Хрестоматия

БЕРДЯЕВ Николай Александрович (1874-1948) – русский религиозный философ и социолог, публицист.

О культуре

В жизни общественной духовный примат принадлежит культу­ре. Не в политике и не в экономике, а в культуре осуществляются цели общества. И высоким качественным уровнем культуры изме­ряется ценность и качество общественности... От демократизации культура повсюду понижается в своем качестве и в своей ценнос­ти. Она делается более дешевой, более доступной, более широко развитой, более плоской, пониженной в своем качестве, некра­сивой, лишенной стиля. Культура переходит в цивилизацию. Де­мократия неизбежно ведет к цивилизации. Высшие подъемы куль­туры принадлежат прошлому, а не нашему буржуазно-демокра­тическому веку, который более всего заинтересован уравнительным процессом...

Культура и цивилизация — не одно и то же. Культура родилась из культа. Истоки ее — сакральны. Вокруг храма зачалась она и в органический свой период была связана с жизнью рели­гиозной. Так было в великих древних культурах, в культуре гре­ческой, в культуре средневековой, в культуре раннего Возрожде­ния. Культура — благородного происхождения. Ей передался иерар­хический характер культа. Культура имеет религиозные основы. Это нужно считать установленным с самой позитивно-научной точки зрения. Культура символична по своей природе. Символизм свой она получила от культовой символики. В культуре реалисти­чески, а не символически выражена духовная жизнь. Все достиже­ния культуры по природе своей символичны. В ней даны не после­дние достижения бытия, а лишь символические его знаки. Такова же и природа культа, который есть прообраз осуществленных бо­жественных тайн.

Цивилизация не имеет такого благородного про­исхождения. Цивилизация всегда имеет вид parvenu**. В ней нет свя­зи с символикой культа. Ее происхождение мирское. Она родилась в борьбе человека с природой, вне храмов и культа. Культура всегда идет сверху вниз, путь ее аристократический. Цивилизация идет снизу вверх, путь ее буржуазный и демократический. Культура есть явление глубоко индивидуальное и неповторимое. Цивилизация же есть явление общее и повсюду повторяющееся. Переход от вар­варства к цивилизации имеет общие признаки у всех народов, и признаки по преимуществу материальные, как, например, употребление железа и т.п. Культура же древних народов на самых начальных ступенях своих очень своеобразна и неповторимо ин­дивидуальна, как культура Египта, Вавилона, Греции и т.п. Куль­тура имеет душу. Цивилизация же имеет лишь методы и орудие.

Благородство всякой истинной культуры определяется тем, что культура есть культ предков, почитание могил и памятников, связь сынов с отцами. Культура основана на священном предании. И чем древнее культура, тем она значительнее и прекраснее. Культура всегда гордится древностью своего происхождения, неразрывной связью с великим прошлым. И на культуре почиет особого рода благодать священства. Культура, подобно Церкви, более всего до­рожит своей преемственностью. В культуре нет хамстваа, нет пре­небрежительного отношения к могилам отцов. Слишком новая, преданная культура, не имеет преданий, стесняется этого своего положения.

Этого нельзя сказать про цивилизацию. Цивилизация дорожит своим недавним происхождением, она не ищет древних и глубоких источников. Она гордится изобретением сегодняшнего. У нее нет предков. Она не любит могил. Цивилизация всегда имеет такой вид, точно она возникла сегодня или вчера. Все в ней но­венькое, все приспособлено к удобствам сегодняшнего дня.

В куль­туре происходит великая борьба вечности со временем, великое противление разрушительной власти времени. Культура борется со смертью, хотя бессильна победить ее реально. Ей дорого увекове­чение, непрерывность, преемственность, прочность культурных творений и памятников. Культура, в которой есть религиозная глу­бина, всегда стремится к воскрешению. В этом отношении вели­чайшим образцом культуры религиозной является культура Древ­него Египта. Она вся была основана на жажде вечности, жажде воскресения, вся была борьбой со смертью. И египетские пирами­ды пережили долгие тысячелетия и сохранились до наших дней.

Современная цивилизация не строит уже пирамид и не дорожит тем, чтобы памятники ее имели тысячелетнюю прочность. Все быстротечно в современной цивилизации. Цивилизация, в отли­чие от культуры, не борется со смертью, не хочет вечности. Она не только мирится со смертоносной властью времени, но и на этой смертоносности временного потока основывает все свои успехи и завоевания. Цивилизация очень приятно и весело устраивается на кладбищах, забыв о покойниках. Цивилизация футуристична. В цивилизации есть хамизм зазнавшегося parvenu. Этот хамизм со­общается и культуре, которая хочет быть окончательно безрелиги­озной.

В культуре действуют два начала — консервативное, обращен­ное к прошлому и поддерживающее с ним преемственную связь, и творческое, обращенное к будущему и созидающее новые цен­ности. Но в культуре не может действовать начало революционное, разрушительное. Революционное начало по существу враждебно культуре, антикультурно. Культура немыслима без иерархической преемственности, без качественного неравенства. Революционное же начало враждебно всякому иерархизму и направлено на разру­шение качеств. Дух революционный хочет вооружить себя цивили­зацией, присвоить себе ее утилитарные завоевания, но культуры он не хочет, культура ему не нужна... Вообще нельзя создать новой культуры, не имеющей никакой преемственной связи с прошлой культурой, не имеющей никакого предания, не почитающей пред­ков. Идея такой новой революционной культуры есть contradictio in adjecto*...

Демократическим путем не могут создаваться «науки» и «ис­кусства», не творятся философия и поэзия, не появляются проро­ки и апостолы. Закрытие аристократических источников культуры есть иссякновение всяких источников. Придется духовно существо­вать мертвым капиталом прошлого, отрицая и ненавидя это про­шлое. И сами источники культуры в прошлом все более и более теряются, отрыв от них все более и более углубляется. Вся евро­пейская культура большого стиля связана с преданиями антично­сти. Настоящая культура и есть античная греко-римская культура, и никакой другой культуры в Европе не существует...

Всякая культура имеет периоды своего цветения, своего выс­шего подъема. В начале развития культуры — варварство, в конце этого развития — упадничество. Варварство и упадничество с про­тивоположных концов угрожают культуре. Всякая культура исчер­пывает себя, иссякает и склоняется к упадку. На вершине своей культура отрывается от онтологических своих основ, отделяется от жизненных своих истоков, утончается и начинает отцветать. Осень культуры — самая прекрасная и утонченная пора. Поздние цветы культуры — самые изысканные ее цветы. В это время в культуре достигается наибольшая острота познания и наибольшая сложность. Раздвоение упадочной культуры открывает многое, закрытое для более цветущих и здоровых культурных эпох. Эпохи утонченного декаданса культуры не так бесплодны, как это представляется на первый взгляд: в них есть и свое положительное откровение. Цве­тущая органическая целостность не дает знания противоположно­стей, она пребывает в одном и счастливо не знает другого. Слиш­ком большое усложнение и утончение культуры нарушает эту це­лостность, выводит из счастливого неведения противоположностей. В искусстве, в философской мысли, в мистической настроенности раскрываются две полярные бездны. Приобретается более острое знание и добра и зла. Но воля к жизни, к ее устроению и развитию не имеет прежней цельности. Появляется утонченная усталость. Нет уже веры в прочность культуры в этом мире, в достижимость со­вершенства и красоты цветущей культуры. Возрастает недоволь­ство этим миром, тоска по мирам иным. Культура внутренне пере­горает. В ней образуются материалы для нового мира, готовится новое откровение, новое пришествие...

В культуре всегда действовали два начала — классическое и ро­мантическое, и в разные эпохи преобладало то одно, то другое начало и создавало преобладающий стиль культуры. Греция явила высочайшие образцы культуры классической. Но и в Греции была уже культура романтическая. После Ницше невозможно этого от­рицать. Классическое и романтическое переплетаются, борются друг с другом и взаимодействуют. Классическая культура есть культура имманентная, осуществляющая совершенство в пределе, замкну­тое и завершенное совершенство на земле. Она стремится к стро­гим формам, не допускающим прорывов, в ней не раскрываются беспредельные дали. Романтическая культура есть культура с транс­цендентальными прорывами, осуществляющая совершенство в беспредельности, размыкающая и не допускающая совершенства на земле. Формы ее не столь строги, и в ней всегда есть прорывы, всегда раскрываются за ней беспредельные дали. Классическая куль­тура не знает иного мира за своими пределами и ничего не гово­рит о нем. Романтическая культура вся есть о мире за пределами, вся устремлена к совершенству в вечности и безмерности. Христи­анская культура по принципу своему романтична, а не классична, хотя принцип классицизма в ней действует как одно из вечных начал. Классическая культура означает довольство культурой. Это довольство невозможно в христианском мире. Христианский мир заболел трансцендентной тоской. И тоска эта отпечаталась на его культуре. Совершенство на земле, в культуре, для этого мира не­возможно... Совершенная культура так же невозможна, как невозможно и совершенное общество. Совершенство возможно лишь в ином мире, в ином плане, в благодатном, а не природном поряд­ке. Культура имеет религиозные основы, она полна религиозной символики, и в ней не достигаются онтологически реальные ре­зультаты. Наука и искусство, государство и семья, право и хозяй­ство — не последние реальности бытия, не онтологические дости­жения познания и красоты, власти и любви, общения людей и регулирования природы, а лишь знаки, лишь символы этих реаль­ных достижений. Невозможна и низка совершенно безрелигиозная культура, но невозможна и онтологически религиозная культура. Культура явилась дифференциацией культа, она явилась уже в ре­зультате выделения из храма, отделения от религиозного центра. И процесс секуляризации культуры — неотвратимый и роковой процесс. Секуляризация и есть внутренняя трагедия культуры... Куль­тура религиозна по своему происхождению и религиозна по свое­му заданию...

* * *

Давно уже на вершинах культуры начался кризис культуры. В самых утонченных плодах культуры чувствуется недовольство куль­турой, недостаточность культуры, болезненный в ней надлом, искание путей к бытию сверхкультурному.

Кризис культуры и искание нового бытия, превышающего куль­туру, совершается в том избранном меньшинстве, которое позна­ло культуру до конца и изжило пути культуры, в высшем культур­ном слое... Для огромного большинства никакого кризиса культу­ры не существует. Огромное большинство должно еще приобщиться к культуре и пройти пути ее. Кризис культуры по характеру своему есть кризис аристократический, а не демократический...

Поистине, кризис культуры совершается иерархически, как и все, что подлинно, а не призрачно в мире совершается... Кризис культуры совершается в глубинном измерении, а не в измерении плоскостном... Кризис этот есть острое переживание и острое со­знание на вершинах культуры внутренней противоположности и внутренней несоизмеримости между культурой и бытием, между культурой и творчеством. Когда культура доходит до своих преде­лов, до последних утончений и усложнений своих проблем, начи­нают сознавать, что высшие достижения культуры не есть новое бытие, новая жизнь, что высшие продукты культуры несоизмери­мы с творческим порывом, с творческим заданием...

Культура есть неотвратимый путь человека и человечества. Нельзя миновать его. Необходимо изжить пути культуры, чтобы выйти за пределы культуры, к высшему творческому бытию. Лишь на вершинах культуры творческое дерзновение может разбить цепи куль­туры, приковывающие к этому миру. Есть еще путь святости, путь, для немногих существующий. Но и этот путь есть путь высшей куль­туры духа. Он лежит в глубочайшей основе христианской культуры. Два явления выходят за пределы канонических норм культуры — святость и гениальность. Но святость и гениальность — величай­шие явления духовной культуры, истинные ее двигатели.

Челове­чество обречено культуре... Высшая культура нужна лишь немно­гим. Для средней массы человечества нужна лишь средняя культу­ра. Это и говорит об иерархическом строе культуры. Высшие цели мировой и исторической жизни связаны с тем, что понятно и существенно нужно лишь немногим. Но этим нужным и понятным лишь немногим духовно держится весь мир и вся история. В культу­ре есть эзотерика и экзотерика. Понятное лишь на высших ступе­нях имеет существенное значение для самых низших ступеней. Философия нужна для техники. Кризис культуры совершается на самых высших ступенях творческой жизни. Но это имеет мировое значение. Сверху идет духовная волна до самого низа... Так подхо­дим мы к апокалипсису культуры.