говорят, собственноручно удавил ее или обезглавил либо в монастыре Дафни или в донжоне Мегары (1456). Он стал герцогом Афинским под османской опекой, но, что можно было предвидеть, скоро поссорился со своими грозными покровителями. Те осадили его в Акрополе. В конце концов, он сдал крепость султану, который снизошел до того, что взамен Афин оставил ему Фивы (1458). Но этот остаток фавора продолжался недолго. В 1460 г. паша Фессалии попросту приказал удавить недостойного наследника блестящей флорентийской династии. Серия жестоких трагедий в великолепных декорациях, достойная вдохновить Шекспира.

6. Итальянская колониальная империя в греческих морях

Венеция и Эвбея

Мы уже упоминали о том преобладающем положении, которое венецианцы получили в греческих морях после Четвертого крестового похода. Возвращение Константинополя Михаилом Палеологом в 1261 г. лишило их выгод этого положения в проливах, но они на долгое время сохранили преимущества на Эвбее, островах Архипелага и Ионических островах. Однако установление венецианского владычества в этих различных районах было делом длительным и сопряженным с многими трудностями, потребовавшим всей твердости политики Республики Святого Марка. Так, например, хотя договор 1204 г. о разделе Византии отводил венецианцам остров Эвбею — Негропонт, как его называли, — они с неудовольствием узнали, что их там опередили. В 1205 г. король Фессалоникский Бонифаций Монферратский отправил на завоевание острова фламандского крестоносца Жака д’Авена. Если бы тот закрепился там, то, без сомнений, остров стал бы очередной независимой сеньорией, того же ряда, что Афины или Морея. Но Жак там не обосновался, а вскоре вернулся во Фландрию, и Бонифаций, похоже всюду отдававший предпочтение своим землякам-итальянцам, отдал Эвбею веронскому сеньору Равано далле Карчери и двум родственникам последнего, Гиберто да Верона и Пегораро деи Пегорари. С этого момента Эвбея осталась разделенной на три фьефа: Ореос на севере, Халки, или «город Негропонт», в центре, Каристос на

юге, владельцы которых принадлежали к дому Карчери или другим родственным веронским домам и носили титул терциариев или терсье. При этом первом разделе Равано далле Карчери получил Каристос, Гиберто да Верона — Халки (Негропонт), а третий терциарий, Пегораро деи Пегорари, — Ореос. Скажем сразу, что Равано в конце концов соединил под своей рукой все «три трети». После его смерти (1216) Ореос и Каристос перейдут двум членам семьи Карчери, а Халки-Негропонт вернется сыновьям Гиберто да Верона. В зависимости от терциариев Каристоса находился остров Эгина.

Оставались права Венеции, которая могла их предъявить, и не в ее привычках было отказываться от того, что ей принадлежало. Веронские сеньоры, которым случай отдал Эвбею, слишком хорошо знали Республику Святого Марка, чтобы желать иметь ее своим врагом. Равано далле Карчери, бывший терциарием Каристоса с 1205 по 1216 г., уже в 1209 г. пошел навстречу притязаниям венецианцев, признав вдруг их сюзеренитет. С тех пор этот сюзеренитет осуществлялся венецианским байло (бальи), проживавшим в городе Негропонт и имевшим в качестве помощников двух судей и трех conciliatori (советников). Та же зависимость проявилась и в духовной сфере: церковь Святого Марка Халкийского подчинялась Сан-Джорджо в Венеции. Но в то же время, по крайней мере с 1236 г., эвбейские терциарии входили во французскую феодальную иерархию, признавая себя также вассалами княжества Морейского: все трое фигурируют в «Ассизах Романи» среди двенадцати пэров по праву завоевания. Тем самым они были прикрыты с двух сторон: венецианский протекторат защищал их с моря, а сюзеренитет Виллардуэнов — со стороны континентальной Греции. Похоже, что многие терциарии очень серьезно относились к этому вассалитету от княжества Морейского, вассалитету, который включал их во франко-морейскую дворянскую иерархию, столь престижную в то время. Поэтому мы увидим на почетных местах на Коринфском «парламенте» 1304 г., при дворе морейского князя Филиппа Савойского терциария Каристоса, Бонифачо да Верона.

Но одновременно с преимуществами данное положение представляло и неудобства: двойной сюзеренитет в 1256–1258 гг. едва не расколол ломбардскую Эвбею. Вспомним факты. Князь Морейский, могущественный и тщеславный Гийом де Виллардуэн, женился на

Каринтане далле Карчери, дочери одного из терциариев, Риццардо далле Карчери, сеньора Ореоса. Как мы уже видели, он потребовал от двух остальных терциариев, Гульельмо (он же Гвидо) далле Карчери (или да Верона) и Нарзотто далле Карчери — терциариев, соответственно, Каристоса и Халки — отдать ему наследство его жены и, после их отказа, вторгся на Эвбею. Он вызвал к себе в замок Купа, Гульельмо и Нарзотто и удержал там в качестве пленников. И что было гораздо важнее, изгнал венецианского бальи Паоло Градениго[329]. Мы также видели, что последнее слово, как и следовало ожидать, осталось за венецианцами: проведитор Марко Градениго, сменивший Марко Градениго на посту венецианского бальи на Эвбее (1256–1258), в конце концов вернул остров под протекторат Республики. Благодаря помощи сеньора Афинского Ги де ла Роша он после тринадцатимесячной осады отбил Халки у людей князя Гийома. Андреа Бароцци, сменивший его на посту командующего венецианскими войсками (1258–1259), отразил новое наступление морейцев на Халки. Однако конфликт был улажен, лишь когда победа греков над Гийомом де Виллардуэном при Монастире в 1261 г. и возвращение в том же году Константинополя Михаилом Палеологом показали и князю Морейскому, и Венецианской республике, что греческий реванш одинаково угрожает им обоим. Так что Республика Святого Марка по договору от 15 мая 1262 г. без колебаний заставила терциариев, сохраняя тесную экономическую и политическую связь с нею, признать над собой полный феодальный сюзеренитет Гийома де Виллардуэна. Венеция и князь Морейский действительно заключили союз против восстановленной Византийской империи, для которой Эвбея как раз являлась одной из первоочередных целей.

Опасность была реальной. Уже в 1275 г. терциарии и их венецианские друзья под командованием Филиппо Санудо возле Деметриады в Альмирском заливе потерпели от византийцев поражение в морском бою, в котором нашел смерть терциарий Гульельмо II далле Карчери. Византийская угроза Эвбее стала явственнее в 1276–1279 гг. Император Михаил Палеолог нашел против латинян неожиданного союзника: Ликарио. Этот любопытный персонаж, которого Никифор Грегора называет Икариосом, а латинские источники уверяют, что он происходил из рода Дзаккариа, был итальянским авантюристом венецианского происхождения,

родившимся на Эвбее. Ему удалось влюбить в себя вдову терциария Нарзотто далле Карчери, даму Фелису, что насмерть поссорило его с ее братом, кичливым терциарием Гиберто II да Верона. Обиженный, оскорбленный в своих самых пылких чувствах, авантюрист перешел на сторону византийцев, которые, признав его таланты, поспешили их использовать и назначили его адмиралом своего флота.

Получив в свои руки оружие мести, Ликарио высадился на Эвбее во главе императорских сил, захватил Каристос (Кастель-Россо) у местного терциария Отона де Сикона[330], а также овладел крепостями Куппа, Лармена и Клисура, оборонительные сооружения которых он еще более усилил. Растерявшиеся терциарии призвали на помощь герцога Афинского Жана де ла Роша, но Ликарио при Варонде (Ватондасе) разбил силы коалиции терциариев и Жана (1279). Герцог и Гиберто да Верона попали в его руки. Он возвратился в Константинополь, чтобы торжественно передать двух своих пленников императору Михаилу Палеологу. При этом произошла трагическая сцена: Гиберто да Верона, видя у ступеней императорского трона Ликарио, осыпанного почестями своего личного врага, итальянского перебежчика, соблазнителя прекрасной Фелисы, почувствовал такую ярость, что рухнул, словно сраженный молнией[331]. Можно себе представить Ликарио, наслаждавшегося местью, и василевса, невозмутимо наблюдавшего за вендеттой между ненавистными латинянами.

В этот момент казалось, что вся Эвбея вернется под власть Византии, но византийская реконкиста была делом спонтанным и во многом случайным, тогда как венецианская политика никогда не отступалась от своих целей. Энергия венецианского бальи Никколо Морозини Россо позволила удержать город Негропонт (Халки). И поскольку византийцы не могли продолжать свои попытки, а своими успехами на море они были обязаны лишь Ликарио, который внезапно исчез со сцены, еще до конца века они снова потеряли остров. Их изгнание во многом было заслугой нового терциария, Бонифачо да Верона, личности, как представляется, энергичной и наделенной многими талантами, который получил Каристос, женившись (1294) на наследнице этого фьефа Аньес де Сикон. Бонифачо изгнал византийцев из Каристоса и, в конце концов, со всего острова. Но, разумеется, их поражение стало результатом терпеливой и последовательной политики

венецианцев, которые никогда не сдавали свои позиции и всегда поддерживали терциариев[332].

Интерес венецианцев к острову Эвбея отчасти объяснялся его стратегическим положением, позволяющим контролировать пути к Константинополю и господствовать одновременно над континентальной Грецией и Архипелагом, а отчасти его экономической важностью. В правление терциариев венецианцы имели не только освобождение от уплаты таможенных пошлин для себя, но и право собирать их с купцов других стран, что изрядно пополняло казну Республики. Все обстояло так, будто с коммерческой точки зрения Эвбея являлась частью венецианской территории. К тому же остров был очень плодороден, экспортировал пшеницу, вино, растительное масло, воск, мед, а также шелк — сырец и обработанный. Не будем забывать, что в Античности афиняне, владевшие им, превратили его в зерноводческий регион. Венецианская талассократия здесь со многих точек зрения оказалась на месте талассократии афинской.

Хоть и привязанная с коммерческой и морской точек зрения к Венецианской империи, Эвбея тем не менее оставалась подверженной последствиям переворотов, ареной которых стала континентальная Греция. Так, на ней сказались последствия битвы у озера Копаис, в которой, как мы знаем, герцог Афинский Готье де Бриенн был побежден и убит каталонской Большой компанией (1311). Связи между герцогством Афинским и терциариями оставались попрежнему очень тесными. Двое терциариев, прибывших, чтобы сражаться бок о бок с герцогом, пали вместе с ним, а третий, Бонифачо да Верона, сеньор Каристоса, сумел спастись в бойне и заключить мир с победителями. Каталонцы, обосновавшиеся в Беотии и Аттике, тем не менее оставались для Эвбеи опасными соседями. Они не упускали случая вмешаться в дела острова, и венецианской политике лишь с большим трудом удавалось срывать их акции. Но потом им помог счастливый брак. В 1317 г. правитель нового каталонского герцогства Афинского, принц Альфонсо-Фадрике Арагонско-Сицилийский, женился на наследнице терциария Бонифачо да Верона и тем самым стал сеньором Каристоса. Разумеется, внучка мелких веронских авантюристов была счастлива сочетаться браком с королевским бастардом. Один из их сыновей, Бонифачо-Фадрике, наследовал им во владении фьефом Каристос[333].

Тем не менее Венеция не теряла Эвбею из виду и терпеливо дожидалась своего часа. Наконец в 1365 г. она приобрела у семьи Фадрике фьеф Карикос за сумму в 6000 дукатов. Скоро ей отошли и две остальные трети. В 1383 г. последний из Карчери, Никколо III, был убит, и эта семья угасла. В 1390 г. последняя семья терциариев, Гизи, точно так же угасла в лице Джорджо Гизи, завещавшего свои владения Венеции. Республика Святого Марка могла ввести прямое управление островом, но она предпочла, как и в Архипелаге, управлять через назначенных сеньоров; эта политика протектората, экономичная и ловкая, избавляла ее от неудобств открытой колонизации. Поэтому она сохранила терциариев, которые в реальности превратились не более чем в послушных агентов ее бальи. Так, в 1386 г. она отдала Каристос трем братьям Джустиниани, из венецианской семьи, уже владевшей в Архипелаге островом Серифос. Точно так же она отдала две трети Негропонта (Халки) Марии Санудо из семьи венецианских герцогов Наксоса и супругу Марии, Джунули д’Аноэ, из давно итальянизировавшейся французской семьи д’Онэ. Впрочем, Синьория предусмотрительно оставила за собой владение укрепленными замками и требовала, в качестве сюзерена, полного вассального оммажа. Титулярные князья Морейские, сосюзерены Эвбеи, практически отказались от своих прав в пользу Венеции.

Следует признать, что на Эвбее, как и на Корфу, как и в Архипелаге, правление Венеции было в принципе благотворным, гораздо лучшим, чем правление соседних мелких династов. Заслуживает похвал сама ее забота об острове, ибо теперь Эвбея стоила Республике Святого Марка дороже, чем приносила дохода. Сельскохозяйственное процветание острова, вчера еще столь примечательное, теперь было разрушено войной и пиратством. Обнищание, вызванное многочисленными конфликтами, было столь велико, что эта бывшая житница сама нуждалась в ввозе продовольствия. Но Венеция, похоже, отнеслась к своим обязанностям серьезно. Мы видим, что начиная с 1430 г. венецианские власти методично работали над восстановлением сельского хозяйства, проводя ирригацию земель, в частности, в долине Лиланто. Отметим в числе ее чиновников поламарка, на которого специально были возложены эти обязанности. В духовном плане Синьория добилась от Святого престола, чтобы латинский архиепископ Негропонта (Халки) получил

титул патриарха Константинопольского, что делало этого прелата (которого она держала в руках) главой всех латинских архиепископов и епископов Греции. Ничто не показывает лучше, до какой степени Эвбея стала к тому времени центром венецианского владычества в греческих морях. Наконец, венецианское правительство рассматривало остров как законное наследство бывшей Латинской империи и в 1453 г. приказало ввести в употребление для своих эвбейских протеже новую редакцию «Ассиз Романии».

Эвбея оставалась венецианским протекторатом до 1470 г., когда султан Мехмед II лично возглавил осаду ее столицы Негропонта (Халки). Эскадры Республики не поспели вовремя, и, несмотря на оборону венецианского бальи Эриццо, город был взят при пятом штурме (12 июля 1470 г.). Почти все его итальянское население было уничтожено.

Отметим для памяти, что на момент турецкого завоевания последними терциариями были Никколо Соммприпа в Негропонте (Халки), Антонио Джорджи в Каристосе и Джанули III д’Аноэ или де Ноэ (д’Онэ) — итальянизированный француз — в Ореосе.

Киклады под властью Венеции

По мнению некоторых авторов, при разделе 1204 г. Венеция получила Киклады. Другие же полагают, что ей был обещан лишь остров Андрос, как продолжение ее будущих владений на Эвбее, тогда как Тинос предназначался Латинской империи, а остальная часть Архипелага — «паломникам». Как бы то ни было, Республика Святого Марка, больше всех заинтересованная в решении этого в первую очередь морского вопроса, приняла по поводу Киклад промежуточное решение. Вместо прямой их оккупации она пригласила патрицианские семьи основать на островах наследственные фьефы под ее протекторатом. Так, Марко Санудо, родной племянник дожа Энрико Дандоло, обосновался в Наксосе и на остальном Архипелаге (1207). Он оставил себе главный остров Наксос, Парос, Сиру, Термию, Сифнос, Милос, Поликандрос, Сикинос и Ниос с титулом герцога, тогда как его соратники, ставшие его вассалами, разделили другие острова: Марино Дандоло получил Андрос; Джеремия и Андреа Гизи — Тинос и

Миконос, Скирос, Хелидромию, Скопелос и Скиафос, Аморгос, затем большую часть Серифоса и Кеоса (Кеи) (остальная территория двух последних островов принадлежала семьям Микеле и Джустиниани); Джакопо Бароцци получил Санторин; Леонардо Фосколо — Анафи; Джованни Квирини — Стампалию; Марко Веньер и Джакопо Вьяро получили Кериго и Кериготто.

Как видим, раздел был проведен довольно беспорядочно. Если «герцогские» земли Санудо были сгруппированы в центре Архипелага, то владения семьи Гизи оказались разбросанными от Спорад на севере до Анафи. Что же касается Филокато Навигаджозо, еще одного венецианского патриция, утвердившегося на Лемносе (Сталимене) с титулом «великого герцога», он действовал независимо от Марко Санудо и никогда не являлся вассалом последнего, а был прямым вассалом Латинской империи. Поэтому его «великое герцогство», вместо того чтобы дожить, как Наксос, до XVI в., разделило судьбу Латинской империи и рухнуло вместе с ней в XIII в.

Со стороны новых островных сеньоров можно было ожидать большой верности по отношению к матери-родине. Но получилось совсем наоборот — и это очень любопытный факт: все эти венецианские патриции, превратившиеся благодаря результатам Четвертого крестового похода во «владетельных князей», очень серьезно восприняли свои новые титулы. Даже семья Санудо сразу както подзабыла о своем венецианском происхождении, во всяком случае, постаралась уничтожить всякую зависимость от Республики Святого Марка и рассматривать себя исключительно в качестве вассалов сначала Латинской империи[334], затем, после 1236 г., княжества Морейского. Поскольку сюзеренитет империи или Мореи был чисто номинальным, они тем самым становились — по крайней мере, они не желали больше считаться подданными дожа, — практически независимыми. Таковым было поведение уже первого герцога дома Санудо, Марко I (1207–1227). Кстати, его герцогский титул был в 1209 г. признан латинским императором Анри на ассамблее в Равеннике; так что он официально вошел в ряды франко-ломбардской знати новой империи. Невероятный факт, показывающий всю степень нерасположения — и неблагодарности, жертвой которых со стороны одного из представителей своей аристократии стала Венеция: когда в 1212 г. греческое население острова Крит восстало против

венецианской власти, Синьория, посчитав, что может рассчитывать на герцога Наксосского, обратилась к нему за помощью в подавлении восстания. Марко Санудо примчался, но в химерической надежде стать «королем Крита», не колеблясь, предал своих соотечественников и обратил оружие против них. Венецианскому флоту пришлось изгонять его с большого острова, как врага (1213). Согласимся: удивительное зрелище всего через девять лет после Четвертого крестового похода!

Марко Санудо мог быть опьянен перспективой присоединить Крит к Архипелагу и сменить недавно полученную герцогскую корону Наксоса на королевскую корону Кандии[335]. Сын Марко, Анджело Санудо, второй герцог Наксосский (1227–1262), продолжал отцовскую политику: тесный союз с французами Романии, подчеркнутая холодность в отношении Венеции. На первом направлении он, как мы видели, помог князю Морейскому Жоффруа II де Виллардуэну спасти Константинополь от греков (1236), затем помог преемнику Жоффруа II Гийому де Виллардуэну отобрать у других греков порт Монемвасию на восточном берегу Лаконии (1245–1248). Зато, призванный венецианцами на помощь во время нового восстания критян (1229), он, повторяя действия отца, уклонился от участия.

В связи с этим можно отметить притягательность французской рыцарской цивилизации XIII в. для коренных венецианцев, генуэзцев и граждан других городов-республик, которых превратности крестовых походов занесли в Святую землю или в Романию, где они получили земельные фьефы. Семья Санудо францизировалась в Греции точно так же, как Эмбриачи в Ливане. Причина этой притягательности, очевидно, заключается в том, что венецианец, ставший герцогом Наксоса, или генуэзец, ставший сеньором Жибле, тем самым завершал и освящал свое восхождение по социальной лестнице: отныне он вставал в ряды высшей франкской знати. Францизируясь, они поднимались вверх. В XIV и особенно в XV в. будет наблюдаться обратный процесс. Обедневшие французы будут ослеплены материальным богатством итальянских республик, а также их отныне более высоким культурным уровнем. И мы увидим итальянизацию старинных французских домов, таких как д’Онэ или д’Ангьены из Аргосской ветви.

Но бесцеремонность и неблагодарность по отношению к Республике Святого Марка новые сеньоры Архипелага могли проявлять лишь тогда, когда им не угрожала никакая внешняя опасность. Как

только эта опасность появится, у неблагодарных князьков останется единственная надежда на спасение: униженно вымаливать покровительство Венеции. Что и произошло в очень скором времени. В правление герцога Наксосского Марко II (1262–1303) Архипелаг, как и Эвбея, испытал на себе результат отвоевания греками Константинополя. «Византийский» адмирал Ликарио — тот самый итальянский авантюрист, перешедший на службу к Михаилу Палеологу, чью необычную карьеру мы описали ранее, — отвоевал для своего повелителя множество островов (1276–1278). Ликарио выгнал с Лемноса «великого герцога» Паоло Навигаджозо и взял в плен Филиппо Гизи. Благодаря ему Византийская империя отняла у семьи Навигаджози Лемнос, а у семьи Гизи Скиафос, Скопелос и Скирос, Кеос, Серифос и Аморгос (Филиппо Гизи был отвезен пленником в Константинопль), у Бароцци — Санторин, у Квирини — Стампалию, а у самого герцога Марко II Санудо — Ниос, Сикинос и Сифнос. Как видим, правители островных княжеств лишились почти половины своих владений. Все северные Спорады и добрая часть западных и южных Киклад вернулись под власть греков. Лишь герцогский домен семьи Санудо остался более или менее целым. Но даже для него появление на соседних островах баз греческих корсаров представляло серьезный источник нестабильности.

К несчастью, к территориальным потерям, понесенным вследствие византийского реванша на море, добавилась взаимная ненависть между островами, аналогичная той, что в Италии разделяла тосканские и ломбардские города. Так, герцоги из дома Санудо и их основные вассалы, семья Гизи, находились в состоянии постоянного соперничества. Сложная игра. Поскольку Санудо пытались освободиться от венецианского протектората, Гизи, чтобы самим освободиться из-под сюзеренитета Санудо, искали поддержку, в числе прочих, у Венеции. После смерти Марино Дандоло Гизи узурпировали остров Андрос. Санудо приказали им отдать добычу, но захватили Андрос для самих себя. По жалобе Гизи дож Венеции пригласил герцога Марко II Санудо явиться к нему на суд. Марко гордо отказался, прямо отвергнув право Синьории на Архипелаг: якобы герцогство Наксосское зависело только от княжества Морейского, то есть, на тот момент, от анжуйского двора Неаполя. Венеция, признаем это, проявила по отношению к мятежным соотечественникам большое

терпение, тогда как в Архипелаге Марко II и семья Гизи сошлись в смехотворной «ослиной войне» (1290). Возможно, Республика Святого Марка, которой приходилось заниматься обороной своих владений, была права в том, что не принимала слишком всерьез вызовы, которые с важным видом посылали друг другу со своих островков сыновья ее патрициев, игравшие в феодалов; точно так же относилась она и к их вызовам, бросаемым ей.

Можно было бы предположить, что пережитое испытание изменило чувства семейства Санудо к лучшему. Ничуть не бывало! Возможно, потому, что основную выгоду от интервенции венецианского флота извлекли их соперники Гизи. Герцоги Наксоса Гульельмо I (1303–1323) и Никколо I (1323–1341) упрямо продолжали традиционную политику своего дома. В первую очередь они стремились расширить собственные владения за счет соседей и вассалов. Несмотря на протесты Венеции, Гульельмо I отобрал Аморгос у Гизи, а Никколо I отнял Санторин у Бароцци (1335). Никколо даже захватил на Миконосе принцессу из дома Гизи, и подобные семейные оскорбления лишь усиливали политическую ненависть и юридические споры. В связи с этим Гизи и остальные островные княжества заявили, что зависят только от Венеции и никоим образом от герцога Наксосского. Их поведению подражали семьи, недавно получившие владения в Архипелаге и тоже в большинстве своем имевшие венецианское происхождение, такие как Квирини и Гримани на Стампалии, Брагадини на Серифосе, Премарини на Кеосе и др. Данное утверждение разрушало все претензии на сюзеренитет герцога Наксосского, который оказался в клещах между мятежом своих «вассалов» и требованиями Венецианской республики.

Герцог Джованни I (1341–1361) стал первым из Санудо, кто стал проводить откровенно провенецианскую политику. К сожалению, он был втянут в войну между Венецией и Генуей и в какой-то момент оказался в плену у генуэзцев (1354). К тому же этот переход Санудо на сторону Венеции слишком запоздал: Джованни стал последним герцогом из этой семьи.

Смерть Джованни (1361) повлекла за собой серьезную проблему наследования, похоже сильно занимавшую Венецианскую республику. Джованни оставил единственную дочь, Фьоренцу, которая вышла замуж за одного из терциариев Эвбеи из веронской семьи Карчери. Но к

моменту смерти отца Фьоренца осталась вдовой с малолетним сыном. Из страха, что она отдаст свою руку какому-нибудь врагу Республики, генуэзцу или кому-то другому, венецианцы заставили ее срочно выйти замуж за одного из отпрысков младшей ветви дома Санудо, Никколо Спеццабанда (1364). В 1371 г. герцогство законным образом отошло к сыну Фьоренцы от первого брака, Никколо далле Карчери. Но молодой человек, чьи права так тщательно оберегали, оказался одним из порочнейших людей своего времени. Он правил тиранически, что, возможно, в тот век не являлось достаточной причиной для его свержения, но, кроме того, он совершил капитальную ошибку, предав в своих эвбейских делах венецианцев в пользу генуэзцев (1380). Подобные преступления Синьория Венеции никогда не прощала. Она подняла против него другого веронского сеньора Эвбеи, Франческо Криспо, который к тому же имел права на наследование наксосского престола, потому что женился на одной из Санудо. Дворцовая драма в лучшем итальянском декоре Треченто произошла в желаемом уединении. В 1383 г. во время развлекательной прогулки Франческо Криспо приказал убить Никколо далле Карчери и, по праву своего преступления, тут же воссел на герцогский трон. История итальянских сеньоров на Востоке полна подобных мрачных дантовских драм, перенесенных под небо Греции.

Впрочем, трагедия 1383 г. стоила того, чтобы быть сыгранной. Семья Криспи проявила куда большую верность Венеции, чем Санудо. Правда, ее к этому вынуждала турецкая угроза. Прошло время, когда герцоги Наксоса могли позволить себе роскошь фрондировать против Синьории, а Синьория игнорировать их оскорбления. Победоносное вторжение османов на Балканы вынуждало правителей Архипелага, как и прочих латинских княжеств, сплотиться вокруг матери-родины. Третий герцог из дома Криспи, Джованни II (1418–1437), чьи права на престол оспаривались, взял верх, лишь официально признав себя вассалом Венеции: так завершился длительный процесс, начатый в 1209 г. первым герцогом из дома Санудо, и завершился он в соответствии с правовыми притязаниями Республики Святого Марка.

Последующее распределение территорий было обусловлено новой провенецианской политикой, проводимой семейством Криспи. Франческо Криспи в 1383 г. отблагодарил венецианцев за их поддержку, передав Андрос и Сиру Пьетро Зено, сыну их бальи на Эвбее. Кроме

того, он женил на наследнице острова Парос сеньора веронского происхождения Гаспаро Соммарипа, основавшего там новую династию. В 1440 г., когда остров Андрос останется бесхозным, Венеция даст ему в правители главу этого дома, Джустино Соммарипу. На Тиносе и Миконосе венецианцы действовали иначе: по пресечении династии Гизи (1390) они попросту аннексировали оба острова. Отметим, что это стало первым случаем отхода от принципа, которого они придерживались около двух веков: управлять греческими островами только через назначенных сеньоров. Перед ежедневно усиливающейся турецкой угрозой Синьория чувствовала теперь необходимость напрямую осуществлять оборону Архипелага. Кстати, режим прямого правления, похоже, более отвечал чаяниям местного населения, которое оказалось в большей безопасности и в большей стабильности при чиновниках Синьории, чем при своих сумасбродных мелких тиранах. Так, в 1462 г. мы видим, что Венеция вводит прямое правление не только на Тиносе и Миконосе, но также на Кериго и Аморгосе, а также на Скиросе, Скопелосе и Скиафосе, которые спонтанно передались ей после падения Константинополя. Герцоги династии Криспо на Наксосе и Милосе и Соммприпа на Андросе и Паросе, со всех сторон угрожаемые османами, теперь укрылись за тесным вассалитетом Республики Святого Марка. Но турецкие корсары не переставали вторгаться в Архипелаг. В 1468 г. они опустошили Андрос и убили местного сеньора, Джованни Соммарипу. Однако по мирному договору 1479 г. Венеция, сохранившая еще достаточно сил, сумела заставить турок признать свой протекторат над Архипелагом. Этот Архипелаг оставался единственной спасательной соломинкой для островных правящих семей.

Спасения здесь, как и во всем Восточном Средиземноморье, можно было ждать только от Венеции. Тем более странным и анахроничным выглядит мятеж против Синьории герцога Наксосского Джованни III, впрочем правившего как настоящий тиран; настолько эти крохотные итальянские ренессансные княжества уверовали в свое бессмертие. Когда Джованни был убит во время бунта, население умолило Венецию ввести прямое правление (1494). Но Совет десяти не мог переступить через сложившиеся традиции. В 1500 г. Синьория возвратила власть сыну Джованни Франческо III. Реставрация оказалась крайне неудачной. Молодой человек, сбившийся с пути,

тиран с расстроенным мозгом, наполовину сумасшедший, своей экстравагантностью и своими преступлениями вызвал всеобщее негодование. Когда он зверски убил свою жену, венецианскую патрицианку самого знатного происхождения Катерину Лоредано, пришлось реагировать. Республика Святого Марка, несмотря на свое терпение, была вынуждена взять управление герцогством в свои руки (1511). Затем Венеция посадила на трон и удерживала на нем герцогов Джованни IV (1518–1564) и Джакопо IV (1564–1566), простые орудия в ее руках. А затем наступил давно ожидаемый финал: в 1566 г. турки окончательно отобрали Наксос у Джакопо IV и одновременно Андрос у династии Соммарипа[336]. Венеция сохранила лишь — до 1718 г. — наследство семьи Гизи: Тинос и Миконос, сами по себе маловажные островки, но ставшие центральными пунктами, откуда ее флот продолжал следить за Эгейским морем.

Ионические острова: Кефалония, Занта и Левкада

История Ионических островов в некоторых аспектах связана с итальянской историей еще теснее, чем история Архипелага, но это «второстепенная линия» истории, весьма своеобразная. Любопытно, что итальянизация этих островов началась на четверть века раньше Четвертого крестового похода, при нормандском короле Сицилии Гульельмо II. Ко времени Четвертого крестового похода три ионических острова — Кефалония, Занта и Итака — уже были отторгнуты от Византийской империи. Сицилийские нормандцы, всегда мечтавшие завоевать Византию, начали с этого естественного дебаркадера. Они овладели им в 1185 г., и один из лучших полководцев их короля Гульельмо II, его адмирал Маргарит, или Маргаритоне, ди Бриндизи, граф Мальтийский, выкроил себе там своеобразный фьеф (1185–1194). Преемником Маргарита стал его зять или, скорее, сын того, Маттео Орсини, который был пфальцграфом Кефалонии с 1194 по 1238 г. Однако по разделу 1204 г. Ионические острова вошли в часть, причитавшуюся Венеции, видевшей в них дополнение своей адриатической империи. Маттео, оказавшись под угрозой потери владений, в 1209 г. проявил ловкость, признав над собой сюзеренитет Синьории. Венецианцы, занимавшие, как мы видели, на таких условиях

все территории, доставшиеся им по результатам Четвертого крестового похода, оставили за ним его графство. В дальнейшем, чтобы иметь — в противовес этим — еще и гарантии на Востоке, он также признал себя вассалом Морейского княжества. По свидетельству «Ассиз Романии» и «Морейской хроники», пфальцграфы Кефалонии входили в число двенадцати пэров княжества; на всем протяжении существования франкской власти в Пелопоннесе мы увидим их заседающими в Высоком совете в «Андревиле» и на различных «парламентах», созываемых для обсуждения важных дел.

Итак, Маттео Орсини сумел выпутаться из затруднительного положения, к тому же легализовать юридический статус своего случайно возникшего графства в системе латинской Романии. Ловкий рыцарь одинаково хорошо ладил как с царицей морей, так и с крестоносными государствами Греции. Ему наследовал его сын Риккардо Орсини (1238–1278). Риккардо женил своего сына Джованни

— довольно непорядочным образом, через своего рода злоупотребление доверием и похищение, на доверенной его попечению юной дочери греческого деспота Эпира (Арты) Никифора Ангела Дуки. Эта принцесса принесла в приданое остров Левкаду (Сент-Мор), которого до того момента сильно не хватало графству Кефалония и который очень удачно его дополнил.

Но это был лишь первый шаг. Позднее этот брак позволит семье Орсини сделать куда более неожиданные территориальные приобретения.

Сын Джованни и эпирской принцессы Никколо Орсини, граф Кефалонийский с 1317 по 1323 г., показал, каким бывает результат такой двойственной наследственности: с одной стороны, кровь итальянских авантюристов, пришедших искать счастья в греческих морях, с другой — кровь грозных эпирских правителей, в ком византийская хитрость плохо маскировала давний албанский бандитизм. В 1318 г. Никколо Орсини убил своего дядю по материнской линии, деспота Эпирского Фому, и этим примитивным приемом, не встретив никаких затруднений, приобрел власть в деспотате. Он был, в свою очередь, убит своим братом Джованни II, который рассчитывал, как и он, править одновременно латинским графством Кефалония и греческим деспотатом Эпир (1323). Но он не предусмотрел всех сюрпризов судьбы. В 1324 г. он был лишен графства Кефалонийского

неаполитанским принцем Жаном де Гравина, который присоединил Архипелаг к анжуйскому княжеству Морейскому. Зато Джованни II сохранил Эпир. Чужой в стране человек, он, несмотря на получение трона путем братоубийства, не был лишен ни талантов правителя, ни культуры. Чтобы завоевать симпатии своих эпирских подданных, Джованни II (не он первый, не он последний) перешел или, по крайней мере, сделал вид, что перешел в греческое православие. Его филэллинизм проявился также в том, что он заказал Константину Армониакосу парафраз Гомера восьмисложным стихом. Тем не менее он — опять-таки следуя семейным нравам этого странного дома — был отравлен своей супругой-гречанкой Анной Ангел (1335), после чего Анна, как утверждают хронисты, с достоинством, мудростью и умением осуществляла регентство от имени их сына Никифора Орсини. Но с этим последним фортуна отвернулась от их рода: в 1339 г. он был лишен своих владений византийским императором Андроником III, и Эпир на некоторое время был присоединен к Греческой империи. В дальнейшем, правда, Никифор попытался восстановить свою власть в Арте (1356), но вскоре погиб (1358) в ходе мятежа албанцев — албанские кланы больше всего выигрывали от этих греко-итальянских дворцовых переворотов и вызываемых ими беспорядков, что облегчало им методичное проникновение на территорию Эпира.

Смерть Никифора стала концом семьи Орсини, этой любопытной островной, ставшей позже континентальной, итальянской династии, которая так сильно эллинизировалась.

Авантюру семейства Орсини в точности повторила семья Токко. Власть ее опиралась на самые что ни на есть законнейшие

основания. Как мы только что видели, в 1324 г. анжуйский принц Жан де Гравина, князь Морейский, отнял у Джованни II Орсини пфальцграфство Кефалонийское — Кефалонию, Занту, Итаку и Левкаду

— и оно, в полном соответствии с феодальным правом, вернулось княжеству Морейскому, то есть анжуйскому неаполитанскому двору. Мы видели, сколь мало значения Анжуйский дом придавал своим греческим владениям, которые и прежде интересовали его только как базы для возможного похода на Константинополь. Анжуйский князь Мореи, Робер II Анжу-Тарентский, в 1357 г. отдал Кефалонию и Занту, а в 1362 г. Левкаду неаполитанскому сеньору Леонардо I ди Токко, чья

мать, впрочем, была Орсини. Прежнее графство Кефалония оказалось воссозданным, и дом Токко начал мечтать об эпирских землях, в прошлом находившихся под властью Орсини. Сыну Леонардо, Карло I ди Токко, графу Кефалонии с 1381 по 1429 г., удалось, частично благодаря греческому населению, приобрести Эпирский деспотат (Арту и Янину): таким образом, былое княжество Орсини было полностью восстановлено в его пользу. Он женился на Франческе Аччайоли, дочери флорентийского герцога Афинского Нерио I Аччайоли. Эта дочь тосканской земли, выросшая на берегах Ионического моря, была настоящей ренессансной принцессой, в равной степени владевшей греческим и итальянским языками. Здесь мы прикасаемся к истории гуманизма, слишком часто забываемой, тогда как она должна была бы вызывать у нас особый интерес, поскольку местом действия ее была Греция.

Но этот итальянский Ренессанс на эллинской земле очень быстро закончился. Близился час турецкого завоевания. Карло II ди Токко (1430–1448) был последним принцем своего дома, царствовавшим в Эпире. В 1430 г. турки дошли до Янины, а в 1449 г. овладели Артой. Ради сохранения своих островных владений Карло II плотно связал себя с венецианской политикой. 15 марта 1433 г. он получил достоинство члена Большого совета Венеции. У сына Карло II Леонардо III ди Токко (1448–1479) осталось лишь «графство Кефалонийское», то есть острова Кефалония, Занта, Итака и Левкада, да и те он сохранил исключительно потому, что в 1458 г. поставил их под прямой протекторат Венецианской республики, единственной силы, способной защитить их от высадки турецкого десанта. В 1482– 1483 гг. Венеция напрямую аннексировала все четыре острова. Республика Святого Марка, дорожившая этим приобретением, сделала все необходимое, чтобы удержать его. Так, Занта, ненадолго оккупированная турками в правление Леонардо III, была у них выкуплена венецианцами в 1490 г. Обладание Ионическими островами было необходимым для Венецианской республики для защиты выхода в Адриатику.

История Корфу

История венецианской империи в греческих морях не так проста, как ее преподносят наши учебники. Действительно, эта история составлена из полумер, авансов и частичных отступлений, «раскаяний», подходящих правящей аристократии, длительных надежд и обширных замыслов. Договор о разделе Византии в 1204 г., как мы говорили, выделял Венеции значительную территорию, которую в тот момент она не смогла оккупировать. По здравому высказыванию одного ее историка, у нее «глаза были больше желудка». Мы видели, что даже на необходимых ее талассократии Кикладах она предложила патрицианским семьям создать там автономные сеньории — неудачный выбор, неудобства которого она быстро почувствовала. Зато в 1206 г. она, надавив на князя Морейского Гийома де Шамплита, сумела оккупировать два порта в Мессении, Модон и Корон, стоянки для кораблей, направляющихся к Архипелагу и проливам; это же значение они сохранили до нынешних времен.

Те же соображения морской стратегии заставили ее обратить взоры на остров Корфу, доставшийся ей по договору о разделе, но где между тем весьма некстати закрепился генуэзский корсар Леоне Ветрано. По правде говоря, обладание Корфу было для республики не столь уж обязательно, но она не могла позволить своим наследственным врагам, генуэзцам, обосноваться там за ее счет, потому что оттуда они могли контролировать Адриатику, что было опасно. В 1206 г. венецианская эскадра подошла к острову и разбила Ветрано, который был взят в плен

итут же казнен; однако и здесь, как на Кикладах, Синьория, вместо прямого управления своей добычей, предпочла отдать ее во фьеф патрицианским семьям, разумеется, при условии сохранения ее торговой гегемонии (1207). Но в 1214 г. греки неожиданно взяли реванш: Корфу был отвоеван греческим деспотом Эпирским, Михаилом Ангелом Дукой. С 1214 по 1259 г. остров был частью Эпирского деспотата. Дальнейшая его судьба была весьма хаотичной и зависела от превратностей итало-греческих отношений. С 1259 по 1266 г. остров был в руках короля Сицилийского Манфреда, незаконного сына и преемника императора Фридриха II на Сицилии, потом, в 1267 г., вместе с Неаполем и Сицилией попал под власть Шарля Анжуйского. С 1267 по 1386 г. он зависел от Анжуйского дома, правившего в Неаполе

иМорее. Правда, в 1351 г. анжуйский принц Робер Тарентский подумывал продать венецианцам Корфу (с расположенным напротив

него на континенте портом Бутринто), Занту и Кефалонию. Был заключен договор о продаже (30 января 1351 г.), но в дальнейшем аннулирован (11 февраля 1351 г.), и Корфу остался у Анжуйского дома.

На примере Мореи мы видели, насколько невыгодной для греческих земель была зависимость от неаполитанского двора и сколь малый интерес этот двор проявлял к своим подданным, живущим за Ионическим морем. Корфиоты, уставшие от такого положения, от того, что им приходилось испытывать на себе превратности постоянных неаполитанских переворотов, в конце концов передались Венецианской республике, как единственной силе, чья политика была наиболее последовательной, стабильной и мудрой. 28 мая 1386 г. они избрали депутацию, которой предстояло отправиться в Венецию просить об их присоединении к республике.

Венеция отозвалась на эту просьбу, не только льстившую ее самолюбию, но и отвечавшую ее тайным желаниям. Она направила на остров байло (бальи), или губернатора, и проведитора, на которого возлагалась военная защита. Там, как и на Эвбее, ее правление было либеральным и относительно филэллинским. Широкое место в делах отводилось местным жителям. Население избирало совет из ста пятидесяти нотаблей, поровну греков и итальянцев, которые выбирали на год трех судей, служивших помощниками байло, и двух советников, а также различных местных чиновников. Венецианская политика, порвав с традициями неуступчивости, проявила очень большую терпимость, особенно в религиозном плане, к греческой церкви. Известно, что это был очень щекотливый момент в отношениях греческого населения с его латинскими господами. Вследствие этого корфиоты в основном демонстрировали реальный лоялизм к Синьории. Когда в 1537 г. турки под командованием знаменитого корсара Хайреддина Барбароссы осадили Корфу, они потерпели неудачу не только благодаря упорному сопротивлению венецианцев, но также и благодаря лояльности населения власти. Тесно связанный с жизнью метрополии, остров Корфу оставался во власти Венецианской республики вплоть до падения последней в 1797 г.

Крит под властью Венеции

Трудно вынести единое мнение о режиме управления Венецией всеми греческими владениями республики. Доказательством служит разница в реакции местного населения Корфу, с одной стороны, и Крита — с другой. Остров Крит по разделу 1204 г. теоретически отошел к королю Фессалоникскому Бонифацию Монферратскому. Этот принц, который не знал, что делать со столь необычным приобретением, сразу же уступил его Венеции, которой он пригодился гораздо больше (12 августа 1204 г.). Тем временем Крит был оккупирован графом Мальтийским, генуэзцем Энрико Пескаторе (1206). Венецианцы не могли допустить, чтобы генуэзцы владели Критом, как и Корфу. Но Энрико Пескаторе был серьезным противником, и им понадобилось два года, чтобы изгнать его (1206– 1208).

По замечанию Йорги, «венецианское правление было (по крайней мере в принципе) весьма мягким и с самого начала отношение к острову Крит отличалось особенной доброжелательностью. Местные жители сохранили свою собственность и гражданские законы. Им даже дали долю участия в управлении»[337]. В административном отношении остров был разделен на три округа: Кандию, ставшую местом пребывания правительства, Ретимо и Ситию. Венецианский губернатор носил титул «герцога Кандии». Ему помогали два советника. Всех троих назначал на два года Большой совет Венеции. Каждый из трех округов возглавлялся ректором, которому помогали два советника, а также подчинялось определенное количество кастелланов или капитанов укрепленных замков.

Однако власть Венеции утвердилась на Крите не без труда. Глубоко привязанное к традициям греческое население острова, для которого партизанская война была тысячелетней привычкой, предприняло серию мощных восстаний против своих иностранных господ. Восстание 1212 г. был с трудом подавлено венецианским «герцогом» Джакопо Тьеполо (1213). Поднятое в 1229 г. восстание было не менее серьезным. Чтобы надежнее удержать остров и усмирить население, Венеция организовала на Крите военные колонии. Бывшие императорские земли или владения, недавно конфискованные у мятежников, она преобразовала в привилегированные поместья, которые раздавала своим гражданам, иммигрировавшим на Крит, как патрициям, так и плебеям, при условии что и те и другие будут нести

военную службу по защите ее власти. Патрицианские семьи получали из этого фонда рыцарские фьефы, семьи простолюдинов — фьефы пехотинцев.

На Крите, как и на других греческих землях, покоренных латинянами, угроза стала особенно острой, когда Михаил Палеолог, отвоевав Константинополь и реставрировав Византийскую империю (1261), смог своим авторитетом и силой оружия всюду поддерживать выступления против власти франков. Крит как раз и стал одной из первых провинций, которую он попытался от них освободить. Венеция, однако, держалась стойко и по договору 1265 г. заставила василевса признать свои права на владение островом. С другой стороны, у Синьории возникли сложности с собственными колонистами, как, например, в 1269 г., когда акт частной мести спровоцировал мятеж некоторого количества венецианских семей против «герцога Кандии» Андреа Дзено. Еще более опасными были восстания местного населения, возглавляемые семьями греческих крупных землевладельцев, архонтов. Первое из таких восстаний продолжалось с 1273 по 1277 г. Во главе его стояли братья Хортацес (по-итальянски Кортацци), Георгий и Феодор, которые в 1274 г. внезапно напали в горном ущелье на герцога Марино Дзено. Половина венецианской знати осталась на поле боя. В 1277 г. Хортацесы загнали герцога Пьетро Дзено в его столицу Кандию, которую осадили. Казалось, венецианское владычество на острове вот-вот рухнет. Прибытие армии под командованием Марино Градениго вынудило восставших снять осаду, а затем покориться. Чуть позже другой греческий предводитель, Алексей Калергис, возглавил новое выступление, которое продолжалось не менее шестнадцати лет (1283–1299). Чтобы завершить его, Венеция решила купить покорность Калергиса: она добилась его верности, увеличив его земельные владения. Восстания 1319 и 1333 гг. были локальными. Причиной восстания 1332–1333 гг. стало вооружение за счет жителей двух галер; налоговый гнет вызвал общее недовольство и колонистов, и коренного населения. Восстание 1341–1342 гг., которое поднял греческий «патриот» Коста Капсокалини, охватило все коренное население, и в какой-то момент венецианцы вновь оказались заперты в Кандии и нескольких замках. Выступление было подавлено благодаря венецианским колонистам — владельцам фьефов, которые энергично выполнили свой воинский долг.

Последнее — и самое крупное — восстание греческого населения в 1363 г. было спровоцировано введением нового налога, предназначенного для финансирования ремонта порта Кандии, но на сей раз к нему в большом количестве примкнули венецианские колонисты, принадлежавшие к лучшим фамилиям, — Тито Верньер, Марко Градениго — без колебаний заключившие союз с лидерами национальной греческой партии Георгием Калерги и Захарием Калерги. Венецианский герцог, или губернатор, острова Леонардо Дандоло был арестован, заключен в тюрьму и заменен на одного из примкнувших к восстанию венецианских колонистов, Марко Градениго. Знамя со святым Марком восставшие заменили знаменем со святым Титом, покровителем критской церкви. Колония полностью отделилась. Венеции пришлось направлять на ее усмирение крупный флот под командованием Доменико Микеле да Санта-Фоска. Наконец, 10 мая 1364 г. Кандия была отбита у восставших. Затем венецианский капитан Джованни Мочениго покорил Ретимо и Канеа и вынудил повстанцев отступить в горы. Последние их группы были уничтожены только в

1366 г.[338]

В плане религии венецианцы на Крите, похоже, действовали менее либерально, чем в других местах, возможно, как раз из-за силы греческого национализма. Они заменили греческую церковную иерархию римской с архиепископством в Кандии и епископствами в Канеа, Кисамо и Мелипотамо. Что же касается греков, у них на острове больше не было прелатов, посвящение в сан их попов осуществлялось православными епископами Модона и Корона в Мессении. Невозможно не заметить твердую волю Республики Святого Марка обезглавить греческую оппозицию, лишив ее естественных вождей.

Венеция сохранила Крит до второй половины XVII в. 28 мая 1667 г. турки начали осаду Кандии. Город, обороной которого руководил Франческо Морозини, держался два года, отчасти благодаря французскому экспедиционному корпусу под командованием герцогов де Навай и де Бофор. 6 сентября 1669 г. Венецианская республика уступила Крит султану, сохранив лишь три второстепенных порта: Корабусу, Суду и Спина-Лонгу.

Венецианские морские базы в Греции

При создании морской империи компактные владения зачастую менее важны, чем морские базы: в приоритетах Британской империи Гибралтар порой занимал такое же место, как Канада, Мальта как Египет, а Сингапур как сама Индия. Еще более это наблюдение верно для Венеции. Признаем, кстати, что венецианское Адмиралтейство умело особенно удачно выбирать места для этих опорных пунктов. Мы видели, что на побережье Мессении венецианцы уже в 1206 г. заняли два порта, Модон и Корон, которые сохранили до 1500 г., из которых они наблюдали за Мореей. Мы также видели, что наследница Ги д’Ангьена, последнего французского барона Арготиды, в 1377 г. вышла замуж за венецианского патриция Пьетро Корнаро, но мистрийские греки и герцог Афинский Нерио I Аччайоли оспорили наследство у венецианцев. В конце концов Навплия (1389) и Аргос (1394) остались у Венеции. Республика владела Арголидой вплоть до турецкого завоевания 1463 г. Ее разумное и осторожное правление принесло этой разоренной земле относительное процветание. Также венецианцы оккупировали с 1407 по 1499 г. фокидийский порт Лепанто, древний Навпакт, который они купили или отняли у албанцев и из которого контролировали Коринфский залив; с 1451 по 1537 г. — остров Эгину, откуда наблюдали за Аттикой и Арголидой, и с 1464 по 1540 г. — лаконийский порт Монемвасию (Мальвуазию), морскую базу, особенно важную для владычества в Архипелаге.

Генуэзская империя в Эгейском море

Выше мы показали, какой ущерб генуэзской торговле принесло возникшее после 1204 г. преобладающее положение венецианцев в латинской Константинопольской империи. Мы также видели, что накануне отвоевания Константинополя греками генуэзцы заключили с императором Михаилом Палеологом Нимфейский договор (13 марта 1261 г.) о союзе, направленном против Венеции и Латинской империи. Очевидно, что вступлением в Константинополь (10 июля 1261 г.) греки обязаны самим себе, поскольку союз с Генуей еще не успел заработать. Тем не менее Генуя очень широко воспользовалась этим союзом. В соответствии с условиями Нимфейского договора генуэзцы испытали удовлетворение — и, несомненно, наслаждались этой местью —

получив в Константинополе земельный участок, который при латинском правлении занимала венецианская цитадель.

Но генуэзская колония слишком бурно отмечала свой триумф, а ее притязания вызвали недовольство самих византийцев. В 1267 г. Михаил Палеолог перевел их факторию в предместье Пера-Галата, получившее после этого свою громкую известность. В целом то, что поначалу было для генуэзцев полуопалой, стало источником нежданных прибылей. По крайней мере, там они теперь были у себя дома, гораздо лучше защищены от императорского контроля, чем в самом Константинополе. В их руках торговля Пера-Галаты приобрела такой размах в ущерб столичной, что около 1337 г. сборы тамошней таможни достигли 200 тысяч иперпиров[339], тогда как в Константинополе не превышали 30 тысяч иперпиров. Возгордившаяся этим новым процветанием, растущим с головокружительной быстротой, а также ободряемая быстрым упадком и внутренними раздорами византийцев, происходившими у нее на глазах, генуэзская колония в Пера-Галате в конце концов стала вести себя как настоящая автономная община, практически независимая от последних василевсов и при случае проявлявшая неповиновение даже в отношении собственной метрополии. Так, в 1348 г. перотцы ради расширения своей «концессии» начнут против византийцев войну по всем правилам, причем по собственной инициативе, без санкции генуэзской Синьории, даже не поставив ее в известность. Кстати, победа останется за ними, поскольку император Иоанн Кантакузин, несмотря на их наглость, ради заключения мира согласится на расширение генуэзского квартала. Ярчайший пример слабости Византии, который только подхлестнет наглость генуэзцев.

Однако, какова бы ни была фактическая автономия, присвоенная себе Перской колонией генуэзцев, она находилась слишком близко к византийской столице, чтобы претендовать на полную независимость. И напротив, в азиатской Греции удаленность сама по себе была достаточной, чтобы они дошли до предела своих притязаний. В этой стороне Нимфейский договор отдал им один квартал Смирны. На практике это означало установление в крупном ионическом порту генуэзской власти, при условии, которое выдвинули византийцы: генуэзцы будут соблюдать права греческого епископа. Но здесь надежды генуэзской Синьории не осуществились: турки — в частности

Айдын, основатель одноименного эмирата в Ионии, — очень скоро отобрали непрочное дарение, завладев Смирной (около 1300 г., по мнению Йорги, или, по уточненным данным, около 1320 г.). Еще Нимфейский договор гарантировал генуэзцам создание обычных колоний с консульским судом в Кассандрейе на полуострове Халкидики, в Адрамитте (Эдремиде) в Мизии и в Анаэе между Эфесом и Приеном, на юге Ионии. Наконец, генуэзцы получили торговые фактории на Хиосе и Лесбосе.

Характерно расположение этих заведений. Оно доказывает, что Генуя уже остановила свой выбор на Ионических островах и побережье. В 1275 г. Михаил Палеолог уступил во фьеф генуэзцу Мануэле Дзаккарии город Фокею (Фогию или Фолию) в Ионии с его богатыми квасцовыми рудниками. Мануэле, умершему в 1288 г., наследовал его брат Бенедетто Дзаккариа (1288–1307), которого торговля квасцами невероятно обогатила. В 1298 г. он продал 650 центнеров квасцов на 1500 тысяч фунтов. Около 1300 г. генуэзцы, для большего удобства в эксплуатации рудников, основали к северу от древней Фокеи Новую Фокею, торговый оборот которой стал в два раза больше, чем у первой. В 1311 г. Фокея перешла к другим генуэзцам, родственникам Дзаккариа, семейству Каттанеи, конкретно к Андреоло Каттанео (1314–1331) и Доменико Каттанео (1331–1336). Как видим, генуэзские владения в этих краях расширялись быстро.

Фокея была лишь началом. Оттуда генуэзцы очень скоро стали бросать взгляды на крупный византийский остров Хиос. В 1304 г. сеньор Фокеи Бенедетто Дзаккариа оккупировал — впрочем, мирно — Хиос, а слабый император Андроник II, вместо принятия решительных ответных действий, позволил ему удержать его в качестве вассала империи. Бывшие союзники по Нимфейскому договору больше не церемонились со слабеющей Византийской империей. Правда, присутствие генуэзцев могло стать здесь ценной поддержкой против турецкой угрозы. С 1314 по 1329 г. Хиос находился под властью Мартино Дзаккарии, очень отличившегося в войнах против турок.

Однако Византия все-таки нашла силы ответить на посягательства генуэзцев. В 1329 г. император Андроник III, решивший покончить с оккупацией ими Хиоса, лично прибыл отвоевывать остров и его столицу. Он взял Мартино в плен и изгнал династию Дзаккариа. Также

он принудил к капитуляции Новую Фокею, но оставил город во фьеф семейству Каттанеи.

Экономическое значение азиатских островов было слишком велико, чтобы генуэзцы не попытались взять реванш. Вернуть Хиос не получилось, но в 1333 г. сеньор Фокеи Доменико Каттанео при помощи родосских рыцарей и венецианского герцога Наксосского — как видим, целой коалиции соседних латинских сил — отобрал у византийцев остров Лесбос, однако император Андроник III, продолжавший в этом деле проявлять энергию, осадил Фокею, чем заставил Каттанео оставить остров (1336). В самой Фокее греческое население восстало, изгнало генуэзцев и передалось Андронику (1340). Но это был последний успех византийцев в данном регионе. В 1346 г. генуэзская эскадра под командованием Симона Виньози отобрала у них Хиос и обе Фокеи, Старую 18 сентября, а Новую — 20 сентября. Правда, через два года византийцы вернули обе Фокеи (1348). Но последнее слово всетаки осталось за генуэзцами. Они снова овладели Фокеями: первой в 1351 г., второй в 1358-м. Упорство горстки купцов одержало верх над жалкой «Ромейской державой».

Отныне, окончательно став хозяйкой Хиоса и Фокеи, генуэзская Синьория передала доходы и управление ими арматорам и капитанам эскадры, которая их завоевала. Лица, о которых идет речь, составили по этому поводу акционерное общество «Маона», или «Магона», призванное защищать их права и собирать для них доходы. Почти все члены «Магоны» — магоны или магонези, как их называли, — поселились на Хиосе как купцы, банкиры, рантье, поделив все общественные должности в финансах и администрации. Генуэзские губернаторы Хиоса и Фокеи (они носили титул подеста) назначались Синьорией Генуи по представлению магонов. Основу богатства «Магоны» составляли квасцовые рудники и плантации мастичного дерева на Хиосе. Мастичное дерево, чья смола шла на производство мастики, в то время очень высоко ценилось. «Магона» ежегодно продавала 120 центнеров мастики на Запад, 114 в азиатский Левант и Египет, а 200 в Романию. Ежегодный доход магонези составлял 19 530 фунтов. Хиос также производил пользующийся спросом шелк. В 1329 г. доходы «Магоны» достигли, как утверждают, 120 тысяч золотых иперпиров. По банковскому соглашению «Старая Магона» в 1358 г. уступила место «Новой Магоне», другой компании, основанной на тех

же принципах. С 1362 г. члены «Магоны» приняли название джустиниани по дворцу Джустиниани в Генуе, собственности компании, помимо Хиоса и Фокеи, а также островков Энусе (сегодня Спальматори, восточнее Хиоса) и Санта-Панагия.

Отметим, что в точности ту же самую систему Генуя применит на острове Крит после завоевания в 1373 г. Фамагусты. «Магона Кипри» станет копировать методы хиосской «Магоны». В обоих случаях это будет методичная эксплуатация страны крупной колониальной компанией.

Расширение владений генуэзцев этим не ограничилось. Пришедшая в полный упадок Византийская империя сама добровольно уступала в концессию территории, оговаривая сохранение своего сюзеренитета над ними, которые, впрочем, на практике отчуждались полностью. В 1355 г. византийский император Иоанн V, в награду за службу, оказанную ему генуэзцем Франческо Гаттилузио, вместе с рукой своей сестры Марии отдал ему остров Лесбос. Так была основана насчитывающая пять представителей «династия» Гаттилузио, правившая Лесбосом с 1355 по 1462 г. Ее разумное управление принесло острову реальное процветание. Франческо Гаттилузио (ум. 1401) укрепил владение его земляками, хиосскими магонами, старым городом Фокея. Его брат и преемник Никколо приобрел (в 1384 или, скорее, до 1384 г.) город Энос на фракийском побережье. Третий Гаттилузио, Дорино (1427), добился от византийцев уступки островов Лемнос (Сталимена) и Тасос. Энос стал владением младшей ветви семьи Гаттилузио. Второй сеньор из этой ветви, Паламеде Гаттилузио (1409–1455), в свою очередь, заставил византийцев отдать ему в качестве фьефа острова Имброс и Самофракия, крайне важные для контроля над проливами.

Итак, к середине XIV в. генуэзцы стали, в разном качестве, властителями островов Тасос, Самофракия, Имброс, Лемнос, Лесбос, Хиос и Фокеи в Ионии. Они доминировали в северной и восточной частях Эгейского моря. Если прибавить к этому Перу на Босфоре, Фамагусту на Кипре, а также фактории в Крыму, на Черном море, о которых мы поговорим позже, становится понятна значительность этой генуэзской империи Леванта. А если к этому добавить, что в то же самое время венецианцы стали властителями Киклад, Эвбеи, Крита, многочисленных опорных пунктов в Пелопоннесе, то придется

признать, что итальянская талассократия в эту эпоху восстановила основные позиции афинской морской империи V в. Но под это блестящее положение была подложена мина изнутри. Несмотря на усиливавшуюся с каждым днем турецкую угрозу, генуэзские колонии не остались в стороне от непрекращающихся войн между итальянскими республиками. В 1379 г. венецианская эскадра опустошила Фокею и Хиос. Хуже того: как мы видели на примере Перы, генуэзские колонии без колебаний поднимали открытый мятеж против их метрополии. В 1408 г., когда Генуя перешла под власть Франции, «Магона», отказавшись следовать за изгибами политики матери-родины, провозгласила свою независимость, и понадобилось вмешательство генуэзского адмирала Коррадо Дориа, чтобы вразумить Хиос (1409). Затем возобновилась борьба с венецианцами, тем более опасная, что по Кикладам и Криту они были ближайшими соседями венецианских владений в Ионии. В 1431 г. венецианская эскадра под командованием Андреа Мочениго вновь атаковала Хиос, но магоны, сплотившись вокруг генуэзского подеста Раффаэлло ди Монтальдо, сумели отразить нападение.

Это первенствующее положение, это горделивое доминирование на морях со всеми вытекающими из него экономическими привилегиями разом оказались под вопросом после взятия Константинополя турками (1453). Несмотря на свою готовность платить Порте все более и более тяжелую дань, генуэзские колонии оказались обречены. Турки почти сразу овладели Старой Фокеей (1455) и Новой Фокеей (1458), чуть позже изгнали последнего Гаттилузио с Лесбоса (1462) и, в конце концов, отобрали у хиосской «Магоны» остров Самос (1475). Что же касается самого Хиоса, турки ценой признания тесной вассальной зависимости оставили его за «Магоной» еще почти на век, но он же не был свободной колонией в чужой земле; он стал обыкновенной купеческой конторой, которую генуэзцы использовали благодаря терпимости султана, платя за нее половину получаемой ею прибыли. В 1566 г. терпимость Порты наконец закончилась, и она окончательно аннексировала Хиос.

Генуэзские фактории в «Газарии»

Итальянская колонизация в Крыму в XIII–XIV вв. напоминает греческую колонизацию в тех же регионах в Античности. С VI в. до н. э. на таврических берегах возникли ионийские колонии (главным образом милетские), были основаны Пантикапей, или Боспор (Керчь), его визави Фанагория (на Таманском полуострове) и Феодосия, в то время как дорийцы (мегарийцы) основали Херсонес (Севастополь). Эти эллинские колонии сохранялись весь греко-римский период, и потомки их основателей позволили византийцам сохранять на южном побережье Крыма губернаторство, или фему Херсон, также называемую Готией по готскому населению, оставшемуся в ней с IV в. н. э. Во внутренних районах Крыма, как и более северных южнорусских степях, сменяли друг друга различные кочевые орды: готы в IV в., гунны в V в., хазары в VII в. В XIII в. пришли монголы-Чингизиды, основавшие в Южной России Кипчакское ханство (позднее Золотая Орда).

С монгольскими ханами Кипчака генуэзцам пришлось иметь дело первыми. Это было время, когда союз с императором Михаилом Палеологом обеспечивал Генуэзской республике, через контроль над проливами, господство на Черном море. В не установленную точно дату — между 1266 и 1289 гг. — генуэзцы получили от ханов Кипчака право организации фактории в Кафе, на юго-восточном берегу Крыма, возле современной Феодосии. Первые колонисты принадлежали к семье дель Орто, которая с некоторых пор пользовалась особым положением. Как показал Георге Братиану[340], начала этой колонизации весьма неопределенны. Первым известным нам генуэзским консулом в Кафе был некий Альберто Спинола, чья деятельность, вероятно, проходила ранее 1285 г. Но генуэзцы здесь были не одни. Со своей стороны венецианцы основали факторию в Солдайе (Сугдее или Судаке). Очень скоро здесь, как и всюду, проявилась взаимная враждебность между генуэзцами и венецианцами. В 1296 г. венецианский адмирал Джованни Соранцо изгнал из Кафы генуэзцев, но те вновь овладели ею в 1299 г. Но главной угрозой, нависшей над итальянскими колониями, были монголы, всегда подверженные резким сменам настроения, из-за которых они могли в любой момент отменить концессии и выгнать западноевропейцев. Что и произошло в 1308 г.: хан Кипчака Тохта взял Кафу и заставил генуэзцев убраться оттуда.

Казалось, итальянская колонизация Крыма уничтожена навсегда. Не будем забывать, что монголы Кипчака в ту пору находились в апогее своего могущества, что они поставили в тесную вассальную зависимость от себя русские княжества, и вся Восточная Европа трепетала перед ними. Но Крым представлял слишком большую важность для торговли, чтобы генуэзцы так легко от него отказались. Отсюда они вывозили меха из Северной России, пшеницу с Украины, соленую рыбу из Азовского моря и Волги, шелк и пряности с Дальнего Востока, а также кипчакских рабов для египетских мамелюков. Будучи хорошими купцами, они решили подождать, пока пройдет гроза и сменится царствование. После смерти Тохты два генуэзских посла, Антонио Грилло и Никколо ди Пагана, явились к его преемнику, хану Узбеку, выпрашивать разрешение на восстановление их колонии. Видимо, они проявили большую ловкость и продемонстрировали монголам их собственный интерес в возобновлении торговых связей, поскольку Узбек дал согласие, и в 1316 г. мы видим факторию в Кафе вновь процветающей.

Интерес Генуи к ее крымским факториям усиливало то, что привилегированное экономическое и политическое положение при дворе Палеологов обеспечивало ей, через ее колонию Перу, контроль над проливами, следовательно, морскую и торговую гегемонию в Черном море. Поэтому для лучшей централизации и управления всеми делами, относящимися к этому сектору, она создала у себя настоящую комиссию по управлению крымскими колониями, Оффиция Газарии (Officium Gazariae), названную так по имени хазар, жителей страны в VIII–IX вв. Оффиции Газарии подчинялся генеральный консул в Кафе.

В то время Крым, как и в греко-римскую эпоху, стал перевалочным пунктом, через который западные товары попадали на азиатскую землю. Оттуда они по великим русским рекам отправлялись навстречу товарам с Севера и Дальнего Востока. Особенно итальянских купцов интересовал район низовий Дона, где во времена хазар стоял торговый город Саркел (Белая Вежа русских летописей). В 1320–1330 гг. хан Узбек уступил генуэзцам, а затем (1332) венецианцам фактории в Тане, возле Азова, у устья Дона, на южном берегу реки. Пеголотти по этому случаю дает нам ценный перечень товаров, экспортировавшихся из Таны в Венецию: пшеница и воск с Украины, пряности, привезенные

караванами из Восточной Азии, беличий и другие меха, взамен чего венецианцы привозили шерстяные сукна, льняные ткани, олово, медь.

Хан Узбек, поселив венецианцев и генуэзцев у конечного пункта караванных троп, у этих «ворот Азии», исполнил их самые заветные мечты. Но очень скоро отношения между итальянскими поселенцами и монгольской властью испортились. В 1343 г., в результате стычки, происшедшей в Тане между итальянскими торговцами и «татарами» (так западноевропейцы называли монголов), ханские чиновники разгневались и выгнали из города всех итальянцев. Это «закрытие Центральной Азии» повлекло самые серьезные экономические последствия. В Византийской империи тут же возник дефицит зерна и соленой рыбы, а в Италии цены на шелк и пряности разом взлетели вдвое, что доказывает важность караванной торговли между Дальним Востоком и Черным морем через Тану, равно как и морской торговли через Азовское море и Босфор.

Татары не ограничились этими экономическими мерами. Хан Джанибек, сын и преемник Узбека, осадил генуэзскую колонию Кафа, но был отбит с потерями (1344). Второй поход Джанибека на Кафу в 1345–1346 гг. тоже провалился[341]. В 1347 г. Джанибек, испытавший на себе воинскую силу западноевропейцев, наконец согласился на возобновление торговли через Тану, правда с серьезным повышением таможенных сборов (5 % против 3 %).

Едва был заключен мир с татарами, как возобновились стычки между венецианцами и генуэзцами. Генуя, владевшая собственно Кафой и чувствующая себя (недавние события это подтвердили) в безопасности в этом надежно укрепленном городе, хотела бы заставить венецианцев в обязательном порядке заходить в ее порт, вместо того чтобы следовать прямо до Таны. Таким образом, венецианцы становились бы данниками генуэзцев по всей своей крымской торговле, тогда как в Тане генуэзцы и венецианцы, по желанию хана, находились практически на равных правах. Естественно, венецианцы отвергли такие притязания, что стало предлогом для новой войны между двумя итальянскими республиками (1348–1355). После заключения в 1355 г. мира венецианцы продолжили свою прямую торговлю с Таной. Венецианский посланник Андреа Веньер добился от татар права организовать торговлю в портах Калитра (Коктебель) и Провато (1356,

1358). В целом венецианцы сорвали планы Генуи занять в Крыму привилегированное положение.

Но успехи генуэзцев были еще больше. Во-первых, вспомнив опыт 1344–1346 гг., они решили сделать свои позиции неуязвимыми и защититься от любой татарской агрессии. Их консул, Гоффредо ди Дзоальи, построил систему фортификационных сооружений в Кафе. В этом выдвинутом далеко вперед передовом посту латинской цивилизации защищаться приходилось не только со стороны степи, но и с моря. В 1361 г. Кафе пришлось отражать морскую атаку синопских турок. Впрочем, анархия, в которую вскоре погрузилось Кипчакское ханство, и последовавший за ней упадок орды позволили генуэзцам перейти в наступление. 19 июля 1365 г., в консульство Бартоломео ди Джакопо, они отняли у татар город Солдайю (Судак): блестящая военная операция, увеличившая площадь их колонии вдвое. Развивая успех, они, в консульство Джанноне дель Боско, добились от татар передачи им, помимо этого города, всего побережья от Солдайи до Чембало (нынешней Балаклавы), включая сюда сам Чембало и Ялту (договоры от 28 ноября 1380 и 23 февраля 1381 г., подтвержденные 12 августа 1387 г. представителями хана Тохтамыша, принявшего генуэзских послов Джентиле деи Гримальди и Джанноне дель Боско). Таким образом они стали хозяевами большей части Южного берега Крыма, то есть бывшей византийской фемы Херсон.

Это был апогей генуэзской «Газарии». Опираясь на хорошо укрепленные города Кафа и Солдайя и заручившись поддержкой коренного христианского населения — греков и германцев «Готии», она пользовалась здесь, как и в Византии, упадком хозяев страны. В столь благоприятных условиях благосостояние росло быстро. Через век, к моменту своего падения, одна только Кафа насчитывала не менее 70 тысяч жителей. Городские укрепления были завершены консулами Джакопо Спинолой, Пьетро Газаро и Бенедетто Гримальди (1384–1386). Укрепления Солдайи были достроены в 1414 г. Минимум местной административной централизации дополнил эти военные предосторожности: генуэзский консул Кафы имел старшинство над другими представителями матери-родины в Крыму. С другой стороны, генуэзцы привнесли свои муниципальные институты, и коммуна Кафы, статус которой изменялся много раз (10 апреля 1398 г., 28 февраля 1419 г.), пользовалась весьма широкой автономией.

В крымских колониях, так же как в Греции и на Кипре, следовало опасаться трений между приверженцами римского и греческого обрядов. Похоже, что этого не произошло. Очевидно, близость татар и изоляция этой горстки христиан, забравшихся на край монгольской Азии, заставили их абстрагироваться от теологических разногласий. Греческое население бывшей фемы Херсон и его духовенство, видимо, жили в полной гармонии с генуэзцами и его духовенством, которые не чинили им никаких конфессиональных препятствий. К тому же греки были частично допущены к управлению местными делами. Нам известно, что они, вместе с генуэзцами, присутствовали в некоторых административных и торговых комиссиях. Что же касается татар, проживавших в генуэзских концессиях, отношения с ними были более деликатными. В принципе они находились под юрисдикцией своих соотечественников, носивших титул тудун, но подчиненных генуэзскому консулу. Инциденты, возникавшие между татарами и генуэзскими колонистами, неоднократно перерастали в серьезные конфликты.

Активность итальянских морских республик не ограничивалась этой чисто генуэзской колонией в Крыму. За пределами полуострова Тана, в устье Дона, возле современных городов Азов и Ростов, оставалась чисто татарской территорией. Это был татарский город, но город, открытый латинским купцам, как генуэзским, так и венецианским: Венеция, старательно обходившая генуэзский порт Кафу, каждый год направляла в Тану флотилию из шести — восьми торговых кораблей.

Это процветание, как мы видели, частично было вызвано упадком татарского Кипчака и их ханов-Чингизидов. Ситуация изменилась, или чуть не изменилась, когда в Кипчакское ханство вторгся и опустошил его трансоксианский завоеватель Тамерлан. Разгромив ханов Кипчака, Тамерлан атаковал если не генуэзские владения на Южном берегу Крыма, то, по крайней мере, открытый город Тану. Осенью 1395 г. он взял и разрушил Тану, а всех ее жителей-христиан обратил в рабство. После его ухода венецианцы восстановили свой квартал и склады, но торговля города пострадала из-за разрушений, произведенных Тамерланом внутри Кипчакского ханства, в частности от разрушения монгольской столицы Сарай в низовьях Волги.

С 1253 по 1395 г. Сарай был одним из важнейших перевалочных пунктов трансазиатской торговли, конечной остановкой караванных троп, идущих из Пекина и Самарканда, крупнейшим рынком, питавшим Тану и Кафу. Его жестокое разрушение Тамерланом нарушило черноморскую торговлю и стало причиной обеднения итальянских колоний. Кроме того, пример Тамерлана как будто предвещал возвращение наступательного порыва варварства. В 1410 г. хан Кипчака Пулад-бек снова внезапно захватил Тану, разграбил ее склады и захватил в плен всех венецианцев, которых там нашел (10 августа 1410 г.). Но Республика Святого Марка, отделенная от Кафы генуэзским владычеством, не могла оставить Тану, не отказавшись от любой торговли с монгольским миром. Несмотря на потери (600 постоянных жителей убито, 200 тысяч дукатов убытков), венецианцы, когда гроза миновала, в очередной раз восстановили свои торговые конторы. Замечательный пример упорства, характерного для Венецианской республики.

Что же касается генуэзской колонии в Кафе, мощные укрепления и удаленность от степи обеспечивали ей относительную защиту от подобных катастроф. Пользуясь этим спокойствием, она попыталась расшириться в направлении Кубани. Возле устья реки генуэзцы устроили факторию Копа, или Куба, рядом с Анапой. Там по весне они закупали соленую рыбу и икру, поступавшие от местных рыбаков. В Керченском проливе, в Мартеге, близ Тамани, неподалеку от древней Фанагории, обосновалась генуэзская семья Гизольфи, чья синьория, хотя и наследственная, тем не менее подчинялась консулу в Кафе. Мы видим здесь возникновение генуэзского княжества, в чем-то аналогичного княжествам семьи Дзаккариа на Хиосе, семьи Каттанеи в Фокее или Гуттилузио на Лесбосе, но гораздо жестче подчиненного колониальной администрации метрополии. Напротив, на крымском берегу, в Воспоро, возле Керчи, древней Пантикапеи, генуэзцы в 1429 г. располагали еще одной факторией. Так, генуэзская колонизация завладела не только давними мегарийскими колониями Южного берега, но и милетскими колониями восточного побережья.

Эта колониальная экспансия была возможной лишь до тех пор, пока ее терпели хозяева степи. С этой точки зрения и вопреки тому, что можно было бы предположить, распад Кипчакского ханства стал для генуэзцев бедой. На его обломках около 1430 г. образовалось местное

татарское ханство — Крымское (с династией Гиреев), намного более фанатично-мусульманское, которое начало оказывать серьезное давление на кафскую колонию. В это же время проявилась, вероятно, впервые, некоторая неприязнь греческого населения Готии к его итальянским господам. В 1433 г. греческое население Чембало (Балаклавы) восстало против генуэзцев и изгнало их. В 1434 г. Генуя направила эскадру с экспедиционным корпусом под командованием Карло Ломеллино, который отбил Чембало, но потерпел поражение возле Солгата (Старый Крым) от крымского хана Хаджи-Гирея, ибо татары не упустили возможности воспользоваться этой смутой.

Здесь, как и на Эгейском море, взятие Константинополя османами (1453) прозвучало похоронным звоном для генуэзского владычества. Контролируя Босфор и Дарданеллы, Порта могла закрыть или, по меньшей мере, серьезно затруднить итальянским кораблям вход в Черное море. Это море, которое в течение полутора веков являлось «генуэзским озером», в любой момент могло стать недоступным для кораблей республики. Крымский хан Хаджи-Гирей тут же попытался использовать падение Константинополя в своих интересах, заключив против генуэзцев союз с султаном Мехмедом II. Сформированная таким образом коалиция могла атаковать генуэзскую колонию с двух фронтов:

виюле 1454 г. османы напали на Кафу с моря, тогда как Хаджи-Гирей осадил ее с суши. Однако в этот раз город спасся, согласившись платить ежегодную дань.

Всамой Генуе понимали серьезность положения. Синьория чувствовала свою как финансовую, так и военную неспособность сколь-нибудь продолжительное время удерживать крымские колонии. Она прибегла к паллиативу: создало акционерное общество — только из генуэзцев, разумеется, — Офис, или Банк ди Сан-Джорджо, которое

вдействительности было ассоциацией кредиторов государства, возглавляемой советом из восьми протекторов.

Это был один из самых любопытных экспериментов в колониальной истории, какие только можно встретить. Ввиду того что генуэзское государство дурно управляло колониями, оно объявило о своей неспособности и передало бразды правления синдикату банкиров, убежденное, что тот, благодаря привычке к делам, сможет хотя бы восстановить в угрожаемой колонии дисциплину. 15 ноября 1453 г. дож Пьеро ди Кампофрегозо оформил эту передачу официально.

Но турки установили на Босфоре такую эффективную блокаду, что практически прервали сообщение между банком и его новой колонией. Представители банка наконец сумели прорвать блокаду, чтобы отправить в Кафу подкрепления, акционеры согласились открыть свои сундуки, и султан пошел на мировую, установив дань в 3000 дукатов

(1455).

Крым в генуэзскую эпоху

Но это была лишь отсрочка. Даже для Банка ди Сан-Джорджо дело показалось плохим. Закрытие турками проливов или, по крайней мере, требование подвергать любое проходящее через них судно досмотру наносило крымской торговле огромные убытки. В финансах Кафы очень скоро обнаружился страшный дефицит. В таких условиях протекторы Банка ди Сан-Джорджо, чтобы не раздражать своих акционеров, могли лишь пойти на значительные расходы с целью серьезно вооружить Кафу. Бдительность и ловкая дипломатия протекторов даже обеспечили крымской колонии несколько лет порядка и передышки. Но в 1475 г. генуэзцы Кафы совершили ошибку, неудачно вмешавшись в распри между татарами, и султан Мехмед II, только и ждавший подобного случая, воспользовался данным предлогом для

вмешательства. Ввиду огромного неравенства сил сторон сопротивление генуэзцев было слабым. 2 июня 1475 г. османская эскадра начала осаду Кафы, а уже 6-го защитники капитулировали. Латинское население, лишившись имущества, было депортировано в Константинополь. Генуэзская колония в Солдайе защищалась лучше и была принуждена к сдаче голодом. Заккариа Гизольфи, генуэзский сеньор Матреги, бросил город и сумел перебраться в Россию. В Крыму ничего не осталось от былой генуэзской колонизации, как в Святой земле ничего не осталось от давней франкской колонизации, как скоро ничего не останется на Кипре и в Греции от латинской колонизации…

Родосские рыцари. Апогей

Среди всех превратностей жизни латинского Востока история госпитальеров, или рыцарей Госпиталя святого Иоанна Иерусалимского, являет пример непрерывности со второй четверти XII в. до наших дней. И это несмотря на то, что история его полна страшных катастроф, за которыми, правда, всегда следовали чудесные возрождения.

После падения последних франкских городов в Сирии (1291) госпитальеры еще около десяти лет удерживали островок Руад (Арад) к югу от Тартусы, откуда наблюдали за побережьем Святой земли, но в 1302 г. были изгнаны оттуда арабским флотом. Они остались без земельных владений, хотя король Кипра Анри II (1285–1324) поселил их у себя в Лимасоле. Они могли бы кончить плачевно, как тамплиеры, став, по их примеру, банкирами, являясь предметом страха или ненависти многих монархов. Реформа, проведенная их великим магистром Гийомом де Вилларе (1296–1302), восстановила религиозный и моральный дух ордена, а также возобновила его активность в то время, когда ликвидация соперничающего с ним ордена Храма, часть имущества которого госпитальеры унаследовали (1312), увеличила их могущество и богатство.

Итак, орден госпитальеров был готов к новым сражениям, когда получил нежданный подарок судьбы, отголосок спустя сто лет Четвертого крестового похода: в правление великого магистра Фулька де Вилларе (1305–1319), племянника и преемника Гийома,

госпитальеры завоевали у византийцев остров Родос. Высадившись на острове в июле 1305 г., они, после продолжительной осады, 15 августа 1308 г. принудили к сдаче Родосский замок. Одновременно с главным островом госпитальеры — «родосские рыцари», как их будут отныне называть, — стали хозяевами и соседних островков: Пископии (бывший Телос, ныне Тило), Нисирос и Кос (Ланго).

Завоевание Родоса, признаем это, ни в коей мере не оправдывалось с правовой точки зрения. Подобную акцию — захват в мирное время земли Византийской империи просто потому, что она понравилась агрессору, — не могли узаконить никакие крестоносные мотивы. Зато со стратегической точки зрения оккупация Родоса свидетельствовала о поразительной предусмотрительности. С Родоса госпитальеры контролировали Восточное Средиземноморье, следя одновременно за Эгейским морем и за Египетским, угрожая Александрии, внушая страх турецким эмиратам анатолийского побережья и протягивая руку помощи кипрским Лузиньянам, кикладским венецианцам и хиосским генуэзцам. Тем самым они успешно осуществляли связь христианских сил. Они принимали участие во всех попытках новых крестовых походов, предпринимавшихся на протяжении XIV в. В правление великого магистра Элиона де Вильнёва (1319–1346) их флот, силами шести галер, под командованием приора Ломбардии Жана де Бьяндрата, соединился с четырьмя папскими галерами под командованием генуэзца Мартино Дзаккарии, венецианской эскадрой из пяти галер под командованием Пьетро Дзено и кипрскими кораблями (четыре галеры) под командованием Эдуара де Божё. С другими кораблями, венецианскими и каталонскими, набралось около тридцати галер. Эта армада, главнокомандующим которой был венецианец Пьетро Дзено, атаковала город Смирну на территории турецкого эмира Айдына Умурбека. 28 октября 1344 г. союзники овладели Смирной, которую затем передали под охрану госпитальеров, построивших в ней, в порту, возле будущего здания таможни, форт СенПьер; верхний замок, напротив, остался в руках эмиров Айдына.

Следующий великий магистр, Дьедоне де Гозон (1346–1353), которому легенда приписывает повторение подвига святого Георгия (бой с чудовищным драконом), сделал более полезное дело, помешав османам закрепиться на острове Имброс, ключе к Дарданеллам (морское сражение в мае 1347 г.). При великом магистре Раймоне

Беранже, провансальце, управлявшем орденом с 1365 по 1374 г., десять галер родосских рыцарей присоединились к королю Кипра Пьеру I и приняли с ним участие в эфемерном походе на Александрию, о котором мы говорили выше (10–11 октября 1365 г.)[342]. При великом магистре Робере де Жюйи, или Жюйаке (1374–1377), Святой престол окончательно присоединил Смирну к владениям ордена (1374), который фактически являлся единственной силой, способной выполнить трудную задачу удержания города, потому что Смирна могла «дышать» только через море, ибо с суши была постоянно осаждена айдынскими турками.

Великий магистр Хуан Феррандес де Эредиа (1377–1396), энергичный и образованный арагонец, предстает перед нами как неординарная личность, попытавшаяся повести защиту христианства

— и свой орден вместе с ней — новыми дорогами. Очевидно считая остров Родос слишком маленьким для своих амбиций, он задумал дерзкий проект: перенесение центра деятельности госпитальеров в латинские владения на Пелопоннесе. С этой целью он арендовал на пять лет у Жанны I Неаполитанской княжество Морейское, вернее, то, что от него еще оставалось (западная часть Пелопоннеса; 1377–1381). Но мы видели, что, изгнав албанцев из города Лепанто, он неразумно углубился в эту страну и был взят ими в плен у города Арта (лето 1378 г.). Албанцы, в те времена обычные бандиты, хотя и были христианами, продали его туркам, но через несколько месяцев он сумел выкупиться на свободу и вернулся на Родос. Несмотря на эту неудачу, Эредиа продолжал проявлять интерес к греческим делам, приказав перевести в 1393 г. на свой родной арагонский язык «Книгу о завоевании Мореи»; эта Libro de los fechos et conquistas представляет особую ценность своими оригинальными добавлениями XIV в.

Идеи Эредии стали предметом дискуссии среди историков. Как оценивать его проект переноса в Грецию штаб-квартиры его ордена? Одни полагают, что, остававшиеся длительное время неуязвимыми на Родосе, госпитальеры были бы ослаблены, вмешавшись в дела Мореи, в шедшую там непрерывную войну между греками и латинянами. Другие на это отвечают, что орден мог бы военным путем покончить с Мистрийским деспотатом, объединить полуостров и с большими шансами возобновить борьбу против турок. Ведь христианские владения на завоевание их турками обрекала раздробленность,

распыление суверенитета, которым они были подвержены. Но требовалось, чтобы греки искренне признали латинское доминирование. Однако жизнь буквально через несколько лет показала преемнику Эредии, какую ненависть они питали к франкократии.

После неудачи реализации этого дерзкого плана госпитальерам оставалось лишь предоставлять свой меч на службу любой священной войне. Так было со следующим великим магистром, Филибером де Найаком (1396–1421), который вместе с цветом рыцарства принял участие в несчастном Никопольском крестовом походе (сентябрь 1396 г.). Затем Филибер де Найак вернулся к проектам Эредии относительно Пелопоннеса и даже был на пороге их осуществления. В 1400 г. он купил у Феодора Палеолога, деспота Мистры (удивительно, что тот пошел на такую сделку), Коринф и саму Мистру, но он не учел чувств греческого населения, предмета данной сделки, с которым их правитель не потрудился посоветоваться. В своей ненависти к римской церкви и латинству мистрийские греки решительно отказались принимать подобную передачу территорий. Перед лицом народного недовольства, грозившего вылиться во всеобщее восстание, госпитальеры не осмелились даже высадиться в Мистре. Что же касается Коринфа, где они все-таки обосновались, они сами поняли, что им остается лишь одно: продать его обратно грекам (1404). Больше к этому проекту не возвращались…

Для будущего латинского Востока и общей защиты христианства можно пожалеть о провале политики Феррандеса де Эредии и Филибера де Найака. Если бы им удалось заменить россыпь латинских и греческих княжеств, поделивших эллинскую территорию, стабильной структурой, каковую представлял из себя орден, если бы они смогли добиться принятия их греками и объединить под своими знаменами разрозненные христианские силы, возможно, они смогли бы оттянуть роковой момент. Их неудачная попытка обосноваться в Греции заставила их преемников ограничиваться своим островным владением, слишком узкой базой на периферии большой истории.

Родосские рыцари. Упадок

Как мы уже знаем, с 1344 г. Смирна находилась в руках госпитальеров. Но там, так же как венецианские фактории на Азовском море, все перевернуло тимуридское завоевание. В 1402 г. Тамерлан, разгромив османов при Анкаре, осадил крупный ионический порт. Укрепления Смирны, правда, были реставрированы в 1398 г., а адмирал ордена Буффило Паницати в том же 1402 г. проинспектировал подготовку к обороне и привел подкрепления: гарнизон теперь насчитывал 200 рыцарей под командованием брата Иниго д’Альфаро. Но даже после принятия этих предосторожностей город не мог долго противостоять огромным силам, которыми располагал противник. Несмотря на чудеса храбрости, проявленные защитниками, Смирна была взята Тамерланом и полностью разрушена (декабрь 1402 г.). Все рыцари, все христиане, попавшие к нему в руки, были убиты. От смерти спаслись лишь те, кто смог бежать на кораблях.

Отметим, что в этом, со стороны Тамерлана, было своего рода религиозное обязательство (или лицемерие). Фанатичный мусульманин, он тем не менее в битве при Анкаре на долгие годы уничтожил Османскую империю, щит ислама против христианства. Так что хотел он того или нет, но, победив султана Баязида, он спас Константинополь. Чтобы избавиться от упреков в этом, ему надо было истребить христиан. А можно ли было найти более удобный повод, чем Смирна

— крепость, которую долго и безуспешно осаждали малоазиатские турки?

Найак попытался компенсировать эту потерю, заняв древний город Галикарнас, нынешний Бодрум, возле которого построил форт СенПьер — слабое утешение после такой потери.

Разгром Смирны говорил о том, что времена изменились. До сих пор со своего неприступного острова рыцари угрожали всему мусульманскому побережью. Отныне самому Родосу предстояло испытать на себе атаки турецкого мира. При великом магистре Жане де Ластике (1437–1454) на остров трижды нападали египетские мамелюки (1440, 1442, 1444). Правда, их всякий раз отбивали. Но в последний год правления Ластика турками был взят Константинополь (1453), теперь их главной целью стал Родос. В правление Жака де Мийи (1454–1461) разразилась буря. Орден навлек на себя гнев Мехмеда II, отказавшись, несмотря на падение Константинополя, платить ему дань. Но посланная султаном против Родоса эскадра потерпела поражение

(1455). Мехмед II не отступил. В правление великого магистра Пьера д’Обюссона (1476–1503) он направил против Родоса более значительный экспедиционный корпус численностью в 50 тысяч человек, на сотне кораблей, с мощной артиллерией (1480). Штурмы, начавшись в последних числах мая, продолжались почти без перерывов до сентября. Неукротимая энергия Пьера д’Обюссона, героизм рыцарей, а также лояльность греческого населения, о которой здесь не стоит забывать, обеспечили победу. Турки отступили, потеряв 9000 человек убитыми и 15 тысяч ранеными. Пьер д’Обюссон, в благодарность за спасение города, приказал построить на Родосе церковь Сент-Мари-де-ла-Виктуар (Святой Марии Победной).

Оборона Родоса, имевшая место через двадцать семь лет после падения Константинополя, стала первой серьезной неудачей османов на их победном пути. Царствование Мехмеда II хронологически заключено между этим триумфом и этой неудачей. И это полностью заслуга рыцарей-монахов, чьи предшественники под знаменем иерусалимских королей побеждали тогдашних турок-сельджуков, а сейчас остановили прежде всюду побеждавших османов.

Финал драмы был отложен еще на сорок два года. Он наступил в то время, когда великим магистром был Филипп Вилье де л’Иль-Адан (1521–1534). Сулейман Великолепный лично возглавил осаду Родоса (июль 1533 г.). После героической обороны Вилье де л’Иль-Адан вынужден был согласиться на сдачу (22 декабря). Сулейман, повторяя, сам того не ведая, жест Саладина в 1187 г., принял старика обходительно и позволил ему покинуть Родос с воинскими почестями, в сопровождении всех его подчиненных. В 1530 г. император Карл V уступил госпитальерам остров Мальту, где они начали новую жизнь и хозяевами которого оставались вплоть до завоевания острова Бонапартом в 1798 г.

Памятники госпитальеров на Родосе

За 214 лет владычества на Родосе (1308–1522) госпитальеры покрыли столицу острова постройками. Собор Сен-Жан (Святого Иоанна), начатый в 1310 г., имеет признаки каталонского и южноитальянского зодчества. Маленькая церковь Сент-Катрин (Святой

Екатерины; мечеть Кантури), построенная в 1330 г., сразу напоминает французскую готику Святой Анны в Фамагусте, а окна с пламенеющими решетками заимствованы в Англии.

Следует еще упомянуть Дворец великих магистров, перестроенный Пьером д’Обюссоном (1476–1503), Кастелянство, или Торговый суд, Госпиталь для паломников, вероятно начатый в 1439 г. великим магистром Жаном де Ластиком и, очевидно, завершенный под руководством командора Клуэ в 1473 г.; наконец, различные монументальные ворота, такие как Морские ворота, по бокам которых стоят две круглые башни с машикулями, напоминающие главные ворота Вильнёв-лез-Авиньона.

Как известно, орден делился на восемь «языков» или «наций»: Французский, Овернский, Прованский, Итальянский, Арагонский, Кастильский, Германский и Английский. Этим «языкам» принадлежали странноприимные дома. Лучше всего сохранился французский дом, очевидно отреставрированный после великой осады 1480 г., над дверью которого имеется надпись 1492 г. и имя великого приора Эймери д’Амбуаза. Прованский дом, наряду с гербовым щитом с лилиями, имеет абрис герба Каретто, великого магистра с 1513 по 1521 г.

Защита крепостных стен была разделена по секторам, закрепленным за различными «языками»: французский «язык» оборонял стену от башни Найак до Амбуазских ворот; германский «язык» от Амбуазских ворот до башни Сен-Жорж; овернский «язык» от башни Сен-Жорж до Испанской башни; арагонский «язык» от Испанской башни до башни Сент-Мари; английский «язык» от башни Сент-Мари до башни Сен-Жан; прованский «язык» от башни Сен-Жак до Итальянской башни; итальянский «язык» от одноименной башни до места, где стена поворачивает к торговому порту. Наконец, кастильский «язык» должен был защищать Французскую башню с ее дамбой и укрепления большого порта, от башни Сент-Катрин до башни Найак. Там он смыкался с французским «языком».

ЛАТИНСКИЕ ДИНАСТИИ РОМАНИИ И ГРЕЦИИ

Латинская Константинопольская империя

Бодуэн I, граф Фландрский 1204–1206

Анри I де Эно (или Анри д’Ангри) 1206–1216 Пьер де Куртене 1216–1218

Робер де Куртене 1219–1228

Бодуэн II 1228–1261

Жан де Бриенн, соправитель 1231–1237

Королевство Фессалоникское

Бонифаций Монферратский 1204–1207 Деметриос Монферратский 1207–1222

Княжество Ахейское или Морейское

Гийом де Шамплит 1205–1209

Жоффруа I де Виллардуэн (бальи в 1209–1210) 1210 — ок. 1229 Жоффруа II де Виллардуэн ок. 1229–1246

Гийом де Виллардуэн 1246–1278 Изабелла де Виллардуэн 1278–1307

супруга Флорана де Эно, ставшего по браку князем Морейским

1289–1297

затем Филиппа Савойского, ставшего по браку князем Морейским

1301–1307

Филипп I Анжу-Тарентский 1307–1313 Матильда де Эно 1313–1318

супруга Луи Бургундского, ставшего по браку князем Морейским

1313–1316

Жан Анжуйский, граф де Гравина 1318–1332 Катрин де Валуа 1332–1346

Робер II Анжу-Тарентский 1346–1364 Мария де Бурбон, вдова Робера II 1364–1369 Филипп III Анжу-Тарентский 1370–1373 Королева Жанна Неаполитанская 1374–1382

Жак де Бо (представляемый Наваррской компанией) 1382–1383 Пьер де Сен-Сюперан, командир Наваррской компании 1383–1402 Чентурионе II Дзаккариа 1404–1428

Герцогство Афинско-Фиванское 1. Дом де ла Рош

Отон де ла Рош, сеньор Афинский 1205–1225 Ги I (в 1260 принял титул герцога) 1225–1263

Жан 1263–1280

Гийом 1280–1287 Ги II 1287–1308

Готье де Бриенн 1309–1311

2.Предводители Каталонской компании

Роже Делор 1311–1312 Беренгер Эстаньоль 1312–1316 Гийом Тома 1316–1317

Альфонсо-Фадрике Арагонско-Сицилийский 1317–1330 Николо Лансиа 1330–1335 Раймондо Бернарди?–1356

Хайме Фадрике Арагонский 1356–1359 Гонсальво Хименес д’Аренос 1359 Маттео де Монкада 1359–1361 Роже де Луриа 1361–1363

Маттео де Монкада повторно 1363–1367 Роже де Луриа повторно 1367–1371 Маттео Перальта 1371–1375 Луис-Фадрике Арагонский 1375–1381 Филиппо Дельмо де Рокаберти 1381–1382 Рамон де Виллануэва 1382–1383

Роже II де Луриа и Антонио де Луриа 1383–1385 Педро де По 1385–1387

3.Дом Аччайоли

Нерио I (сеньор Коринфский с 1370), герцог Афинский и Фиванский 1385–1394

Антонио I (сеньор Фиванский с 1394), герцог Афинский 1404–1435

Нерио II, герцог Афинский 1435–1439, 1441–1451

Герцогиня Кьяра Джорджо (в качестве регентши при своем сыне Франческо; с 1453 г. разделяла трон со своим вторым мужем Бартоломео Контарини) 1451–1456

Франко Аччайоли 1456–1458

Маркизат Боденица (Фермопилы) 1. Дом Паллавичини

Гвидо Паллавичини 1204–1237

Убертино 1237 — ок. 1278

Изабелла 1278–1286

Томмазо 1288 Альберто 1311

Гульельмина, или Гульельма 1311–1358

2. Дом Джорджо

Никколо I Джорджо (муж Гульельмины Паллавичини) 1338–1345 Франческо 1354–1388

Джакопо 1388–1410 Никколо II 1410–1414

Сеньория Салон (Ла Си), бывшая Амфисса

Тома I де Стромонкур 1205–1212

Тома II 1258

Гийом 1275

Тома III 1294–1311

Герцогство Наксос

1.Дом Санудо

Марко I 1207–1227 Анджело 1227–1262 Марко II 1262–1303 Гульельмо I 1303–1323 Никколо I 1323–1341 Джованни I 1341–1361 Фьоренца 1361–1371

Никколо II Спеццабанда, супруг Фьоренцы 1364–1371 Никколо III далле Карчери, сын Фьоренцы 1371–1383

2.Дом Криспо

Франческо I 1383–1397

Джакомо I 1397–1418

Джованни II 1418–1437

Джован-Джакомо 1447

Гульельмо II 1453–1463

Франческо II, регент 1450–1463

Джакомо III 1463–1480 Джованни III 1480–1494 Франческо III 1494–1518

Джованни IV 1545?

Франческо IV 1564–1566

Графство Кефалония 1. Дом Орсини

Маттео Орсини 1194–1238

Риккардо 1238–1278 Джованни I 1303–1317 Никколо 1317–1323

Джованни II потерял в 1321 г. графство Кефалония, сохранил Эпирский деспотат 1323–1335

Никифор Орсини, деспот Эпирский (без графства Кефалония) 1335–1358

2. Дом Токко

Леонардо I, граф Кефалонии 1358–1381

Карло I 1381–1430

Карло II 1430–1448 Леонардо II 1448–1479 Антонио 1481–1483

Великие магистры госпитальеров на Родосе

Фульк де Вилларе 1305–1319 Элион де Вильнёв 1319–1346 Дьедоне де Гозон 1346–1353 Пьер де Корнийон 1354–1355 Роже де Пен 1355–1365 Раймон Беранже 1365–1374 Робер де Жюйак 1374–1377

Хуан Феррандес де Эредиа 1377–1396 Филибер де Найак 1396–1421 Антуан Флювиан 1421–1437 Жан де Ластик 1437–1454 Жак де Мийи 1454–1461

Пьер-Раймон Закоста 1461–1467 Жан-Батист дез Юрсен 1467–1476 Пьер д’Обюссон 1476–1503 Эймери д’Амбуаз 1503–1512 Ги де Бланшфор 1512–1513 Фабрис Каретто 1513–1521

Филипп Вилье де л’Иль-Адан 1521–1534