Николай Константинович Михайловский (1842 —1904)

Н. К. Михайловский происходил из небогатого дворянского рода. Получил высшее естественно-научное образование в горном институте (впрочем остался без диплома, так как был исключен с последнего курса за участие в студенческих волнениях). С 1864 г. начинает литературную карьеру как критик и публицист вначале в "Книжном Вестнике", позднее в "Отечественных записках" и после закрытия последнего в популярном журнале "Русское богатство"; с 1891 г. — редактор этого журнала. Его публицистика была насыщена социологическим содержанием, имела форму непринужденной беседы с читателем.

Михайловский как и многие другие русские интеллигенты-"шестидесятники" находится под интеллектуальным обаянием Н. Чернышевского, до конца своей духовной деятельности он чтил его память, защищая от нападок консервативной критики, хотя и подвергал его наследие позитивистской ревизии. Он вступил в непосредственные отношения с революционными организациями (возможна его связь и с Каракозовым), которые продолжались до самой его смерти, но которые ему всегда удавалось искусно скрывать и от властей, и вообще от всех непосвященных.

Авторитет Михайловского среди молодой интеллигенции 70—80-х годов был огромным, о нём с теплотой отзывались — Л. Толстой, М. Горький, А. Чехов, В. Короленко, Д. Овсянико-Куликовский, и другие, многие из которых сами были "властителями дум". Его труды еще при жизни неоднократно переиздавались в собраниях сочинений (единственного из русских дореволюционных социологов), составив десять томов в последнем варианте.

За очень интенсивное соракалетнее творчество Михайловский написал большое количество крупных исследований, статей, отзывов и т.д. Огромную известность Михайловскому принесла статья "Что такое прогресс?" (1869). В 70-е годы выходит ряд работ, имеющих социологическое содержание: "Орган, неделимое, общество"(1870), "Теория Дарвина и общественная наука (1870, 1871), "Философия истории Луи Блана" (1871), "Что такое счастье?" (1872); "Борьба за индивидуальность" (1875,1876), "Вольница и подвижники"(1877). В них Михайловский, опираясь на субъективный метод, разработал основные моменты своей социологии. В 80-90-е годы Михайловский пишет ряд работ: "Герои и толпа" (1882) и "Научные письма" (1884). По содержанию к ним примыкают статьи: "Патологическая магия" (1887), "Еще о героях" (1891), "Еще о толпе" (1093).

По своим теоретическим воззрениям Михайловский явился наиболее ярким представителем "субъективного метода." в социальном познании. Он дал развернутое обоснование субъективному методу, сделав его основным принципом своей концепции, охватывающей все стороны общественной жизни. Социология рассматривалась им не как наука об обществе, а как наука об общественных отношениях людей, что конкретным образом отличало его от западных позитивистов. "Предмет общественной науки — людские отношения", - писал Михайловский в статье "Что такое прогресс?".

Во главу угла своей концепции Михайловский ставил человека с его способностью страдать и наслаждаться. В стремлении к наслаждению (другой стороной которого было стремление избежать страдания), как неотъемлемом свойстве всех биологических видов, усматривал Михайловский источник целеустремленной деятельности человека — деятельности, которая и отличала человека от всего остального животного мира. По его мысли, способность человека ставить себе те или иные цели является такой же объективной реальностью, как и его способность страдать и наслаждаться. Однако поскольку цели людей субъективны, постольку одним объективным методом, по его мысли, дело обойтись не могло. И так же как неправомерен субъективный метод в изучении природы, так неправомерен один только объективный метод в изучении общественных отношений. Природа вообще не имеет цели, а в обществе же единой цели не существует, а есть столкновение различных целей. Исходя из того, что объект социологии — человек —"тождествен с субъектом" (т. к. изучает сам себя), Михайловский заключал, что "вследствие этой тождественности мыслящий субъект только в том случае может дойти до истины, когда вполне сольется с мыслимым объектом, т.е. войдет в его интересы, переживет его жизнь, перемыслит его мысль, перечувствует его чувство, перестрадает его страдание, переплачет его слезами".

В одной из более поздних статей из серии "Записки профана" Михайловский прямо определяет субъективный метод как опирающийся на идею сопереживания. "Субъективным методом, -писал он, - называется такой способ удовлетворения познавательной потребности, когда наблюдатель ставит себя мысленно в положение наблюдаемого. Этим самым определяется сфера действия субъективного метода, размер законно подлежащего ему района исследования. Это значит, что при объяснении действий людей мы должны представить себе их мысли и чувства в форме собственных мыслей и чувств, и, следовательно, в этой области субъективный метод законен и неизбежен".

Способность к сопереживанию, или сочувственный опыт, присущ всему человечеству, однако в разной степени. Здесь есть ступени, считал Михайловский: один человек может пережить жизнь каждого человека, другой - только жизнь представителя своей общественной единицы, т.е. жизнь своих соотечественников, своих собратьев по профессии, по образу жизни и проч. Поэтому следовало, что чем выше ступень, т.е. шире способность к сопереживанию, охватывающая не только национально или социально равных, но и тех, кто отделен стеною общественных дифференцирований, тем выше сама способность к сопереживанию или, иначе говоря, нравственный уровень. Он делал вывод, что социологией могут заниматься и получать достоверные результаты только люди с высоким нравственным уровнем.

В выработке идеалов и целей решающую роль, по мнению Михайловского, играл нравственный уровень людей. Характером цели или общественного идеала определялись, по Михайловскому, отношение к действительности и оценка исторических явлений. Он называл это предвзятым мнением, подразумевая под этим термином определенную точку зрения, обусловленную, во-первых, запасом предыдущего бессознательного или сознательного опыт" и, во-вторых, высотой нравственного уровня исследователя. В итоге Михайловский характеризовал общественного человека как существо "с известными чувствами, известными стремлениями и известным , наконец, предвзятым мнением".

На этих элементах и строился субъективный метод Михайловского: создании идеала на основе сочувственного опыта и оценки всех общественных явлений с точки зрения этого идеала. Преимущества этого метода он усматривал в том, что он "обнимает все области человеческой", деятельности, все стороны жизни - и выведен "не из глубины собственного духа", а "прочно коренится в объективной науке, потому что вытекает из точных исследований законов органического развития". Михайловский на множестве примеров доказывал, что за внешней бесстрастностью и кажущимся безразличием всегда скрываются те или иные социальные интересы, а потому приходил к выводу, что без субъективного подхода, с точки зрения этих интересов, никакое исследование в общественной науке невозможно. Вместе с тем он не выбрасывает вообще объективный метод из общественных наук, а лишь придает решающее, первичное значение субъективному методу. По Михайловскому, субъективный метод нисколько не обязывает отворачиваться от общеобязательных форм мышления, потому что по характеру своему он противоположен только объективному методу, а не индукции и дедукции, не опыту и наблюдению.

Не требуя отказа от "данных объективной науки", субъективный метод вместе с тем учитывает особенности всякого исследования, протекающего в определенной сфере человеческих отношений, которая опосредует восприятие внешних явлений исследователем. Потому-то он и необходим, что социология имеет дело с целесообразными явлениями и процессами и чтобы понять их, должна принимать во внимание цели, подчиняясь которым, люди делают свою историю. Цель же представляет собой категорию субъективного порядка. А это означает, что наше познание, обращенное к событиям общественной жизни, сопровождается моральной оценкой, окрашивает результат исследования в цвет желательного или нежелательного. Ведь социолог, исследующий факты и их связи, является сторонником известного идеала и, следовательно, ставит перед собой цели по достижению идеала, или иначе - отыскивает в своем исследовании исторические условия существования желательного и устраняя нежелательное.

Таким образом, необходимость субъективного метода вытекает, по мнению Михайловского, во-первых, из целесообразного характера самой истории, во-вторых, из сопутствующей наблюдению моральной оценки.

Михайловский не ограничивался только теоретико-методологическими аспектами обоснования субъективного метода, но и напрямую связывал его с проблемами познания истории, где особое внимание уделяет исследованию народных масс, ее настроений, а также пытается определить и соотнести роль народных масс и личности в истории.

По Михайловскому, в большинстве социально-теоретических исследований сохраняется один существенный недостаток, а именно: за бортом исторической науки остается "масса народа, громадное большинство серого, страдающего, обремененного люда". До сих пор еще не найдены "нити причин и следствий", связывающие жизнь народа с общим ходом истории. А между тем всякий раз, вырываясь на арену истории, народ коренным образом менял ее направление.

К раскрытию понятия "народ" и к определению роли народа в истории Михайловский идет через личность, полагая, что поскольку народные массы составляют совокупность личностей, постольку при изучении народа должно исходить из тех же самых категорий, что и при изучении личности, т.е. учитывая физиологические, психологические и социальные потребности человеческого организма. Его взгляды были изложены в работе "Вольница и подвижники", а также в цикле статей год общим заголовком "О героях и толпе".

Непосредственным стимулом для обращения к проблеме героя и толпы послужило то, что во времена "хождения в народ" революционеры фактически оказались не в состоянии установить контакты с крестьянской массой. Народ остался глух к их героическим выступлениям. В лучшем случае их изгоняли из деревне, в худшем — сдавали ближайшему политицейскому приставу. Именно неудачи, постигшие народников, пробудили интерес к изучению психологии масс, анализу путей и средств воздействия личностей на народ.

В статье "Герои и толпа" Михайловский впервые в социологии поднял проблему подражания (за восемь лет до появления книги Тарда "Законы подражания" (1890)). Он различал понятия "герой" и "великая личность". Герой понимался им в широком смысле как зачинатель, который мог увлекать своим примером массу на хорошее и дурное, разумное и бессмысленное дело, т.е. герой в этом плане может быть и негодяем, и человеком, несущим народу высокие благородные идеалы. Здесь важна лишь его способность сделать первый шаг, который от него ждет "толпа", возможность повести за собой других. В отличие от "героев" великие люди, как их понимал Михайловский, должны рассматриваться в связи с ценностями, которые они внесли в мировую сокровищницу человечества. Они выступают в переломный момент истории, наиболее полно выражая только лишь наметившиеся потребности преобразования.

Толпу Михайловский рассматривал как особую общность, основанную на сходстве психической реакции к поведения. На множестве примеров он показывает, что люди в толпе объединены психическо-эмоциональной связью, причем их поступки не ограничены нравственными и правовыми нормами. Толпа в значительной степени поглощает индивидуальные черты и особенности человека. Отсюда, по его мнению, проистекает тяга человека к подражанию.

Механизм воздействия "героя" на "толпу" заключается в подражании, массовом внушении (гипнозе) или даже психозе. Как отмечает Михайловский, круг интересов "толпы" крайне узок, ее духовное развитие скудно. По тому в такой убогой атмосфере какое-либо сильное впечатление, эмоциональный толчок, яркий пример вполне достаточны, чтобы поднять массу на любое дело, как высокое, так и самое низкое. Без воодушевляющего примера она мертва. Эти выводы он иллюстрирует богатым историческим материалом.

Михайловский не мог не признать совершенно ненормальным такое воздействие "героя" на "толпу", но это, как считал он, обусловлено характером развития общества, которое в результате разделения труда ведет к подавлению отдельных личностей. Народ, подчеркивал он, - до тех пор будет являться "толпой", готовой легко впасть в гипнотическое состояние или в безрассудное подражание, пока каждый его элемент не превратится в развитую индивидуальность.

Михайловского интересовали прежде всего способы влияния "героя" на толпу. Народ, по его мнению, пассивен, и, чтобы его поднять на действия, необходима не только "автоматическая покорность" и узость интересов, но нужен человек, способный воздействовать на психологию "толпы", "загипнотизировать" ее, увлечь за собой, т.е. массе нужен толчок, способный овладеть ее волей и вызвать подражание. Согласно Михайловскому, социальное движение масс принимает или форму "вольницы" - стихийного народного возмущения, выливающегося в бунт, или форму "подвижничества" - пассивного протеста, ухода от жизненного гнета.

Подход Михайловского к социальным явлениям подвергался сильной критике со стороны прежде всего русских марксистов, в том числе одного из самых образованных - Г.В.Плеханова. Отмечалась прежде всего, неисторичность представлений о "герое" и народе, указывалось на то, что Михайловский не проводит качественного различия, воздействует ли на толпу кликуша, царь или народный герой. Субъективная философия (имея в виду Михайловского), писал Плеханов, вредна, потому что она, противопоставив "героя" "толпе", мешает революционной интеллигенции содействовать развитию самосознания народа, поскольку смотрит на народ как на "совокупность нулей, значение которых зависит лишь от идеалов становящегося во главе ее героя". Эта критика, по ряду параметров не лишенная оснований, все-таки имела больше политическую подоплеку, нежели научно-теоретическую.

Михайловский больше оставался публицистом, чем профессиональным социологом, и, к сожалению, он не дал систематического изложения своих социологических взглядов. Как социолог, он примыкал к Конту, принимая его классификацию наук, и разделял (с известными поправками) его учение о трех ступенях интеллектуального развития человечества. Он признавал известную компетентность биологических законов в социологии, но в то же время резко выступал против отождествления общества и организма. Но главное, что он убежденный защитник субъективно-психологического подхода в социологии. Прогресс общества заключается для него в развитии всех сил и способностей человека.

У Михайловского была отличительная от западноевропейской социологии (Г. Спенсер, Э. Дюркгейм) и формула общественного прогресса. Он ее видел не в интеграции общества, сопровождаемой дифференциацией его членов, а в постепенном увеличении целостности индивидуумов.

В качестве критерия общественного прогрессе Михайловский выдвигает личность, которая обладает самоцельностью и не может служить орудием для достижения каких-либо посторонних целей, не имеющих прямого отношения к удовлетворению ей потребностей. Личность, по мнению русского мыслителя, никогда не должна быть принесена в жертву, она свята и неприкосновенна, и все усилия должны быть направлены на то, чтобы самым тщательным образом следить за ее судьбами и становиться на ту сторону, где она может восторжествовать. Михайловский дает следующее определение прогресса: "Прогресс есть постепенное приближение к целостности неделимых, к возможно полному и всестороннему разделению труда между органами и возможно меньшему разделению труда между людьми". Как считал Михайловский, безнравственно, несправедливо, вредно, неразумно все, что задерживает это движение. Нравственна, справедливо, разумно и полезно то, что уменьшает разнородность общества, усиливая тем самым разнородность его отдельных членов.

Личность является для Михайловского высшей ценностью, но только в полноте и целостности жизни. В личности раскрывается ее подлинная и незаменимая сила, лишь когда она владеет всем. Отсюда Михайловский делает вывод, что личность абсолютна, все для нее, а не для себя, все ценно лишь в отношении личности, которая становится истинной "мерой вещей".

Отталкиваясь от личности, Михайловский не только рассматривал прогресс, но и его цели, т.е. те возможные, идеальные формы общественного построения, в которых может быть снято противоречие между физиологическим и общественным разделением труда, между личностью и обществом. Исходя из того, что общество в форме сложной кооперации становится злейшим врагом личности, для общества будущего Михайловский рисовал два вероятных исхода: либо общественное разделение труда со временем разделит человеческий род на два новых социально-биологических рода, либо совершиться "великая революция", которая заменит "порядок разделения труда" порядком простого сотрудничестве и утвердит "разнородную личность на почве однородного общественного строя". Прослеживая тенденцию развития общества и научной мысли, Михайловский высказывает уверенность, что победит вторая возможность' (т.е. "великая революция"). И хотя идеал пока еще "позади нас" (имеется ввиду "первобытный коммунизм"), в пользу его возрождения свидетельствует та гражданская борьба за социализм, которой охвачены страны Европы. Толкуя социализм в духе своей концепции, Михайловский именно в нем видел "достойный человеческий финал".

Михайловский шел к социализму через критику капитализма. Он считал, что в будущем тип простой кооперации будет господствующей формой хозяйствования; этот тип кооперации предоставит личности наибольшие возможности для развития. Учение Михайловского о прогрессе на базе простого сотрудничества органично связано с особенностями русского общинного землевладения. Идее о необходимости и возможности для России извлечь урок из опыта Западной Европы и уберечься от "язвы пролетарианства" в истории русской общественной мысли уделялось огромное внимание. Критика Михайловским капитализма в качестве исходного пункта имела защиту интересов человека, которому "не дают" возможности развить себя как личность. Он был убежден, что при капитализме "личная свобода, личный интерес, личное счастье кладутся в виде жертвоприношения на алтарь правильно или неправильно понятой системы наибольшего производства".

Михайловский не соглашался с теми, кто так или иначе признавал неизбежность наступления капитализма в России. Он указывал на то, что Россия начинает развитие после Европы, когда общественные науки обладают и некоторыми истинами и некоторым авторитетом. Россия может сознательно воспользоваться опытом европейской цивилизации и встать на другой, значительно более трудный, но и гораздо более гуманный путь. Он состоит в развитии тех отношений труда и собственности, которые существуют в России в форме общинного владения. Михайловский защищал общину с помощью аргументов об ее "нравственном превосходстве" над бессердечно жесткой капиталистической фабрикой. Михайловский убежден, что община, уступая фабрике по степени развития, превосходит ее по типу развития. Община является почти готовой народно-социалистической институцией, ячейкой будущего народного производства, которое уже существует в России.

Николай Константинович Михайловский считается одной из крупнейших фигур в истории общественной мысли России второй половины XIX в. Он выступал в защиту свободы личности и человеческого достоинства, против различных форм неравенства, отстаивая интересы людей труда. Большой популярностью среди демократической интеллигенции пользовались его яркие выступления по вопросам нравственности, идеалов общественного развития, важности осознания личной ответственности и гражданского долга за судьбы родины, долга перед народом.

В целом научная позиция Михайловского была основана на компромиссе между объективным и субъективным подходами. В отличие от Лаврова он не сводил воедино истины науки и нравственную оценку, не считал, что идеалы могут быть обоснованы научным методом. По его мнению, если в естественных науках, прибегающих к объективным методам изучения стихийных материальных явлений, при строгом соблюдении приемов сбора, описания, классификации и обобщения материала возможно получить общепризнанный истинный результат (он его называет "правда—истина"), то в обществоведении в силу специфики изучаемых явлений (наличия в самих объектах сознательного и бессознательного элементов, объединяемого людьми в цели их поведения) требуются другие приемы и методы, и результат получается более сложным ("правда-справедливость"). Т.е. социолог руководствуется в первую очередь потребностью "не истинного, а полезного и справедливого." В статье "Что такое прогресс?" Михайловский пришёл к заключению, что в конечном счёте социология "принуждена иметь дело с категориями нравственного и безнравственного, которые стоят совершенно независимо от категорий истинного и ложного." неслучайно он внес вклад в развитие обществоведение и как субъективный, и как объективно ориентированный социолог.

Будучи в состоянии сознательной оппозиции натуралистическому редукционизму, столь модному в 70—80-е годы прошлого столетия, и выступая против неокантианской пропасти между стилями обобщения в естествознании и гуманитарных науках, Михайловский пытался занять более гибкую позицию. Он считал, что предмет и методы всех отраслей научного знания отличны между собой, хотя имеют и частичные совпадения онтологического, гносеологического и методологического характера. Но самые ценные мысли в его изложении невольно дискредитировались его антидиалектичностью. Позитивист Михайловский считал, что наука, в отличие от философии, не имеет дело с сущностями ни онтологически, ни гносеологически. А поэтому он был враждебен и такой методологической сущности как диалектика. В его сочинениях нет ни одного диалектического пассажа, даже в духе идеалистической диалектики, столь популярной в его время. Остановимся теперь на том, как именно он формулировал цели и задача социологии.

Эти страницы его сочинений имеют дело со знаменитым "субъективным методом", несколько раньше предложенным Лавровым. Михайловский им воспользовался, оснастил рядом пояснений, дополнений и аргументов [8]. (Суть их такова: в естественных науках, прибегающих к объективным методам изучения стихийных материальных явлений, при строгом соблюдении приемов сбора, описания, классификации и обобщения материала возможно получить общепризнанный истинный результат (он его называет "правда—истина"); обществоведении в силу специфики изучаемых явлений (наличия в самих объектах сознательного и бессознательного элементов, объединяемого людьми в цели их поведения) требуются другие приемы и методы, и результат получается более сложным ("правда-справедливость").

Эти приемы и дают нам субъективныи метод, который при сознательном и систематическом применении не просто вскрывает причины и необходимость исследуемого процесса, но и оценивает с точки зрения "желательности", "идеала". Михайловский так пояснял эту мысль: "Коренная и ничем неизгладимая разница между отношениями человека к человеку и к остальной природе состоит прежде всего в том, что в первом случае мы имеем дело не просто с явлениями, а с явлениями, тяготеющими к известной цели, тогда как во втором цель эта не существует. Различие это до того важно и существенно, что само по себе намекает на необходимость применения различных методов к двум великим областям человеческого ведения". И далее — "мы не можем общественные явления оценивать иначе, как субъективно", т. е. через идеал справедливости. Таким образом, не отрицая применимость объективных методов в социологии (скажем статистики), он считал, что "высший контроль должен принадлежать тут субъективному методу" [9].

Итак, перед нами своеобразная гальванизация теории "двойтвенности истин", сам Михайловский, его соратники и критики называли ее теорией "двуединой правды". Отсюда методологическое требование слияния и опоры социологии на публицисти-:у. Михайловский постоянно сознательно применял в своей публицистике общие "социологические теоремы" (его выражение) [ри оценке и анализе разнообразных фактов текущей жизни. В [астности таковыми являются серии очерков — "Письма о правде и неправде", "Записки профана", "Литература и жизнь".

Следует отметить, что прилагательное "субъективный" (давнее позднее название всей школе) в приложении к методу, да и приложении к школе, было крайне неудачным, вызывало возражения. В печати шли долгие споры и по содержательной ча-ти "субъективного метода", спорили и сами субъективисты, точная часть положений, отказываясь от некоторых крайнос-ей. Спорили с ними и представители других направлений — [марксисты, неокантианцы, неопозитивисты и др.]. Не входя детали этой многолетней полемики, обратим внимание лишь а несколько моментов в связи с социологией Михайловского и его ролью в эволюции социологической мысли в России в целом.

В "субъективном методе" Лаврова и Михайловского было кое-что действительно от метода, но, разумеется, его нельзя ыло толковать столь расширительно, психологизируя все общественное бытие, как делали это родоначальники русской со-иологии. Речь идет о методе "понимания" чувств, идей, ценностей, как важнейшей составной части социального мира, о роли сочувственного опыта", как его называл сам Михайловский, без интроспекции, сопереживания, субъективного подключения нему, этот мир становится в известной мере "невидимым". Но колько-нибудь подробно и, главное, доказательно эти соображения Михайловский развивал не в социологии (Н. Бердяев ронически это отметил в словах: Михайловский скверно чувствет себя "на большой дороге истории"), а в художественной ритике, в анализе произведений русских писателей XIX в. — Достоевского, Толстого, Лермонтова и др. Поэтому русские неокантианцы (Б. Кистяковский и другие) справедливо упрекали Михайловского за то, что он остановился как раз там, считая, чго все проблемы уже решены, где для неокантианцев проблема еще только начинается. Но дело все в том, что "понимание" — как оно стало трактоваться в социологии конца XIX в. и особенно в последующее время — составляет только срез более общего толкования социологического метода у Михайловского и имеет несколько другие основы.

Михайловский стоял на позиции социальной обусловленности познания и многократно подчеркивал это обстоятельство на примерах социальной заданности искусства своего времени. Но это абстрактно верное положение он доводил до агностицизма. Получалось, что люди, в познании социального мира — всегда остаются невольными рабами своей групповой принадлежности, оценивают мир только через эту принадлежность, с учетом ее интересов. А потому то, что безусловно обязательно, истинно для членов одной и той же группы, психологически неприемлемо для другой. Следовательно — истина всегда субъективна. Этот момент, обозначенный Н. Чернышевским на вариациях эстетических вкусов разных сословий, Михайловский положил в основу своего требования принципиального "субъективизма" общественных наук, — отмечал его ученик и последователь Е. Колосов (II. С. 61-62]. На первый взгляд может показаться, что Михайловский просто провозглашает плоский социологический релятивизм. Однако суть его подхода сложнее.

Если люди (исследователи их жизни) не критически отдаются во власть своей групповой стихии, то их познание и поведение подчиняются относительным установкам — "идолам" (такова, на eгo взгляд, природа многих религиозных систем, формул типа "искусство для искусства", "богатство для богатства", "наука для науки" и т. п.). Подобные подчинения — путь имитации объективности, благодаря чему социология переполнена псевдоистинами ("неправдой"), человек только сам себя обманывает этими мистифицированными, извращенными обобщениями, социальными миражами.

Но есть и другой путь — корреляции групповых установок общечеловеческим "идеалом", который характеризуется признанием (оценкой) желательности и нежелательности ряда явлений, путь изучения условий для осуществления желательного и устранения нежелательного, т. е. соотнесение с идеалом "общей справедливости", с которым должен согласиться каждый, в независимости от своей групповой принадлежности. Таким сверхгрупповым, "конечным" идеалом он считал "равномерное развитие всех сил и способностей человека", достигаемым, по его глубочайшему убеждению, только при особом однородном общественном устройстве "простой кооперации" человеческой деятельности (позднее мы рассмотрим это понятие подробнее].

Любая реальность, по Михайловскому, есть клубок необходимости и разного рода возможностей ее развития: в социальной же реальности есть счастливый шанс выбрать ту или иную возможность и этим ускорить, направить, трансформировать необходимость, но только с помощью идеала, так как каждая из возможностей, материализуемая в конкретной ситуации, определяется комплексной комбинацией обстоятельств, которую трудно познать полностью и объективно. Социология — наука, исследующая желательное в общественной жизни и то, насколько оно возможно, т. е. исследующая общественные отношения с позиции сознательно выбранного, "конечного" идеала .

Таким образом получалось, по Михайловскому, что истина в социологии методологически обеспечивается и проверяется "конечным идеалом", реализуемым в ходе исторической деятельности: выбор желательного (предмет исследования) тогда дает гарантию истинного, когда оно еще и справедливо, писал он, настаивая на этизации общественной науки. Теперь совершенно очевидно, что Михайловский в своеобразных терминах поставил важные проблемы: сочетания объективности и социальной детерминированности в социологии; сочетания стихийного и сознательного в историческом процессе; проблему "должного" при изучении этих процессов. Но абстрактность этой постановки, отрыв схем от живой реальности делали его "идеалы", если воспользоваться его терминологией — "идолами". Что же касается "должного", взятого абстрактно, то с этой позиции нет никакой существенной разницы между, скажем, религиозными идеалами ("идолами", по Михайловскому) и любыми другими нерелигиозными идеалами, как личными, так и групповыми, если в своем содержании все они постулируются нравственным сознанием как должное 114]. Но в чем тогда преимущество и реальность "конечного идеала" Михайловского? Может быть в словосочетании "развитие каждого" (т. е. развитие личности вне сословных, классовых, национальных и т. п. ограничений), но как же тогда быть его позитивистским утверждением о том, что гносеологическ; природа каждого человека — сама по себе относительна? далее — а не является ли его общечеловеческий, "конечный идеал, сам по себе групповым и, соответственно, — относительным, ограниченным, предвзятым, как и остальные групповые идеалы? И критика (В. Ленин, Г. Плеханов, С. Райский, Н. Бердяев и другие) показала, что его идеал носит не надгрупповой характер, а групповой, отражая мелкобуржуазные чаяния стремления отдельных групп в России, только скрывая свою сущность под обилием абстрактных терминов. Идеал Михаиловского отражал общественную жизнь через призму жизненных условий и интересов "мелкого производителя".

Важнейший принцип его социологии — "учение об индивидуальности", представляющий одну из разновидностей позитивистского эволюционизма, в которой теория Ч. Дарвина сочеталась и уточнялась с теориями К. Бэра и Э. Геккеля о разных степенях индивидуальности. На неизбежность этого уточнения Михайловском указал русский биолог Н. Ножин, которого Михайловский час1 называл "другом—учителем".

"Индивидуальностью" Михайловский обозначает любое онтологическое целое, "вступающее в отношения внешнему мир: как обособленная единица" на любых фазах эволюции матери) но особенно интересуется "живой" и общественной формам движения материи [16]. Он считал, что здесь особенно ярко проявляются две тенденции: первая — усложнение организмов систем их деятельности, рост различия, дифференциации взаимной "борьбы за существование", и вторая — увеличен» относительной самостоятельности индивидуальностей от других более комплексных, сложных организаций, эволюционной функциональной частью которых они являются, процессы "6opьбы за индивидуальность" и в итоге рост их однородности и солидарности. Дарвин и его последователи натуралисты-социологи имеют дело только с первой тенденцией. В общественно жизни вторая тенденция лишается многих затемняющих ее действие обстоятельств, столь свойственных другим сферам бытия. Здесь сказывается и близость исследователя к изучаемым общественным фактам (субъективный метод). Михайловский признавался, что только этой последней тенденцией — "борьбой за индивидуальность" — "охватываются и объясняются... все когда-либо интересовавшие меня социологические факты и вопросы".

Но сразу же отметим, что этот философский принцип, не совсем применимый и к биологии (из которой он его выводил), был еще в большей степени сомнителен в применении к социологии. В своей "социальной монадологии" он не столько изучает исторические факты, сколько дедуцирует на них априорные схемы, подгоняя данные под них. Критики неоднократно подчеркивали этот методологический просчет субъективистов. Однако, последуем вновь за Михайловским; каковы основные части его "монадологии"?

Главная форма, типом "общественной индивидуальности", по Михайловскому, — личность (в виде ее "неделимости", более мелких "социальных атомов" уже нет в обществе), а борьба за Нее является борьбой с групповым диктатом, калечащим разделением труда, групповыми стандартами в познании, предрассудками и т. п. Наряду с неделимой "человеческой индивидуальностью" в социуме есть и другие более сложные, делимые "общественные индивидуальности" (разные социальные группы: классы, семья, профессиональные группы, партии и институты: государство и церковь). Когда социологи, писал Михайловский, используют термины "классовое сознание", "классовый интерес", "классовая точка зрения" и "классовая борьба" — они смотрят на эту социальную группу именно как на "индивидуальность". Все эти виды "общественной индивидуальности" ведут между собою борьбу с попеременным успехом и постоянную борьбу с личностью, направленную на унификацию последней, превращение ее в винтик, орган более комплексных организаций. За долгую историю человечества сложилось два четких состояния этой борьбы ("простая и сложная кооперация") и масса переходных конкретных вариаций между ними.

Для Михайловского социологическая методология ("субъективный метод" — "борьба за индивидуальность") должна не только объяснить объективный ход исторического процесса (возникновение и смену разных форм кооперации), но и дать ("истина" — "справедливость") определенные правила поведения, нормы для субъективной корректировки этого объективного процесса — с помощью идеала. Но выяснение уже этого обстоятельства требует знакомства с его толкованием "статики".