14ekabrya

Декабристы и события 1825–1827 гг...

«Переступаю за Рубикон!»23 Точно, он переступил за черту, через которую никак бы не попятился, какие бы его последствия не ожидали. Из его дальнейшей участи мне известно только, что он находился на Петровском заводе Нерчинского округа, где одно время был управляющим Алек[сандр] Èâ[анович] Àð[сенье]â.24 Потом, по просьбе его и, кажется, по ходатайству великого князя Михаила, он поступил солдатом на Кавказ и был там убит.25

Брата его Николая26 я видел всего несколько раз и говорил с ним, показывая наш Корпусной музеум, но во флоте он пользовался большим расположением, славою отличного офицера и благородством души. После попытки 14 декабря он скрывался, говорят, в квартире ген[åðàë]-адъютанта Ст-го и хотел уйти, переодевшись в крестьянское платье, но был задержан где-то около Толбухина маяка и взят.27 Жаль, что такие способные люди, как Бестужевы и некоторые другие, увлеклись в это нелепое предприятие, в котором никак не можно прийти к доброму концу. Тем более что и солдаты завлечены были обманом, во имя цесаревича Константина, и когда все дело открылось бы, то солдаты, имея в виду пример подобного неповиновения верховной власти, конечно, не стали бы повиноваться своим начальникам. И какое правление учредили бы вожди революционного движения? Из числа их не было ни одного с громким именем, прославившегося какими-либо подвигами, не было ни одного, который известен бы был хотя двум полкам гвардии. Случись на ту пору один из прославившихся в 1812 è 1814 году, предприимчивый человек, так мог бы собрать около себя большую часть гвардии и овладеть правлением в чью угодно пользу, даже в свою. Да и в армии полковые командиры, участники революции, каждый остался бы только со своим полком, даже при благоприятнейших обстоятельствах, против целой армии, и, во всяком случае, конец их был бы не лучше того, который они получили. Жаль их! Намерение было вызвано добрыми целями (и то не всех), но средства к достижению ее нелепые.

А было в числе их немало людей бездарных, которые были только слепыми орудиями предприимчивых, — как, например, Цебриков, тоже воспитанник нашего Корпуса,28 и многие другие. А иные выказались самыми ничтожными личностями, будучи в ссылке в Сибири. Когда император Александр II, по вступлении на престол, позволил оставшимся в ссылке возвратиться, один из них, Свистунов, бывший до ссылки в Кавалергардском полку, кажется, поручиком,29 возвра-

171

А.М.Пашков

тясь в Калугу, находясь за обедом, который местное дворянство давало по случаю коронации государя, засвистал, когда провозгласили тост за здоровье государя. Не школьник ли это в 60 лет? Такими ли были преобразователи правлений и что могли бы сделать эти свистуны, если бы им и была удача в 14-е декабря? Вот каковы наши доморощенные Кромвели!30 <…>

[Приезд Ф.Н.Глинки в петрозаводскую ссылку]

<…> В марте 1826 назначен я в должность смотрителя молотового цеха, где постоянно производилась выделка железа из чугуна кричным способом, но жалованье мое не увеличивалось, потому что должность эта была нештатная, но я был рад, что имею хоть какуюнибудь определенную должность и занятие. Ëåòî 1826 года было жаркое и сухое. Помнится, с мая почти до половины сентября не было ни капли дождя: везде горели леса и иссохшие торфяные болота, солнце постоянно стояло на безоблачном небе в виде раскаленного докрасна металлического шара без лучей, дымный воздух ел глаза, ручьи и речки пересыхали. В августе лесной пожар подошел к Петрозаводску с западной стороны, и в этой же стороне, вне города, находился пороховой погреб артиллерии, который всегда находился в значительном количестве для пробы артиллерийских орудий, принимаемых с завода. Случайно подошло так, что к этому времени построен был новый погреб для пороха на другой стороне города, близ берега Онежского озера, недалеко от пробного места. При приближении пожара к городу повезли порох в новый погреб с красным флагом, под вооруженным конвоем, через весь город. Это на многих жителей навело страх, так что некоторые хотели убраться с семействами на лодки и ехать на Ивановские острова, лежащие на озере верст за 10 от города. Мастеровые, солдаты, мещана <sic> высланы были гасить лес, что, наконец, и удалось, потому что ближе к городу лес пересекается полями, мелок, редок и растет на песчаной почве, где нет травы, по которой мог бы распространяться огонь.31

В этом году, летом, был прислан в Петрозаводск известный писатель Ф.Н.Глинка,32 бывший в числе членов общества 14-го декабря, но потом отставший, по разномыслию с главными деятелями, которые хотели основать республику, а он представительную монархию.

172

Декабристы и события 1825–1827 гг...

Он прислан был с правом поступить на службу и потому был определен советником губернского правления. <...>

[Торжества в Петрозаводске по случаю коронации Николая I]

<…> Â òîì ãîäó, 22 августа, помнится, совершена была в Москве коронация императора Николая и, по примеру других городов, петрозаводчана <sic> вздумали отпраздновать это событие балом.33 Губернатор и почетные лица города составили подписку и задали бал. Купечество составило тоже подписку и задало свой бал. Мы, холостые, на том и другом балу были гостями, но мы захотели отплатить за угощение и тоже сделали подписку. Конечно, суммы мы вносили небольшие, но зато число нас было велико, да еще к нам примкнули некоторые из старших лиц, но неженатые, как, например, Глинка, и мы задали бал лучше двух первых, танцовали до трех часов, большую часть стариков напоили славно. Почтенный В.Е.Кларк34 пошел танцовать какой-то английский или шотландский танец, уездный судья Гуляев ломался в своем рыжем парике вприсядку, иные уже мух не ловили и были сводимы, даже сносимы с лестницы до своих экипажей. Шампанского, наконец, не могли уже пить и пьяный подполковник артиллерии Яценко, видя, что никто не берет с подноса, стал валять по бокалам рукою, приговаривая: «где пьют, там и льют». К чести молодежи надо сказать, что давши друг другу слово не напиваться в наш праздник, кажется, все его сдержали. Не утаю, что этот праздник оставил или, лучше сказать, произвел большое опустошение в наших карманах, ибо, хотя подписка была и не велика, но как мы усердно потчивали <sic>, то в половине вечера понадобилось прибавить угощение, и мы согласились взять сколько потребуется и потом разделить на всех поровну, и это-то и отозвалось, особенно, в шампанском, которого, кроме выпитого, немало было разлито, да, говорят, частию выпито, а частию украдено лакеями, за что наш праздник долго оставался в памяти.

В этом же году случилось вот какое происшествие. По инструкции дозволено было заделывать раковины в канале артиллерийских орудий, но все это было ограничено глубиною раковин, числом их и положением в разных частях пушки. В.Е.Кларк нарушил это, заделавши одну лишнюю раковину, а приемщик орудий черноморской

173

А.М.Пашков

артиллерии Герасименко-Павловский узнал об этом чрез своих канониров и донес по начальству. Подняли страшную бурю: доложили государю и по высочайшему повелению прислана была в Олонецкие заводы комиссия из флигель-адъютанта Ал[ексея] Ïåòð[овича] Лазарева,35 который пользовался в то время особым доверием государя, открыв по указанию императору (одним из декабристов) разные злоупотребления по флоту. От Морского министерства был назначен полковник морской артиллерии Панаев, от горного ведомства вицедиректор Горного департамента Н.А.Шленов. Лазарев, как облеченный высокою доверенностью, наехал совершенным петухом и, по духу того времени, чтобы застращать, принялся грозно покрикивать и, между прочим, на старика полицмейстера завода Углева, но тот нашелся отвечать, что тут нельзя требовать полковых порядков, потому что это не солдаты, а мастеровые, и амуниции не имеют, а ходят с бородами, и так видел их император Александр и не запретил. Кларк, будучи спрошен, отвечал, что действительно вставил лишний винт против инструкции, желая не забраковать хорошую пушку и в уверенности, что она хуже не будет, хотя бы еще десять в нее ввернуть. Тогда распорядились и ввернули, кажется, 28 винтов, из которых 8 были в казенной части, и пушка выдержала блистательное испытание. Хотя это доказало, что винты вздор, но инструкция осталась без изменения, и Кларк за это не был обвинен, а за то, что на орудии приказал нарубить другой ¹, следовательно, сделал подлог, и долго по выезде комиссии к управляющему заводами Р.А.Армстронгу36 прислано было предписание объявить Кларку высочайший выговор. Этот почтенный человек, рискуя своею службою, скрыл это предписание, а иначе Кларк лишился бы права на пенсию, равно как и вдова его. <...>

[Ф.Н.Глинка в Петрозаводске. Ревизия сенатора Д.О.Баранова и назначение вице-губернатором в Петрозаводск Б.И.Пестеля]

<…> Глинка жил подле нас, в доме Семишина, и, хорошо познакомившись, узнал, что я люблю русскую литературу, часто ходил к нам по вечерам и приносил всегда новые жуналы (а, кажется, все литературные журналы того времени он получал). Матушка тоже любила чтение, а потому мы проводии время очень приятно, читали,

174

Декабристы и события 1825–1827 гг...

пили чай, беседовали, опять читали, и время, часов до 10 1/2 èëè äî 11, прходило незаметно.<…>

<…> Вскоре приехал начальник разведочной партии Грамматчи- ков с мастеровыми и чрез короткое время брат отправился с ними на Воицкий рудник для разведки песчаного золота,37 а я поехал по своим рудникам. Возвратясь, я узнаю градскую плачевную новость. Уездный казначей Алексеев растратил деньги. Похищение началось еще при покойном казначее (старший брат этого) и тянулось много лет, не будучи при ревизиях замечено, потому что итоги были подведены верно, но недостаток укрывался в переносах. Алексеева засадили, и пошла переборка — приехали следователи из Петербурга и сенатор Д.О.Баранов, который считался отличным служакою38 — но что это был за человек! Скорее зверь. У него был лакей, мальчик лет 13 èëè 14-ти. Рассердясь за безделицу, Баранов бил его по щекам, таскал за волосы, и потом, уронив на пол, бил ногами по голове и лицу, с которого синяки не сходили. Кстати сказать, этот Баранов, года через два после, был на ревизии Новгородской губернии. Там одна помещица пожаловалась ему на неповиновение крестьян и, чтобы их усмирить, Баранов приказал сжечь их дома, которые впоследствии та же помещица должна была выстроить за свой счет. На Баранова она приносила жалобу, но ему дали Александровскую ленту и тем дело кончилось.

По ревизии отрешили вице-губернатора (то, что теперь председатель казенной палаты), а потом одного советника за другим. Вицегубернатором приехал в Петрозаводск Б.И.Пестель, младший брат повешенного за 14-е декабря,39 сын известного сибирского генерал-губер- натора, тоже ужасного в свое время человека, каких тогда было довольно. Да, к сожалению, и в наше время еще встречаются их копии, хотя и измельчавшие. Не хочу выразить этим уподобление петрозаводского Пестеля отцу его. Б.И. был человек весьма умный и потому тактич- ный, да и власть на этой должности была не весьма обширная. <…>

[Донос П.А.Лачинова]

<…> Фан-дер-Флит давно уже был нездоров и вскоре оставил губернаторство, поступив на службу в Петербург по Государственному контролю, а на его место поступил статский советник Петр Анд-

175

А.М.Пашков

реянович Лачинов.40 В Петрозаводске давно уже его знали, потому что, состоя советником Контрольной экспедиции при Адмиралтействе, он каждое лето приезжал в Петрозаводск для наблюдения за приемом орудий морской артиллерии, купил близ Петрозаводска имение, бывшее Головачева, и женился на дочери А.В.Армстронга41 Елизавете и сестре бывшего в то время управляющим Олонецкими заводами Р.А.Армстронга. Полагать надо, что Лачинову только по протекции давали это поручение, чтобы он мог на казенный счет ехать в Петрозаводск и жить вблизи своего имения. Я это заключаю из того, что после Лачинова уже таких контролеров морское начальство не присылало. Теперь он чрез протекцию князя Меншикова42 перебрался в Петрозаводск губернатором: чего же лучше, по крайней мере, для него? Насчет его честности сказать ничего нельзя: в этом отношении он был безукоризнен. Но как губернатор — я немало их знал и в Олонецкой и в других губерниях, и, хоть грустно для России, скажу, что если бы из 6 èëè 7 их один был только что удовлетворителен, то и это было бы великим благополучием для народа и государственного управления. Но этого не было — большая их часть была ниже посредственности, а Лачинов стоял ниже общей части, несмотря на свою честность. Другие хотя делопроизводство-то кой как разумели, хоть при пособии дельных (иногда плутов) секретарей, а Лачинов и этого никак не мог себе усвоить. Еще секретарем или правителем канцелярии взял он себе М.А.Ксиландра, тоже человека честного, с светским образованием, даже лоском, любителя изящной словесности, но также не могшего вразуметь, что и при добрых намерениях должно действовать и по закону, и по здравому смыслу.

Время губернаторства Лачинова было совершенною мукою для Романа Адамовича Армстронга. Затеям самым нелепым не было конца; и он свои с Ксиландром предложения приносил и прочитывал Армстронгу. Тот, как человек отлично умный, старался его вразумить, отговорить и, иногда успевал, но часто все было безуспешно. Известно, что самые упрямые люди бывают всегда те дураки, которые имеют несчастие считать себя умными. Как кончил Лачинов, скажу в своем месте, а теперь должен объяснить, что он, как и многие губернаторы, старался играть роль царька, как по наружной представительности, так и по самовластию выше всякой меры, и никакие убеждения Армстронга не могли его вразумить. Брат мой, окончив свое поручение на Воицком руднике, просил начальство и

176

Декабристы и события 1825–1827 гг...

был переведен на службу на Олонецкие заводы и получил должность лесничего, и мы стали потихоньку жить вместе с матушкою, и круг наших знакомых был не обширен, но читальные вечера, благодаря Глинке, продолжались. Из посторонних тут бывали чаще всего Арсеньев и Лизель, в последнюю осень выпущенные из Горного корпуса, В.Кирсанов, П.И.Кульман, изредка старший Кирсанова брат Ан. Ан., служивший губернским лесничим, иногда асессор губернского правления Н.П.Яльцов, еще реже директор училища И.М.Троицкий.43

В это время возгорелась у Лачинова война с советниками губернского правления по поводу нелепых его распоряжений, в которых они не хотели брать на себя ответственность и эта борьба совершенно превратилась в личную вражду, в которой Лачинов хотел уничтожить своих противников какими бы ни было средствами. Он хотел прежде всего осадить Глинку, бывшего старшего советника губернского правления, полагая, что тогда уже прочие не посмеют с ним бороться, и, кроме того рассчитывал, что это легко будет сделать, взведя на него неблаговидные политические действия, что при подозрительности после 14 декабря казалось и не трудным. Дом, в котором жил прежде Глинка, был нанят для архиерея, и как Пестель имел обширную казенную квартиру (в том же здании, где и губернатор), которую не всю занимал, то он и отдал 4 комнаты верхнего этажа Глинке. Это Лачинов и взял основанием своим действиям. Пестеля брат живет в одной квартире с Глинкою, который прикосновенен к бывшему тайному обществу, да Глинка в доме Бутенева собирает кружок молодежи и проводит там вечера — канва весьма приличная, чтобы по ней вышить весьма рельефные узоры для доноса, а на первый раз пугнуть Глинку. Был рекрутский набор, и Лачи- нов, выходя из присутствия, чтобы ехать домой, увидел мою лошадь у подъезда Пестеля, потому что я был тогда у Глинки и спросил у выходившего вместе с ним советника казенной палаты А.А.Нуромского: «Чья это лошадь»? «Это Бутенева», — отвечал тот. «Бутенева», — сказал Лачинов — «О! Я скоро уничтожу это тайное общество»! «Что это значит»? — спросил Нуромский. «Да разве Вы не знаете, что у них тайное общество, и они собираются или у Пестеля, или у Глинки, а еще чаще у Бутеневых, чтобы не так было заметно», — отвечал Лачинов. «Я ничего не слыхал», — сказал Нуромский и вскоре передал это Глинке и мне, сказавши, что он и на очной ставке с Лачиновым готов подтвердить это.

177

А.М.Пашков

На днях встретился какой-то царский праздник и, как принято в провинции, надо было приносить поздравления властям. Мы с братом, одевшись в мундиры, выехали пораньше и, поздравив Армстронга, приехали к Лачинову, который уже принимал поздравления в мундире, но, к счастью, на эту пору у него был только один Н.Н.Бек. Мы поздравили и он стал расспрашивать как мы поживаем (как будто не знал) и как проводим время. Мы сказали, что как и все живут день на службе, а вечера больше дома, и иногда кто-нибудь из хороших знакомых у нас бывает, а как в карты мы не играем, то сидим с матушкою и читаем. «Да», — сказал он: «я на днях проезжал мимо вас вечером и видел, что в гостиной у вас огонь и были люди».

—«Очень жаль, ваше превосходительство не завернули к нам, у нас были Ф.Н.Глинка и еще кое-кто, и мы читали».

«Вот, любезный Николай Федорович, что я хотел сказать тебе»,

—начал Лачинов, беря меня под руку и ведя в кабинет подле гостиной, где мы были — «носятся нехорошие слухи».

—«Слышал, Ваше превосходительство»!

—«Слышал»? — спросил он, оставив мою руку, и отскочил.

—«Да, слышал, и хотел обратиться к Вам и просить обнаружить клевету и открыть мне имя клеветника, который распускает эти слухи».

—«Но послушай, любезный Николай Федорович», — продолжал он самым сладким тоном, — «прекратить их совершенно от тебя зависит, стоит только не иметь этих собраний, а главное, прекратить знакомство с Глинкою».

«Ваше превосходительство», — отвечал я, — «знакомство с Глинкою вменяю я себе в честь: он человек почтенный, известный писатель, был в Петербурге в лучшем кругу, а я еще молодой человек, и не лучше ли мне проводить время с ним, чем играть в карты. При том, как по воле отца, так и по собственному чувству, всего себя посвятил матушке. Ежели я остаюсь дома для нее, если у меня собираются люди образованные и мы читаем, беседуем, то что же тут может порицать самый неблагонамеренный человек, и тот подлец, кто может не видеть здесь клеветы».

—«Да, пожалуйста, тише», — удерживал меня Лачинов, заметив, что в гостиной уже набралось много народу.

—«Нет, Ваше превосходительство», — отвечал я, — «Я не боюсь это говорить, это бесчестит не меня, а клеветника, и я прошу Вас

178

Декабристы и события 1825–1827 гг...

отыскать его или я сам его найду, и если закон меня не удовлетворит, то я расправлюсь сам. Я не позволю чернить мою честь и, если услышу повторение того, что уже слышал, то я готов на все — я ему сделаю брюхо балахоном»!

От него я возвратился к Армстронгу и рассказал всю историю, начиная с разговора Лачинова с Нуромским, просил его обратить на это внимание, присовокупив, что при первом подобном слухе я, с согласия матушки, пошлю от имени ее прошение государю, в собственные руки, прося нарядить строжайшее исследование и предавая себя воле закона, а в случае нужды готов решиться на все.

Так, казалось, дело утихло, и я уже года через два узнал, что в это время донос Лачинова был уже отослан, и в Петрозаводск прислан был из Вологды жандармский капитан Д.Н.Кузьмин, который жил с месяц и донес, что тут нет и тени правды, а Лачинову натянули нос, предписав впредь с подобными неверными доносами не входить. Это сказал мне прежний канф. сек. <sic> Григорович и подтвердил, после познакомившись со мною, Кузьмин. Однако ж с нами ничего не случилось, и даже по поводу этого доноса никакого вопроса не было, а Лачинов свернулся и попал под суд Сената, губернаторив <sic> менее года, а на место его приехал Александр Иванович Яковлев, и тоже не клад для губернии...

Кажется, я упомянул уже, что при Лачинове учреждена была в Олонецкой губернии второклассная епархия, и приехал архиепископ Игнатий,44 бывший до того викарием в Новгороде. Человек весьма умный, жизни безукоризненной, но строгий начальник, ревнитель веры и гонитель раскольников, умножение которых и было причиною оснований епархии. Служил он прекрасно, благоговейно, без приторности, орган имел сильный и не шептал под видом умиления, проповеди, говорил прекрасно, но, желая привлечь раскольников, которые осуждают скорости нашей службы, он служил чрезвычайно медленно, так что воскресная обедня оканчивалась иногда в 2 часа пополудни. Он не ханжил и бывал в обществах по приглашению, а иногда ездил в домы запросто пить чай к людям, к которым расположен, и в обществе был весьма приятным собеседником. При всем том и при нем консистория порядком побиралась, хотя не позволяла себе явно возмутительных дел, до каких дошла при Аркадии.45

Вскоре Пестель оставил Петрозаводск и на его место приехал Пл[àòîí] Ïåòð[îâè÷] Мягков. <...>

179

А.М.Пашков

1 Горный кадетский корпус возник в Петербурге в 1804 г. на основе открытого в 1773 г. Горного училища, в 1806 г. он был приравнен к университетам, наряду со специальными предметами в нем широко преподавались общеобразовательные дисциплины (словесность, латынь) и дисциплины эстетического цикла (театральные представления, игра на фортепиано), в 1883 г. переименован в Горный институт, в 1834 ã. — в Институт корпуса горных инженеров.

2 Константин Павлович (1779–1831), великий князь, второй сын императора Павла I, с октября 1799 г. носил титул наследника престола — цесаревича, поскольку у его старшего брата Александра I не было сыновей; в начале 1822 г. отрекся от престола.

3 Иоанна (Жаннетта) Грудзинская (1795–1831), дочь польского канцлера, графа Антона Грудзинского, в мае 1820 г. вступила в морганатический брак с великим князем Константином Павловичем. Вскоре после этого Александр I пожаловал ей титул княгини Лович. В связи с этим неравным браком Константин Павлович в январе

1822 г. принял решение отречься от престола.

4 Николай I (1796–1855), российский император (1825–1855 гг.), третий сын Павла I и Марии Федоровны, до декабря 1825 г. носил титул великого князя.

5 Манифест об отречении от прав на престол великого князя Константина Павловича был подписан Александром I 16 августа 1823 г. и передан на хранение в Успенский собор в Москве, а копии с него в октябре 1823 г. были переданы в Петербург, где они хранились в Государственном совете, Сенате и Синоде. Сам документ держался в строгой тайне. Московский Успенский собор – главный собор Московского Кремля, построен в 1485–1479 гг. итальянским архитектором Аристотелем Фьораванти.

6 Корф Модест Андреевич (1800–1876), барон, видный чиновник, доверенное лицо Николая I, историк, автор написанной с монархи- ческих позиций книги «Восшествие на престол императора Николая I-го». Первые два издания этой книги вышли тиражом по 25 ýêç. â 1848 è 1854 гг. и предназначались для ближайшего окружения царя. Только в 1857 г. появилось третье издание с уточнением «первое для публики». В середине XIX в. книга М.А.Корфа была практически единственным доступным читателям исследованием, посвященным восстанию декабристов.

7 Голицын Александр Николаевич (1773–1844), князь, в 1817– 1824 гг. — министр духовных дел и народного просвещения, пользовался расположением и доверием Александра I; Аракчеев Алексей Андреевич (1769–1834), ãðàô, â 1815–1825 гг. — фактический руководитель Государственного Совета, Комитета министров и царской канцелярии, всесильный временщик; Филарет (Дроздов Василий Ми-

180