2. Баллады Жуковского.

Василий Андреевич Жуковский - один из создателей русской романтической поэзии. Русская литературная критика исключительно высоко оценила значение его творчества. Романтизм часто противопоставляет цивилизации нетронутую природу, естественные человеческие отношения, простой уклад жизни. Все это происходит, вероятно, из-за недовольства собой, окружающим миром, неуверенности в возможность земного счастья. Эти настроения были свойственны и Жуковскому. Жажда обретения гармонии с миром станет постоянной спутницей поэта и во многом определит характер его творчества. Жуковского отличало постоянное "стремление за пределы мира". Этим объясняется его интерес к такому жанру, как баллада. Настоящим сюрпризом для русского читателя стало произведение "Людмила". В основу сюжета легли средневековые религиозные представления, вера в чудесное спасение или погибель души. Поэта привлекало всё таинственное, обычно скрытое от человеческих глаз. "Людмила" - это вольный перевод. Взяв за основу сюжет баллады немецкого поэта Бюргера "Ленора", Жуковский создаёт своё оригинальное произведение. А в написанной позже балладе "Светлана" нам кажется, что оживают "приданья старины глубокой". Стихия народной жизни, фольклор становятся для Жуковского источником высокой поэзии. Эта баллада стала более популярной, чем "Людмила", и Жуковского часто именовали "певцом Светланы". Сюжет этого произведения трактован в рамках бытовой сцены гаданий девушек "в крещенский вечерок", что дало возможность поэту воспроизвести черты русского национального быта, народных обычаев, обрядов и так далее. Жуковский тонко и верно передал состояние души девушки, охваченной романтическим страхом перед возможными ночными чудесами и боязнью за жизнь любимого.Затем из чудесного мира героиня возвращается в мир реальный. Но этот мир сильно идеализирован поэтом, который после счастливого возращения жениха рассуждает о том, что несчастья бывают только во сне, а наяву - всегда счастье. в конце этого произведения Ж. подчёркивает, что для торжества любви необходима непоколебимая вера человека в провидение. В отличие от Людмилы, которая утратила надежду, Светлана верила до конца. Ещё одним очень известным произведением этого жанра является баллада "Эолова арфа". Баллада написана в ноябре 1814 года, а напечатана в 1815 году. Автобиографический сюжет "запрещённой любви" (к Марии Андреевне Протасовой) облечён в форму баллады в духе "Песен Оссиана". Имена собственные отчасти также заимствованы из "Песен Оссиана", например, Морвена - название страны в одной из поэм Оссиана. Поэт довольно верно отразил нравы замковой жизни позднего Средневековья. Но это только внешний фон действия. Используя сюжет, построенный на социальном неравенстве любящей пары, поэт подчеркивает его только потому, что оно усиливает неудовлетворенность жизнью, возвышенность и глубину переживаний влюбленных. В центре его внимания душевные переживания героев, их нежная любовь, чуждая житейских интересов. Но такая любовь обречена на неудачу в реальных, земных условиях. То, что прежде считалось достоянием разума, у Жуковского - часть душевной жизни. Не только любовь и дружба, но и философия, мораль, социальные аспекты жизни стали предметами внутреннего переживания. Произведения Жуковского приобретают личный характер, что придаёт особый лиризм его поэтическому творчеству.

Сопоставительный анализ баллад В.А. Жуковского “Людмила” и “Светлана”

Данные две баллады – замечательный пример того, как различно можно представить один сюжет, оставляя, тем не менее, произведения взаимодополняющими, хотя они могут читаться и как самостоятельные. В обоих произведениях мотив мертвого жениха является основным, но несет различную смысловую нагрузку. На такой вывод наталкивает уже сама форма произведений, место этого сюжета в общей композиции: в "Людмиле" мертвый жених, увозящий девушку за собой в могилу – реальность, в "Светлане" – сон, не влияющий на действительность. Т.е. композиционно рассматриваемый сюжет в “Людмиле” - основной и единственный, в "Светлане" – примерно рассказ в рассказе, и рассматривать его в отрыве от всей баллады не следует. И там, и там, казалось бы, обстановка не из приятных: “мрачный лес”, ночь, престранное поведение жениха (в "Людмиле" он говорит загадками о своем “уединенном доме”, в "Светлане" вообще “бледен и унылый”). Но в "Светлане" появляется “голубочек белый”, классический символ чистоты, и читатель уже понимает, что участь Светланы не будет так печальна, как Людмилы. По роли “голубочка” в происходящем (лишает силы угрожающего девушке мертвеца) легко можно заключить о его противоположности силам тьмы, представленным в образе мертвеца, и о близости к богу, об ангельской его природе (ведь он появляется именно для спасения девушки, и он гораздо могущественнее мертвеца). Соответственно, Бог и вообще проблема божественной предопределенности играют не последнюю роль в балладах, но, если Светлана сталкивается с силами и света, и тьмы, причем сама она ближе к свету, то Людмила практически по доброй воле отдается во власть Дьяволу. К тьме (в Ад) Людмилу ведет непокорность, противопоставление себя Создателю. Бог в этой балладе ("Людмила") не появляется, но его присутствие ощущается настолько, что можно даже обрисовать этот образ: во-первых, он, согласно христианской религии, “правосуден”, а во-вторых, “зла не творит”. Он в любом случае на стороне человека: Людмила сама выбирает себе путь.Налицо разница между человеческим и божественным понятием о счастье. Если божественное счастье – категория абсолютная, то требуемое Людмилой – сиюминутное. Это осознает мать Людмилы, не ослепленная страстью дает дочери разумный совет: “Будь послушна небесам”. Людмила, уже сделав выбор, не слушает мать, и в итоге остается с любимым. Трудно сказать однозначно, раскаялась ли Людмила в своих безрассудных желаниях, увидев милого в гробу, хотя вид его был ей “страшен”, но что Бог сожалеет о ней, можно заключить с уверенностью: когда Людмила, каменея, “пала мертвая на прах”, в небесах раздаются “стон и вопли”. Печаль о попавшей в Ад по своему безрассудству душе – так мне представляется этот “стон”, а что душа Людмилы попадает в Ад, где обрекается на вечные муки, с известной долей истины можно заключить из “визга и скрежета под землею”. Финальный хор “усопших из могил”, исходя из сказанного, можно интерпретировать как свидетельство о том, что Бог идет навстречу человеку: “Твой услышал стон творец”. Смерть Людмилы (“час твой бил, настал конец”) не божественное наказание за ропот на создателя, но результат исполнения желания Людмилы и, следовательно, аргумент в пользу тезиса “смертных ропот безрассуден”. Итак, человек вправе решать, но его решения безрассудны и обрекают его на вечную муку, тогда как судьба, данная богом, ведет к абсолютному счастью. Баллада "Светлана", являясь продолжением темы, подтверждает этот вывод, причем в свете моей интерпретации “Людмилы. “вера в провиденье” не обретает мотивировки в сюжете этой баллады: “белый голубок” не проявление божественного милосердия, т.к. он появляется и спасает героиню в ее сне, а собственно сюжет (гадание – дурной сон – свадьба) не дает простора для характеристики божественного промысла. Но, зная первый перевод “Леноры” - "Людмилу", мы легко связываем “веру в провиденье” с неверием и желанием решать самой свою судьбу Людмилы, и так или иначе делаем выбор в пользу судьбы, данной Богом, понимая бессмысленность человеческих решений в глобальных вопросах жизни и смерти (хотя за человеком, бесспорно, остается право выбора). Далее – в свете "Людмилы" обречение души Людмилы на муки является закономерным, т.к. она сама выбирает суетное, мгновенное, тем самым перечеркивая для себя вечное. Что до образа Светланы, то он в связи с темой судьбы представляется бледнее образа Людмилы, скорее как дополнение к последнему. "Светлана" как бы выражение истины о том, что что бы не случалось, в итоге все будет благополучно; эта баллада уже оптимистического характера.

Итак, исходя из всего сказанного, баллады следует скорее рассматривать как взаимодополняющие, а не самостоятельные произведения, а основным конфликтом следует считать не конфликт между человеком и Богом, но внутренний конфликт человека между разумом, верой, с одной стороны, и спонтанным чувством, с другой. Основной проблемой произведений является проблема самостоятельного выбора личности.

Оценивая баллады с позиции наличия в них канонических элементов, мы обнаружим, что Жуковский придерживался правил. В обеих балладах есть четко выраженный сюжет, диалоги (в "Людмиле" между героиней и женихом, героиней и матерью; в "Светлане" между девушками в экспозиции), монологи героинь, рефрены: в "Людмиле" это строки “Светит месяц, дол сребрится, мертвый с девушкою мчится; путь их к келье гробовой. Страшно ль, девица, со мной?”, “Близко ль, милый? Путь далек” и др., в "Светлане" – “бледен и унылый”. В обеих балладах основной сюжет сопровождается картинами природы, отражающими настроение героинь.

3. Жанр элегии в творчестве Жуковского. Проблема поэтического слова. Главными жанрами романтической лирики Жуковского были баллады, элегии, песни и дружеские послания. Здесь дарование лирика служит выражению новых понятий и чувств, пережитых и продуманных самим автором и обогативших поэтический язык. Лирику Жуковского именовали элегической, потому что чувства и мысли поэта, жизнь его сердца выражались, прежде всего, в элегиях – одном из главных жанров новой лирической поэзии, стихотворениях, проникнутых грустью, раздумьем, светлым воспоминанием автора о печальных и радостных днях и событиях прошлого, ушедших близких людях и друзьях, об утраченной любви. Часто в элегиях Жуковского нет сюжета, это чистая лирика, где поэтические чувство и мысль даны в развитии, переходят от образа к образу.

Такова элегия «Невыразимое» (1819), где говорится о невозможности выразить всё богатство и красоту вечной природы с помощью бедного, несовершенного человеческого языка. Природа полна великих тайн, доступных лишь глубокому чувству человека, живущего в единстве с породившим его бесконечным и загадочным миром. Поэзия учит человека верно и искренно чувствовать, указывает ему на скрытую красоту мира, на его тайну. Но остановить прекрасное мгновенье, выразить чувство пророческого видения, беспредельного величия бытия и вечного стремления несовершенного человека к этой величественной красоте нельзя с помощью одного бедного земного языка. Даже лирическая поэзия с её образным языком и развитым чувством красоты отступает, замолкает перед величием и тайной мироздания. Важно то, что автор назвал элегию «Невыразимое» отрывком, это как бы завершённая часть, самоценный фрагмент всей его элегической лирики, размышляющей о светлом гении чистой вечной красоты, царящем над миром и облагораживающем человеческую душу.