Добавил:
Upload Опубликованный материал нарушает ваши авторские права? Сообщите нам.
Вуз: Предмет: Файл:
ortega.docx
Скачиваний:
3
Добавлен:
30.11.2018
Размер:
151.41 Кб
Скачать

Хосе Ортега-и-Гассет. Размышления о технике. М.,2000. С.164-232

I. Первый подход к теме

Значение, преимущества и недостатки техники - вот один из главных вопросов, вокруг которых в самое ближайшее время развернутся горячие споры. Я был всегда убежден: писатель призван как можно заблаговременнее познакомить читателей с тем, что через пару лет станет настоящей проблемой. Иначе го­воря, писателю следует вовремя вооружить людей ясными идея­ми и понятиями, чтобы в разгар битвы они сохраняли хладно­кровие человека, который в принципе уже сделал выбор. On ne doit ecrire que pour faire connaitre la verite, - говорил Мальбранш, отбросив литературную изысканность. Уже давно и, по всей ве­роятности, бессознательно человек Запада окончательно пе­рестал уповать на литературу, вновь ощутив острейшую жажду ясных и разных идей относительно всего, что ему представляет­ся важным.

Поэтому я и рискнул сегодня выступить на страницах La Nation с подобными, отнюдь не литературными заметками, в основе которых - курс моих университетских лекций, прочи­танных два года назад и посвященных проблемам техники. Итак, что такое техника?

Давайте предпримем первый, еще далеко не самый актив­ный и решительный штурм нашей проблемы.

Известно: с наступлением зимы человек страдает от хо­лода. В этом чувстве - «мерзнуть» - соединены два раз­ных момента. Во-первых, человек обнаруживает в своем окружении некую реальность, называемую «холодом».

Во-вторых, данная реальность причиняет ему страдание, пред­стает ему как нечто враждебное. Что значит здесь «враж­дебное», думаю, ясно. Возьмем крайний случай, когда мороз столь силен, что кажется, будто человек неминуемо замерзнет заживо, иными словами, когда он чувствует, что «умирает от холода». Иначе говоря, здесь мороз уничтожает, отрицает са­мого человека. Но человек не хочет гибнуть, наоборот, как пра­вило, он желает выжить. Мы настолько привыкли наблюдать в других, да и в самих себе, эту жажду жизни, то есть стремление утвердить себя наперекор любым неблагоприятным условиям, что даже не понимаем, насколько это необычно; да и сама по­становка вопроса: почему человек предпочитает бытие небы­тию? - представляется нелепой или по крайней мере наивной. И тем не менее речь об одном довольно скромном и, безуслов­но, законном вопросе. Данный вопрос чаще всего возникает, когда мы говорим об инстинкте самосохранения. Но, во-первых, идея инстинкта самосохранения необыкновенно туман­на и неопределенна. Во-вторых, даже если бы эта идея казалась совершенно понятной и очевидной, все и так знают: не инстинк­ты властвуют над человеком, а сам человек управляет собой с помощью других способностей, таких, как разум и воля, воздей­ствующих именно на инстинкты. И лучшее тому доказатель­ство - факт, что многие предпочитают смерть жизни и незави­симо от каких бы то ни было соображений уничтожают в себе этот странный инстинкт самосохранения.

Таким образом, ссылка на инстинкты неудовлетворительна. Ведь даже исходя из них или, наоборот, целиком их игнорируя, мы видим: человек продолжает жить, поскольку так хочет. Это и вызывает повышенный интерес: почему жажда жизни - нор­ма? Почему нам не все равно - жить или умереть? Какой смысл имеет подобное жизненное стремление?

Не будем спешить с ответом. По крайней мере на сегод­няшний день мы можем удовлетвориться вполне прозаи­ческим выводом: человек хочет жить, и потому, когда ему угрожает холод, он испытывает потребность укрыться от него и как-то согреться. Удар зимней молнии воспламеняет сухое дерево, и первобытный дикарь спешит к огню, по­сланному случаем, чтобы погреться около пламени. Такой способ согреться - акт, посредством которого человек удовлетворяет свою потребность спастись от холода, вос­пользовавшись первым же подвернувшимся источником тепла. Я произношу эту фразу с тем естественным смуще­нием, с каким изрекают общеизвестную истину. И нам еще предстоит убедиться: подобное смущение как первоначаль­ная реакция на повторение общих мест здесь вполне уместно. Но если мы изрекаем столь тривиальные истины, то, безусловно, должны до конца понимать их смысл. Иначе не избежать чрезмерной самонадеянности, которой мы сплошь и рядом грешим. Итак, согревание - это акт, с помощью которого мы стремимся направить на себя либо тепло, уже имеющееся в наличии, либо то, которое мы на­ходим. Подобное действие сводится к неким движениям, присущим человеку от роду, иначе говоря, к его способно­сти ходить и тем самым приближаться к источнику тепла. В иных случаях, когда тепло не связано, например, с лес­ным пожаром, окоченевший от мороза путник укрывается в первой же попавшейся пещере.

Другая потребность - питание. Питаться можно плода­ми деревьев, съедобными кореньями или же мясом живот­ного. Еще одна потребность - в питье и т. д.

Итак, удовлетворение одной потребности обычно при­водит к другой: ходить, иными словами, покрывать рассто­яние; и поскольку порой важно преодолеть расстояние как можно быстрее, человек вынужден манипулировать време­нем, сокращать его, выигрывать. И наоборот: если жизни угрожает враг (хищный зверь или просто другой человек), мы вынуждены обратиться в бегство, другими словами, за наименьшее время покрыть наибольшее расстояние. Терпе­ливо идя по этому пути, мы постепенно опишем систему потребностей, с которыми сталкивается человек. Согре­ваться, питаться, ходить и другие сходные действия — та­ков актив жизнедеятельности человека. Человек сталкива­ется с этими действиями точно так же, как и с потребно­стями, удовлетворению которых они служат.

И хотя все эти истины столь очевидны, что, повторяю, даже немного стыдно говорить об этом, следует обратить внимание на смысл, который выражает здесь слово «по­требность». Что мы имеем в виду, когда говорим, что, со­греваясь, принимая пищу, двигаясь, человек удовлетворяет потребности? Все такие действия, несомненно, естественно необходимы для жизни. Человек признает эту материаль­ную и объективную необходимость, поскольку именно так он се субъективно ощущает. И эта человеческая необхо­димость часто условна. Подброшенный камень с необходимостью падает, и данная необходимость категорически безусловна. А человек может прекрасно обходиться без пищи, как это делает ныне Махатма Ганди. Итак, в еде са­мой по себе нет нужды. Это действие потребно для жизни, необходимо в той мере, в какой человеку необходимо жить, если это вообще необходимо. Таким образом, исход­ная потребность - жизнь, а все остальные - только ее следствия. Но мы уже говорили: человек живет, поскольку сам того хочет. Потребность жить не навязана человеку силой, как материи «навязано» свойство сохраняться. Жизнь - потребность потребностей: она необходима ис­ключительно в субъективном смысле, иначе говоря, просто потому, что человек самовластно решает жить. Это потреб­ность, рожденная волевым действием, смысл и значение которого мы предпочитаем не раскрывать, а просто исхо­дим из него как из простого факта. Так или иначе, человек проявляет удивительное упорство в том, чтобы жить, длить свое пребывание в мире даже вопреки тому, что он - единственно известное существо, обладающее способ­ностью (с онтологической и метафизической точек зрения странной, удивительной и тревожной) уничтожать себя и прекращать свое присутствие здесь, то есть в мире.

И по всей видимости, это стремление столь непомерно, что, даже когда человек не может удовлетворить потребно­стей, нужных для поддержания жизни (поскольку окружа­ющая природа не дает ему необходимых средств), он сам никогда не смирится с подобной судьбой. Так, если побли­зости нет огня, возникшего от удара молнии, или сколько-нибудь сносной пещеры, человек не может осуществить нужное действие, согреться; если же он не нашел плодов, кореньев и ему не подвернулось какое-нибудь животное, то ему нечем питаться. Именно в таких случаях человек при­бегает ко второй очереди репертуара своих актов: разводит огонь, строит дом, возделывает землю или охотится. Дело в том, что подобный репертуар потребностей и репертуар действий, которые их непосредственно удовлетворяют с по­мощью наличных средств - если таковые имеются, - оди­наковы для человека и животного. Единственное, в чем мы не можем быть до конца уверены, - это в том, испытывает ли животное такое же желание жить, как и человек. Иные скажут, что данный вопрос неуместен и даже несправедлив по отношению к животному. С какой это стати животное вдруг меньше дорожит жизнью, чем человек? Дело в том, что у животного нет таких интеллектуальных средств для зашиты своей жизни. Все так; однако здесь возникает подозрение, которое, несмотря на всю свою слабость, все-та­ки опирается на научные факты. Последние же неопровер­жимо свидетельствуют: любое животное, будучи лишено возможности осуществить какие-либо действия, входящие в его элементарный набор и направленные на удовлетворе­ние потребностей, никогда ничего не предпринимает и ти­хо ждет смерти. Во всех таких случаях человек, наоборот, молниеносно пускает в ход действие иного типа - произ­водство, изготовление того, чего нет у природы; и здесь не важно, нет ли его вообще или просто нет под рукой. При­рода, таким образом, означает не что иное, как человече­ское окружение, его обстоятельства. Так, человек разводит огонь, если его нет, или роет пещеру, то есть строит дом, если поблизости его нет, а также седлает коня или изго­товляет автомобиль, чтобы преодолевать пространство и время. А теперь заметим: разводить огонь - это отнюдь не то же, что греться; возделывание поля сильно отличается от такого действия, как прием пищи, а изготовить автомо­биль - далеко не то же самое, что бежать. Вот когда мы окончательно убедились, что нужно было заранее опреде­лить такие элементарные действия, как ходьба, еда, согре­вание.

Итак, обогрев, земледелие, производство автомобилей не являются действиями, направленными на удовлетворе­ние потребностей. Они - совершенно нежданно - подразу­мевают прямо противоположное: отмену вышеуказанного примитивного набора действий, служащих удовлетворению потребностей. В конечном счете их удовлетворению посвя­щен упомянутый второй репертуар действий, но - и в этом вся суть! - он предполагает определенное качество, которого как раз у животного-то и нет. Речь идет не столь­ко о мышлении - если будет время, мы об этом еще пого­ворим, - сколько о способности на время освобождаться от насущных жизненных требований, отвлекаться от них и предоставлять себе свободную возможность для занятий разными видами деятельности, которые сами по себе вовсе не являются удовлетворением потребностей. Животное, на­оборот, всегда и непреложно к ним жестко привязано. Его существование - это система подобных элементарных потребностей, называемых «органическими» или «биологи­ческими», и, кроме того, система актов, направленных на их удовлетворение. Животное как существо, или бытие животного, полностью совпадает с указанной двойной системой; само животное и есть не что иное, как такая система. Вообще жизнь, взятая с биологической и органиче­ской точек зрения, и есть только это. И здесь уместно спросить: имеет ли смысл говорить о потребностях приме­нительно к подобному существу? Относя это понятие к человеку, мы считали, что потребность заключалась в условиях sine quibus поп (непременных), с которыми он сталкивается, чтобы жить. Но они не суть его жизнь, и, наоборот, человеческая жизнь не совпадает или по крайней мере не во всем совпадает с составом природных потребно­стей. Если бы они совпадали, как у животных, если бы человеческое бытие состояло из еды, питья, согревания и т. д., то человек не ощущал бы подобные действия как по­требности, то есть как непреложные требования, которые адресованы его подлинному бытию, с которыми он просто не может не считаться, но которые в свою очередь вовсе не составляют его самого. Таким образом, у нас нет основа­ний предполагать, будто животное испытывает потребности в том субъективном смысле, в каком мы употребляем это понятие применительно к человеку; конечно, животное чувствует голод, но ведь животному ничего другого не ос­тается, как страдать от голода, искать пищу. Иначе говоря, животное не может испытывать голод как потребность, не­способно рассматривать такое желание как нечто, с чем должно считаться, чего не удается избежать и что жестко навязано самым неумолимым образом. Наоборот, если бы человек не испытывал подобных потребностей и, следова­тельно, не нужно было бы стремиться к их удовлетворе­нию, все равно ему оставалось бы многое из того, что можно было бы сделать. В полном распоряжении человека оказалось бы огромное пространство жизни, то есть такие заботы, дела, которые он как раз и считает подлинно свои­ми. И поскольку, с одной стороны, еду, добычу и сохране­ние тепла человек не считает атрибутами жизни, не включает в истинную жизнь, а с другой - ему приходится только мириться с существующим положением вещей, то в результате подобные дела и заботы представляются ему в отчетливой форме необходимого, неизбежного. Все это вне­запно открывает нам весьма странное условие человече­ской жизни: если все прочие существа совпадают со своими объективными условиями - с природой или обстоятельст­вами, - человек с ними никогда не совпадает; напротив, он - нечто чуждое обстоятельствам, отличное от них. Но поскольку у человека нет иного выхода, если он захочет находиться и пребывать в своих обстоятельствах, он вынужден принять все навязанные ими условия. Вот почему они и предстоят ему как нечто враждебное, вынужденное, мучительное.

И все-таки это лишь отчасти объясняет способность че­ловека временно отвлекаться от подобных нужд, отклады­вать или приостанавливать их воздействие и, отрешаясь от них, посвящать себя другим занятиям, которые не сводятся к непосредственному удовлетворению данных потребно­стей.

Животное неспособно высвободиться из ограниченного набора естественных актов - исключить себя из природно­го мира, - поскольку оно и есть самое природа; отделив­шись, оно просто лишилось бы своего места в ней. Но человек, бесспорно, несводим к собственным обстоятельст­вам. Он лишь погружен в них, причем так, что иногда все же способен от них избавиться и, самоуглубившись, сосре­доточиться на себе. Лишь тогда, и только тогда, человек может по-настоящему осмыслить все, что непосредственно и прямо не связано с удовлетворением категорических тре­бований и нужд, возникших в жизненных обстоятельствах. В такие внеприродные, сверхъестественные моменты само­углубления или возврата к себе человек как раз выдумыва­ет и осуществляет все действия упомянутого, второго, разряда: разводит огонь, строит жилище, возделывает поле, конструирует автомобиль.

Все такие акты обладают общей структурой. В них вхо­дит некое изобретение, устройство, с помощью которого человек надежно, по собственной воле и с пользой для себя получает то, чего нет в природе и в чем тем не менее он нуждается. Неважно, что здесь и сейчас нет огня. Мы его разведем, иначе говоря, здесь и сейчас выполним, согласно представленной схеме, действие, которое было для этого раз и навсегда придумано. Подобное устройство зачастую подразумевает создание какого-нибудь предмета, приспо­собления, орудия, чье простое действие с неизменностью даст нам то, в чем мы до этого испытывали нужду. Такими инструментами, приспособлениями могут быть, например, два куска сухого дерева и трут, с чьей помощью первобыт­ный человек добывал огонь, или же хижина , которую он себе строил, чтобы укрыться от холода.

Действия такого рода изменяют или преобразуют об­стоятельства, природу, и в результате возникает то, чего до сих пор не было (все равно - не было ли его здесь и сейчас или его не было и нет вообще). Это и есть технические действия, свойственные исключительно человеку. А совокупность таких актов - не что иное, как техника, ко­торую можно определить как преобразование человеком природы с целью удовлетворения потребностей. Последние, как мы уже убедились, - это категорические требования, предъявленные человеку природой. Человек отвечает на них, навязывая изменения природе. Итак, техника - это реакция человека на природу или обстоятельства, в ре­зультате которой между природой, окружением, с одной стороны, и человеком - с другой, возникает некий посред­ник - сверхприрода, или новая природа, надстроенная над первичной. Подчеркиваю: техника - это отнюдь не дейст­вия, которые человек выполняет, чтобы удовлетворить потребности. Такое определение неточно, поскольку оно годится и для чисто биологического набора животных ак­тов. Техника - это преобразование природы, той природы, которая делает нас нуждающимися, обездоленными. И цель его - по возможности ликвидировать подобные по­требности так, чтобы их удовлетворение не составляло ни малейшего труда. Если бы, всякий раз страдая от холода, человек тотчас же получал в свое полное распоряжение огонь, он, очевидно, никогда бы не испытывал потребно­сти в тепле, как обычно мы не испытываем потребности в дыхании. Мы просто дышим. Только и всего. Именно это и делает техника: соединяет тепло с ощущением холода и тем самым практически уничтожает его как потребность, нужду, лишение и заботу.

Итак, для начала и в общих чертах мы ответили на вопрос: «Что такое техника?» Сделав уже первые шага, мы столкнулись с возросшими трудностями, и вместе с тем те­ма техники стала гораздо интереснее. И как я надеюсь, в этом мы еще убедимся.

II. Состояние и благосостояние.

«Потребность» в опьянении.

Ненужное как необходимое.

Относительный характер техники.

Продолжим рассуждения.Как уже было сказано, технические действия вовсе не предполагают целью непосредственное удовлетворение потребностей, которые природа или обстоятельства застав­ляют испытывать человека. Наоборот, цель технических действий - преобразование обстоятельств, ведущее по возможности к значительному сокращению роли случая, уничтожению потребностей и усилий, с которыми связано их удовлетворение. Если животное как существо нетехническое всегда должно неизбежно мириться со всем, что ему предзадано в мире, иначе говоря, пережить беду или даже умереть, не найдя того, что нужно, то человек благодаря техническому дару всегда находит в своем окружении все необходимое. Другими словами, человек творит новые, благоприятные обстоятельства и, я бы сказал, выделяет из себя сверхприроду, приспосабливая природу как таковую к собственным нуждам. Техника противоположна приспособлению субъекта к среде, пред­ставляя собой, наоборот, приспособление среды к субъек­ту. Уже одного этого достаточно, чтобы заподозрить: мы сталкиваемся здесь с действием, обратным биологиче­скому.

Этот бунт против своего окружения, эта неудовлетво­ренность миром и составляют человеческий удел. Вот поче­му его присутствие в мире, даже если мы рассматриваем человека как существо зоологическое, всегда неразрывно связано с изменением природы; например, оно обнаружи­вается по найденным обработанным или отшлифованным камням, то есть полезным орудиям. Человек без техники, иными словами, человек, не реагирующий на собственную среду, - это не человек.

До сих пор, однако, техника представлялась нам как реакция на органические или биологические потребности. Вы помните, я очень настаивал на уточнении слова «по­требность». Потребностью является прием пищи, поскольку это условие sine qua поп для жизни, иными словами, усло­вие для возможности присутствовать в мире. А человек, по-видимому, неукротимо стремится пребывать в мире. Жить, находиться в мире и есть потребность потребностей.

Но сама техника несводима только к тому, чтобы об­легчать удовлетворение таких потребностей. Ведь столь же древними, как орудия труда, способы добывания огня или пищи, оказываются многие другие способы, помогающие человеку изыскивать средства и ситуации, которые в дан­ном смысле абсолютно бесполезны. Возьмем, к примеру, весьма древнее и не менее распространенное, чем добыча огня, явление, а именно опьянение, иначе говоря, исполь­зование определенных средств или веществ, которые погру­жают человека в психофизиологическое состояние сладо­стного возбуждения или приятного оцепенения. Наркотики и дурманящие снадобья - такая же древность, как и вес остальные известные человеческие открытия. Это настоль­ко справедливо, что мы, например, даже точно не знаем, был ли огонь прежде всего добыт для борьбы с холодом (органическая потребность, условие жизни sine qua поп) или же, скорее, его стали добывать в целях опьянения. У первобытных народов существует обычай разводить в пе­щерах костры и, согреваясь возле них до седьмого пота в страшном дыму и чаду, впадать в транс, подобный сильно­му опьянению. Это и есть то, что называлось «потными до­мами». Перечень же средств и приемов, которые служат фантастическим, гипнотическим целям, иными словами, вызывают сладостные, приятные образы или доставляют невероятное наслаждение всякий раз, когда человек совер­шает усилие, - сам этот перечень поистине бесконечен. В числе прочих - прием «Кат», распространенный в Йемене и Эфиопии, который беспредельно продлевает самое сладо­стное из наслаждений благодаря свойствам жидкости, выделяемой предстательной железой. А среди средств, про­изводящих галлюцинации, можно упомянуть перуанскую коку, белену, дурман и т. д. Аналогичным образом этноло­ги спорят о том, что появилось раньше: охотничий и бое­вой лук или же музыкальная лира. Для нас не столь важно решение проблемы. Гораздо существеннее, что сама воз­можность подобных дискуссий неопровержимо свидетельст­вует: лук и лира принадлежат к древнейшим изобретениям человечества. Одного этого уже достаточно.

Итак, человек отнюдь не в меньшей степени стремился доставить себе какие-то известные наслаждения, чем удов­летворить минимальные потребности, от которых зависела жизнь. Таким образом, изначально само понятие «челове­ческая потребность» в равной мере охватывает и объектив­но необходимое, и излишнее. Если бы мы задались целью разделить потребности на строго необходимые, абсолютно неустранимые и на такие, без удовлетворения которых че­ловек вполне может обойтись, мы оказались бы в чудовищ­ном затруднении. Другими словами, мы неизбежно бы при­шли к следующему:

  1. Человеку присуща необыкновенная гибкость в вопросах, касающихся самых необходимых и элементарных потребностей, рассматриваемых a priori, то есть таких, как потребность в пище, тепле и т. п. Ибо он не только из чувства необходимости, но и с большой охотой практически неограниченно сокращает количество употребляемой пищи и приучает себя выносить холод.

  2. Наоборот, человеку бывает очень трудно, а порой даже невозможно отказать себе в известных излишествах, и поэтому он предпочитает умереть, испытывая в них недостаток.

Отсюда ясно: человеческая жажда жизни, его стремление пребывать в мире неразрывно связаны со страстью к хорошей и удобной жизни. Более того: жизнь для любого человека означает благополучие; иначе говоря, в качестве потребностей он признает только объективные условия сво­его состояния, а последнее в свою очередь всегда для него означает лишь удобное и благополучное существование.

  1. Человеку присуща необыкновенная гибкость в вопро­сах, касающихся самых необходимых и элементарных потребностей, рассматриваемых a priori, то есть таких, как потребность в пище, тепле и т. п. Ибо он не только из чувства необходимости, но и с большой охотой практически неограниченно сокращает количество употребляемой пищи и приучает себя выносить холод.

  2. Наоборот, человеку бывает очень трудно, а порой даже невозможно отказать себе в известных излишествах и поэтому он предпочитает умереть, испытывая в них недостаток.

Отсюда ясно: человеческая жажда жизни, его стремление пребывать в мире неразрывно связаны со страстью к хорошей и удобной жизни. Более того: жизнь для любого человека означает благополучие; иначе говоря, в качестве потребностей он признает только объективные условия своего состояния, а последнее в свою очередь всегда для него означает лишь удобное и благополучное существование. Человек, который окончательно убедился, что он не сможет достичь благополучия, по крайней мере весьма отно­сительного, и что ему придется ограничиваться простым присутствием в мире, кончает самоубийством. Благополучие, удобная жизнь, а не просто присутствие в мире как таковое и есть главная человеческая потребность, или потребность потребностей. И здесь мы подходим к такому пониманию потребностей, которое абсолютно отлично от того, с которым мы столкнулись в предыдущих рассуждениях и которое, кроме того, противоположно его привычному пониманию, возникшему как результат поверхностного и неглубокого размышления. В книгах о технике, которые я прочел и которые, безусловно, не оказались на высоте столь серьезной темы1, прежде всего утверждается, будто понятие «человеческие потребности» имеет решающее значение для от­вета на вопрос: что такое техника? В подобного рода книгах - а иначе и не могло быть - рассматривается понятие о потребно­стях, но поскольку сами авторы не видят, в чем же главная роль данного понятия, то они и употребляют его только в общепри­нятом, бытовом смысле.

Итак, уточним, к чему мы пришли. Выше к человеческим потребностям были отнесены тепло и пища, поскольку они со­ставляют объективные условия жизни, взятые как существова­ние в чистом виде и присутствие в мире как таковое. Указанные потребности необходимы, так как человеку необходимо жить. Выяснив это, мы уже с полным правом можем сказать, что вы­двинутый тезис был ошибочен. Для человека нет никакого смысла присутствовать, пребывать в мире; истинное его назна­чение - находиться, присутствовать в мире с благом и удоб­ством для себя самого. Только это ему и нужно, все прочее яв­ляется потребностью лишь постольку, поскольку дает возмож­ность благосостояния. Таким образом, человеку необходимо лишь объективно излишнее. Как это ни парадоксально, но дан­ный вывод - чистая истина. Биологически объективные по­требности сами по себе не являются человеческими. И когда мы слишком от них зависим, то отказываемся их удовлетворить, предпочитая погибнуть. Только когда такие надобности начи­нают выступать как условия «пребывания в мире», которое в свою очередь необходимо лишь субъективно, поскольку дает возможность «благосостояния в мире», возможность избыточ­ного, тогда, и только тогда, подобные требования превра­щаются в потребности. Стало быть, даже то, что человеку объективно необходимо, является таковым, лишь когда связано с избыточным, излишним. Здесь нет и не может быть двух мне­ний: человек - это такое животное, которому нужно толь­ко излишнее. И хотя, вероятно, сказанное кажется странным или даже какой-то словесной игрой, если вы вновь скрупулезно

проанализируете вопрос, то обязательно придете к тому же выводу самостоятельно. И это главное. Техника - это про­изводство избыточного и ныне, и в эпоху палеолита. Она, безусловно, служит средством удовлетворения потребно­стей; сейчас мы уже можем принять формулировку, кото­рую еще недавно отвергли, поскольку знаем, что человече­ские надобности объективно излишни и становятся потреб­ностями только для того, кто нуждается в удобстве, для кого понятие «жить» имеет лишь смысл «хорошо жить». Вот почему любое животное всегда вне техники, ибо довольствуется жизнью и объективно необходимым для существования как такового. С точки зрения простого существования животное нельзя превзойти и ему не нужна техника. Но человек - это человек лишь постольку, поскольку существование для него обязательно и всегда связано с благосостоянием. А следовательно, человек а nativitate* - технический творец преизбытка. В конечном счете человек, техника и благосостояние - синонимы. Иначе мы никогда бы не смогли растолковать глубинный смысл техники, ее значение как абсолютный факт миро­здания. Если бы техника сводилась исключительно к одно­му из своих компонентов - к задаче успешнее удовлетво­рять те потребности, которые составляют жизнь животного и которые в этом отношении отождествляются с жизнью, - мы бы столкнулись со странным удвоением, существующим в мире, то есть с двумя системами актов- инстинктивными действиями животных и техниче­скими поступками человека. Будучи столь разнородными, они вместе с тем служили бы одной цели: поддерживать в мире бытие органического существа. Ибо все дело в том, что животное прекрасно обходится средствами только своей системы. Другими словами, данная биологическая система в принципе самоценна.

Напротив, стоит лишь обозначить различие целей, и все становится на свои места: с одной стороны, мы имеем обслуживание чисто органической жизни, суть которой в приспособлении субъекта к среде (простое пребывание в природе), а с другой - обслуживание только хорошей жиз­ни, благосостояния, которое, наоборот, подразумевает при­способление среды к воле субъекта.

Вывод: человеческие потребности являются таковыми лишь в своей исключительной связи с благосостоянием. А это крайне осложняет положение дел. Откуда нам знать, что именно человек понимал, понимает и будет понимать под благосостоянием?.. Иначе говоря, под потребностью всех потребностей, под тем единым на потребу, о котором Иисус толковал Марфе и Марии? (Мария - вот верная техническая служительница Иисуса!)

Для Помпея неважно было просто жить, ему важно было плавать по морям. Тем самым он обновил девиз милетского общества acinaulai, вечных мореплавателей, к которому принадлежал и Фалес; именно они основали новую и смелую торговлю, новую, отважную политику, но­вое, дерзкое познание, иначе говоря - западную науку.

Ведь были, с одной стороны, факиры и аскеты, с дру­гой - сладострастцы и обжоры.

Итак, если жизнь как таковая, то есть жизнь, взятая в биологическом смысле,- величина постоянная, определен­ная раз и навсегда для каждой особи, то для человека его - человеческая - жизнь - это всегда жизнь хорошая, благополучие, и это величина изменчивая, бесконечная переменная. Поскольку набор человеческих потребно­стей - функция от данной величины, то и сами потребно­сти не в меньшей степени переменны; и раз сама техника представляет собой набор актов, порожденных для по­требностей и вместе с тем осуществленных в системе потребностей, то и она всегда выступает как протеическая, постоянно изменяющаяся реальность. Таким образом, напрасны любые усилия изучать технику как самостоя­тельное образование, как нечто, направляемое одним-единственным вектором, а тем более - заранее известным. Идея прогресса, гибельная во всех отношениях, когда она использовалась некритически, и здесь сыграла свою роковую роль. Ведь подобная мысль предполагает, что человек всегда хотел, хочет и будет хотеть одного и того же; иначе говоря, данное понимание прогресса исходит из постоянства, самотождественности жизненных стремлений, как будто и в самом деле единственным изменением на протяжении всех времен явилось поступательное развитие, достижение единственного desideratum (желаемого). Истинно совершенно обратное: идея жизни, облик благополучия менялись бесконечное число раз и порой столь радикально, что так называемые «технические достижения» оставлялись без всякого внимания и даже самый их след испарялся. В иных случаях - и, как известно, так бывало чаи всего - и изобретатель, и изобретения подвергались яростному гонению, словно речь шла о тяжком преступлении. И если ныне мы испытываем прямо противоположное обо­стренное чувство, страсть к открытиям, то это не значит, что так было всегда. Наоборот, человечество обычно испы­тывало загадочный, космический ужас перед открытиями, как будто бы в них наряду с несомненным благом заклю­чалась чудовищная угроза. Да и мы наряду с энтузиазмом разве отчасти не испытывали подобного опасения? Какой горький и драматичный урок можно было бы извлечь из исторического описания технических открытий, которые, будучи однажды сделанными и казавшиеся «вечными до­стижениями» — ktesis els act, — внезапно затем улетучива­лись, испарялись и были окончательно позабыты!

Соседние файлы в предмете [НЕСОРТИРОВАННОЕ]