Вопрос 4. Порок формирования воли-ошибка.

Формы выражения воли различны: слово, письмо, жест и даже молчание. Некоторые сделки (договоры) заключались с соблюдением установ­ленной формы: для их действительности требовался оп­ределенный способ изъявления воли (например, завещание, манципация, стипуляция). В других случаях выражение воли не связано с какой-либо формой: достаточно действия, из которого можно сделать вывод о выражении воли (так называемые конклюдентные действия). Например, заимо­давец возвращает расписку заемщику, прощая ему долг (если из ситуации не следует иного). Таким образом, со­глашения могут быть формальные и неформальные. Как правило, одно соглашение не создает обязательства. Даже тогда, когда соглашение не требует формы, оно юридически значимо, если относилось к числу признанных правом неформальных соглашений.

При формировании соглашения не исключено, что воля, выраженная стороной вовне, не соответствует ее внутреннему намерению. Старое квиритское право игнорировало подлинную волю сторон и да­же не рассматривало возможное несовпадение воли и ее выра­жения, придерживаясь буквы договора. Один из первоначаль­ных выводов нового направления толкования — непризнание юридической силы соглашения при расхождении воли и ее выражения: «Кто говорит одно, а хочет другого, тот не гово­рит того, что означают его слова, потому что он этого не хочет, но и не говорит того, что хочет, потому что он не те слова говорит» (D.29.5.3). Затем последовал вывод о приори­тете подлинной воли (если ее можно установить) по сравнению с внешним ее выражением.

Толкование договора в соответствии с подлинной (но не­правильно выраженной) волей стороны может причинить не­заслуженный ущерб другой стороне, которой это несовпадение не было известно. Такая ситуация возникает при заблуждении (error), которое ведет к ничтожности сделки, если заблуждение существенно. Данный признак налицо, если заблуждение (ошибка) относится:

♦ к характеру договора (например, продажа воспринимается как дарение);

♦ к стороне, но лишь в том случае, если имеет значение ее личность (например, в до­говоре купли-продажи в рассрочку);

♦ к предмету договора (когда, например, свойства вещи оказываются иными в такой степени, что приходится признать ее относящейся в другой категории).

Как правило, лицо, заключающее сделку, руководствуется определенными соображениями, которые приводят его к соот­ветствующему решению. Эти соображения именуются мотива­ми сделки. Мотивы имеют правовое значение лишь в том случае, если они включены в содержание сделки.

Вопрос 5. Порок формирования воли- обман, насилие при заключении сделки.

В соглашении воля сторон должна быть выражена, разуме­ется, свободно, вне постороннего воздействия. Тем не менее, не исключено, что изъявленная стороной воля была вынуждена обманом (dolus) или угрозой (metus), которые также относятся к мотивам договора, но возникающим под посторонним вли­янием.

Обман (Dolus) имел в римском праве несколько значений. В данном случае этот термин употребляется в обозначенном смысле так, как определил его Лабеон: «DoIus malus есть всякая хитрость, обман, уловка для того, чтобы обойти, обмануть, уловить другого» (D.4.3.1.2). Dolus в указанном отношении интер­претировался как такое поведение, когда для побуждения стороны изъявить волю, направленную на сделку, делается одно, а в намерение входит другое. Соглашение, достигнутое под влиянием обмана, если его жертвой был кредитор, могло быть лишено юридической силы посредством actio doli, выведенного претором Аквилием Галлом в 66 г. до н.э. Actio doli был субсидиарным, т. е. он действовал лишь в тех случаях, когда потерпевший не получал иска, вытекающего из самого договора. Если же обман исходил от кредитора и он же предъявлял иск, должник имел exceptio doli против требования кредитора. Каждая из сторон, сославшись на обманные действия, могла также воспользоваться restitutio in intcqrum.

К концу республиканского периода понятие угрозы (metus) как грубого физического насилия (Марк Аврелий: «Ты дума­ешь, что насилие имеет место тогда, когда калечат людей?») сменилось более утонченным, включающим в себя психичес­кий аспект, как «душевный трепет из-за страха перед настоя­щей или будущей опасностью» (D.4.2.1). Лабеон говорит, что metus — это страх перед большим злом, повторяя Аристотеля, который в Никомаховой Этике рассматривает вопрос о том, являются ли действия, совершенные из страха перед большим злом, недобровольными или все-таки доброволь­ными. Из соответствующей мысли Аристотеля исходил, решая этот вопрос, Цельз (D.9.23.22), а через сто лет — Павел: «Если, вынужденный угрозой, я принял наследство, то полагаю, что я стал наследником; правда, если бы я был свободен в своем выборе, я бы не пожелал принять, однако, хотя и вынужденный, но я все же принял» (D.4.2.21.5). Считалось, что сторона, заключившая соглашение под воздействием угрозы, хотела этого в большей степени, чем реализация самой угрозы. Таким образом, хотя воля и была вынужденной, но, тем не менее, она является волей. Понятие угрозы изменилось с развитием деловой жизни. Соглашение, заключенное под влиянием угрозы, было действительным, но соответствующей стороне предоставлялось средство защиты: кредитору — exceptio metus; должнику — actio metus causa, удовлетворение которого означало недействительность соглашения и восстановление сторон в первоначальное положение. По просьбе стороны претор альтернативно мог применить restitutio in integrum.