоположению задолго находили отражение и в специальной юридической литературе. Так, в 1913 году в одной из своих работ российский юрист А.Я. Эстрин отмечал, что отсутствие в коррупции частных лиц особенных мотивов, которыми вызывается борьба с коррупцией среди своих служащих, не является основанием для исключения уголовного преследования в случаях особой важности функций, осуществляемых частным лицом*(5).

В современный период отмечаются особенные проявления частной коррупции, связанной с деятельностью не только физических лиц, находящихся на приватной службе, но и юридических лиц. Уголовная ответственность юридических лиц за совершение коррупционных деяний является редкой практикой (немногим более чем в 20 государствах мира, среди них наиболее крупные: КНР, Франция, Австралия, Великобритания, Канада, Польша). При этом в отдельных странах применяется подход, при котором юридическое лицо признается субъектом административного правонарушения, но его руководитель (физическое лицо), совершивший преступление под прикрытием юридического лица, привлекается к уголовной ответственности*(6).

Подобный подход характерен и для Российской Федерации. Аргументы неприемлемости альтернатив можно основывать на сравнительно-правовых аналогиях А.Н. Трайнина, который выразил отношение к проблеме установления уголовной ответственности юридических лиц фразой: "юридические лица не стреляют"*(7). Несмотря на требования международных антикоррупционных конвенций об установлении уголовной ответственности юридических лиц за коррупцию отечественный законодатель не пошел на нарушение принципов российской правовой системы, не допускающих уголовной ответственности юридических лиц.

В настоящее время возможным представляется обеспечение уголовной ответственности за участие в коррупционных преступлениях только физических лиц, действующих от имени или в интересах юридического лица. При этом, как ранее отмечалось, юридическое лицо привлекается к самостоятельному виду юридической ответственности - административной (ñò. 19.28 КоАП РФ). Таким образом, применение за коррупционное деяние мер административной ответственности к юридическому лицу не освобождает от ответственности за его совершение виновное физическое лицо, равно как и привлечение к уголовной ответственности за коррупционное деяние физического лица не освобождает от ответственности за него юридическое лицо.

В этой связи критические замечания международных экспертов ГРЕКО, относительно проблемы не установления ответственности юридических лиц за коррупционные преступления в России, могут быть сняты только посредством юридической техники такого конструирования уголовно-правового запрета, который предусматривает нормы административной преюдиции. Именно такой подход реалистичен для целей ожидаемого успешного правоприменения в отечественных условиях, и это важный аргумент при критичной оценке его соответствия требованиям международных антикоррупционных конвенций.

Сложности уяснения концепции об уголовной ответственности юридических лиц были присущи современной российской юридической мысли издавна. Приемлемые для российской действительности подходы к установлению уголовной ответственности юридических лиц не были найдены в ходе сравнительно-правовых и криминологических исследований, а также диспутов. В этой связи нет ничего неожиданного и в том, что этот вопрос не мог быть решен и применительно к специальной сфере - сфере противодействия коррупции.

При обсуждении этого вопроса, в рамках организованной нижней палатой парламента рабочей группы специалистов по проблемам имплементации норм антикоррупционных конвенций в российское законодательство, автор обращал внимание на разное содержание рекомендуемых конвенциями механизмов установления ответственности юридических лиц за коррупционные преступления.

В частности, конвенцией ООН против коррупции рекомендовано установить в отношении юридических лиц ответственность за участие в коррупционных преступлениях. В конвенции Совета Европы об уголовной ответственности за коррупцию отмечается необходимость обеспечения того, чтобы юридические лица могли быть привлечены к ответственности в связи с уголовными коррупционными преступлениями. Следует отметить, что виды юридической ответственности не определены в указанных конвенционных нормах. В этой связи могут возникать соображения о том, какие виды ответственности должны быть установлены в отношении юридических лиц, причастных к коррупции. Избрание одного вида юридической ответственности, допустим, гражданско-правовой, способно определить ложные цели противодействия коррупции применительно к тем случаям, когда необходимо запрещение деятельности юридического лица, участвующего на постоянной основе в долговременных коррупционных деяниях. Такой пример диктует необходимость использования либо комбинированного, либо целевого механизма противодействия коррупции, возникающей в связи с деятельностью юридического лица. Комбинированный механизм основан на использовании ряда мер: запрет деятельности, принудительная ликвидация, возмещение ущерба. При этом гарантии прекращения преступных замыслов нет, поскольку преступления совершаются физическими лицами, которые, оставаясь формально невиновными, будут менять форму организационного обеспечения своей преступной деятельности. Преимущество может иметь только целевой механизм, связанный с уголовным преследованием виновных лиц.

В отношении юридического лица целевой механизм несостоятелен. Устройство российской уголовно-правовой системы исключает возможность определения непосредственной ответственности юридического лица за преступления. По этой причине сложно определять и возможность установления любого иного вида ответственности юридического лица за совершенные преступления. Ключевое значение имеет принцип российского уголовного закона, выраженный в том, что субъектом преступления является виновное физическое лицо. Соответственно, говорить об ответственности юридического лица за коррупционные преступления не приходится в тех случаях, когда отсутствует связь деяний физического лица, совершенных от имени или в интересах юридического лица (в качестве учредителя, представителя органа управления и т.д.).

Таким образом, в механизме косвенного определения ответственности юридического лица, реализуемом посредством наказуемости физического лица, совершившего коррупционное преступление в связи с деятельностью юридического лица, проявился традиционный для многих сложных сфер самостоятельный "российский путь" к решению проблемы. Что очень важно - без ущерба для цельности и адекватности уголовно-правовой системы Российской Федерации в реагировании на иные криминальные угрозы.

Возможности применения иных (гражданско-правовых, административно-правовых) мер ответственности к юридическим лицам, причастным к уголовным преступлениям, остаются открытыми для имплементации с учетом имеющихся в российском законодательстве предпосылок. В этой связи, модельным могли бы являться в будущем следующие правила.

Например, если юридическое лицо причастно к совершению коррупционного правонарушения, то на основании заявления прокурора по решению суда оно может быть ликвидировано, а его руководители несут уголовную ответственность в соответствии с действующим законодательством. В настоящее время основания для ликвидации юридического лица приведены в пункте 2 статьи 61 Гражданского кодекса Российской Федерации, но случаи совершения юридическим лицом коррупционного правонарушения не предусмотрены.