Египетское «возрождение»

(664—525 гг.; XXVI царский дом)

Отступление на юг эфиопского царя Талтамуну (Талтамане) отдало Низо­вье полностью во власть местных державцев, подвластных ассирийцам. Можно думать, что между последними и Ассирией отношения установились сравнитель­но сносные. Свою благосклонность к влиятельнейшему из владетелей, державцу Сайи (Саиса), Ассур-бан-апли (Ашшур - бани - апли) доказал весьма наглядно и ощутимо. Под защитой ассирийских войск Нижнему Египту теперь уже не надо было бояться возвращения эфиопов, хотя те оставались все еще достаточно гроз­ными и по-прежнему владели Нии (Нэ, Фивами греков) и египетским югом. Однако ассирийская «защита» обходилась очень дорого, прежде всего, конечно, княжеским подданным. Для избавления от обоих зол — эфиопского и ассирий­ского засилия — северному Египту надо было сплотиться в сильное государство, выбить эфиопов из южноегипетского княжества и, поставив на службу своему делу неисчерпаемые средства Верхнего Египта, занять более или менее самостоятель­ное положение по отношению к Ассирии. Объединителем должен был, есте­ственно, выступить могущественный владетель Сайи (Саиса).

Дело воссоединения и освобождения Египта выпало на долю Псаммечика (Псамметиха) I, основателя XXVI царского дома. Этот Псаммечик (Псамметих), вероятно, одно лицо с тем самым сыном князя Сайи (Саиса) Нику (Нехао), ко­торого некогда под ассирийским именем Набу-шези-бани Ассур-бан-апли (Аш- шур-бани-апли) воцарил над городом Ха-т-хр-иби (Атрибисом греков) в сред­нем Низовье. Владетель древнего Сайи (Саиса) в западной части Нижнего Египта был уже в VIII веке подлинным вождем окрестного ливийского воинства. Но Нику (Нехао) был одновременно и державцем Мэмфи (Мэнфе, Мемфиса греков), важнейшего города северного Египта и вместе с тем средоточия в выс­шей степени влиятельного жречества. Псаммэчик (Псамметих) был лично свя­зан женитьбой со жреческими верхами: возможно, еще до превращения в фара­она он женился на дочери верховного жреца Солнца в городе Уну (Оне, Илиупо- ле греков) Хур-си-эси (Хор-си-эсе), что тем более любопытно, что Уну (Он) считался одной из опорных точек Талтамуну (Талтамане) при движении на Мэмфи (Мэнфе). Если Псаммэчик (Псамметих) действительно тождественен с тем Набу-шези-бани, его личная связь с ассирийским царем была б очевидной, не говоря уж о милостивом снисхождении Ассур-бан-апли (Ашшур-бани-апли) к его отцу. По Иродоту («Геродоту»), Псаммэчик (Псамметих) даже бежал в «Сирию» от эфиопа, убившего его отца Нику (Нехао) — возможно, от Талтамуну (Талтамане) и уже никак не от Шабику (Шабако), у Иродота («Геродота») — Саба кона.

Может статься, ассирийский царь, занятый в конце шестидесятых годов VII века войнами в областях более близких, чем Египет, не имел ничего против, что­бы его верный Псаммэчик (Псамметих), упрочив свое положение в Низовье, вы­бил, наконец, эфиопов из южного Египта. Но сплотить прочно вокруг себя север­ные области, Псаммэчик (Псамметих) мог, только сломив противодействие полу­независимых царьков. На такое не решались ни эфиопы, ни ассирияне. Греческое предание утверждало, что на помощь Псаммэчику (Псамметиху) и его привер­женцам пришли греческие, именно ионийские, и карийские воины; ассирийцы го­ворят о присылке ему воинов лидийским царем Гигом. По Иродоту («Геродоту»), именно эти анатолийские наемники вместе с египетскими сторонниками Псам- мэчика (Псамметиха) доставили ему победу над враждебными владетелями.

Псаммэчик (Псамметих) I считал свое царствование с 664 г. Однако до 657—656 гг. Нии (Нэ) и его княжество все еще оставались во власти Талта­муну (Талтамане). Только утвердившись на севере, мог фараон из Сайи (Саиса) приступить к овладению югом. Как произошло воссоединение юга с севером — нам неизвестно. Было ли для этого достаточно одних египетских и анатолийских сил самого Псаммэчика (Псамметиха), или он прибег также к помощи ассирий­цев, и бились ли эфиопы с северянами или эфиопский царь покинул Египет без боя — сказать невозможно, и даже неясно, какому предположению отдать пред­почтение. Как бы то ни было, в 655 г. Псаммэчик (Псамметих) был уже бес­спорно хозяином Нии (Нэ).

Как и когда Египет освободился от Ассирии и Псаммэчик (Псамметих) из ее ставленника превратился в ее союзника — нам еще менее известно. Может быть, Ассур-бан-апли (Ашшур-бани-апли), у которого было вдоволь хлопот с Шамаш- шум-укином, предпочел иметь в лице Египта верного союзника вместо докучливо­го и ненадежного подданного. Если в Ассирии действительно рассудили таким об­разом, то не ошиблись в расчете. Правда, во время нашествия причерноморских ко­чевников (скифов) Египет не мог помочь Ассирии и, по Иродоту («Геродоту»), сам откупился от них дарами. Неизвестно, с какой целью Псаммэчик (Псамметих) упорно добивался палестинского города Ашдода, так что потратил, по тому же ис­точнику, 29 лет на осаду. Но в 616 г. египетское войско оказало действенную по­мощь Ассирии в Двуречье в ее последней смертельной схватке с Вавилоном.

Внутри воссоединенного государства первою заботою нового фараона долж­но было, естественно, стать определение взаимоотношений между верховной вла­стью и местными владетелями. Устранить их Псаммэчик (Псамметих) был не в силах, и не без основания полагают, что и самое подчинение их заняло немало времени и было достигнуто далеко не мгновенно. Во всяком случае, государство Псаммэчика (Псамметиха) было менее всего единообразным в смысле управле­ния. В низовых городах продолжали сидеть «великие» и невеликие местные князья. Но все они подчинялись теперь одному общеегипетскому царю, и никто из них уже не присваивал себе царских званий. Много сложнее обстояли дела в Верхнем Египте. Здесь тоже не было недостатка во второстепенных владетелях, князьях отдельных городов с прилегающими областями, но наряду с ними по- прежнему имелись два больших и сильных государственных образования, вклю­чавших в себя на тех или иных основаниях владения мелких князей. При этом правители, по-видимому, обоих этих государственных образований оставались бессменно теми же, что и при эфиопах.

Северное из этих двух княжеств, княжество Хи-ни-нси (Хнэс, т. е. Ирак- леопольское) у входа в Землю Озера (Файюм) возглавлял по-прежнему прави­тель, соединявший в своем лице княжескую власть и служение местному богу Хри- шифу (Харшафэ) с заведованием судоходством едва ли не во всем государстве и управлением средней частью страны. Если верить преданию, сохраненному мно­го более поздней рукописью (папирусом), князь Хи-ни-нси (Хнэса) якобы пра­вил даже всем Верхним Египтом от южной окраины Мэмфи (Мэнфе) до Суи- ны (Сиены, Асуана) у первых нильских порогов! Иными словами, Хи-ни-нси (Хнэс) сохранило в какой-то мере то положение, которое принадлежало ему в предшествующее время, когда оно, колыбель XXII ливийского царского дома, было и местопребыванием членов его, владетельных жрецов-военачальников, про­стиравших свою власть далеко за пределы города и его области.

Другое, южное, княжество, владения Нии (Нэ), продолжало управляться кня­зем Манти-ме-хэ (Мент-ем-хэ), которому его прежняя близость к эфиопскому царю не мешала и при Псаммэчике (Псамметихе) I управлять всем южным Египтом. В Нии (Нэ) положение осложнялось еще присутствием эфиопских ца­ревен, владетельной «жены божьей» Амуну (Амуна) Шап-ни-йапи (Шеп-ем- опе) II, дочери Пи-анхайя («Пианхи»), и ее нареченной преемницы, удочеренной ею племянницы, дочери Тахарку (Тахарко) Амун-ар-дэ-се (Аменердис) II, не пожелавших укрыться в Эфиопию следом за бежавшими родичами.

В 655 г., вскоре после того как эфиопы покинули Нии (Нэ), Верхний Еги­пет стал свидетелем умилительного зрелища всеегипетского единения, где дей­ствующими лицами выступали великие и малые владыки страны. Преисполнясь благороднейших чувств, царь Псаммэчик (Псамметих) решил не сгонять дочь Та­харку (Тахарко) Амун-ар-дэ-се (Аменердис) с ее наследственного места в Нии (Нэ), а дать ей в дочери и преемницы свою царевну. Нарядившись в платье из тончайшего полотна и бирюзовые уборы, дочь Псаммэчика (Псамметиха) Нит- акри (Нит-окре) отплыла на юг. Корабли царевны и ее многочисленного сопро­вождения вел не кто иной, как сам князь Хи-ни-нси (Хнэса). Владетели помень­ше с яствами и напитками высыпали из своих городов навстречу судам. После полумесячного плапапии торжественный поезд причалил к Нии (Нэ), где уже толпы мужчин и женщин стояли в ожидании славного события. Достаточно было владетельной жрице Шап-ни-йапи (Шеп-эн-опе) узреть царевну, как она тот­час воспылала к ней нежной любовью и незамедлительно вкупе с племянницей Амун-ар-дэ-се (Аменердис) завещала дочери фараона, принявшей имя Шап- ни-йапи (Шеп-ен-опе ш), все свое достояние. Велико душный порыв был за­креплен письменно в присутствии полномочных свидетелей, жрецов и храмовых сановников. Не лишился своей доли участия в этом представлении и маститый князь Нии (Нэ) Манти-ме-хэ (Мент-ем-хэ) с сыном и супругой и высшие жре­цы: их обязали ежедневными и ежемесячными поставками продовольствия в пользу новоявленной госпожи.

Сохранив в некоторой степени самостоятельность, великий город был все же вынужден принять в «жены» Амуну (Амуна) северную царевну. То же стремле­ние к прикреплению Верхнего Египта к Нижнему посредством личных связей, путем водворения на юге владетелей низового происхождения или прочно связан­ных с северным двором, сказывалось у Псаммэчика (Псамметиха) и по отноше­нию к другим городам. Так, князь Хи-ни-нси (Хнэса) проживал на севере при царском дворе и был послан оттуда на отчее княжение. Видный сановник, побы­вав князем поочередно в шести низовых областях, раз даже со званием «князя ве­ликого Запада», был затем переведен с каким-то поручением в Нии (Нэ) и под конец последовательно назначен князем Анхаба (Нехеба) и Адбу (Эдфу) к югу от Нии (Нэ). Последний пример поучителен и в другом смысле. Нельзя не уди­виться тому, с какою свободою новый царь распоряжался областями, как по соб­ственному произволению играл второстепенными княжениями и притом через не­долгий срок по воссоединении полунезависимых владений под своей властью.

Несмотря на «родство с владетельницей Нии (Нэ), Псаммэчик (Псамме­тих) был, несомненно, северным фараоном. За свое полувековое царствование он почти не оставил следов строительной деятельности в Нии (Нэ) — в полную противоположность ливийским и эфиопским предшественникам. Зато он дея­тельно строил на севере. Несмотря на общую гибель строительных памятников Низовья севернее разветвления реки на рукава, кое-какие обломки тамошних по­строек Псаммэчика (Псамметиха) уцелели. Больше известно о его строитель­стве в Мэмфи (Мэнфе). К прежней подземной усыпальнице священных быков Хапи (Аписов греков) он добавил новую, совершенно затмившую старую разме­рами и великолепием. Судя по сообщениям Иродота («Геродота»), фараон снаб­дил храм Птаха пристройкой, а по соседству выстроил двор для быка Хапи (Аписа) с крытым ходом вокруг — со столбами с исполинскими изваяниями. Псаммэчик (Псамметих) был женат на дочери верховного жреца солнца в Уну (Оне, Илиуполе греков) Хур-си-эси (Хор-си-эсе), а полусказочный рассказ Иродота («Геродота») об отдалении Псаммэчиком (Псамметихом) одиннадца­ти соправителей (ливийских владетелей) выставлял невольным виновником воз­вышения Псаммэчика (Псамметиха) верховного жреца Птаха в Мэмфи (Мэн­фе). Вслед за этим рассказом, раньше чем коснуться награждения иноземных воинов-пособников, Иродот («Геродот») переходил к постройкам в Мэмфи (Мэнфе), как если б они были благодарственным даром за воцарение.

Особенно резко эту дружбу Псаммэчика (Псамметиха) с северным жрече­ством оттеняют натянутые отношения царя с египетским, точнее, ливийским, воин­ством. С иноземными — анатолийскими — воинами, оказавшими большую услугу при объединении страны, отношения у царя были самые лучшие. Его ионийские и карийские наемники были поселены в двух укрепленных точках вблизи запад­ной и восточной границ Низовья, наделены землею и засыпаны милостями. В нужном случае они могли быть использованы против ливийских воинов, разме­щенных преимущественно в том же Низовье. Иродот («Геродот»), правда, гово­рит, что воцарению Псаммэчика (Псамметиха) помогали и египетские его при­верженцы, но сломить-то ему все-таки пришлось ливийское воинство, когда под­чиняли местных князей северной половины страны, по происхождению своему ливийских военачальников. Потому и понадобились иноземные наемники, и имен­но они одолели «соправителей» Псаммэчика (Псамметиха) и их ливийских во­инов. Поэтому трудно было б ожидать, что отношения между этими последними и правительством Псаммэчика (Псамметиха) будут очень теплыми. И действи­тельно, у того же Иродота («Геродота») мы читаем, что огромное количество ту­земных воинов — якобы до двухсот сорока тысяч! — не получив смены после трехлетней пограничной службы, вопреки всем уговорам фараона покинуло страну и ушло к эфиопскому царю. Если бы даже число ушедших воинов и было пре­увеличено, само событие не вызывает сомнений. При третьем преемнике Псам­мэчика (Псамметиха) I Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ, Априи греков) важному погранич­ному чиновнику Ас-хуру (Ес-хору) пришлось удерживать от ухода в Эфиопию отряд наемников, в составе которого были греки и сирийцы.

Ввиду подобных взаимоотношений с туземным воинством дружба Псаммэ­чика (Псамметиха) с североегипетским жречеством приобретает особый смысл. Богатые позднеегипетские храмы, как мы уже видели и еще увидим в дальней­шем, заправляли нарождающимся денежным хозяйством. Поэтому довольно-таки правдоподобно, что средства для найма анатолийских пособников были предо­ставлены Псаммэчику (Псамметиху) именно ими. Ведь выманивал же три века спустя фараон Чи-ха (Tax греков) у египетских храмов золото и серебро для войны с персами. Конечно, все это только догадки, но если они сколько-нибудь близки к истине, то с XXVI царским домом к власти пришла храмовая знать, державшая в своих руках нити развивавшегося денежного обращения. Возглавив денежное хозяйство, она могла только желать государственного единства.

После долгого, почти полувекового царствования Псаммэчик (Псамметих) I скончался. Это было в 609 г. Псаммэчику (Псамметиху) наследовал его сын Нику (Нехао греков). Когда он вступил на престол, Ассирии уже почти не су­ществовало. Теперь вопрос шел уже не о спасении ее остатков, как в дни Псам­мэчика (Псамметиха) I, а о дележе ее наследства. Прорытие (или, быть может, восстановление) искусственного протока между Нилом и Красным морем могло преследовать как торговые, так и военные цели, но не было завершено, хотя на Средиземном и Красном морях были построены большие гребные суда. В 608 г. Нику (Нехао греков) двинул свои войска на Сирию-Палестину. Дорогу фараону у Мегиддо преградил иудейский царь Иосия, но был смертельно ранен. Иудеи воцарили его сына Иоахаза, но спустя три месяца Нику (Нехао) низложил его и поставил царем его брата Иоакима, наложив на него тяжелую дань сереб­ром и золотом. Финикия, по-видимому, сама покорилась египтянам. Под конец вся Сирия-Палестина до самого севера оказалась во власти фараона. Казалось, вос­кресали времена Дхут-маси (Тхут-мосе) III. Но только три года суждено было Нику (Нехао) наслаждаться своим призрачным величием. Возможно, к этому времени относится небольшой памятник в виде жука с изображениями Нику (Нехао) и воинственной богини его родного города Сайи (Саиса) Нэйт, дарую­щей ему, согласно приписке, все чужеземные страны. На ассирийское наследие притязали и другие державы. В 605 г. вавилонское войско под начальством ца­ревича Набу-кудурри-уссура (будущего Навуходоносора И) и при поддержке, быть может, мидян напало на египтян в Каргамише (Кархемише) на Евфрате. По данным раскопок, воины фараона, в том числе греческие наемники, ожесточен­но оборонялись в охваченном пламенем городе. Тем не менее поражение египтян было полным, и фараон и его войско, не останавливаясь, бежали через всю Сирию- Палестину в Египет. Все завоевания Нику (Нехао) были потеряны.

В последующие годы он уже не вторгался в Сирию-Палестину. С его име­нем связано плавание финикиян вокруг Африки, которое вряд ли имело военное значение, а скорее преследовало торговые, если не полуисследовательские цели. По поручению египетского царя финикийские мореплаватели отплыли из Крас­ного моря и, обогнув Мыс Доброй Надежды, вернулись через Гибралтарский про­лив в Египет. По Иродоту («Геродоту»), путешествие заняло свыше двух лет, так как плавание чередовалось с длительными остановками, в течение которых море­ходы заготовляли себе на берегу продовольствие.

Несмотря на военные неудачи родителя, воинственные замыслы не покида­ли и преемника Нику (Нехао) Псаммэчика (Псамметиха) II (593—588 гг.). В 590 г. он зачем-то ездил в Сирию, и представители египетских храмов, запасшись цветами, сопровождали его в этом путешествии. Во время похода на Эфиопию сам фараон не поднялся как будто б выше первых порогов, но войско его плыло

дальше и достигло области вторых. На изваяниях Риа-масэ-сы (Ра-месэ-са) II перед его большим пещерным храмом, известного под именем Абу-Симбельского, пришельцы нацарапали свои разноязычные надписи, по которым видно, что вой­ско Псаммэчика (Псамметиха) состояло из египтян и «иноземцев» — сирийцев, греков, карийцев. Каждая половина его, египетская и иноплеменная, подчинялась военачальнику египтянину. В самом Египте найдены памятники двух военачаль­ников Па-ди-сим-ту (Пе-те-сем-то) и Ах-маси (Ах-мосе), по всей видимости, тождественных с поименованными в Эфиопии. Надписи на этих египетских па­мятниках подтверждают, что греческие наемники подчинялись «распорядителю иноземцев» — египтянину по происхождению. О том же свидетельствует еще один египетский источник, отличный от только что упомянутых. Все это очень любопытно, потому что рассказы древнегреческих писателей оставляют впечатле­ние, что их соотечественники занимали в египетском войске более самостоятель­ное положение. На основании одного позднейшего свидетельства (эллинисти­ческого времени) можно предположить, что в числе «иноязычных» воинов, уча­ствовавших в эфиопском походе, были также иудеи. Вполне возможно, что воин­ское иудейское поселение в египетской пограничной крепости Иибе (Элефанти- не греков) существовало уже в то время. Фараон хвастался своим эфиопским по­ходом в надписи на плите, воздвигнутой в Нии (Нэ), но что на деле было тогда достигнуто — остается неизвестным, так как северная Эфиопия не была закреп­лена за Египтом. Известно только, что поход сопровождался страшным кровопро­литием, опустошениями и уводом пленных. Зачинщиками фараон выставлял эфи­опов.

Возможно, в эфиопских делах было как-то замешано Нии (Нэ), давний со­юзник напатских царей. Здесь кое-где на памятниках было истреблено имя Та­харку (Тахарко), в частности, на принадлежавших времени Псаммэчика (Псам­метиха) I, когда упоминать имя покойного эфиопского царя не возбранялось. На одном из исполинских столбов Тахарку (Тахарко) в храме Апи-сауи (Эп-эсове, Карнаке) можно поныне видеть имя Псаммэчика II, высеченное поверх изгла­женного имени эфиопа. Царствование Псаммэчика (Псамметиха) II было с самого начала ознаменовано натиском севера на Град Южный (т. е. Нэ, Фивы греков). Там уже больше полувека сидела владетельной жрицей дочь Псаммэ­чика (Псамметиха) I Нит-акри (Нит-окре) — Шап-ни-йапи (Шеп-эн- опе) III, родная тетка царствующего фараона. Но этого ему показалось мало. Не прошло и года со вступления его на престол, как в Нии (Нэ) прибыла еще одна царевна из Сайи (Саиса), внучатая племянница первой, дочь самого Псаммэчика (Псамметиха) II Анх-нас-наф-аб-ри (Анх-нес-нефр-еп-рэ). Молодая царевна была не только удочерена «женой божьей» Амуну (Амуна), но и провозглаше­на — неслыханное дело! — его «первым», т. е. верховным жрецом. И этот сан она сохраняла за собою по крайней мере одиннадцать лет — до смерти «жены божьей» Амуну (Амуна) и своего водворения на ее место.

Недолгое, но предприимчивое царствование Псаммэчика (Псамметиха) II завершилось в 588 г. Сын и преемник почившего фараона Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ, Априй греков) оказался еще предприимчивее родителя. Разгром под Каргами- шем (Кархемишем), видимо, настолько изгладился из памяти, что египетские вер­хи отважились открыто поддержать Иудею в ее борьбе с нововавилонским цар­ством. Впрочем, фараон, пожалуй, больше думал о захвате союзной иудеям Фи­никии, чем о действенном отпоре Набу-кудурри-уссуру (Навуходоносору). Гре­ческие писатели говорят о победе Априя на море над соединенными тирскими и кипрскими силами и о походе на Сидон. Египетское войско появилось и под сте­нами Иерусалима, вынудив вавилонского царя временно снять осаду, но было затем разбито вавилонянами (в 586 г.) и ушло восвояси. Финикия тоже была потеряна для фараона.

Другое поражение стоило царю престола. К тому времени к западу от Египта выросло и окрепло греческое государство Кирена. Теснимые им ливийцы реши­ли отдаться под защиту фараону. Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) отправил против Кире- ны большое войско, составленное, естественно, не из греческих наемников, а из еги­петских воинов, одного рода и племени с новыми подопечными. Однако киреня- не наголову разбили царские полки. Тогда, по Иродоту («Геродоту»), в египет­ском войске вспыхнул мятеж, и воины провозгласили царем Ах-маси (Ах-мосе, Амасиса греков), сановника, находившегося при войске (570 г.). Однако Ух-аб- ри (Вах-еп-рэ) не уступил без борьбы. Хотя Ах-маси (Ах-мосе) был вскоре признан как в Нижнем, так и в Верхнем Египте, Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) с помо­щью своих греческих и карийских наемников держался на севере до 566 г. Даже кровопролитная битва с участием пехоты, конницы и кораблей, выигранная Ах- маси (Ах-мосе), не покончила с противником. Но вскоре Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) погиб и был похоронен Ах-маси (Ах-мосе) в родном Сайе (Саисе) с царскими почестями.

В свержении Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) противоречие между царской властью и ее греческими наемниками, с одной стороны, и местным воинством, с другой, ска­залось с предельной резкостью. Греческие и египетские источники сходятся в том, что греческие наемники были опорою Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) в борьбе с Ах- маси (Ах-мосе). Правда, то была опора не всегда надежная, и даже в царство­вание Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) иноземные наемники досаждали правительству сво­ими выходками. Из надписи современника, важного пограничного чиновника Ас- хуру (Ес-хора), нам стало известно, что ему пришлось удерживать и удалось удер­жать от ухода в Эфиопию смешанный отряд наемников из греков и сирийцев. Однако, когда Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) попал в беду, греческие воины сохранили ему верность и упорно сражались за его проигранное дело. По Иродоту («Геро­доту»), восставшие воины утверждали, что Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) послал их про­тив Кирены с явною целью погубить их и тем самым упрочить свою власть над остальными египтянами. Иродот («Геродот») изображает Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) взбалмошным самодержцем, упоенным своею властью, тогда как о других пред­ставителях XXVI царского дома он подобного не сообщает. В припадке ярости Априй у Иродота («Геродота») велит изувечить именитейшего вельможу, оттал­кивает этим последних приверженцев из египтян, полон уверенности в прочности своего положения накануне полного разгрома, мнит, что никто не в силах прину­дить его к отказу от царства. Иродот («Геродот») считал, что Априй был много счастливее своих предшественников, и отметил его большой и примечательный дворец в Сайе (Саисе). Остатки другого дворца Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) — в Мэмфи (Мэнфе) — были обнаружены раскопками. Власть фараонов окрепла за истекшее столетие. Отец Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) значительно упрочил ее на юге. Что удивительного, если у сына развился вкус к самовластию? Но ливийской во­енной вольнице, да и местным князьям царское самовластие могло прийтись не по вкусу. Ух-аб-ри (Вах-еп-ре) в таком случае оставалось только искать опоры в иноземных наемниках, помогших его прадеду в борьбе за единодержавие против ливийского воинства. Он так и поступил. К сожалению, нам ничего неизвестно о том, за кого стояли храмы: за Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ) или за Ах-маси (Ах- мосе)?

Позднейшим поколениям Ах-маси (Ах-мосе) представлялся грубоватым шутником и пьяницей под стать любому развеселому воину. Престолом он был обязан прежде всего туземному воинству, и можно было б ожидать, что он станет его царем. Он действительно был милостив к нему. На великолепно оплачивав­шейся службе в царских телохранителях, согласно Иродоту («Геродоту»), из года в год сменяли друг друга по две тысячи египетских воинов. Но тот же Ах-маси (Ах-мосе) перевел из окраинных крепостей Низовья в столичный Мэмфи (Мэн­фе) ионийских и карийских наемников и, как говорит «отец истории», составил себе из них охрану для собственной особы от египтян. Выходит, что фараон не доверял местному воинству, тому самому, что провозгласило его царем, что он ему предпочитал греков? Существует мнение, что он и не мог отказаться от них, так как нуждался в опытных воинах против могущественных и воинственных держав, которые одна за другой угрожающе поднимались на востоке. Фараон, выдвину­тый восстанием греколюбивого предшественника, оказался на деле более «гре­ческим», чем тот. Ах-маси (Ах-мосе) был благорасположен к грекам, делал в их храмы пожертвования, и одна его — второстепенная — жена по имени Ладика была родом ни много ни мало, как из... Кирены. Отведенный греческим посе­ленцам в Египте город Навкратис в западном Низовье был наделен исключи­

тельными правами, сосредоточившими в нем всю иноземную торговлю Египта.

Но еще существеннее, что, воцаренный воинами, Ах-маси (Ах-мосе) тем не менее стал царем знати. Ей принадлежало господствующее положение в госу­дарстве. Она спокойно могла дать пасть Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ), правителю с за­машками слишком самовластными, потому что Ах-маси (Ах-мосе), если он хотел удержаться на престоле, должен был быть ее царем. Да он и не противился это­му. Его главная жена и мать его наследника была дочерью верховного жреца Птаха в столичном Мэмфи (Мэнфе). Согласно Иродоту («Геродоту»), Ах-маси (Ах-мосе) построил там храм Эси (Эсе, Исиде греков) и поставил в разных храмах изваяния (в том числе сфинксы) и божницу из цельного камня. Иродот («Геродот») упоминает также пропилеи Ах-маси (Ах-мосе) в саисском храме, необыкновенной вышины и протяженности. Не забыты были и другие храмы страны. Как доказывают сохранившиеся памятники, храмоздательская деятель­ность Ах-маси (Ах-мосе) распространялась на весь Египет, хотя и сводилась больше к пристройкам и восстановлениям. Преимуществом пользовалось, разу­меется, Низовье. Когда впоследствии, после завоевания Египта персами зашла речь о восстановлении урезанных ими продовольственных, денежных и иных го­сударственных взносов в храмы, «время фараона Ах-маси (Ах-мосе)» принима­лось за образец.

Незаметно у Ах-маси (Ах-мосе)...¹⁰⁸ и самовластных замашек его предше­ственника. Кое-кто из местных владетелей чувствовал себя чуть ли не ровней фа­раону. Наследственный князь северной Котловины (Северного оасиса в Ливий­ской пустыне) изображал себя в своем храме служащим вместе с царем и одно­го с ним роста. В Нии (Нэ) не слышно ни о каких мероприятиях к дальнейше­му ущемлению самостоятельности княжества. Там все еще княжила на положе­нии «жены божьей» Амуну (Амуна) дочь Псаммэчика (Псамметиха) II Анх- нас-наф-аб-ри (Анх-нес-нефр-аб-рэ) и дерзала изображать себя наподобие фа­раона служащей местным богам и общающейся с ними. Действительный тамош­ний хозяин, ее наследственный «распорядитель дома (т. е. хозяйства) вели­кий» по-прежнему скромно, но настойчиво выступал на храмовых изображениях следом за своей госпожой.

Последующие поколения сохранили память об Ах-маси (Ах-мосе) и как о законодателе. В частности, ему приписывали закон, требовавший от каждого жи­теля страны ежегодного объявления князю области своих средств к существова­нию. Ослушникам и лицам, не сумевшим доказать, что живут на благоприобретен­ные средства, грозила якобы смертная казнь. Подобного рода заявления по на­чальству для обложения податями были известны в Египте с давних пор, новой могла быть одна лишь суровая кара. Если нечто похожее было на деле обнаро­довано Ах-маси (Ах-мосе), а не только пересказано доверчивому Иродоту («Ге­родоту») его осведомителями, то оно вряд ли было встречено с особым удовлет­ворением разорившимися слоями египетского населения.

Начатое еще Нику (Нехао греков) наращивание морских сил настолько уси­лило Египет на море, что при Ах-маси (Ах-мосе) Кипр превратился в египетско­го данника. Вообще же фараон вел себя по отношению к иностранным государ­ствам много осмотрительнее, чем его самоуверенный и заносчивый предшественник. Ах-маси (Ах-мосе) и состоял в союзе с Киреной, откуда заручился для своего женского дома не то царевной, не то просто знатной девушкой Ладикой. Состоял Ах-маси (Ах-мосе) в союзе и с могущественным самосским тираном Поликратом, а одно время еще с Лидией, Вавилоном и Спартой — против персидского царя Ку­руша (Кира). В 568—567 гг. в начале своего царствования Ах-маси (Ах-мосе) имел неудачное для себя военное столкновение с Вавилоном. Возможно, престаре­лый Набу-кудурри-уссур (Навуходоносор) II воспользовался междоусобной вой­ной между Ах-маси (Ах-мосе) и Ух-аб-ри (Вах-еп-рэ). Нашествие персов в 525 г. не застало уже Ах-маси (Ах-маси) в живых: он умер, когда персы еще шли на Египет.

Царствование сына Ах-маси (Ах-мосе) II Псаммэчика (Псамметиха) III начиналось при самых зловещих обстоятельствах. С северо-востока надвигалось огромное разноплеменное войско царя персов Камбуджийи (Камбиса). Недав­ний союзник Египта Поликрат Самосский перешел на сторону врага и присоеди­нил свои корабли к судам, шедшим на Египет. Влиятельный греческий военачаль­ник Фанет, бежавший от Ах-маси (Ах-мосе) к персам и хорошо знакомый с еги­петскими условиями, состоял у Камбуджийи (Камбиса) советником. Народ вол­новали суеверные толки о дожде, только что выпавшем в Нии (Нэ), где почти не бывало осадков. Но власть имущие вели себя, как если бы все шло своим поряд­ком. Престарелая «жена божья» Амуну (Амуна), дочь Псаммэчика (Псаммети­ха) II Анх-нас-наф-аб-ри (Анх-нес-нефр-аб-рэ), все еще правившая в Нии, изображала себя и нового фараона на стенах храма в Апи-сауи (Эп-эсове, Кар­наке) в обществе своего «супруга» Амуну (Амуна), а его хозяйственники с при­вычной обстоятельностью писали расписки в получении поступлений.

Тем временем войско Камбуджийи (Камбиса), снабженное водою главою синайских (арабских) кочевников, благополучно миновало пустыню между Пале­стиной и Египтом и подошло к пограничной египетской крепости, известной у греков под именем Пелусия, у которой уже стоял фараон со своим воинством. Гре­ческие наемники Псаммэчика (Псамметиха), честь которых была запятнана из­меною их военачальника, вывели его детей и, зарезав их, упились их кровью, сме­шанной с водой и вином. Бой был ожесточенным и стоил обеим сторонам боль­ших жертв, но египтяне были разбиты и в беспорядке бежали в Мэмфи (Мэн- фе). На предложение сдаться они, как и в дни эфиопского нашествия (при Пи­ан-хайе («Пианхи»)), ответили нападением на посланцев. Они были изрублены, а их судно разнесено в щепы. Город был осажден, осада затягивалась, но, наконец, Мэмфи (Мэнфе) пал. В числе пленных был царь Псаммэчик (Псамметих), процарствовавший всего полгода. Если верить Иродоту («Геродоту»), основному нашему источнику о завоевании Египта персами, то в отместку за перебитых по­сланцев Камбуджийа (Камбис) казнил много знатных египтян, в том числе сына фараона. Но самого Псаммэчика (Псамметиха) завоеватель на первых порах пощадил. Не исключено, что Камбуджийа (Камбис) даже думал восстановить его в положении правителя страны под персидским надзором и главенством, на­подобие Нику (Нехао греков), князя Сайи (Саиса), восстановленного в правах Ассур-бан-апли (Ашшур-бани-апли). Но когда обнаружилась причастность пленника к подготовке восстания, он тоже был умерщвлен по царскому приказу.

Проигранная битва и падение столицы решили участь страны в целом. Верх­ний Египет покорился без боя — по крайней мере, ничего не слышно о каком- либо сопротивлении. Но один уголок египетского мира остался непокоренным Камбуджийей (Камбисом). Это — «Котловина» (оазис) Амуну (Амуна)» (ныне оазис Сива: слово оасис не более, как греческая передача египетского уах — «котловина») с прославленным впоследствии храмом. По Иродоту («Геродоту»), посланный туда отряд был застигнут в пути песчаной бурей и так и полег в Ливийской пустыне, засыпанной песком. По странной игре судьбы именно в этой затерянной в песках «котловине» был провозглашен два века спустя жрецами Амуну (Амуна) сыном его и фараоном разоритель персидской державы македонский Александр.