Колесов В. В. Историческая грамматика русского языка

6. Имена прилагательные

выделении, не образовывали полных форм. Притяжательные имели только краткие формы и сохраняли их до старорусского периода, относительные также, и даже некоторые качественные в определенных сочетаниях — тоже. Если в значении самого слова определенность была представлена, необходимости в местоимении не возникало, особенно при именах собственных (Новъгородъ) или в названиях некоторых церковных праздников с прилагательным в переносном значении (великъ день — ‘Пасха’) и т. д. — всегда в краткой форме определения. Поскольку выражается определенность или неопределенность признака, а не предмета, в предикативном употреблении полная форма также становилась избыточной, и возникало расхождение по функции между сочетаниями типа человûкъ добръ (вообще) и добрый человûкъ (конкретно этот). В результате образования полных форм в языке создалось две оппозиции: краткие и полные противопоставлены п о ф о р м е, а качественные и относительные — п о с м ы с л у; возникали различные способы их совмещения или расхождения, и в результате состоялась возможность образования самостоятельной категории имени прилагательного.

Определенность или неопределенность признака, выраженного именем прилагательным, долгое время передавались с помощью устойчивых сочетаний — формул речи, например в сочетании с глаголами движения и состояния. У Афанасия Никитина 1472 г.: по 4 человûкы на слонû сûдять нагыхъ, но люди ходят нагы все — несогласованность в одном случае и согласованность со вторым именительным — в другом. Не только относительные, но и краткие качественные прилагательные употребляются в предикативе, если своим лексическим значением они исключают степени в проявлении данного признака, как определения босъ, глухъ, кривъ и др. Именно такие прилагательные и сохраняли краткие формы в устойчивых сочетаниях типа на босу ногу, закрыл наглухо, кривоносъ и др.

Распределение полных и кратких форм с самого начала определялось их отношением к определенности или неопределенности признака. В цитате из пророков в «Повести временных лет» по Лавр.:

Яко вы худи есте и лукави, и азъ поиду к вамъ яростью лукавою соотношение неопределенно нового признака в предикате-суждении и постоянного признака — в определении-понятии. В текстах XV– XVII вв. полное прилагательное в предикативной функции употребляется только как яркое стилистическое средство выражения нового признака.

Поскольку краткие формы стали предикативными формами или образовывали наречия, они не нуждались в парадигме склонения. Сохранялись только формы им. п., согласуемые с подлежащим.

С XII в. стирается различие по роду во мн. ч. и двойств. ч.; ср. сочетания из рукописей типа желûзны съсуды, неистиньны мни-

221

Морфология

хи (определение в женском роде, имя в мужском роде), тъщи ру- цû (мужской и женский род), цûлы уды (женский и средний род) и т. д.

Затем утрачивается различие по падежным формам; уже в XIII в. косвенные формы кратких прилагательных встречаются редко, сохраняются лишь в традиционных формулах речи. Раньше всего, по-ви- димому, утрачивались формы тв. п. ед. ч. мужского рода, ср. съ разбойниковымъ товаромъ (Гр. 1300 г.). Но в этой форме и сохранялись краткие прилагательные в устойчивых сочетаниях: съ Новомъ городомъ. При переписывании текста старые формы исправлялись в соответствии с новым их употреблением. Так, в «Повести временных лет» по Лавр. сохраняется сочетание плакася... ecи плачемъ великомъ, которое в списке XV в. передано как плачемъ великимъ; в «Слове о полку Игореве», которое редко переписывалось, сохранилось сочетание неготовами дорогами побûгоша.

У прилагательных формы двойств. ч. исчезают раньше, чем у существительных. В московских текстах XIV в. два ковша золоты, птенцемъ аспидовамъ и др. отражают новое употребление форм, но еще и в XII в. в причастных формах возможны сочетания типа нечистама рукама, рекъше неумъвенома. Ср. также великома очима в

Ип. 1425 и др.

Быстрее всего полные формы вытесняли краткие во мн. ч., и в косвенных падежах раньше, чем в им. п. У Афанасия Никитина в его тексте 1472 г. краткие формы встречаются только в им. п., согласованном с подлежащим. XV в. считается временем окончательной утраты самостоятельной категории кратких прилагательных. В виде отдельных форм они перешли в предикативы, в наречия или сохранились в пословичных выражениях.

Попутно в фонетически усложненных формах происходили упрощения в произношении. Так, притяжательное прилагательное *grьkьsk- дало формы книжную гречьскъ и разговорную грецкъ (со царьма грецкима; ср. грецкие орехи).

6.4. Изменения полных прилагательных

При образовании категории имен прилагательных происходили различные изменения форм, связанные с утратой межслогового j-та и стяжением гласных в одну морфему (окончание прилагательного).

Например, в форме род. п. и дат. п. ед. ч. мужского рода:

велика[j]его > великаего > великааго > великаго > великого; велику[j]ему > великуему > великууму > великуму > великому.

222

6. Имена прилагательные

В местоименных сочетаниях возникали и сложные случаи, когда местоимение долго сохраняло свою самостоятельность в сочетании с именем, особенно в формах женского рода:

род. п. ед. ч. добры- [jeję] > добры [iję] > добры [ję] > добрыя (добрыû); дат. п. ед. ч. добрû- [ieji] > добрû [iji] > добрû [ji] > добрû [ji] > добрûи.

Утрата корневого междугласного -j- происходила уже в древнерусском языке, но в большинстве говоров не затронула им. п.–вин. п.: нова[jа], нову[jу]. В им. п. ед. ч. мужского рода происходили только фонетические упрощения редуцированных, причем наиболее ранние примеры прояснения сильного ъ могут быть вынесенными из южнославянских оригиналов (так, в ЕП ХI: судьной, сильной); в М 96

тûлообразнои видъ, в М 97 вûчьной путь, в Псалтыри XII в. истиньнои, нощной вранъ и т. д. Нормой являлось окончание -ыи, -ъи, как

вОЕ 1056, так и в более поздних памятниках, вплоть до XIII в., когда флексия -ои отмечается преимущественно под ударением. Тот же принцип — зависимость окончания от ударения — позднее принял Ломоносов, утвердивший современную норму: под ударением -ой, в безударной позиции -ый/-ий (кривой, сухой — быстрый, великий).

Процесс формирования парадигмы склонения имен прилагательных был длительным, имел свои этапы, отличался определенными условиями протекания, что малозаметно по рукописным источникам, потому что они показывали уже результат состоявшегося изменения. Достоверно ясно лишь то, что стяжение раньше всего осуществлялось

вформе дат. п. ед. ч. мужского рода (как и появление новых форм склонения у имен — в том же дат. п., но мн. ч.: городомъ > городамъ); ср.: благовûрьному вместо благовûрьноуемоу, также врачьбному, ближьнему уже в И 73, печерьскому, пьрвому, вышьнему в И 76, такие же примеры в новгородских Минеях 1096, 1097 гг. (бûсовьскому, вûчьному, тихому). В XIII в. встречаются рукописи, в которых новое окончание в дат. п. ед. ч. употреблено почти последовательно.

Новые формы род. п. ед. ч. мужского рода известны с XII в., а формы других падежей — с XIII в. С этого времени новые формы замечены и в берестяных грамотах: котораму, дûтьскаму, с(вят)аму, (с)оцкого, зеленого, церленого и др. О том, что раньше всего подобные сокращения форм происходили в дат. п. и род. п., свидетельствует и тот факт, что ни один славянский язык не сохранил ожидаемой по общему правилу формы род. п. -аго в мужском роде, -ыû (-ыя) в женском роде. Синтаксические функции объекта способствовали быстрому сокращению форм дат. п. и род. п.

Последовательность преобразования форм выразительно представлена в род. п. ед. ч. мужского рода. Сначала утрата -j-, затем

223

Морфология

межслоговая ассимиляция, после этого стяжение гласных в один долгий гласный и уже после всего воздействие аналогии со стороны склонения указательных местоимений, в сочетании с которыми полные прилагательные столь часто употреблялись, что даже в грамматиках (например, у Смотрицкого) они даны в общей парадигме типа

того с(вя)таго, тоя с(вя)тыя.

Примеры измененной формы в род. п. ед. ч. мужского рода: великого князя, архиепископа новгородского (в надписях 1151 и 1149 гг.), при обычном окончании -аго в собственных именах и русских титулах новая форма кыевьского, бûлогородьского, тысячкого в тексте Русской Правды по НК 1282.

Фрикативность v в момент изменения в в могла приводить к смешению с близкими фрикативными — звонкими [g, j]. Лексикализованные остатки этого переходного произношения встречаются в рукописях. Ср. [j] (или фрикативный фарингальный [h]) ≥ [в]: в форме родительного падежа единственного числа земново серебра в Гр. 1391– 1426 гг.; ничево в Гр. 1400 г.; правово в Гр. 1445 г,; волостново, монастырсково, сево, ставленово в Гр. 1471 г.; великово в Гр. 1490 г.; своево в Ип. 1425; также повосты ‘погосты’ в Лавр. (под 947 г.); jy → въ

в форме тв. п. ед. ч.: совлечеся грûховною одежевъ в Лавр.; с пошловъ

землею в Гр. 1425–1462 гг.; своевъ дочерью в Гр. 1459 г.; совьюсковъ дорогою в Гр. 1600 г.. то изменение г > g > в между двумя огубленными гласными в морфологически изолированной позиции. Примеры известны в московских источниках с XV в. (в грамотах великово, третьево, у другово и др.), а с XVII в. такое написание становится нормой делового языка.

В других формах склонения мужского рода новые формы отмечаются реже. Так, в местн. п. ед. ч. флексия -омь вместо -ûмь употреблена в Гр. 1229 г. (на гочкомь березû), но в этой смоленской грамоте вообще много странных исключений; здесь и в формах женского рода новые окончания -ои и в род. п., и в дат. п. ед. ч. В Лавр. в тексте X в. тоже находим форму къ первои дани, а еще раньше къ живои в ГБ ХI — также в дат. п. ед. ч., что совпадает с изменениями форм мужского рода.

Род. п. ед. ч. женского рода варьирует древнерусскую флексию -ыû с церковнославянской -ыя (< ы ): вûчьныя и вûчьныû. Позднее выбор формы зависел от стиля и жанра, поскольку под влиянием местоименного склонения русская форма изменилась: живыû, вûчьныû > живоû, вûчьноû. Сокращение двусложных окончаний в формах род. п. и тв. п. ед. ч. женского рода живоû > живой и живою > живой можно рассматривать как обычную редукцию безударного гласного в изолированной позиции уже после падения редуцированных. После XIII в. такие формы стали обычными; ср.: изынои волости городьскои в Гр. 1266 г. и др.

224

6. Имена прилагательные

6.5. Притяжательные прилагательные

Притяжательные прилагательные играли особую роль в ранних изменениях прилагательных имен.

Начать с того, что именно они дольше всего сохраняли краткие формы, не развивая полных (почти до XIII в.); их собственный суффикс и был суффиксом определенности, поскольку он и без того уже связан с местоименной основой, особенно через суффикс -j- (который и есть местоимение, формирующее местоименную форму прилагательных). Историки полагают также, что притяжательные имена долгое время составляли особую категорию, промежуточную между существительными и прилагательными; семантический синкретизм субстантивного и атрибутивного значений дополнялся здесь предикативностью. Только с XVI в. притяжательные прилагательные тяготеют к препозиции, т. е. становятся явным определением к определяемому существительному, а не согласуемым с ним предикатом. Все это время притяжательные прилагательные обозначали не личную, а категориальную принадлежность, о которой давно уже К. С. Аксаков выразился очень точно, сказав, что это есть «родительный падеж, понятый отвлеченно», т. е. как домъ отцовъ в отношении к конкретному домъ отца. Категория притяжательных прилагательных окончательно сложилась тогда, когда с данными суффиксами стали образовывать прилагательные не от имен, обозначавших любое живое существо, а только от называющих единичное, конкретное живое существо (не обобщенно, а конкретно предметно), в результате чего грамматическое значение категории сузилось. Формирование русских фамилий на основе кратких форм освободило притяжательные имена от патронимической функции, и в самостоятельном употреблении они стали свободной категорией собственно притяжательных прилагательных.

Выделяют следующие значения притяжательных имен в древнерусском языке согласно употреблению в текстах:

—по признаку происхождения и родства (робьи дûти);

—как определение целого по части или части по целому (рыбьими зубы, змееви главы, стадо овьче);

—отнесение действия к живому существу (въ княжихъ крамолахъ,

пограбление старче);

—указательное выделение места и времени по принадлежности

кживому существу (княжь дворъ, лûта Ярославли);

—подчиненности, подвластности (княжь тивунъ, княжь корабль);

—как выделение собственности (Игорева стада, имûнье Ярославле);

—на основе уподобления или сравнения (по подобию отчю, зуби акы змиевы).

225

Морфология

Все это выражение метонимической смежности двух признаков, один из которых по принципу синекдохи становится о п р е д е л е - н и е м ко в т о р о м у. Таково типично средневековое представление о принадлежности к определенному классу, типу, виду, образу, группе, цеху и т. д.

Выражение принадлежности все время видоизменялось в связи с преобразованием самой категории в «настоящую» категорию принадлежности; например, появлялся осложненный суффикс -(ов)-ьск- с новыми значениями: домъ отца — отцовъ домъ → отцовский домъ; глас жены — женин → женский голос; мужь сестры — сестрин → муж:

сестринский — всегда несколько отвлеченного значения. Свою роль играли и акцентные различия, разграничивавшие формы (в частности, все приведенные примеры связаны с конечноударными именами существительными, что могло способствовать утверждению новых суффиксов на основе нововосходящего ударения). Исследователи полагают, что расширение сферы употребления род. п. принадлежности пришло из указов Петра I, в которых они к тому же часто использовались в препозиции (разных земель люди), т. е. воссоздавали последовательность форм, свойственную русскому языку (разноземельные люди).

Соотношение форм типа домъ отца (= англ. house) — отцов(ский)

домъ (= англ. home) или голос женщины (= англ. the voice) — женский голос (= англ. a voice) возвращает нас к идее определенности в выражении признака (с род. п. принадлежности) и его неопределенности (с кратким притяжательным прилагательным, который долго не образовывал полных форм). Конкуренция двух форм выражения принадлежности входила в общую традицию употребления прилагательных: в препозиции они выражают содержание понятия (отцов дом),

впостпозиции — предикацию добавленного признака (дом — отца), т. е. элемент суждения о признаке. Полного соответствия принципов членения принадлежности и определенности между русским и английским языками нет.

6.6.Семантика имен прилагательных

Вдревнерусском языке полные прилагательные чаще встречались

втрадиционных сочетаниях типа великая субота, правая вûра, святая церковь, чистая недûля — все они церковного происхождения и обозначают определенные понятия в прямом их значении (ср. с сочетанием великъ день). В составном именном сказуемом полные формы исключительно редки, в больших летописных сводах два-три примера, обычно с прилагательным великий, если оно сохраняло исконное значение ‘большой’.

226

6. Имена прилагательные

Формальное расхождение между полными и краткими прилагательными общего корня сопровождалось различением в значении: только новые формы местоименных определений развивали переносные значения. Слово богатъ имело одно значение, богатый — уже четыре, добръ ‘надежен’ — добрый ‘доброкачественный’, старъ ‘ветхий’ — старый ‘прежний’ и т. д. Это очень важное свойство сочетаний с прилагательным, выражающим некий новый признак согласуемого с ним имени. Такое прилагательное могло употребляться в сочетании с именами самых разных значений: субъектных, объектных, орудийных, целевых, места и времени и т. д., в результате чего возникали неопределенные по смыслу, но постепенно развивавшие новые значения слова; ср. царское строение — строение царя и строения для царя, страха ради иудûйска — страх иудеев и от иудеев, страшивыи мужь страшивы мысли имать — с прямо противоположным значением одного и того же определения. Качественные, относительные и притяжательные прилагательные одинаково участвовали в процессе выделения новых значений в результате присоединения к существительным, с которыми они прежде не вступали в согласование.

Полная форма прилагательного подчеркивала признаки интенсивные, постоянные и особо выразительные, которые в результате семантической компрессии могли осознаваться как опредмеченные, т. е. становились субстантивированными именами; ср.: столовая комната > столовая, домашние люди > домашние и т. д. Святой, блаженный, праведный, и первые станут последними и др. — все это результат раннего обобщения прилагательных, заменивших прежние сочетания с существительным на основе типичного его признака.

Собирательный смысл синкретичного слова устранялся и отмеченной уже субстантивацией прилагательного, которая основана на традиционных формулах; ср. последовательность обозначения одного и того же явления в смене словесных формул: сила рать > сила рати > ратная сила > сила ратныхъ (субстантивированная форма в Московском летописном своде XV в.). Усиление степеней субстантивности («предметности» на основе определенного признака) связано с качеством прилагательного и значением слова. Притяжательные всегда особенно определенны, определенны по значению и имена собственные, поэтому полные притяжательные прилагательные от личных имен (в наличии сразу три степени определенности) с самого начала выступали как имена существительные, они субстантивировались независимо от согласуемого существительного; ср.: посла Святославъ жены ихъ Михалковую и Всеволожию (Ип. 1425 под 1176 г.). Михалковая и Всеволожая выступают как существительные, обозначающие княжеских жен.

227

Морфология

Из этих примеров видно, насколько тонко и в большом количестве вариантов были разработаны возможности определения тех или иных предметов, явлений и лиц. Это ускользающая от нашего внимания сеть качеств, признаков и свойств, которыми характеризовалась средневековая система обозначений, символических по преимуществу.

6.7. Степени сравнения прилагательных

Сравнительная степень качественных прилагательных обозначала особую интенсивность данного признака; эта древняя форма образована с помощью суффикса -(ē)jes, и ее несовпадение с формой в положительной степени показывает, что некогда они обе были самостоятельными словами:

выс-окъ — выше			<	*vys-jes
гад-ъкъ	—	гаже	<	*gad-jes
молодъ	—	моложе	<	*mold-jes
низ-ъкъ	—	ниже	<	*niz-jes
плохъ	—	плоше	< *plox-jes и т. д.

То же при образовании с соединительным гласным ě :

*dobr-ŭ	>	dobr-ē-jes	>	добрûе
*nov-ŭ	>	nov-ē-jes	>	новûе и т. д.

Некоторые формы образовывались (достаточно поздно) путем аналогии к продуктивным типам; ср.: простûе > проще, крûпъчае > крепче; также аналогичного происхождения частые до XVIII в. формы типа верняе, смирняе, страшняя, которые образовались под влиянием закономерных форм крûпъчае, громчае (с изменением [jē > ja]). Существовали и более сложные формы, образованные с помощью суффикса -jьs-j- в косвенных формах типа им. п. ед. ч. среднего рода

мене — род. п. меньша — дат. п. меньшу и пр. (также боле — больше,

дале — дальше, ране — раньше), которые повлияли на образование форм типа дешевше, ширше, длиньше, никогда не бывших нормативными. В древнерусских текстах сосуществуют формы им. п. мн. ч. мужского рода больше и им. п. ед. ч. женского рода больши.

Некоторые основы даже не совпадали по корню: малъ — мьне, великъ — боле; то же случилось и позже, когда архаические формы,

228

6. Имена прилагательные

развивая переносные значения, совпадали с другими прилагательными, ср.:

плохъ	— плоше	*лучь	— лучше
худъ	хуже	добръ	добрûе

Краткие склонялись по типу основ на согласный:

	мужской род	средний род	женский род
им. п. ед. ч.	хужьи	хуже	хужьши
им. п. мн. ч.	хужьше	хужьша	хужьшû

Поскольку формы сравнительной степени обычно использовались

впредикативной функции, они не развивали полные формы и сохраняли форму им. п. ед. ч. Согласование с подлежащим в роде и числе

вдревнерусском языке долго сохранялось, но в современном языке в этой функции закрепилась неопределенная форма среднего рода хуже,

плоше, шире.

Наконец, следует отметить особую роль превосходной степени прилагательных в истории русского языка. У восточных славян таковой вообще не было, поэтому при переводах с греческого языка приходилось использовать сравнительную степень с наращением наи- или

прû-: прûмудръ — sofwt@toV; наибûлъ — leukot@toV и под. Чаще

превосходная степень образовывалась как производная от сравнительной, с помощью указательного местоимения и как полная форма сравнительной степени: новûишьи — новûишия — новûишее.

В современном русском языке превосходная степень прилагательных также не актуальна, она порождает элятивные формы, выражающие очень высокую степень качества, но безотносительно к качеству самого предмета (дует сильнейший ветер). Слова типа старейшие

были распространены и в древнерусском языке. Кроме такой функции (элятивной) возможно было употребление той же формы в значении суперлятива (превосходно-сравнительное), ср.: отъ двунадесять кардиналу два хытрейшая в ЖАН ХVI.

6.8. Функции имен прилагательных

Таким образом, в памятниках XI–XIII вв. краткие прилагательные в сочетании с существительным составляли около трети употреблений; число лексем, употребленных в краткой форме, достигает половины всех употреблений прилагательных, но к XIV в. краткие формы со-

229

Морфология

хранились лишь у некоторых прилагательных в составе устойчивых атрибутивных сочетаний, и прежде всего в деловых текстах. К этому времени падежно-числовая парадигма кратких прилагательных разрушилась и сохранились лишь формы им. п.–вин. п. На разрушение парадигмы склонения указывают обратные случаи — членные формы притяжательных прилагательных с суффиксами -ов-ъ, -ин-ъ, -j- во всех падежах, кроме им. п.–вин. п. Широко развиваются переносные значения определений и изменяются некоторые функции тех же притяжательных прилагательных. Расширялось употребление полных прилагательных в сочетании с указательным или притяжательным местоимением, что показывает, насколько основательно утратилось противопоставление полных и кратких прилагательных по признаку определенность/неопределенность.

После XV в. совершенно точно уясняется распределение, согласно которому членное прилагательное в сочетании с существительным передает содержание понятия, выраженного аналитически (великий князь, святая Троица), а краткая — предикат в суждении, данный для выделения коммуникативно нового (домъ великъ).

Вдревнейших текстах прилагательное обычно стоит в постпозиции

копределяемому слову, т. е. преобладает предикативный его признак, но в связи с уменьшением кратких прилагательных, утратой признака определенность/неопределенность и новым распределением функций двух типов прилагательных употребление членных в атрибутивной функции закрепляется в препозиции к определяемому слову. Тогда же полные формы относительных прилагательных в предикативной функции исчезают, хотя изредка и возможны, если выражают непостоянный признак предмета; ср. в одном из «Хождений» XV в.: а городъ быль каменной (выделение случайного признака) — а горы тамо есть каменны (введение в описание постоянного признака).

ВXVII в. у протопопа Аввакума в рукописях его «Жития» краткие формы находим в устойчивых сочетаниях (древо кудряво, плюново дело, хлеб сладок, бес щербат, без мала, совесть крепку, на многъ час, смирен нрав) и в предикативном употреблении разного вида (живот синь был, брат дряхл бысть, робенок здоров стал, ум цел стал, бос ходил, жил скован, брели пеши); то же в им. п. мн. ч. — ради, мнози, силни, славни, здрави, прости, пьяни. Окончания полных форм используются стилистически, в зависимости от близкого контекста: им. п. ед. ч. мужского рода худой, малой, но велий, первый, судный; род. п. ед. ч. мужского рода малова, поганова, старова, но божественнаго, всенощнаго, истиннаго; род. п. ед. ч. женского рода вареной, голодной, отеческой, но бесовския, великия, десныя; дат. п. ед. ч. женского рода к большой, но святûи; местн. п. ед. ч. женского рода в большой, но в святûи и т. д. В пределах одного текста употреблены старые и новые формы, в зависимости от семантики слова, уже сво-

230