3. Игра и пляска

На чем играли люди Раннего царства, почти неизвестно. Для времени неза­долго до I царского дома изобразительно засвидетельствована длинная дудка; есть также изображеньице человека, судя по круглой дыре на месте рта и поло­жению рук, некогда державших дудку.

Больше сведений о пляске. Еще накануне I дома на одном из царских памят­ников была представлена, совсем как в позднейшие времена, целая вереница женщин, лихо пляшущих совместно, зараз поднимая ноги и хлопая в ладоши в лад своей пляске. Плясуньи были изображены неподалеку от царя, совершающего землекопный обряд. На памятнике одного из преемников этого властителя пред­ставлены были плясуны-мужчины, пляшущие, однако, довольно спокойно, с прижа­тыми к груди кулаками, перед царем на его празднестве тридцатилетия царство­вания. В обоих случаях, по-видимому, изображена была обрядовая пляска. В та­кой пляс пускался иногда сам царь. Судя по изображениям середины I царского дома, царский пляс тогда, как и впоследствии, походил на разномерный бег — вроде пляса упомянутых мужчин, с которым он, возможно, совпадал. Необрядовая, бьгговая пляска часто изображалась в гробницах Старого царства, и можно думать, что она была его нововведением. В стенописи, исполненной задолго до I царского дома, представлены две женщины с широко расставленными руками, очевидно плясуньи, а в росписях на посуде и среди других полупервобытных изображений нередки женщины с заломанными над головою руками, возможно, тоже пляшущие. Обстановка в стенописи и посудных росписях — ладьи, дикие животные, муж­чины с жезлами, охотники — не заставляет с необходимостью считать эти пляс­ки обрядовыми, однако наотрез отрицать такое их значение также невозможно.

И. Нравы

Раннее царство было временем, несомненно, очень суровым. Достаточно вспомнить обширные погребения приближенных и слуг вокруг могил царей и вельмож, чтобы почуж пюнать это с жуткой наглядностью. Ряд признаков указы­вает, что несчастные провожатые насильственно отправлялись на тот свет вослед усопшим владыкам. Особенно убедительны данные одного из царских погребе­ний. Здесь к подземному склепу царя были примкнуты каморки для слуг, и все было засыпано, когда свежий сырец в стенах каморок еще не успел высохнуть, так что стены осели на скарб погребенных. С этими жуткими могилами перекли­каются резные памятники из слоновой кости, посвященные в государственный храм и покрытые сплошь одинаковыми изображениями: убиения булавою связан­ного пленного. Невольно думается, что эти вещи отражали суровую действитель­ность. Бесспорное отображение ее оставил около начала I дома художник, изоб­разивший своего властелина, обозревающим в сопровождении двора ряды связан­ных неприятельских трупов с отрубленными головами в ногах. Бранное поле, усеянное мертвецами, с налетевшими на них птицами и царем в виде льва посе­редине, грызущим падшего врага, является едва ли не самым сильным из плоско­стных изображений, дошедших от кануна I дома. Трупы врагов оставались одним из наиболее живых достижений искусства вплоть до II царского дома, когда ху­дожник с предельной изобретательностью и глумлением усеял подножия двух царских изваяний узором из трупов низовых повстанцев, беспорядочно разметав­шихся в причудливых положениях.

Конечно, в тогдашней действительности можно указать и более мягкие чер­ты. Заботливая щедрость, с которой обставлялись богатые погребения, и особен­но места, устроенные в гробничных надстройках для непрестанных поминок, го­ворят о живой связи между домочадцами, не прерывавшейся смертью. Любовь к ручным животным свидетельствуется не только именными надгробиями царских борзых, но и целым кладбищем четвероногих и пернатых любимцев, обнаружен­ным подле усыпальницы одного из вельмож I царского дома. Правда, псы и пти­цы должны были быть умерщвлены, чтобы последовать за хозяином, и современ­ную мысль больше поражает тщательность и даже богатство захоронений живот­ных по сравнению с убожеством погребения их сторожа.

Наряду с суровостью нравов Раннее царство отличала также значительная их простота. Накануне I царского дома многие мужчины еще по старинке носи­ли бороды, в особенности, по-видимому, она сохранялась в народе. По крайней мере, на одном изображении землекопы представлены с бородами, тогда как царские слуги и присные все сплошь бритые. Хотя приближенные царей и на других тогдашних памятниках изображены обычно безбородыми, сами властите­ли, как носители древнего предания, нередко представлены с бородою. Судя, однако, по тому, что иногда ее нет и у них, позволительно думать, что она была приставною. Волосы у мужчин на изображениях чаще всего короткие, иногда до плеч, более длинные прически — исключение. Женские прически были тоже несложными: обычно волосы бывали не очень длинными и ниспадали прямо на плечи или спину. Проста была и одежда. Рядовые смертные довольствовались куском ткани, обернутым вокруг бедер и подпоясанным, или, быть может, чаще одним поясом с несколькими свисающими полосками ткани спереди. Несколь­ко сложнее бывали только наряды, присвоенные носителям высоких санов, но даже цари довольствовались короткой безрукавной рубашкой, перехваченной по­ясом и державшейся застежкой на одном левом плече, оставляя правое плечо совершенно открытым. Женские наряды были более длинными, но плясуньи представлены обнаженными по пояс с коротким куском ткани вокруг бедер. Значительным распространением пользовался у женщин плащ, иногда узорчатый или с бахромой, но он не был их исключительным достоянием. В него охотно кутались знатные современники I царского дома, и сами властители Раннего царства часто изображались в плаще, а накануне I царского дома даже в узорном и бахромчатом, наподобие тогдашних женских. Обувь — сандалии — была из­вестна, но даже цари как будто бы больше заставляли носить ее торжественно за собою, чем действительно надевали.

Было бы, однако, неверным слишком упрощать тогдашний быт. В погребе­нии второго представителя I дома были найдены очень искусно приготовленные завитые накладные волосы. О великолепии украшений, носившихся при этом доме не только при дворе, но вдали от него, было сказано в разделе о прикладном искусстве. Там же было отмечено широкое распространение в верхних и сред­них слоях тогдашнего общества изысканных предметов обстановки и великолеп­ной посуды из твердого и мягкого камня. Пышность царского двора с его толпа­ми придворных чинов, вереницами опахалоносцев и телохранителей была предме­том обсуждения в разделе об особе царя. Любопытно, что уже при I царском доме сколько-нибудь состоятельные люди даже в стороне от столицы, судя по изображениям на печатях, обедали совсем как в Старом царстве и даже сидя на седалищах за изящными одноногими столиками.

Еда и питье были не только приятной необходимостью, но едва ли не глав­ным удовольствием. Горы разнообразнейших припасов, складывавшихся в много­численные кладовые богатых гробниц — в одной из них были обнаружены даже настоящие особо устроенные житницы — живо напоминают нескончаемые спис­ки снеди и напитков в усыпальницах Старого царства. В одном из погребений времени II царского дома был найден целый обильный обед, разложенный на многих блюдах. О том, что уже современники I царского дома любили, совсем как их потомки, прохлаждаться в тени садов, разбитых подле их особняков, косвенно свидетельствуют остатки насаждений вокруг одной из вельможных гробниц. Приятной принадлежностью такого сада, как и в позднейшие времена, был, навер­ное, прямоугольный пруд, так как изображение его имелось среди письмен уже около начала I цодкгкого дома. Охота может быть также причислена к любимым развлечениям общественных верхов. Изображение многолюдной облавы на вся­кого степного зверя, вырезанное за некоторое время до воцарения I дома, живо напоминает царские и вельможные охоты, как они были увековечены в заупокой­ных храмах владык Старого царства и в позднейших княжеских гробницах. Один из царей I дома был изображен на печати поражающим бегемота, и в название одного из лет того же властителя входило, по-видимому, упоминание его рыболов­ной деятельности (царь представлен стремящим в воду двузубую рыболовческую острогу). «Стреляние бегемота» вошло в название другого года правления

1. дома, а в одном из царских погребений того времени нашлись медные подобия острог; рыболовные крюки были положены в могилу последнего представителя

2. царского дома.

Из более отвлеченных развлечений широким распространением пользовалась уже при I царском доме игра, внешне напоминавшая современные шахматы или шашки. Игральные доски, как показывают тогдашние их изображения в письме, были, совершенно как нынешние, разделены на клетки; обломок алавастровой доски, разделенной на выпуклые клетки, и потому, возможно, игральной, был най­ден в погребении, по-видимому, еще начала I царского дома. Игра включала два набора пешек, по одному на игрока, но внутри каждого набора пешки были оди­наковыми, так что игра скорее напоминала нынешние шашки, чем шахматы. Обычно одни пешки были повыше и сужались кверху, другие, пониже, приближа­лись по виду к полушарию. В царских гробницах I дома, помимо простых пешек из слоновой кости, были найдены и вырезанные из нее наподобие лежащих львов: эти львы были в таком частом употреблении у их хозяина, что местами даже стерлись от прикосновения пальцев. Однако игра эта отнюдь не была достоянием одних верхов: в скромной могилке на городском кладбище времен I царского дома были найдены оба положенные набора пешек из слоновой кости, островерхий и округлый.

Названия лет правления I и II царских домов полны упоминаний царских выходов и всевозможных столичных торжеств: от рядовых празднеств тамошнего бога Сокера и «бега» столичного же священного быка до таких исключительных зрелищ, как обход городских стен новым царем или празднование тридцатилетия царствования. Но не только столица могла упиваться созерцанием таких блиста­тельных зрелищ: царские паломничества по местным храмам, как будто бы упо­минающиеся в летописи и на ярлыках еще начала I царского дома, равно как и закладки разных сооружений, также упоминаемые летописью и необязательно ограниченные столицею, могли доставлять время от времени подобное развлечение и прочим обитателям страны, вынужденным в остальное время довольствоваться местными храмовыми праздниками. Возвращение победителей из походов с не­скончаемыми вереницами пленных и шумными стадами вызывали, вероятно, так­же немалое стечение народа по пути следования.

Как было показано в разделе об игре и пляске, последняя сопровождала государственные торжества еще накануне I царского дома, но в какой мере она, равно как игра и пение, входили в частный быт Раннего царства по известным памятникам решить невозможно.

Глядя на любовно выполненные, мелочно-тщательные художественные над­писи-изображения на царских надгробиях и посуде, или на изумительно-тонкие по замыслу и работе изделия из золота и ценных камней, нельзя себе представить, чтобы создатели этих сокровищ искусства не радовались своим созданиям. Мож­но представить себе, что мастера I царского дома гордились своей работой не меньше своих преемников в Старом царстве, чувства которых доподлинно изве­стны благодаря разговорам, надписанным над изображениями мастерских. И эта творческая радость была, быть может, наиболее одухотворенным наслаждением, известным людям Раннего царства. Создания ранних художников сохранились в гробницах их господ и заказчиков, но творческое удовлетворение оставалось до­стоянием создателей и никем не могло быть у них отнято.