Гурвич Г.Д. Философия и социология права (Антология теории государства и права) - 2004
.pdfГ. Д. Гурвич Избранные труды
право, критерии которого служат основой для разделения «отношений к Дру гому» на типы, позволяет последним утвердиться в присущем им аспекте «нормативных фактов». Именно поэтому необходимо признавать существо вание приоритета правопорядка социального права по отношению к право порядку права индивидуального; такой приоритет оказывается схожим с приоритетом нормативных фактов союза по отношению к нормативным фак там «отношения к Другому».
После такого разграничения и противопоставления друг другу этих двух видов нормативных фактов, дающих начало социальному и индивидуально му праву, мы полагаем своим долгом (с тем, чтобы извлечь из настоящего изложения пользу для теории социального права) еще раз воссоздать в памя ти их общие черты. Ценности справедливости в их качестве идей-действий и креативных ценностей могут найти свое воплощение только в рамках со циальных действий (совместных или же только находящихся во взаимозави симости). Все «союзы» и все «отношения к Другому», в которых воплоще ны вневременные позитивные ценности, оказываются не в состоянии стать «нормативными фактами» и породить новое право в том случае, если они представляют собой лишь пассивные состояния социабельности, независи мо от того, идет ли речь о сфере «социабельности через союз» или сфере «социабельности через отграничение». Именно элемент активной социабель ности является необходимой предпосылкой для утверждения социальной действительности в качестве воплощающего креативные ценности справед ливости «нормативного факта». Имеющий общую, задачу для осуществле ния «союз» и «отношение к Другому», которое может быть реализовано только через взаимную деятельность, — вот те единственные разновидности союза и отношения к Другому, о которых здесь идет речь.
Другой общей для этих двух видов нормативных фактов чертой являет ся их полностью объективный и безличный характер. Теория «нормативных фактов» как основы обязывающей силы и эффективности позитивного пра ва оказывается диаметрально противоположной всем субъективистским, волюнтаристским, императивистским и иным теориям. Правотворящий ав торитет, на котором основывается позитивность права, в данном случае пред стает полностью деперсонализированным и абсолютно объективным. Здесь идет речь не об отрицании «социального авторитета», а об «обретении такой точки зрения, с которой правотворящий авторитет не казался бы персонифи цированным»,204 как заметил с обыкновенной для него глубиной мысли Мо рис Ориу, который, к сожалению, на последнем этапе своей карьеры уже не следовал своему мудрому высказыванию.205 Все же в том, что касается на шей концепции «нормативного факта», мы считаем, что полностью следуем этому выказыванию Ориу.
Как мы попытались показать, мы видим в понятии «нормативных фак тов» логический предел «правового объективизма», который ни в коей мере не отказывается ни от насущно необходимой идеи субъективного права, ни
204Hauriou М. Le point de vue de l’ordre et de l’équilibre // Recueil de législature de Toulouse. 1909. P. 83.
:"5 Изложение идей Мориса Ориу см. ниже: глава III часть пятая (особенно § 3 и 4).
170
Идея социального права
от идей авторитета и позитивности права. Особым проявлением подобного всеохватывающего правового объективизма является первичность объектив ных и неорганизованных общностей по отношению к тем организациями, которые формируют надстройку для этих общностей.
В преобладании нормативных фактов неорганизованного союза и в про изводном характере «нормативных фактов» как тех организаций, которые представляют собой лишь отражение неперсонифицируемого правотворя щего авторитета основополагающих общностей, равно как и в преоблада нии сверхфункциональных общностей (не допускающих никакого иного способа самовыражения, кроме ряда независимых и конкурирующих друг с другом организаций) по отношению ко всем остальным видам общностей, и находит свое окончательное подтверждение всеохватывающий правовой объективизм. А вместе с ним находит свое полное обоснование и идея соци ального права (позитивность такого права во всех его разновидностях долж на рассматриваться как доказанная), после чего позитивное право оказыва ется полностью освобожденным от всякой связи с понятиями государства и организации в целом.
Та особая интенсивность, с которой в сфере социального права выража ется идея тотальности и которая вызывается зависимостью от этого права «нормативных фактов» «союза», может быть конкретизирована следующим образом.
1.Обязывающая сила социального права основывается непосредственно на «нормативном факте» существующей в действительности тотальности (эмпирически данное единение в идее), тогда как обязывающая сила инди видуального права основывается на том же самом факте, но только опосре дованно, через «нормативные факты» отношения к Другому.
2.Выражаемая социальным правом социабельность является социабель ностью через единение (частичное слияние) и взаимное проникновение, тогда
как социабельность, выражаемая индивидуальным правом, является социа-
бельностъю через взаимное ограничение и уравнивание.
3.Реализуя одну и ту же ценность справедливости, социальное право и право индивидуальное воплощают различные нравственные ценности: со циальное право воплощает трансперсональные нравственные ценности, а индивидуальное право — нравственные ценности личности.
4.Приоритет социального права по отношению к праву индивидуаль ному, которое заимствует у социального права критерии регламентации и генерализации, является следствием приоритета нормативных фактов «един ства» по отношению к нормативным фактам «отношения к Другому», и то, что выражение идеи «социального Целого» становится более интенсивным
всфере социального права, есть лишь один из частных аспектов данного
обстоятельства.
5. Наконец, остальные значимые проявления тотальности в правопорядке социального права (на наличии подобных проявлений мы уже достаточно останавливались при определении данного понятия), такие, как интеграция в тотальность, непосредственное участие Целого в правоотношении, уста новление социальной власти, типаж «сложной коллективной личности» и т. п.,
171
Г. Д. Гурвич Избранные труды
в равной степени вытекают из того, что обязывающая сила социального пра ва основывается на «нормативных фактах» «единства».
Является ли чистое и независимое социальное право (не располагающее санкциями, установленными безусловным принуждением, но равнозначное или же превосходящее государственный правопорядок) позитивным правом, и в частности формальным позитивным правом? Для ответа достаточно понять, на каких видах общности этот правопорядок основывается и какими технически ми приемами констатации он располагает. Могут ли выступать в качестве «нор мативных фактов» национальное и международное экономические сообщества, международное политическое сообщество, нация и сверхфункциональное международное сообщество, которым преимущественно и коррелирует чистое и независимое социальное право? Мы отвечаем «да», поскольку все они явля ются активными общностями, имеющими общую задачу для осуществления, и никто не станет спорить, что они воплощают позитивные ценности.
Экономические сообщества являются по сути своей активными и могут быть четко сведены в целом к определенным действиям. Поэтому уже давно не без основания указывается на то, что экономика является материей, кото рая с необходимостью предполагает конституирующие ее правовые формы.206 Следовательно, ничто не препятствует тому, чтобы экономические сообще ства могли стать «нормативными фактами», порождающими свое собствен ное право и основывающими на таком праве свое существование.
Поскольку сверхфункциональные национальные общности лежат в основе всех национальных организаций и общностей, то оказывается бесспорным, что эти общности не сводятся исключительно к общим сферам деятельности и предполагают пассивные состояния социабельности (метаюридические формы социабельности), такие, как любовь, понимание, восхищение, уважение и т. п. Но нация уже не является нацией, если она не обладает сознанием общности выполняемой задачи, множества осуществляемых идей-действий, без нали чия сложного переплетения совместно осуществляемых видов деятельности. Поэтому ничто не препятствует тому, чтобы за нацией (в свойственном ей абсо лютно объективном аспекте неперсонифицируемой и неорганизованной общ ности) была признана способность воплощать ценности справедливости и утверждать себя в качестве «нормативного факта». Эти соображения приме нимы и к международному сообществу, где активная социабельность преоб ладает над пассивной. Последняя в рамках международного сообщества ока зывается крайне слабо выражена, в отличие от социабельности в рамках национального сообщества. Впрочем, все эти виды сообществ допускают те оретическую возможность существования организованной надстройки (еди ной или раздробленной на множество самостоятельных структур), имеющей тенденцию к дальнейшему саморазвитию, что и является внешним признаком активного характера рассматриваемых основополагающих сообществ и их спо собности к самоутверждению в качестве «нормативных фактов».
Может ли при таких обстоятельствах оставаться сомнение в том, что обретающее свою обязывающую силу в этих «нормативных фактах» чистое
Bougie С. Leçons de sociologie sur l’évolution des valeurs. 1922. P. 102 et suiv.; Штаммлер P.
Хозяйство и право. I -e изд. 1896.
172
Идея социального права
и независимое социальное право является правом позитивным, т. е., соглас но нашей концепции, действительным правом?
Но может ли оно быть формальным позитивным правом или же только интуитивным позитивным правом? Разумеется, оно может быть как формаль ным, так и интуитивным позитивным правом в силу того, что располагает множеством технических приемов для своей формальной констатации. Из десяти предварительно (поскольку в принципе число таких источников оста ется неограниченным) перечисленных нами выше формальных источников права только издаваемый государством закон не может быть отнесен к данной категории. Остается девять формальных источников права, применимых для констатации чистого и независимого социального права; чистого, но подчи ненного государству социального права; аннексированного государством, но остающегося автономным социального права: 1 ) обычай (общий и частный); 2) соглашение (нормативный договор); 3) автономный статут; 4) практика не государственных судебных органов (третейских, профсоюзных и т. п.); 5) прак тика внесудебных органов; 6) доктрина; 7) прецедент; 8) социальная деклара ция; 9) признание. Неужели всех этих технических приемов недостаточно для того, чтобы гарантировать возможность формальной констатации социально го права: причем не только социального права, игнорируемого законодатель ством государства и утверждающегося вне его пределов, но и того социально го права, которое напрямую конкурирует с законодательством государства?
В равной ли степени эти девять формальных источников права оказывают ся пригодными для констатации и неорганизованного, и организованного соци ального права? Очевидно, что нет: они различаются в зависимости от того, идет ли речь о констатации организованного или неорганизованного слоя «норма тивных фактов» социального союза. В первом случае могут применяться только следующие технические приемы: а) обычай, б) прецедент, в) социальная декла рация, г) признание, а изредка также и соглашение (нормативный договор), и судебная практика. Применительно к неорганизованному слою это: а) статут, б) соглашение (нормативный договор), в) судебная практика, г) практика внесу дебных органов, а изредка также и прецедент, и социальная декларация. Нако нец, доктрина, communis opinio doclorum (лат. — общее мнение научного сооб щества. — Прим. пер.) в равной степени применяется для констатации и неорганизованного, и организованного социального права. Отсюда мы видим, что неорганизованное социальное право располагает тем же количеством тех нических приемов констатации, что и организованное социальное право. Какое же еще сомнение может оставаться в способности неорганизованного социаль ного права утверждать себя в качестве формального позитивного права в той же степени, что и в качестве интуитивного позитивного права?
Таким образом, мы можем считать закрытым спор по поводу позитивного характера социального права во всех его разновидностях (и особенно чистого
инезависимого социального права и неорганизованного социального права).
Взавершение данной главы нам остается подвести итог всем тем ошибкам, которые допустили сторонники необходимой взаимосвязи между понятием по зитивного права и понятием государства, что приведет нас к окончательному уяснению отношений между государством и правовой действительностью.
173
Г. Д. Гурвич Избранные труды
Тот, кто утверждает, что для позитивности права необходимо вмешатель ство государства, делает либо сразу, либо по отдельности следующие оши бочные допущения:
а) что все позитивное право должно прямо или косвенно быть санкцио нировано безусловным принуждением, что подразумевает как отсутствие различия между условным и безусловным принуждением, так и смешение теоретической возможности для правовой нормы быть санкционированной и существование реально установленного принуждения, и, наконец, неудач ное отождествление четко различающихся между собой терминов «значи мость» права и «санкция», которая может сопровождать право;
б) что все позитивное право должно воплощать приказ некоей воли, высшей по отношению к подчиненным ей волям; такое предположение вы текает из индивидуалистического предрассудка в правоведении, но отнюдь не из анализа существа самой позитивности в праве;
в) что государство является единственным «нормативным фактом» в силу своей мнимой способности эксклюзивно представлять всеобщий интерес; та кое предположение трижды ошибочно, ибо всеобщий интерес имеет различ ные аспекты, а государство, как и всякая иная организация (неизбежно являю щаяся функциональной), может представлять лишь какой-либо один из этих аспектов; поскольку не только воплощающие общий интерес «нормативные факты», но и те «нормативные факты», которые являются партикулярными, обладают способностью порождать собственное право; ибо вся в целом живая правовая действительность, являющая такое множество внегосударственных «нормативных фактов», абсолютно противоречит подобному допущению;
г) аналогичную ошибку делает концепция государственного «суверени тета», который путают с нормативным характером государства,207 что в свою очередь влечет тройную ошибку: 1) смешение независимости одного госу дарства по отношению к другому (относительный суверенитет) с независи мостью государства по отношению ко всему тому праву, которое не основа но на собственной воле этого государства (абсолютный суверенитет); 2) смешение «политического суверенитета» государства, т. е. монополии на безусловное принуждение, с «правовым суверенитетом», иначе говоря, с при оритетом одного правопорядка в случае коллизии с другим правопорядком: негосударственный правопорядок может обладать преимуществом и огра ничивать компетенцию государства, ни в коей мере не затрагивая при этом монополию государства на осуществление принуждения в определенных границах; 3) и наконец, ошибка, состоящая в игнорировании того, что окон чательный «правовой суверенитет», неизменный приоритет определенного правопорядка, дающий разрешение конфликтам между всеми остальными правопорядками, может принадлежать только неорганизованному социаль ному праву, интегрирующему сверхфункциональные общности и в конеч ном счете международное сообщество.
:о7 В этом, по существу, и заключается смысл утверждения Г. Кельзена о том, что позитив ность права тождественна суверенитету государства (Kelsen G. Das Problem der Souverenitat und die Theorie des VolkerTechts. 1920. S. 76 usw.); хотя, отождествляя государство и право и двигаясь по направлению к пониманию международного сообщества как универсального государства, Г. Кельзен делает акцент в основном на сведении суверенитета к позитивному праву (о Кельзене см. наше изложение в «Идее социального права и современность», глава 11 части первой).
174
Идея социального права
Смешение «нормативных фактов» и используемых для их констатации тех нических приемов происходит на основе предположения мнимой взаимосвязи государства и позитивного права, на основе утверждения о том, что издаваемый государством закон делегирует свой правотворящий авторитет всем остальным формальным источникам права. Здесь происходит ошибочное толкование смысла «формальной констатации нормативного факта» путем переноса утверждения о верховенстве закона по отношению ко всем остальным источникам права. Тому, кто, основываясь на данной концепции, соблазнился бы возможностью настаи вать, в частности, на прогрессивном и инициативном характере закона и на ско рее традиционалистском и ретроградном характере обычая, достаточно будет напомнить, что автономные статуты, коллективные соглашения, социальные декларации, акты признания, практика судебных и иных органов, наконец, пре цеденты могут успешно играть ту же прогрессивную и инициативную роль, что и закон государства. Следование такой концепции приводит к смешению гаран тии действительной эффективности правовой нормы, насущно необходимой для позитивности этой нормы с принуждением, особенно с безусловным при нуждением государства. Итак, подобная эффективность оказывается гаранти рованной благодаря самому существованию различных «нормативных фактов», на которых основывается все право, а гарантия оказывается полностью отлич ной от процесса применения санкций, особенно предполагающих существова ние безусловных санкций, независимых от государства.
Утверждение о насущно необходимой взаимосвязи понятия позитивного права и понятия государства теряет всякий смысл без допущения подобных ошибок. Дав характеристику этим последним, мы считаем, что вправе оконча тельно отбросить такую концепцию, не имеющую под собой никакого иного основания, кроме глубоко укоренившихся предрассудков и ошибок.
Полностью освободив, таким образом, понятие позитивного права от вся кой зависимости от государства, мы обретаем возможность определить в об щих чертах взаимоотношение государства и права. Учитывая, что все право есть право позитивное, а интуитивное позитивное право, наряду с правом фор мальным, играет значительную роль в правовой жизни государства, мы мо жем, оставив в стороне все вышеописанные классификации, сопоставить пра во и государство. Как уже говорилось выше, государство не может: 1) быть поставлено над правом (империалистская теория); 2) не быть отождествлено с правом (Кельзен); 3) не расцениваться как независимый от права элемент (Гирке1^); 4) не рассматриваться в качестве внешнего по отношению к праву элемента (большинство теоретиков естественного права; Дюги); 5) наконец, не пониматься как частично пересекающееся с правом, поскольку даже авто кратическое государство основано на праве. Следовательно, данная проблема допускает единственное, логичное и адекватное правовой действительности решение: рассматривать государство как правовую сферу, вписанную в рам ки несравненно более широкой сферы внегосударственного права. В правовой жизни государство подобно маленькому, но глубокому озерцу, затерянному посреди безбрежного моря права, окружающего это озерцо со всех сторон.20*
Можно изобразить взаимоотношения государства и права следующим образом.
Сравнение государства и права как «озерца» и «моря» дословно воспроизводит автор ский текст. — Прим. пер.
175
Г. Д. Гурвич |
Избранные труды |
Если же более тщательно сопоставить государство с тем сектором права, кото рый мы называем социальным правом, можно легко убедиться в том, что хоть госу дарственный правопорядок является всего лишь правопорядком, включенным в несравнимо более широкий правопорядок права в целом, то же самое уже нельзя сказать об отношениях государственного правопорядка с социальным правом. С од ной стороны, существует множество проявлений социального права, не имеющих непосредственной связи с государством, — чистое и независимое социальное пра во, чистое социальное право; с другой стороны, недемократические формы госу дарственного устройства основываются не на социальном праве, а на праве субор динирующем. Сферы социального права и права государственного пересекаются талью частично с тем, чтобы полностью разойтись в других пунктах; отношения между этими двумя видами права могут быть изображены следующим образом.
Этими схемами мы завершаем наши рассуждения по поводу системных предпосылок понятия социального права, а теоретическое обоснование дан ного понятия кажется нам доказанным.
176
Глава V
ДОВОДЫ ПРОТИВ ВОЗРАЖЕНИЙ И ЗАБЛУЖДЕНИЙ, СВЯЗАННЫХ С САМИМ ТЕРМИНОМ «СОЦИАЛЬНОЕ ПРАВО»
Используя добытые в предыдущих главах результаты, мы сможем без особого труда и, насколько это возможно, кратко исключить ряд возраже ний, заблуждений и неуверенность в смысле самого термина «социальное право», избранного в качестве заголовка нашей работы.
1. Существует очень широко распространенное возражение против дан ного термина: «Социальное право! С первого взгляда эти два соединенных между собой термина кажутся бессмыслицей или по меньшей мере плеоназ мом... Право, которое регулирует отношения между людьми в обществе, кото рое предъявляет к общественной деятельности свои требования, является...
не чем иным, как синтетическим разрешением социальных вопросов. В этом смысле все проблемы правоведения являются социальными вопросами, а раз решающее эти вопросы право заслуживает названия социального права.. .».209 А вот как выглядит наш ответ. Никем не может быть оспорено, что право есть явление общественной жизни. И это правда, хоть и довольно-таки тривиаль ная. Более того, мы видели, что для того чтобы прийти к пониманию феномена права в целом, необходимо выйти за пределы индивидуалистических и одно- сторонне-универсалистских трактовок социального бытия; нужно подняться до синтеза универсализма и индивидуализма и внедрить в саму структуру права принцип конкретной тотальности. Основываясь именно на этой методологи ческой базе, мы могли наблюдать, что «социабельность» — связь в рамках тотальности — выражается разными способами, среди которых мы выделили два основных типа, указывающих на два противоположных направления в рамках одной и той же синтетической тотальности: социабельность через един ство (частичное слияние) и взаимное проникновение и социабельность через взаимное ограничение и уравнение.
Принадлежащие к различным направлениям социологи всегда выделя ли различные проявления социабельности: например, Дюркгейм противо поставлял солидарность на основе сходства (или механическую солидар ность) солидарности на основе различия (или органической солидарности); Теннис противопоставлял «общину» и «общество», отождествляя первую с «органической тотальностью», а второе — с «договорным отношением» или механической суммой членов.210
:и Bonnecase J. 1) La notion de droit en France au 19-e siècle. P. 178-179; 2) Romantisme juridique. P. 694, 650.
:|U Это предложенное Теннисом противопоставление не следует путать с различением неор ганизованной инфраструктуры и организованной надстройки в сфере социальной жизни (ос новополагающая общность и организация в употребляемом нами значении), поскольку оба употребляемых Теннисом термина указывают на тотальности, а сама рационализация отнюдь не тождественна, как это предполагал Теннис, договорному отношению.
12 Заказ № 781 |
177 |
Г. Д. Гурвич |
Избранные труды |
Другие социологи (например, М. Шелер и фон Визе) пытались выделить большее количество форм социабельности.2" К сожалению, зачастую разно образные проявления социабельности рассматриваются как последовательные фазы исторического развития,212 тогда как в действительности они есть не что иное, как одномоментно существующие в каждой социальной группе элемен ты, которые в своей совокупности и конституируют данную группу}'* Во всяком случае никто никогда не объясняет, почему социологам позволяется противопоставлять друг другу различные проявления социабельности и за прещать правоведам устанавливать схожее противопоставление между видами права, которое соответствует этим видам и их классифицирует.
Противопоставление социального и индивидуального права является лишь юридическим выражением противопоставления двух выделяемых нами необходимых видов социабельности. Общая характеристика права как явле ния социальной жизни («социабельности в целом») совершенно не проливает света на поставленную идеей социального права проблему. А поскольку ка жется бесспорным, что социабельность через взаимное проникновение и слияние сознаний является более интенсивной, чем социабельность через взаимное ограничение и уравнивание, то естественно, что соответствующее этой более интенсивной форме социабельности право заимствует прилага тельное «социальное».
2. Те, кто отказываются мыслить иначе, чем в категориях правового инди видуализма, иногда заменяют неприемлемое для них понятие социального пра ва на понятие субъективного индивидуального права, которое принадлежит социальной группе, выступающей вовне в качестве простой структурной еди ницы. «Социальное право» здесь понимается просто как сфера свободы, за крепляемая за юридическим лицом в его «отношениях с Другими»: с другим юридическим лицом или индивидом. Если в то же время отождествлять кол лективность как явление с государством (рассматриваемым в качестве инди вида в широком смысле, поглощающего множество своих членов), то это при водит к смешению подобного «квазисоциального права» со всесильной властью. Тревожась по поводу развития такого «социального права», отожде ствляемого с нейтралистским коллективизмом, защитники этой точки зрения
2,1 Макс Шелер предложил различать четыре формы социабельности: а) масса, б) виталь ная общность, в) общество и г) коллективные личности (Scheler М. Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik. 2-te Aufl. 1922. S. 547-556). Jl. фон Визе пытается выделить три формы: а) масса, б) группа, в) абстрактные коллективы (Wiese L. Allgemeine Soziologie. 2 Bd. 1929. S. 85-223). Нельзя рассматривать эти попытки как удавшиеся, так как они смешивают два различных принципа классификации: противопоставление организованного и неоргани зованного слоев социального бытия и разграничение между различными типами социальных связей, не зависящих от первого противопоставления. Критику данной концепции Шелера см.
в моей книге «Современные тенденции немецкой философии» (1930. С. 120 и сл.).
212 Такова точка зрения Тенниса, который утверждал, что «общество» приходит на смену «общине»; аналогичной была и концепция Дюркгейма, согласно которой «органическая соли дарность» (солидарность через разделение труда) все более заменяет собой «механическую солидарность» (солидарность через сходство).
213 Об этом же см.: Geiger Th. Die Gruppe und die Kategorien «Gemeinschaft» und «Gesellschaft» // Archiv fur Sozialwissenschaft und Sozialpolitik. 1927. S. 338 usw., 359 usw, 343 («Община и об щество не являю тся... историческими стадиями... или типами групп, но представляют собой элементы единства. Обе эти формы применимы для любой социальной группы»). — См. так же: Scheler М. Der Formalismus in der Ethik und die materiale Wertethik. 2-te Aufl. S. 549, 552.
178
Идея социального права
в действительности отказываются только от ошибок правового индивидуализ ма, взятого в своих империалистском и этатистском аспектах.214 Следует ли после всего сказанного по данному предмету настаивать на том, что критикуе мая нами терминология является источником наибольших заблуждений и что подобное «социальное право» не имеет ничего общего с обозначаемой этим термином проблемой, так как в указанном аспекте «социальное право» есть лишь иное название для субординирующего права?
3. Другой ряд заблуждений обязан своим происхождением трактовке понятия социального права в русле философии позитивизма или даже ути литаризма. Предполагается, что «социальное» по необходимости означает «эмпирическое» или даже «чувственно воспринимаемая материя», а под «со циальным правом» здесь понимается право, которое не имеет никакой иной задачи, кроме обслуживания разнообразных потребностей реальных обществ, служения «социальному интересу», «групповой пользе»215 и т. п.; короче го воря, этим термином обозначается право, полностью оторванное от справед ливости. Нет ничего более далекого от «социального права» в том смысле, в каком мы понимаем данный термин, чем подобная концепция! Прежде всего она основывается на совершенно ошибочном понимании социабельности. Духовное, идеальное, рациональное может обладать характером «социаль ного» так же, как и эмпирического. В частности, высший принцип нравствен ности, трансперсональный поток креативной деятельности в ее оживотво ренной вечности имеет по сути социальный характер, поскольку такой поток является сверхсознательным и включает в себя все индивидуальные и кол лективные сознания в качестве входящих в него моментов и его сущностно го содержания. Собственно социальный характер свойствен в равной степе ни и выражению данного потока в моральном идеале, и справедливости, которая «социальна» вдвойне и по своему социальному содержанию, и по выполняемой ею роли посредника между идеальной нравственной социабельностью и реальной социабельностью. Характеристика права как «соци ального» никоим образом не связана с противоположностью позитивизма и идеализма. Как нам уже известно, в данном случае применительно к «соци альному праву» речь идет об особом виде «социабельности» в силу того, что социальное право для нас представляет собой лишь один из секторов сферы права в целом. Следовательно, если в процессе познания не опираться на принципы спиритуализма, социабельность через взаимное проникновение и слияние сознаний (которой и соответствует социальное право) оказывается недоступной для познания в большей, чем все остальные формы социабель ности, степени. Поэтому не напрасно судьба теории социального права (в том виде, в каком мы должны будем описать это в нашей истории доктрин социального права) всегда, по существу, была связана с метафизическими и идеалистическими системами (Лейбниц, Фихте, Краузе, Прудон, историче ская школа, Аренс, Гирке, Ориу).
2UJacquelin R. Le droit social et la réparation des dommages en régions envahies. 1917. P. 4 et suiv., 44 et suiv., 92 et suiv., 98, 141 et suiv., 144.
:l5 См., напр.: Bonnecase J. La notion de droit en France au 19-e siècle. P. 118 et suiv.
179