Западная социология XIX-XX вв. от классики до постклассической науки
.pdfразума». Весьма необычными и даже на первый взгляд шокирующими вы глядят рассуждения Фуко о социально отверженных «безумцах» — де Саде, Гёльдерлине, Ницше, Арто, Батае и др., кто в статусе «аутсайдера», «мар гинала» осуществляет деконструкцию современной (господствующей) эпистемы. При таком подходе безумие, как и знание, получает новое, уже не столько психическое, сколько социально-историческое (культурное) осве щение.
Особое место в творчестве французского мыслителя занимает проблема секса как факта «знания». И здесь нельзя не сказать о его шеститомной «Ис тории сексуальности», где, в частности, рассматривается феномен испове ди, которая интерпретируется (в соответствии с общей концепцией автора) как процедура, посредством которой субъекты побуждаются к порождению дискурсов истины, способных воздействовать в дальнейшем на их поведе ние, в частностити, сексуальное. И опять же интерес в данном случае пред ставляет проделанный Фуко анализ исторической динамики названного дискурса, т. е. человеческого знания особенностей и закономерностей сек суальной жизни, глубоко социальной по своей природе. Основная мысль, которую проводит Фуко в упомянутом исследовании, та, что обычный, «нор мальный» человек не способен дать себе отчет в том, что формирует и изме няет его дискурс. Иначе говоря, такой человек есть раб культурного дискур са, оперативных правил эпистемы, тогда как именно такого субъекта — homo sapiens — в «цивилизационном» мировоззрении и ставят (по умолчанию) в центр1.
Видным представителем постструктурализма является также очень по пулярный в кругах западной интеллигенции французский исследователь, писатель и критик Р. БАРТ (1915-1980). Своими сочинениями он оконча тельно укрепил мнение в научном сообществе, что, во-первых, знание как феномен имеет социокультурную и потому исторически изменяющуюся при роду и, во-вторых, знание — это не только «наука», но и «литература», «ис
1Здесь нельзя не сказать о прискорбном факте, который следует рассматривать уже как социальный и даже в определенном смысле историко-научный. Выступая, подобно Райху и Маркузе, за «сексуальное раскрепощение», Фуко стал едва ли не первой жертвой СПИДа (обычно начало эпидемии относят к 1981 году, Фуко погиб в 1984 году, в 58 лет). Гомосексуально ориентированный ученый, уже при жизни за писанный в «классики», писал: «Я полагаю, что крайне важно, чтобы сексуальные устремления могли реализоваться так же, как это происходит в банях. Вы встреча ете там мужчин, которые имеют к вам такое же отношение, как вы к ним: у вас нет ничего, кроме тела, и посредством различных вариаций вы можете достигать насла ждения. Вы раскрепощаетесь внешне, вы не тяготитесь прошлым, вы свободно само выражаетесь!» По иронии судьбы, Фуко подхватил ВИЧ-инфекцию именно в обще ственных банях — в Сан-Франциско (США).
кусство», «религия», «общественное мнение» и т. д. И если «целью научных трудов» служит «истина» (потому наука у Барта «бесстрастна»), то целью искусства, поэзии (которые у Барта «эротичны») — является, по словам самого ученого, «удовольствие»/«наслаждение»'. Иначе говоря, как социо культурный феномен знание мультифункционально. Соответственно, в об щественной жизни оно выполняет весьма разные функции. Сам Барт ис следует считавшуюся долгое время подцензурной «эротическую» функцию знания (литературного, в частности). Он пишет об «эросе языка», «эротиче ском теле текста» и т. п. (Напомним еще раз, что речь идет в данном случае о весьма своеобразном авторском понимании эротики, и именно в связи с функциями удовольствия/наслаждения, которые доставляются познани ем.) При этом в характерной для времени творчества Барта манере репрес сия против всякого эротического текста (иначе говоря, знания) расценива ется как проявление буржуазной (классовой) ограниченности.
Важное место в творчестве ученого-писателя занимает проблема прав доподобного знания — «доксы» (греч. doxa — мнение, представление). Это знание обычно противопоставляется научному, основанному на доказатель стве, как «мнение», основанное на «традиционной риторике», слепой вере, некритическом следовании авторитетам, психологии толпы. Барт пишет о тирании правдоподобия, уподобляя его мифу. Вот одно из высказываний ис следователя: «Докса — это общественное Мнение, Дух большинства, мел кобуржуазный Консенсус, Голос Естества, Насилие Предрассудка»12.
Привлекает внимание Барта и тема маргинального знания, занявшая в постмодернизме одно из самых видных мест (вспомним «маргинальные про делки» с децентрацией Дерриды, разработку тем безумия, секса М. Фуко). Так, одна из работ фанцузского социального и литературного критика по священа всемирно известному писателю-маргиналу Э. По. Но работа эта интересна не только текстовым анализом (что, вообще говоря, характерно для всех постструктуралистов), но прежде всего идеями автора. А он уста навливает, что текст структурируется культурой, историей, текст — откры тая, весьма подвижная система, это во-первых. Во-вторых же, в каждом тек сте имеются коды (правила), обеспечивающие коммуникацию. Их пять: «культурный», «коммуникативный», «символический», «акциональный», «энигматический». Поскольку это важно для социологии знания, охаракте ризуем кратко каждый.
1Нельзя не обратить внимания на то, что Барт пишет (не без критической иронии) о двух «китах» всей мировой литературы: «мимесисе» и «авторе», что в нашем из ложении можно рассматривать как дополнительную характеристику особенностей «ненаучного знания» — беллетристического.
2 Barthes R. Roland Barthes par Roland Barthes. P., 1975. P. 51.
Культурный код включает знание правил общего овладения текстом. Модусы культурного кода: научный, риторический, хронологический, социоисторический.
Коммуникативный код (код коммуникации) — это правила, приемы «об ращения к адресату». Здесь важное место занимают элементы взаимопони мания.
Символический код — это непременно имеющая место в тексте «симво лическая нагрузка», скрытые и обусловленные культурой смыслы.
Акциональный код— код действия. Текст, по Барту, способен вызывать определенную реакцию, побуждать к действию, провоцировать ответные высказывания и т. д.
Энигматический код — код загадки. Каждый текст заключает в себе нечто «непонятое», «интригующее», «скрытое», «неясное», «недоступное» ит. п., в связи с чем встают различные герменевтические задачи1.
Рассматривая по установившейся структуралистской традиции знания как текст, Барт разрабатывает два важных взаимосвязанных понятия: «пись мо» и «чтение». И если «речь» у него — «кто говорит», то «письмо» — «тут нечто говорится». Что же касается «чтения», то это у Барта — познание, процесс овладения субъектом знания.
И процесс этот может протекать в двух формах. В одном случае все вни мание обращается на «интригу» и игнорируется характер языка (примером здесь может служить чтение романов Жюля Верна). Вдругом случае интен цией становится само слово, литературно-художественная ткань произве дения. Соответственно, говорить здесь можно, как замечает Барт, об опре деленном типе читателя и в более широком смысле личности индивида — «аристократе»12.
Маргинализм как одна из характерных особенностей исследовательско го стиля, свойственного постмодернизму, отчетливо проявился и в творче стве Ж. ДЕЛЁЗА (г. р. 1926) — французского теоретика, резко выступив шего с критикой структуралистского бинаризма. Мишенью критики на этот раз становится структуралистская интерпретация «различия» как проти воположности «тождества», «подобия», «идентичности». В своей работе
1В работах Барта можно встретить и другой вариант систематизации кодов. Так, он называет коды: культурный, герменевтический, символический, семический, проайретический (тот же акциональный).
2 Со своей стороны заметим, что один вид чтения можно назвать «инвентарный», другой — «гедонистический». Соответственно разделяются и отношения к знанию вообще. Одно дело, когда историческое исследование читает цензор (здесь имеет место «инвентарное» отношение), другое дело — когда то же исследование читает специалист-историк (здесь имеет место «гедонистическое» отношение, хотя не ис ключены случаи и «инвентарного» отношения).
«Ризома», написанной совместно с психоаналитиком Ф. Гваттари, Делёз утверждает, что бессмысленно говорить о каких-либо универсальных струк туре знания или языковом коде, ибо мир своим устройством напоминает запутанную корневую систему растения ризома1. Действительным исход ным принципом в познании можно считать лишь единство «плюрализм— монизм».
Опираясь в своих рассуждениях на идеи древнегреческих стоиков, Де лёз вместо классической лингвистической тернарной теории: «знак — кон цепт — реальный объект» развивает квартернарную теорию: «выражение — десигнация — сигнификация — смысл»12. И на основе нового подхода анали зирует литературные тексты, в частности произведения Кэрролла и Арто, выделяя в соответствии с квартернарной теорией особые «шизофрениче ские слова» — слова, лишенные смысла. В свойственной ему манере Делёз перечитывает названные и другие литературные источники и постулирует существование в человеческом обществе особой области, заключающей не кий «инфрасмысл», недоступный нормальным, обыкновенным людям и при открытый лишь «безумцам», «социальным извращенцам». Эта исследова тельская работа3 легла в основание шизоанализа — метода-альтернативы
1В дальнейшем образ клубня ризомы станет эмблемой и символом авангардизма
в искусстве и социальном познании.
2«Выражение» и «десигнация» у Делеза — два способа построения предложения. «Десигнация» выражает связь физических предметов, «выражение» — связь нете лесных событий.
3Для характеристики рассуждений Делёза приведем выдержку из его переведен
ной на русский язык книги «Логика смысла» (Екатеринбург, 1998): «Когда Арто го ворит в своем Бармаглоте: «Покуда руржь [La rourghe] — руаржь [rouarghe] рангмбда [rangmbde] и рангмбд руаржамбда [rouarghambde]», он хочет оживить, вздуть, размягчить и возжечь слово так, чтобы оно стало действием тела без частей, а не страданием разбитого на части организма. Задача в том, чтобы превратить слово в сплав согласных — сплав из неразложимых согласных и мягких знаков. В этом язы ке мы всегда можем найти эквиваленты слов-бумажников. Для «rourghe» [руржь] и «rouarghe» [руаржь] Арто сам указывает слова гоее [стремительное движение, на плыв, натиск], roue [колесо], route [путь], regie [линейка, правило, закон, норма, по рядок] или rout a regler [правильный путь] (к этому мы могли бы добавить Rouergue [Руэргю] — край Родеза, где в то время находился Арто). Точно так же, когда Арто говорит «Uk’hatis» [Ук’хатис], употребляя апостроф внутри слова, он указывает на ukhase, hate [поспешность, торопливость] и abruti [тупой, глупый] идобавляет: «ноч ной толчок под Гератой, означающий лунных свиней, сброшенных с прямой тропы». Однако, как только это слово появляется в роли слова-бумажника, его структура и сопровождающий его комментарий убеждают нас в наличии здесь чего-то совсем иного: «Ghore Um’hatls» Арто не эквивалентно потерявшимся свиньям, кэрролловским «зелюкам»или «verchons fourgus» Парисо. Первое не противостоит последним
классическому (фрейдистскому) психоанализу. Причем в отличие от послед него шизоанализ, как представляли его авторы Делёз и Гваттари и их после дователи, имеет сугубо социологическую ориентацию. Задержим здесь свое внимание.
В 1972 году Делёз и Гваттари выпускают в свет совместно написанную, можно сказать, программную работу «Капитализм и шизофрения: АнтиЭдип» (русский перевод-реферат: М., 1990), где сформулировано такое ис следовательское кредо: «Разрушай, разрушай! Шизоанализ идет путем раз рушения, его задача — полное очищение бессознательного, абсолютное вы скабливание»1. В интересующем нас аспекте основные идеи названной кни ги сводятся вкратце к следующему.
Во-первых, реально существуют только «желание» и «социальность». Бес сознательное пронизывает все «социальное поле». Но это бессознательное не во фрейдистском «эдиповом» смысле. УДелёза и Гваттари бессознатель ное — некое «производящее желание», или «машина желания». И либидо как импульс, стимул, «желание», соответственно, приобретает не сексуаль ное значение, а «творческое», «энергетическое» и даже «экономическое», причем носителем его выступают «шизофреники», способные слышать «го лос» собственных «шизомолекул». Таким образом, «шизо» здесь заключает не медицинский, а более широкий, социальный, смысл — носителя энергии жизни, «шизоиды» — это те, кто раскрепощают или производят новые фор мы «желания»*12.
Во-вторых, действительное (истинное) познание как творческий про цесс доступно исключительно ненормальным индивидам — шизофреникам,
ине только потому, что они носители творческой энергии, но и потому, что они (и только они) чувствуют себя свободными, раскрепощенными в обще- стве-«деспоте». Слова, которые приведены ниже, можно расценивать как манифест авангардизма в социальном познании. «Шизо, — пишут Делёз и Гваттари, — порождает себя как свободного человека, лишенного ответст
водном и том же плане. Слово, предложенное Арто, не обеспечивает размножение серий на основе смысла. Напротив, оно задает цепь ассоциаций между тоническими
исогласными элементами в области инфрасмысла согласно принципу текучести и
горения, который эффективно снова и снова впитывает смысл, как только последний производится: «Uk’hatis (лунные свиньи, сбившиеся с пути) — это К’Н (толчок, со трясение), «КТ (ночной) и Н’КТ (Геката)» (С. 127-128).
1Deleus С. Guattari F Capitalisme et schizophrenie: L’Anti-Oedipe. P., 1972. P .311.
2 Термин «шизоид» введен в науку Э. Кречмером, и в соответствии с авторскими представлениями он должен служить для обозначения психопатической личности, больной шизофренией, главным показателем которой является разрыв между ин теллектуальными и эмоциональными функциями, их раздвоение.
венности, одинокого и радостного, способного наконец сказать и сделать не что просто от своего имени, не спрашивая на то разрешения; это желание, не испытывающее ни в чем нужды, поток, преодолевающий барьеры и коды, имя, не обозначающее больше какое-либо “это” Он просто перестал боять ся сойти с ума».1Именно «шизо», «шизоиды» воплощают, согласно автор ской концепции, революционное начало и как таковые они противостоят «параноикам» с присущим им «реакционным», «фашистским» «желанием».
В-третьих, современное общество либо подавляет «желания», либо мани пулирует ими. Капитализм, категорически заявляют Делёз и Гваттари, — это «безмерная жестокость». Действительная социальная революция в эпо ху современного капитализма — это революция не в марксистском или маркузеанском понимании. Это революция во имя освобождения шизофрени ческого потенциала общества, когда главную и ведущую роль будут играть искусство и наука, опирающиеся на легитимированные «безумие», «галлю цинации» и «фантазмы», которые обнаруживают лишь «шизоиды» и кото рые не показаны «нормальным»12.
Характеризуя в целом шизоанализ как метод познания, Делёз и Гват тари пишут, что «позитивная задача» этого метода — в обнаружении у каж дого субъекта «машины желания, независимо от любой интерпретации». «Шизоаналитик — это механик».
В 70-80-е годы XX столетия в социологии знания заявляет о себе; преж де всего благодаря исследованиям Ж.-Ф. ЛИОТАРА (г. р. 1924), нарратология — наука о социально-процессуальных закономерностях человеческо го знания в форме «повествования», «рассказа» (нарратив — от фр. narra tive — рассказ, повествование), репрезентирующей ту или иную культуру. Еще Тойнби в свое время обращал внимание в книге «Человечество и колы бель-земля. Нарративная история мира» на нарративный характер истории. Появление нарратологии многие социологи рассматривают также как ха рактерную черту постмодернизма.
Человеческие знания, по Лиотару, существуют как «нарративы», кото рые представляют собой суверенную и вместе с тем глубоко историческую форму дискурса. По утверждению ученого, в нарративах закрепляется со циальная организация. Культуры — это «соседство» многообразных нарра тивов, которые бывают двух типов: «микро-» и «макро-» («мега-»). Микро нарративы распространены в обыденой жизни и характерны для индивидов, небольших социальных объединений типа языческого племени, семьи и т. д.
1Deleus С., Guattari F Capitalisme et schizophrenic: L’Anti-Oedipe. P. 131.
2 Художественный образ такого шизо-революционера создан писателем К. Кизи в романе «Полет над гнездом кукушки» и воссоздан в одноименном кинофильме ак тером Дж. Николсоном.
Макронарративы связаны с «легитимацией» социальной жизни, обоснова нием власти, порядка, подчинения закону. И если в раннеисторических со обществах не кто другой, как «рассказчик» устанавливал свое право гово рить и легитимность того, что он говорит, то в цивилизованном обществе имеют место гетерогенные «языковые игры», разделяющиеся на «денотатив ные» («означивающие» — язык науки, искусства и пр.) и «прескриптивные» («предписывающие» — язык власти, юридических норм и пр.). Показатель но при этом, что феномен прескрипции (прескриптивности) Лиотар связы вает прежде всего с обществом, социальными условиями, а не с формально логической структурой дискурса-нарратива.
Обращая особое внимание на макро(мега)нарративы — «большую наррацию», призванную легитимировать существующий политический строй, сложившуюся систему норм, укоренившийся образ мышления, социальные институты, адекватные данной культурной системе, французский иссле дователь пытается решить загадку «языка власти». Названную наррацию отличает своего рода агрессивность и экспансионизм. Распространение, утверждение, доминирование среди других нарраций «дискурса легитима ции» совпадает с историческим моментом «современности». Наррации это го типа непременно стремятся утвердиться в стутусе «истинных» и «спра ведливых». Кризис «большой наррации» — первый признак заката культур ной эпохи, наступления новой вехи в истории.
Вманере постмодернизма Лиотар много пишет о «языковых играх». Это понятие в концепции ученого призвано отразить динамику, движение нар ративов в человеческой истории. В частности, современная эпоха (постмо дерн), как считает ученый, характеризуется нарративной маргинализаци ей, утратой позиций «мифологических нарративов», подрывом легитимиру ющей функции макронарративов.
Врамках социологии знания и вместе с тем самостоятельное развитие получает социология науки. Исследуя науку как специфический общест венный институт, социология науки, тем не менее, не ограничивается этой темой. Ее интересуют, кроме того, закомерности профессионально-науч ной деятельности, функционирования научных коллективов и в целом про блемы научного сообщества — кадровые, образовательные и др.
Известный английский ученый и политический деятель ДЖ. БЕРНАЛ (1901 -1971) в целом ряде своих книг «Социальная функция науки», «Наука
иобщество», «Наука в истории общества» убедительно показывает много гранность взаимоотношений общества и науки, делая акцент на диалекти ческом характере процесса институциализации научного познания. Другой крупный современный исследователь Т. КУН (1922-1996) в своей широко известной монографии «Структура научных революций» изображает общее историческое развитие науки также преимущественно с социологических
позиций. В высшей степени показательно, что при описании и характери стике этого процесса американский ученый использует социологические по нятия: «революция», «норма» («парадигма»), «аномалия», «конкуренция», «кризис», «традиция», «прогресс» и др. В целом концепция Куна заключает ся в следующем.
Развитие науки носит стадиальный характер. Вначале имеет место ее допарадигмальное состояние. Эта стадия сменяется «нормальной» — парадигмической (парадигмальной), за которой непременно следует науч ная революция, означающая экстраординарное состояние научных знаний. Важно не упускать из виду, что переходы науки от одной стадии к другой обусловлены не только внутренними причинами, научной автономией, но и внешними — гетерономными по отношению к самому процессу познания социальными причинами: экономическими, техническими, политическими (например, военными), нравственными, гуманитарными, культурными, пси хическими и пр. Вот, в частности, как характеризует сам автор «нормальную науку». «Нормальная наука, на развитие которой вынуждено тратить почти все свое время большинство ученых, основывается на допущении, что науч ное сообщество знает, каков окружающий нас мир»1. Здесь отчетливо выра жена связь науки с социальным субъектом и уровнем социального прогрес са. В другом месте упомянутой книги Кун прямо связывает смысл понятий «научная революция» и «политическая революция». Он пишет: ..-.генети ческий аспект аналогии между политическим и научным развитием не под лежит никакому сомнению»12.
В заключение этого раздела обратимся к понятию этос науки. Обычно под «этосом» понимается, как уже отмечалось, поведение, принятое в дан ной культурной системе или определенной социальной сфере, детермини руемое сложившимися традиционно или декретированными нормами и пра вилами. И в самом деле, в каждой культуре, в каждую историческую эпоху научное творчество регулируется не только экономическими, политиче скими и прочими факторами, но и этическими предписаниями, нормами коллективно-профессиональной деятельности, сложившимися представле ниями о назначении ученого и его труда. Здесь для примера достаточно вспомнить знаменитую клятву Гиппократа, регулирующую профессиональ ный этос врачей. Или не менее знаменитое изречение Аристотеля: «Ты друг мне, Платон, но истина мне дороже!», ранжирующая ценности в научном поиске и в отношении ученого к социальному окружению.
Уже известный нам американский социолог Р. Мертон — автор социоло гического исследования «Наука, техника и Общество Семнадцатого Центра
1Кун Т Структура научных революций. М., 1975. С. 21. 2Там же. С. 124.
Англии», опубликованного еще в 1938 году, называет четыре наиболее об щих императива научной деятельности:
—универсализм — это способность ученого опираться на все имеющиеся достижения науки, что возможно при условии широкой и глубокой науч ной эрудиции;
—всеобщность — согласно этому императиву научную деятельность, да же тогда, когда она носит сугубо индивидуальный характер, необходимо рассматривать как интегральный, коллективный продукт многих поко лений ученых и мыслителей;
—незаинтересованность — предполагает приоритетную ориентацию на истину, а не на личные корыстные интересы и прочие превходящие фак торы;
—скептицизм — самокритичная оценка как своих собственных, так и име ющихся исторических достижений в научном поиске.
Представляется, что в настоящее время на основе уже имеющихся ис следований можно говорить о появлении новой социальной дисциплины, которую по примеру уже давно получившей гражданство «медицинской деонтологии», занимающейся вопросами весьма специфического медицин ского этоса, можно назвать научной деонтологией. Вчисле задач этой дис циплины — изучение закономерностей нормативной (правовой и мораль ной) регуляции научной деятельности, особенностей научного общения, культуры научного труда и пр.
Вряду современных ученых, уделяющих социологии науки особое вни мание, видное место занимают Б. Барбер (США), Д. Прайс (США), П. Ожё (Франция). Социологической проблематики в рамках науковедения в той или иной мере касаются в своих сочинениях выдающиеся ученые нашего времени А. Энштейн, Н. Бор, Ф. Жолио-Кюри, Луи де Бройль, В. Гейзен берг, М. Борн и др.
Внастоящее время социология знания представляет собой достаточно разветвленное направление в социологии. Она тесно связана с такими от носительно самостоятельными направлениями, как социология искусства, социология религии, мифология, социология техники, социолингвистика,
атакже дидактика, социокоммуникативистика, социометодология, инфор матика и др.
СОиИОКОММУНИКАТИВИСТИКА
В социологии, начиная с первой четверти XX столетия, получил распро странение целый ряд учений о социальной коммуникации. Наметившийся в западно-европейской науке чрезвычайно широкий подход к названной теме находит свое объяснение в подготовленной учеными из 29 стран мира и из данной в 1989 году в США «Международной энциклопедии коммуникации» в 4-х томах. Ее главный редактор Э. Барнув во Вступительной статье пишет, что становится все более очевидным центральное положение коммуника ции в человеческой истории. Это объясняет, почему такие различные дис циплины, как антропология, искусство, образование, этология, история, журналистика, право, лингвистика, философия, политические науки, пси хология и социология стремятся к объяснению процесса коммуникации и сотрудничают в создании новой дисциплины, которую многие авторы наре кают коммуникативистикой. Что касается социологии, то в ее спектре в той или иной степени оказались следующие концептуальные модели.
Лингвистические концепции социальной коммуникации ведут нача ло от работ знаменитого швейцарского языковеда Ф. де Соссюра, находив шегося под заметным влиянием идей О. Конта, Э. Дюркгейма и Г Тарда. ДЕ СОССЮР (1857-1913) рассматривал язык — важнейшее средство социаль ной связи — как «коллективное произведение» и считал, что к языку следу ет относиться как к «социальному факту». Для Соссюра «язык есть система, все элементы которой образуют целое». Поскольку же язык есть сугубо со циальное явление, его следует отличать от речи — явления индивидуально го. Чрезвычайно важным является положение швейцарского лингвиста о «речевой деятельности». При этом, как неоднократно подчеркивал сам ав тор теории, именно язык выражает социальный аспект речевой деятельно сти. Коммуникативную функцию, т. е. функцию социальной связи, язык и речь способны выполнять благодаря значимости лингвистических знаков. Подчеркивая же сугубо социальную природу знаковых систем, Соссюр ука зывает, что таковыми они становятся благодаря традиции.
Многие идеи Ф. де Соссюра в последующем развил и дополнил француз ский лингвист А. Мейё. Наибольший интерес для нас представляют поло жения Мейё о способности языка (речи) в процессе коммуникации воздей ствовать на поведение и психические состояния людей и, следовательно, способности управлять действиями индивидов.
В дальнейшем эта идея была подхвачена и развита представителями
пражской школы функциональной лингвистики, которую обычно рас