акмеизм

Ведущий: Интересно, а что это тут такое? Похоже на мастерскую. Наверно это ремесленники.

С. Гумилев: Мы не ремесленники, мы – поэты!

Городецкий: А это не мастерская, это «Цех поэтов».

Ведущий: А почему именно «Цех», это слово как то не очень ассоциируется с поэзией.

Гумилев: Тут собрались представители нового литературного течения – акмеизма и мы относимся к поэзии как к профессии, ремеслу, требующему упорного труда.

Городецкий: Мы хотим сделать поэзию ремеслом, а поэта -- не жрецом, а мастером.

Ведущий: А кто же является основателем это литературного течения и «Цеха поэтов»?

Ахматова: Николай Гумилёв и Сергей Городецкий. А я – Анна Ахматова – являюсь секретарем нашего «Цеха».

Ведущий: «Акмеизм» какое-то странное слово, никогда раньше такого не слышала…

Городецкий: Акмеи́зм происходит от греч. Άκμη (акме) — «высшая степень, вершина, цветение, цветущая пора»

Гумилев: В основе акмеизма лежит предпочтение к описанию реальной, земной жизни. Мы хотим освободить поэзию от символистских призывов к идеальному и возвратить ей ясность. Нашей поэзии присуща предметность и четкость образов, отточеность деталей.

Городецкий; Мы противопоставляем свою поэзию символизму и считаем что слово должно приобрести свой первоначальный смысл!!

Ведущий: Очень интересно. И какие же масштабы приняло ваше течение?

Ахматова: Несмотря на то что литературное направление акмеизм просуществовало недолго — около двух лет, мы сумели оставить заметный след в литературе. Мы успели издать несколько альманахов, а также десять номеров своего журнала «Гиперборей».

Гумилев: Издателем и редактором «Гиперборея» был поэт и переводчик М. Л. Лозинский. По пятницам на его квартире происходили собрания редакции:

По пятницам в "Гиперборее" Расцвет литературных роз.  И всех садов земных пестрее По пятницам в "Гиперборее" Как под жезлом волшебной феи, Цветник прельстительный возрос. По пятницам в "Гиперборее"

Расцвет литературных роз.

В: А вы не могли бы представить что-нибудь из своего творчества?

Гумилев: Еще не раз Вы вспомните меня

И весь мой мир, волнующий и странный,

Нелепый мир из песен и огня,

Но меж других единый необманный.

Он мог стать Вашим тоже и не стал,

Его Вам было мало или много,

Должно быть, плохо я стихи писал

И Вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз Вы склонитесь без сил

И скажете: «Я вспоминать не смею.

Ведь мир иной меня обворожил

Простой и грубой прелестью своею».

( «Еще не раз Вы вспомните меня…»)

Городецкий: Мое лицо — тайник рождений.

Оно металось в колесе,

В горящем вихре отпадений,

В огнепылающей красе.

Оно осталось зорким оком

Над застывающей землей,

И дышит в пламени высоком

В лицо вселенной молодой.

И от него на мертвом теле

В коре чуть тлеющей земли

Плоды багряные зардели

И злаки тучные взошли;

Зашевелились звери, гады,

И человек завыл в лесу,

Бросая алчущие взгляды

На первозданную красу.

Ахматова: Нам свежесть слов и чувства простоту

Терять не то ль, что живописцу — зренье

Или актеру — голос и движенье,

А женщине прекрасной — красоту?

Но не пытайся для себя хранить

Тебе дарованное небесами:

Осуждены — и это знаем сами —

Мы расточать, а не копить.

Иди один и исцеляй слепых,

Чтобы узнать в тяжелый час сомненья

Учеников злорадное глумленье

И равнодушие толпы.