книги / Экономическая социология переходной России. Люди и реформы

на вопрос “кто виноват?” Имеются разные версии. По мере накопления новых фактов версии меняются. Но официаль­ ная версия не меняется: неплатежи — это “аморальный бизнес” директоров предприятий и региональных руководителей.Так, в 1994 г. авторы статьи под сенсационным на­ званием “Найдена причина неплатежей” [30] писали, что огромный объем просроченной задолженности объясняет­ ся деятельностью “нескольких десятков российских пред­ приятий, авторов и дирижеров неплатежей”.

На первый взгляд с этим можно согласиться. Очень по­ казателен в этом отношении опыт работы Дальневосточно­ го филиала АО “Центральная расчетная палата” (ДВФ ЦРП), где впервые в стране была налажена система взаи­ мозачетов. Однако быстро выяснилось, что многие дирек­ тора государственных и приватизированных предприятий действительно мало заинтересованы в избавлении от непла­ тежей. ДВФ ЦРП имеет компьютерную технологию погаше­ ния взаимных долгов предприятий. Казалось бы, организа­ ции, имеющие долги, должны сами стремиться воспользо­ ваться ее услугами. Однако реально организовывать рабо­ ту по погашению взаимных долгов приходится с помощью краевой администрации, которая приняла уже два постано­ вления по этому поводу. И несмотря на значительную по­ мощь администрации, результаты работы по погашению взаимных долгов далеко не такие, какими могли быть, если бы предприятия сами активно стремились избавиться от своих долгов [31]. Можно привести еще множество приме­ ров, показывающих заинтересованность директоров в не­ платежах, активное использование ими этой ситуации.

Однако из этого совсем не следует, что они и есть глав­ ные “авторы и дирижеры” кризиса неплатежей. Да, они во­ всю пользуются этим кризисом. Но что дало им возмож­ ность воспользоваться им, что породило сам этот кризис? Является ли поведение директоров предприятий его конеч­ ной причиной?

При всей очевидной причастности директоров к исполь­ зованию ситуации в своих интересах их поведение являет­ ся следствием более глубокой причины — политики госу­ дарства, которая и породила кризис неплатежей. Именно государство стимулировало рост неплатежей — как прямо, так и косвенно. Прямое воздействие государства состояло и состоит в том, что оно раздавало и раздает нереальные обязательства и не выплачивает (или отсрочивает) на мно­ гие месяцы выплаты предприятиям денег за продукцию по госзаказу. Так, государство должно огромные суммы пред­ приятиям военно-промышленного и аграрно-промышленно­

го комплексов. По оценке специалистов, 1 руб. государст­ венных неплатежей порождает 6—7 руб. просроченной за­ долженности предприятий своим поставщикам. Это означа­ ет, что долги государства только двум названным отраслям породили задолженность, исчисляемую десятками трилли­ онов рублей.

Значительные государственные долги создали моральное оправдание для резкого падения платежной дисциплины в российской экономике. Ведь если государству в лице феде­ ральных властей можно не платить по счетам, то тем более это допустимо делать государственным служащим более низкого ранга, какими являются директора предприятий, а также морально оправдано и для частных лиц — руководи­ телей приватизированных или вновь созданных предпри­ ятий.

Кроме прямого порождения неплатежей через государ­ ственные расходы, государство воздействует на неплатежи косвенно, через политические решения, касающиеся других сфер экономики, через соответствующие направления эко­ номической политики. Ошибочные решения, связанные с конверсией, приватизацией, налогами и др., создают такие условия, при которых предприятия не могут, а потому и не хотят выплачивать свои долги. Хорошим примером являет­ ся приватизация. Просчеты, допущенные в ней, создают благоприятнейшую среду для неплатежей. Проведенная правительством приватизация не создала настоящих собст­ венников предприятий. Поэтому предприятия, так же как и до приватизации, продолжают транжирить деньги и не от­ давать долги. У вновь же созданных частных предприятий, имеющих настоящих хозяев, ситуация с неплатежами за­ метно лучше. Так, по данным проведенного ВЦИОМом в начале 1994 г. опроса директоров, среди частных промыш­ ленных предприятий только 27% имели просроченную за­ долженность поставщикам, что почти в 2 раза меньше, чем у государственных. Интересно, что приватизированные предприятия с точки зрения просроченной задолженности выглядели в целом не лучше, чем государственные. Прива­ тизированные предприятия, получив хозяйственную свобо­ ду, в то же время имеют меньший, чем государственные ор­ ганизации, доступ к кредитам. При меньшей просроченной задолженности по кредитам задолженность поставщикам у приватизированных предприятий больше, чем у государст­ венных. В сознании директоров приватизированных пред­ приятий остался старый, характерный для директоров го­ сударственных предприятий стереотип: главное — получить от поставщика сырье, материалы и др., обеспечить произ-

водство, а рассчитаться с поставщиками всегда поможет государство. С учетом этого можно предположить, что, ес­ ли у предприятий России появятся реальные хозяева, это поможет сократить число предприятий-неплательщиков.

Таким образом, поведение директоров — это не более чем реакция на экономические условия, созданные полити­ кой государства. Это хорошо видно также на примере от­ ношения государства к проблеме банкротств. Своим дли­ тельным бездействием государство создало благоприятные условия для массовой невыплаты предприятиями долгов. Действительно, если в течение всех лет реформ правовой механизм банкротств оставался неразработанным, работа судебной системы по взиманию долгов не налажена, то ни­ чего, кроме игнорирования обязательств перед обществом, ожидать нельзя. В прессе многократно отмечалось, что за период реформ не было ни исков по неплатежам, ни адми­ нистративных мер к руководителям предприятий-непла­ тельщиков.

Таким образом, огромные масштабы неплатежей (в про­ мышленности — до 90%) — показатель того, что государ­ ство не выполняет своих основных функций по правовому регулированию рынка.

Хотя зависимость поведения предприятий от экономиче­ ской политики и условий хозяйствования очевидна [32], в тех кампаниях, которые периодически проводятся СМИ по разоблачению виновников неплатежей, глубинные причины подменяются следствиями. Такие кампании чаще всего ини­ циируются федеральными властями. Более того, практиче­ ские меры, принимаемые ими по преодолению кризиса не­ платежей, исчерпываются такими идеологическими кампа­ ниями.

Как видно, неплатежи в постсоветской российской эко­ номике — это комплексная проблема, которая затронула практически все население страны и “высветила” некоторые особенности перехода России к рынку.

§ 4. Криминализация общества — жизнь под "крышей"

Еще одно немаловажное социальное последствие рыночных реформ — криминализация общества. Сегодня она не толь­ ко не секрет, но, напротив, стала “общим местом”, о кото­ ром говорят “публичные” политики. По выражению Г. Яв­ линского, через пять лет реформ страна стала “криминаль­ ной олигархией с монополистическим государством”. Бывший глава правительства В. Черномырдин констатиро­ вал наличие “тотальной криминализации российского об­

щества”. Уважаемые журналисты (Ю. Щекочихин, П. Вощанов и др.) по каналу НТВ на всю страну информируют: “Страна — бандитская, власть — коррумпированная. Все, что раньше считалось пороком, сегодня — это детские ша­ лости. Ни одно громкое дело (убийства Листьева, Холодо­ ва, Меня, теракт на Котляковском кладбище и другие) не раскрыто. Документы, которые кладутся на стол власти, остаются без внимания. Прокуратура тоже молчит. Сложи­ лась атмосфера всеобщего порока”. О том же говорил и бывший министр внутренних дел А. Куликов. По его оцен­ ке (июль 1997 г.), 40 тыс. предприятий контролируются бандитами. По оценке А. Тулеева, по всей цепочке от про­ изводителей угля до потребителей сидят 6—7 посредников

— “банда на банде сидит”. В этом он видит причину доро­ говизны угля.

Эта ситуация рождает новые вопросы, в частности воп­ рос о том, как изменилось влияние преступности на разви­ тие экономики и общества на этапе перехода к рынку. Но прежде всего надо уточнить, какие новые виды преступно­ сти появились по сравнению с теми, которые имели место в эпоху СССР [23].

Если говорить о коррупции в аппарате власти, то хотя она имела место и до нынешнего этапа перехода к рынку, но масштабы сращивания госчиновников и криминальных группировок в России эпохи перехода к рынку, по-видимо­ му, беспрецедентны. В частности, преступные “крыши” за­ няли и успешно выполняют экономические функции, кото­ рые должно выполнять государство, но в силу своей слабо­ сти выполнять не может: собрать налоги, обеспечить безо­ пасность граждан и предприятий, обеспечить выполнение принятых законов. Иначе говоря, государство не справи­ лось со своими функциями по регулированию экономики и общества, тем самым “развязав” криминализацию.

В годы реформы богатый конкретный материал по раз­ витию экономической преступности систематически дает пресса. Обращение к ней чрезвычайно полезно, так как журналисты ведут глубокие и подчас долгосрочные рассле­ дования, компенсируя дефицит Открытой информации по этой теме. Приведу хотя бы одЧн пример. Обозреватель “Известий” Степан Киселев в статье “История про короля, который не хотел делиться” [33] рассказал о результатах журналистского расследования, проведенного им по делу пермского бизнесмена Дмитрия Рыболовлева. «Хозяин коммерческой палатки нуждается в “крыше” местных хули­ ганов. Средний бизнес берут НОд свое покровительство средней руки криминальные авторитеты. Крупному же биз­

несу нужна крутая “крыша”, построенная на политическом влиянии и коррупции». “Крыша” судит, защищает и соби­ рает налоги на содержание собственного аппарата насилия, т. е. на эффективную, но криминальную власть, живущую в теле дряхлеющего государства. “Крыша” ставит кураторов на все заводы. Выдавая их за акционеров, “крыша” собира­ ет информацию о ходе дел на предприятии и диктует свои условия. Она ставит своих людей и обеспечивает распреде­ ление в свою пользу. Например, во многих случаях “кры­ ша” устанавливает коэффициенты отчислений от прибылей тех или иных фирм, созданных при предприятиях, идущих на материнское предприятие. “Крыша” — это параллельная власть, существующая наряду с открытой, например с вла­ стью владельцев контрольных пакетов акций. “Крыша” ис­ пользует стандартные криминальные способы — угрозы, убийства — для запугивания и устранения владельцев пред­ приятий, нарушивших те или иные “обязательства”. Неред­ ко именно “крыша” возбуждает судебные дела с подставны­ ми лицами, смысл которых в том, чтобы спрятать заказчи­ ков убийств. “Крыша” запугивает работников судов и про­ куратуры, исключая возможность не только наказаний, но и выявления истины. И чем крупнее бизнес, тем более мощ­ ной должна быть охраняющая его “крыша” [33].

Такова сложившаяся практика. Того, кто не делится, убивают. Не случайно фраза бывшего министра финансов Лившица, сказавшего “надо делиться”, вошла в повседнев­ ный лексикон политиков и бизнесменов.

Журналистам удается выявлять и основные факторы, которые способствуют теневым процессам. Так, Юлия Ла­ тынина проанализировала роль “неденежности” (хотя и рыночности) российской экономики [34]. Обращение здесь долларов, рублей и денежных суррогатов (включая необла­ гаемые налогами взаимозачеты), а также бартер стимули­ руют теневую экономику. В свою очередь, сами теневые финансовые операции (обналичивание стоимости товаров путем продажи их через подставные фирмы и др.) порож­ даются чрезмерными налогами. Это дает основание дирек­ торам предприятий считать, что главный бандит — госу­ дарство [34; 35]. Имея в виду, что суррогатные деньги пред­ приятий скупаются банками с помощью госчиновников, Ю. Латынина пишет: «Полузаконность всех операций с мертвыми деньгами предоставляет невиданные возможно­ сти мошенникам: чуть ли не вся московская оборонка по­ горела от одной фирмы, которая собрала отовсюду ГКО, перепродала их “Мосстрою”, да и пропала, не заплатив» \ 36]. Структура такая: предприятие задолжало по зарплате

сколько-то миллиардов рублей. На эти деньги оно завыша­ ет свои расходы на покупку товаров у коммерческих стру­ ктур. Далее оно или перепродает расходы, или кладет их в банк под проценты. Например, так использовались “кон­ версионные деньги”. Уполномоченные банки на бюджетные деньги в обойных масштабах покупали ГКО и прокручива­ ли их “в обход бюджетников”. Рост стоимости ГКО усили­ вает этот процесс и придает экономике еще более “вирту­ альный” характер. Его следствия — нереальность бюджета

и“приватизация налогов”, т. е. превращение их в подарки чиновникам [36].

Ссоциальной точки зрения “виртуальность” экономики

— это результат срастания официальной экономики с кри­ минальной. Например, 10% частных охранных фирм явля­ ются криминальными, не имеют лицензий. Огромное их ко­ личество работает в контакте с государственными как еди­ ная система.

Новым для эпохи перехода к рынку является и кримина­ лизация социальной структуры российского общества в связи со значительным ростом численности “групп риска”, которые появились в период рыночных реформ. Это обни­ щавшие слои населения; определенная часть безработных и фиктивно занятых; “социальное дно” из числа нищих, бом­ жей, бепризорных детей и подростков, вышедших из тюрем

идр.; некоторые группы беженцев из “горячих точек” быв­ шего СССР; неустроенные лица, демобилизованные из ар­ мии и находящиеся в состоянии “поствоенного шока”. Та­ кие категории населения в той или иной мере представле­ ны в любом обществе. Но в нынешней России таких людей неизмеримо больше. Прав Борис Синявский, который пи­ шет: “В России сегодня асоциальных групп больше допус­ тимого, и количество их растет ежедневно... Россия люмпе­ низируется масштабно и стремительно. На дно опускаются миллионы, с тем чтобы никогда уже не подняться. Разрос­ шиеся до невообразимости асоциальные слои порождают асоциальную мораль и тиражируют ее не только в своей среде, но и в обществе в целом” [37].

Например, если говорить о безработных, то надо разли­ чать две разные категории: 1) полностью безработных (включая стоящих на учете в службах занятости) и 2) фик­ тивно занятых, которые в связи с невыплатами зарплаты яв­ ляются кем-то вроде полубезработных. Криминогенность второй категории в принципе большая, чем первой, так как они продолжают находиться на предприятиях и имеют воз­ можность использовать их ресурсы для выживания. Отсут­ ствие нормальной работы и нормальной оплаты труда у мил­

лионов таких работников стимулирует массовые хищения на предприятиях. Хищения были и в СССР, но нынешняя бес­ прецедентная ситуация невыплаты зарплаты сделала хище­ ния не только массовыми, но и как бы социально оправдан­ ными. Достаточно напомнить об отнюдь не единичных слу­ чаях, когда специалисты по уникальной технике, включая и оборонную, продают ценные данные иностранным фирмам, и если там не содержится сверхсекретной информации, их действия не вызывают особого осуждения. Тем более прода­ жа на улицах посуды и других изделий, получаемых работ­ никами предприятий вместо зарплаты.

Криминогенную роль играет и “социальное дно”. Эта ка­ тегория включает самые разные социальные слои — от бес­ призорных детей и подростков до бомжей и нищих. Какойлибо официальной статистики численности этой категории нет, есть лишь косвенные данные по отдельным составляю­ щим. Например, за период с 1991 по 1995 г. значительно выросло количество осужденных подростков 14—17 лет — с 85 028 чел. в 1991 г. до 116 474 — в 1995 г., т.е. на 27% [38]. Это показатель роста преступности за счет данной “группы риска” [39]. По-видимому, растет преступность за счет бомжей, нищих и других групп “социального дна”, хо­ тя точных данных об этом нет.

Весьма криминогенной категорией являются беженцы из “горячих точек” бывшего СССР. Например, появление в го­ родах России беженцев из разных районов Кавказа и вне­ дрение их в сферу рыночной торговли породили новые фор­ мы противоправного поведения в этой сфере: создание кор­ донов, препятствующих свободному проникновению на рын­ ки; взимание дани с русского населения за торговлю на рын­ ках; поборы с тех, кто отказывается от участия в криминаль­ ных сделках, и др. Во всем этом участвуют работники мест­ ных правоохранительных органов: сложившаяся ситуация вполне устраивает их, поскольку они кормятся за ее счет.

Судя по материалам прессы, структура асоциальных и криминальных групп в России в последние годы становит­ ся все более разветвленной за счет возникновения новых форм криминального бизнеса. Например, появилась катего­ рия сутенеров, зарабатывающих на вовлечении детей в раз­ ного рода сексуальные связи, на организации связей без­ домных детей с сексоманами из числа гомосексуалистов и пр. Легко предположить, что эти же сутенеры занимаются и “доставкой” тех же бездомных детей в воровские “мали­ ны” для вовлечения в преступную деятельность. Таков же механизм вовлечения в криминальные группировки прости­ туток, наркоманов, бомжей и других девиантных категорий

населения. Для таких групп попадание в преступную среду нередко оказывается решением их проблем.

Из приведенных примеров видно, что рыночные процес­ сы в России не просто привели к росту преступности, а по­ родили качественные перемены в структуре экономики и общества. Перемены, которые сказываются во всем облике общества, меняют его тип. В частности, меняется структу­ ра занятости населения (например, появление зарабатыва­ ющих попрошайничеством, включая использование для этой цели детей).

На фоне описанной тяжелой ситуации во второй поло­ вине 1997 г. стало все сильнее ощущаться, что преступ­ ность вошла в новую стадию, приобрела новое качество. В сентябре 1997 г. в очередном обращении к гражданам Рос­ сии президент сообщил, что “мафия рвется к власти”. Все­ общее внимание привлекло, например, дело мэра города Ленинск-Кузнецкого Коняхина, у которого оказалось три судимости. При этом он не скрывает данного обстоятель­ ства, ссылаясь на свои хозяйственные заслуги перед горо­ дом и поддержку жителей. Дума обсуждает защитные ме­ ры, пишет инструкции к избирательным документам... Но не поздно ли все это?

§ 5. Недовольство властью

Настроение населения России складывается из всего комп­ лекса его реакций на разные условия жизнедеятельности: на ситуацию на работе, в семье, в сфере услуг — в торгов­ ле, на транспорте и др. Весьма показательны ответы жите­ лей России на вопрос “Какие проблемы волнуют вас более всего?”, с которым ВЦИОМ обращается к населению не­ сколько раз в год. Опросы, проведенные в 1996 г., показа­ ли, что самыми болезненными проблемами (на которые указали более 60% опрошенных) являются две: “преступ­ ность” (указали 60% опрошенных) и “рост цен” (56%). Хо­ тя доли указавших на эти проблемы почти не различаются, но все же преступность волнует население несколько силь­ нее, чем состояние экономики [40]. Вторая группа проблем (на которые указали 40—50% опрошенных) — “отсутствие порядка, законности” (46%); “обнищание населения” (42%); “вооруженные конфликты на границах России и СНГ”; “рост безработицы”. Наконец, третья группа проблем, ко­ торую выделили 35% опрошенных, включает “спад произ­ водства”, “коррупцию, взяточничество”, “несправедливое распределение доходов”, “вывоз национальных богатств за рубеж”.

ОЦЕНКИ ЖИТЕЛЯМИ СТРАНЫ ЭКОНОМИЧЕСКОГО ПОЛОЖЕНИЯ СЕМЬИ, ГОРОДА (СЕЛА), СТРАНЫ В ЦЕЛОМ (в %)

Положение	Хорошее	Среднее	Плохое	Нет ответа	Всего
Семья	5	37	55	3	100
Город, сельский район	2	23	65	10	100
Россия в целом	1	13	78	8	100

Важным показателем настроения населения являются также оценки экономического (материального) положения собственной семьи, населенного пункта, в котором прожи­ вает респондент, и страны в целом (табл. 5).

Как видно, картина довольно мрачная: хотя положение семьи люди оценили наименее пессимистично (доля указав­ ших “плохое” — наименьшая, а указавших “хорошее” — наибольшая), но на фоне всей структуры оценок это разли­ чие несущественно. Важно то, что 55—78% опрошенных считают, что положение “плохое”.

Наконец, ответы на вопрос “Чувствуете ли вы уверен­ ность в завтрашнем дне?” оказались такими: “да” — 11%, “нет” — 72, “не знаю” — 17%. Как видно, почти 3/4 опро­ шенных не чувствуют себя уверенными в своем будущем. Это естественное следствие как беспокоящей их преступно­ сти, так и тяжелого экономического положения семей и на­ селенных пунктов, в которых они живут.

Таким образом, большинство населения страны обеспо­ коено экономическим положением своей семьи, своего го­ рода (села) и России в целом. Это же большинство очень настойчиво выражает озабоченность ростом преступности и отсутствием в стране должного порядка и законности. Причем это подавляющее большинство — 60—80% опро­ шенных. Все это демонстрирует растерянность людей перед будущим, утрату уверенности в своем завтрашнем дне.

Однако эта далекая от благополучной ситуация, которая имела место в 1993—1996 гг., оказалась отнюдь не крайней точкой в обострении положения в российском обществе. На протяжении первой половины 1997 г. недовольство на­ селения сложившейся ситуацией как в стране, так и в семь­ ях, все более обострялось. Кульминационной точкой оказа­ лись массовые митинги и демонстрации протеста 27 марта 1997 г., которые оцениваются как самые массовые не толь­ ко в России, но и в мире. По официальным данным, в де­ монстрациях и митингах участвовали 2 млн. человек (по данным ФНПР, — 20 млн.). Массовые выступления были реакцией на беспрецедентную ситуацию, когда миллионы людей по нескольку месяцев, нередко более полугода, ра-

ботают без зарплаты. Во многих отдаленных регионах страны население живет на грани голода, полуголодает. В критическом положении находятся не только гражданское население, но и армейские подразделения.

Однако все усиливавшиеся жалобы и требования пред­ ставителей разных слоев общества — от шахтеров до ака­ демиков — не дают никакого результата. К моменту, когда пишется этот текст, власти настолько привыкли к постоян­ ным требованиям населения, к угрозам профсоюзов и оп­ позиции, к голодовкам и забастовкам, что как бы утратили чувствительность. Более того, в момент, когда по стране прокатились описанные выше митинги, Черномырдин на за­ седании правительства заявил, что “забастовками дело не решить, это все бесполезно”. Эта реакция удивительна, ес­ ли учесть, что именно правительство и было тем, кому ад­ ресовались требования митингующих. Но в ответ власть не только не дала какого-либо отчета о том, что будет пред­ принято для нормализации жизни людей, но, напротив, не сочла даже необходимым вступить в какой-либо диалог с миллионными демонстрантами из всех регионов России.

Правда, в связи с событиями в Приморье, принявшими летом 1997 г. действительно угрожающий характер, новые реформаторы проявили немалую активность — от внуши­ тельных обещаний нормализовать положение до давления на Думу. Однако ситуация радикально не улучшилась.

Конечно, сами акции протеста в марте 1997 г. носили до­ статочно формальный характер, поскольку были организо­ ваны “сверху”, так называемыми “независимыми профсою­ зами России” (ФНПР). Ко времени этих выступлений насе­ ление России накопило уже немалый опыт участия в тако­ го рода митингах и поняло их бесполезность. Поэтому жи­ тели страны, которые и без того устали от тяжелых рос­ сийских условий, давно перестали проявлять собственную социальную активность, наподобие той, которую они про­ явили в августе 1991 г. Это был уникальный всплеск живой, не кампанейской, а реальной активности демократически настроенных людей, которые тогда еще раз искренне пове­ рили в возможность демократизации России. Но за период 1991—1997 гг. эта вера полностью иссякла. Поэтому воз­ можными стали только демонстрации “для галочки”, под давлением тех или иных политических сил (в данном слу­ чае — ФНПР).

Значительное влияние на ситуацию второй половины 90-х годов оказывает коммунистическая оппозиция, которая не оставляет усилий по организации “социального взрыва”, на­ правленного против курса Ельцина. Однако, несмотря на тя­