книги / Язычество древних славян

	ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК ЭНЕОЛИТА	151
3.	Праславяне. Праславянский этап определяется	лингвистами как

длительное время (около 2000 лет) существования единого общего пра­ славянского языка. Начало этого этапа датируется или первыми веками II тысячелетия до н. э. (В. И. Георгиев), или же серединой II тысячеле­ тия до н. э. (Б. В. Горнунг).

Археологические данные склоняют нас ко второй дате, так как начало II тысячелетия — время энергичного и напористого расселения воин­ ственных конных пастухов, индоевропейских ковбоев, носителей куль­ туры боевых топоров или шнуровой керамики7. Это историческое явле­ ние родственно тому процессу, который привел к образованию культуры шаровых амфор, но только движение «шнуровиков» охватило значитель­ но большую территорию. Движение это нельзя представлять кавалерий­ ским набегом, так как в культурах шнуровой керамики хорошо известно земледелие. Шло расселение и внедрение в редко заселенные северные пространства. «Шнуровики» дошли до северо-восточной Прибалтики и до Верхней и Средней Волги (фатьяновская культура); южной их границей оставались среднеевропейские горы и причерноморские степи.

Расселение, внутренние перемещения и изменение этническо-племен­ ной карты Европы продолжались, постепенно замедляясь, около тысячи лет, захватив начало бронзового века. Когда положение стабилизовалось в середине II тысячелетия до н. э., то обозначились определенные устой­ чивые археологические общности, иногда довольно значительные по объе­ му. То обстоятельство, что лингвисты, исходя из своих языковедческих примет, относят именно к этому времени обособление праславянского массива от остальных индоевропейских пранародов, позволяет сблизить лингвистические данные с археологическими. Лингвисты сами сделали это. остановив свое внимание на тшинецко-комаровской культуре XV— XII вв. до н. э., как удовлетворяющей всем лингвистическим соображе­ ниям 8.

К выводам Б. В. Горнунга следует сделать одно примечание: лингви­ стические соображения заставляли его прочнее связывать прародину славян с восточной, карпато-днепровской областью. Первоначально па­ мятников тшинецкой культуры здесь было известно немного. Работа

А. Гардавского,	доказавшего распространение тшинецкой культуры и
на этой области,	Б. В. Горнунгу еще не была знакома. Новейшие же ис­

следования С.	С. Березанской	упрочили выводы А.	Гардавского, и та
«пунктирность»	археологических	сближений лингвиста	Б. В. Горнунга,

7Наличие верховых коней у пастухов эпохи шнуровой керамики документировано недостаточно. Западные ученые определенно считают коня важным признаком шну­ ровиков (Неп$е1 IV. Ро1зка 81агогу1па, з. 107). Кости лошади отсутствуют в могилах точно так же, как отсутствуют и кости коровы, в одомашнивании которой никто не сомневается. В поздних фатьяновских могильниках появляется конь. В пользу верховых коней у носителей культуры боевых топоров свидетельствует форма ос­ новного оружия — молоткообразных топоров. Как оружие пешего боя они совер­ шенно нерациональны, а как оружие всадника каменные топоры-булавы весьма эффективны. Булавы и «топоры с поворозою» (темляком) дожили в конных войсках до XVII в.

8Горнунг Б. В. Из предыстории образования..., с. 126.

152 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

которая ощущается в его книге, теперь должна исчезнуть и уступить место полной взаимоподтверждаемости данных археологии и языкознания.

Интересным доказательством правильности археолого-лингвистических сближений является утверждение Б. В. Горнунга о наличии еще на про­ тославянском этапе славяно-дакийских связей 9. В центре тшинецкой культуры находятся группы памятников, иногда выделяемых в особую комаровскую культуру, для чего едва ли есть основания. На этом Кома­ ровском участке тшинецкой культуры прослеживаются связи с закарпат­ скими юго-западными культурами, иногда неправильно называемыми «фракийскими», тогда как их следует называть «дакийскими»: фракийцы находились много южнее, за Дунаем. Связи этого района с закарпатскими протодакийскими областями, осуществляемые через горный проход Рус­ скую Браму, объясняются, по всей вероятности, большими запасами соли близ Галича (Коломыя), само имя которого означает «Соляной». Соляные залежи могли быть источником богатства тех праславянских племен, которые владели этой счастливой землей, что и определило не­ сколько иной облик культуры этих мест.

Тшинецкая культура, раскинувшаяся от Одера до Сейма, просуще­ ствовала 400—450 лет. Она отражала только начальный этап формирова­ ния самостоятельного праславянского мира.

Лингвисты, как уже говорилось, определяют весь праславянский этап

очень	широко. В. И. Георгиев, например, отводит ему		значительную
часть	II тысячелетия до н. э. и	целиком все I тысячелетие до н. э.;
Ф. П.	Филин, датируя обособление	восточных славян VII	в. н. э., рас­

тягивает тем самым существование праславянского этапа еще на несколь­ ко столетий 10. В историко-культурном плане такой двухтысячелетний праславянский этап не представляется единым, однородным. Вероятно, лингвисты должны получить задание от археологов, которые могли бы наметить несколько хронологических отрезков по 200—400 лет, отли­ чающихся один от другого темпом развития, внешними связями, схожде­ нием или расхождением восточной и западной половин славянского мира, появлением новых социальных форм и т. п. Крупные исторические явления должны были неизбежно сказаться на языке, как в области внутреннего его развития, так и в области внешних связей и влияний. К трем разде­ лам Б. В. Горнунга («языковые предки», «протославяне», «праславяне») необходимо добавить четвертый, детализирующий понятие праславян: «исторические судьбы праславян».

Думаю, что этих предварительных замечаний достаточно, для того чтобы показать важность дославянских археологических культур на той территории, где позднее в определенных исторических условиях начи­ нают формироваться праславяне. Корни очень многих земледельческих религиозных представлений уходят, естественно, в ту отдаленную эпоху,

9 Горнунг Б. В. Из предыстории образования..., с. 17.

10 Георгиев В. И. Исследования по сравнительно-историческому языкознанию. М., 1958. Автор завершает праславянский этап переходным периодом, падающим на первые века н. э. (пшеворско-зарубинецкая культура); Филин Ф. П. Происхожде­ ние русского, украинского и белорусского языков. Л., 1972, с. 28.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК ЭНЕОЛИТА

153

когда «протоэтническая» карта Европы была еще совершенно иной, а но­ вые представления о мире, о сверхъестественных мировых силах уже складывались, оформлялись и, как покажет последующее изложение, легли в основу не только первобытного, но и средневекового язычества.

*

Неолитические земледельческие племена той обширной области, где формировалось индоевропейское языковое сообщество (Дунай, Балканы и, может быть, часть южнорусских степей), существенно отличались от своих мезолитических предков как хозяйством, так и мировоззрением. Земледельческо-скотоводческий комплекс, ознаменовавший переход к про­ изводящему хозяйству, изменил и быт и отношение к природе. Оседлость, широкое применение глины для самых разных обиходных целей и рас­ средоточение культа по отдельным жилищам — все это в совокупности позволило сохраниться огромному количеству источников для изучения религиозных представлений древнейших индоевропейцев-земледельцев. Достаточно сказать, что только одних глиняных ритуальных фигурок найдено в разных поселениях свыше 30 000. Исследовательница неолити­ ческого узора на глиняной посуде насчитала только на территории Югославии свыше 1100 разновидностей орнамента! 11

К сожалению, все это источниковедческое богатство изучено специали­ стами совершенно недостаточно.

Вряде публикаций обращалось внимание преимущественно на фор­ мальную классификацию, но и эта систематизаторская работа еще очень далека от завершения. К сожалению, в большинстве работ очень мало внимания уделялось семантике первобытной пластики и росписи. Мате­ риал огромной историко-философской важности, необходимый для пони­ мания земледельческой идеологии всех последующих эпох, оставался нераскрытым, непрочтенным. Это приводило к тому, что за его прочтение приходилось браться исследователям, далеким по своей специальности от неолита и энеолита, но заинтересованным в историческом осмыслении богатств энеолитического искусства.

В1965 г. я предпринял попытку рассмотреть космогонию и мифоло­ гию земледельческих племен трипольской культуры, но это касалось толь­

ко одного, северо-восточного участка индоевропейской общности и на­ писано только на основе опубликованных материалов, без привлечения музейных коллекций12. В 1968 г. вышла статья Драги Гарашаниной, посвященная религии индоевропейских племен Балканского полуостро­ ва 13. Основное внимание обращено исследовательницей на культ материпредка, который, по ее мнению, одновременно может быть и культом матери-земли. Отмечаются и тотемические элементы в неолитическом ис­ кусстве. В том же 1968 году румынский исследователь Владимир Думи-

11 Вге^апЬ ТаЦапа. ОгпатепКка па пеоШзк1 кегагтЫ V 1ид081аУ1ц. ЦиЫ^апа, 1968. 12 Рыбаков Б. А. К осмогония и мифология земледельцев энеолита.— СА, 1965, № 1

с. 24—47; № 2, с. 13—33.

13Гарашанина Драга. Религща и култ неолитског човека на Централном Балкану.— В кн.: Неолит Централног Балкана. Белград, 1968, с. 241—264.

154	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

8НЕ0ЛИТИЧЕСКАЯ РИТУАЛЬНАЯ ПЛАСТИКА (Балканы). Сосуды для жертвенной кро­ ви. Глиняная модель «коша» (повозки для снопов)

треску опубликовал работу о неолитическом искусстве на территории Румынии; в 1973 г. вышло расширенное издание на итальянском языке 1451 Обе работы содержат интересный материал, но анализ его дан только

сточки зрения искусства. Вскользь сказано о культе богини плодородия

ио скотоводческой магии 16.

В1970 г. Нандор Калиц выпустил популярную книжку «Глиняные боги», опубликовав новый великолепный материал и в общих чертах ка­ саясь некоторых вопросов первобытной религии 16. Крупная обобщающая

работа о религии первобытных земледельцев издана в 1973 г. Марией

14	БитНгезси У1асПт1г. Б’аг1 пёоШЫдие еп Коиташе. Висагез!, 1968; Ыет. Ь’аг!
	рге1з1ог1са еп К отата Ппо а!П п тр с1е1Ге1а Йе11егго, 1973 (в 1974 г. работа вышла
15	на румынском языке).
	Археолого-искусствоведческий обзор болгарских памятников V—II тысячелетий
	до н. э. сделан Анной Радунчевой в книге «Доисторическое искусство в Болгарии»
16	(София, б.г.).	'
	КаИсг N. Б1ех й’аг^Пе.	Вийарез!, 1970.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК ЭНЕОЛИТА

155

ЭНЕОЛИТИЧЕСКИЕ СОСУДЫ, УКРАШЕННЫЕ АРХАИЧНЫМ КОВРОВЫМ УЗОРОМ

Гимбутас 17. Исследовательница приняла многие положения моей статьи: о культе небесных оленей, о культе благожелательной змеи, о священных собаках, о важности ориентации по четырем странам света, о стилизован­ ном изображении дождя и растительности и т. п.18* В книге Гимбутас есть ряд интересных соображений о «космическом яйце», о звериных масках, о богине рождения. В поле зрения попадают такие существа, ко­ торым обычно уделяется мало внимания: черепахи, лягушки, бабочки 1В

17СшЪи1а$ М. ТЬе Собз аш! СосЫеззез о! о1б Еигоре 7000—3500 Ь.с. Му1Ьз, Бе^епбз апб Си111та§ез. Бопбоп, 1973. В книге опубликована наиболее полная библиогра­ фия.

18	С1тЪи1а& М. ТЬе Собз апб Соббеззез..., р. 83, 89, 94, 95, 113, 171, 172.
18	Вместе с тем следует предостеречь от некоторых недостаточно обоснованных по­
	ложений М. Гимбутас. К ним прежде всего относится гипотеза о великой Птице­
	Богине (ВЦб-Соббезз). Автор нередко основывается на примитивной стилизации

скульптур, но птичьи черты, приписываемые им, не кажутся убедительными. Быть может, следовало бы применить и ретроспективный анализ: от позднейших кры­ латых сирен-сиринов углубиться к истокам этого образа. Пока этот путь доводит нас только до бронзового века (печельская культура).

150 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

Необъятный неоэнеолитический материал чрезвычайно разнороден, многообразен, и трудно предсказать то время, когда он будет достойно изучен во всей полноте. Для полноценного рассмотрения его семантики совершенно необходима параллельная комплексная работа археологов, искусствоведов и лингвистов. Лингвисты должны получить из рук архео­ логов как хронологию, так и перечень основных мировоззренческих идей, отраженных в археологических материалах трех тысячелетий жизни древнейших земледельцев .Европы.

Начнем рассмотрение не с того, что отличает новую, земледельческую эпоху от предыдущих, а с того, что связывает их, что продолжает тысяче­ летние традиции охотничьего общества.

Уже в раннем неолите мы встречаем своеобразный вид глиняной посу­ ды, который устойчиво держится вплоть до галынтата: сосуды в виде фигур животных с широкой воронкой наверху. Наиболее вероятное на­ значение этих больших и емких (до 68 см в длину) зооморфных сосудов— служить вместилищем жертвенной крови того зверя, в форме которого такой ритуальный сосуд изготовлен. Для ранних стадий известны сосуды в виде медведя или огромного оленя VI тысячелетия до н. э.; они покрыты символическим орнаментом. Ритуальная зооморфная посуда ведет нас к медвежьим и оленьим праздникам охотничьей эпохи, когда прича­ щение кровью тотема или священного зверя было обязательной частью жертвоприношения. Со временем к этой охотничьей традиции добавля­ ются сосуды в форме домашних животных (коров, быков, баранов) и птиц. Интересен сосуд в виде коровы 20; животное украшено как бы гирлян­ дами цветов на туловище и шее: подобное декорирование жертвенных животных находит широчайшие этнографические и исторические парал­ лели. Так постепенно древние охотничьи обряды, продолжавшие суще­ ствовать в силу существования охоты и при земледельческом хозяйстве, переходили в сферу скотоводства (см. рис. на с. 154).

На больших сосудах для продовольственных запасов или для семен­ ного зерна, охраняемого особенно тщательно, тоже на ранних ступенях неолита, мы встречаем рельефные изображения животных. Иногда это олени, но чаще — козлы. Связь коз и козлов с земледельческим плодо­ родием общеизвестна; возможно, что она является отголоском той отда­ ленной эпохи, когда почти одновременно произошло приручение козы и первые опыты земледелия. В восточнославянском фольклоре стал уже

• хрестоматийным пример:

Где коза ходит. Там жито родит.

Интересен большой (высота 62 см) сосуд культуры кёрёш с изображе­ нием человеческой фигуры и трех козлов. Вся поверхность сосуда по­ крыта рельефными бугорками с углублениями. По горлу сосуда идет сплошная горизонтальная волнистая линия, обычно символизирующая

20 Гарашанина Драга. Религща и култ..., рис. 13. Винча, с. 248.

	ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК ЭНЕОЛИТА	157
воду 21.	Поза мужской фигурки с широко откинутой в сторону	рукой
напоминает позу сеятеля (тогда бугорки можно было бы счесть		за семе­
на), но,	имея дело со столь примитивной пластикой, опасно делать те

или иные выводы.

Интересным разделом зооморфной пластики являются крышки боль­ ших сосудов. Очень часто они оформлялись в виде голов или даже целых фигур животных. Известны головы медведей, кошки или рыси (?), оленя, козла, фигуры собаки и барса (?). Предпочтение, которое отдается хищ­ никам, понятно: крышка должна уберечь положенные в сосуд припасы от всех возможных похитителей. Кошка убережет от мышей, а медведь предостережет и людей, покушающихся на содержимое хранилища. Самый простой магический расчет сквозит в этих наивных мерах по охране семейных ценностей земледельца.

Д. Гарашанина поставила очень интересный вопрос (развитый М. Гимбутас) о человеческих фигурках, изображенных в звериных масках. Прослеживаются в разных местах маски медведя, есть зооморфные маски, в которых затруднительно определить того или иного зверя. Фигура жен­ щины в маске медведицы (Породин, Югославия) относится к 6000 г. до н. э., т. е. опять-таки занимает нижнее первоначальное положение в стра­ тиграфической колонке масок 22. Более поздние птичьи маски иногда вы­ зывают сомнения: не принимают ли исследователи локальный стиль,

особую манеру трактовки	женского	лица за изображение	женщин
в птичьих масках? Выношу	на суд	излюбленный сюжет М.	Гимбутас

«Бабу В1г(1» 23. Схематическая фигурка женщины в юбке увенчана голо­ вой с длинным носом и огромными глазами. Ни крыльев, ни птичьих лап ~ здесь нет. Стоит ли ее так настойчиво объявлять дамой в птичьей маске и на этом основании говорить о Богине-Птице?

Помимо упомянутых выше сюжетов, неоэнеолитическая пластика знает множество глиняных фигурок животных, служивших, очевидно, во время каких-то обрядов, связанных с размножением домашнего скота и с охотой на диких животных.

Звериная тематика в известной мере связывает земледельческую эпоху с охотничьей, но, во-первых, эта тематика явно второстепенна в искусстве тогдашних индоевропейцев, а во-вторых, она в какой-то степени становится приноровленной к новому земледельческо-скотовод­ ческому комплексу: жертвенная корова в гирляндах, медведь, стерегу­ щий добро.

Очень важным разделом неоэнеолитического искусства (пластика, роспись) является характерный орнамент, который исследователи назы­ вают то просто геометрическим, то меандровым, то ковровым. Он просле­ живается уже в самых ранних неолитических памятниках Балкан и продолжает существовать вплоть до бронзового века, то деградируя в ско­ пление угловатых элементов, то поднимаясь до тонко вычерченных пра-

21	КаИсг Капйог. Б1ех (ГагдПе, 1аЪ. 6, 7.		'
22 С,ипЪи1а$ М. ТЬе СоЛз'апс!		СосЫеззез..., р. 188.
23	С1тЬи1аз М. ТЬе Оос1з*ап(1	СосЫеззез..., 1аЪ. 97, 120.	Позд. Винча.

158	ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ
вильных	композиций. Появившись в балкано-дунайских культурах

неолита, этот угловатый узор из квадратов, ромбов и из разрозненных частей этих фигур продвинулся вместе с индоевропейскими колонистами далее на север, распространившись по области линейно-ленточной и накольчатой керамики.

За три тысячелетия своего господства в индоевропейской орнаментике

меандрово-ковровый		узор претерпевал изменения, распадаясь		иногда
на	свои составные	элементы,	но и классическая сложная форма	долго
не	забывалась, сосуществуя		с деградировавшей.

Основные виды этого узора: 1) ковровый меандр, обычно расположен­ ный острыми углами по вертикали; 2) вписанные друг в друга ромбы и 3) разрозненные элементы коврового меандра, состоящие из наклонных «глаголеобразных» отрезков. Меандрово-ковровый узор широко приме­ нялся при орнаментировании глиняной посуды, но следует обратить внимание на то, что для ритуальной посуды и пластики он являлся почти

обязательным, сосуществуя здесь	с	другим	ритуально-символическим
узором — «змеиным» (см. рис. на	с. 155, 159).		на ритуальных сосудах
Меандрово-ковровый орнамент	мы	находим

из Винчи, на изображениях женского божества тисской культуры. Этим узором украшались седалища глиняных «жриц» (Новый Бечей), жерт­ венники (Винча) и особые светильники (Градешница) в форме зернового

ларя,	«коша». Устойчивость	этого сложного	и трудновыполнимого
узора,	его несомненная связь	с ритуальной	сферой заставляют нас

отнестись к нему особенно внимательно. В главе «Глубина памяти» я уже касался этой темы: неоэнеолитический меандровый и ромбический узор оказался средним звеном между палеолитом, где он появился впервые, и современной этнографией, дающей неисчислимое количество примеров такого узора в тканях, вышивках и плетении. Напомню, что ключом к расшифровке послужило интересное открытие палеонтолога В. И. Би­ биковой 24, установившей, что палеолитический меандрово-ковровый узор мезинского типа воспроизводит натуральный рисунок мамонтового бивня. Поразительная стойкость точно такого же узора в неолите, когда никаких мамонтов уже не было, не позволяет считать это простым слу­ чайным совпадением, а заставляет нас искать посредствующие звенья.

Таким посредствующим звеном я считаю обычай ритуальной татуи­ ровки 25. Ведь священные изображения палеолитических «венер», играв­ шие такую важную роль в магических воззрениях древних охотников, будучи изготовлены из мамонтовой кости, тем самым были покрыты сотнями малоприметных, но вполне различимых ромбиков, образуемых структурой дентина. Это был естественный, имманентный, неотъемлемый узор, украшавший всю женскую фигуру, вырезанную из Мамонтова бивня. В своей совокупности вписанные один в другой ромбики и созда-

24 Бибикова В. И. О происхождении мезинского палеолитического орнамента.— СА, 1965, № 1.

25 Рыбаков Б. А. Происхождение и семантика ромбического орнамента,— В кн.: Сборник трудов Научно-исследовательского ин-та художественной промышленно­ сти. М., 1972, вып. 5.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ. ЗОЛОТОЙ ВЕК ЭНЕОЛИТА

159

шшшж

КОВРОВЫЙ ОРНАМЕНТ ЭНЕОЛИТА. Внизу — сосуд галъштатского времени

460 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГЛУБОКИЕ КОРНИ

вали ковровый, сплошной узор. Глиняные ритуальные фигурки неоэнеолитических земледельцев, у которых женское божество тоже играло ог­ ромную роль в их воззрениях, зачастую бывают покрыты этим же узором. Создается впечатление, что неолитические художники (может быть, ху­ дожницы) в этих статуэтках воспроизводили своих современниц, укра­ шенных по всему телу ромбо-меандровым узором. Такие татуированные под палеолитических «венер» женские фигурки известны достаточно ши­ роко. Сошлюсь в качестве примера на три статуэтки с геометрическим орнаментом 26. Очень вероятно, что многие магические церемонии, свя­ занные с плодородием, требовали от исполнительниц обряда наготы и специальной татуировки. Вплоть до XIX в. в русских деревнях обряд опахивания села во время бедствий производился обнаженными жен­ щинами. Следы татуировки тем или иным узором прослеживаются на многих сотнях энеолитических женских статуэток.

В рассуждениях о преемственности неолитического ромбо-меандрового узора от палеолитических костяных изделий есть одно уязвимое место — мезолит. В мезолите мамонтов уже нет, а глиняных изделий еще нет, и поэтому между мезинским ковровым узором, дающим в увеличенном виде естественный рисунок бивня, и совершенно аналогичным ему узо­ ром эпохи неолита существует провал, не заполненный источниками. Эта неизбежная по состоянию материалов пустота может быть устранена пред­ положением о непрерывном существовании обычая ритуальной татуи­ ровки. По одну сторону пустоты — в палеолите — мы располагаем мезинскими «птичками», с помощью которых могла наноситься ромбомеандровая татуировка на тело палеолитических женщин. Подобные «птички» (и то же с ромбо-меандровым узором) известны нам и в неолите (Винча).

Неолитические слои балкано-дунайских теллей, содержащие большое количество женских фигурок, насыщены также и глиняными штампамипечатями (пинтадерами), пригодными для татуировки. Простейшие ри­ сунки этих штампов (параллельные шевроны, крест с угловым заполне­ нием) вполне пригодны для воспроизведения на теле любых вариантов ромбо-меандрового коврового узора. Наряду с простыми штампами изго­ товлялись и очень сложные, отпечатки которых давали в готовом виде запутанный ковровый узор. Ни один из видов штампов не применялся для орнаментации глины; все глиняные изделия покрывались узором вручную, а штампы предназначались для иного, очевидно для татуировки. Особый интерес представляют печати в виде стилизованной женской фигуры, что косвенно может подтверждать гипотезу о татуировке 27

В неолитическое время традиция ромбо-меандрового орнамента начи­ нает ослабевать. Точнее, уменьшается количество глиняных изделий с этим узором. Возможно, что уже тогда начался переход ромбического узора на ткани, закрепивший этот архаичный рисунок еще на несколько тысячелетий.

26	Оит-Нгевси У1ад,1т1г. Ь’аг4 пёо1Ш^ие...	,	59, 60, 86.
27	ОитНгевсиУ1аИт1г. Ь’аг1е рге1б1опса...	,	61, N 4.КонецШ тысячелетия до н. э.