!Учебный год 2024 / Поляков

278	Лекция б I

воспроизведению во всех областях жизни общегермано-романского шаблона, в конце концов приводит к полной утрате всякой национальной самобытности, и у народа, руководимого такими националистами, очень скоро остается самобытным только пресловутый "родной язык". Да и этот последний, став "государственным" языком и приспосабливаясь к новым, чужим понятиям и формам быта, сильно искажается, впитывает в себя громадное количество романогерманизмов и неуклюжих неологизмов...

Ясно, что такой вид национализма, не стремящийся к национальной самобытности, к тому, чтобы народ стал самим собой, а лишь к сходству с существующими "великими державами", отнюдь не может быть признан истинным. В основе его лежит не самопознание, а мелкое тщеславие, являющееся антиподом истинного самопознания. Термин "национальное самоопределение", которым любят оперировать представители этого вида национализма, особенно когда они принадлежат к одному из "малых народов", способен лишь ввести в заблуждение. На самом деле ничего "национального" и никакого "самоопределения" в этом настроении умов нет, и потому совсем неудивительно, что "самосгийничество" так часто соединяется с социализмом, всегда заключающим в себе элементы космополитизма, интернационализма.

Другой вид ложного национализма проявляется в воинствующем шовинизме. Здесь дело сводится к стремлению распространить язык и культуру своего народа на возможно большее число иноплеменников, искоренив в этих последних всякую национальную самобытность. Ложность этого вида национализма ясна без особых объяснений...

Особой формой ложного национализма следует признать и тот вид культурного консерватизма, который искусственно отождествляет национальную самобытность с какими-нибудь уже созданными в прошлом культурными ценностями или формами быта и не допускает изменение их даже тогда, когда они явно перестали удовлетворительно воплощать в себе национальную психику. В этом случае, совершенно как и при агрессивном шовинизме, игнорируется живая связь культуры с психикой ее носителей в каждый данный момент и культуре придается абсолютное значение, независимое от ее отношения к народу: "не культура для народа, а народ для культуры". Этим опять упраздняется моральный и логический смысл самобытности как коррелята непрерывного и непрестанного национального самопознания.

Нетрудно видеть, что все рассмотренные виды ложного национализма приводят к практическим последствиям, гибельным для национальной культуры: первый вид приводит к национальному обезличению, к денационализации культуры; второй — к утрате чистоты расы носителей данной культуры, третий — к застою, предвестнику смерти...Наблюдения над различными видами ложного национализма контрастно подчеркивает то, чем должен быть национализм истинный. Вытекая из национального самопознания, он весь основан на признании необходимости самобытной национальной культуры, ставит эту культуру как высшую и единственную свою задачу, расценивая всякое явление в области внутренней и внешней политики, всякий исторический момент жизни данного народа именно с точки зрения этой главной задачи. Самопознание придает ему характер известного самодовления, препятствуя ему насильно навязывать данную самобытную нацио-

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы 279

нальную культуру другим народам или раболепно подражать другому народу, чуждому по духу, но почему-либо пользующемуся престижем в определенной антропогеографической зоне. В своих отношениях к другим народам истинный националист лишен всякого национального тщеславия или честолюбия. Строя свое миросозерцание на самодовлеющем самопознании, он всегда будет принципиально миролюбив и терпим по отношению ко всякой чужой самобытности...

Если мы в свете всех этих общих рассуждений станем рассматривать те виды русского национализма, которые существовали до сих пор, то будем принуждены признать, что истинного национализма в послепетровской России еще не было. Большинство образованных русских совершенно не желали быть "самими собой", а хотели быть "настоящими европейцами", и за то, что Россия, несмотря на все свое желание, все-таки никак не могла стать настоящим европейским государством, многие из нас презирали свою "отсталую" родину. Поэтому большинство русской интеллигенции до самого недавнего времени сторонились всякого национализма... Истинный национализм... был в России уделом лишь единичных личностей. Как общественное течение он еще не существовал. В будущем его предстоит создать...".343

Крайняя форма национализма — расизм — полагает, что все развитие культуры обусловливается прежде всего расой, объединяющей людей по признаку крови, и поэтому главнейшей задачей государства и права является сохранение и улучшение расы.

Пример такой идеологии можно найти у немецкого мыслителя прошлого века Л. Вольтмана, который, в частности, утверждал: "Расовое чувство есть политиче- ски-действующая сила. Расовая гордость внушает силу и мужество сопротивляться чужим и врагам и подчинять их себе. Отсюда ведут свое происхождение право и торжество победителя над побежденными... Где сталкивались разные расы — и путем превосходства военной силы и организаторской способности они образовали государственное общение — там воинственная и победоносная раса всегда пыталась прочно сохранить естественное чувство расовой гордости — выражением которой и являлась аристократия — и путем учреждения привилегий в общественной и половой жизни защитить себя против подчиненного народа. В интересах социального расового отбора были учреждены правовые, никогда непереступаемые рамки между владельцами и народом, имеющие целью укреплять чистые расовые свойства и путем накопляющего и прогрессирующего унаследования развивать политические преимущества "руководящих каст". Индусы, греки, римляне, германцы, все разветвления светлой расы, в свои начальные периоды и в периоды своего расцвета строго блюли расовую чистоту.

Но такое состояние не может долго существовать в сложном общественном союзе. Только там, где длится внутреннее военное состояние, направленное против покоренных рас, как у спартиатов, или где имеет место строгая кастовая замкнутость, как у индусов, преимущества и власть аристократии могут, на основании бла-

43 Трубецкой Н.С. Об истинном и ложном национализме // Трубецкой Н.С. История. Культура. Язык. М., 1995. С. 120-125.

281

Лекция б I

городной крови, держаться более продолжительное время. Там же, где эти рамки не так строго проведены, где измененный экономический процесс производства приводит к социальному смешению и выскочки принимаются в круг благородных сословий или где женщины проявляют непреодолимое половое влечение к мужчинам высших слоев, тотчас наступает органическое смешение, и в более или менее жесткой борьбе подчиненная раса добивается своего политического и правового равенства".3*4

Из этого же круга идей исходила и политико-правовая доктрина немецкого национал-социализма. Например, А. Гитлер в книге "Моя борьба" критикует "буржуазные" концепции государства за отрыв от идеи расы. "Правильный принципиальный взгляд на государство, -— по мнению фюрера, — заключается в том, что

государство

является

не

целью,

а

средством

к

цели.

Правда,

без

государства

нет

высокой

человеческой

культуры,

но само государство не является еще главным

фактором

культуры.

Главным

фактором последней является исключительно на-

личие

расы,

способной

стать

творцом культуры...Вот почему необходимо кон-

статировать:

не

государство

является

главной

предпосылкой

возникновения

чело-

века

более

высокой

породы,

а раса...Государство есть средство и цель.

Его

собственная цель состоит в сохранении

и

в

дальнейшем

развитии

коллектива

оди-

наковых в физическом и моральном

отношениях

человеческих

существ.

Это

сохра-

нение

относится

прежде

всего

только

к

тому

ядру,

которое

действительно

при-

надлежит

к

данной

расе

и

обеспечивает

ей развитие

тех

сил,

которые заложены

в этой расе.

Часть

этого

ядра

будет

обеспечивать

сохранение

физической

жизни,

а другая часть — содействовать дальнейшему

духовному

развитию.

На

деле

одна

часть

создает

предпосылки,

необходимые

для

другой.

Государство,

которое

не

служит

этой цели, является чем-то уродливым

и

обреченным

на

гибель.

Самый

факт его существования еще ничего

не

доказывает.

Ведь

никто

не

скажет,

что успех

шайки

флибустьеров может

оправдать

разбой-

ничество

как

институт.

Мы, национал-социалисты, как борцы за новое миросозерцание, никогда не должны становиться на пресловутую "почву фактов", да к тому же еще фактов фальшивых. Иначе мы были бы не борцами за новую великую идею, а жалкими рабами современной лжи. Мы должны научиться строжайше различать между государством как известным сосудом и расой как содержимым этого сосуда. Сосуд этот вообще имеет какой бы то ни было смысл лишь тогда, когда он действительно имеет возможность сохранить и защитить содержимое. В ином случае этот сосуд ничего не стоит.

...Высшей целью действительно народного государства должна быть забота о сохранении того основного расового ядра, которое одно только способно создавать культуру, дарить человечеству красоту, достоинство и все высокое. Мы, арийцы, понимаем под государством только живой организм расы, который не только обеспечивает само существование этой расы, но обеспечивает ей также возможность

Вольтмвн Л. Политическая антропология. Исследование о влиянии эволюционной теории на учение о политическом развитии народов. М., 2000. С. 364-365. См. также: Гобино Ж.А. Опыт о неравенстве человеческих рас. М., 2001.

279

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы

дальнейшего более высокого развития всех заложенных в ней способностей до степени самой высшей свободы...Вот чем должно быть государство". На тех же ценностных основаниях обосновывается в национал-социализме и идея права: "...Задачей прежде всего германских государств является — принципиально положить конец всякому дальнейшему смешению рас. Нынешнее наше жалкое поколение конечно сейчас же закричит по поводу недопустимости вмешательства в область священных прав человека. Нет, скажем мы этим людям, мы знаем только одно священное право человека, являющееся в то же время его священной обязанностью: человек должен неусыпно заботиться о том, чтобы кровь его осталась чистой, ибо, только сохранив лучшую часть человечества, мы обеспечиваем возможность более высокого и благородного развития всего человечества на земле".345

Правовая идеология не исчерпывается перечисленными видами. Существуют варианты идеологий, которые соединяют различные идеологические идеи и ценности. Например, в социал-демократи- ческой правовой идеологии совмещаются посылки либерализма, коммунизма, солидаризма и др. Смешанный вариант правовой идеологии можно найти и в фашизме.

Итальянский фашизм сформировался в 20-е годы в Италии. Его лидером был Бенито Муссолини, выходец из Итальянской социалистической партии. Доктрина фашизма совмещала различные идеи, но ее основная направленность была антилиберальной и этатистской (абсолютизирующей роль и значение государство в жизни общества). Муссолини, в частности, писал: "Как и все здоровые политические концепции, фашизм является и действием, и мышлением; действием, которому присуще учение, — учение, возникающее из данной системы исторических сил, в которых оно находится; и он действует на них изнутри. Следовательно, он имеет форму, соответствующую случайностям времени и пространства; но он имеет также и духовное содержание, которое делает его выражением истины в более высокой области мысли... Не может быть концепции Государства, не имеющей в основе своей концепции жизни — философии или интуиции, системы идей, развивающейся в рамках логики или сконцентрированной на вере и созерцании, но всегда, хотя бы потенциально, органической концепции мира... Фашизм видит в мире не только поверхностные, материальные аспекты, в которых человек проявляет себя как индивид, опирающийся на самого себя, сосредоточенный на самом себе, подчиняющийся естественному закону, инстинктивно влекущему его к жизни в недолгом, эгоистическом удовольствии; он видит не только индивида, но и нацию и страну; индивиды и поколения соединяются моральным законом с общими традициями, миссия которого — подавить инстинкт к жизни, замкнутой в узком круге удовольствий, построить высшую жизнь, основанную на долге, свободную от ограничений времени и пространства, в которой индивид через самопожертвование, отказ от частных интересов и даже через смерть может достичь того идеального духовного

существования, в котором состоит его ценность как человека <...>

•

э г Гитлер А. Моя борьба. Каунас. "Ода", б/г. С. 324, 327-329,336.

283

Лекция б I

Антииндивидуалистическая фашистская концепция жизни подчеркивает значение Государства и принимает индивидуальное лишь настолько, насколько его интересы совпадают с интересами Государства, которое олицетворяет совесть и универсальную волю человека как исторической сущности. Она противостоит классическому либерализму, возникшему как реакция на абсолютизм и исчерпавшему свою историческую функцию, когда Государство стало выразителем совести и воли народа. Либерализм отрицал Государство во имя индивида; фашизм подчеркивает права Государства как выразителя настоящей сущности индивида. И если свобода должна быть атрибутом живущего человека, а не абстрактной функцией, выдуманной индивидуалистическим либерализмом, то фашизм выступает за свободу, за единственную свободу, имеющую ценность, — свободу Государства и индивида в Государстве. Фашистская концепция Государства всеобъемлюща; вне его не существует ни человеческих, ни духовных ценностей, либо они имеют ценность значительно меньшую. Понимаемый таким образом фашизм тоталитарен, и фашистское Государство — синтез и объединение, включающее в себя все ценности, — объясняет, развивает и придает силу всей жизни народа".346

Правовая идеология может быть как групповой (партийной, клановой, классовой), так и общесоциальной. Групповая идеология существует в конкурентной борьбе с другими идеологиями, общесоциальная идеология разделяется подавляющим большинством общества.

Примером групповой, классовой правовой идеологии является буржуазная правовая идеология. Представляется, что ее специфической чертой является не столько защита интересов класса собственников, сколько панпотребительская направленность. Иными словами, дело не в самой собственности, а в целях ее приобретения и использования. Буржуазная идеология в таком понимании существует как на Западе, так в России, но публично выступает как идеология анонимная. Р. Барт, анализирующий этот феномен, отмечал, что "в сфере идеологии буржуазия исчезает вовсе, она вычеркивает свое имя при переходе от реальности к ее репрезентации, от экономического человека к человеку размышляющему. Буржуазия довольствуется миром вещей, но не хочет иметь дело с миром ценностей; ее статус подвергается подлинной операции вычеркивания имени; буржуазию можно определить поэтому как общественный класс, который не желает быть названным. Такие слова как "буржуа", "мелкий буржуа", "капитализм"..., "пролетариат"..., постоянно страдают кровотечением, смысл постепенно вытекает из них, так что эти названия становятся совершенно бессмысленными...Буржуазия растворяет себя в нации и при этом считает себя вправе исключить из нее тех ее членов, которых она объявляет чужеродными (коммунисты). Этот целенаправленный синкретизм позволяет буржуазии заручиться поддержкой большого числа временных союзников, всех промежуточных и, следовательно, "бесформенных" социальных слоев... В политическом отношении

279

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы

буржуазия, независимо от притязаний ее словаря на универсальность, в конце концов наталкивается на сопротивление, ядром которого, по определению, является революционная партия. Но у такой партии в запасе может быть лишь политический багаж; ведь в буржуазном обществе нет ни особой пролетарской культуры, ни пролетарской морали, ни искусства; в идеологической сфере все те, кто не принадлежит к классу буржуазии, вынуждены брать взаймы у нее. Поэтому буржуазная идеология способна подчинить себе все, не опасаясь потерять собственное имя; если она и потеряет его, то никто не станет возвращать его ей; без всякого сопротивления она может подменять театр, искусство, человека-буржуа их вневременными аналогами. Одним словом, коль скоро постулируется единая и неизменная человеческая природа, это дает буржуазии возможность беспрепятственно избавиться от своего имени; происходит полное отречение от имени "буржуазия"... Анонимность буржуазии еще более усугубляется, когда мы переходим от собственно буржуазной культуры к ее производным, вульгаризированным формам, используемым в своего рода публичной философии, которая питает обыденную мораль, церемониалы, светские ритуалы, одним словом, неписаные нормы общежития в буржуазном обществе. Невозможно свести господствующую культуру к ее творческому ядру; существует буржуазная культура, которая заключается в чистом потребительстве. Вся Франция погружена в эту анонимную идеологию; наша пресса, кино, театр, бульварная литература, наши церемониалы, Правосудие, дипломатия, светские разговоры, погода, уголовные дела, рассматриваемые в суде, волнующие перспективы женитьбы, кухня, о которой мы мечтаем, одежда, которую мы носим, все в нашей обыденной жизни связано с тем представлением об отношениях между человеком и миром, которое буржуазия вырабатывает для себя и для нас...Буржуазная этика пронизывает все французское общество; буржуазные нормы, применяемые в национальном масштабе, воспринимаются как само собой разумеющиеся законы естественного порядка; чем шире распространяет буржуазия свои репрезентации, тем более они натурализуются. Факт существования буржуазии поглощается неким аморфным миром, единственным обитателем которого является Вечный Человек — ни пролетарий, ни буржуа".347

Правовая психология. Несистематизированное и нерационализированное ценностное восприятие правовой действительности в виде правовых чувств, эмоций и переживаний называется правовой психологией. Именно на иррациональном уровне правовой психологии происходит ценностная легитимация права, которая впоследствии может получить идеологическое оправдание. Повседневная правовая жизнь воспринимается прежде всего на уровне правовой психологии. Э. Гуссерль, отмечая специфику повседневной практической жизни, писал, что она "наивна и происходящее в

	"" Муссолини Б. "Доктрина фашизма" // Хрестоматия по теории государства и права,
	политологии, истории политических и правовых учений. Сост. Р.Т. Мухаев.	Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994. С. 108-109.
	М., 2000. С. 657-659.

285	Правосознание:	онтологический и социокультурный ракурсы	279
Лекция б I

	ней опытное познание, мышление, оценивание и действие погруже-		Модификацией правового чувства является правовая совесть.
	но в заранее данный мир. При этом вся интенциональная работа		Вот как описывает ее сущность современный автор в контексте раз-
	опытного познания, в котором только и даны нам вещи, совершает-		личения правового менталитета "запада" и "востока":
	ся анонимно: познающий ничего не знает об этой работе, как и о		"...Правовая "совесть"...интуитивное понимание, стремление к справедливому
	выполняющем эту работу мышлении; числа, предикативные ком-		жизненному, нравственному праву. Чувство совести в праве есть постоянная уст-
	плексы, ценности, цели, результаты труда возникают одно за другим		ремленность субъекта на приближение объективного			права, его	имманентного со-
			ответствия требованиям трансцендентального, идеального права. Данное чувство
	благодаря неким скрытым усилиям, и взгляду представляются толь-
			всегда нацелено на воспроизводство гармонично целостных юридических ценно-
	ко они".348 В то же время повседневность существует как место об-		стей "совестливого" права. Это производство "совестливых" юридических феноме-
	разования правового смысла и открытия правовых правил, поэтому		нов происходит как в сфере правотворчества, так и при реализации права.
	она неразрывно связана с практической правовой онтологией и пра-		Для западной юридической психологии характерен больший					акцент на фор-
			мально-юридических, политических, а не на духовных факторах (религия, нравст-
	вовой идеологией.349
			венность и др.). Эту закономерность не смогла преодолеть даже великая Реформа-
	Одним из важнейших элементов правовой психологии является		ция с ее религиозно-этической переоценкой человеческого бытия. В ходе
	правовое чувство. Немецкий мыслитель Р. Иеринг даже предлагал		проникновения протестантского вероучения во все сферы жизнедеятельности об-
	отказаться от самого понятия правосознания, заменив его понятием		щества менялись мировоззрение, мироощущение,		мировосприятие,			идеология лю-
			дей буржуазного мира. Но правовая психология,		в отличие от трудовой, религиоз-
	правового чувства. Он писал: "Правосознание, правовое убеждение
			ной, этической, не была столь сильно затронута, не подверглась кардинальным
	суть абстракции науки, которые народу неизвестны: сила права, со-
			изменениям. В ней не нашлось достойного места религиозному и нравственному
	вершенно как и сила любви, основывается на чувстве".350		чувству правовой совести, что, несомненно, сузило ее возможности.
			Западной правовой психологии (американской, английской, французской, не-
			мецкой, шведской и др.) не хватает определенной доли юридического порыва,
	Гуссерль Э. Картезианские размышления. СПб., 1998. С. 286.	I	вдохновения, озарения, правовой интуиции, ибо правовая психология, в отличие от
	349 Ср.: Вальденфельс Б. Повседневность как плавильный тигль рациональности //		идеологии, не должна быть слишком рациональной, "здравой", сущность ее — в
	Социологос. М., 1991. С. 47.		большей духовной "живости", подчас непредсказуемости, иррациональном способе
	350 Иеринг Р. Борьба за право. М., 1907. С. 51. Психическая иррациональная сторона		отражения правовой материи.
	правосознания тесно связана с воображением, роль которого в правовой теории до		Юридическая психология намного ближе, чем правовая идеология, к религи-
	сих пор недооценена. Философский аспект этой проблемы освещался в свое время
			озным корням бытия, ибо в ее бессознательных духовных структурах существует
	В.В. Зеньковским и Б.П. Вышеславцевым. Вышеславцев, в частности, указывал на
			нерациональное ассимилирование	или отторжение идеологически				обоснованных
	немецкого мыслителя Майера, который различал две формы мышления: познава-		ценностей права. Элемент алогичной веры объединяет ее с религиозным чувством
	тельную и эмоциональную. Познавательное мышление притязает на истину, эмоцио-
	нальное мышление к этому не стремится. Оно лишь имеет тенденцию "разрешать"		права, заставляет больше принимать, чем понимать".351
	аффективные состояния, или давать исход стремлениям, из которых оно выросло.		Правовая психология тесно связана не только с деятельностью
	Эмоциональное мышление, по Майеру в изложении Вышеславцева, обнимает аф-		сознания, но во многом зависит и от подсознания человека.
	фективное мышление (эстетическое и религиозное) и волевое мышление (суждения о
	ценности, нормы права и нравов). Вышеславцев полагает, что эмоциональное мыш-		Подсознание есть сфера бессознательного и представляет собой
	ление у Майера есть ни что иное, как воображение, и его движущая сила — это эмо-		совокупность психических процессов, не представленных в созна-
	ции и аффекты. Неудачное же выражение "эмоциональное мышление" — лишь дань
	старому интеллектуализму. "Зеньковский, принимая исходное положение Майера,		нии субъекта. Бессознательное есть форма			психического отраже-
	дает свою теорию воображения. И для него фантазия обнимает сферы религиозной,		ния чего-то свыше данного. Эмоциональные переживания раскрывают, таким обра-
	этической и эстетической жизни. Полет воображения и поток образов в этих областях
			зом, пред нами особую сферу опыта, особое постижение. Воображение есть орган
	не есть, однако, что-либо случайное и произвольное ("фантастика"). Он не может
	быть объяснен как разновидность памяти, как каузальное сцепление ассоциаций.		эмоционального мышления; как и мышление познавательное, оно "не может обойтись
	Существует особая "логика красоты" и "логика веры". Это, конечно, логика эмоцио-		без образов", хотя и не связано с ними по существу" (Вышеславцев Б.П. Этика пре-
	нальная, логика чувств ... В основе этой логики лежит эмоциональная интуиция иде-
	альных ценностей и отношений, идеального мира — религиозного, этического и эсте-		ображенного эроса. М., 1994. С. 63$
	тического. Этим объясняется, как справедливо отметил Зеньковский, пассивный		351 Байниязов Р.С. Правосознание:	Психологические		аспекты	//	Правоведение.
	момент в художественном творчестве и во вдохновении, момент узрения и услыша-		1998. №3. С. 18-19.

287

Лекция б I

ния, в которой образ действительности и отношение субъекта к этой действительности представлены как одно нерасчлененное целое. В отличие от сознания в бессознательном отражаемая реальность сливается с переживанием субъекта.352 Бессознательное воздействует не только на эмоциональную сферу личности, но и на его стремления, действия и поступки, причины которых не осознаются. Таким образом, бессознательное воздействует на правовое сознание, определенным образом его формирует.353

В психологии выделяют несколько классов проявления бессознательного, имеющих непосредственное отношение к правосознанию:

1. Надындивидуальные надсознательные явления, обозначаемые по терминологии К. Г. Юнга как архетипы коллективного бессознательного. Такой архетип представляет собой усвоенные

!5! См.: Философский энциклопедический словарь. 2-е изд. М., 1989. С.58.

353 Связь подсознания со сферой ценностей через сублимацию (см. ниже) раскрывается в следующем отрывке из работы Б.П. Вышеславцева: "Сублимация начинается из глубин подсознания, из глубин органической жизни. Множество тенденций, стремлений существует в подсознании и вырастает из подсознания. Все стремления уже до известной степени бессознательно сублимированы, ибо тендируют к ценностям. Можно сказать, что вполне несублимированы, т. е. индифферентны к ценностям (не тендируют), только чисто каузальные, механические процессы. Но органическая жизнь не индифферентна к ценностям. Жизнь начинается там, где начинается оценка: стремление к чему-либо или отталкивание от чего-либо. Для жизни существенна чувствительность и реакция: растение чувствительно к свету, ибо реагирует на свет, тендирует к свету... Реакция есть не-индифферентность, а неиндифферентность и есть оценка. Организм не реагирует на то, что безразлично для жизни, он реагирует лишь на положительные или отрицательные витальные ценности.

Шелер вполне прав, утверждая, что все стремления имеют направление, изначально им принадлежащее, и это направление есть Wertrichtung, т. е. определяется ценностью. Мы должны напомнить, что так обстоит дело еще в подсознании, т. е. в сфере бессознательных стремлений, где нет речи, конечно, о сознательной воле с ее сознательными "целями"...

Каким образом стремления вырастают из тьмы подсознания? Как они осознаются?.. Бессознательные стремления поднимаются, "сублимируются" в сферу сознания при помощи "воображения"-, оно прежде всего помогает осознать, что выражается в направлении стремления, куда оно указывает, чего оно хочет, какую ценность имеет в виду. Для этого служит образ, как средство выражения желанного и искомого. Воображение никогда не индифферентно к ценностям, оно ищет выразить ценности, бессознательно предчувствуемые, угадываемые, искомые. Вот почему воображение...

есть сублимирующая сила, есть воплощение ценностей. Но здесь в сфере сублимированного Эроса, нет еще настоящей воли, свободы, выбора. Скорее здесь действует сила, чуждая воле, непокорная ей: сила аффектов и воображения" (Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М., 1994. С. 106-107).

279

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы

субъектами как членами определенной социальной группы образцы типичного для данной общности поведения, влияние которых на его деятельность не осознается и не контролируется. "Архетип, — пишет Юнг, — есть символическая формула, которая начинает функционировать всюду там, где или еще не существует сознательных понятий, или же где таковые по внутренним или внешним основаниям вообще невозможны ".354 Содержания коллективного бессознательного, по Юнгу, представлено в сознании как ярко выраженные склонности к пониманию вещей. Обычно они воспринимаются индивидом, как обусловленные объектом, что по теории Юнга неверно, так как они имеют источником бессознательную структуру психики, а воздействие объекта их только вызывает.355

Б. П. Вышеславцев так характеризует коллективное бессознательное: "Погружаясь в глубину собственного подсознания, мы находим там подпочвенное напластование всех слоев нашей жизни — это эмоционально-подсознательная память, которая хранит все и помнит все, но из которой сознательно-интеллектуальная память умеет извлекать лишь немногое; если мы спустимся еще глубже, то увидим, что в этих напластованиях нашей жизни, точнее под ними, можно открыть еще более древние пласты эмоционально-бессознательной жизни народа и всего человечества. Документы коллективно-бессознательного: мифы, символы, "архетипы".

Юнг К.Г. Психологические типы. М., 1996. С. 459. "Юнг определяет архетип как латентную структурную расположенность, выражающую динамичные содержания и процессы коллективного бессознательного в первоначальных образах; подобно основным биологическим функциям, наиболее важные первоначальные образы, повидимому, равно присущи людям всех веков и всех рас. Архетип можно понимать как мнемоническое отложение, отпечаток, или энграмму...развившиеся в результате уплотнения бесчисленных, вновь и вновь повторяющихся психических переживаний" (Одайник В. Психология политики: Политические и социальные идеи Карла Густава

Юнга. СПб., 1996. С. 190)

355

Юнг К.Г. Психологические типы. С. 459. — Р. Тарнас комментирует открытие архетипов следующим образом: "По мере того, как Юнг анализировал обширный круг психологических и культурных феноменов, он находил подтверждение тому, что существует нечто бессознательное, общее для всех людей, которое выстраивается согласно мощным архетипическим принципам. Хотя совершенно ясно, что человеческий опыт обусловлен множеством конкретных биографических, культурных и исторических факторов, — на более глубоком уровне все это, по-видимому, поглощается универсальными моделями, или способами опыта, архетипическими формами, которые придают различным элементам человеческого опыта типические очертания и наделяют коллективную человеческую психологию подвижной преемственностью. Эти архетипы неизменно существуют как основные и априорные символические формы, выступая в жизни каждого индивидуума и каяОцой культурной эпохи в подобающем конкретному историческому моменту обличье, пронизывая собой любой опыт, любое познание и любое мировоззрение" (Тарнас Р. История западного мышления. М., 1995. С. 327).

289

Лекция б I

Мы погружены в это коллективно-бессознательное, — оно в нас и мы в нем. И мы можем прочесть в нем всю душевную историю человечества, с его "грехопадением", с его "враждой к змию", с его "потерянным раем", с его Каином и Авелем, с его демонами и богами, с его кровосмешениями, убийствами, подвигами, страданиями и раскаяниями.

Как геолог читает всю историю земли по разрезу ее пластов — и вся она дана здесь сразу и в настоящем, так и в подсознании дана сразу и в настоящем вся история души, и в ней — все времена. Здесь душа поистине всевременна и потому не подчинена времени; она несет вечность в себе, надо только уметь ее видеть, уметь в ней читать <...> В подсознании живут, следовательно, все времена в вечном настоящем; в каждом аффекте к матери и отцу живут тысячи эмоций, когда-либо связывавших детей и родителей; так же как и в соревновании и вражде братьев живут предчувствие и предвосхищение будущего, интуиция возможностей, заключенных в настоящем. Здесь лежит ключ к тайне предсказаний".356

Таким образом, архетипы могут носить как универсальный характер, так и специфический. Таковы, например, этнические стереотипы поведения, которые усваиваются через механизмы идентификации и подражания.357

2. Неосознаваемые побудители деятельности — мотивы и смысловые установки личности (личное бессознательное). В концепции 3. Фрейда они выступают как вытесненное подсознательное, охватывающее нереализованные влечения (преимущественно сексуального характера), которые из-за их конфликта с социальными нормами изгоняются (вытесняются) из сознания и образуют скрытые аффективные комплексы, активно воздействующие на чувства и

Вышеславцев Б.П. Этика преображенного эроса. М., 1994. С. 312.

357 Французский ученый М. Аппио, например, выделяет три архетипа: идентификации, дифференциации и подчинения, которым соответствуют различные логики (см.: Рулан Н. Юридическая антропология. М., 1999. С. 236-241). В современном обществе, по мнению М. Аллио, могут совмещаться разные архетипы и действовать разные логики. Внутри общества действует логика архетипа подчинения. При этом "официальное право — право кодексов, законов, регламентов, преподаваемое на юридических факультетах, — регулирует отношения между людьми (по крайней мере их часть). Однако на пороге семейного очага его действие останавливается, возобновляясь лишь в кризисных ситуациях (развод)... Существует много разновидностей неофициального права, которые регулируют процессы, целиком или частично находящиеся вне контроля государства, но о них учебники права умалчивают. Здесь можно говорить о закономерности: когда доминирующий архетип (имеется в виду архетип современного общества, т. е. архетип подчинения) вступает в конфронтацию с существующими многочисленными логиками, он узаконивает ту логику, которая ему соответствует в наибольшей степени, и отбрасывает все остальные. Разрыв между реальностью и официальным правом в некоторых областях оказался столь очевидным, что следовало бы обратить внимание на это неофициальное право" (Там же. С. 240-241).

279

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы

поступки человека. Такое воздействие проявляется в различных символических формах (юморе, сновидениях, забывании имен и намерений, обмолвках, немотивированных поступках и т. д.).358

Втеории психоанализа важное значение также имеет понятие сублимации (от лат. sublimo -— возношу). Сублимация представляет собой психический процесс преобразования и переключения энергии аффективных влечений (либидо) на цели социальной деятельности и культурного творчества. Сублимация сексуальной энергии лежит, согласно фрейдизму, в основе социокультурной, художественной, юридической и других видов человеческой деятельности.

Вэтом своем качестве личное бессознательное может проявляться как в теоретической, так и практической правовой деятельности: в правотворчестве, в правоприменении, в правомерном или неправомерном поведении личности.

Своеобразным комплексным образованием, включающими в свой состав и правовую идеологию, и правовую психологию, является правовая ментальность (менталитет). Ментальность как таковая характеризуется особенностями психического склада и мировоззрения людей, входящих в ту или иную этническую целостность.

В концепции этногенеза Л. Н. Гумилева ментальность раскрывается как иерархия идей, воззрений, представлений о мире, оценок, вкусов, культурных канонов, способов выражения мысли, являясь "существеннейшей частью этнической тра-

8 "...Допущение бессознательного необходимо и законно, и... мы располагаем многими доказательствами существования бессознательного. Такое допущение необходимо, потому что у данных сознания имеется немало пробелов; как у здоровых, так и у больных часто происходят психические акты, для объяснения которых необходимо допустить существование Других актов, а между тем в сознании на это нет никакого указания. Такими актами могут быть не только ошибочные действия и сновидения У здоровых, не только все то, что называют психическими симптомами и явлениями навязчивости у больных, — наш личный ежедневный опыт знакомит нас с мыслями, которые приходят нам в голову, но происхождение которых нам неизвестно, и с результатами мыслительной деятельности, о разработке которой мы ничего не знаем. Все эти сознательные акты остались бы непонятыми и не имели бы никакой связи между собой, если бы мы стали настаивать на том, что мы познаем при посредстве только нашего сознания все происходящие в нас психические акты; но если мы допустим кроме того бессознательные акты, то все наши сознательные акты приводятся в очевидную связь" (Фрейд 3. Бессознательное // Фрейд 3. Основные психологические теории в психоанализе (сборник статей). М.;Пг., 1923. С. 125-126. — См. также: Фрейд 3. Введение в психоанализЛПекции. М., 1989; Волошинов В. Н. Фрейдизм: Критический очерк // Волошинов В.Н. Философия и социология гуманитарных наук. СПб., 1995).

10 Зак 4265

291

Лекция б I

диции. Формируется ментальность в ходе этногенеза (в том числе под влиянием этнических контактов)". Специфика ментальное™ наиболее ярко выступает на уровне суперэтнической целостности (системы, состоящей из нескольких этносов). "...B суперэтносе, где наблюдается разнообразие стереотипов поведения, ментальность является основным консолидирующим фактором. Так, чрезвычайно пестрый византийский суперэтнос объединяло православие (не только как религия, но и как ментальность) — так же, как и возникший значительно позднее Российский суперэтнос. Запад, именовавшийся некогда "христианский мир", теперь объединен "цивилизацией" и "прогрессом", что соответствует психическому облику современного западного человека...Более подробное рассмотрение позволяет также выявить субэтнические нюансы ментальное™, например, в России XIX в. их можно было пронаблюдать между дворянами, разночинными интеллигентами, старообрядцами, православным духовенством, различавшимися не только своими стереотипами поведения (как субэтносы), но и ментальностью...".3 59

Правовая ментальность как сложное явление отражается во всех элементах структуры правосознания и раскрывается в специфике правопонимания, правочувствования, правовидения. Характерными выражениями правовой ментальности конкретного общества являются юридическое мировоззрение (правовой идеализм) и правовой нигилизм.

Юридическое мировоззрение представляет собой особое правовоззрение, а именно такое представление о праве, когда оно понимается как высшая ценность, подчиняющая себе все другие ценности. Право при этом воспринимается как фетиш, как некое чудодейственное средство, способное изменить мир, сделать общество и государство совершенными, а людей счастливыми.

Основы подобного правовоззрения были заложены в XVI—XVII вв. и связаны в первую очередь с юснатурализмом. Успехи естественных наук создавали иллюзию, что не только мир природы, но и мир социальный можно рационально познать и рационально же обустроить. Достаточно написать разумные законы, чтобы устранить все общественные противоречия и создать совершенный политический строй. Наиболее ярко это представление о праве было отражено в идеологии французского просвещения XVIII в. ("законы могут все" — утверждал, например, Гельвеций), но в той или иной степени им проникнуты все буржуазные общества, относящиеся к

359 Мичурин В. А. Словарь понятий и терминов теории этногенеза Л.Н. Гумилева / Под ред. Л.Н. Гумилева // Гумилев Л.Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993. С. 503.

Правосознание:

онтологический

и

социокультурный

ракурсы

279

западной культуре.360 Право в них заняло место Бога и получило этому теоретическое оправдание в протестантской философии, в частности у Канта.36' Этим и определяется смысл известного высказы-

360Ф. Энгельс не без оснований называл юридическое мировоззрение "классическим мировоззрением буржуазии", которое приходит на смену теологическому мировоззрению средних веков" (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 496).

361Юридическое мировоззрение проникло и в западное богословие, в частности, в учение о спасении. Интересные соображения на этот счет содержаться в труде архи-

епископа Сергия Страгородского "Православное учение о спасении". Не секрет, что христианство с самого начала своего возникновения столкнулось с Римом и должно было считаться с римским духом и римским складом мышления. Древний же Рим считался носителем и выразителем права, закона. Право, подчеркивает архиеп. Сергий, было основной стихией Рима, которой подчинялась и религия. Поэтому становясь христианином, римлянин и в христианстве искал прежде всего состоятельности правовой. Поскольку одним из правовых принципов является принцип справедливости, т. е. воздаяния, как соответствия труда и награды, подвига и венца, то эти юридические представления были перенесены и на христианское учение о спасении. Такой способ внешнего понимания спасения со временем обнаружил свои губительные последствия. Дело в том, что "правовой союз возникает тогда, когда одному человеку или семейству оказывается не под силу бороться с окружающим его миром. Чтобы обеспечить себе известную долю благополучия, человек и входит в уговор с другим человеком, находящимся в таком же положении. Они принимают на себя взаимные обязательства и работают на общую пользу. Но это общение совсем не общение любви, не нравственный союз; эти люди служат другим только потому, что иначе им не получить того, чего они желают себе. Цель их жизни не общество, а свое собственное "я". Правовой строй, т.о. имеет своей задачей сопоставить несколько себелюбий, так чтобы они не мешали друг другу и чтобы каждое из них получало следуемую ему долю... Для государства или моих сограждан не особенно важно, каково мое внутреннее настроение, для них существенно лишь мое внешнее поведение, потому что только это последнее касается их благополучия, выражает мое отношение к ним. Это, конечно, унижает личность, превращая ее в бездушный винт общественной машины, на это же дает человеку такую свободу, или лучше сказать, такой произвол в душевной жизни, какого он не может получить ни при каком другом строе, в особенности в нравственном. Нравственный союз требует соответствия нравственного,-про- никает со своими требованиями и указаниями в самое святилище человеческой совести. Правовой же строй туда не проникает никогда, довольствуясь соблюдением внешних условленных рамок и оставляя человека полным господином внутри себя... Главная опасность этой точки зрения в том, что при ней человек может считать себя как бы в праве не принадлежать Богу всем своим сердцем и помышлением: в правовом союзе такой близости не предполагается и не требуется; там нужно соблюдать только внешние условия союза. Человек может и не любить добра, может оставаться все прежним себялюбцем, он должен только исполнять заповеди, чтобы получить награду. Это как нельзя более благоприятствует тому наемническому, рабскому настроению, которое делает добро только из-за награды, без внутреннего влечения и Уважения к нему. Правда, это состояние подневольного добраделания необходимо переживается всяким подвижником добродетели и не один раз в его земной жизни, но это состояние никогда не должн» возводиться в правило, это только предварительная ступень, цель же нравственного развития в доброделании совершенном, произвольном. Правовая точка зрения тем и грешит, что она это предварительное, подго-

292	Лекция б I

вания немецкого ученого о том, что самое святое, что есть у Бога на земле, это право человека.362 (Если следовать этой логике, то святые угодники — это "правозащитники", последовательные борцы за права человека!).

В этой связи нельзя не согласиться с мнением Н. И. Матузова, который предостерегал от того, чтобы возлагать на право чрезмерные и несбыточные надежды. Право, действительно, не всесильно. "Наивно требовать от него большего, чем оно заведомо может дать, ему необходимо отводить то место и ту роль, которые вытекают из объективных возможностей данного института. Непосильные задачи

товительное состояние освящает в качестве законченного и совершенного. А раз освящено наемническое отношение к воле Божией, этим раскрыта дверь и для всех тех выводов, которые с необходимостью из этого отношения следуют... Вполне естественное учение о взаимопомощи членов церкви превратилось... в совершенно механический зачет поступков одного человека (святого) другому. Неопределенное положение душ умерших и в покаянии, но не принесших плодов достойных покаяния, не утвержденных в добре превратилось в чистилище, где человек платит Богу своими мучениями за совершенные на земле преступления, и еще не оплаченные. Пастырское руководство при исповеди приняло нелепую форму уплаты за грехи и индульгенций — отпущения грехов без нравственного напряжения, без покаяния. Таинства превратились в магические действия opus operatum, в котором скорее нужно телесное участие, чем душевное и т.д...

...Реформация выступила с беспощадным обличением всех подделок католических в жизни и учении ...Протестанты...обратились к самой жизни..., но на жизнь они смотрели с правовой точки зрения... Если Христос заплатил за наши грехи даже более, чем они стоили, зачем еще думать, что нужно самому трудиться для этого удовлетворения?... Что же такое после этого спасение? Оно не более как отпущение грехов или избавление от наказаний за грехи, оправдание...Другими словами, вместо прежней пелагианской правовой точки зрения, отвергнутой и осужденной, протестантство выдвинуло то же начало права, только взяв другую его сторону: отвергнувши заслугу человеческую как недостаточную для умилостивления разгневанного Бога, или, прямее говоря, для того, чтобы обязать Бога даровать мне живот вечный, протестанты все-таки смотрели на вечную жизнь, как на условленную плату, которую Бог "должен" выдать человеку, только обязующим "третьим" для протестантов служит не собственная заслуга человека, а заслуга Христа" (Страгородский Сергий, архиеп. Православное учение о спасении. М., 1991. С. 15-26).

См.: Алексеев С.С. Право на пороге нового тысячелетия. С. 254. С.С. Алексеев, не будучи адептом христианства, тем не менее, невольно является одним из наиболее известных и последовательных российских пропагандистов философско-правовых идей протестантизма и вообще западничества. Судьбу человечества он связывает с "правом цивилизованных народов" (т. е. западным правом), которое только и дает ему основания для оптимизма. При этом "право цивилизованных народов" — это и есть "право человека".

Правосознание: онтологический

и

социокультурный ракурсы

279

могут только скомпрометировать право. Поэтому его нельзя возводить в абсолют".363

Правовой нигилизм представляет собой крайность иного рода. "Нигилизм" в переводе означает отрицание.364 Соответственно правовой нигилизм представляет собой теорию и практику отрицания права как позитивно-ценностного явления. В своем теоретическом дискурсе правовой нигилизм опирается на определенное правопонимание, при котором право ассоциируется с насилием, с государственным принуждением, с произволом власти. Право в этом случае предстает отрицательной ценностью, и поэтому его неприятие объявляется естественным и нравственно необходимым (позиция Льва Толстого). То, что реальное, исторически действующее право может давать поводы к такого рода выводам, достаточно очевидно. Но также достаточно очевидно, что экстраполировать на этом основании сделанные выводы о конкретно-исторических формах права как о сплошном зле на все право в целом — совершенно неверно. Лучшее средство от такого теоретизированного нигилизма — отбросив в сторону идеологические клише, постараться взглянуть на право непредвзято и убедиться в том, что право таково, каким его видит общество и каким оно его создает.

Особый интерес представляет проблема правового нигилизма применительно к российской правовой культуре. Действительно, российская правовая действительность дает достаточно поводов, чтобы увидеть в ней подчас и неуважение к закону, и пренебрежительное отношение к праву. Но, строго говоря, это свидетельствует не столько о правовом нигилизме (отрицании ценностного значения права), сколько о своеобразном "инструментальном" подходе к нему, т. е. понимании его как ценности относительной, как одного из многих средств для достижения каких-либо утилитарных целей, выше которых всегда находится идеал нравственного блага —

363	Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права. Курс лекций.
М., 1997. С.611.
364	«

Слово нигилизм", по свидетельству М. Хайдеггера, вошло в оборот через Тургенева "как обозначение того воззрения, что действительно существует только сущее, Доступное чувственному восприятию, т. е. собственному опыту, и кроме него ничего. Тем самым отрицается все, что оЛювано на традиции, власти и каком-либо ином авторитете" (Хайдеггер М. Европейский нигилизм. Пять главных рубрик в мысли Ницше "Хайдеггер М. Время и бытие. М., 1993. С. 63).

293	Лекция б I

вания немецкого ученого о том, что самое святое, что есть у Бога на земле, это право человека.362 (Если следовать этой логике, то святые угодники — это "правозащитники", последовательные борцы за права человека!).

В этой связи нельзя не согласиться с мнением Н. И. Матузова, который предостерегал от того, чтобы возлагать на право чрезмерные и несбыточные надежды. Право, действительно, не всесильно. "Наивно требовать от него большего, чем оно заведомо может дать, ему необходимо отводить то место и ту роль, которые вытекают из объективных возможностей данного института. Непосильные задачи

товительное состояние освящает в качестве законченного и совершенного. А раз освящено наемническое отношение к воле Божией, этим раскрыта дверь и для всех тех выводов, которые с необходимостью из этого отношения следуют... Вполне естественное учение о взаимопомощи членов церкви превратилось... в совершенно механический зачет поступков одного человека (святого) другому. Неопределенное положение душ умерших и в покаянии, но не принесших плодов достойных покаяния, не утвержденных в добре превратилось в чистилище, где человек платит Богу своими мучениями за совершенные на земле преступления, и еще не оплаченные. Пастырское руководство при исповеди приняло нелепую форму уплаты за грехи и индульгенций — отпущения грехов без нравственного напряжения, без покаяния. Таинства превратились в магические действия opus operatum, в котором скорее нужно телесное участие, чем душевное и т.д...

...Реформация выступила с беспощадным обличением всех подделок католических в жизни и учении ...Протестанты...обратились к самой жизни..., но на жизнь они смотрели с правовой точки зрения... Если Христос заплатил за наши грехи даже более, чем они стоили, зачем еще думать, что нужно самому трудиться для этого удовлетворения?... Что же такое после этого спасение? Оно не более как отпущение грехов или избавление от наказаний за грехи, оправдание...Другими словами, вместо прежней пелагианской правовой точки зрения, отвергнутой и осужденной, протестантство выдвинуло то же начало права, только взяв другую его сторону: отвергнувши заслугу человеческую как недостаточную для умилостивления разгневанного Бога, или, прямее говоря, для того, чтобы обязать Бога даровать мне живот вечный, протестанты все-таки смотрели на вечную жизнь, как на условленную плату, которую Бог "должен" выдать человеку, только обязующим "третьим" для протестантов служит не собственная заслуга человека, а заслуга Христа" (Страгородский Сергий, архиеп. Православное учение о спасении. М., 1991. С. 15-26).

См.: Алексеев С.С. Право на пороге нового тысячелетия. С. 254. С.С. Алексеев, не будучи адептом христианства, тем не менее, невольно является одним из наиболее известных и последовательных российских пропагандистов философско-правовых идей протестантизма и вообще западничества. Судьбу человечества он связывает с "правом цивилизованных народов" (т. е. западным правом), которое только и дает ему основания для оптимизма. При этом "право цивилизованных народов" — это и есть "право человека".

279

Правосознание: онтологический и социокультурный ракурсы

могут только скомпрометировать право. Поэтому его нельзя возводить в абсолют".363

Правовой нигилизм представляет собой крайность иного рода. "Нигилизм" в переводе означает отрицание.364 Соответственно правовой нигилизм представляет собой теорию и практику отрицания права как позитивно-ценностного явления. В своем теоретическом дискурсе правовой нигилизм опирается на определенное правопонимание, при котором право ассоциируется с насилием, с государственным принуждением, с произволом власти. Право в этом случае предстает отрицательной ценностью, и поэтому его неприятие объявляется естественным и нравственно необходимым (позиция Льва Толстого). То, что реальное, исторически действующее право может давать поводы к такого рода выводам, достаточно очевидно. Но также достаточно очевидно, что экстраполировать на этом основании сделанные выводы о конкретно-исторических формах права как о сплошном зле на все право в целом — совершенно неверно. Лучшее средство от такого теоретизированного нигилизма — отбросив в сторону идеологические клише, постараться взглянуть на право непредвзято и убедиться в том, что право таково, каким его видит общество и каким оно его создает.

Особый интерес представляет проблема правового нигилизма применительно к российской правовой культуре. Действительно, российская правовая действительность дает достаточно поводов, чтобы увидеть в ней подчас и неуважение к закону, и пренебрежительное отношение к праву. Но, строго говоря, это свидетельствует не столько о правовом нигилизме (отрицании ценностного значения права), сколько о своеобразном "инструментальном" подходе к нему, т. е. понимании его как ценности относительной, как одного из многих средств для достижения каких-либо утилитарных целей, выше которых всегда находится идеал нравственного блага —

363	Матузов Н.И., Малько А.В. Теория государства и права. Курс лекций.
М„ 1997. С.611.
364	~
	Слово нигилизм", по свидетельству М. Хайдеггера, вошло в оборот через Турге-

нева "как обозначение того воззрения, что действительно существует только сущее, Доступное чувственному восприятию, т. е. собственному опыту, и кроме него ничего. Тем самым отрицается все, что оЛовано на традиции, власти и каком-либо ином авторитете" (Хайдеггер М. Европейский нигилизм. Пять главных рубрик в мысли Ницше "Хайдеггер М. Время и бытие. М„ 1993. С. 63).

294	Лекция б I

"правды". Поэтому хотя российское общественное правосознание существенно отличается от западного, характеризовать его как исключительно нигилистическое было бы неверно.365

Только в послепетровскую эпоху возникли определенные предпосылки для постепенного формирования нигилистического духа в среде русской интеллигенции, ярко проявившегося лишь в 60-е годы XIX в. По-видимому, следует согласиться с Н.А. Бердяевым в том, что русский нигилизм представлял собой своеобразный религиозный феномен. "Возник он на духовной почве православия, он мог возникнуть лишь в душе, получившей православную формацию. Это есть вывернутая наизнан-

365 Интересно в этом отношении свидетельство А. Валицкого, который, характеризуя творчество С.И. Гессена, отмечал, что со временем Гессен склонился к мнению, что знаменитое русское неприятие права "и в самом деле нередко добродетельно, что оно является чем-то вроде нравственного максимализма, столь превозносимого (и не без основания) русскими мыслителями и левого (как Герцен), и правого (славянофилы) толка. Аргументация Гессена была такова: конечно, русские "правовые нигилисты" страдали односторонностью, но были при этом не так уж и не правы. Они видели только одну функцию права — в социальном аспекте бытия человека — и заблуждались, отрицая высший уровень человеческого существования. Однако их утверждения, что социальная сторона права имеет и весьма непривлекательные черты, были не лишены оснований. Русские анархисты справедливо считали, что свобода, ограниченная правом, не может быть отождествлена со свободой как таковой; народники верно доказывали, что равенство перед законом или даже конституционная свобода не в состоянии решить наболевших социальных вопросов; и те и другие правомерно считали право инструментом угнетения и эскплуатации. И столь же правы были русские религиозные мыслители — славянофилы, Толстой и Достоевский — которых отталкивали умозрительная холодность и формализм права и которые провозгласили бесконечное превосходство над ними христианского идеала любви. Так, Гессен писал в своей поздней работе об античных и христианских добродетелях: "Но такое стремление к праву и борьба за него — это лишь слабый отблеск того бессмертного нравственного творчества, которому свойственно чувство подлинной любви к ближнему"...

В последние годы жизни Гессен напряженно работал над разработкой общей теории права...Это была попытка разрешения полемики вокруг проблемы права в русской общественной мысли, ее можно считать пробой интеллектуального примирения двух основных точек зрения на право, которые находили порой столь сильное выражение в истории русской мысли: это точка зрения, что право имеет достаточно ограниченное значение, поддерживавшаяся между прочим анархистами, провозглашавшими право злом, и тот взгляд, что право абсолютно необходимо для нормального развития и жизни общества, провозглашенного и смело защищавшегося либеральным меньшинством.

Значение правовой философии Гёссена может быть точно выражено словами: оправдание права. Ведь право имеет и иной облик, обращенный в мир объективных универсальных ценностей, оно обеспечивает необходимую связь социального плана бытия человека, со всеми присущими ему противоречиями, с высшей духовной сферой; право не может заменить культурных и нравственных ценностей, но без него нельзя обойтись, создавая необходимые условия для их торжества" (Валицкий А. Сергей Гессен: философ в изгнании // С И. Гессен. Избранные сочинения. М„ 1999. С. 26-27).

Правосознание: онтологический

и социокультурный ракурсы

279

ку православная аскеза, безблагодатная аскеза. В основе русского нигилизма, взятого в чистоте и глубине, лежит православное мироотрицание, ощущение мира лежащим во зле, признание греховности всякого богатства и роскоши жизни, всякого творческого избытка в искусстве, в мысли. Подобный православной аскетике нигилизм был индивидуалистическим движением, и также был направлен против творческой полноты и богатства жизни человеческой индивидуальности. Нигилизм считает греховной роскошью не только искусство, метафизику, духовные ценности, но и религию. Все силы должны быть отданы на эмансипацию земного человека, эмансипацию трудового народа от непомерных страданий, на создание условий счастливой жизни, на уничтожение суеверий и предрассудков, условных норм и возвышенных идей, порабощающих человека и мешающих его счастью... Русский нигилизм был уходом из мира, лежащего во зле, разрывом с семьей и со всяким установившимся бытом. Русские легче шли на этот разрыв, чем западные люди. Греховными почитались государство, право, традиционная мораль, ибо они оправдывали порабощение человека и народа".366

Теоретический нигилизм в современных правовых воззрениях, пожалуй, наиболее ярко в российской литературе проявляется в трудах А. Дугина. Например, в своей интересной вступительной статье к книге Н.Н. Алексеева "Народ и государство" (М., 1998) Дугин анализирует философско-правовые основы евразийства, сформулированные в трудах этого мыслителя. При этом он акцентирует внимание принципиальной противоположности западного "правового государства" евразийскому (и иконно русскому) "обязательному государству". Философия евразийцев, по Дугину, базировалась на противопоставлении органицистского, холистского подхода к обществу и подхода механицистского, "атомарного", "индивидуалистического", "контрактного". При этом органицизм (холизм) видит исторические народы, государства и общества как органические сущности, как цельные естественные существа, рождающиеся совместно "из духа и из почвы, из органического сочетания субъектных и объектных аспектов".

Атомарный подход, напротив, рассматривает все социально-исторические образования — этносы, государства, классы — как следствие произвольного объединения в группы отдельных атомарных личностей, индивидуумов, которое фиксируется в каких-либо формах "контракта", "договора". При этом неделимым, "константным" является только индивидуум, а все остальные образования в конечном счете являются историческим произволом и не обладают никакой самостоятельной онтологией. В пространственном смысле Дугин прослеживает такую закономерность — органицизм (холизм) характерен для Востока, индивидуализм — для Запада. Исследование западной юридической мысли, как полагает Дугин, привело Алексеева к мысли, что само понятие права уже изначально связано с механицистской индивидуалистической доктриной. "Право" описывает сферу свободы индивидуума относительно иных реальностей — других индивидуумов, собственности, природных и культурных сред, социальных институтов и т. д. Иными словами, право исходит из предпосылки "автономности", "суверенности" индивидуума, его самодостаточности и законченности перед лицом иных пластов бытия. Отсюда Руссо

366 Бердяев Н.А. Истоки и смысл русского коммунизма. М., 1990. С.37-39.