Добавил:
Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:

Кант-1

.doc
Скачиваний:
16
Добавлен:
24.07.2017
Размер:
41.47 Кб
Скачать

9

Кант (1724 – 1804)

Жизненный путь

(Immanuel Kant, первонач. Cant) — основатель фи­лософского критицизма, представляющего главную поворотную точку в истории человеческой мысли, так что все раз­витие философии, если не по содержанию, то по отношению мыс­ли к этому содержанию, должно быть разделено на два периода: докритический (или докантовский) и после-критический (или после-кантовский). Согласно его собственному сравнению (с Копер­ником), Кант не открыл для ума новых миров, но поставил самый ум на такую новую точку зрения, с которой все прежнее предста­вилось ему в ином и более истинном виде.

Иммануил Кант родился в Кенигсберге (ныне Калининград) в Восточной Пруссии в 1724 году. Отец его был шорником, небогатым мастером седельного цеха, а мать — домохозяйкой, шестеро их детей не дожили до зрелого возраста. Семья отличалась честностью и религиозностью в пиэтистическом духе (особенно мать). Такой же дух господствовал и в той школе (collegium Fredericianum), где Кант получил среднее образование (1733-1740 гг.). Директор этой коллегии, пастор Ф. А. Шульц, был в то же время проф. богословия в кенигсбергском университете, куда Кант поступил на богословский факуль­тет. Пиэтистическое воспитание, несомненно, оставило след у Канта в общем характере и тоне его жизнепонимания, но не да­вало удовлетворения умственным запросам, рано возникшим в его несоразмерно развитой голове. Кант вспоминал родителей с теплотой и благодарностью, видя в них образец безупречной честности.

Память философа сохранила образ матери Анны Регины Рейтер, которая, подобно Монике, матери Августина, взрастила в душе сына семена блага, способность переживать красоту природы, наконец, любовь к познанию. Она определила юношу в Collegium Fridericianum ("коллегию Фридриха"), государственную гимназию, известную суровостью методов воспитания, директором которой был пастор Ф. Шульц. Пиетизм, несмотря на попытки освобо­диться от него, остался с тех пор константой морального учения и поведения Канта.

Помимо богословских лекций, он с увлечением изучал светские науки, философские и физико-математические. Окончание курса совпало со смертью его отца (1746), принуждавшею его искать средства к существованию. Де­вять лет провел он домашним учителем в трех семействах, час­тью в самом Кенигсберге, частью в недалеких поместьях. Умствен­ное развитие Канта шло от точных знаний к философии. Самостоя­тельным философом он стал поздно, лишь к 45-летнему возрас­ту, но гораздо ранее заявил себя как первостепенный ученый.

В 1740 году он был возведен в степень магистра в Кенигсбергском университете, где прослушал курсы философии и науки. По окончании университета, с 1747 по 1754 гг., Кант вынужден был зарабатывать на жизнь репетиторством, но, несмотря на нищету, работал много и продуктивно.

В 1755 году он был возведен в степень магистра в Кенигсбергском университете, где в 1770 году с диссертацией "De mundi sensibilis atque intelligibilis forma et principiis" ("О форме и прин­ципах чувственного и интеллигибельного мира") победил на кон­курсе, 12 лет спустя после поражения. Кроме сочинений, Кант много действовал и как преподаватель. Несмотря на слабость голоса, его лекции своей содержательностью и оригинальностью привлекали значительное число слушателей. Кроме логики и метафизики, он читал курсы математики, физики, естественного права, этики, физической географии, антропологии, рационального богословия. Лекции по этому последнему предме­ту он вынужден был прекратить вследствие внешнего давления. В царствование Фридриха II, когда министром народного просвеще­ния и духовных дел был слушатель Канта, фон-Цедлиц, наш фи­лософ пользовался особым благорасположением правительства, но с воцарением Фридриха-Вильгельма II это отношение измени­лось, особенно когда преемником Цедлица был назначен клери­кал-реакционер Вельнер. Сочинение о “Религии в пределах одно­го разума” вызвало крайнее неудовольствие начальства, и Кант получил (в 1794 г.) королевский указ, начинавшийся так: “Прежде всего посылаем вам милостивый привет, наш достойный и высокоученый любезный верноподданный! Наша высочайшая осо­ба уже давно с великим неудовольствием усмотрела, что вы зло­употребляете своей философией для извращения и унижения не­которых главных и основных учении Св. Писания и христианства”. Далее говорилось, что в случае упорства Кант должен “неизбеж­но ожидать неприятных распоряжений”. Кант отвечал, оправды­вая свою точку зрения, и заявлял в заключение, что в качестве верноподданного он обещается в лекциях и сочинениях своих вовсе не касаться религии, как естественной, так и откровенной. Вскоре после этого он отказался и от других приватных лекций, ограни­чившись обязательным курсом логики и метафизики, а в 1797 г., чувствуя приближение дряхлости, совсем прекратил преподава­ние. Он думал остаток жизни посвятить начатому им обширному труду, который должен был содержать энциклопедию всех наук, но ослабление умственных способностей не позволило ему продол­жать это сочинение, оставшееся в отрывках. Не дожив двух меся­цев до 80 л., Кант умер от старческой немощи. На исходе жизни Канта настигла худшая из бед — слепота. Память и ясность ума предательски замутились, превратив его почти в при­зрак. В 1804 году Канта не стало.

Личность и жизнь Канта представляют совершенно цельный образ, характеризуемый неизменным преобладанием рассудка над аффектами и нрав­ственного долга над страстями и низшими интересами. Поняв свое научно-философское призвание как высшую обязанность, Кант безусловно подчинил ей все остальное. В силу ее, он победил даже природу, превратив свое слабое и болезненное тело в прочную опору самой напряженной умственной энергии. Весьма склонный к сердечному общению, Кант находил, что семейная жизнь меша­ет умственному труду, — и остался навсегда одиноким. При осо­бой страсти к географии и путешествиям, он не выезжал из Кениг­сберга, чтобы не прерывать исполнения своих обязанностей. По природе болезненный, он силой воли и правильным образом жиз­ни дожил до глубокой старости, ни разу не быв болен. Потребнос­тям сердца К. давал необходимое удовлетворение в дружбе с людь­ми, которые не мешали, а поддерживали его в умственной работе. Главным другом его был купец Грин, который с большими практи­ческими способностями соединял такое умственное развитие, что вся “Критика чистого разума” прошла через его предварительное одобрение. Дружбой оправдывалась и единственная плотская сла­бость, которую позволял себе Кант: он любил удовольствия стола, в небольшом обществе друзей. Но и это стало возможно для него только во второй половине жизни, когда он достиг ординатуры и когда сочинения его стали давать доход, а до 1770 г. он получал всего 62 талера в год. Впоследствии его экономическое положе­ние улучшилось настолько, что он мог делать сбережения, на ко­торые купил дом. Впрочем, он был совершенно свободен от ску­пости и корыстолюбия. Когда министр фон-Цедлиц предлагал ему кафедру в Галле с двойным жалованьем, он отверг это выгодное приглашение. Узнав, что сын одного его друга основывает книж­ную торговлю, он, чтобы поддержать его, предоставил ему за бес­ценок издание своих сочинений, отказавшись от несравненно бо­лее выгодных условий других книготорговцев. Эстетическое развитие К. было значительно ниже умственного и нравственного. Он понимал отвлеченно значение красоты, но живого интереса эта область в нем не возбуждала. Из искусств он всего более находил вкус в кулинарном, составлявшем любимый предмет его разгово­ров с женщинами; в поэзии он уважал только дидактику; музыку не мог терпеть, как навязчивое искусство; к пластическим художествам был совершенно равнодушен. Эта скудость эстетической стихии вполне понятна у нашего философа. Его призвание было — провести всюду глубочайшее разделение между идеальной формой и реальным содержанием бытия, а их нераздельное единство есть сущность красоты и искусства.

В заключении к "Критике практического разума" Кант писал:

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне".

Сочинения

Сочинения докритического периода:

1746 "Мысли об истинной оценке живых сил"

1755 "Всеобщая естественная история и теория неба"

1755 "De igne" ("Об огне"), диссертация

1755 "Principiorum primorum cogiiitionis metaphysicae nova deluci-datio" ("Новое освещение первых принципов метафизического по­знания")

1756 "О причинах землетрясений" 1756 "Теория ветров"

1756 "Физическая монадология"

1757 "План лекций по физической географии" 1759 "Опыт некоторых рассуждений об оптимизме"

1762 "Ложное мудрствование в четырех фигурах силлогизма"

1763 "Единственно возможное основание для доказательства бытия Бога"

1763 "Опыт введения в философию понятия отрицательных ве­личин"

1764 "Наблюдения над чувством прекрасного и возвышенного"

1764 "Исследование степени ясности принципов естественной теологии и морали"

1765 "Уведомление о расписании лекций на зимнее полугодие 1765/1766"

1766 "Грезы духовидца, поясненные грезами метафизика"

1770 Зашита диссертации "О форме и принципах чувственного и интеллигибельного мира".

Сочинения критического периода:

1781 "Критика чистого разума"

1783 "Пролегомены ко всякой будущей метафизике, могущей появиться как наука"

1784 "Идеи всеобщей истории во всемирно-гражданском плане"

1784 "Ответ на вопрос: Что такое Просвещение?"

1785 "Основы метафизики нравственности"

1786 "Метафизические начала естествознания" 1788 "Критика практического разума" 1790 "Критика способности суждения" 1793 "Религия в пределах только разума" 1795 "К вечному миру"

1797 "Метафизика нравов"

1798 "Спор факультетов"

1802 "Физическая география"

1803 "О педагогике"

Учение о религии

??? Может ли быть искренне религиозный и верующий человек … безнравственным? А наоборот – неверующий безбожник – высоконравственным?

“Критика практического разума”(1788) – утверждает необходимость бытия бога из-за существования в нас нравтсвенного закона

“Религия в пределах только разума” (1793)

Бог- нравственный законодатель. человек – исполнитель

религия – это признание человеком своих нравственных обязанностей как заповедей Бога

“Религия… ничем не отличается от морали, так как общий предмет той и другой составляют нравственные обязанности; отличие религии от морали только формальное”.

Сущность религии – в выполнении нравтсвенного долга

Религия Канта – “универсвальная”, так как может существовать и без признания Бога

В человеке есть нравственный закон. требование нравственного совершенства?есть и возможность этого совершенства. Для достижения этого не нужно никакое приближение к Богу. Человек сам знает добро и может, и должен творить его ради самого добра своими силами. Ожидать помощи отБога –лень и расслабление; делать добро ради награды – или из страха перед наказанием – безнравственно. Так называемая “чистая”, “автономная” нравственность, нравтсвенность без бога и Церкви. В свое время будет чистая религия разума. отрешенная от всего временного и внешнего.

“Признавать бытие Божие… - субъективная моральная необходимость, т.е. потребность, а не объективная, т.е. не долг, ибо не может быть долгом признавать существование какой-либо вещи (это касается только теоретического применения разума). Под этим нельзя понимать и того, что необходимо признавать бытие Божие, как основу всякой обязательности вообще… Это признание для теоретическогоразума может быть названо гипотезой, а по отношению к пониманию объекта, данного нам путем морального закона (высшего блага), значит по отношению к потребности в практическом направлении, верой и притом верой чистого разума, ибо только чистый разума (как в его теоретическом, так и в практическом применении) есть тот источник, откуда оно возникает” (Критика практического разума, пер. Н.М. Соколова, стр. 130-131)1.

Не только Кант, но и Фихте, Л.Толстой смешивают религию и нравственность.

Булгаков: “Внутренний свет, в котором совершается различение добра и зла в человеке, исходит от Источника светов. в своести своей, необманной и нелицеприятной, столь загадочно свободной от естественного человеческого себялюбия, человек ощущает, что Некто со-весть, соведает вместе с ним его дела, творит суд свой, всегда его видит”2.

Логическое завершение автономной этики Канта - у Фихте: по сути дела, идея Бога у Канта есть лишь “ненужное удвоение нравственного закона, и не является ли поэтому недоразумением вообще отличать Бога от этического сознания, установляющего систему нравственных целей, постулирующего нравственный миропорядок? … Нравственный миропорядок для Фихте и есть “божественное, которое мы воспринимаем”. “Этот живой и действующий моральный порядок есть сам Бог, мы не нуждаемся в ином Боге и не можем иного постигнуть”. “Понятие о Боге, как особой субстанции, невозможно и противоречиво” “Порождай лишь в себе сообразное долгу настроение, и ты познаешьБога и, тогда как для ближних своих ты будешь представляться еще в чувственном мире, для себя самого ты окажешься в вечной жизни”3

"Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне. И то и другое мне нет надобности искать и только предпо­лагать как нечто окутанное мраком или лежащее за пределами моего кругозора; я вижу их пред собой и непосредственно связываю их с сознанием своего существования. Первое начинается с того места, которое я занимаю во внешнем чувственно воспринимаемом мире, и в необозримую даль расширяет связь, в которой я нахожусь, с мирами над мирами и системами систем, в безграничном времени их периодического движения, их начала и продолжительности.

Второй начинается с моего невидимого Я, с моей личности, и представляет меня в мире, который поистине бесконечен, но который ощущается только рассудком и с которым (а через него и со всеми видимыми мирами) я познаю себя не только в случайной связи, как там, а во всеобщей и необходимой связи. Первый взгляд на бесчисленное множество миров как бы уничтожает мое значение как животной твари, которая снова должна отдать планете (только точке во вселенной) ту материю, из которой она возникла, после того как эта материя короткое время неизвестно каким образом была наделена жизненной силой. Второй, напротив, бесконечно возвы­шает мою ценность как мыслящего существа, через мою личность, в которой моральный закон открывает мне жизнь, независимую от животной природы и даже от всего чувственно воспринимаемого мира. По крайней мере это яснее можно видеть, чем этот закон, из целесообразного назначения моего существования, которое не огра­ничено условиями и границами этой жизни...

Этим можно, с одной стороны, предотвратить заблуждения еще грубого неискушенного суждения, с другой стороны, предотвратить взлеты гения, которые... без всякого методического исследования и знания природы обещают мнимые сокровища и растрачивают со­кровища настоящие. Одним словом, наука (критически исследуемая и методически поставленная) — это узкие ворота, которые ведут к учению мудрости, если под этим понимают не только то, что делают, но и то, что должно служить путеводной нитью для учителей, чтобы верно и четко проложить дорогу к мудрости, по которой каждый должен идти, и предохранять других от ложных путей; хранительни­цей науки всегда должна оставаться философия. В утонченных изысканиях ее публика не принимает никакого участия, но должна проявлять интерес к ее учениям, которые могут ей стать совершенно понятными только после подобной разработки"4.

“Кант относится вполне отрицательно к мнимой мо­рали, основанной на приятном и полезном, на инстинкте, на внеш­нем авторитете и на чувстве; такая мораль чужезаконна (гетерономична), ибо все эти мотивы, по существу своему частные и случайные, не могут иметь безусловного значения для разума и внутренне определять окончательным образом волю разумного существа, как такого. — Вообще все правила деятельности, пред­писывая что-либо, имеют повелительную форму или суть импе­ративы; когда предписание обусловлено какой-нибудь данной целью, не заключающейся в самом правиле, то императив имеет характер гипотетический. Данные цели могут быть или специ­альными (некоторыми из многих возможных) — и тогда импера­тивы, ими обусловленные, суть технические правила уменья; или же это цель всегда действительная, каковой именно является собственное благополучие каждого существа, —и определяемые этой целью императивы суть прагматические указания благо­разумия. Но ни умение, ни благоразумие еще не составляют нрав­ственности; в некоторой мере эти свойства принадлежат живот­ным; человек, с технической ловкостью удачно действующий в какой-нибудь специальности или благоразумно устраивающий свое личное благополучие, может, несмотря на это, быть совер­шенно лишен нравственного достоинства. Такое достоинство при­писывается лишь тому, кто не только какие-нибудь частные и слу­чайные интересы, но и все благополучие своей жизни безуслов­но подчиняет моральному долгу или требованиям совести; толь­ко такая воля, желающая добра ради него самого, а не ради чего-нибудь другого, есть чистая или добрая воля, имеющая сама в себе цель. Ее правило, или нравственный закон, не будучи обус­ловлен никакой внешней целью, есть не гипотетический, а кате­горический императив, свободный от всякого материального определения, определяемый чисто формально, т. е. самим поня­тием безусловного и всеобщего долженствования: действуй лишь по тому правилу, следуя которому ты можешь вместе с тем (без внутреннего противоречия) хотеть, чтобы оно стало все­общим законом, или, другими словами: действуй так, как будто бы правило твоей деятельности посредством твоей воли дол­жно было стать всеобщим законом природы. С точки зрения модальности, нравственный закон имеет характер аподиктичес­кий (необходимый или обязательный), тогда как прагматические указания благоразумие ассерторичны, а технические правила уменья —только проблематичны (разумеется, в смысле практи­ческих предписаний).

Это правило, отнимая значение цели у всяких внешних пред­метов воли, оставляет как цель только самих субъектов нравствен­ного действия, которые тем самым получают безусловное досто­инство (Wiirde), в отличие от относительной цены (Preis), при­надлежащей внешним предметам, которые могут быть не целью, а средствами для нравственной деятельности. Отсюда вторая формула категорического императива: Действуй так, чтобы че­ловечество, как в твоем лице, так и в лице всякого другого, всегда употреблялось тобой как цель и никогда как только сред­ство. Таким образом, получается идея воли каждого разумного существа, как всеобщей законодательной воли. Это понятие каж­дого разумного существа, которое во всех правилах своей воли должно смотреть на себя как на дающее всеобщий закон, чтобы с этой точки зрения оценивать себя и свои действия, — ведет к новому, весьма плодотворному понятию: царства целей т. е. си­стематического соединения различных разумных существ, по­средством общих законов, определяющих их взаимодействие, как целей самих по себе. Отсюда третья формула категорического императива: Действуй по той идее, что все правила, в силу соб­ственного законодательства, должны согласоваться в одно возможное царство целей, которое в осуществлении явилось бы и царством природы. Полное осуществление нравственного принципа есть уже не обязанность, определяемая идеей добра, т. е. доброй или чистой воли, а постулат, определяемый идеей высочайшего блага (summum bonum, das hochste Gut). Чистая воля или добродетель должна быть безусловно независима от удовольствия и счастья или благополучия; но пребывающее про­тиворечие между добродетелью и счастьем несогласно с идеей высшего блага, которое в полноте своей должно заключать вся­кое добро, следовательно, и счастье, т. е. удовлетворенное жиз­ненное состояние, — не как условие или причину добродетели, а, напротив, как обусловленное ею следствие. Высшее благо есть единство добродетели и благополучия. По требованию разума высочайшее благо должно быть осуществлено. Из анализа это­го общего постулата мы получаем три частные: свободу воли, бес­смертие души и бытие Бога. “Осуществлять высочайшее благо

значит: 1) стремиться к нравственному совершенству, 2) достигать его и 3) делаясь через то достойным блаженства, пользо­ваться им как необходимым следствием совершенной доброде­тели”. Без свободы невозможно стремление к нравственному со­вершенству; достижение его возможно только в бесконечном су­ществовании и, следовательно, требует бессмертия души; нако­нец, согласие нравственного совершенства (внутреннего) с вне­шним благополучием предполагает, что идеал разума есть вмес­те с тем действительный владыка мирового порядка, или сущий Бог. Первая из этих идей — свобода — рассматривается Кантом не только как один из постулатов практического разума, но и как общее условие нравственности вообще. Возможность свободы основывается на различии эмпирического характера от умопос­тигаемого, т. е. на различии человеческой индивидуальности в порядке явлений от нее же, как вещи б себе. Принадлежа к миру явлений, наш эмпирический характер подлежит общему закону явлений или естественной необходимости; но, будучи вместе с тем вещью в себе, мы имеем независимый от закона явлений или свободный умопостигаемый характер (см. выше). Проявле­ние его в области психологического опыта, или суждение умопо­стигаемого характера об эмпирическом, есть совесть. В совести нравственный долг, а, следовательно, и свобода познаются нами с полной достоверностью, хотя и не составляют предмета теоре­тического познания, относящегося только к чувственным явлени­ям. Что касается бессмертия души и бытия Божьего, то эти идеи составляют предмет разумной веры: веры — так как они не под­лежать опыту, разумной — т. к. они с необходимостью утвержда­ются на требованиях разума”5.

“Отношение Канта к религии обусловлено его нравственной философией: он допускает только “моральную теологию”, отри­цая “теологическую мораль”, т. е., по его точке зрения, религия должна быть нравственной, или основанной на нравственности, а никак не обратно. Реальной основой религии Кант (согласно с библейским учением) признает “радикальное зло” в человечес­кой природе, т. е. противоречие между требованием разумно-нрав­ственного закона и беспорядочными стремлениями чувственной природы, не подчиняющимися высшему началу. Отсюда потреб­ность в избавлении или спасении — ив этом сущность религии. Факту радикального зла или греха противополагается идеал нрав­ственно-совершенного или безгрешного человека. Совершенная праведность, т. е. чистая или божественно-настроенная воля, об­наруживается в постоянном и решительном торжестве над все­ми искушениями злой природы; высшее выражение святости есть добровольно принятое страдание, во имя нравственного прин­ципа. Для грешного человека страдание есть необходимый мо­мент в процессе избавления от зла, оно есть неизбежное наказа­ние за грех; но страдание человека безгрешного (Сына Божьего), не будучи следствием собственного греха, может иметь замеща­ющую силу, или покрывать грехи человечества. Для истинной ре­лигии необходима практическая вера в нравственный идеал, т. е. в совершенно праведного человека или Сына Божьего, который есть разумное основание, цель и смысл (Логос) всего сущест­вующего. Признавать воплощение этого идеала фактически со­вершившимся в лице И. Христа не противоречит разуму, если только такую историческую веру подчинять моральной, т. е. от­носить ее исключительно к тому в жизни Христа, что имеет нрав­ственный смысл. И другие главные догматы христианства Кант толкует с нравственной точки зрения, включая их, таким обра­зом, в свою “религию в пределах одного разума”. Но к чудесам евангельским, равно как и к чудесам вообще, Кант относится впол­не отрицательно.”6

Булгаков: “Как плод первородного греха… нравтсвенность …. не представляет собой вершины, абсолютной грани, она преодолима,и бо святость. хотя в себя и включает “делание заповедей”, но сама находится уже “по ту сторону добра и зла”7.

Ср.: “Праведнику закон не лежит”, “Люби – и делай, что хочешь” (Блж. Августин - ?)

Религия находится выше морали и поэтому свободна от нее: напр., война всегда аморальна – е¸ можно оправдать только религиозно. Морально оправдать и принять войну невозможно.

Ср.: жертва Авраама своего единственного сына – и это по требованию Бога! Также другие примеры: кровавое истребление целых народов, обман, воровство, предательство и т.д. Когда воля Божия сталкивается с голосом человеческой нравственности, она в религиозном сознании ставится выше.

  1. Главное – быть человеком честным, порядочным, а к вере или религиозности это может не иметь никакого отношения. Вспомните хотя бы “Моральный кодекс строителей коммунизма”!

  2. Откуда же закон совести, одинаковый у всех?

  3. Одинаковый? У одних – строжайшая моногамия, у других – по 10 жен и 100 наложниц – и ничего, никаких угрызений совести!

  4. Однако есть и общие всем понятия: отношение к родителям, почитание старших, погребение усопших ((что еще???))

  5. Это или от человеческой природы, или, может, и Бог вложил. Но это не меняет сути дела: религиозность здесь ни при чем. Главное – быть порядочным человеком , верующий ли ты или нет здесь не имеет никакой разницы.

  6. Но для одного члеовека может казаться вполне нравственным то, что для другого является безнравственным: вспомним старуху и Раскольникова. Где найти критерий “правильности” нашего добра и нравственных положений?

  7. ???

  8. Нельзя отождествлять нравственность и религиозность. Могут быть люди релегиозные – даже святые – и безнравственные с точки зрения обычной морали. Прп. Антоний свою родную мать-старуху даже на порог своего монастыря не пустил! А прп. Мария Египетская, благоразумный разбойник ((не очень удачно – что еще можно???)). И, наоборот, можно встретить человека атеиста-безбожника и вполне порядочного и нравственного (Спиноза, многие рядовые коммунисты и т.д.). Главный критерий мирской морали – польза или вред обществу. Верующий же иногда сознательно должен идти против всего мира, когда это требует Христос.

Соседние файлы в предмете Философия