Знание органа юридического лица

Как будет показано далее, подходы к вменению знаний на стороне представителя по доверенности и органа юридического лица в германской доктрине и практике существенно различаются. Знание первого оказывает, как правило, влияние на принципала лишь в той степени, в какой эти знания релевантны для заключаемой представителем сделки (об этом прямо говорит § 166 ГГУ). К знаниям же на стороне директора юридического лица в корне иной подход – последние считаются знанием самого юридического лица, при этом не имеет значения, участвует ли этот конкретный директор в заключении сделки от имени юридического лица и, вообще, имеет место сделка или нет.

Доктринальное объяснение такому подходу претерпевало эволюционное изменение. Так, первоначально оправдание полному замещению знания юридического лица знанием действующих от его имени без доверенности лиц доктрина, следуя учению Отто фон Гирке, находила в теории органа юридического лица, указывая на особое положение последних как членов органа, идентифицируемого с личностью самого юридического лица. Сегодня, однако, такой подход объясняется без обращения к теории органа и преобладающее мнение в немецкой литературе исходит из прямой применимости к знаниям на стороне органа юридического лица положений § 166 ГГУ, нормы, закрепляющей принцип замещения в представительстве^[17].

При этом тот факт, что в данном случае устанавливается более жесткая, чем в § 166 ГГУ фикция полного замещения знания юридического лица знанием его представителей, объясняется вовсе не идеей об особом положении последних как членов органа, а проистекает из необходимости повышенной защиты интересов оборота и налагаемой в этой связи на юридических лиц обязанности по надлежащей организации собственного внутрикорпоративного взаимодействия. Несоблюдение указанной обязанности в свою очередь должно влечь негативные последствия для самого юридического лица, т.е. падать непосредственно в сферу его рисков, а не рисков иных участников оборота^[19].

Впервые о наличии на стороне юридических лиц данной обязанности было указано в деле Верховного суда Германии (BGH, Urteil vom 2.2.1996, JZ1996,733), в котором суд прямо указал, что «тотальное вменение знания и воли директора представляемому им юридическому лицу берет свои истоки не в теории органа и в особом положении такого директора как органа, а основывается на соображениях защиты оборота и следующей отсюда обязанности юридических лиц как участников оборота по надлежащей организации собственной внутрикорпоративной коммуникации».

Таким образом, весьма искусственное обоснование столь высокой степени вменения знаний директора юридическому лицу через обращение к теории органа было заменено в практике более «жизненным» обоснованием, делающим акцент на специфику деятельности юридического лица, которое само должно нести риски плохой внутренней самоорганизации.

При этом и в простом, и в органическом представительстве правильно говорить о вменении в пользу принципала известной указанным лицам информации в силу лежащего в основе института представительства принципа замещения. Другое дело, что в отношении юридических лиц действует более строгий стандарт вменения, что следует из общей презумпции надлежащего внутрикорпоративного взаимодействия внутри любого действующего в современном обороте общества, разумно ожидаемого со стороны взаимодействующих с ним третьих лиц.

Надо сказать, что аналогичная различность подходов к знаниям директора и обычного представителя встречается и в российской практике. Например, российские суды оценивают знание о начале течения срока исковой давности для защиты принадлежащему юридическому лицу права по личности его директора, приравнивая знания (в том, числе обязанность знания) директора к знанию самого юридического лица, и, напротив, в таком отождествлении знаний суды нередко отказывают, когда речь идет о простом представителе по доверенности. При этом обоснование такому подходу суды сегодня находят (так же, как ранее немецкие суды) в теории органа, прямо ссылаясь на п. 1 ст. 53 ГК РФ, закрепляющий статус органа юридического лица. (Юридическое лицо приобретает гражданские права и принимает на себя гражданские обязанности через свои органы, действующие в соответствии с законом, иными правовыми актами и учредительным документом.)

Так, в одном из дел суд указал, что из анализа п. 1 ст. 53 ГК РФ следует, что только действия органов общества тождественны действиям самого общества. В то же время исполнительный директор М., действующий на основании доверенности, не являлся органом общества. В соответствии с существующим гражданским законодательством действия доверенного лица не отождествляются с моментом приобретения гражданских прав и принятием гражданских обязанностей самим обществом, от имени которого указанная доверенность выдана. Следовательно, о нарушении своих прав и законных интересов общество не могло узнать посредством осуществления платежей по оспариваемой сделке, так как платежные документы подписаны не единоличным исполнительным органом общества, а доверенным лицом^[20]. При этом возможность вменения знаний на основании общих норм о представительстве судом не исследовалась^[21].

По сути, суд в данном деле обратился к классической аргументации органической теории, идентифицирующей личность директора как органа с личностью юридического лица, но не к более тонкой и учитывающей реальные потребности оборота аргументации, озвученной в деле Верховного суда Германии (BGH, JZ 1996,733). На наш взгляд, подход, предложенный современной немецкой практикой, основанный на представительской теории, более предпочтителен. К тому же в любом случае вне зависимости от того, какая теория – органа или представителя – возьмется за проработку данного вопроса, последнее будет весьма полезно для практики. Однако, к сожалению, указанный вопрос сторонниками обоих лагерей практически не изучается.